Текст книги "Двор Тумана и Ярости (ЛП)"

Автор книги: Сара Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

Мор поперхнулась вином. Внимание Амрен переключилось на воина, что сидел справа от нее. Азриэль, с другой стороны от нее, наблюдал за ними двумя очень внимательно.

– Никто сегодня не согрел твою кровать, Кассиан? Должно быть, это очень тяжело – быть иллирийцем и не иметь никаких мыслей в голове, кроме как о твоем любимом деле.

– Ты ведь знаешь, я всегда счастлив покувыркаться с тобой в простынях, Амрен, – ответил Кассиан, оставаясь совершенно невозмутимым силой ее серебряных глаз. Казалось, сила буквально исходила из каждой клетки ее тела. – Я знаю, тебе бы понравился иллирийский…

– Мириам, – сказал Рисанд, когда улыбка Амрен стала дьявольской, – и Дрэкон отлично поживают, насколько мне известно. И что именно кажется тебе таким интересным?

Амрен слегка наклонила голову в мою сторону, изучая. Я постаралась не дрожать под ее взглядом.

– Лишь однажды человек был Обращен в бессмертного. Интересно то, что это произошло именно тогда, когда все древние игроки снова вернулись. Но Мириам подарили долгую жизнь – не новое тело. А ты, девочка… – она снова принюхалась, и я почувствовала себя голой и уязвимой. Удивление осветило глаза Амрен. Рис кивнул. Что бы это ни означало. Я уже чувствовала себя уставшей. Уставшей от постоянных суждений и оценок.

– Вся твоя кровь, твои вены и кости были созданы заново. Смертная душа в бессмертном теле.

– Я голодна, – сказала Мор, слегка толкнув меня бедром. Она щелкнула пальцами, и перед нами появились тарелки, наполненные жареной курицей, овощами и хлебом. Просто… но элегантно. Без лишних формальностей. Наверное, свитер и брюки не были бы так уж неуместны к такому ужину.

– Амрен и Рис могут разговаривать ночами напролет и до смерти нам надоедят, так что не надо ждать пока они приступят к еде, – она поднесла вилку ко рту, слегка касаясь ею языка. – Я спрашивала Риса можно ли мне пригласить тебя на ужин, лишь мы вдвоем, но он сказал, что ты не захочешь. Но только честно – ты бы лучше предпочла провести время с этими двумя древними занудами или со мной?

– Для кого-то одного со мной возраста, – растягивая слова произнес Рис, – ты кажется забываешься.

– Все хотят говорить-говорит-говорить, – сказала Мор, бросая предупреждающий взгляд на Кассиана, который действительно открыл было рот. – Разве мы не можем покушать-покушать-покушать, а потом поговорить?

Интересный баланс между пугающей Второй Риса и его обезоруживающе жизнерадостной Третьей. Если статус Мор был выше, чем у двоих воинов за столом, то должна была быть еще какая-то причина, скрывающаяся за этим дерзким очарованием. Какая-то сила, которая позволит ей вступить в схватку с Амрен, про которую упоминал Рис, и не пострадать при этом.

Азриэль тихо хмыкнул в сторону Мор, но взял свою вилку. Я последовала его примеру, выжидая пока он съест кусочек перед тем, как сделать так же. Просто на всякий случай.

Вкусно. Так вкусно. А вино…

Я даже не поняла, что Мор наполнила мой бокал вином до того, как уже сделала первый глоток, и она чокнулась бокалами со мной.

– Не позволяй этим нахалам командовать собой.

– Чья бы корова мычала, – прокомментировал Кассиан. Затем он хмуро посмотрел на Амрен, которая едва коснулась своей тарелки. – Я всегда забываю, насколько это странно.

Он бесцеремонно взял ее тарелку, вываливая половину ее содержимого на свою, а потом передал остальное Азриэлю.

– Я неустанно повторяю ему спрашивать перед тем, как делать это, – сказал Азриэль Амрен, кладя еду на свою тарелку.

Амрен щелкнула пальцами, и пустая тарелка исчезла из покрытых шрамами руках Азриэля.

– Если ты, мальчик, не смог научить его этому после стольких столетий, тогда я не думаю, что у тебя это вообще выйдет.

Она отложила серебро на освободившееся пустое место перед собой.

– Ты не ешь? – спросила ее я. Первые мои слова с того момента как я села.

Зубы Амрен были ослепительно белыми.

– Не такого рода пищу.

– Свари меня Котел, – сказала Мор, делая глоток вина. – Мы можем не начинать?

Я решила, что мне также не хочется знать, что за пищу ела Амрен.

Рис фыркнул от смеха рядом со мной. – Напомни мне устраивать семейные посиделки почаще.

Семейные посиделки, а не официальное собрание членов Двора. И сегодняшний вечер… может они не знали, что я находилась здесь только потому, что должна была решить, хочу ли я работать с Рисом, а может просто не желали притворяться кем-то, кем они не являлись. Они, без всяких сомнений, надели то, что им нравилось. У меня возникло чувство, что явись я сюда в ночной сорочке – им было бы все равно. Действительно, уникальная команда. А против Хайберна… Кем они будут, что они могли сделать как союзники или противники?

Казалось, вокруг Азриэля пульсировал кокон всепоглощающей тишины даже тогда, когда другие принялись за еду. Когда он сделал глоток вина, я снова бросила взгляд на голубой камень овальной формы на его перчатке. Азриэль заметил мой взгляд, быстрый, каким он всегда и был – у меня было такое чувство, будто он подмечал и запоминал все мои движения, слова и вдохи. Он поднял руки, показывая мне задние части перчаток, так, что оба камня оказались полностью в поле моего зрения.

– Это Сифоны. Они концентрируют и направляют нашу силу в битве.

Только он и Кассиан носили их.

Рис отложил свою вилку и пояснил мне:

– Сила самых могущественных иллирийцев похожа на «поджигаем сейчас, задаем вопросы потом». Помимо этого, у них не так много магических сил – лишь сила убийства.

– Дар жестоких разжигателей войн, – добавила Амрен. Азриэль кивнул, тени кольцом обвили его шею, его запястья. Кассиан внимательно посмотрел на него, его лицо напряглось, но Азриэль проигнорировал это.

Несмотря на то, что я знала – Рис был в курсе каждого взгляда между главным шпионом и командующим его армией, он продолжил:

– Иллирийцы накапливают силу, чтобы иметь преимущество в битвах. Сифоны собирают чистую энергию и позволяют Кассиану и Азриэлю превращать ее в нечто более тонкое и разнообразное – в щиты и оружие, стрелы и копья. Представь себе разницу между ведром краски, чье содержимое выливается на стену и использованием кисточки. Сифоны делают магию более проворной, точной на поле боя – тогда как его природная сила стремится к чему-то более грязному, неотшлифованному и потенциально опасному, особенно когда вы сражаетесь в ограниченном пространстве.

Мне стало интересно, как много раз в этом была потребность. И из-за этого ли эти шрамы на руках Азриэля.

Кассиан размял пальцы, любуясь ярко алыми камнями, что украшали тыльную сторону его широких рук.

– А еще они потрясно смотрятся.

– Иллирийцы, – пробормотала Амрен.

Кассиан обнажил зубы в звериной улыбке и сделал глоток вина.

Познакомиться с ними поближе, представить каково это – работать с ними, полагаться на них, если конфликт с Хайберном все же разразится… Я собралась с силами, чтобы спросить что-нибудь, но лишь когда тени вокруг Азриэля снова исчезли, я задала вопрос:

– Как ты… Я имею в виду, как ты и Лорд Кассиан…

Кассиан прыснул вином через весь стол, заставляя Мор вскочить и обрушить на него ряд проклятий. Она достала салфетку, чтобы промокнуть свое платье.

Но Кассиан громко хохотал, а на лице Азриэля появилась слабая, осторожная улыбка, когда Мор взмахнула рукой над своим платьем и пятна вина появились на военном облачении Кассиана – или, наверное, как я поняла, кожаном костюме для полетов. Мои щеки обдало жаром. Какой-то протокол Двора, который я неосознанно нарушила и…

– Кассиан, – растягивая слова, произнес Рис – не Лорд. Хотя я уверен, что он оценил, какого ты о нем мнения.

Он изучал свой Внутренний Круг.

– Так как мы затронули эту тему, то и ни Азриэль, ни Амрен. Они не Лорды или Леди. Лишь Мор, веришь ты мне или нет, единственный чистокровный и титулованный человек в этой комнате.

Не он? Должно быть, Рис прочитал вопрос на моем лице, потому что пояснил:

– Я иллириец лишь наполовину. Все равно что бастард для волнующихся о чистоте своей крови Высших Фэ.

– Так значит вы – вы трое не Высшие Фэ? – спросила я его и двух других мужчин.

Кассиан закончил смеяться.

– Иллирийцы определенно не Высшие Фэ. И я этому рад.

Он заправил черный локон за ухо – оно было закругленным; раньше и мое было таким. – Но мы и не низшие фейри, хотя некоторые зовут нас так. Мы просто иллирийцы. Легко пускаемая в расход воздушная кавалерия Ночного Двора в лучшие времена, безмозглые солдаты-пушечное мясо в худшие.

– И это большую часть времени, – уточнил Азриэль. Я не посмела спросить, были ли эти тени тоже частью жизни иллирийца.

– Я не видела вас Под Горой, – вместо этого сказала я. Я должна была знать, без тени сомнений, были ли они там, видели ли меня – это повлияло бы на нашу работу с ними.

Тишина. Никто из них, даже Амрен, не взглянули на Рисанда.

– Потому что никого из нас там не было, – сказала Мор.

Лицо Рисанда обратилось в холодную маску.

– Амаранта не знала о их существовании. И если кто-то пытался рассказать ей, они не были в состоянии сделать это, так как сразу лишались своего рассудка.

Дрожь прошлась по моему позвоночнику. Не холодный убийца, но – но …

– Ты действительно держал этот город и этих людей спрятанными от нее на протяжение пятидесяти лет?

Кассиан смотрел на свою тарелку в упор, словно он вот-вот бы готов вырваться из своей кожи.

– Мы продолжим охранять этот город и скрывать людей от наших врагов намного больше, – сказала Амрен.

Это не было ответом.

Когда он был узником Под Горой, Рис не надеялся снова их увидеть. Хотя он, каким-то образом, держал их в безопасности.

И это убивало их всех – четырех людей за столом. Их убивало, все что он сделал, однако этого уже было не изменить. Даже Амрен.

Наверное, не только из-за того, что Рис терпел Амаранту в то время, как они были здесь. Наверное, также из-за всех тех, кто был брошен за пределами города. Наверное, выбрать один город, одно место с целью защитить было лучше, чем ничего. Наверное… наверное, это успокаивало его, ведь в Прифиане было место, которое осталось нетронутым. Незапятнанным.

Когда Мор объясняла мне, ее голос был слегка резок, а золотые гребни сияли на свету.

– Нет ни одного человек в этом городе, который не знал бы, что происходило снаружи, за пределами этого города. И какой была цена.

Я не хотела спрашивать, какой же она была. Тяжелое молчание, пропитанное болью, достаточно сказало мне об этом.

Если они все еще могли жить несмотря на свою боль, все еще могли смеяться… Я прочистила горло, выпрямляясь, и сказала Азриэлю, чьи тени казались самыми безопасным, но вряд ли они таковым являлись:

– Как вы познакомились? – безобидный вопрос, чтобы прочувствовать их, узнать кем они были. Ведь так?

Азриэль просто повернулся к Кассиану, который смотрел на Риса с виной и любовью на своем лице, такой глубокой и отчаянной, что какой-то осколок былого инстинкта почти заставил меня наклониться через стол и взять его за руку.

Но Кассиан, казалось, все еще переваривал то, что я у него спросила и молчаливую просьбу его друзей рассказать эту историю самому. На его лице появилась усмешка.

– Мы все ненавидели друг друга с начала.

В глазах сидящего рядом со мной Риса померкнул свет. То, что я спросила об Амаранте, какие ужасы я заставила его вспомнить…

Признание за признание – я думала, что он сделал это ради меня. Быть может ему хотелось, чтобы его выслушали, но он не мог рассказать этим людям, не причинив им при этом боль и не вызвав вину.

Кассиан продолжил, отвлекая мое внимание от притихшего Высшего Лорда справа от меня.

– Мы бастарды, как ты уже знаешь. Иллирийцы… Мы любим наших людей и наши традиции, но они живут в кланах и лагерях глубоко в горах на Севере, и они не любят чужаков. Особенно Высших Фэ, которые пытаются диктовать им, что делать. Но, в то же время, они помешаны на происхождении, среди них также есть свои собственные принцы и лорды. И если ты думаешь, что всю ненависть получает бастард Лорда, тогда ты себе представить не можешь, как ненавистен бастард прачки из военного лагеря и война, которого она не могла или не хотела помнить.

Его естественное пожатие плечами не соответствовало ненависти в его ореховых глазах.

– Когда отец и мать Аза поняли, что их сын говорящий с тенями, они отправили его тренироваться в лагерь.

Говорящий с тенями. Да…. название, чтобы они не значило, подходило ему.

– Как и дэмати, – сказал мне Рис, – говорящие с тенями очень редки и желанны дворами и территориями во всем мире из-за их скрытности и предрасположенности слышать и чувствовать вещи, которые другие не могут.

Наверное, эти тени действительно шептали ему что-то. Лицо Азриэля ничего не выражало.

– Лорд в лагере чуть не наделал в штаны от радости, когда Аза оставили в нашем лагере. Но я… когда мать отняла меня от груди, и я научился ходить, они отнесли меня в далекий лагерь и швырнули в болото, чтобы увидеть, выживу я или умру.

– С их стороны было бы умнее сбросить тебя с обрыва, – сказала, хмыкнув Мор.

– О, определенно, – ответил Кассиан, и его ухмылка стала острой как лезвие. – Особенно, когда я был стал взрослым и достаточно сильным, чтобы вернуться в лагерь, в котором родился, и узнаит, что эти ублюдки заставляли мою мать работать до самой ее смерти.

Снова тишина – на этот раз она была другой. Напряжение и кипящая ярость команды, что вытерпела и пережила столько всего … и остро чувствовала боль друг друга.

– Иллирийцы, – Рис мягко вмешался, свет наконец-то вернулся в его взгляд, – несравненные воины, богатые историей и традициями. Но также они жестокие и нецивилизованные, особенно в отношении того, как они обращаются со своими женщинами.

Глаза Азриэля потухли, он смотрел на стену из окон позади меня.

– Они варвары, – сказала Амрен, и ни один иллириец ей не возразил. Мор кивнула, подтверждая. Заметив состояние Азриэля, она прикусила губу. – Они калечат своих женщин, чтобы удержать их для рождения еще более безупречных воинов.

Рис поморщился.

– Моя мать была низкого происхождения, – сказал он мне, – и работала швеей в одном из многочисленных иллирийских военных лагерей в горах. Когда женщины в лагерях достигают брачного возраста – когда у них случается первое кровотечение – их крылья… обрезают. Просто надрез в нужном месте, отставленный неправильному лечению, может искалечить навсегда. А моя мама – она была доброй и свободолюбивой, и обожала летать. Она сделала все, что могла, чтобы задержать свое созревание. Морила себя голодом, собирала запрещенные травы – все, чтобы остановить естественный ход развития тела. Ей исполнилось восемнадцать, и она все еще не созрела, к ужасу ее родителей. Но, наконец, у нее началось первое кровотечение, но ей не повезло оказаться в неправильном месте и в неправильное время – один из мужчин учуял ее запах и доложил начальнику лагеря. Она пыталась сбежать – взмыть в небо. Но она была молода, воины были быстрее и притащили ее обратно. Они уже собирались привязать ее к столбам в центре лагеря, когда появился, рассеявшись, мой отец – он прибыл на встречу с начальником лагеря, чтобы обсудить подготовку к Войне. Он увидел мою мать, брыкающуюся и дерущуюся, словно дикая кошка, и… – он сглотнул. – Между ними возникла связь души. Один взгляд на нее, и он знал, что она та самая.

* * *

Он распылил охранников, державших ее.

Мои брови поднялись.

– Распылил?

Кассиан испустил злой смешок, когда Рис заставил дольку лимона, украшающую курицу, взмыть в воздух над столом. Щелчок пальцев, и от нее осталась только пахнущая цитрусом пыль.

– Сквозь кровавый дождь, – продолжил рассказывать Рис, я отогнала мысль о том, что произошло с телами, что он способен сделать, – моя мама посмотрела на него. И связь души установилась и для нее. В тот вечер мой отец забрал ее в Ночной Двор и сделал своей невестой. Она любила свой народ и скучала по ним, но никогда не забыла, что они пытались с ней сделать – что они делали со своими женщинами. Она пыталась в течение многих десятилетий добиться, чтобы мой отец запретил это, но пришла Война, и он не рискнул потерять иллирийцев, не когда они должны были возглавить его армию. И умереть за него.

– Настоящий подарок, твой отец, – проворчала Мор.

– По крайней мере, он любил тебя, – парировал Рис, затем пояснил мне:

– Мой отец и мать, несмотря на связь души, были неподходящей парой. Мой отец был холодным и расчетливым, иногда жестоким – таким он был обучен с рождения. Моя мать была мягкой и пылкой, ее любили все, кто ее встречал. Она возненавидела его через некоторое время – но не перестала быть благодарной, за то, что он спас ее крылья, что позволил ей летать, куда-бы и когда-бы она не пожелала. И когда родился я, и смог призывать иллирийские крылья по своему желанию… Она хотела, чтобы я узнал культуру своего народа.

– Она хотела спрятать тебя подальше от когтей твоего отца, – уточнила Мор, болтая вином в бокале, ее плечи расслабились, когда Азриэль наконец моргнул, и, казалось, прогнал то, что заставило его застыть.

– И это тоже, – добавил Рис сухо. – Когда мне исполнилось восемь лет, мама привела меня в один из иллирийских военных лагерей. Чтобы меня обучили, как учат всех иллирийских мужчин. И как все иллирийские матери, она вытолкнула меня на тренировочный ринг в первый день, и ушла не оглядываясь.

– Она бросила тебя? – услышала я свой вопрос.

– Нет, никогда, – отрезал Риз с такой яростью, которую я раньше слышала лишь несколько раз, один из которых был сегодня.

– Она тоже осталась жить в лагере. Но это считается позором для матери нянчиться с сыном, когда он идет тренироваться.

Мои брови поднялись, и Кассиан засмеялся.

– Нецивилизованные, как он и сказал, – прокомментировал воин.

– Мне было страшно до чертиков, – признался Рис без тени стыда. – Я учился владеть своей силой, но иллирийская магия была лишь малой ее частью. И это очень редко среди них – обычно ею владели только самые сильные, чистокровные воины. – Опять, я посмотрела на спящие Сифоны на руках воинов.

– В те годы я пытался использовать Сифоны, – сказал Рис. – И уничтожил с десяток до того, как понял, что они не подходят мне – камни не могли удержать ее. Моя сила течет и оттачивается другими способами.

– Как трудно быть таким могущественным Высшим Лордом, – поддразнила Мор.

Рис закатил глаза.

– Лорд лагеря запретил мне пользоваться магией. Ради всех нас. Но когда я ступил на тот тренировочный ринг в тот день, я не имел никакого понятия как драться. Остальные мальчишки моего возраста сразу это поняли. Особенно один, взглянувший на меня и сразу избивший до полусмерти.

– Ты был таким чистеньким, – сказал Кассиан, покачивая головой. – Миленький полукровка, сын Высшего Лорда, каким роскошным ты был в своем новом тренировочном костюме!

– Кассиан, – сказал мне Азриэль таким голосом, будто сама тьма приобрела способность говорить, – на протяжении многих лет добывал новую одежду, ввязываясь в драки с другими мальчишками, где наградой была одежда с их спин.

В его голосе не было гордости – за жесткость его людей. Я не винила говорящего с тенями. Но такое отношение…

Кассиан, однако, усмехнулся. Но сейчас я смотрела на его широкие, сильные плечи, на свет в его глазах.

Я никогда не видела никого в Прифиане, кто когда-либо был голоден – так как когда-то я.

Кассиан моргнул, и взгляд которым он смотрел на меня, изменился – стал более оценивающим, более… искренним. Я могла поклясться, что видела слова в его глаза: ты знаешь, каково это. Ты знаешь, какой от этого остается след.

– В деревне я по два раза избил каждого мальчика нашего возраста, – продолжил Кассиан. – Но затем появился Рис, в его чистой одежде, и он пах … по-другому. Как истинный соперник. Поэтому я атаковал. За нашу драку мы оба получили по три удара плетью.

Я вздрогнула. Бить детей…

– Они делают и похуже, девочка, – вмешалась Амрен, – в этих лагерях. Три удара плетью у них сродни подстрекательству затеять драку снова. Когда они делают что-то действительно плохое, им ломают кости. Постоянно. На протяжении многих недель.

– Твоя мать добровольно отправила тебя туда? – спросила я. Действительно «мягкая и добрая».

– Моя мать не хотела, чтобы я полагался только на свою силу, – сказал Рис. – С того момента как она забеременела, она знала, что на меня будут охотиться всю мою жизнь. Если моя сила подведет меня, она хотела, чтобы меня спасли мои другие сильные стороны. Образованность была еще одним оружием – вот почему она пошла со мной: чтобы заниматься со мной после того, как заканчивались уроки. И когда в первую ночь она забрала меня в наш новый дом на окраине лагеря, она заставила меня читать у окна. Именно там я и увидел Кассиана, тащившегося по грязи в сторону нескольких ветхих палаток за пределами лагеря. Я спросил ее, куда он идет, и она сказала мне, что бастардам ничего не дают: они сами ищут собственный кров и еду. Если они выживают и проходят отбор в военные группировки, они вечно буду занимать самые низкие должности, но получат свои собственные палатки и припасы. Но до тех пор, он останется на холоде.

– Те горы, – добавил Азриэль, его лицо было твердым как лед, – они намного суровее, чем ты можешь себе представить.

Я провела достаточно времени в морозном лесу, чтобы понять это.

– После моих уроков, – продолжил Рис, – моя мать промыла мои раны, и когда она это сделала, я впервые осознал, что значит быть в тепле, безопасности и окруженным заботой. И это было не правильно.

– Вероятно, нет, – сказал Кассиан. – Потому что посреди ночи этот маленький ублюдок разбудил меня в моей скромной палатке и сказал держать рот на замке и следовать за ним. И может холод сделал меня глупцом, но я повиновался. Его мать была очень сердита. Но я никогда не забуду взгляд на ее прекрасном лице, когда она посмотрела меня и сказала: «Здесь есть ванна с горячей водой. Полезай в нее или можешь возвращаться в холод». Будучи умным малым, я подчинился. Когда я вышел, она вручила мне чистую пижаму и велела ложиться спать. Я провел всю свою жизнь, спав на земле, и когда я отказался, она сказала, что понимает меня, потому что однажды она тоже прошла через это, и мне сначала покажется, что кровать проглотит меня, но она будет моей столько, сколько я захочу.

– И после этого вы стали друзьями?

– Нет, Котел, нет, – сказал Рисанд. – Мы ненавидели друг друга, но вели себя хорошо только потому, что если один из нас нарывался на неприятности или провоцировал другого, тогда мы оба оставались без ужина. Вскоре моя мать начала обучать и Кассиана, но мы решили стать союзниками лишь после того, как появился Азриэль.

Улыбка Кассиана стала шире, когда он потянулся через Амрен, чтобы похлопать своего друга по плечу. Азриэль вздохнул – звук величайшего страдания. Самое теплое выражение на его лице за все время. – Новенький бастард в лагере – нетренированный говорящий с тенями – идеальная мишень для пинков. Не говоря уже о том, что он не мог даже летать из-за…

– Не отклоняйся от темы, Кассиан, – лениво вмешалась Мор.

И ведь действительно, вся теплота испарилась с лица Азриэля. Но я переступила через своё любопытство, и Кассиан снова пожал плечами, не обращая внимания на тишину, которая казалось лилась со всех сторон от говорящего с тенями.

Однако Мор увидела это, даже когда Азриэль не удосужился признать ее обеспокоенный взгляд. Она продолжала смотреть на его руку, словно собираясь коснуться ее, но передумала.

– Рис и я превратили его жизнь в сущий ад, был он говорящим с тенями или нет. Но мать Риса была знакома с матерью Аза, поэтому она забрала и его к себе. Когда мы подросли, то поняли, что все вокруг так сильно ненавидели нас, что у нас будет больше шансов на выживание, если мы будем держаться вместе.

* * *

У тебя есть какие-нибудь способности? – спросила я его. – Как у них? – я кивнула подбородком в сторону Азриэля и Риса.

– Взрывной характер не в счет, – подсказала Мор, когда Кассиан открыл рот.

Он ухмыльнулся ей так, что я поняла – быть беде, но он ответил мне:

– Нет. У меня таких нет, не считая убойной силы. Бастард, рожденный никем, до мозга костей.

Рис подался вперед, намереваясь оспорить, но Кассиан перебил его:

– Пусть так, другие мужчины знали, что мы отличались от остальных. И не только потому, что мы были два бастарда и один полукровка. Мы были сильнее, быстрее, и один лишь Котел знал почему, но мы были разделены, и по его воле нашли друг друга. Мать Риса тоже видела это. В особенности, когда мы достигли совершеннолетия, и все, что нам хотелось делать – это трахаться и драться.

– Мужчины ужасные существа, правда? – заметила Амрен.

– Омерзительные, – сказала Мор, цокнув языком.

Какая-то выжившая, крохотная часть моего сердца хотела… от души рассмеяться.

Кассиан пожал плечами.

– Сила Риса росла с каждым днем и все, включая лордов лагеря знали, что он сможет распылить их, если захочет. А мы двое… мы не отставали. – Он постучал по алому Сифону пальцем. – Иллириец-бастард никогда не получал ни одного из них. Никогда. Но их вручили мне и Азу, хоть и с неохотой, и каждый воин в каждом лагере по ту сторону гор оценивал нас. Лишь чистокровные придурки получали Сифоны – рожденные и вскормленные ради одной цели – убивать. Они все еще не спят по ночам, ломая голову, откуда, черт возьми, мы их взяли.

– Затем пришла Война, – продолжил Азриэль. То, как он говорил, заставило меня выпрямиться. Слушать. – И отец Рисанда посетил наш лагерь, чтобы посмотреть, как поживает его сын спустя двадцать лет.

– Мой отец, – сказал Рис, болтая вином, один раз, другой, – увидел, что его сын не только начал соперничать с ним за власть, но и объединился с возможно двумя самыми смертоносными иллирийцами в истории. Он вбил себе в голову, что если нам дать легион в этой Войне, то мы легко сможем обратить его против него самого.

Кассиан хихикнул.

– Поэтому этот ублюдок разделил нас. Он отдал Рису под командование легион иллирийцев, которые ненавидели его за то, что он был полукровкой, а меня зашвырнули в другой легион как обычного пехотинца, даже учитывая, что моя сила превосходила любого из военных лидеров. Аза он держал у себя как личного говорящего с тенями, по большей части для шпионажа и грязной работы. Мы все встречались лишь на полях сражений в течение всех семи лет, что бушевала Война. Рассылали списки раненых и убитых среди иллирийцев, и я читал каждое из них, боясь увидеть их имена. Но затем Рис был схвачен…

– Это история для другого раза, – сказал Рис так резко, что даже Кассиан поднял брови, но затем кивнул.

Фиолетовые глаза Риса встретились с моими, и я задумалась, мерцал ли в них настоящий звездный свет, когда он говорил.

– Когда я стал Высшим Лордом, я сделал этих четырех своим Внутренним Кругом и сказал старому двору моего отца, что если у них были какие-то проблемы с моими друзьями – они могут уйти. Все так и сделали. Оказывается, что худшее, что мог сделать Высший Лорд-полукровка – это назначить двух женщин и двух иллирийских бастардов.

В какой-то степени, все равно, что смертных.

– Что… что произошло с ними потом?

Рис пожал плечами, эти великолепные крылья всколыхнулись от его движения.

– Знать Ночного Двора разделилась на три категории: те, кто ненавидел меня так сильно, что когда Амаранта пришла к власти, они примкнули к ее двору и вскоре оказались мертвы; те, кто ненавидели меня достаточно, чтобы попытаться свергнуть меня, но и они встретились с последствиями; и те, кто ненавидели меня, но не были глупцами, и с тех пор терпят правление полукровки, особенно, когда оно так редко пересекается с их жалкими жизнями.

– Они… это они живут под горой?

Кивок.

– Да, в Вытесанном Городе. Я отдал им его, потому что они поступили мудро. Они счастливы оставаться там, редко покидая город и имея самоуправление, и продолжают злодействовать столько, сколько захотят, целую вечность.

Это был тот двор, что он должно быть показал Амаранте, когда она впервые появилась – и его безнравственность ей неимоверно понравилась, ведь свой собственный двор она создала по его образу и подобию.

– Двор Кошмаров, – сказала Мор, скрипнув зубами.

– А это что за Двор? – спросила я, махнув рукой вокруг. Самый важный вопрос.

Когда Кассиан ответил, его глаза просветлели и стали такими же яркими, как и Сифоны.

– Это Двор Грез.

Двор Грез – грез Высшего Лорда-полукровки, двух воинов-бастардов, и… двух женщин.

– А вы двое? – обратилась я к Мор и Амрен.

– Рис предложил мне стать его Второй. Никто никогда не просил меня раньше, поэтому я согласилась, чтобы понять каково это. Мне понравилось, – только и сказала Амрен.

Мор откинулась в своем кресле, Азриэль наблюдал за каждым ее движением с едва уловимым, но неослабевающим вниманием.

– Я была мечтателем, рожденным во Дворе Кошмаров, – сказала Мор. Она наматывала кудряшку вокруг пальца, и я подумала, что ее история могла оказаться самой ужасной из всех, когда она просто сказала: – Поэтому я сбежала.

– А какова твоя история? – спросил Кассиан, кивнув мне подбородком.

Я полагала, что Рисанд им все рассказал. Рис лишь пожал плечами.

Поэтому я выпрямилась.

– Я родилась в богатой семье торговцев. У меня были две старшие сестры и родители, которых волновали только их деньги и социальное положение. Моя мать умерла, когда мне было восемь; мой отец потерял все своё состояние спустя три года. Он продал оставшееся, чтобы выплатить долги, мы переехали в хижину, и он не удосужился найти работу, оставляя нас голодать на протяжении многих лет. Мне было четырнадцать, когда с последними деньгами закончилась и еда. Он не работал – не мог, потому что явились кредиторы и раздробили ему ногу прямо на наших глазах. Поэтому я пошла в лес, и научилась охотиться. И я не позволяла нам всем умереть, даже когда голодная смерть стояла на нашем пороге, все пять лет. До того, как… все произошло.

Они снова затихли. Взгляд Азриэля был теперь задумчив. Он не рассказал свою историю. И рассказывал ли когда-нибудь? Или же они никогда не обсуждали эти ожоги на его руках? И что тени шепчут ему – и говорят ли они с ним на каком-либо языке?

– Ты научилась охотиться. Как насчет умения сражаться? – спросил Кассиан.

Я покачала головой. Кассиан оперся руками о стол.

– Тебе повезло, ты только что нашла себе учителя.

Я открыла было рот, протестуя, но… мать Рисанда подарила ему целый арсенал оружия, которым он мог воспользоваться, если бы другие силы подвели его. А что было у меня кроме хорошей стрельбы из лука и чистого упрямства? И если у меня есть эта новая сила – эти другие силы…

Я больше не буду слабой. Я не буду ни от кого зависеть. Я никогда больше не потерплю прикосновения Аттора, как тогда, когда он тащил меня, и все потому, что я была беззащитной и не знала куда и как бить. Больше никогда.