Текст книги "И приидет всадник…"

Автор книги: Роберт Липаруло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

42

Трубка щелкнула, и Алиша несколько секунд слушала пустоту разъединенной телефонной линии – она казалась не просто тишиной, а каким-то вакуумом. Надо же, Брейди Мур, что называется, бросил трубку. Алиша тоже положила свою – она звонила с гостиничного телефона, из своего номера – и села на кровать. Ну, раз он обещал ничего не говорить полиции, значит, не скажет. Во всяком случае пока – то есть пока не поговорит с Алишей еще раз, не выслушает, какие у нее появились опасения и соображения.

А какие тут соображения? Тут бы с опасениями определиться. Ясно только то, что все это ни во что не укладывается… Серийный убийца ни с того ни с сего нападает на федерального агента – само по себе более чем странно. К тому же он перелетает для этого на другой конец страны. Это дико, это подозрительно и… и вообще. Алиша не могла подобрать подходящего слова для того жуткого ощущения, которое испытала, услышав о нападении на Брейди. Словно какое-то мерзкое существо с ледяными лапками поднялось по ее позвоночнику вверх. А теперь оно, как червь, точило ей мозг, разъедая чувство реальности происходящего. Всего этого не могло быть. Это нереально.

Алиша почувствовала, что от треволнений у нее во рту пересохло. Она встала и рассеянно подошла к тумбочке. В ведерке для льда лежал сложенный пластиковый пакет – постояльцы для чего только не используют эти ведерки помимо хранения льда, и кто знает, моет ли их после этого прислуга… Она выложила пакет на стол, взяла ведерко, проверила, при ней ли ключ-карточка от номера, и вышла, тщательно закрыв за собой дверь.

Она прошлепала босиком мимо лифтов до Т-образного перекрестка коридоров. Потом, следуя указующему знаку, дошла до ниши, где стояли автоматы, торгующие напитками, конфетами и льдом. К тому моменту, когда ее ведерко наполнилось льдом, Алиша решила как можно скорее ехать в Вирджинию. Задумчиво погромыхивая льдом в ведерке, она отправилась обратно в номер.

Брейди, конечно, на грани истерики. Не из-за того, что его жизни грозит опасность, а оттого, что дело коснулось Зака. Алиша не винила Брейди за то, что он разнервничался; ему надо помочь, ему сейчас нужен хладнокровный товарищ, с которым можно вместе обдумать ситуацию и выработать план действий. До него четыре часа на машине, если только не обращать внимания на знаки ограничения скорости… а кто обращает? Когда он позвонит, она сообщит, где укрыться (если он к тому моменту не найдет надежного места), и сама вскорости туда прибудет.

Алише тоже было страшно до чертиков, но при этом она чувствовала возбуждение, отчасти даже приятное. Поднимаются же люди на Эверест без кислородной маски. Опасно, глупо, никому не нужно? Да. Но они зачем-то идут на это, и Алиша начинала понимать, что они при этом испытывают.

У двери с табличкой «Обслуживание номеров» она задержалась. Эта комната находилась шагах в тридцати от ее номера по другой стороне коридора. Алиша приметила ее, когда в первый раз искала свой номер. Тогда она даже пыталась сюда заглянуть, но дверь оказалась заперта. Отели и мотели часто становятся местами совершения преступлений, Алиша приучила себя всегда быть настороже.

Дверь в комнату прислуги была приоткрыта. Шагнув в сторону, Алиша толкнула ее – свет в комнате не горел. Придерживая дверь ногой, она дотянулась до выключателя. Лампочка осветила ряды полок с постельным бельем и полотенцами. Наготове стояла тележка со средствами гигиены, салфетками и туалетной бумагой, маленькими бутылочками шампанского. Утренний сервис: кому что. Возле люка в прачечное отделение стояла пустая бельевая корзина размером с мусорный контейнер. Никаких злобных парней с рыскающим взглядом и преступными намерениями.

Алиша выключила свет и аккуратно прикрыла дверь – щелкнул автоматический запор.

Психопатка и перестраховщица. «Не-а, – мысленно ответила себе Алиша. – Просто неплохой профессионал».

Вернувшись в номер, она посмотрела на сотовый телефон, чтобы убедиться, что ей никто не звонил за время отсутствия. Мобильный лежал на тумбочке возле гостиничного телефона. Если бы кто-то звонил, телефон после этого сигналил бы каждые тридцать секунд.

«Надо было захватить его с собой», – подумала Алиша и направилась в ванную. Но Брейди не должен так скоро позвонить. Ему нужно сперва отделаться от полицейских из службы спасения.

Алиша навела себе стаканчик воды со льдом. Воду она налила прямо из-под крана, а полукруглый кусок льда измельчила собственными зубами. Поднеся стакан ко рту, она застыла.

Пистолет. Она оставила его на тумбочке вместе с мобильником. Перед мысленным взором Алиши всплыла картинка – как выглядела тумбочка после ее возвращения от торговых автоматов: гостиничный телефон, сотовый, складной дорожный будильник и пульт дистанционного управления от телевизора. Пистолета с кобурой не было.

Занавеска душа едва заметно дрогнула. В зеркале Алиша уловила движение за своей спиной. Но прежде чем она успела как-то отреагировать или хотя бы подумать, что предпринять, занавеска с лязгом отлетела в сторону. Над ее головой поднялись и опустились руки, накинув на нее что-то сзади. Алиша начала поднимать руку, в которой держала стаканчик с водой. Она хотела завести ее за спину, схватить нападающего за волосы и выволочь вперед. Но что-то с силой согнуло ее руку в локте. Стаканчик со льдом больно ударил Алишу по скуле, скользнул по лицу и вывалился из пальцев.

Она не могла пошевелить рукой – та была прижата к лицу.

«Гаррота!» – поняла Алиша. Она почувствовала, как проволока впилась ей в предплечье. В зеркале она видела свои расширенные от ужаса глаза. Из раны на руке, заливая локоть, потекла кровь, капли брызнули на зеркало. Алиша рванулась назад, вперед, но нападавший держал ее крепко. Ему по чистой случайности не удалось заарканить ей шею: из засады, которую он устроил в ванной, ему не было видно, что она поднесла ко рту стакан. Но он был полон решимости довести дело до конца и изо всех сил затягивал проволоку. Она уже дошла до лучевой кости и скользила по ней вверх, срезая мышцы и ткани с руки. Проволочная петля сдавливала шею сзади. Врезаться в мягкие ткани горла спереди и сбоку, где проходили сонная артерия и яремная вена, проволоке не давала попавшая в захват рука.

Большинство людей полагает, что гаррота рассчитана на удушение. Это не так: с изобретением проволоки пользующиеся ею убийцы стали просто перерезать горло своим жертвам. Голова оставалась держаться только на позвоночнике. Несколько лет назад Алиша видела снимок убитого гарротой главаря банды. Проволока перерезала ему мышцы и связки, вены и артерии, хрящ щитовидной железы и трахею. Она так глубоко вошла в четвертый позвонок, что убийца не смог ее вытащить (рваные края пореза свидетельствовали о том, что он пытался это сделать). У Алиши не было времени вспоминать все подробности. Но за доли секунды она успела представить себе, как будет выглядеть ее тело, когда его обнаружат. Голова неестественно вывернута относительно позвоночника. Внутренние ткани шеи обнажены, но залиты кровью так, что их невозможно различить. А вокруг одного из шейных позвонков намертво затянута струна от пианино.

Все, что осталось сделать киллеру, – закрутить ей руку назад, чтобы проволока смогла вонзиться в горло. Алиша это понимала. Нападавший тоже.

Алиша попыталась достать его левой рукой, но киллер увернулся. Она не могла наклониться вперед, чтобы как следует пнуть его в пах, но могла пнуть хотя бы в ногу. Когда ей это удалось, нападавший не удержался на ногах и упал в ванну, но захват не ослабил и увлек ее за собой. Она упала сверху на его жесткое костлявое тело. Слава богу, хоть зеркала ей больше не было видно – кому хочется напоследок наблюдать за тем, как тебя зверски убивают? Ноги Алиши были задраны на край ванны, рука в гарроте оказалась над лицом. На лицо и в рот потекла кровь. Алиша давилась, отплевывалась и рычала от злости и страха. Киллер барахтался под ней, все туже затягивая гарроту.

Она еще раз постаралась дотянуться до него рукой, и теперь увернуться он уже не смог. Алиша вцепилась ему в ухо. Она стала крутить и тянуть его изо всех сил, стараясь оторвать. Она не отращивала ногти, но и те, что были, постаралась вонзить поглубже в плоть врага.

Киллер как-то не по-мужски взвизгнул. Алиша продолжала рвать ему ухо, ощущая под пальцами теплую скользкую кровь.

Он ударил ее, кажется, лбом в затылок, и в глазах у нее потемнело.

Руки его находились у основания ее шеи, где сходились концы гарроты, завершавшиеся, насколько ей было известно, рукоятками. Киллер вдруг с огромной силой оттолкнул Алишу от себя, затем еще раз, потом в сторону. Она была ошеломлена ударом в затылок и только моталась в его руках.

«Он хочет перепилить мне руку!» – мелькнула мысль. Но оказалось, что он просто пытался подняться на ноги, что ему вскоре удалось. Встав, он потянул ее вверх. Перед глазами снова оказалось зеркало. А сама она выглядела практически мертвой: обмякшее, залитое кровью тело, серое лицо, полузакрытые глаза и полуоткрытый рот.

«Нет, этого не может быть!»

Настал ее черед ударить головой. Алиша стиснула зубы и резко откинула голову назад. Проволока впилась в руку глубже, раздирающая боль отдалась в сознании, и перед глазами вспыхнули десятки ярких огоньков. Но игра стоила свеч: по громкому хрусту она поняла, что сломала противнику нос.

Он болезненно закряхтел, но не выпустил Алишу, боясь утратить преимущество. Однако, опасаясь дальнейших ударов, киллер наклонился, и они снова опрокинулись через край ванны, на этот раз вперед и наружу. Алиша ударилась головой о полку, а потом об унитаз.

Гаррота разжалась: противник упустил одну рукоятку. Алиша вытянула подальше руку с торчащей из нее проволокой, не давая ему вновь дотянуться до рукоятки. Это была деревянная палочка сантиметров пятнадцать длиной и в дюйм толщиной, гладкая, натертая руками до блеска, но грязная и перепачканная в крови. Киллер потянул за оставшуюся у него рукоятку, разрезая проволокой мышцы предплечья. Она закричала от боли. Свободная рукоятка дошла до ее руки и уперлась. Понимая, что за этим последует, Алиша зацепилась рукой за унитаз. Киллер дернул за проволоку. Алиша почувствовала, как проволока скребет по кости предплечья. Рукоятку заклинило в ране, и дальше она не шла. Еще один рывок – также безрезультатно. Положение прочно упиравшейся в унитаз руки Алиши было таким, что она не могла бы надежнее, чем сейчас, удерживать гарроту, даже если бы зажала рукоятку в кулаке.

Окровавленная проволока проходила прямо перед ее лицом. Алиша испугалась, что следующим движением убийца затянет гарроту вокруг ее головы, используя только одну рукоятку. Тогда он может разрезать Алише щеку, глаз и нос.

Но киллер стал действовать иначе. Он уперся ей в спину, чтобы встать на ноги. Алиша вцепилась в него здоровой рукой. Он поймал эту руку и стал выкручивать. Алиша в этом момент лежала боком на полу – на холодном белом кафеле, залитом ее кровью. Враг продолжал заворачивать ей руку за спину; сопротивляясь, она цеплялась раненой рукой за унитаз. Перед глазами Алиши мелькнула длинная U-образная рана на предплечье, похожая на кровоточащий рыбий рот.

Повернувшись, она увидела над собой какого-то демона. Его перекошенное лицо дышало ненавистью.

Глаза были налиты кровью, и на подбородок с уха стекала кровь. Через щеку шли четыре параллельные красные борозды, из ноздрей тоже шла кровь. Все-таки Алише удалось его немного повредить. Длинные черные растрепанные космы спускались на костлявые плечи, напоминая гриву умирающего льва. Под носом, на подбородке и впалых щеках неровными островками росли волосы. Оскал узких губ открывал ряды заостренных зубов. Изо рта вырывалось нечто среднее между шипением и рычанием. А еще оттуда текла слюна и падала теплыми каплями Алише на лицо.

Человек-демон выкручивал ей руку, пытаясь заставить перевернуться лицом вниз. Алише совсем не хотелось оказаться в таком положении. Кроме того, он стоял над ней, расставив ноги, а это не самая выгодная позиция для нападающего. Алиша быстро подтянула ногу к груди и ударила киллера пяткой в пах. Тот выпучил глаза и с громким воплем «х-хо-о-о!» вылетел в открытую дверь ванной.

Опершись на руку, Алиша приподнялась, но ослабшая от боли рука подломилась, и она упала на пол. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, Алиша перевернулась и попыталась встать, опираясь на другую руку. Та тоже болела, но действовала. Алиша поднялась, хватаясь за унитаз, полку и раковину, ежесекундно ожидая нового удара: вот-вот он обрушится и повергнет ее на пол, где она и останется до прибытия медэксперта, который приедет устанавливать время ее смерти. За спиной стукнула дверь. Алиша повернулась. Дверь, ведущая в комнату, закрывалась после удара о стену. Алиша бросилась к ней и схватила за ручку, пока та не захлопнулась. Она хотела открыть ее, но в этот момент ее сильно толкнули в спину, и Алиша со всего маху ударилась о дверь.

43

Брейди демонстрировал свою кровоточащую ладонь полицейскому, стоявшему у него в прихожей. Его напарница, низенькая женщина, одетая в голубую форму на размер меньше, чем надо, обошла Брейди и, держа руку на рукоятке пистолета, осматривала гостиную. Кобура у нее была расстегнута. Брейди еще на входе показал им удостоверение, но оно не произвело на них никакого впечатления. В их городе каждый тридцатый житель когда-то или по сию пору служил в правоохранительных органах. А такие люди, при всем своем усердии, в первую очередь люди, а потом уже агенты, и столкновений с законом у них столько же, сколько у обычных гражданских. Поэтому у местных полицейских удостоверение агента ФБР давно уже не вызывало почтительного трепета.

Беседовавший с ним коп был худым и долговязым, с густыми седыми волосами и пронзительно-синими глазами. Он не столько смотрел на Брейди, сколько обшаривалего взглядом.

– Значит, электронож? – переспросил он. Судя по именному значку, звали его Андерсон.

– Глупо, правда? – сказал Брейди. Он старался держаться спокойно, хотя рука заметно дрожала. «Что я делаю?» – спрашивал он себя. Ему хотелось станцевать перед этими полицейскими Танец Спасенной Жертвы, в котором он мог бы выплеснуть накопившееся недоумение, негодование, нервное напряжение – и выразить свою радость. Он должен сейчас ходить по дому, показывая копам, где что произошло, непроизвольно размахивая руками, нервно подтрунивая над собой и время от времени восклицая: «Ну что ты будешь делать?» и: «В моем доме! В моем собственном доме!»

Больше всего ему хотелось сказать: «На меня и моего сына напал серийный убийца! Он ушел, когда услышал вашу сирену! Он не мог уйти далеко! Надо догнать его!»

– Будем надеяться, в следующий раз я не буду резать окорок прямо в руке, – говорил он вместо этого.

– Будем надеяться, – сухо отвечал Андерсон.

– А где сейчас ваш сын, сэр? – подозрительно глядя на Брейди, спросила женщина-полицейский.

– Э-э, да ложится спать, наверное, – неуверенно ответил он, надеясь, что это прозвучало искренне. Он знал, что полицейским преподают психологию и нейролингвистическое программирование, учат определять по жестам и мимике, правду говорит человек или лжет. Люди, которые лгут, скорее склонны поднимать глаза вверх и вправо, а те, которые пытаются что-то вспомнить, – вверх и влево. Вруны часто так или иначе стремятся прикрыть рот пальцами или ладонью. Они словоохотливы, без понуканий вдаются в подробности, ошибочно полагая, что чем больше в рассказе деталей, тем больше он похож на правду. Способность выдумывать мелкие подробности, очевидно, вообще у людей в крови. Во всяком случае, им это проще, чем вспоминать детали подлинных – часто неприятных или даже мучительных – событий. Большинство говорящих правду сообщает только необходимую информацию. Но знание того, какие мелкие физиологические признаки выдают ложь, не очень-то помогает человеку от них избавиться. Брейди непроизвольно дотронулся до губ – и тут же отдернул руку.

– Хотелось бы поговорить с ним, если вы не возражаете, – сказала женщина.

Брейди все это время продолжал улыбаться, надеясь на то, что копы в конце концов решат, что он просто дурак. Пораненную руку он держал перед собой так, словно просил милостыни – но набрал он, естественно, только полную ладонь крови, которая продолжала сочиться из пореза.

– Вы не могли бы позвать его, сэр?

– А, да, конечно! – Он громко позвал сына, выждал секунд пять, потом позвал еще раз.

– А где ваша супруга, сэр?

– Она умерла. Полтора года назад.

– Прошу прощения. Подруга?

– Не обзавелся, – покачал головой Брейди.

Со стороны кухни послышалось шлепанье босых ног. Через миг на полу коридора показалась тень Зака, следом за ней вышел он сам.

– Что, пап?

Зак, одетый в пижаму, являл собой образец детской невинности и простодушия – хоть сейчас на картинку. Единственный изъян – спутанные волосы и видневшаяся на макушке пыль, которая осыпалась на них в подвале. Брейди хотел как бы невзначай подойти и, погладив сына по голове, стряхнуть ее, но женщина-полицейский преградила ему дорогу.

– Тебя зовут Закари? – спросила она.

Зак кивнул.

– В доме есть кто-нибудь еще?

– Только я и папа, – удивленно ответил мальчик.

– Это ты вызвал 911?

– Да, мэм, – понурил голову Зак.

«Молодчина», – подумал Брейди.

– Тебе ничего не грозит, малыш, – произнес Андерсон. – Но скажи, пожалуйста, зачем ты это сделал?

Зак посмотрел на него, потом на отца, затем перевел взгляд на руку Брейди.

– Папа поранился, – сказал он тихо и виновато. – Я услышал, как он кричит, и побежал на кухню. У него была вся рука в крови, и… – Он замолчал и потупился.

– Все нормально, Зак, – подбодрил его Брейди. Сам он при этом вдруг осознал, что совершил поразительно предсказуемую ошибку, из разряда тех, к которым относится нагромождение подробностей. Он сочинил излишне сложное оправдание. Почему было просто самому не «признаться», что он вызвал полицию по ошибке? Зачем он втянул в это Зака? Да, внезапное нападение его ошеломило, но это же не оправдание. Брейди чувствовал, что сын зря поверил его глупой затее.

– Ну… и он говорил всякие плохие слова. Очень плохие, – Брейди встретился взглядом с сыном: у Зака на ресницах блестели слезы, но он закончил шепотом: – Он никогда таких слов не говорил. Мне показалось, что случилось что-то очень страшное. Ну, я и… позвонил.

Женщина полицейский улыбнулась напарнику.

– И ты сказал диспетчеру, что к вам в дом кто-то забрался? – спросила она у Зака.

Тот кивнул в ответ.

– Зачем?

– Папа говорил, что так быстрее всего вызвать помощь, потому что на остальные вызовы ваши ребята приезжают не так быстро.

Действительно, Брейди когда-то так говорил, но на этот раз он успел забыть, что именно сказал диспетчеру. А ведь и правда, он говорил про взломщика. Брейди был поражен, что Зак так быстро нашелся, и пристальные взгляды полицейских его не смутили.

Полицейские посмотрели на Брейди. Он застенчиво улыбнулся.

– А почему ты говорил шепотом? – поинтересовалась у Зака женщина, не отрывая взгляда от Брейди. Вот тут уже было о чем беспокоиться. Может, она ловила их на вранье, с самого начала точно зная, что звонил в службу спасения Брейди?

Ему оставалось только изобразить недоумение, – правда, сильно напрягаться не пришлось, – повернуться к сыну и спросить:

– Зак!

– Я не хотел, чтобы папа рассердился. Я тайком позвонил. Мне казалось, что он очень сильно порезался и его надо спасать. Потом оказалось, что не очень сильно, – Зак виновато поджал губы. – Извините.

Андерсон рассмеялся, и напряжение в комнате, возросшее, как давление в глубоководном кессоне, спало.

– Что ж, береженого Бог бережет, – произнес он. Брейди показалось, что после этих слов Андерсон взъерошил бы Заку волосы, стой он немного поближе к нему.

На лице Зака появилась слабая улыбка, а по щеке покатилась слеза.

Женщина наконец убрала руку с пистолета и погладила мальчика по плечу.

– Ты поступил правильно, – подтвердила она.

Брейди смотрел, как сын принимает похвалу, и ругал себя на чем свет стоит. Зак врал как по писаному. Даже странно было узнать сына с этой стороны. А себя Брейди чувствовал полным идиотом. Если дело дальше так пойдет, где-то к полуночи ему придется надеть колпак с бубенчиками.

– …лечить, – уловил он последнее слово из того, что говорил ему Андерсон. Брейди повернулся к нему.

– Что, простите?

– Говорю, руку вам надо все-таки подлечить. – Андерсон вышел за порог, и напарница последовала за ним.

«В такой ситуации в кино, – подумал Брейди, – один из полицейских должен вдруг заметить что-нибудь необычное – торчащий в двери топор, мертвое животное на крыльце – и сказать: “Стоп, минутку, а это что такое?” И тогда из кустов выскакивает киллер и всех убивает».

Но это было не кино. Полицейские, улыбаясь, откланялись.

– Спасибо вам, – сказал им на прощанье Брейди, закрыл дверь и повернулся к сыну: – Это было классно! Ты такой потрясающий ак…

Но вместо широкой улыбки, которую он ожидал увидеть, лицо его сына исказила гримаса горечи и страха. Губы у Зака задрожали, из глаз потекли слезы. Он всхлипнул и бросился к отцу. Брейди опустился на колени, и руки Зака сомкнулись у него на шее. Сын прижался к его груди так, словно хотел зарыться в него и спрятаться от ужасов этого мира. Брейди крепко обнял его. Он понимал, что кровоточащая рука сильно перепачкает пижамку Зака, но ему было все равно. Он потерся лицом о волосы Зака – они пахли шампунем и подвальной пылью.

– Зак. Зак, все хорошо, – повторял он. – С нами все в порядке. Я сделаю все, чтобы с тобой такого никогда больше не повторилось, – тут он вдруг осознал, чего больше всего боится сын, и добавил: – Я постараюсь, чтобы и со мнойтоже ничего не случилось.

Он еще долго обнимал и успокаивал Зака. Когда тот выплакался, Брейди отстранил его, чтобы заглянуть в сыну лицо, и сказал:

– Я отвезу тебя к дяде Курту и тете Кари.

– Нет, – покачал головой Зак и снова заплакал. Четыре года назад Курт и Кари Оукли переехали в Уилмингтон, штат Делавэр. Туда от Гаррисонвилля было два с половиной часа езды на автомобиле. Брейди полностью доверял этой семье. Зак будет в безопасности, и ему там понравится. Шансов, что кто-то, даже в ФБР, знает о них, было очень немного.

– Зак, я должен этим заняться. Надо раз и навсегда избавиться от того, кто на нас напал. Ты понимаешь меня?

– Давай вместе поживем у дяди Курта, – шмыгнув носом, предложил Зак. – Там нас никто не найдет.

– Сынок, я бы с удовольствием. Но в этом мире есть чудовища, которые не исчезают от того, что мы от них прячемся. Надо выйти и встретиться с ними лицом к лицу.

– Как Давид и Голиаф, – произнес Зак, но так тихо, что становилось понятно: он не хочет, чтобы его отец был Давидом. Он хотел, чтобы отец остался с ним.

– Примерно.

Они долго молча глядели друг другу в лицо. Говорить что-то еще не имело смысла. Потом снова крепко обнялись.

– Ну, ступай собери какую-нибудь одежду и зубную щетку в свою спортивную сумку, – сказал Брейди, тоном давая понять: «Давай, пора. Это нужно сделать немедленно».

Зак, кажется, успел прийти в себя. Он начал подниматься по ступенькам, но вдруг остановился и бросился обратно.

– Что случилось? Куда ты? – перехватил его Брейди.

– Коко! – почти закричал Зак.

– Зак! Иди собирай вещи. Я сам его поищу.

Брейди захватил пистолет из тайника на кухне и включил свет на заднем дворе. Он помнил, как песик завизжал – и как внезапно оборвался его визг. Брейди вышел из дома на мощеную площадку с садовым столом. В их районе возле каждого дома имелся солидный земельный участок, большая часть которого приходилась на задний двор. Есть где поиграть детям. Именно поэтому Карен его и выбрала, хотя для их семьи такое жилье было дороговато. Брейди посмотрел в сторону дальнего забора, которого было не видно из-за деревьев. Ему совсем не хотелось идти туда одному, без прикрытия. Держась лицом к той стороне, он двинулся боком вдоль задней стены дома, время от времени негромко окликая Коко. Так он дошел до бокового забора и хотел добраться тем же маршрутом до противоположной стороны двора, как вдруг его внимание привлек непонятный влажный блеск. Листья кустарника были измазаны чем-то темным и жидким. Брейди коснулся листьев пальцами и выставил руку на свет. Красное… кровь. Он опустился на четвереньки и всмотрелся в темноту под ветвями.

– Коко? – прошептал он.

Брейди залез под куст и застыл, различив в темноте светлую шерсть лежавшего на земле песика. Она не шевелилась. Брейди протянул здоровую руку и слегка пошевелил Коко. Тот не подавал признаков жизни. Брейди хотел обхватить его тельце рукой и вытащить из кустов, но угодил пальцами в какое-то теплое и влажное месиво. При этом раздался такой звук, словно он наступил в грязь. Брейди отдернул руку – она была вся в крови, кроме того, на нее налипли комочки земли и опавшие листья. Брейди непроизвольно судорожно выдохнул и практически так же судорожно и непроизвольно принялся вытирать руку о траву. Потом еще раз посмотрел на комок шерсти в траве.

– Прости, богатырь, – прошептал он.

Обернувшись, он посмотрел на окно комнаты Зака, располагавшееся на втором этаже прямо над ним. Окно было зашторено. Поразмыслив секунду, Брейди решил сказать сыну, что Коко не нашел. Зака, конечно, трудно будет убедить уехать, бросив песика здесь. Но ничего, можно пообещать, что соседи его поищут, найдут и присмотрят за Коко несколько дней.

Как-то вскоре после гибели Карен Брейди, сидя на диванчике в гостиной со стаканом бурбона в руке, вдруг почувствовал себя хрупким, как фарфоровая статуэтка, и даже надтреснутым от удара. Он понял: еще одна большая потеря – и он не выдержит, во всяком случае, долго не протянет. Брейди не мог точно сказать, что с ним тогда случится: умрет он от сердечного приступа или покончит с собой, а может, сойдет с ума… но что-нибудь случится обязательно. И вот теперь он ощутил, что за прошедшее время не стал прочнее. Брейди трясло, ему казалось, что он вот-вот сломается. Но опасность, угрожавшая сыну, придавала ему сил, заставляла держаться. Может быть, он сломается потом, когда сын будет в безопасности.

Несмотря на то, что внешне Заку удавалось справиться с собой, Брейди опасался, что сын тоже не так крепок, как кажется. Брейди не хотелось проверять свои догадки на практике. Он не будет испытывать сына на прочность и обременять его душу известием о гибели Коко.

Брейди поднялся с четверенек, рассеянно обтирая ладонь о штаны. Обратно к дому он шел так тяжело, словно ему на плечи навалили мешок с песком. Сознание его сосредоточилось на двух неотложных нуждах: отмыть руки и как можно скорее покинуть город.

* * *

Из своего микроавтобуса, припаркованного у обочины в двух кварталах от дома Брейди Мура, Олаф видел, как полицейские ушли. Он облегченно вздохнул и услышал за спиной тихий шорох – собаки подняли головы с груды мусора на полу и с любопытством посмотрели на хозяина. Как Олаф ни крутил колесико настройки объектива, он не мог добиться четкого изображения в бинокле: полицейские и их машина и даже дом Мура расплывались перед глазами. Дело было не в оптике, а в глазах – сказывалось действие ядовитых паров, которые применил объект для своей защиты.

Копы спустились с порога, и входная дверь закрылась. Олаф отложил бинокль и утер глаза рукавом. Надо будет раздобыть глазных капель… и таблеток каких-нибудь – горло дерет страшно.

Сзади послышалась возня, и возле его ноги появилась морда Фрейи. Олаф почесал ей голову и потрепал уши.

– Что думаешь, девочка? Здорово он тебя развернул, да? – сказал он и улыбнулся. – Правда, умно.

Он еще раз посмотрел в бинокль. Со стороны казалось, в доме все спокойно, и это было странно. Олаф ждал нашествия блюстителей закона. Ему казалось, что это какая-то ловушка: пока он наблюдает тут за фасадом, со двора в дом, наверное, пробрался целый отряд вооруженной охраны и поджидает его возвращения.

Боги уберегли от смерти Брейди Мура и его сына – во всяком случае, на время. Но смертный приговор им не отменен, так что Олаф должен сделать еще одну попытку. К приговору богов нужно относиться с почтением. Бывает непросто отделить собственную оплошность от воли Одина. Бог богов всегда добьется своего и исправит все оплошности, но Олаф должен серьезно поразмышлять: что он сделал не так? Почему он не справился с заданием? Очевидно, слишком шумно подбирался. Дал возможность объекту выстроить оборону. Надо будет поработать над техникой скрадывания. Что еще? Оценка обстановки. Олаф чувствовал, что отступил слишком рано. Он нашел дичь, и она была совсем рядом, но он отступил, услышав звук сирен. Полминуты. Ему нужно было задержаться всего на тридцать секунд.

Олаф зажмурился. Слезы, задерживаясь в ресницах, смягчали жжение в роговице. Он опустил руку и потянул рычаг, которым откидывалась спинка сиденья.

«Что бы ты сделал на моем месте, Один? – думал он. – Когда бы ты совершил следующий ход?»

Он представил себя лежащим ниц перед входом в залы Валгаллы. Он был ничтожен перед этим величием, вошь подноготная. Но Олаф искал наставления и подверг себя дальнейшему уничижению: он – грязь на сандалиях Одина, он даже недостоин называться живым. Этого мало… Олаф мысленно склонялся все ниже и ниже…

Вдруг он почувствовал: долгожданный ветерок овеял его лицо, воздух и его кости содрогнулись от дальнего грома. Дверь открылась. Один почтил его своим присутствием. Сознание Олафа померкло, когда Один повлек его в Священный Зал.

Утратив способность физической речи, Олаф обрел дар исторгать оглушительной силы слова там, куда воспарил его дух.

Он начал неистово молиться.