Текст книги "Двор Тумана и Ярости (ЛП)"

Автор книги: Сара Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

Он снова поднял глаза на меня.

– Попав туда, я смог учуять тебя. Поэтому я последовал за этим запахом и… и там ты и была. Человек – всего лишь человек, которого уводили те ничтожества, желавшие… – он покачал головой. – Я размышлял о том, чтобы убить их прямо там, но они толкнули тебя, и я просто… двинулся вперед. Я начал говорить, не имея ни малейшего понятия о том, чем были мои слова, важно было лишь то, что ты была там, и я прикасался к тебе, и… – он издал тяжелый вздох.

Вот ты где. Я искал тебя.

Его первые слова мне – ни капли лжи, никакой угрозы тем фейри держаться подальше.

Спасибо, что нашли ее для меня.

У меня было смутное ощущение того, что мир ускользал из-под моих ног подобно песку, исчезающему с берега.

– Ты посмотрела на меня, – сказал Рис, – и я знал, что ты не имела понятия, кто я такой. Что я мог видеть твои сны, но мои ты не видела. И ты была лишь… человеком. Ты была такой юной и ранимой, и совсем не заинтересованной во мне, и я знал, что, если задержусь слишком долго, то кто-нибудь может увидеть нас и сообщить об этом ей, и тогда она бы нашла тебя. Поэтому я пошел прочь, размышляя о том, что ты будешь рада избавиться от меня. Но тогда ты окликнула меня, словно не могла отпустить, понимала ты это или нет. И я знал… я знал, что мы каким-то образом вышли на очень опасную тропу. Я знал, что могу никогда с тобой больше не заговорить или увидеться, или даже подумать о тебе снова.

Я не хотел знать причины, по которой ты была в Прифиане; я даже не хотел знать твое имя. Потому что видеть тебя в моих снах было одним, но вживую … Прямо тогда, глубоко внутри я думаю мне было известно, кем ты была. И я не позволял себе признать это, поскольку если и была доля малейшего шанса, что ты мой мейт… Они бы сотворили с тобой невообразимые вещи, Фейра.

По этой же причине я позволил тебе уйти. После того как ты ушла, я сказал себе, что быть может… быть может Котел был милостив, а не жесток, позволив мне увидеться с тобой. Лишь раз. Награда за то, что я вытерпел. И когда ты ушла, я нашел тех троих ублюдков. Я ворвался в их сознания, изменил их жизни, их истории и притащил Амаранте. Я заставил их признаться в участии в заговоре касательно поиска других мятежников той ночью. Я заставил их солгать и заявить, что они ненавидели ее. Я наблюдал за тем, как она их резала, пока они еще были живыми, моля о своей невиновности. Я наслаждался этим – потому что знал, что они хотели сделать с тобой. И знал, что это было ничем в сравнении с тем, что Амаранта сделала бы с тобой, если бы обнаружила.

Я обвила рукой свое горло.

«У меня были свои причины на то, чтобы быть там», – однажды сказал он мне Под Горой.

«Не думай, Фейра, что мне это ничего не стоило.»

Заговорив вновь, Рис продолжал смотреть на стол:

– Я не знал, что ты была с Тамлином. Что ты гостила в Весеннем Дворе. На следующий день после Летнего Солнцестояния Амаранта отправила меня в поместье, потому что я был так удачлив в день Каланмая. Я приготовился к тому, чтобы поиздеваться над ним, возможно затеять драку. Но когда вошел в комнату, и стоявший там запах был мне знаком, хоть и скрыт… А затем я увидел тарелку и почувствовал чары и… Ты была там. Жила в доме второго моего заклятого врага. Ужинала с ним. Источала его запах. Смотрела на него так… словно любила его.

На его сжатых кулаках выступили прожилки.

– И я решил, что должен был припугнуть Тамлина. Я должен был напугать тебя и Люсьена, но по большей части Тамлина. Ведь я видел, как он смотрел на тебя. То, что я сделал в тот день… – его губы были бледными, поджатыми. – Я ворвался в твое сознание и пробыл там достаточно долго, чтобы ты это почувствовала, чтобы это напугало тебя, сделало больно. Я заставил Тамлина умолять – как Амаранта заставила умолять меня, показав ему, каким беспомощным он был, чтобы спасти тебя. И я молился, что моего выступления было достаточно, чтобы заставить его отправить тебя обратно. Обратно в людские земли, подальше от Амаранты. Потому что она собиралась найти тебя. Если бы ты разрушила то проклятье, она бы нашла и убила тебя.

Но я был слишком эгоистичен – я был так глуп и эгоистичен, что не мог уйти, не узнав твоего имени. И ты смотрела на меня, словно я был монстром, поэтому я убедил себя, что это в любом случае не имело значения. Но когда я спросил, ты солгала. Я знал это. Твой разум был в моих руках, и ты презрительной предусмотрительностью солгала мне в лицо. Поэтому я снова ушел от тебя. Меня вырвало, как только я скрылся.

Мои губы дрожали, и я сжала их.

– Я снова проверил дом, чтобы убедиться, что ты ушла. Я пошел с ними в тот день, когда они разгромили поместье – дабы завершить мое выступление. Я сказал Амаранте имя той девушки, подумав, что ты его придумала. Я не знал… Я не знал, что она отправила своих прихвостней за Клэр. Но если бы я признался во лжи… – он тяжело сглотнул. – Когда они привела ее в Подгорье, я пробрался в ее голову. Я забрал ее боль и сказал кричать тогда, когда они этого будут ждать. А они… они творили страшные вещи, а я пытался это исправить, но… Спустя неделю, я не мог более позволять им этого делать. Вредить ей так, как никому другому. Поэтому пока они пытали ее, я вновь проник в ее разум и покончил с этим. Она не почувствовала никакой боли. Она не чувствовала ничего из того, что они делали с ней даже в самом конце. Но… но я все еще вижу ее. Как и моих людей. И тех других, что я убил для Амаранты.

Две слезы покатились по его щекам, стремительные и холодные.

Он не вытер их, когда сказал:

– Я думал, что после того с этим было покончено. После смерти Клэри, Амаранта считала тебя умершей. Ты была в безопасности, как и мои люди, и находилась очень далеко, Тамлин проиграл, поэтому… с этим было покончено. С нами было покончено. Но затем… Я был в конце тронного зала в тот день, когда Аттор привел тебя. Я никогда не знал того ужаса, Фейра, как тогда, когда наблюдал за тем, как ты заключила ту сделку. Противоречивый здравому смыслу, глупый ужас – я не знал тебя. Я даже не знал твоего имени.

Но я подумал о тех руках художницы, цветах, что ты создала. И как бы Амаранта наслаждалась, ломая твои пальцы. Я должен был бы стоять и наблюдать за тем, как Аттор и его дружки избивали тебя. Я был вынужден наблюдать за отвращением и ненавистью на твоем лице, когда ты смотрела на меня, видела, как я угрожал уничтожить разум Люсьена. И тогда – тогда я узнал твое имя. Услышать его… было подобно ответу на вопрос, которым я задавался уже как пять сотен лет.

Прямо там я решил, что буду бороться. И буду драться грязно, и убивать, и пытать и манипулировать, но я был готов сражаться. Если и был человек, способный освободить нас от Амаранты, так это была ты. Я думал… Я думал, что Котел посылал мне те сны, чтобы сказать, что ты будешь той, кто спасет нас. Спасет мой народ.

Поэтому я наблюдал за твоим первым испытанием. Притворяясь – всегда притворяясь тем человеком, которого ты ненавидела. Когда ты ужасно пострадала в схватке со Змеем… Я нашел способ помочь тебе. Шанс бросить вызов Амаранте, посеять семена надежды для тех, кто знал, как прочесть послания, шанс поддерживать тебя в живых, не попадя при этом под подозрения. И шанс отомстить Тамлину… Использовать его против Амаранты, да, но и… отомстить ему за мою мать и сестру и… за тебя. Когда мы заключили ту сделку, ты так меня ненавидела, что я знал, что свою работу я выполнил хорошо.

Мы справились с этим. Я заставил тебя одеться так, чтобы Амаранта ничего не заподозрила, и обязал пить то вино, чтобы ты ничего не запомнила из ночных ужасов, творившихся Под Горой. И за ночь до этого, когда я обнаружил вас двоих в коридоре… Я приревновал. Я позавидовал ему и разозлился, что он использовал единственную возможность остаться незамеченными не для того, чтобы вытащить тебя, а, чтобы быть с тобой, и… Амаранта увидела эту ревность. Она увидела, как я поцеловал тебя, чтобы скрыть доказательства, но она не видела почему. Впервые, она не видела почему. Поэтому той ночью, после того, как ты ушла, я должен был… обслужить ее. Она держала меня дольше чем обычно, пытаясь вытащить ответы из меня. Но я дал ей то, что она хотела услышать: что ты была ничем, что ты была человеческим мусором, что я использовал тебя и выбросил. После всего этого… Я захотел увидеть тебя. В последний раз. Наедине. Я подумал, что расскажу тебе все – но то, кем я стал, то, что ты обо мне думала… Я не осмелился разрушить этот обман.

Но наступило твое финальное испытание и… лишь увидев, как ты истекаешь кровью и кричишь, когда она стала пытать тебя, что-то, что я не мог объяснить, встало на свое место, раскрыло меня. Это сломало меня в последний раз. И когда я поднял нож, чтобы убить ее, я знал… Я знал в тот миг, кем ты была. Я знал, что ты была моим мейтом, и то, что ты была влюблена в другого мужчину и уничтожила себя, чтобы спасти его и что… что мне было плевать на это. Если бы ты умерла, я бы умер с тобой. Я не мог перестать думать и думать об этом, когда ты кричала, когда я пытался убить ее: ты была моим мейтом, моим мейтом, моим мейтом.

Но затем она сломала тебе шею.

Слезы покатились по его лицу.

– И я почувствовал, как ты умерла, – прошептал он.

Слезы текли и по моим щекам.

– И эта прекрасная, волшебная вещь, что вошла в мою жизнь, эта награда Котла… Она ушла. В отчаянии, я потянул за эту связь. Не сделку – сделка была ничем, сделка была словно нитью паутины. Но я ухватился за эту связь между нами и потянул, я заставил тебя задержаться, остаться со мной, потому что если бы мы освободились… Если бы мы смогли освободиться, тогда все семеро из нас были бы там. Мы могли бы вернуть тебя. И мне было плевать, если я и должен был бы проникнуть в их разумы, чтобы сделать это. Я бы заставил их спасти тебя. – Его руки дрожали. – Ты освободила нас с последним вздохом, а моя сила … Я обернул всю свою силу вокруг этой связи. Связи мейтов. Я чувствовал, как ты мерцала там, держась.

Дом. Дом был в конце связи, как я и сказала Костерезу. Не Тамлин, не Весенний Двор, а… Рисанд.

– Таким образом умерла Амаранта, и я проник в сознание каждого Высшего Лорда, убеждая его подойти, предложить искру своей силы. Никто из них не воспротивился. Я думаю, все они были слишком шокированы, чтобы задуматься об отказе. И… я снова должен был наблюдать, как Тамлин держал тебя. Целовал тебя. Я хотел уйти домой в Веларис, но должен был остаться, чтобы убедиться, что все снова встало на свои места, что ты была в порядке. Я ждал сколько мог, а затем потянул за связь. Тогда ты и пришла, чтобы найти меня.

Еще чуть-чуть, и я рассказал бы тебе тогда все, но… ты была такая печальная и уставшая. И ты впервые смотрела на меня так… словно я стоил чего-то. Поэтому я пообещал себе, что в следующий раз, когда увижусь с тобой, я освобожу тебя от сделки. Все потому, что я был слишком эгоистичен, и знал, что, если я освобожу тебя прямо там, он запрет тебя и никогда не позволит увидеть вновь. Когда я почти покинул тебя… Я думаю, превращение в Фэ уже прочно закрепило связь на своем месте. Я знал о ее существовании, но именно тогда она накрыла меня – накрыла меня так сильно, что я запаниковал. Я знал, останься я секундой дольше, я бы наплевал на последствия и забрал тебя с собой. И ты бы возненавидела меня навсегда.

Я приземлился в Ночном Дворе как раз тогда, когда Мор ждала меня, и я был так взбудоражен, в таком… смятении, что рассказал ей обо всем. Я не видел ее пятьдесят лет и моими первыми словами ей были: «Она мой мейт». И на протяжении трех месяцев… на протяжении трех месяцев я пытался убедить себя, что тебе было лучше без меня. Я пытался убедиться себя, что все, что я сделал, заставило тебя возненавидеть меня. Но я чувствовал тебя через связь, через твои открытые ментальные щиты. Я чувствовал твою боль, печаль и одиночество. Я чувствовал, как трудно тебе было укрыться от тьмы Амаранты, так же, как и мне. Я слышал, что ты собиралась выйти за него, и сказал себе, что ты была счастлива. Мне стоило позволить тебе быть счастливой, даже если это убивало меня. Даже если ты и была моим мейтом, ты заслужила это счастье.

В день твоей свадьбы я планировал напиться в хлам с Кассианом, который понятия не имел зачем, но… Но затем я снова почувствовал тебя. Я ощутил твою панику, отчаяние, и услышал, как ты умоляла кого-то – кого-угодно – спасти тебя. Я сорвался. Я рассеялся на свадьбу и едва помнил о том, кем я должен был быть, какую роль я должен был сыграть. Все что я видел – была лишь ты, в твоем дурацком свадебном платье – такая худая. Такая, такая худая и бледная. И мне хотелось убить его за это, но я должен был вытащить тебя. Должен был потребовать исполнения сделки лишь раз, чтобы вызволить тебя, увидеть все ли с тобой в порядке.

Рис взглянул на меня, его глаза были несчастными.

– Меня убивало, Фейра, отправлять тебя назад. Видеть то, как ты чахнешь месяц за месяцем. Меня убивало осознание того, что он делил с тобой постель. Не только потому что ты мой мейт, но потому что я… – он опустил глаза, а затем снова посмотрел на меня. – Я знал… Я знал, что полюбил тебя в тот самый момент, когда поднял нож, чтобы убить Амаранту.

Когда в конце концов ты пришла сюда… Я решил, что не расскажу тебе. Ничего из этого. Я не освободил тебя от сделки, поскольку твоя ненависть была лучше, чем стоящие передо мной альтернативы: что ты ничего бы не чувствовала ко мне, или что ты… ты могла почувствовать нечто подобное, и, если бы я позволил себе полюбить тебя, тебя могли бы отнять у меня. Так же, как и мою семью – так же, как и моих друзей. Поэтому я не рассказал тебе. Я наблюдал за тем, как ты угасала. До того дня… того дня, когда он запер тебя.

Я бы убил его, будь он там. Но я нарушил несколько очень и очень фундаментальных правил, забрав тебя. Амрен сказала, что, если бы я заставил тебя признать, что мы мейты, у нас не было бы никаких неприятностей, но… я не мог заставить тебя принять эту связь. Я также не мог попытаться искусить тебя этой связью. Даже если это и давало Тамлину право начать войну против меня. Ты уже через столько прошла. Я не хотел, чтобы думала, будто все, что я сделал было для того, чтобы завоевать тебя и сохранить свои земли нетронутыми. Но я не мог… не мог перестать быть рядом с тобой, любить и желать тебя. Я все еще не могу.

Он откинулся назад, делая долгий глубокий вдох.

Я медленно повернулась туда, где сейчас кипел суп, и зачерпнула его в миску.

Он наблюдал за каждым моим шагом к столу, за испускающей пар миской в моих руках.

Я остановилась перед ним, смотря на него сверху вниз. И произнесла:

– Ты любишь меня?

Рис кивнул.

И я задумалась, была ли любовь слишком слабым словом того, что он чувствовал, что он сделал для меня. Того, что я чувствовала к нему.

Я поставила миску прямо перед ним.

– Тогда ешь.

Глава 55

Я смотрела, как он доел каждую ложку супа, его взгляд метался то на меня, то на суп.

Когда он закончил есть, то отложил ложку.

– Ты не собираешься ничего сказать? – вымолвил он наконец.

– Я собиралась сказать тебе о своем решении в тот же момент, когда увидела тебя на пороге.

Рис повернулся ко мне.

– А сейчас?

Осознавая каждый свой вдох, каждое движение, я присела к нему на колени. Его ладони нежно обняли мои бедра, а я всматривалась в его лицо.

– А сейчас я хочу, чтобы ты знал, Рисанд, что я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знал, что… – его губы задрожали, и я смахнула слезу, покатившуюся вниз по его щеке. – Я хочу, чтобы ты знал, – прошептала я, – что я была сломлена и все еще исцеляюсь, но каждый кусочек моего сердца принадлежит тебе. И я горжусь, горжусь тем, что я твой мейт.

Его руки обвились вокруг меня, и он прижался лбом к моему плечу, его тело затряслось. Я погладила рукой по его шелковистым волосам.

– Я люблю тебя, – повторила я. Я не осмелилась произнести эти слова в моей голове. – И я вновь вытерпела бы каждую секунду того, что произошло, ради того, чтобы найти тебя. И если начнется война, мы встретим ее. Вместе. Я никому не позволю забрать меня у тебя. И никому не позволю забрать тебя у меня.

Рис поднял голову, его лицо блестело от слез. Он замер, когда я наклонилась, сцеловывая одну слезинку. Затем другую. Так же, как он когда-то сцеловывал мои.

Когда мои губы стали мокрыми и солеными, я отстранилась настолько, чтобы увидеть его глаза.

– Ты мой, – выдохнула я.

Его тело содрогнулось как будто от всхлипа, но его губы нашли мои.

Поцелуй был мягким – нежным. Поцелуй, который он мог бы подарить мне, если бы нам было даровано время и мир, чтобы встретить друг друга в наших разделенных мирах. Чтобы добиваться и ухаживать друг за другом. Я обхватила руками его плечи, раскрывая губы, и его язык скользнул внутрь, лаская мой. Мейт – мой мейт.

Он затвердел подо мной, и я застонала ему в губы.

Этот звук будто спустил Рисанда с цепи, на которой он держал себя, и он подхватил меня плавным движением, укладывая на стол – прямо посреди и поверх красок.

Он углубил поцелуй, и я скрестила ноги вокруг его спины, притягивая его ближе. Он оторвал губы от моего рта и переместился на шею, где провел зубами и языком вниз по моей коже, в то время как его ладони скользнули под мой свитер и двинулись вверх, вверх, пока не накрыли мою грудь. Я выгнулась от этого прикосновения и подняла руки, позволяя ему стянуть с меня свитер одним легким движением.

Рис отстранился, чтобы оглядеть меня, мое тело, обнаженное до пояса. Краска испачкала мои волосы, руки. Но все, о чем я могла думать – был его рот, когда он опустился к моей груди и пососал ее, его язык щелкнул по моему соску.

Я погрузила пальцы в его волосы, а он уперся рукой в стол рядом с моей головой – прямо в палитру с краской. Он низко засмеялся, и я смотрела, затаив дыхание, как он провел этой рукой, рисуя круг вокруг моей груди, потом ниже, ниже, и затем нарисовал стрелку вниз чуть пониже моего пупка.

– Чтобы не забыла, где все закончится, – произнес он.

Я зарычала на него – молчаливый приказ – и он снова засмеялся, находя ртом другую мою грудь. Он потерся бедрами о меня, дразня – дразня меня настолько ужасно, что я ощутила, что просто обязана прикоснуться к нему, просто должна почувствовать больше его. Все мои руки были в краске, но мне было все равно, когда я схватилась за его одежду. Он чуть подвинулся, чтобы позволить мне снять ее, и оружие, и боевая кожа упали на пол, обнажая его прекрасное, татуированное тело, мощные мускулы и крылья, раскрытые над его плечами.

Мой мейт… мой мейт.

Его губы врезались в мои, его голая кожа была такой теплой под моими руками, и я обхватила его лицо, размазывая краску и на нем тоже. Размазывая ее в его волосах, и теперь в них виднелись пряди синего, красного и зеленого цвета. Его руки нашли мою талию, и я приподняла бедра, чтобы помочь ему стянуть с меня носки и леггинсы.

Рис снова отстранился, и я испустила звук протеста – который превратился в возглас, когда он схватил меня за бедра и дернул к краю стола, через ворох красок, кистей и чашек с водой, затем забросил мои ноги к себе на плечи так, чтобы они покоились с двух сторон на этих прекрасных крыльях, и встал на колени передо мной.

Встал на звезды и горы, выведенные чернилами у него на коленях. Он не склонится ни перед кем, и ни перед чем..

Кроме своего мейта. Равного ему.

Первое скользящее движение языка Рисанда заставило меня запылать, словно пожар.

Я хочу, чтобы ты растянулась на столе, словно мой личный пир.

Он одобрительно зарычал в ответ на мой стон, мой вкус, и набросился на меня в полную силу.

Одной рукой прижимая мои бедра к столу, он двигал языком широкими, размашистыми мазками. А когда его язык скользнул внутрь меня, я потянулась, чтобы схватиться за край стола, схватиться за край света, с которого я вот-вот сорвусь.

Он вылизывал и выцеловывал путь к вершине между моих ног. Его пальцы заменили его рот, скользнув внутрь меня, в то время как он посасывал, слегка задевая кожу зубами..

Я без сил свесилась со стола, когда освобождение пронеслось по моему телу, расщепляя сознание на миллион осколков. Он продолжал лизать меня, пальцы все еще двигались во мне.

– Рис, – хрипло произнесла я.

Сейчас. Я хотела его сейчас.

Но он остался стоять на коленях, пируя надо мной, прижимая меня рукой к столу.

Я сорвалась за грань еще раз. И лишь когда я уже тряслась, почти всхлипывая, обмякшая от удовольствия, Рис поднялся с пола.

Он оглядел меня, голую, всю выпачканную в краске так же, как и его лицо и тело, и послал мне медленную, довольную мужскую улыбку.

– Ты моя, – прорычал он и поднял меня на руки.

Я хотела у стены – я хотела, чтобы он просто взял меня у стены, но он отнес меня в комнату, в которой я спала, и уложил меня на постель с пронзающей сердце нежностью.

Абсолютно голая, я смотрела, как он расстегнул пуговицы на своих штанах, выпуская наружу внушительную длину. При виде его у меня пересохло во рту. Я хотела его, хотела чтобы каждый великолепный дюйм его оказался во мне, хотела царапать его тело, пока наши души не будут скованы вместе.

Он не произнес ни слова, нависая надо мной, его крылья были сложены вместе. Он никогда не был с материализованными крыльями в постели с женщиной. Но я была его мейтом. Он сдастся лишь мне одной.

И я хотела прикоснуться к нему.

Я потянулась через его плечо, чтобы погладить мощный изгиб его крыла.

Рис вздрогнул, и я увидела, как его член дернулся.

– Поиграем позже, – выдавил он.

Действительно.

Его рот нашел мой, поцелуй был открытым и глубоким – сражение языков и зубов. Он уложил меня на подушки, и я скрестила ноги вокруг его спины, осторожно избегая крыльев.

Хотя я перестала заботиться об этом, когда он коснулся моего входа. И замер.

– Поиграем позже, – прорычала я ему в рот.

Он засмеялся так, что звук его смеха пронесся вдоль моих костей, и затем Рис скользнул внутрь меня. И внутрь. И внутрь.

Я почти не могла дышать, почти не могла думать о чем-то, кроме того, где наши тела соединялись. Он замер внутри меня, позволяя мне привыкнуть, и я открыла глаза, и увидела, что он глядит на меня.

– Скажи это еще раз, – пробормотал он.

Я поняла, что он имел в виду.

– Ты мой, – выдохнула я.

Рис слегка вышел и медленно скользнул обратно. Так мучительно медленно.

– Ты мой, – произнесла я, задыхаясь.

И снова он вышел, и скользнул внутрь.

– Ты мой.

Еще раз – теперь быстрее и глубже.

И в этот момент я почувствовала это – связь между нами, словно неразрывную цепь, словно яркий, негасимый луч света.

С каждым плавным движением связь разгоралась ярче и сильнее.

– Ты мой, – прошептала я, запуская руки в его волосы, проводя вниз по его спине, крыльям.

Мой друг через множество опасностей.

Мой любимый, исцеливший мою разбитую и измученную душу.

Мой мейт, который ждал меня вопреки всякой надежде, несмотря на все напасти.

Я двигала бедрами в такт с ним. Он целовал меня снова и снова, и наши лица сделались мокрыми.

Каждый дюйм моего тела горел и сжимался, и мой контроль растворился целиком, когда он прошептал:

– Я люблю тебя.

Разрядка прошла через мое тело, и он врывался в меня, жестко и быстро, растягивая мое удовольствие, пока я не почувствовала и увидела, и ощутила запах этой связи между нами, пока наши запахи не слились в одно, и я стала его, и он стал моим, и мы были началом, серединой и концом. Мы были песней, которая лилась с момента, когда зажегся самый первый уголек света в этом мире.

Рис зарычал, достигая пика, врываясь глубоко до конца. Где-то снаружи задрожали горы, и последний укрывавший их снег сорвался сверкающе-белой лавиной, чтобы быть проглоченным ночью, ждущей внизу.

Наступила тишина, прерываемая лишь нашим загнанным дыханием.

Я взяла его измазанное краской лицо в свои цветные ладони и заставила его посмотреть на меня.

Его глаза сияли, словно звезды, которые я нарисовала когда-то давным– давно.

И я улыбнулась Рису, позволяя связи мейтов между нами сиять ясно и ярко.

* * *

Я не знаю, сколько мы так пролежали, лениво касаясь друг друга, словно у нас действительно было все время в мире.

– Я думаю, что влюбился в тебя, – пробормотал Рис, поглаживая пальцем мою руку, – в тот самый миг, когда понял, что ты расщепляла те кости, чтобы сделать ловушку для Мидденгардского Змея. Или, может быть, в тот момент, когда ты парировала мою насмешку в твой адрес. Это так напомнило мне Кассиана. Впервые за десятилетия мне захотелось засмеяться.

– Ты влюбился в меня, – спросила я, обомлев, – потому что я напомнила тебе твоего друга?

Он щелкнул меня по носу.

– Я влюбился в тебя, зазнайка, потому ты была одной из нас – потому, что ты меня не боялась и решила закончить свою эффектную победу, бросив кусок кости в Амаранту, словно копье. Я почувствовал дух Кассиана рядом со мной в тот момент, и мог бы поклясться, что слышал, как он произнес: «Если ты не женишься на ней, ты тупой придурок, то это сделаю я».

Я фыркнула от смеха, проводя вымазанной в краске ладонью по его татуированной груди. Краска, точно.

Мы оба были в ней с ног до головы. Как и кровать.

Рис проследил за моим взглядом и послал мне улыбку, которая точно была дьявольской.

– Как удобно, что ванна достаточно велика, чтобы уместить двоих.

Моя кровь вскипела и я поднялась с кровати, но он был быстрее и подхватил меня на руки. Он был весь забрызган краской, она покрывала его волосы засохшей коркой, а его бедные, прекрасные крылья… были покрыты отпечатками моих ладоней. Полностью обнаженный, он отнес меня в ванну, где вода уже наполнялась сама собой – магия дома выполняла наше желание.

Он спустился по ступенькам в воду, и его выдох удовольствия прошелестел возле моего уха. И я, наверное, сама чуть слышно простонала, когда горячая вода накрыла меня, когда он усадил нас обоих в ванну.

На каменном бортике появилась корзина с мылом и маслами, и я оттолкнулась от Рисанда, чтобы погрузиться глубже в воду. Между нами клубился пар, и Рис взял кусок того мыла, пахнущего сосновой смолой, и протянул его мне вместе с мочалкой.

– Кажется из-за кого-то мои крылья теперь грязные.

Мое лицо запылало, а нутро сжалось. Иллирийские мужчины и их крылья… такие чувствительные.

Я покрутила пальцем, командуя ему повернуться. Он повиновался, раскрывая эти великолепные крылья достаточно, чтобы я могла найти пятна краски. Я намылила мочалку и осторожно, очень осторожно начала смывать с него красный и синий, и фиолетовый цвета.

Свет от свечей танцевал на его бесчисленных, чуть виднеющихся шрамах, почти незаметных, кроме тех мест, где мембрана была более твердой. Он содрогался при каждом моей касании, схватившись руками о кромку ванны. Я заглянула через его плечо, чтобы воочию увидеть доказательство этой чувствительности крыльев, и произнесла:

– По крайней мере, слухи о сопоставлении размаха крыльев с размерами других частей тела не врали.

Мышцы его спины напряглись, когда он засмеялся.

– Такой грязный, бесстыдный рот.

Я представила все места на его теле, куда бы хотела поместить этот рот, и слегка покраснела.

– Я думаю, что была влюблена в тебя уже какое-то время, – сказала я, и мои слова были едва слышны из-за плеска воды, когда я мыла его прекрасные крылья. – Но поняла это на Звездопаде. Или подошла ближе к пониманию, но так испугалась, что не захотела приглядеться ближе. Я была трусихой.

– У тебя были вполне веские причины, чтобы избегать этого.

– Нет, это не так. Может быть, благодаря Тамлину, да. Но это никак не связано с тобой, Рис. Никак не связано. Я никогда не боялась последствий решения быть с тобой. Даже если каждый убийца в мире будет охотиться на нас… это того стоит. Ты того стоишь.

Он чуть опустил голову и произнес хрипло:

– Спасибо.

И в этот миг мое сердце разбилось из-за него – за годы, что он провел, думая обратное. Я поцеловала его в шею, и он потянулся, чтобы провести пальцем по моей щеке.

Я закончила с крыльями и схватила его за плечи, чтобы развернуть его ко мне лицом.

– Что теперь?

Молча он взял мыло из моих рук и развернул меня, проводя мочалкой вниз по моей спине, слегка потирая ее тканью.

– Что ты захочешь, – сказал Рис. – Мы можем вернуться к Веларис и заверить нашу связь с помощью жрицы – не такой, как Ианта, я обещаю – и официально провозгласить себя Мейтами. Мы можем устроить небольшую вечеринку, чтобы отпраздновать это – ужин с нашей… компанией. Если только ты не захочешь большое празднество, хотя я уверен, что ты разделяешь мое отвращение к ним. – Его сильные руки разминали мои зажатые и слегка побаливающие мышцы спины, и я простонала от наслаждения. – Мы можем быть не только мейтами, но также стать мужем и женой, прежде чем пойти к жрице, если ты хочешь называть меня более привычным человеческим понятием.

– А как ты будешь называть меня?

– Мейт, – сказал он. – Хотя называть тебя моей женой звучит тоже безумно заманчиво. – Его пальцы массировали вдоль моего позвоночника. – Или если ты хочешь подождать, мы можем не делать ничего из этого. Между нами связь мейтов, и неважно, известно об этом всему миру или нет. Нет нужды спешить с решением.

Я повернулась к нему.

– Я спрашивала о Юриане, короле, королевах и Котле, но я рада знать, что есть так много вариантов развития наших отношений. И что ты сделаешь все, что я пожелаю. Должно быть, я могу полностью вить из тебя веревки.

В его глазах танцевало кошачье изумление.

– Жестокая, красивая штучка.

Я фыркнула. Мысль о том, что он в принципе находил меня красивой..

– Это так, – сказал он. – Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо встречал. Я подумал это с самого первого мгновения, как увидел тебя на Каланмэй.

И это было глупо, глупо придавать красоте хоть какое-то значение, но… Мои глаза жгло от его слов.

– Что хорошо, – добавил он, – потому что ты подумала, что я самый красивый мужчина, которого ты когда-либо видела в жизни. Так что мы квиты.

Я скорчила гримасу, и он рассмеялся, скользнув руками, чтобы схватить меня за талию и притянуть к себе. Он присел на встроенную в пол ванны лавку, и я оседлала его, лениво поглаживая его мускулистые руки.

– Завтра, – сказал Рис, и его лицо помрачнело. – Завтра мы отправляемся в поместье твоей семьи. Королевы прислали ответ, что придут через три дня.

Я опешила.

– И ты говоришь мне это только сейчас?

– Я отвлекся, – ответил он, и его глаза мерцали.

И этот свет в его глазах, это тихое счастье… от них у меня перехватывало дыхание. Будущее – у нас будет будущее вместе. У меня будет будущее. Жизнь.

Его улыбка растаяла, сменившись выражением благоговения… трепета, и я потянулась, чтобы накрыть его лицо ладонями..

И обнаружила, что моя кожа светится.

Не ярко, а как будто какой-то внутренний свет засиял под моей кожей, просачиваясь наружу. Теплый и белый свет, словно солнце – словно звезда. Его изумленные глаза встретили мои, и Рис провел пальцем по моей руке.