Текст книги "Бьющееся Сердце Смертии (ЛП)"

Автор книги: Роберт Хейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Глава 8

Некоторые узы крепче крови, прочнее стали, надежней основ земли. Хардт был со мной всегда. Время, проведенное в Яме, пытки от рук надсмотрщика, наш побег и смерть Изена. Он был в комнате, когда я рожала Кенто, и был со мной в Пикарре, когда я поглотила дугошторм и надела корону Вейнфолда себе на голову. Он отправился со мной в До'шан, был убит Железным легионом, и именно я вернула его к жизни. Никто больше не страдал вместе со мной в Красных камерах, и никто больше не видел того безумия, которое вселил в меня император Арас Террелан. Никто другой не был рядом со мной, когда я уничтожила род Терреланов и наслала на Джанторроу проклятие, превратившее город в пылающие руины. Он даже пошел со мной противостоять Железному легиону и вернул меня к жизни после того, как я покончила с собой. И, несмотря на все это, он остался со мной в Йенхельме, помогал мне поднимать мое маленькое королевство и моих детей. Между мной и Хардтом существует связь, которую я никогда не смогу полностью выразить словами. Он скала, которая держит меня на плаву.

От голоса Хардта у меня на глаза навернулись слезы еще до того, как я повернулась к нему лицом. Я так сильно скучала по своему другу. Мне так много хотелось ему сказать. Нам так много нужно было обсудить. Так много… Слишком много.

Когда я повернулась к нему лицом, Хардт застыл. Я с нетерпением ждала этой встречи, но в тот момент, увидев его широко раскрытые от удивления глаза, мне захотелось спрятаться. Я была старой, седой, морщинистой, сутулой, и все это задолго до моего времени. Хардт тоже постарел. Он был по-прежнему высок, но мускулы у него обмякли. В его коротко остриженных волосах, как и в бороде, появилась седина, а на смуглой коже больше морщин, чем я помнила. Его живот больше не был плоским, а выпирал из-под туники. Никто из нас не избежал суровости времени, но он носил свой возраст с достоинством.

Я сцепила руки перед собой и увидела, как его взгляд скользнул вниз и остановился на моей теневой лапе. Я быстро спрятала ее за спину.

– Эска? – Голос был таким тихим, что походил на раскаты далекого грома.

Я кивнула. Мой язык казался свинцовым, и не было слов, которые могли бы построить мост через пропасть. Но ведь никакой пропасти и не было. Ее никогда не было. Только не между мной и Хардтом. В два прыжка он оказался рядом со мной, обхватил меня руками и сжал в крепком объятии. Потом я заплакала. Потом заплакал и он. Мы провели так какое-то время. Некоторые узы преодолевают время, а для некоторых воссоединений не нужны слова.

Я избавлю тебя от большей части болтовни, которую мы произносили, уткнувшись друг другу в плечи, поскольку очень многое из этого не имело смысла. Важно то, что мы снова были вместе, и это было все равно, что прийти домой и надеть пару старых ботинок, которые сидят на твоих ногах как никакие другие. Хардт всегда принимал меня такой, какая я есть, и, несмотря на это, следовал за мной. Я до сих пор не знаю почему. Полагаю, из-за любви. Не из-за романтической любви – нет ничего более временного и хрупкого. Но из-за любви, построенной на уважении и пережитых вместе трудных временах, которые никто другой никогда не смог бы понять.

К тому времени, как объятья разомкнулись, у нас обоих были опухшие щеки и покрасневшие глаза. И мы оба улыбались.

Моя тень переместилась, забурлила, встала на дыбы рядом со мной.

– Хардт!

Хардт отпрянул назад, от него исходил страх. «Что это за хрень, Эска?» За все годы, что мы провели вместе, я только один раз слышала, чтобы он был так напуган, когда мы чуть не упали с великой цепи Ро'шана.

Я вздохнула. Я должна была догадаться об этом с того самого момента, как согласилась с Сссеракисом, что ему больше не нужно прятаться. Моя тень слегка повернулась ко мне. «Да. Ты должна была это сделать». Меня немного нервировало, что Сссеракис мог говорить вслух и при этом слышать мои мысли. Не знаю почему, но это казалось неправильным.

– Все в порядке, Хардт. Это Сссеракис. Ужас из Другого Мира.

– Я лорд Севоари, – объявил Сссеракис.

Хардт переводил взгляд с меня на мою тень. Чернильная тьма колебалась и танцевала, как пламя свечи.

– Это тот, кого ты носила в себе все эти годы?

Я пожала плечами:

– Более или менее.

– Твой страх доставлял мне удовольствие, большой землянин.

Потребовалось немного объяснений. Как и в большинстве случаев, Хардт в конце концов принял это как очередную причуду Эски. Он всегда принимал меня, даже после того, как я совершала поступки, с которыми он был не согласен. Я никогда не заслуживала той поддержки, которую оказывал мне Хардт. В конце концов, Сссеракис согласился отступить, и я думаю, что все были счастливее без постоянного напоминания о том, что я была одержима древним воплощением страха.

Сирилет спустилась со своего трона, и Хардт обнял ее так же, как и меня. На мгновение она испугалась – я увидела это в ее темных глазах, – затем смягчилась в его объятиях. Я думаю, что ее демоны – скорее в переносном, чем в буквальном смысле, – все еще яростно ее преследовали. Для того, чтобы остаться сильной, ей потребовалось невероятное усилие воли. Хардт не стал отчитывать ее за то, что она ушла, а скорее отстранился и проворчал, глядя на ее руки, спрашивая, почему никто не промыл и не перевязал ожоги. Сирилет улыбнулась и смахнула слезы.

Затем наступило то, чего я по-настоящему боялась.

– Где Имико? – спросил Хардт. – Она ушла искать тебя, Эска. Я подумал, что раз вы с Сири снова вместе, то Имико, должно быть, тебя нашла. Она…

Он, должно быть, понял. По тому, как мы с Сирилет не ответили. По взглядам, которыми мы обменялись. По тому, как я ссутулилась, внезапно почувствовав себя слишком усталой, чтобы поднять голову. Он должен был понять.

Кенто шагнула вперед, выпрямив спину и сцепив руки перед собой. Она нас спасла.

– Имико пожертвовала собой, чтобы спасти нас всех. Каждого.

– Она… – Хардт, нахмурившись, на мгновение уставился на Кенто. Затем на меня. – Пожертвовала?

Я кивнула.

Хардт покачнулся, как будто я его ударила. Он схватился за канделябр, обхватив его рукоять большой рукой. Трис упал. Он стоял на полпути к трону, но, услышав слова Кенто, тяжело опустился на пол, закрыл лицо руками и заплакал. Сирилет подошла к нему, и все разногласия между ними были забыты. Она села рядом со своим старшим братом, обняла его за широкие плечи и притянула к себе. Он беззвучно плакал, уткнувшись в ее плечо. Тогда они вместе горевали о тете, которая любила их как своих родных.

Я подошла к Хардту, и здоровяк упал мне на руки. Он, должно быть, весил в два раза больше меня, но я поддержала его, когда он осел. Сссеракис придал мне сил, и я медленно опускала Хардта, пока мы оба не сели.

Горе и отчаяние. Такие бесполезные эмоции.

– Не сейчас, Сссеракис.

Мы провели так некоторое время. Мы с Хардтом были в объятиях друг друга. Трис и Сирилет делали то же самое. Кенто неловко стояла рядом и ждала. Она могла бы присоединиться к нам, разделить наше горе, но не сделала этого. Она держалась особняком. Я думаю, возможно, она надеялась на радостное воссоединение. Но не на эту общую печаль.

Не скажу, что мы сразу же справились со своим горем по Имико. Мы не справились. На самом деле, с горем нельзя справиться. Это не монстр, которого можно убить и покончить с ним. Горе – хищник из засады, и мы его добыча. Оно преследует нас всю нашу жизнь, прячась в запахах и звуках, в одиночестве и в толпе. Оно поджидает в предметах и мыслях. Воспоминания – охотничьи угодья горя, и, когда оно нападает, его укус ядовит. Оно вызывает печаль, ярость, а иногда и отчаяние. Но горе – это не хищник, ищущий приключений. Оно всегда преследует старые воспоминания, а не новые. И именно так мы движемся дальше. Находим новые воспоминания там, где не приветствуются старые.

С тех пор мы с Хардтом провели много вечеров, перебирая наши старые воспоминания. Мы делились ими, даже теми, которые вспоминали сотни раз до этого. Тот раз, когда Имико украла мой Источник и в придачу избила. Когда она попробовала свои силы в кулинарии только для того, чтобы приготовить суп, настолько соленый, что океан выбросил бы его обратно в нее. Как она исчезала каждый раз, когда Кенто или Сирилет нужно было почистить. Как я заставила ее надеть платье, и она стала похожа на кошку, пытающуюся плавать. Ее искренняя мольба – единственное, что оттащило меня от края пропасти, когда я собиралась натравить на Ишу армию монстров. Так много воспоминаний. Те вечера часто заканчивались слезами, но лучше были те, которые заканчивались смехом.

В конце концов Хардт немного напрягся в моих объятиях. Это было неуловимое изменение, как будто он был мешком с зерном, а потом все его мышцы вспомнили, что из них состоит мужчина. «Я тебя не знаю, так?» – спросил он Кенто, шмыгнув носом.

Кенто улыбнулась и кивнула. Впервые с тех пор, как я встретила свою старшую дочь, она показалась мне немного застенчивой.

– Когда-то ты знал меня. Совсем недолго.

Хардт покачал головой и посмотрел на меня.

– Хардт, это Кенто.

Осознание пришло медленно, и он покачал головой:

– Нет. Ты сказала, что она мертва.

– Ну, я думала, что она мертва. Но она жива и…

Хардт вскочил на ноги и бросился к Кенто. Она даже отступила на шаг назад. Он протянул руку, задержал ее у лица Кенто и пристально посмотрел на нее.

– Ты очень похожа на него.

Удивительно, как хорошо Хардт справился с тем днем. Его самый старый друг вернулся после почти десятилетнего отсутствия. О, и она одержима ужасом, и всегда была одержима. Кроме того, один из твоих самых близких друзей мертв. И в довершение всего, появилась та самая давно потерянная племянница, которую ты считал умершей более двадцати лет назад. Иногда наши эмоции так сильно разрастаются, что мы перестаем с ними справляться и просто плывем по течению.

Я оставила их там. Это был счастливый момент. Хардт и Кенто наконец-то воссоединились. Он никогда не принимал то, что я решила расстаться с ней. Мое решение всегда было для нас обоих занозой в заднице. Мне не было места на их воссоединении. Я не заслуживала такого счастья. Трис присоединился к ним. Он никогда не знал Кенто в детстве, как и Изена, но он был членом семьи, и у него появилась новая сестра, с которой он мог познакомиться. Я ускользнула, как тень. Сирилет хотела последовать за мной, но я покачала головой. То, что мне нужно было сделать сейчас, я должна была сделать одна. Меня ожидало еще одно воссоединение. Возможно, самое важное из всех.

Я остановила проходившего мимо слугу и спросила о Джозефе. Приземистый лысеющий мужчина некоторое время таращился на меня, затем, запинаясь, объяснил, как пройти к тому, что он называл ‘храмом’. Я последовала этим указаниям с неприятным чувством в животе. Храмы обычно посвящались религиям или мифологическим персонажам. У Ранд и Джиннов были храмы по всему Оваэрису, и не то чтобы эти ублюдки заслуживали поклонения. Я никогда не допускала, чтобы в моем королевстве были храмы. Но это больше не было моим королевством.

Я остановилась у двери в храм. Я хорошо знала это место. Это была большая комната; та самая, в которой я когда-то обучала своих детей работе с Источниками. Та самая комната, где много лет назад умерла Ви. Я спросила себя, не специально ли Джозеф ее выбрал?

Двери не было, она была снята с петель. Я думаю, это был целенаправленный выбор, чтобы способствовать открытости. Я слышала голоса внутри, много тихих слов. И что-то еще. Это звучало так, словно дети играли в камешки, в игру, цель которой – бросать маленькие камешки в концентрические кольца, нацарапанные на полу.

Хватит ждать. Я никогда не была тем, кто прячется за стенами комнат. Я выпрямила ноющую спину, насколько позволял мой возраст, и вошла в храм. Должна признаться, я не ожидала увидеть то, что в ней нашла.

Когда я убежала из Йенхельма почти десять лет назад, Джозеф был в плачевном состоянии. Возможно, в один прекрасный день из десяти он был в состоянии говорить. В остальные дни он либо не мог вспомнить себя, либо был сделан из камня, либо из живого огня, либо у него не хватало ума даже произнести свое имя. У него было несколько сопровождающих, слуг, которых я приставила к нему, чтобы они заботились о нем и о всех его проблемах. Но, по большому счету, о нем забыли. Джозеф был сломленным человеком. Возможно, я не была первой и даже не последней, но многие из его переломов из-за меня. И, хуже всего, после того как он разбился вдребезги, меня не было рядом, чтобы собрать его воедино. Я просто отодвинула его в сторону, чтобы забыть о нем. Я так боялась того, что найду в том храме, что Сссеракис наелся моим страхом до отвала.

Мне не о чем было беспокоиться. Казалось, что, как и в большинстве других случаев, Джозефу стало намного лучше с тех пор, как я исчезла.

В зале было почти удушающе тепло. В стенах было вырезано несколько каминов, и дым поднимался сквозь щели в каменной кладке. На черных каменных стенах и на отдельно стоящих столбах, установленных через равные промежутки, висели фонари. Это была, вероятно, самая хорошо освещенная комната во дворце. С одной стороны была груда одеял и спальных мешков, лежащих друг на друге. Я увидела несколько тел, спящих на этой мягкой массе. Не кровати или тюфяки, а одна общая спальная зона. На другой стороне зала стояли столы и стулья, за которыми сидели дети и чему-то учились у морщинистой старухи. Судя по всему, это был урок истории о континенте Иша и о том, как одно королевство превратилось в сотню, стало одним, снова стало сотней. Последнее событие было делом моих рук.

В центре зала я увидела нечто, очень похожее на богослужение. Люди стояли вокруг или преклоняли колени, все взгляды были обращены к небольшой деревянной сцене, построенной в форме круга, к которой по всему периметру вели ступени. Там были дюжины людей. И там, в центре сцены, стоял на коленях Джозеф, играя с горсткой камней, каждый размером с голову взрослого человека. Казалось, он перекатывал их, как малыш, играющий в игрушки. Мне показалось, что мало что изменилось. Я чуть было не развернулась и не ушла. Я хотела воссоединиться со своим другом, с другой частью меня. Не с каким-нибудь сбитым с толку дураком, который даже не может вспомнить, что он взрослый человек. Чуть было. Я выругала себя за глупость и направилась к сцене. Каким бы безумием он ни был поражен сегодня, он все равно оставался моим другом. Я должна была объяснить ему причины своего многолетнего отсутствия.

Мне пришлось пробираться сквозь толпу людей, наблюдавших за ним. Большинство из них были одеты в обычную одежду – туники и брюки. На некоторых были разноцветные балахоны и нелепые шляпы, из-за которых их головы казались вдвое длиннее, чем на самом деле. Сразу же начались перешептывания, и вскоре я обнаружила, что толпа оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Ну и черт с ними. Я уже привыкла быть в центре внимания. К тому времени, как я поднялась на сцену, Джозеф перестал играть со своими камнями, повернулся и улыбнулся мне. В этой улыбке было слишком много всего. Тогда я поняла, что передо мной был не какой-то полоумный с затуманенными глазами. Это был Джозеф. Это действительно был мой Джозеф.

Он не постарел ни на день с тех пор, как нас бросили в Яму. Все еще юноша, с бледным пучком волос над верхней губой и редкой щетиной на подбородке. Его кожа была гладкой, без шрамов и странных изменений цвета от хода времени. Он сидел, скрестив ноги, юбка обвилась вокруг его ног, бледная грудь была обнажена. Я остановилась у подножия сцены и уставилась на своего друга, не имея ни малейшего представления, что сказать. Конечно, Джозеф не помог. Он просто смотрел на меня, склонив голову набок, со слегка блаженным выражением на лице.

Тогда я поняла, что, хотя он и перестал играть с камнями, они все еще двигались. Они катались по сцене, словно их тянули за невидимые веревки, время от времени меняя направление. Всякий раз, когда два камня сталкивались друг с другом, они останавливались, и маленькие каменные щупальца вытягивались из основного тела, цеплялись друг за друга, затем втягивались обратно. Затем два камня меняли направление и откатывались друг от друга.

Я указала на камни своей теневой лапой. «Големы?» Мне это показалось странным. Джозеф не был знаком с големомантией, но, возможно, он купил эти маленькие создания у какого-нибудь полазийца.

– Не совсем. – Он усмехнулся, и собравшаяся толпа… кто это были? Сопровождающие? Их было слишком много для этого, и я уверена, что Сирилет не платила более чем пятидесяти людям за то, чтобы они приносили Джозефу еду и купали его. Тогда верующие? Они называли это место храмом. По моему опыту, храмы обычно сопровождались богослужением. Кем бы они ни были для Джозефа, у меня мурашки бежали по коже, когда они смеялись.

Они слишком спокойны. Спокойствие – бесполезная эмоция. Мы должны выдавить из них страх. Моя тень начала пузыриться рядом со мной.

– Нет. Я здесь не для этого.

Сссеракис не слушал меня. Моя тень встала на дыбы, ужас с острыми краями, которые впитывали свет. Люди вокруг нас ахнули, некоторые из них даже упали на колени и склонили головы, но я не почувствовала в них страха.

Что с ними не так? Сссеракис мгновенно раздулся, моя тень заполнила комнату, погрузив все и вся в темноту. Я огляделась и обнаружила, что все они застыли на месте. Я не могла их видеть, но знала, что каждый из них изолирован, заперт в своей собственной тюрьме кошмаров. Я была там, где они сейчас, в ловушке внутри ужасающего конструкта, созданного Сссеракисом.

Они меня не боятся. Что происходит? Сссеракис был прав. Несмотря на то, что он навлек кошмары на этих людей, никто из них не испугался. Они были такими чертовски мирными. Это было отвратительно.

– Прекрати, Эска, – сказал Джозеф спокойным, веселым голосом. В тот момент я его ненавидела. Никто не должен встречаться лицом к лицу со своим самым большим страхом и быть счастливым.

Темнота рассеялась, моя тень отступила, Сссеракис снова спрятался внутри меня. Я почувствовала, насколько неспокойным был мой ужас. Словно он испугался того, что другие его не боялись.

– Что это, Джозеф? Почему эти люди ведут себя как фанатики?

Йозеф похлопал по деревянной сцене рядом с собой и кивнул мне:

– Садись, Эска. Пожалуйста.

Я осторожно поднялась на сцену и опустилась рядом с ним. В тот момент, когда моя отвисшая задница коснулась пола, я услышала новые вздохи и бормотание толпы. Черт, но это нервировало. Они глядели на нас с таким странным почтением.

Один из маленьких камней врезался мне в ногу и остановился, вцепившись в меня своими каменными лапками. Приглядевшись, я поняла, что это скорее набор мелких камешков, склеенных в один. Его поверхность была неровной, бугристой. Он перестал размахивать лапками, повернулся и покатился прочь.

– Не големы? – спросила я.

Джозеф покачал головой и поднял с земли одно из странных созданий. Оно запищало, как играющий щенок, затем устроилось на коленях у Джозефа и затихло.

– Это дети, – сказал Джозеф. – Мои дети. Я их создал.

– Они живые? Ты думаешь, что создал жизнь? С помощью магии Источников?

– Да.

Я покачала головой:

– Только Ранд могут творить жизнь с помощью магии, Джозеф.

Он нахмурился и тоже покачал головой:

– Многое произошло, пока тебя не было.

Я взглянула на толпу, все еще наблюдавшую за нами. К ним присоединились другие, дети из класса подошли поближе. Все молчали, как будто ловили каждое наше слово.

– Понятно, – сказала я. Я попыталась не обращать внимание на зрителей. – Ты выглядишь лучше, Джозеф.

Мой друг кивнул. «Это постоянная борьба. Я теряю контроль, наверное, раз в десять дней. Бывает хуже, если я переутомляюсь. Я…» Он замолчал, нахмурился и посмотрел на меня так серьезно. Он выглядел точно так же, как мальчик, которого я помнила по юности. Мне хотелось обнять его, рассказать ему обо всем, что со мной произошло, утешиться в его присутствии, как раньше. Но те дни остались далеко позади. Я не могла позволить себе обременять его своими проблемами.

– Я научился использовать биомантию, чтобы исправлять себя, – медленно произнес он. – Это неподходящее слово. Сдерживать себя. Чтобы оставаться самим собой. Это нелегко, Эска. Иногда постоянное использование магии становится невыносимым. В некоторые дни я не могу.

Собравшаяся толпа зашепталась, и я не могла полностью разобрать пульсирующую волну шума, не сосредоточившись на нем.

– Постоянное использование магии? – спросила я. – Ты используешь биомантию, чтобы поддерживать свое тело в стабильном состоянии? Даже сейчас?

Джозеф кивнул.

– Как? – Я не хотела, чтобы наше воссоединение прошло именно так. Я хотела наверстать упущенное, а не расспрашивать его. Но мой разум имеет привычку цепляться за загадки и не отпускает, пока я их не разгадаю. – Разве ты не страдаешь от отторжения?

Он посмотрел на меня и улыбнулся, как будто услышал шутку. Я не совсем поняла эту улыбку.

– Я не страдаю от отторжения. По крайней мере, не от биомантии. Как и ты.

– О, поверь мне, Джозеф, я еще как страдаю. – Я поняла, что у меня до сих пор не было возможности помыться. Мое лицо, вероятно, все еще было в пятнах засохшей крови.

– Но не от некромантии.

Я открыла рот, чтобы возразить. И закрыла его снова. Я не глотала Источник некромантии уже… Больше лет, чем я могла сосчитать. Ни разу с моих первых дней в Академии Магии Оррана. Ни разу со времени посвящения, когда нас проверяли на наши настройки. Печальный факт, но некромантия – по большей части бесполезная школа Источниковедения. Поздравляем тебя с тем, что тебе удалось вызвать нескольких бесполезных призраков. Полагаю, что с помощью некромантии я начала всю эту историю с чумой зомби, но я действительно не уверена, что это хороший пример преимуществ некромантии, учитывая постоянную угрозу, которую они представляют для Иши даже через двадцать лет после того, как я создала проклятие. Но суть в том, что я сделала все это с помощью своей врожденной некромантии. Я очень давно не глотала Источник некромантии и понятия не имела, отторгну ли я его.

– Ты все еще не понимаешь, что Лоран сделал с нами, так, Эска? – сказал Джозеф. Он погладил маленький камень у себя на коленях. – Он вселил в нас богов. Ты – Джинн. Я – Ранд. Он сделал нас… чем-то другим. Чем-то новым.

– Ты говоришь об Авгуриях? – спросила я. Снова это проклятое пророчество. Избранный, который положит конец вечной войне. Какой же кучей дерьма все это обернулось. Именно Железный легион узнал правду о том, что Авгурии были руководством к созданию сосудов для воскрешения наших мертвых богов.

Джозеф нахмурился и покачал головой:

– Тебе следует поговорить с Тамурой, Эска.

– Этого нет в моем списке дел. – Я не смогла скрыть горечи в голосе. Я не была уверена, чего я хотела от Джозефа, но точно не этого.

Я поймала себя на том, что тереблю пальцами. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз могла это делать. Все это казалось таким неловким. Было время, когда мы были ближе, чем брат и сестра. Две части одной души. Сейчас… Я не знала, что ему сказать. Я не знала, кем он стал. Не знала, как преодолеть пропасть и найти точки соприкосновения, которые всегда были между нами. Когда я подняла глаза, то увидела, что Йозеф делает то же самое. Он теребил пальцами камень, лежавший у него на коленях, и хмурился.

Я улыбнулась, потом рассмеялась.

– Я скучала по тебе.

Он посмотрел на меня снизу вверх и ухмыльнулся. «Я… – Он покачал головой, на мгновение его взгляд стал отсутствующим. – Мне все еще нужно кое-что сделать. Прости, Эска. Я… иногда мне кажется, что я видел слишком много. Знаю слишком много. Что с тобой случилось?» Он наклонился вперед, протянул руку и обхватил ладонью мою морщинистую щеку. В тот момент, когда он прикоснулся ко мне, я услышала, как толпа вокруг нас ахнула, но изо всех сил постаралась не обращать на это внимания. Было приятно снова почувствовать его руку на своей коже. Когда-то мы были так близки. Я спала рядом с ним каждый день на протяжении более десяти лет, прижимаясь к нему и находя утешение в этой близости.

– Ты помнишь Яму? – спросила я. Он кивнул. – Я проглотила Источник хрономантии, чтобы… ну, чтобы заставить тебя сдаться. Я пострадала от отторжения, и это состарило меня. Продолжает меня старить.

– Ах. – Он улыбнулся мне. – Ты впитала ее. Хрономантия стала твоей врожденной способностью. Но ты не можешь ее контролировать. Твои глаза сверкают дугомантией. Земля под тобой дрожит от геомантии. Твое тело стареет от хрономантии. И мертвые восстают вокруг тебя с помощью некромантии. – Его голос приобрел странную певучую интонацию. – Ты когда-нибудь замечала, что вся эта магия – область Джиннов?

Не замечала, честно говоря, но теперь, когда я подумала об этом… он был прав. Физическая магия принадлежит Джиннам, биологическая – Ранд. Мне ввели некромантию, Джозефу – биомантию. Мы две стороны одной медали, он и я. Он – жизнь, исцеление, бессмертие. Я – смерть, разрушение, продолжительность жизни, которая становится все короче из-за поглощающей меня магии. Мы – двойственность, мы связаны точно так же, как связаны Ранд и Джинны.

Я вдруг почувствовала, что устала от этого разговора. От Джозефа и его странностей. От толпы людей, наблюдающих за нами. От всего, что я пережила за последнее время. И, конечно, от магии, которая разъедала меня изнутри. Я дернулась, чтобы подняться.

– Мне пора.

– Подожди! – раздалось из толпы. Одна из женщин в мантии и дурацкой шляпе. Она встала и бросилась вперед, остановившись у подножия ступенек. – Пророчество.

Что ж, это положило всему этому конец. Если и было что-то, от чего я больше всего уставала, так это пророчества. Первый катаклизм, Второй катаклизм, Авгурии. Я больше не хотела иметь с этим ничего общего. Я даже не была уверена, что хочу участвовать в войне, которая стучалась в дверь нашего мира. Я почувствовала, как во мне поднимается знакомое отчаяние. После самоубийства Имико оно приходило все чаще и чаще. Да, я называю это так, как оно было. Некоторые люди могли бы назвать это жертвой, чтобы придать ей благородства, но это принижает боль, которую испытывала моя сестра. Это было самоубийство. Потому что она больше не могла выносить боль жизни. Что ж, я это понимала. Я слишком хорошо это чувствовала. Я согнулась под тяжестью этого и…

– Ты доверяешь мне, Эска? – спросил Джозеф.

Мне стоило больших усилий поднять голову и посмотреть на него. Я так устала, и каждая частичка меня вдруг стала весить так же сильно, как земля, в которой мы были похоронены. Я кивнула и поняла, что это правда. Несмотря на все, что было между нами, всю боль и предательство. Я все еще могла доверить Джозефу свою жизнь. И всегда буду доверять.

Он так тепло улыбнулся мне.

– Хорошо. – Он снова наклонился вперед и положил руку мне на грудь. – Извини.

Боль разрезала меня надвое и превратила обе половины в ничто.