Текст книги "В глухом углу"

Автор книги: Сергей Снегов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

5

День, когда Суворина улетала в Красноярск, выпал ясный и тихий. Мороз держался около сорока, торжественная тишина простиралась в лесу, только снег скрипел под валенками. Над тайгой выглянуло солнце, очень крупное и красное, глаз смотрел на него, не смаргивая. Мрачный буро-зеленый урман, поднимавшийся по уступам высоких берегов, преобразился – он отблескивал красноватым закатным сиянием, хотя время шло к полудню, даже снег переливался фиолетовыми и розовыми цветами. Суворина с сыном стояла у зимнего аэропорта, деревянного сарая, возведенного на льду реки. Она залюбовалась солнцем, снегом и тайгой.

– Как хорошо! – сказала она грустно. – Я буду вспоминать эти дни, как волшебство. Игорек, ты даже понять не можешь, каким воздухом дышишь, какими красками любуешься!

Игорь промолчал. Он мог бы рассказать и другое о здешнем воздухе, тот иногда мчался со скоростью легковой машины, а краски леса, берегов и неба неделями представляли вариацию одного черного цвета. Но не следовало портить расставания, пусть мама сохранит хорошее воспоминание, ей легче будет в Москве.

– Мороз, а не холодно! – восхищалась Суворина. – Мы в Москве дрожим и кутаемся, когда холода подбираются к двадцати. Боже, как все здесь непохоже на наше!

– Это потому, что суше и нет ветра, – прозаически уточнил Игорь. Он всегда испытывал неловкость, когда мать восторженно говорила. – Сухие морозы переносятся легко.

– Для меня они сохранятся живительными морозами, – ответила мать. – Такая великолепная зима не угнетает, а бодрит!

Самолет, переваливаясь на буграх снеговой дорожки, подрулил к аэропорту. Суворина была единственным пассажиром, остальные места заполняли ящики с пробами руды. Отойди от сына, Суворина дала волю слезам – Игорь видел в окошке самолета ее плачущее лицо. Он кричал: «До свидания!», пока моторы не заглушили его голоса. Тогда он стал махать платком. Мать уже давно не могла видеть Игоря, а он все размахивал платком. Самолет черной стрелкой врезался в пылавшую южную часть неба – солнце пропало за береговым гребнем, но еще сиял его ярко-синий шлейф.

Игорь, не торопясь, возвращался по реке к поселку. Дороги было километров пять, и пока он добрался до дебаркадера, стемнело. По улице бежал Виталий, размахивая письмом.

– Ура! – закричал он. – Все в порядке, Игорь! Предки раскошеливаются. Теперь я заполню последние вопросы автобиографии: «Ваш любимый город? – Рудный. Ваша любимая песенка? – Прощай, любимый город!»

Игорь не понял восторга Виталия. Тот объяснил, что давно взлелеял волчью думку – бежать из этого героического таежно-комариного рая на прозаические московские бульвары, дело было, за стариками – пришлют или не пришлют обязательные две тысячи, чтобы расплатиться с бухгалтерией и купить обратные билеты. Родители пишут, что кое-что продадут, возьмут ссуду в кассе взаимопомощи – и в общем в начале февраля жди запрошенной суммы.

– Нет, каковы старики! – ликовал Виталий. – Потрясающий народ! Всегда войдут в положение!

Игоря поразило и расстроило, что заодно с Виталием Светлана и Леша. Виталий с жалостью посмотрел на него.

– Сосунок! Какая разница, где строить четырехэтажные дома, здесь или в Москве? Стоило ради этого ехать за пять тысяч километров? Разве об этом мы думали, когда отправлялись в тайгу?

Про себя Игорь должен был согласиться, что и ему новая жизнь мечталась другой, чем получилась. Признать это вслух он не мог. Виталий, оставив его, разыскал Лешу и пошел с ним к Светлане. Леша был раздосадован, Светлана огорчена – они еще не получили ответа от родителей. Для верности Леша поставил Виталию условие: одному не уезжать.

– Разумеется, – пообещал Виталий. – Поедем вместе. Тем более, что и денег пока нет, одно согласие выслать. Не сомневаюсь, что и ваши старики скоро отзовутся.

Игоря так взволновало дезертирство Виталия, что он в тот же вечер рассказал все Васе. Вася слушал, опустив голову. Он не возмутился и не закипел, как было бы еще недавно при таком известии. Игорю иногда, казалось, что Вася теряет интерес к окружающему. Мир затихал, как море после урагана, валы еще бились в берега, но это был прибой, а не буря. Вася уже не вскакивал среди ночи к репродуктору, чтобы поймать чрезвычайную передачу, ловить было нечего. Интервенты убрались из Египта, поджав хвост, в других местах тоже установилось спокойствие, надо было успокоиться и Васе. Он не успокоился, а погас. Он сжился с мыслью, что пришел конец их размеренному существованию и надо менять кайло на автомат. Возвратиться в однообразие серых дней было нелегко. Игорь догадывался, что Вася теряет уверенность в себе, все шло не так, как желалось и надеялось. Когда Вася заговорил, оказалось, что он не верит и в товарищей.

– Ты думаешь, я не знал, что Лешка со Светланой замышляют побег? – спросил он хмуро. – Очень даже знал, они не скрывались. Помочь им уже нельзя.

– Надо помочь! – настаивал Игорь. – Что мы за друзья, если бросим товарищей в беде?

Вася махнул рукой. Никакой беды нет, не беда, а трусость. Трусов не перевоспитать, в спокойное время они клянутся в героизме, а при тревоге накладывают в штаны. Обыкновенное явление, чему удивляться! Виталий – пихлюй, это установлено с научной строгостью. А Леша по уши втюрился в Светлану. Рвануть его за обе руки от нее теперь поздно. Единственный способ удержать всех трех в поселке – отговорить Светлану. Еще не родился тот уговорщик, который воздействует на Светлану. Она для того и надумала это бегство, чтобы утащить своего Лешу в мещанское семейное гнездышко. Светлана – хищница, только дурак этого не видит. Она бежит не от трудностей, а потому что добилась того, ради чего ехала. И ты хочешь ее уговаривать!

– Если Светлану нельзя уговорить, ее можно пристыдить, – сказал Игорь. – Попросим Мишу вмешаться.

– Миша не вмешается.

– Почему?

– Потому. Понимать надо, Игорь. Никакого события нет.

– Как нет? А то, что трое надумали сбежать?..

– Это не событие, а намерение. Намерение штука неопределенная, их прижмут, они отрекутся – не думали, не гадали удирать. А придут деньги – умотают, как миленькие, за хвост не успеешь схватить.

– Я все же посоветуюсь с Мишей.

– Твое дело. Добра не выйдет, гарантирую. Я тоже советовался с Мишей – о тебе, помнишь? Что получилось, сам знаешь. Миша работает по графику, у него мероприятия. А такого пункта – перековывать души возможных дезертиров – в плане нет, зачем же тратить силы? Он же не скажет: «Мы в этом месяце снизили на сорок три процента упадок веры, уныние и трусость». Он ищет результатов, ощутимых, как бревно, психология в эту колонку не влезает.

– Откуда у тебя этот черный взгляд? – не удержался Игорь. – Раньше ты смотрел на людей по-другому!

Вася грустно улыбнулся. Раньше он не знал людей. Он воображал их, а не понимал. Теперь он присмотрелся и видит, что люди иные, чем он о них думал. Он считает, что Семен да Игорь – единственные хорошие парни среди них, а остальные – так себе человеки.

– Интересно, как ты к себе относишься?

– Тоже человек так себе. На большие дела, видимо, я не способен. Конечно, я не убегу. Но и героем не стану, это определенно. Приходится считаться с беспощадной действительностью.

Он мрачно закончил:

– Вот так, Игорь. Коллектив наш разваливается. Предсказываю, что за пихлюем Виталием и слюнтяем Лешкой потянутся многие другие.

6

Две первые недели января стояла ясная погода, морозы крепчали. Солнце все выше поднималось над тайгой, день светлел и расширялся, ночь отступала. Леша тоже получил письмо от родителей, деньги ему выслали. Один отец Светланы отмалчивался. Светлана раздражалась, когда Леша ее утешал.

От огорчения она даже в кино не ходила. С Лешей они теперь расставались только для сна – ели вместе, работали вместе, вместе коротали долгие вечера. Светлана выбрала для вечерних встреч ту самую прихожую перед сушилкой, где они объяснились, остальные места были заказаны – в комнате неудобно, в клубе – людно, на улице – морозно. Здесь было темно, прохладно и пустынно, мимо них изредка проходили, кто на двор, кто со двора, никто не задерживался. Леша бормотал, что ему совестно торчать на глазах, вроде, как столб – каждый проходящий толкнет ногой. Ей не было совестно, ничего зазорного они не делают, стоят и все. Он робко предлагал побродить, побегать, посидеть – она сердилась.

Она продолжала пилить его, он смягчался и просил прощения. Улучив минутку, она целовала его. Так проходили их встречи, то она раздражалась, а он извинялся, то он молчал, а она прощала его. Иногда они вдвоем молчали, глядя друг на друга, это были неплохие минутки, они захватывали больше разговора. Молчание было не пустое, а наполненное до краев, особое молчание, заколдованное немотой время, вдруг утратившее все свои события, звуки и предметы и превратившееся полностью в ощущение, что ты не один. Никогда в другое время, даже обнявшись, они не были так близки, как здесь, прислонившись к стене, безмолвные, разделенные коридорным проходом. Слово расковывало молчание, оно от вторжения слова становилось обыденным из очарованного, близость душ превращалась в беседу умов. Но, и слово говорило о молчании.

– Хоть бы что сказал! – требовала Светлана, вдруг словно пробудившись. – Ужас просто, немой, как пень!

– Да и ты ничего не говоришь!

– Мало, что я! А ты что-нибудь расскажи, а то я уйду. Интерес мне целый вечер промолчать!

– Хорошо, буду говорить, – говорил Леша и опять впадал в молчание.

А потом подходила пора расставаться, и они раз десять то подходили к дверям своих комнат, то возвращались обратно в прихожую.

– Ну, чего ты от меня хочешь? – спрашивала Светлана. – Зачем ты позвал меня назад?

– Да я, знаешь… хотел спросить, завтра в столовую пойдем вместе?

– Ну, конечно! Это можно было спросить и в коридоре. Ты подождешь меня. Только не торчи у нашей двери, это неудобно.

– Не буду. Покойной ночи!

– Покойной ночи!

Они снова уходили к своим комнатам. На этот раз Светлана возвращала Лешу в прихожую.

– Слушай, почему ты спрашивал насчет столовой? Может, ты не хочешь идти со мной завтракать?

– Нет, что ты! – уверял Леша. – Я для уточнения.

– Нет, скажи, что у тебя на уме? Ничего не скрывай!

– Светочка, ну честное слово!.. Просто спросил…

– А я не верю, – говорила она, чуть не плача от того, что все гладко и нет повода задержаться в прихожей. – Ты что-то думал.

– Вот еще, буду я думать! Ничего не думал.

– Хорошо, на этот раз я поверю. Только у меня сомнения…

– Не сомневайся, Света, неужели я тебя обманывал? Завтра, как штык, на этом месте.

– Не на этом, а у самого входа. Сколько тебе надо говорить, что здесь неудобно!

Они, наконец, расставались и торопились заснуть, чтоб скорее встретиться на другое утро.

В середине января над поселком разразилась сильная пурга.

Обычно метеобюро строительства заранее оповещало о приближении снежных бурь, но эту проглядели. Сперва повалил снег, потом с запада ринулся ветер. Скорость его нарастала с каждым часом. Утром, когда дневная смена собиралась на работу, было метров двенадцать в секунду, а уже через час радио с опозданием передало, что наружные работы отменяются, так как на дворе бушует десятибалльный ураган. Рев, грохот и свист наполнили тьму, стены бараков содрогались под давлением ветра.

Леша замерз в прихожей, дожидаясь Светланы. Из комнаты девушек никто не показывался, хотя кругом шумели, а на шум всегда выходила Надя. Леша набрался смелости и постучал, ему не ответили. Ругая себя, что не встал раньше, он собрался побежать в столовую, но его перехватил Вася.

– Не торопись, – сказал Вася. – Девчата уже позавтракали. Надя сегодня увела их раньше.

Вася понемногу примирился с дружбой Светланы и Леши, как с неизбежным злом.

– Я на участок, – сказал он. – Работы не будет, но посмотреть надо, как там. Ты в столовую?

– Да нет, пока не хочется. Я останусь здесь.

Леша ходил по коридору, выглядывал наружу, ожидая девушек. Ни они, ни Игорь с ночной смены не показывались. Метеобюро передало, что во всем их районе, от полярного круга до Лары, бушует циклон. Новоселам советовали запастись терпением и пищей, дневальным – водой и дровами. Леша поеживался – пурга гремела о себе за стеной громче, чем репродукторы. Девушки все не шли. Леша заглянул к соседям, Семена и Георгия не было, Виталий и Саша, радуясь безделью, валялись по кроватям. Ради отдыха они отказались даже от завтрака – в обед можно будет добрать. Леша поделился опасениями – не случилось ли чего с девчатами? Саша зевнул, Виталий потянулся.

– Что с ними сделается? Вернулись в столовую или отсиживаются в клубе.

Леше захотелось проверить, так ли это. Виталий объявил, что даже подъемный кран его не вытащит наружу. Саша поддержал Виталия. Леша обругал их байбаками и возвратился к себе. Он лег на кровать и взял книжку. Книжка попалась странная. Вчера ее хотелось дочитать, да не было времени, сегодня времени хватало, но она казалась неинтересной. Репродуктор сообщил, что в одиночку ходить по поселку опасно, и замолчал – очевидно, ветер повалил столб. Леша прислушался – буря гремела так мощно, что ему стало страшно. Его мучило одиночество. Он с тоской подумал о Виталии и Саше – не пойти ли к ним поиграть в шашки? Он стал торопливо одеваться: решил пойти на розыски девушек.

Трудно было открыть дверь наружу, все остальное совершилось легко: ветер огрел Лешу, словно метлой, и погнал вперед. Леша несся, думая лишь о том, чтоб не упасть, и уже через две минуты ввалился в вестибюль столовой. Он задыхался, шарф его был нашпигован снегом, обожженное лицо горело. Не раздеваясь, он побежал в зал. Все столики были заняты, кто ел, кто отдыхал, кто подремывал после завтрака. Девушек не было. Леша позвонил в комитет комсомола. Миша сообщил, что Вася повстречал девушек на улице, им показалось, будто буря утихает, и они пошли на участок. До площадки они добрались, это точно известно, а теперь отсиживаются в одном из строящихся домов. Из прорабской передали, что несчастных случаев нет, ночные смены остались на местах и пережидают пургу. Под вечер им отправят машину со съестным.

– А почему не сейчас, Муха?

Миша объяснил, что обычная машина, без специальных утеплений, не доберется на участки. Нужно обслужить и рудник, и электростанцию – везде задержались люди. Раньше вечера машины не подготовят.

– На охоту собрались, значит, собак кормить! – сказал Леша. – Почему это – раз начальство, так всегда непредусмотрительность!

Он натянул шарф на лицо и отправился обратно. Ветер теперь гнал назад. Леша продирался вдоль бараков, хватался за отвердевшие снеговые наносы у стен. Труднее всего было перебегать от барака к бараку. Леша сгибался, как гонщик на велосипеде, пробивал головой ветер, но иногда буря швыряла его обратно на оставленные снеговые горки. В бараке он прежде всего кинулся к бачку с водой. Он устал и вспотел, над ним поднималось облачко пара.

Леша сбросил полушубок и повалился на кровать поверх одеяла. В обычные дни ему хотелось спать даже на работе, сейчас сон не шел. Леша уже не беспокоился о девушках. Ничего с ними не случится, дом покрыт крышей, перегородки и полы выведены – отсиживаются в одной из комнат. Он думал о себе. С ним выходило нехорошо. Между девушками, конечно, болтовня – оставшимся дома достается. Светлана не простит, что он отлеживается в теплой постели, когда они дрожат в нетопленной комнате с неоштукатуренными стенами, она ведь мерзлячка. Он думал также о машине со съестным. Машину обещали выпустить за ворота лишь к вечеру, еще неизвестно, удастся ли ее подготовить, а если и подготовят, то раньше поедут на рудник. На стройучасток доберутся к полночи, может, к утру. Светлана обязательно скажет: «У тебя, разумеется, все было – и хлеб, и консервы, и чай!..»

Леша опять направился к соседям. Саша похрапывал на всю комнату, Виталий зашивал носок. Георгий, возвратившись из столовой, читал книгу.

– Ребята, – сказал Леша. – Нельзя же, девчата без нас попадут в беду!

Виталий высмеял его. А что может случиться с девчатами? Сидят в закрытой комнатушке и точат лясы. И вообще строгое распоряжение: наружу не выходить, разве он не слыхал?

Георгий поинтересовался:

– Кто там у вас застрял?

– Все! – сказал Леша. – Все до одной наши девчата. Вся комната.

Георгий отбросил книгу.

– Собирайся, Вик. Посмотрим, так ли сильна пурга, как она ревет.

– И не подумаю, – ответил Виталий. – Только дураки показывают в такую погоду нос на двор.

– Боюсь, придется тебе стать дураком, Вик. Что это за слова – хочу? подумаю? Теперь ты должен хотеть одного – как бы мне угодить!

Леша не понял их спора. Виталий больше не сопротивлялся. Он хмуро достал полушубок. Георгий вытащил из четырех тумбочек сахар, консервы, колбасу, соленую рыбу.

– Надеюсь, Семен не обидится, если я притащу его припасы? Жаль, хлеба маловато.

– Хлеб у нас есть, – сказал Леша. – Сейчас приволоку.

Когда они остались одни, Виталий злобно упрекнул Георгия:

– Меня приневоливаешь, а Сашку своего жалеешь! Разбуди, пусть идет с нами!

Георгий с сомнением посмотрел на спящего брата:

– Не жалею, а не очень ценю, ты неточно выражаешься, Вик. Он не годится для таких походов, а с тобой я хоть зимой в воду!

Леша принес хлеба, по дороге выпросил у дневального картошки, у него же прихватил мешочек с углем. Лицо Леши прикрывал шерстяной шарф, глаза еле выглядывали в узкую щелочку. Георгий лица не закутал, зато три раза обернул шарф вокруг шеи и подбородка. У Виталия не было шарфа, он застегнул на крючки высокий воротник полушубка, в нем утопала вся голова с шапкой. Леша понес уголь, Георгий – хлеб и остальные припасы, Виталию досталась картошка, он напихал ее в карманы – освободить руки.

Буря значительно усилилась. Ветер уже не грохотал, а свистел громадным свистом, хлеставшим по нервам. Виталий покатился по снегу, едва выбрались наружу. Георгий схватил его за полушубок и тоже свалился. На помощь им заторопился Леша – вместе они кое-как поднялись. От барака до шоссе было сто метров, на этом коротком участке Виталий падал трижды. Один раз на него налетел шедший сзади Георгий, потом Виталий, подгоняемый бурей, натолкнулся на Лешу и потащил его за собой в снег. Леша, покачнувшись, ударил Виталия угольным мешком по виску. Окружающая беловатая тьма метели вспыхнула розовыми и синими искрами. Виталий понял, что погибает, ослабевшие ноги расползлись в стороны. На нем лежал Леша, их обоих схватил Георгий – Виталий с отчаянием в душе приподнялся. Он крикнул, что надо передохнуть, иначе не дойдет. Ветер заглушил его крик, он сам не услышал своего голоса.

На укатанной автомобильной дороге стало легче. Можно было идти не гуськом, а в шеренгу. Виталия поддерживали Леша с Георгием, они продвигались в крутящейся белой мгле, как одно шестиногое трехголовое тело. Виталий уже не просил об отдыхе, теперь, когда они обхватились руками, ветер не казался таким непреодолимым. Георгий повернул к сторожке, стоявшей у моста через ручей. Они с усилием отворили дверь и растянулись на полу – в изнеможении молчали, глубоко дышали, успокаивая колотившееся сердце.

– Погодка правильная, – просипел Георгий, первым обретая голос. – Никто не обморозился? Как ты, Вик?

Леша усердно дышал, не отвлекаясь на разговоры. Виталий прошептал:

– Голова гудит от удара, а так терпимо.

Немного отдохнув, Георгий скомандовал:

– По коням! Ледовый поход продолжается.

Семен, сидевший с девушками у костра, разложенного на железном листе, первый различил в грохоте бури посторонние звуки. Он сказал Васе:

– Вроде, голоса…

Вася ответил равнодушно:

– Послышалось. Кто сюда полезет? Вечером машина придет. До вечера далеко.

Дверь распахнулась, и из влетевшего в комнату облака снега и тумана вывалился заросший льдом Виталий. За ним показались Георгий и Леша.

Светлана с восторженным визгом метнулась к Леше. Вера отвернулась, другие девушки захлопотали, помогая раздеться и разгрузиться. Георгий содрал шапку и раскланялся за всех.

– Забежали на огонек! Гуляем, гуляем – надоело. Решили составить вам компанию.

– Не побоялись! – радовалась Светлана. – Это же страх, а не погода! А мы завидовали, что вы отдыхаете в постелях.

– Ну вот еще – в постелях днем! – возразил Леша, счищая с шарфа лед. – А погода – ничего особенного. Вот и Виталия спросите.

– Погода подходящая, – ответил Виталий, протягивая над огнем закоченевшие руки. – Дует в норму. Пустяки!

– Пижоны! – сказала Вера. Георгий стоял к ней спиной. Она разговаривала с Виталием, но метила в него. – Пижоны! – повторила она. – Ради хвастовства поперли, а по дороге душа в пятки убегала. Сколько раз падали?

– Немного падали, – признался Виталий. – Но никакой души, это твердо. Один раз Леша меня стукнул – как конь копытом! Вот тогда думал, не встану.

– Не сердись! – запоздало извинился Леша. – Я поскользнулся на льду.

Девушки складывали принесенную еду на чистую газету. Хлеб стал твердым и побелел, картофелины, извлеченные из шубы Виталия, падали на пол с металлическим звуком. Девушки огорчились, Семен успокоил их.

– Хлеб отойдет, а картошку давайте сюда. – Он возился у костра. – В золе она так выпечется, что не отличите от немороженой. Не надо только ее оттаивать перед тем, как печь.

Георгий подошел к Лене. Если бы не было Веры и она, не глядя, не следила за ним и Леной, разговор у них пошел бы по-иному. Георгий понизил голос, чтоб со стороны даже шутки его казались значительными. Лена с охотой подхватила его тон.

– Как вам понравилась наша передвижная лавочка, Леночка?

– Просто замечательно! – сказала она весело. – Я ужас как голодна! Не ожидала от вас такой отзывчивости.

– Я тоже. И даже не хотел ее. Дома уютнее, чем на урагане. Но ничего не мог поделать. Думал о вас, и неведомая сила толкала меня наружу. Я упирался, но она потащила меня за шиворот. Вы, как ученая в прошлом, не подскажете, как называются эти силы?

– Смотрите, я отвечу вашими же словами, Георгий.

– Слушаю. Какую еще там глупость я сморозил?

Она процитировала улыбаясь:

– От ненависти до любви один шаг, и вы как раз делаете этот шаг.

Он смеялся вместе с ней.

– А вы, оказывается, злопамятная! Насчет вас я ошибся – на любовь ваше поведение не похоже. Насчет же себя знаю – я в любовь не шагну, а прыгну. Я перенесусь в нее, как в иной мир.

– Не сломайте головы при этом прыжке.

– Даже рук не поцарапаю. Разве вы не знаете, что у влюбленных вырастают крылья? Раньше писали, не скрывая: «Он прилетел к ней на крыльях любви!»

Надя пригласила к газете с едой. Газету расстелили подальше от костра, чтоб все могли вокруг разместиться. Получилось тесно, девушки прижимались одна к другой, Игорь сел в сторонку, Вася примостился около него.

Георгий, поднимая печеную картофелину, провозгласил:

– За здоровье сегодняшней пурги, без нее обед бы не удался. Жалко, забыли бутылочку прихватить. В такую погоду спирт даже непьющим показан. В другой раз будем предусмотрительны.

– Другого раза не будет, – возразил Вася. – Сегодня последняя сильная метель. В метеобюро подсчитали, что среднее количество осадков перевыполнено, больше зиме неоткуда брать снега.

– Врут как метеорологи! – Георгию захотелось подразнить Васю. – А почему, собственно, ты здесь? Бригадиров приглашали на заседание.

Вася встревожился: какое заседание, почему? Георгий слыхал по радио, что в конторе совещание, но не разобрал, для чего его созывают.

– Раз за тобой не прислали, значит, твое присутствие необязательно. Я думал, ты побоялся идти в контору. Но если не слыхал, картина другая.

– Если понадобится, я ни в какую пургу не испугаюсь!

– Тогда торопись. Заседание назначено на четыре часа, время есть.

Вася кинулся к шубе. Встревоженные девушки заговорили разом. Лена упрекнула Георгия:

– Зачем вы так шутите? Мне все-таки кажется, вы плохой человек.

– Не плохой, а немного попорченный. Это не смертельно.

– Останься, Вася, – сказал Семен. – Они втроем еле дошли по ветру, а тебе будет дуть в лицо.

Лена снова обратилась к Георгию:

– Вы его завели, вы должны остановить. Он не дойдет один!

– Георгий неторопливо поднялся.

– Если не возражаешь, составим тебе почетный эскорт. Как, мои верные спутники, Вик и Леша?

Светлана закричала, что все заседания – вздор, ходить на них в такую пургу незачем. Леша заколебался, она схватила его за руку.

– Только попробуй уйти! Я побегу за тобой раздетая, так и знай! Вот еще – прогулки на урагане!

Вася молча одевался. Светлана подскочила и к нему, но ее уговоры не подействовали. Она возвратилась в Леше, загораживая его от Васи и Георгия. Георгий спросил Виталия, как он, не боится выйти? Виталий был испуган и растерян, на него со всех сторон смотрели, после удачно проделанного похода не хотелось признаваться в трусости, еще больше не хотелось вылезать на бурю.

– Оставайся, Виталий! – крикнула Светлана – Вот еще – ты в герои! Не слушай никого!

Георгий насмешливо подмигнул Виталию. Виталий обиделся.

– Не вижу, что тут такого? – сказал он, поднимаясь. – Один раз прошли, другой раз пройдем. Не геройство, а нормальная штука.

Удивление во взгляде Георгия порадовало его больше, чем та смесь уважения и осуждения, с какой провожали их девушки, когда они пошли к двери. Он постарался скрыть свою радость. Она была непродолжительна. Едва он ступил за порог, ее сменил страх.

Через два дня Виталий радовался открыто, шумно и несдержанно. Многотиражка «Ленинское племя» поместила отчет о буре. Виталию отвели двенадцать строк, больше, чем кому-либо другому. Это был набор чудесных фраз, великолепное сочетание слов: «Молодой строитель не испугался самой страшной в этом году пурги… Отважно поспешил на выручку товарищей… Два раза пробивался сквозь несущийся стеной ветер… Тридцать метров в секунду при двадцати двух градусах мороза – не предел для смелых душ… Все берите с него пример!» Тут же красовался и сам Виталий – веселая рожа, немыслимо широченный, покатый в плечах пиджак – парень, что надо!

Виталий кинулся добывать газету. Ее издавали не много – на стены и для подшивки. Одну выдали в редакции, как герою, другую пришлось потихоньку выдрать из библиотечной подшивки, третью – разорванную – он утянул со щита. Первую он отослал родителям, вторую приятелю – пусть знают в Москве, каких он добился успехов и как к нему относятся. Третью, разорванную, он хранил в бумажнике и, оставаясь один, с упоением перечитывал.

В это время ему принесли извещение, что на почту прибыли из Москвы две тысячи, выпрошенные для бегства из Рудного.