Текст книги "И приидет всадник…"

Автор книги: Роберт Липаруло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

7

– Робокоп, – шепнул кто-то позади нее, вызвав смешки у остальных. Если бы они только знали, насколько это неоригинальная шутка. Но некое внешнее сходство действительно было. Чего стоил грозного вида большой полукруглый черный шлем, опускавшийся до самых плеч, – на обеих сторонах его был установлен целый набор всяких электронных приспособлений. Весил он столько, что требовался специальный воротник, как у водолаза, передававший большую часть нагрузки на плечи, которые из-за накладок выглядели неестественно широкими. Лицо закрывал выпуклый экран из темного пластика. Завершали «костюм робокопа» специальные ботинки, пояс и оборудование, крепившееся на голенях и предплечьях. Официально эта система называлась «цифратор места преступления» – не бог весть какое погоняло; звучало, конечно, по-современному круто, но нескладно. Алиша предпочитала аббревиатуру: ЦМП.

– Я пойду первой, – обратилась она к детективу Линдси.

Голос ее, передаваемый наружу – как вперед, так и назад – наплечными динамиками, звучал тихо, словно издалека. Но микрофон улавливал его и возвращал звук ей в наушники: Алише приходилось говорить наперебой с собственным эхом, которое слышала только она. Она доложила начальству об этой проблеме, но пока шлем не отладили, у каждого, кто им пользовался, очень скоро начинала ужасно болеть голова. К счастью, гремлины [2]2
  Мифические существа, наподобие бесенят. Американские военные техники времен Второй мировой войны уверяли, что гремлины обитают, как правило, в сложной электронной аппаратуре и повинны во всех механических неполадках.


[Закрыть]довольствовались пока только микрофоном и некоторыми вспомогательными системами. Если бы забарахлили основные системы, это поставило бы под удар весь анализ осмотра места преступления, и тогда ФБР не смогло бы добиться средств на внедрение этого проекта в повседневную практику.

– Можно сначала со мной пойдете только вы и кто-нибудь из экспертов, чтобы зря не топтать? Тогда ЦМП составит план действий для остальных сотрудников.

Линдси смотрел на чудную экипировку с таким забавным выражением лица, что Алиша пожалела о том, что не успела включить камеры.

– Ладно, – с сомнением в голосе произнес тот, кое-как справившись с удивлением, и, повернувшись к подчиненным, отрывисто бросил: – Флейзер!

Мужчина в очках и белом лабораторном халате кивнул и присоединился к ним, вооружившись докторским кожаным портфелем.

Алиша остановилась у деревянной лесенки, которая шла из гаража в дом. По словам местного полицейского, лестница вела в нежилую комнату, нечто среднее между чуланом и прачечной. Оттуда по коридору можно было попасть в спальни, а следующий коридор вел в гостиную и прихожую.

– Включить системы, – произнесла Алиша.

В ту же секунду лестничный пролет залился ярким светом галогенных ламп, укрепленных у нее на плечах и голенях. Под забралом шлема ожил дисплей цифровой видеокамеры. Мышцами живота Алиша почувствовала, как в черной коробочке у нее на поясе завертелся, набирая скорость, жесткий диск ЦМП.

– Картографирование, – приказала она. Послышался писк маленького моторчика. На макушке у Алиши что-то завибрировало, да так, что отдалось в зубах. Вот еще на что надо будет пожаловаться. Сейчас должен был заработать десяток лазеров, но их красные лучики Алише не были видны. Свет галогенных ламп мешал их увидеть, но лазеры, конечно, работали.

– Что за черт?! – воскликнул Линдси, словно подтверждая эту мысль.

Нажав кнопочку на левом предплечье, Алиша включила камеру заднего обзора и полюбовалась на его физиономию: она вновь выражала полное ошеломление и недоверие.

– Лазерный оптический дальномер составит подробный план места совершения преступления, – объяснила Алиша. – ЦМП нарисует точный чертеж – с мебелью, местами нахождения улик и так далее.

– Да, пожалуйста…

Алиша стала подниматься по лестнице.

– Преступник проходил здесь, он шел сверху, – сказала она и указала на царапину длиной сантиметров в восемь, оставленную на некрашеной стене – книзу та была глубже. На краю царапины виднелась тонкая коричневая полоска.

– Отмечаю на карте, – произнесла Алиша. На кончике пальца у нее тоже был лазер, он включился, она навела красный лучик на царапину и нажала кнопку. Пропищал зуммер, и луч погас. Алиша двинулась дальше.

– Флейзер, – сказал у нее за спиной Линдси, – оставь тут бирочку, ладно?

В комнате, служившей прачечной, Алиша вновь остановилась.

– Секунду, – сказала она и выключила галогенные лампы – словно несколько солнц разом погасло. Прекратилось и мелькание красных лучиков. Остался только один – он просканировал комнату, нарезая ломтиками пространство, и уперся в пол.

– След ботинка, – сообщила Алиша. – Большой, двенадцатого или тринадцатого размера, ведет из прачечной в коридор.

Снова включились яркие лампы, закружились лучи дальномера. Она стояла, устремив свой лазерный палец в ту точку, где остановился луч сканера.

– Я ничего не вижу…

– Я использовала инфракрасные лучи. Для этого выключала свет. Не могли бы вы зайти вперед и отметить это место?

Эксперт Флейзер обошел ее и, вытянувшись, поставил возле невидимого отпечатка небольшую табличку с номером на подставке. Алиша приказала ЦМП также отметить эту точку.

Перешагнув через табличку и невидимый след, они направились в коридор. По краям подошв ботинок Алиши шел ряд резиновых сантиметровых столбиков, которые распределяли давление на опору, чтобы сама она оставляла как можно меньше следов, а те, что все-таки оставляла, можно было легко идентифицировать. К тому же в этих резиновых выступах находились датчики, определявшие тип поверхности, по которой шел обладатель спецботинка. На плане места преступления, который начертит на основании полученных данных машина, будет отмечено, например, что пол в этой части дома изготовлен из древесины твердой породы. Стены узкого коридора были увешаны фотографиями в рамках: школьные, свадебные, сделанные после рождения ребенка и в турпоездке, на фоне песков, снегов и гипсовых динозавров – история возникновения и дальнейшей жизнедеятельности типичной американской семьи.

Алиша ощутила комок в горле. Смерть не просто прекратила течение жизни одного человека. Для жертвы весь мир перестал существовать. Исчезло все: что было, что есть и что будет… ничего уже не будет. А для родственников самые счастливые воспоминания о близком человеке отныне будут омрачаться внезапным осознанием того, что главное действующее лицо уже не в состоянии их разделить.

Стойка лампы на плече Алиши, зацепившись, сбила одну из фотографий. Алиша быстро повернулась, поймала фотографию на лету и сунула ее Линдси. Дверь в комнату справа была открыта – она шагнула туда. Лазерные лучи закружили по комнатке, измеряя ее и отмечая расположение мебели. Очевидно, это гостевая спальня, которой, судя по пыли и запустению, пользовались очень редко. Окно в ней было одно. С той стороны, прямо под окном – пристройка, а в стекле возле шпингалета прорезан кружок.

– Здесь он проник в дом, – сказала Алиша, подходя ближе. – На оконной раме комок шерсти, очевидно, какого-то животного. Сетка от насекомых оторвана, лежит внизу за окном. На подоконнике грязь… на ковре земля, сосновая хвоя, листья, – на все перечисленное она поочередно указывала лазерным пальцем.

За ней в комнату вошли Линдси и Флейзер.

– Снова перехожу на инфракрасный диапазон, – объявила она, гася прожекторы. Пометавшись несколько секунд по комнате, красный лучик отметил две точки по обе стороны окна. Снова включились галогенные лампы. – Есть отпечатки пальцев на оконной раме, слева – на высоте пятидесяти двух сантиметров от подоконника, справа – на высоте пятидесяти. Похоже на след ладони и двух пальцев.

– А я так ни черта не вижу, – тупо сообщил Линдси.

«Потому такие свидетельства и называются неявными», – хотела ответить Алиша, но сдержалась и сказала лишь:

– Они там есть.

– Он был без перчаток? Чепуха какая-то.

– Отпечатки пальцев были найдены и на месте других преступлений, – сказала Алиша. – Похоже, убийцу это не беспокоит.

Она вышла из комнаты и двинулась дальше по коридору. Еще две двери, обе прикрыты. За первой обнаружилось что-то вроде кабинета. На столике стоял монитор, под ним системный блок. Стул, принтер, кучка писем и еще каких-то напечатанных бумаг, небольшой металлический стеллаж для такого добра. Большую часть комнаты загромождали пластмассовые корзинки для мусора, сложенные шаткими штабелями.

У последней в том коридоре двери Алиша остановилась, чтобы просканировать участок инфракрасными лучами – и увидела под дверью полоску света. Попятившись, она столкнулась с подходившим Линдси.

– Там свет горит, – прошептала она. – Тот, кто выезжал на вызов…

– Мог и не проверить, он летел отсюда, как ошпаренный. Включите-ка ваши прожекторы! – Линдси протиснулся вперед с пистолетом наготове. Он медленно повернул ручку двери – и молнией ворвался в комнату. Алиша поспешила следом. Линдси стремительно двигался по спальне, заученно направляя оружие то в одну, то в другую сторону. Шести секунд хватило, чтобы проверить комнату, чулан и маленький туалет.

Алиша осмотрелась. Первым делом в глаза бросалась постель: огромное королевское ложе с толстым стеганым ватным одеялом и зелеными простынями в белых кружевах. С одной стороны одеяло и верхняя простыня были откинуты. В изголовье лежала пара взбитых подушек. Возле них на койке шалашиком стояла открытая книга в мягкой обложке. Вверху неспешно вращался потолочный вентилятор. Горела настольная лампа у изголовья, хотя свет ее терялся в сиянии галогенных ламп.

– Похоже, она уже лежала в постели, но что-то ее побеспокоило, – предположил Линдси.

– Нет, простыни совсем не измяты, – грустно возразила Алиша и про себя понадеялась, что внешние динамики придали ее голосу больше бесстрастности. – Она приготовила себе награду в конце трудового дня: уютная постель и интересная книжка. Приготовила заранее, после ужина, чтобы потом не тратить лишних усилий. Ей хотелось прийти, свалиться в постель – и насладиться отдыхом.

– Как вы это узнали?

– Точно так делала моя мать. Всю жизнь. Иногда она… – Алиша оборвала себя на полуслове. Зачем делиться личными воспоминаниями с человеком, который скорее всего гроша ломаного за них не даст? Она сожалела о своей словоохотливости.

– Может, она готовилась ко сну, когда ее потревожил преступник, – сказал Линдси, еще раз осмотрев аккуратно приготовленные вещи.

– Вполне может быть.

– Полюбуйтесь-ка туда!

Алиша повернулась в ту сторону, куда перевел взгляд полицейский. Оказывается, вся спальня была завалена безделушками: на этажерке, комоде, сундуке возле койки, на книжных полках – всюду стояли сувенирчики. Кажется, все они были связаны с религией: часовенка из керамики, молитвенно сложенные руки, огромный гвоздь, перевязанный красной ленточкой, блюдо с витиеватой надписью «Паси овец Моих», кресты и крестики, книжки, статуэтки Иисуса Христа. Стены были увешаны десятками картин, на одних изображался Мессия в различных позах, на других – живописные пейзажи, поперек которых шли цитаты из Библии, написанные каллиграфическим почерком. Алиша совершила поворот на 360 градусов, чтобы встроенная видеокамера могла запечатлеть эти бесценные сокровища.

– Еще одна оглашенная отдала Богу…

– Детектив! – Алиша указала на видеокамеру с микрофоном, пристроившуюся у нее на макушке как всевидящее око грозного божества. Полицейские видеосъемки, делавшиеся для того, чтобы полнее восстановить картину преступления, для чего только впоследствии не использовались. Их могли затребовать в суде, чтобы уточнить, где и в каком состоянии находилось то или иное вещественное доказательство. Нередко их просматривали родственники или друзья покойного, чтобы подсказать, какие вещи пропали, или убедиться, что следствие ведется тщательно. Линдси был смущен.

– Я хотел сказать, еще одна верующая слишком рано ушла от нас, и я вне себя от скорби…

На пороге появился Флейзер со своим черным портфелем.

– Что-нибудь нашли?

– Да нет тут ничего, по-моему, – ответил Линдси, протискиваясь мимо него в коридор.

Алиша задержалась, чтобы проверить свою догадку: ей показалось, что близ постели есть местечко, не загроможденное сувенирами. Присмотревшись, она улыбнулась: точно. На этажерке возле кровати была свободная от безделушек площадка, подходящая по размеру и даже по форме, чтобы на ней уместилось чайное блюдце. Мама обожала пить на ночь отвар ромашки, у нее это превратилось в священный ритуал. Интересно, какой напиток занимал такое почетное место на этажерке Синтии Леб?

– Вы идете? – поторопил ее Линдси. – Мы еще трупа не видели.

Алиша вдруг почувствовала, что и не хотела бы на него смотреть.

8

Надо же, какой везунчик этот коп: все-таки заметил, как он свернул в лес.

Олаф «держал смайл», пока огни полицейской машины неторопливо приближались. На каком-то бугорке лучи фар взмыли в небо, а затем вернулись к микроавтобусу. Не доезжая метров десяти, патрульная машина остановилась. Ее фары освещали «фольксваген» справа и немного сзади, левая сторона с открытой дверцей оставались в тени. Из такого положения открытый люк тайника полицейский увидеть не мог. По-прежнему держа секиру за спиной, Олаф неторопливо подошел к своему микроавтобусу. Полицейскому не понравится, что он скрылся из поля зрения. Олаф быстро набросил тряпку на гору оружия и, наклонившись, закрыл люк. Топор он заткнул за пояс, так, чтобы рукоять прошла под кожаным ремнем, а «борода» – удлиненная нижняя часть лезвия – легла поверх. Хватит трех секунд, чтобы выхватить секиру и нанести удар… а если держать руку на поясе, это можно сделать в два раза быстрее.

Олаф вернулся на место – туда, где коп его увидел. Руки упер в боки, большие пальцы засунув за ремень, при этом чуть выставив их вперед, чтобы полицейский видел, что в руках ничего нет. Яркий луч подержался на нем какое-то время и притух, водитель переключился на ближний свет. Погасли и огни мигалки; очевидно, их включали только для того, чтобы дать понять, что подъехавший – не злоумышленник.

Еще с минуту полицейский не выходил из машины: проверял номера микроавтобуса.

«Молодец, – мысленно похвалил его Олаф. – Только тебе не о тачке надо сейчас думать».

Наконец патрульный открыл дверцу и вылез из машины. Одной рукой он нахлобучил широкополую шляпу, а вторую, отметил про себя Олаф, держал на кобуре с пистолетом.

– Добрый вечер! – сказал полицейский, обойдя открытую дверцу своей машины.

– Здравствуйте! – приветливо отозвался Олаф без тени акцента. – Неужто меня занесло в частные владения?

Патрульный прошел перед фарами своей машины, и его тень метнулась на Олафа, отпрыгнула и набросилась вновь. Не доходя до микроавтобуса, коп остановился.

– Нет, здесь земля свободна для общественного пользования. Я увидел, как вы свернули с дороги, и хотел проверить, нет ли у вас проблем. У вас все в порядке?

– Абсолютно! – Олаф оскалился еще шире. Он знал, что его внешний вид приводит людей в замешательство. Коренастый и крепкий, лохматый, как снежный человек, он одевался как викинг, кем, по сути, и был: длинная, грубой вязки и, увы, очень грязная, рубаха, узкие штаны из овечьей кожи, высокие кожаные сапоги. Когда Олаф являлся к своим жертвам, его внешний вид служил для устрашения и на долю секунды ошеломлял их – и этого времени ему вполне хватало, чтобы использовать преимущество внезапности. В такой ситуации, как теперь, его внешность тоже приносила пользу: она была достаточно странной, чтобы удерживать полицейских от длительной пустопорожней болтовни, и достаточно невинной, чтобы не вызвать у них излишнего служебного рвения – он выглядел странно, но не настолько.Олаф чувствовал себя комфортно в своем наряде. Рубашку связала ему жена Ингун, овчина для штанов была его собственной выделки, Ингун лишь скроила и пошила их. Сапоги из кожевенной мастерской он ходил забирать вместе с сыновьями. Мальчишки громко выражали восторг качеством работы сапожника и крутым видом отца в новой обуви.

Патрульный отцепил с пояса фонарик и, включив его, подошел к заднему окну «фольксвагена». Посветив в салон, он заглянул внутрь.

– Номера калифорнийские, – сказал он оценивающе – так, словно Олафу приятно было это признать.

– Да, я из Сан-Луис-Обиспо.

– Это там, где птицы?

– Нет, вы путаете с Сан-Хуан-Капистрано. Оттуда до нас пять часов езды на северо-запад.

Полицейский кивнул. Он был помладше Олафа, лет тридцати пяти. Его честные глаза свидетельствовали о том, что он любил свою работу, а глубокие вертикальные морщины между бровями о том, что ради этой любви ему приходилось жертвовать здоровой семейной жизнью. Олафу представилось, как этот парень в свободное время добровольно занимается с новобранцами и подолгу тренируется в тире. Его не так-то легко одолеть. Интересно, знает ли он о последнем убийстве. Вряд ли. Прошло меньше двух часов, информация еще не успела разойтись по всем службам. К тому же они не знают, кого искать, на каком транспорте. К Палмер-Лейку Олаф подбирался с запада, где нет оживленных трасс и мало домов; он был уверен, что его никто не видел.

Патрульный направил луч фонарика мимо Олафа – в открытую дверь микроавтобуса.

– Мусора-то сколько…

– Да, в дороге я живу по-свински.

– Куда направляетесь?

– В Таос, к родне. Приехал сюда по I-70, навестить друзей, – добавил он, предупреждая следующий вопрос.

– Но сколько же хлама… – Полицейский укоризненно покачал головой, обводя лучом фонарика кучу мусора в салоне. Уловив зловоние, которое она источала, он неприязненно поморщился.

Вот тут Олаф мог бы улыбнуться искренне. Сам он терпел эту вонь исключительно ради того, чтобы отпугивать таких, как этот патрульный. Случись кому-то из них досматривать микроавтобус, вряд ли они стали бы делать это с особым усердием. К тому же зловоние отбивало запах псины – на тот случай, если будут искать человека с собаками. Водить машину, из салона которой разит, как из выгребной ямы, законом не запрещено. А искать следы преступлений в отхожем месте станет не всякий… даже если они там есть.

Полицейский сделал шаг назад.

– Водительское удостоверение имеется?

– Какие-нибудь проблемы, командир? – Олаф положил правую руку на пояс.

– Никаких, – ответ был как будто дружелюбный, но это словечко полицейский как-то обидчиво процедил.

Олаф достал потрепанный нейлоновый бумажник и выудил из него удостоверение – недавно отпечатанное, но настолько затертое, словно оно было выдано тысячу лет назад.

В ближайшей к ним группе деревьев хрустнул сучок. Патрульный резко обернулся. Он посветил себе, держа фонарик как копье, у плеча. Вторая рука его мгновенно вернулась к кобуре.

– Что там такое? – Олаф как раз перед этим заметил одну из собак. Те расположились вокруг по периметру, стараясь держаться за пределами видимости.

– Вы один сюда приехали? – По голосу полицейского Олаф понял: тот ругает себя, что не спросил об этом раньше.

– Конечно, один. А что, там кто-то есть?

– Будьте добры, станьте вон туда! – Коп указал Олафу место подальше от себя, на полпути к тем деревьям, от которых раздался звук, чтобы держать в поле зрения и его, и подозрительный тенистый участок. Сам он немного приблизился к деревьям, размеренно прочесывая местность лучом фонарика.

– Может, это какая-нибудь живность?

Полицейский не ответил. Он припал на одно колено, продолжая прочесывать фонариком траву и стараясь заглянуть под ветви деревьев. Затем он повернул голову – лицом к Олафу, но главным образом для того, чтобы вслушаться в затихшую ночь. Выдержав долгую паузу, полицейский встал и подошел к нему.

– Тут что, опасно? – тревожно вытаращил глаза Олаф.

– Может, олень, – буркнул коп. Он взял водительское удостоверение, пробежал его взглядом за три секунды и вернул. На лбу у него поблескивала обильно выступившая испарина. Отступив назад, полицейский еще раз посветил внутрь «фольксвагена», в лес, потом на Олафа. Было очевидно, что он пытается принять решение. Затем патрульный попятился к своей машине, продолжая искоса мельком поглядывать на ближнюю рощицу.

– Если будете разводить костер, как следует залейте его перед отъездом. Мусор оставляйте только в специально отведенных для этого местах – или держите у себя в машине, если вам так больше нравится. Счастливого пути! – Он проговорил все это исключительно для того, чтобы во время отхода не поворачиваться спиной к странному типу в чудн о й одежде.

– Спасибо, командир.

Полицейский так и проследовал задним ходом вдоль своей машины, не отворачиваясь от Олафа, обогнул дверцу – как на запущенной в обратную сторону видеозаписи. Не снимая шляпы, он втиснулся на сиденье машины и захлопнул дверцу. Отчетливо щелкнул в тишине электронный замок. За лобовым стеклом, в зеленоватом свете системы связи, коп был похож на привидение. Патрульная машина круто развернулась и, отыскав колею, уходившую в прогал между деревьями, исчезла, превратившись в тусклое, скачками удаляющееся по лесу облачко света, за которым следовали мерцающие красные огоньки. Шум двигателя постепенно затих.

Он может вернуться.

Зависело это главным образом от того, поверил ли полицейский, что Олаф путешествует один. Кажется, все-таки не поверил. Предположим, он Олафа раскусил, ну и что? В чем преступление? Нет, вовсе не обязательно причислять этого копа к людям, потенциально представляющим опасность. Даже когда тот узнает об убийстве, вряд ли он сможет убедить себя, что встреченный им незнакомец имеет к преступлению какое-то отношение. У преступника были собаки – по меньшей мере одна. Звук, услышанный патрульным в лесу, могла произвести собака – но больше никаких подтверждений тому нет. Разве животное, принадлежащее человеку, станет молча прятаться в лесу? Потом – речь Олафа. В числе примет убийцы обязательно будет упомянут сильный акцент, который слышала женщина по телефону. Многие преступники, выходя на дело, стараются скрыть свой акцент, и мало кто нарочно говорит с акцентом. Олаф был уверен, что копченой селедки разбросал достаточно [3]3
  Сильно пахнущую копченую селедку раскидывали, чтобы сбивать со следа охотничьих собак.


[Закрыть].

– Фрейя! Тор! Эрик!

Собаки с шумом вылетели из зарослей и расселись полукругом перед хозяином.

– Goan dag! – похвалил он их. – У меня для вас кое-что есть. Хотите кое-чего? – Олаф полез в машину и вытащил оттуда холщовый мешок. Достав из него большую пригоршню вяленой говядины, он вывалил мясо перед первой собакой, огромным зверем по кличке Тор. Животные посмотрели на кучу еды и перевели выжидательный взгляд на хозяина. Положив такие же порции двум другим собакам, Олаф сказал:

– Ешьте.

Не успел он положить мешок на место, как еда исчезла.

– Ну, побегайте еще. Через пять минут поедем дальше. – После этих слов собаки рванули на лужайку, будто им подпалили хвосты.

Олаф снова открыл свой тайник. Вытащив из-за пояса секиру, бросил ее в груду прочего оружия. Затем провел пальцами по стенке в глубине тайника, нащупал там приклеенный кармашек, в каком хранят пластиковые карточки, и вынул оттуда плотно сложенный лист бумаги. Олаф сел на краю лужайки и развернул его: имена, внешние приметы, адреса. Бумага содержала список из пятидесяти человек, сделанный аккуратным мелким почерком. Он давно успел пересчитать их и подумать о каждом – о том, как пересекутся их жизненные пути, точнее, его путь перечеркнет линии их жизней, и те оборвутся. Пятой сверху в первом столбике значилась Синтия Леб. Следующую фамилию частично закрывал засохший кровавый отпечаток большого пальца. Олаф отскреб его ногтем, чтобы можно было разобрать написанное: Тревор Уилсон, 12 лет.

Дальше шло описание внешности и домашний адрес в Каньон-Сити, штат Колорадо.

Уголки рта у Олафа опустились, словно их тянула книзу тяжесть, нараставшая в груди. Конечно, он и так знал, что следующим по счету будет этот мальчишка. Подошла и его очередь умирать. Олаф подумал о собственных сыновьях. Рука его потянулась к безделушкам, висевшим на шее на пеньковом шнурке. Сперва пальцы нашли руну Одал – фигурку в виде ромба с ножками, выросшими из острого угла. Таким символом у его народа обозначалась семья. Семилетний Йон целый месяц в глубокой тайне выстругивал фигурку, чтобы подарить отцу перед отъездом. При этом сын поцеловал Олафа и спрятал лицо у него на груди. Слезы, просочившиеся через грубую рубашку, обожгли Олафу грудь.

Он нащупал рукой подарок другого сына, Бьорна – лапку кролика, первого, которого тот добыл и умертвил в своей жизни. Этим амулетом Бьорн очень дорожил, поэтому Олаф был растроган, получив такой подарок. В свои одиннадцать сын уже держался по-мужски сдержанно. Он обнял отца, пожелал ему благополучной поездки и быстро отступил. Стремление старшего быть сильным так же много значило для отца, как слезы младшего.

А теперь вот этот мальчишка, Тревор Уилсон. Как будут горевать его родители.

Олаф стиснул зубы и стал складывать листок.

Дело должно быть сделано.

Вернувшись к машине и спрятав список обратно в тайник, он решил все же быть милосердным в той мере, в какой мог себе это позволить. Да, хотя бы так, подумал он, захлопывая люк. Правила его клана требовали всякий раз смотреть врагу в лицо, взглянуть ему в глаза и дать шанс – пусть ничтожный – оказать сопротивление и избежать смерти. Но на детей они не распространялись. Он явится к этому мальчику поздно ночью, когда тот будет спать.

* * *

За полмира от этого места, в роскошном гостиничном номере раздался звонок мобильного телефона. Его обладатель проснулся, щурясь от ярких лучей утреннего солнца. Покосившись на средство связи, отчаянно щебетавшее на ночном столике, он взял лежавшие рядом инкрустированные драгоценными камнями часы – 8:50. Это значит, в его временной зоне сейчас 6:50. Мужчина надел часы и взялся за телефон.

– В чем дело? – сердито сказал он в трубку на своем родном языке.

Звонивший, голос которого был пропущен через электронный преобразователь, назвал его по имени, и сон с мужчины слетел в одно мгновение.

– Да, я. Кто это говорит? – сказал он и понял, что задал глупый вопрос.

– Говорите по-английски, – велел голос.

– Как вы узнали этот номер? – спросил он по-английски.

– Пиппино Фараго готов.

– Пип? – Мужчина сел. – В каком смысле?

– У него есть то, что вам нужно. Нужно его убедить. Пора это сделать.

– Что вы имеете в виду? Алло!

Телефон замолчал. Мужчина посмотрел на дисплей: надпись сообщала, что номер звонившего определить не удалось. Еще бы. Но это неважно. Если информация верна, ему только что сделали большой подарок. Когда мужчина искал в списке номеров телефон Пипа, сердце его билось учащенно.