Текст книги "И приидет всадник…"

Автор книги: Роберт Липаруло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

25

Как же он раньше не замечал! Это же сумасшедший!

Пип торопливо ковылял от тренажерного зала к лифту. Он дважды оглянулся на дверь, но она не распахнулась и оттуда не выскочил разъяренный Люко, готовый схватить, разорвать на куски, уничтожить его. Стоявший у двери вооруженный охранник смотрел на Пипа равнодушно. Оружие и рация все так же спокойно висели у него на поясном ремне.

Пип подошел к лифту и нажал кнопку «вниз». Она загорелась, но он нажал еще и еще раз, глядя на огоньки индикаторов над дверью.

Так, значит, это правда: Люко спятил. Когда это случилось? И как он, Пип, этого не заметил? Должно быть, его самого, как и Люко, зачаровали деньги и класть, настолько одурманив голову, что он просмотрел момент, когда актер превратился в безумца. Или душевная болезнь так коварна – подкрадывается медленно и незаметно, так что не сразу и поймешь, что происходит?

Не дождавшись лифта, Пип метнулся по коридору к лестнице. Нервная беготня не должна насторожить охрану здания: Люко постоянно гонял людей по всяким срочным поручениям. Но одного телефонного звонка достаточно, чтобы охранники вцепились в Пипа, как когти на длинной руке Люко. Выскочив на лестницу, Пип помчался вниз, прыгая через три-четыре ступеньки и стараясь не обращать внимания на резкие приступы боли в левом колене – левая нога не годилась для таких упражнений.

На протяжении последнего года Люко все меньше говорил как человек, притворяющийсяизбранным, и все больше – как человек, искренне верящий в свое великое предназначение. В личных беседах с Пипом он все меньше говорил о том, как внушить, создать видимость, и все больше – о том, как исполнить. Тональность разговоров менялась с исходного «Что бы мне еще сделать, чтобы убедить Смотрителей?» на «Что мне осталось сделать, чтобы способствовать моему восхождению на трон и моему царствованию?».

Поначалу Пипу казалось, что он присутствует при блестящей актерской игре а-ля Брандо или Пачино. Вжиться в роль, оставаться постоянно в образе. Откуда было ему знать, что маска прирастет к лицу, что роль поглотит саму личность Люко? Не Люко овладел образом антихриста, а образ овладел им.

Еще три пролета – и Пип остановился на том этаже, где находился его кабинет. Он запыхался, и сердце колотилось так сильно, что это отдавалось в голове, и Пип не слышал ничего, кроме собственного дыхания и пульса. Не заглушали ли они шум погони? Он посмотрел вверх вдоль лестничных пролетов. Никто не выглядывал сверху, не спускался торопливо вдогонку.

Там, наверху, находился человек, который обезумел. Он так долго и целенаправленно старался убедить других, что он – антихрист, что сам стал считать себя таковым. Пип слышал, что актер Бела Лугоши, игравший Дракулу в кино в 1931 году, в итоге решил, что он и есть знаменитый вампир. Он, правда, не впивался в шеи окружающих, но всегда ходил в черном плаще с красной отделкой и спал исключительно днем. Он даже перестал отзываться на собственное имя, а откликался только, если его называли «граф» или «Дракула». А ведь актеру нужно быть в образе только перед камерой: по восемь часов в течение двадцати съемочных дней. Люко находился под бременем образа антихриста беспрерывно. Не удивительно, что он надломился.

«Ничего себе надломился! – подумал Пип. – Да его на куски разнесло! На миллион мелких осколков, острых и смертельно опасных, которыми теперь все вокруг усеяно».

Он протянул руку к двери и замер. Что это за звук донесся сверху? Словно дверь закрылась, но не хлопнула, как если бы ее не отпустили, а прикрыли потихоньку, осторожно. Пип еще раз выглянул в лестничный проем. Никого. Он посмотрел на дверь в коридор своего этажа.

«Что у меня там нужного осталось? Настолько нужного, чтобы рисковать из-за этого жизнью?»

Он двинулся дальше вниз, в подземный гараж.

Может, безумие охватывало Люко на короткие промежутки времени? Может, личность антихриста лишь изредка всплывала на поверхность – и вновь исчезала в пучине, как морское млекопитающее, которое выныривает за глотком воздуха? Может быть. Но Пип знал, что даже в этом случае ему не следует обольщаться. Теперь Люко его уничтожит, не посмотрит на многолетнюю дружбу. Люко-Притворщик и Люко-Антихрист – оба имели основания не доверять ему.

Для Люко – любого Люко – Пип слишком много знал. Он был в курсе планов и приготовлений, которые были предприняты до того, как (и для того, чтобы) Смотрители узнали о нем. Пип знал о поддельных свидетельствах (поддельных пророчествах),которые Люко организовал уже после того, как стал избранником Смотрителей, их главной надеждой.

Для антихриста Пип был раскольником, диссидентом, он совершенно ясно высказался об этом в тренажерном зале; ересь Пипа была тем более опасна, что его мнение как давнего друга Люко, с точки зрения окружающих, заслуживало доверия. Давняя дружба в данном случае становилась для Пипа не гарантией безопасности, а смертным приговором. Амбиции несовместимы с такими человеческими чувствами, как дружба, участие, сострадание. А Люко – как и антихрист, по мнению Пипа, – был не чем иным, как сгустком амбиций.

Еще эта папка с уликами. Свидетельство его лжи, притворства, того розыгрыша, который он устроил. Люко никогда не смирится с ее существованием.

Колено Пипа дрожало, в нем отдавалась резкая пульсирующая боль. Прикрепленная к подошве книга в мягкой обложке обтрепалась и цеплялась за ступеньки, страницы по краям распушились и напоминали большой грязный комок.

«Вылитый клоун, – подумал Пип. – Я клоун в цирке Скарамуцци. Но толпа уже больше не смеется, и клоуну пора уходить».

Лестница оканчивалась у двери, над которой значилась большая латинская буква «P». В отличие от остальных дверей, вместо рукоятки у нее был длинный, во всю ширину, поручень, она открывалась толчком наружу и служила запасным пожарным выходом. Пройдя через нее, Пип очутился в подземном гараже. Тут чья-то сильная рука ухватила его за плечо.

– Эй! – произнес над головой густой голос.

Пип вывернулся из захвата и увидел охранника – тот отступил назад, потянувшись к висевшему на боку пистолету. Выражение лица у него было суровым и сосредоточенным. Пипу хотелось закричать, сбить с ног этого скота… или колдовским образом исчезнуть, раствориться в воздухе… хоть что-нибудь, только не стоять, дожидаясь, пока марионетка, управляемая длинной рукой Люко, застрелит его на месте. Вдруг охранник улыбнулся.

– A-а, господин Фараго, – произнес он. – Вы меня напугали – так резко ворвались через эту дверь. Что за спешка, что-нибудь стряслось?

У Пипа пересохло во рту, и губы не сразу расклеились, а глаза почему-то заслезились. Пип вытер их и обнаружил, что все лицо у него мокрое и скользкое, как у форели. Он хотел рассмеяться, но вышло какое-то хриплое карканье.

– Ты же знаешь, как у нас все делается, – сказал он как мог дружелюбно и непринужденно. – Крайний срок исполнения – вчера.

– Вечная история, – кивнул охранник.

Пип направился к своей машине. Пройдя несколько шагов, он оглянулся. Охранник уже вернулся на свое место у двери, спиной к стене. Он провожал Пипа взглядом и кивнул ему, когда тот обернулся.

Подойдя к своему красному «фиату» с закрытым верхом, Пип достал ключ и попытался вставить его в скважину замка. Руки тряслись так, что он потратил на это секунд десять и поцарапал краску на дверце. Когда Пип залезал в машину, книжка на подошве зацепилась за порог и оторвалась: на ботинке остались болтаться обрывки скотча. Левой ногой он давил на педаль тормоза. Теперь ему придется скособочиться на сиденье, чтобы достать до педали, но Пип не рассчитывал особенно пользоваться тормозом до самой Хайфы. А если не обращать внимания на ограничения скорости, то к утру, может быть, удастся добраться до Бейрута.

Пип завел машину. Ее маленький двигатель взвыл, как бензопила. «Фиат» подался немного назад, затем покатился вперед, и Пип увидел впереди дневной свет, струившийся из-за будки охранника на выезде.

«Неужели у меня получится? Неужели я выберусь отсюда живым?»

Медленно подъезжая к выходу, который был перекрыт полосатым красно-белым шлагбаумом и торчавшими под ним из мостовой металлическими зубьями, Пип заметил, как охранник бросил на него взгляд и потом стал смотреть куда-то чуть ниже окошка – скорее всего в книгу.

«Продолжай читать, – заклинал его Пип со всей силой отчаянья. – Ты ведь читаешь, а не слушаешь приказ по радио… Это ведь не приказ остановить вспотевшего человека в красном автомобиле?»

Страж не поднимал глаз, пока Пип не остановил машину прямо перед его окошком. Радиатор «фиата» замер в метре с небольшим от шлагбаума и шипов. Охранник из своей будочки улыбнулся Пипу.

– Господин Фараго? – произнес он, но не нажал никаких кнопок перед собой, чтобы поднять шлагбаум и опустить заградительные шипы. Просто смотрел на него и ждал.

Что это? Люко уже позвонил охраннику? Только сказал не «Убей его!», а «Задержи его, я сейчас спущусь!»? Он вполне мог сам рассчитаться с Пипом на глазах у охранника.

Арджан по приказу Люко набрал охранников и телохранителей в Палермо. Эти ребята давно знали и Люко, и Пипа. Если не считать двухмесячной подготовки, которую они получили в Академии охранной службы в Мюнхене (Люко убедил МИД раскошелиться на эту элитную школу), они и сейчас оставались просто головорезами, мафиози с хорошими манерами. Они были преданными и подготовленными убийцами – смог бы антихрист найти себе подручных лучше этих?

Пип оглянулся назад, ожидая увидеть там подсвеченного красными стоп-сигналами Люко с пистолетом в руке, нацеленным ему, Пипу, в голову. Но там никого не оказалось.

– Ну? Пропуск! – сказал охранник таким тоном, словно хотел добавить: «Идиот!»

То же самое готов был сказать себе Пип. От страха он совсем забыл о пропуске, который обычно заранее держал в руке. Он поспешно достал из кармана пиджака карточку и протянул охраннику – тот сунул ее в считывающее устройство, которое имелось в будке, вытащил и протянул обратно Пипу. Шлагбаум начал подниматься вверх. Металлические зубья, надо полагать, тоже стали уходить в покрытие дороги. Пип чувствовал, что сердце у него колотится где-то чуть ли не у самого горла.

Почему Люко его отпускает? Ведь Пип видел, какой у него был взгляд, когда он понял, что старый приятель может серьезно навредить. В его глазах горела ярость, безумная ненависть. Пип уже становился свидетелем такого гнева Люко – всякий раз это заканчивалось уничтожением человека, на которого его гнев был направлен. Почему в этот раз не так? Может, Пип неверно оценил ситуацию? Может, не так понял Люко?

Уголком глаза он заметил в будке какое-то движение и повернулся. Охранник поднял руку к уху – оттуда выходил телесного цвета проводок и, змейкой прижимаясь к телу, исчезал за воротником. Пип надавил на акселератор. Мотор взревел, но машина не сдвинулась с места: он переключил рычаг передач в нейтральное положение, когда полез за пропуском. Боковым зрением Пип увидел, как охранник поднимает перед собой пистолет и прицеливается в него. Пип переключил скорость и отпустил муфту.

Пистолет грохнул у самого его уха. Болью, как вспышкой, обожгло череп. Чудовищной силы удар обрушился в голову, она мотнулась вправо, за ней качнулось тело. На лобовое стекло и приборную панель брызнула кровь.

Автомобиль рванулся вперед. Пип продолжал давить на газ.

Пистолет рявкнул еще раз, разнеся вдребезги боковое стекло у заднего сиденья. Осколки стекла брызнули в разные стороны – все поверхности и сам Пип были усыпаны ими, как алмазами. Большая часть его сознания отчаянно призывала тело сделать что-нибудь, неважно что – выскочить, побежать, пнуть, потянуть, рвануть, присесть, кувыркнуться, прыгнуть, пригнуться, выкатиться, прыгнуть обратно…

В то же время небольшая часть сознания продолжала по ходу дела анализировать обстановку. Она подсказала ему, что он должен был услышать звон разлетающихся осколков стекла. Этого не было. Значит, говорила работающая часть сознания, он не слышал звона, потому что оглох на левое ухо и почти оглох на правое. Препятствие, на котором только что подскочила машина – это почти ушедшие в мостовую зубья. Когда машина клюнула носом вниз, а затем выровнялась – она миновала тротуар. Пип резко вывернул руль. Хрустнул металл, и «фиат» со скрежетом проехался боком по боку другого автомобиля.

Заднее стекло разлетелось вдребезги. В лобовом, как по мановению волшебной палочки, появилось пулевое отверстие.

Пип крутанул руль в другую сторону, и машины со звоном расцепились. Автомобиль рванулся было вперед, как выпущенный из катапульты снаряд, но тут же с грохотом въехал во что-то и остановился. Центробежная сила крутанула Пипа, и он ударился головой о приборную доску. Боль была страшной, и сознание едва не оставило его. Но нельзя, нельзя было сдаваться… Пип со стоном поднялся – но вместо собственного стона он услышал какой-то монотонный гул. «Фиат» уперся в припаркованный у обочины «BMW». Пип включил задний ход и оглянулся.

Охранник вышел из кабинки и стоял на выезде из гаража. Держа пистолет обеими руками, он целился в Пипа через разбитое заднее стекло машины. Пип резко нырнул вниз головой. Он ничего не услышал и не почувствовал, но когда через секунду поднял голову, в лобовом стекле перед ним появилась еще одна дыра. Пип отъехал от «BMW», направил машину задним ходом на охранника и дал газ. Тот, отлетев от заднего бампера, ударился о шлагбаум, а затем о свою сторожку. Его обмякшее тело сползло на землю.

В темных недрах гаража засверкали, как вспышки фоторепортеров, тревожные мигалки. По крышке багажника чиркнула пуля, полетели искры. Из гаража выбежали еще три охранника и бросились к «фиату».

Пип переключился на первую передачу и поехал вдоль по улице, поначалу виляя из стороны в сторону, потом выровнялся. Еще одна пуля пробила лобовое стекло, вырвав кусок стекла размером с небольшую лепешку. Пип пригнулся, но лишь на несколько миллиметров: он и так ехал согнувшись, почти касаясь лицом руля. Тут он обнаружил, что может видеть только одним правым глазом. Пип представил себе, что его левый глаз выбит и свисает на щеке, как мертвая медуза на пляже. Но если он и впрямь в таком состоянии, ничего уже не поделаешь. К тому же левая рука отказывалась повиноваться приказам мозга и бессильно лежала на колене.

Он проехал три квартала и свернул, выскочив при этом на тротуар, чтобы не ждать, пока проедут машины, остановившиеся впереди на красный свет. Пешеходы бросались в разные стороны.

Его преследователи уже наверняка расселись по машинам и помчались в погоню, они совсем близко. Пип попытался прикинуть, есть ли у него фора, но мысли путались и давали сбой, под стать его теперешнему вождению. Для начала охранникам пришлось вернуться в гараж к своим «хаммерам» – а это машины большие, и по узеньким тесным улицам на них особо не разгонишься. Минута, а может, и две у меня есть, подумал он.

Он опять свернул на тротуар и затормозил в нескольких сантиметрах от какого-то остолбеневшего семейства. Те нырнули в ближайший магазин, и он поехал дальше, потом снова вывернул на проезжую часть. Там Пипа сразу же ошеломил громкий сигнал клаксона. Прямо на него мчался большой внедорожник. Оказывается, Пип выехал на встречную полосу. Он крутанул руль, «фиат» вскользь ударился о какую-то другую машину, которая тут же взвыла. Все вокруг затягивало пеленой, в глазах темнело… Очертания предметов расплывались. Надо уходить. Они вот-вот догонят.

Сознание наконец освободилось от его хватки и сбежало. Пип обмяк и завалился вправо, потянув руль в ту же сторону. Иерусалимские фонарные столбы сделаны из прочного железа, и один из них надежно преградил путь «фиату».

26

Дом Дэниэла Фирза был кирпичный, трехэтажный. Дома здесь стояли тесно, как говорится, не сходя с крыльца, до соседей можно доплюнуть. Впрочем, на крыльце стоял полицейский в форме. Он разрезал желтую ленточку на двери и впустил агентов в дом. Поскольку эксперты-криминалисты Форт-Коллинза уже взяли образцы пыли, сделали соскобы и снимки и убрали труп – «в общем, испортили все, что могли», подумал Брейди – проход с Цифратором места преступления имело смысл делать исключительно для практики и отчетности.

Чтобы не привлекать зевак, Алиша решила надевать свой «костюм робокопа» не возле дома, а в помещении, у самой входной двери.

– Тебе помочь? – спросил ее Брейди.

– Нет, спасибо. Это как раз то занятие, которое лучше делать одной.

– Тогда я пойду, поброжу.

– Валяй.

Брейди записал на верхней части листка в блокноте дату, место и имя убитого и начал обход гостиной по периметру. Типовая мебель. Все предметы расставлены аккуратно. Такое ощущение, что гостиной пользовались нечасто. Брейди сделал себе пометку. Наверх, к коридору, в который выходили пять дверей, вела лестница в один пролет. За первой дверью справа оказалась ванная. Брейди исследовал содержимое шкафчика с лекарствами, заглянул под раковину. Он обратил внимание на висевший на стене оловянный крестик.

Следующая дверь вела в спальню хозяина. Брейди заглянул в тумбочку и ящики комода.

Далее шли: еще один санузел и две спальни, одна из них явно предназначалась для маленькой девочки.

По пути вниз Брейди встретился с Алишей на лестнице. Он ничего не стал ей говорить, а быстро прошмыгнул мимо. Брейди не любил видеть свое изображение на видеозаписи.

– Обрати внимание на картину в кабинете, – голос Алиши прозвучал в динамике ЦМП с каким-то механическим акцентом.

Репродукция висела над клетчатым диваном, на котором виднелись кровавые следы безвременной смерти мистера Фирза. Брейди сразу же узнал гравюру. В колледже он изучал европейскую живопись XV–XVI веков, и этот художник был одним из основных. Иероним Босх. Литография одной из частей триптиха «Тележка с сеном», где изображались рай, земля и ад. В кабинете у Фирза красовалась правая часть триптиха – ад, написанная темными и мрачными красками. На фоне горящих зданий звероподобные демоны хватали обнаженных людей, протыкали и сдирали с них кожу. Зачем человеку понадобилось вешать такую картину в своем доме на видном месте? Непонятно. Но, кажется, они нашли нечто общее между жилищами Фирза и Леб.

В одной из стен кабинета был оборудован камин, по бокам которого стояли два стеллажа с книгами. Брейди разглядывал книги, читая названия на корешках, когда сзади подошла Алиша. ЦМП еще был на ней, но лазеры, прожекторы и прочие прибамбасы она выключила.

– Что я могла пропустить важного на этот раз? – спросила она.

– Вот эти книжки, – сказал Брейди, склонив голову набок, чтобы можно было прочесть заглавия.

– Это я сделала.

– Украшения на стенах, фотографии, безделушки.

– Ну, про это ты мне уже говорил в Палмер-Лейке.

– Больше ничего.

– Тогда я все сделала. Нашел какую-нибудь зацепочку?

– Может быть. Выбирайся из этой штуки, поговорим.

– Ты такой же мнительный, как провинциальные копы.

Минут через пять Алиша появилась уже без «костюма робокопа».

– Ты заметил, – спросила она, – эта картина чем-то напоминает те, которыми Синтия Леб расписывала свои мусорные корзинки?

– Сцены ада.

– Во всем его ужасе. А еще у этого парня там и сям крестики. До спальни Синтии Леб ему, конечно, далеко, но разве обычно люди держат столько религиозных символов дома? Это вообще как, нормально?

– У Карен их было несколько. Вышитый крестиком стих из Библии: «А я и дом мой будем служить Господу». Несколько крестиков. Картина с изображением молящегося Христа. И еще одна: Джордж Вашингтон молится в Вэлли-Фордж.

– Тогда что мы имеем необычного?

– Сцены ада. Они по определению – религиозные образы, но обычно верующих не так уж привлекают.

– Уже что-то.

– Особо не обольщайся. Надо еще три жертвы проверить на наличие этого признака, а они жили довольно далеко отсюда, так что придется полагаться на чужие отчеты и фотографии.

– Тогда что мы здесь сидим? Пошли обратно в гостиницу.

27

Охрана Люко Скарамуцци подъехала к месту аварии с двух направлений. Два «хаммера», рыча, подкатили к помятому дымящемуся «фиату» сзади и остановились в тридцати сантиметрах от заднего бампера. Учитывая, что спереди фонарный столб промял «фиат» почти до двигателя, красный автомобиль теперь был лишен возможности предпринять неожиданный маневр и удрать. Двери «хаммеров» открылись, и оттуда стали выскакивать люди.

Из одного «хаммера» вышел Арджан Вос. Это был человек среднего роста и телосложения, под кожей которого, однако, угадывались бугры тренированных мускулов. Было видно, что он собран и готов к прыжку. Даже на лице у него прорисовывались напряженные мускулы, придававшие ему сходство одновременно со львом и орлом. В отличие от своих подчиненных, одетых в голубую форму, он носил желто-коричневый пустынный камуфляж. На его бритой голове был такой же камуфляжный берет. Если слабый мужчина выглядит в берете еще более слабым, то сильные, как Арджан, становятся более грозными. Берет казался на нем крышкой на сосуде, наполненном некоей разрушительной силой.

Арджан огляделся. Только зеваки, полицейских сирен пока не слышно, но это ненадолго. За те несколько секунд, пока он озирал окрестности, его люди окружили «фиат». В руках они держали пистолеты. Арджан достал из кобуры свой «магнум-357 Дезерт Игл» и уверенной походкой направился к закрытой дверце «фиата» со стороны водителя.

Машина оказалась пустой. Там было много крови, но тела не было.

Арджан резко вскинул голову. Собравшиеся любопытные смотрели на него самыми невинными глазами. Начинался вечер, окна и открытые двери в это время казались непроницаемо черными. Внимательно осмотрев землю возле машины, Арджан не увидел на ней никаких капель или потеков крови, вообще никаких следов, указывающих на то, куда делся Пип.

– Кто видел человека из этой машины? – громко спросил Арджан, обращаясь к окружающим. – Он ранен. Мы хотим оказать ему помощь.

На ближайшем к нему бордюре стоял мальчик лет шести с абсолютно непроницаемым выражением лица.

«Даже он знает, что мы здесь не для того, чтобы оказывать помощь», – подумал Арджан. Но после этого заявления кто-нибудь мог хотя бы сделать вид, что поверил в его добросердечие, и выдать раненого.

– Малыш! – обратился Арджан к мальчику. – Куда тот дяденька ушел?

Мальчик не проронил ни слова. Из тьмы крытого проулка вынырнула какая-то женщина, схватила ребенка за плечи и утащила за собой.

– Италия предлагает награду за этого человека! Он опасен! Он опасен и для вас! Получите награду и избавьтесь от этого бремени! – выкрикивая эти слова на манер городского глашатая, Арджан медленно совершил полный круг.

Один старик повернулся и зашаркал прочь. Его примеру последовала молодая женщина. Вскоре вся толпа разбрелась; никто не заинтересовался его предложением. Они знали, кто он такой. Одни слышали, а некоторые на собственном опыте убедились, как жестко охраняет итальянское посольство близлежащие кварталы от своих недругов и всякого сброда. Арджану очень хотелось схватить парочку зевак, отвезти на свою территорию и там обстоятельно выяснить, куда все-таки делся Пиппино Фараго. Он прикинул, нельзя ли быстренько обыскать близлежащие дома, но это было бы превышением полномочий, да и израильская полиция скоро появится. Так и есть: он услышал переливчатые трели сирен. Можно было бы обратиться к ним за помощью в поисках Пипа, но если полиция найдет его, то какое-то время подержит у себя, выясняя границы своей юрисдикции, а кто знает, что Фараго за это время им наговорит? Нет, лучше не выносить сор из избы.

– Валим отсюда! – рявкнул он подручным. Пистолеты вернулись в кобуры, захлопали дверцы «хаммеров».

К моменту появления первой патрульной машины на месте дорожного происшествия не осталось ни одного человека, кого оно бы интересовало. Странным было только, что и водитель тоже исчез.