Текст книги "Долгий сон"

Автор книги: Ричард Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

V

Август, воскресный вечер. Бархатную звездную темень желтыми полосками расчертили светляки. По канавам, в сорной траве, надрывались лягушки, звенели сверчки. Гулко катились в душную ночь удары церковных колоколов. Там и сям лужицами мутного света проступали газовые фонари.

Рыбий Пуп стоял на ступеньке крыльца и ждал, когда же уйдут из дома родители – после кино они собирались на «Птичий двор» к Франклину «посидеть, закусить», и, значит, можно будет свободно выйти на угол к фонарю потрепаться с ребятами. Он прислушался, склонив голову; на горизонте прогремел мимо экспресс «Дикси», трижды огласил стенанием влажную мглу.

Из дверей показались отец с матерью.

– Чтоб в десять ты был в постели, Пуп, – сказал отец. – Ну, счастливо.

– И свет погаси, не забудь, – сказала мать.

– Ладно, мам. Счастливо, – сказал он.

Не успели они отойти, как он уже мчался во весь опор вдоль квартала. Так и есть: в раструбе, высвеченном фонарем, стояли Зик, Сэм и Тони.

– Гляди, а вот и Пуп. Ты его спроси.

– Во, правильно. Спроси давай.

Его дружки о чем-то спорили, ожесточенно, до хрипоты, за общим гамом Рыбий Пуп не мог разобрать отдельных слов.

– А ну, тихо все! – гаркнул Зик.

– Ты только не говориему ничего, понял? Спроси,и все, – запальчиво предостерег Сэм.

– Ага, точно, – поддержал его Тони.

– Да что такое тут у вас? – спросил Рыбий Пуп, переводя взгляд с одного на другого.

– Разговор вышел, вот интересно, как ты посмотришь на это дело, – объяснил Зик.

– Да? А насчет чего? – спросил Рыбий Пуп, польщенный.

Зик прочистил глотку, давясь смехом.

– Пуп, охота тебе, например, ехать в Африку?

Рыбий Пуп сморгнул, оглядывая одно черное лицо за другим.

– Куда-куда? – переспросил он. – В Африку?А на кой?

Зик и Тони, помирая со смеху, затопотали ногами. Сэм потемнел.

– Ну? Что я говорил? – с торжеством выкрикнул Зик.

– Ох и рожа у тебя была, Пуп, когда ты услышал слово «Африка»! – закатывался Тони.

– А кто едет в Африку-то? – спрашивал Рыбий Пуп, стараясь докопаться до сути спора.

– Никто, одни дураки! – веско проговорил Зик.

– Ослы одни, больше никто! – проворчал Тони.

– Ни фига вы, ниггеры, не соображаете! – бросил им Сэм.

– Это кто ж это ниггер? – сжимая кулаки, спросил Зик.

Сэм смерил его свирепым взглядом. Неужели бросит Зик самое страшное из оскорблений, подумал Пуп.

– Ниггер – это черный, который не знает, кто он есть. – Сэм предпочел выразить свое обвинение обобщенно.

– Ты не меня ли вздумал обзывать ниггером? – с угрозой наседал на него Зик.

– А разве ты не знаешь,кто ты есть? – не отступал Сэм.

– Само собой знаю.

– А знаешь, так чего спрашиваешь? – резонно возразил Сэм. – Ниггер – это черный, который не знает, кто он есть, потому что у него мозгов не хватает на это.

– Подумаешь, ученый какой, – скривил губы Тони.

– Когда ты знаешь, что такое ниггер, ты уже больше не ниггер, – рассуждал Сэм. – Тогда ты становишься человеком!Это белым так надо, чтобы черный думал про себя, что он ниггер…

– Чушь собачья! Запудрил тебе мозги твой папаша, – сказал Тони.

– Мало у тебя старик повредился на Африке, так сам, рад стараться, всё повторяешь за ним, как попугай, – объявил Зик.

– Да о чем у вас разговор-то? – в беспокойстве, ничего не понимая, спросил Рыбий Пуп.

– Сэм болтает, что будто нам охота быть белыми, —огласил предмет раздора Зик.

– А скажи нет! – подтвердил свое заключение Сэм.

– Зачем зря говорить, Сэм? – спросил Рыбий Пуп. – Черные мы…

– Волосы вы себе выпрямляете, так? – едко спросил Сэм.

– Ну а при чем тут, что мы стараемся стать как белые, – возразил Зик.

– При том! Для чего ж вы трете себе головы щелоком и мятой картошкой? – презрительно спросил Сэм. – Губите волосы, только чтоб стали прямые, как у белых!

– Вот еще! Просто так красивей, – сказал Тони.

– Оттого что, по-вашему, у белых красивей волосы, а у белых они прямые, – заявил Сэм.

– БРЕХНЯ ЭТО ВСЕ! – крикнул Зик.

– Очень надо, чтобы волосы были как тюфяк, – сказал Тони.

Рыбий Пуп беспокойно переступил с ноги на ногу. Он тоже выпрямлял себе волосы, так ему больше нравилось, однако у него не было никакого желания вдумываться, что его побуждает их выпрямлять.

– Стыдновам, что вы черные, больше ничего, – напрямик обличил их Сэм.

– Кончай, Сэм, что ты заладил, – тревожно попросил Рыбий Пуп.

– Правду вам неохота слушать, вот что, – осуждающе сказал Сэм.

– А уж кто, как не Сэм, знает правду, – прибегнул к личному выпаду Зик, – папа-то в дворниках состоит, шутка ли.

– Вот ты и заговорил, как истый ниггер, – осудил Зика Сэм.

– Да вы что, с умапосходили все! – отчаянно крикнул Рыбий Пуп. – Хватит, ну!

– Это все Сэм завел, – буркнул Зик. – Говорит, нам надо всем убираться отсюда в Африку.

– Не ври, слышишь? Зачем передергиваешь! Я только рассказал, что говорит мой папа, – развивал свою мысль Сэм. – Он говорит, что мы воюем против Гитлера, против этого, но это война белых, а черным нужно идти на помощь Африке…

– Чудит твой папа, – бросил Зик.

– Дай договорить, – рявкнул Сэм. – И пускай Пуп нас рассудит.

– Вот правильно, – сказал Рыбий Пуп.

– Пожалуйста. Только я не хочу ни в какую Африку, – процедил Зик.

– И я не хочу, – прошипел Тони.

Сэм поднял глаза на Пупа.

– Пуп, вот ты какого цвета?

– К-какого цвета? – Рыбий Пуп даже поперхнулся. – Ты что, не видишь, балда, что я черный?

– Серьезно? – насмешливо спросил Сэм. – А почемуэто ты черный?

– Таким уж родился, – с обидой сказал Рыбий Пуп.

– Но есть ведь какая-то причина,почему ты получился черногоцвета, – упрямо гнул свое Сэм.

– У меня мама черная, папа черный.

– А мамина мама и папин папа, они тоже были черные, да? – вкрадчиво спросил Сэм.

– Какие же еще, – обиженно хмыкнув, проговорил Рыбий Пуп, заранее напуганный выводами, которые напрашивались из его ответов.

– А откуда родом твоей мамы мамина мамаи твоего папы папин папа? – допытывался Сэм.

– Наверно, из Африки, – запинаясь, ответил Рыбий Пуп.

– Ах, наверное? – Сэм явно издевался. – А то ты точно не знаешь, откуда…

– Ну, знаю. Ну, из Африки они родом, – поспешил загладить свою уклончивость Рыбий Пуп.

И тотчас Сэм выпалил роковой вопрос, ради которого были заданы все остальные:

– А раз так, то, не сходя вот с этого места, скажи мне, кто же теперь, выходит, ты?

Пуп еще не ответил, как Зик и Тони завели речитативом:

– Рыбий Пуп – африканец! Рыбий Пуп – африканец!

– Нет, пускай Пуп сам ответит! – попробовал перекричать их Сэм.

– Я – черный, живу в Америке, а родом мы выходцы из Африки, – подытожил сведения о себе Рыбий Пуп. – Больше я ничего не знаю.

– Да вас насильновывезли из Африки! – скривил губы Сэм.

– Какие в этой стране все, такие же и мы. – Тони определенно хотелось представить существование на американской земле чернокожих чем-то естественным.

– Нет! – Сэма подобное толкование не устраивало. – Возьми ирландцев, возьми хоть англичан – они белые. А Пуп – он африканец, только его угнали из Африки. Он не американец, Пуп. Верно я говорю?

– В-верно, только ведь и времени сколько прошло, как я приехал из Африки…

– А все равно ты черный, что – нет? – не унимался Сэм.

– Чокнутый ты, Сэм, – сказал Зик. – Вот, например, скажи мне: Рузвельт —кто такой?

– Рузвельт? Американец, – спокойно ответил Сэм.

– И Пуп то же самое, – попытался завершить спор Зик.

– Нет не то же, – крикнул Сэм. – Рузвельт что захочет, то и может делать, а Пуп – не может.Пуп только так думает, что он американец, на самом деле – черта с два. А папа говорит, черные должны все укреплять Африку, потому что там для нас настоящая родина…

– Вот тыи катись в Африку! – крикнул Сэму Зик.

– Чеши, не задерживай, – злобно взвизгнул Тони.

– Я и знаю-то про Африку только что в школе вычитал из учебника по географии, – промямлил Рыбий Пуп, не решаясь определенно принять чью-то сторону.

– Сэм желает, чтоб мы разделись телешом, одичали, чтобы лопали руками и жили в мазанках! – осмеял доводы Сэма Зик.

– Я хочу остаться, где я есть, – признался наконец Рыбий Пуп.

– Что ж, валяйте, – язвительно одобрил Сэм. – В Африку желающих ехать не имеется. Красота… А нет ли желающих прокатиться в Америку?

Мальчишки уставились на Сэма во все глаза.

– Вконец ополоумел Сэм, – простонал Тони.

– Мы и так в Америке, ненормальный! – завопил Зик.

– А вот и нет! – запальчиво крикнул Сэм. – Вы, ниггеры, вообще нигде.Вы и не в Африке, раз белые вас оттуда вывезли. И не в Америке, потому что в Америке вы вели бы себя как американцы…

– А Я И ЕСТЬ АМЕРИКАНЕЦ! – загремел Зик.

– Это тебе снится, ниггер! – поучал Сэм. – Ничего ты не американец! Ты черный, ты Джим Кроу – вот ты кто. В каких ты ездишь поездах? Для черных – нет, скажешь? В какой садишься автобус? Для черных. В какой учишься школе, в какую церковь ходишь? Только для черных. А похоронщик у тебя, а кладбище – не для черных? Сунься попробуй снять номер в гостинице «Уэст-Энд», где работает Крис, – глазом своим черным не моргнешь, как белые тебя линчуют к свиньям собачьим! Не можешь ты жить как американец, потому что ты никакой не американец! И не африканец тоже, между прочим! Так что же ты тогда есть? А ни фига! Ни фигаты не есть, и точка!

– Тебя наслушаешься, вообще спятишь, – с брезгливой усталостью сказал Зик. – Ладно, я потопал.

– Я тоже, – сказал Тони. – ЗадурилСэма его папаша.

– Меня, может, и задурили,а вас зато – обдурили, —сказал Сэм.

Зик и Тони побрели прочь. Рыбий Пуп так и не уяснил себе, на чьей он стороне. Вроде и Сэма нельзя не понять, но нельзя и ронять себя в глазах Зика и Тони.

– Погоди, вот пойдут наниматься на работу, сразу уразумеют, что они всего-то навсего ниггеры. – Сэм говорил со злорадством, хотя жестокий смысл его слов относился и к нему самому.

– А я все равно не ниггер, – с хмурым упорством пробубнил Рыбий Пуп.

– Для белых – ниггер, – отчеканил Сэм.

– Из-за того только, что наши иной раз нехорошо себя ведут, – сказал Рыбий Пуп.

– Ты, значит, думаешь как белые? – спросил Сэм.

– Думаю, что нечего себя вести нехорошо, – изложил свой взгляд на вещи Рыбий Пуп.

– Белые говорят, ты потому уже барахло, что ты черный, – рассуждал Сэм. – Но ведь от тебя не зависит, черный ты или нет. Что тут можно поделать.

Рыбий Пуп почувствовал вдруг, что ему ненавистно бешеное от гнева лицо приятеля, отливающее блеском полированного черного дерева в тусклом газовом свете.

– Может, хватитпро черных и белых! – попросил он. Что-то жгло ему глотку.

– Чудак, больше-то говорить не о чем, – с садистским упоением журчал Сэм. – Раз ты ниггер, значит, ниггер и есть, весь до мозга костей, ничего другого для тебя нету.

– Зло берет тебя слушать, – проворчал Рыбий Пуп. – Я пошел лучше.

Он отвернулся, но рука Сэма легла ему на плечо. Рыбий Пуп отпрянул, оттолкнув Сэма в сторону.

– Не пихайся, ниггер! – предостерег его Сэм.

– А ты не лапай меня! – прошипел Рыбий Пуп.

Они не успели опомниться, как уже сцепились друг с другом, пыхтя, сблизив перекошенные от натуги черные лица. Рыбий Пуп заехал Сэму кулаком по макушке, ухватив его другой рукой за ворот. Сэм левой залепил ему оплеуху. Рыбий Пуп набычился и двинул Сэма головой в живот. В ответ Сэм занес правую ногу и вмазал ему по голени носком башмака.

– Чего лягаешься, ниггер! – взвыл от боли Рыбий Пуп.

– Ты же первыйменя стукнул! – громогласно обличил его Сэм.

Они неловко сплелись ногами и повалились набок, скатясь с тротуара. Поднялись и стали друг против друга, сжав кулаки, – драться не хотелось обоим, но ни тот ни другой не мог придумать, как покинуть поле битвы, не посрамив свою честь.

– Так я и знал, что ты – обыкновенный ниггер, – бросил врагу оскорбление Сэм.

– Ты черней меня, значит, ты – еще больше ниггер, – нашелся Рыбий Пуп.

Уязвленный, Сэм замахнулся для удара правой; Рыбий Пуп вильнул, и Сэм, увлекаемый в пустоту вслед за своим неистовым кулаком, спотыкаясь, пронесся мимо него по тротуару. Футах в десяти он стал, и противники яростно смерили друг друга глазами.

– Скажи спасибо, что промазал, я бы тебе глотку перегрыз, собака, – отдуваясь, проговорил Рыбий Пуп.

– Хоть бы тебя белые убилинасмерть! – выпалил Сэм.

– Пускай тебясперва! – вернул Сэму его кровожадное пожелание Рыбий Пуп.

– Хоть бы они твою черную мамашу укокошили! – изощрялся Сэм.

– А у тебя бы пусть – и мамашу и папашу! – не уступал ему в свирепости Рыбий Пуп.

Их теперь разделяли футов двадцать, и они злобно буравили друг друга глазами во влажной, жаркой тьме, размытой жидким сиянием газового фонаря.

– Если бы я был белый, я б и тебя линчевал, и все твое поганое семейство, – смаковал Сэм планы отмщения чужими руками.

– То-то и есть, что ты не белый.Ты черный,черный, как и я, и быть тебе черным во веки веков, – торжествующей скороговоркой оттараторил Пуп, повернулся и бросился бежать.

Последнее слово осталось за ним, и его трясло от возбуждения. Замедлив бег, он оглянулся через плечо и увидел, как Сэм понурой тенью одиноко плетется во мглу. Добежав до дому, Рыбий Пуп опустился на ступеньку, обессиленный встряской, которую только что пережил.

– У меня и в мыслях не было драться, – жалобно простонал он.

Ощупью он добрался до темной спальни. Непослушными пальцами стянул с себя одежду и постоял, не зажигая света, тяжело дыша, весь во власти мучительного чувства, которое не в силах был осмыслить. Потом подошел к комоду, щелкнул выключателем и, приоткрыв рот, уставился в зеркало на свое зареванное черное лицо. Скорчил своему отражению рожу и, насосав полный рот горячей слюны, харкнул так, что по всему стеклу разлетелись брызги.

– Ниггер, – прошипел он, словно пар выпустил из клапана.

Он отвернулся, бросился на кровать, рывком натянул на себя простыню. Долго лежал, дрожа, потом все-таки забылся глубоким сном, не потрудившись погасить свет.

Прошло три дня, и они с Сэмом думать забыли и про драку, и про то, из-за чего она произошла.

VI

В майке, в бумажных штанах Рыбий Пуп стоял на краю пустыря, зажав в левой руке бейсбольный мяч, помахивая правой, в которой держал биту. Ярдах в сорока от него и под углом в тридцать градусов друг от друга стояли веером Сэм, Тони и Зик, на левой руке у каждого была надета рукавица. Рыбий Пуп устремил бесстрастный взгляд на Тони.

– Тони!

– Готов! – отозвался Тони, заслоняя глаза рукавицей.

Рыбий Пуп бросил мяч, описал в воздухе петлю битой и – р-раз– саданул по мячу на излете, посылая его на Тони, а тот, задрав лицо к солнцу, побежал, виляя то влево, то вправо, смотря по тому, куда на сильном ветру заносило летящий мяч. Вот он остановился, и мяч с глухим стуком ударился о его кожаную рукавицу.

– Хорош! – похвалил Зик.

– Классно взял! – поддержал его Сэм.

Тони рассчитал ответный бросок так, что мяч упал в шести футах от того места, где стоял Рыбий Пуп, и, когда он отскочил от земли, Пуп без труда накрыл его голой левой рукой.

– Зик! – крикнул Рыбий Пуп.

– Готов! – откликнулся Зик.

Рыбий Пуп изготовился было дать свечу перед новой подачей, но в эту минуту его остановил голос Сэма:

– Постой, Пуп!

Рыбий Пуп замер, ничего не понимая. Тони большим пальцем указал куда-то вправо, Рыбий Пуп повернул голову и увидел, что к нему семенит на коротких ножках темнокожий, толстый Агги Уэст, зажав под мышкой бейсбольную рукавицу. Рыбий Пуп сдвинул брови. Лицо Агги Уэста расплылось в широкой, заискивающей улыбке.

– Здоров, Рекс, – обратился он к Пупу, называя его по имени.

Рыбий Пуп насупился сильней: воображала несчастный, не скажет просто «Пуп»…Подошел Тони, за ним – Сэм, Зик, и все четверо враждебно воззрились на Агги.

– Слышь, сопля! Мотал бы отсюдова! – Тони говорил резко, неприязненно.

– Я тоже хочу поиграть! – тонко пропищал Агги.

– Нечего, пед, нечего! – сказал Рыбий Пуп. – Кыш,говорят!

– Почему нельзя, а? – Казалось, на Агги не действует оказанный ему ледяной прием.

– Потому, мы с бабами не играем! – прорычал Сэм.

– А со мной почему не хотите? – Агги аккуратно выговаривал каждое слово.

– На роялях катись играй, – сказал Тони. – Ты только на то и годен!

– Я очень люблю играть на рояле, но и в бейсбол тоже люблю, – объяснил Агги.

– Отвяжешься, нет, педрило! – Взгляд Рыбьего Пупа был тверд и холоден, как гранит.

– Не ори ты так! – с обидой в глазах попытался урезонить его Агги.

– «Не ори ты так!» – подражая его по-женски тонкому голосу, передразнил Тони.

– И с чего вы, ребята, такие зверюги? – в горестном изумлении спросил Агги.

– Это кого ты, псих, обзываешь зверюгой? – вскинулся Тони.

– Что ж это, по-человечески, если вы меня не принимаете играть?

Тони в бешенстве пошарил глазами по сторонам. Под ногой у него валялся плоский, с острыми краями камень величиной с бейсбольный мяч. Тони нагнулся, подобрал его и придвинулся к Агги.

– Вот что, психованный. Считаю до трех,скажу три,вали отсюда, тебе же лучше будет, – предупредил он.

– Не станешь ведь ты в меня бросать камнями, – с кроткой укоризной сказал Агги.

– Стану, будь уверен! – остервенело подтвердил Тони. – Ну – раз!

Молчание. На лице Агги застыла напряженная улыбка.

– Два!

– Ух, стерва! – Рыбий Пуп сплюнул, отводя глаза.

– ТРИ!

Секунду Тони помедлил, потом размахнулся и швырнул камень. Агги неловко изогнулся всем телом, пытаясь увернуться, камень угодил ему прямо в затылок, и мгновенно оттуда ручьями хлынула кровь, растекаясь алым воротником по шее, заливая рубаху на спине. Агги выпрямился с дрожащими губами, в глазах его стояли недоумение и боль.

– Пшел, слюнтяй, – заорал Рыбий Пуп. – Ну!

Агги мигнул, смаргивая слезы.

– Двигай, зараза! – взвизгнул Зик. – Уматывай!

У Агги приоткрылся рот, но он так и не выговорил ничего, не тронулся с места. Взвинченный до беспамятства, Сэм шагнул к Рыбьему Пупу и вырвал у него бейсбольную биту. Поднял и хватил ею Агги наотмашь поперек груди. Всей оравой – Тони, Зик, Рыбий Пуп – накинулись на Агги, пинали, шлепали, щипали, и он, спотыкаясь, поворачиваясь то туда, то сюда, но даже не пробуя защищаться от града ударов, заковылял неверными шагами в сторону кукурузного поля. На обочине, где вымахали по пояс и протянулись полосой молодые сеянцы, преследователи остановились и молча следили, как по зеленому кукурузному полю, ярко алея на солнце окровавленной рубашкой, удаляется Агги.

– Фу, хреновина, – пробормотал Зик.

– А ведь я убить его мог, – процедил сквозь стиснутые зубы Тони.

– Да, а чего он липнет к нам? – заскулил Рыбий Пуп. – Я вот руку себе зашиб, когда его треснул…

Постояли еще в неловком молчании, начисто утратив охоту к игре.

– Черт, может, не стоило его так. – Было видно, что Тони раскаивается.

– Говорили ему, проваливай, так нет, ни в какую, – петушился, оправдываясь, Рыбий Пуп.

– Как с нами белые, так мы с ним, – с виноватой усмешкой проговорил Зик.

– Точно, как же я не подумал, – хмуро признался Сэм.

– А чего это он, интересно, держит себя как девчонка? – спросил Рыбий Пуп.

– Пес его знает, – сказал Тони. – У него, говорят, не получается по-другому.

– Поднатужилсябы, так небось получилось бы, – сказал Зик.

– А может быть, от него не зависит… Вроде как черная кожа, – сказал Сэм.

– Как раз! Сравнил, – сказал Зик.

– Так – не так, от нас пускай все равно держится подальше, – сказал Рыбий Пуп.

– В точности как про нас говорят белые, – заметил Сэм.

Помолчали, пряча друг от друга глаза. Внезапно с наигранной бесшабашностью Рыбий Пуп выкрикнул во все горло:

– Эй, помирать так с музыкой! Айда лучше мяч покидаем!

– Дело говоришь! – Зик сорвался с места и побежал к пустырю.

– Пуп, твоя подача! – отбегая назад, напомнил Тони.

– Да не спи, поворачивайся! – заторопил его Сэм, словно стряхивая с себя груз сомнений.

– Получай, Сэм!

Бита перехватила мяч на лету – р-раз, – и он снова устремился ввысь. Пританцовывая, поворачивая налево, направо, Сэм изловчился и поймал его одной рукой.

– Молоток! – оценил Зик.

– Красиво берешь, высокий класс! – завистливо сказал Тони.

Взяв ответный мяч, Рыбий Пуп отбил его Зику и смотрел, как он снижается у того над головой, как падает ему в руку. Остервенело, без передышки он играл до самого заката, но так и не пересилил глухое раздражение, засевшее где-то глубоко внутри.

VII

В тот осенний день Рыбий Пуп пулей несся домой из школы и, возбужденный, счастливый, увидел, что отец против обыкновения не в похоронной конторе, а дома. Ура! Едва швырнув на стол перехваченную резинкой стопку учебников, он с ходу зачастил:

– Пап, в четверг после обеда открывается сельская ярмарка, если кто хочет пойти, тех отпускают с уроков…

– В четверг? – переспросил отец. – Мне в четверг двоих хоронить.

– Ну па-апа! – разочарованно заныл Рыбий Пуп.

– Не получается, Пуп. Хочешь, свожу тебя в пятницу.

– Но цветных, папа, пускают только в четверг.

– Что поделаешь, Пуп. – Отец говорил так, словно речь шла о чем-то маловажном.

– Тогда отпусти меня с ребятами. Зик, Сэм и Тони идут одни…

– Не выдумывай! – решительно вмешалась мать. – Они – другое дело, они старше.

– Только Зик и Тони, и всего лишь на четыре года. Сэму столько же, сколько мне… Ничего со мной не случится, что я, маленький.

– Вообще-то с ними можно бы, Эмма, – задумчиво сказал отец. – Пуп такой длинный, ему на вид люди дают больше.

– Мам, ну пожалуйста.

– Это уж пускай папа решает.

– Ладно, Пуп, – смилостивился отец. – Ступай с ребятами. – Он помолчал. – Только гляди, не встревай ни во что. Особо, чтоб обходил белых. Ты не знаешь, как с ними надо, разозлишь еще, сам того не желаючи.

– Будь покоен, папа, – торжественно уверил его Пуп. И торопливо прибавил: – Сбегаю скажу нашим…

Воспротивиться родители не успели – его уже след простыл.

Два дня в школе только и было разговоров, что о ярмарке, рассказывали самое невероятное: про псину о двух головах, про самую толстую в мире женщину, корову на крокодильих лапах, трехногого дядю, про мальчика с телячьей мордой и немую девчонку, которая мяучит, как котенок…

В четверг после обеда приятели отправились на другой конец города, притихшие, в чинном молчании миновали его деловую часть, где помещались конторы и банки белых. Билеты они купили еще в школе и, дойдя до ярмарки, в нерешительности замешкались, озираясь вокруг.

– Пошли, куда все, – сказал Тони.

– Не видишь, что ли, где намположено? – с досадой сказал Зик, указывая на окошечко кассы, над которым краской было выведено:

ВХОД ПО ЦВЕТНЫМ БИЛЕТАМ

– А у меня не цветнойбилет, – вызывающе заржал Сэм, поднимая бумажную полоску так, чтобы всем было видно. – Он у меня белый.

– Закройся, Сэм, – оборвал его Тони. – Белый не белый, – нашел время заводить треп.

Вручив билеты белой женщине с холодным взглядом, они прошли на ярмарку и окунулись в гомон толпы, сквозь который пробивались пискливые звуки каллиоп, ухал духовой оркестр, заунывно гнусавили шарманки. В дощатых киосках продавалась воздушная кукуруза, лимонад, булочки с горячими сосисками, куклы, трости, дешевые леденцы. Мимоходом оглядели клетки, где хрюкали свиньи, где были выставлены мирные коровы, здоровенные быки и иная отборная живность, свезенная с ферм.

– Невидаль, – фыркнул Зик. – На это добро когда хошь наглядишься.

– Ну их, правда, – поддержал его Рыбий Пуп.

От жонглеров они переходили к гадалкам, к торговцам патентованными лекарствами, от которых как рукой снимает любую хворобу.

– Глянь, – шепнул Сэм. – Здесь и белые есть.

– А говорили – день для цветных, – сказал Тони.

– Ну правильно, – пустился на поиски разумных обоснований Рыбий Пуп. – Но можно и белым, если им хочется.

– Это только намнельзя в ихние дни, – ввернул Тони.

– Житуха, – цинично бросил Сэм. – Все на свете – для белых.

– Пошел пахать про черных и белых, – с осуждением сказал Зик.

– Правду говорю, только и всего.

– Если Сэм заведет свою старую песню про расовый вопрос, я иду домой, – сказал Зик.

– Куда ты от него денешься, от расового вопроса, – сказал Сэм и умолк.

В меркнущем свете предзакатного солнца, изгибаясь, танцевали пять полуобнаженных белых девиц; негритянский джаз, отчасти скрытый занавесом из джутовой мешковины, лихо отбивал ритм. Мальчики прибились к толпе, тараща глаза на белые тела, сотрясаемые в корчах «шимми». Зазывала, тоже белый, нараспев заманивал публику в балаган намеками на соблазнительные непристойности предстоящего зрелища.

– Всего десять минут до начала выступления, которого не видывал свет! Грандиозный секс-парад, дерзкий вызов всем запретам! Верное средство вновь почувствовать, что тебе шестнадцать лет! – Зазывала с похабной усмешкой показал на блондинку, которая извивалась всем телом, влажно улыбаясь алым ртом навстречу обращенным к ней лицам. – Спешите видеть эту Еву во всей ее неприкрытой красе!

– Зайдем, а? – стараясь скрыть возбуждение, сказал Рыбий Пуп.

– Можно, – одобрил Зик, зачарованно глядя на подрагивающие бедра девицы.

– Давайте, – согласился Тони. – Айда брать билеты.

– Не видишь, ниггер, чего написано? – Сэм сплюнул.

– Гденаписано? – спросил Рыбий Пуп.

– Да вон… Под окошком, где продают билеты, дурачок!

Все повернули головы.

ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ – гласила надпись.

– Почему тогда называется «день для цветных»? – спросил Рыбий Пуп.

– А зачем это белым, чтобы ты глазел на их голых женщин? – фыркнул Сэм. – Лично мне, между прочим, их даром не надо.

Помрачнев, они двинулись дальше. Немного спустя разжились горячей воздушной кукурузой с маслом и долго шатались по людной ярмарке, пока не набрели на дощатый помост, по которому, покачиваясь в такт своей песенке, двигались два чернолицых клоуна и высокая девушка с коричневой кожей. Белый мужчина, востроглазый, крючконосый, заученно выкликал в мегафон:

– Милости просим, почтеннейшая публика! Спешите видеть: Мак, Бак и вот эта длинная смуглая сигара! Зря дыма пускать не хочу, но эта девочка – добрая затяжка! С огоньком поет, распалит хоть проповедника с Библией, посрамит дикую тигрицу! Заходите, любезные, на черненькое, на смугленькое, век будете вспоминать!

– Пошли взглянем, что показывают цветным, – сказал Сэм.

– Я не против, – поддержал его Зик.

Взяв билеты, они вошли в балаган, где уже разместились по деревянным скамьям зрители, большей частью черные. Под звуки джазового трио самозабвенно танцевали черные, почти нагие девицы. Вскоре к ним примкнули, перемежая танец песенками, звезды программы, те самые Мак и Бак, что забавляли публику у входа, а теперь вихрем влетели на сцену. Когда джутовый занавес опустился, Мак и Бак остались на подмостках. Их рты были обведены широкой, едва ли не на треть их вычерненных до глянца лиц, полосой белил. Переговариваясь, они вяло топтались на сцене, блуждая скучающим взглядом по рядам, словно вся эта канитель до того им приелась и так заучена, что они способны ее разыгрывать даже во сне.

Мак, потирая руки:Ба, кого я вижу! Мой старый приятель Бак! Здорово, друг! Куда же ты запропастился, век тебя не видал.

Бак, горячо:Здорово, друг! Понимаешь, работал как проклятый на ферме, сеял поросят, колол бобы.

Мак, хмурясь:Что-что? А, понятно! То есть ты хочешь сказать, колол поросят и сеял бобы, да?

Бак, удивленно:Ну да! А я что говорю!

Мак, кивая с улыбкой:Все ясно. Ну а что ты теперь собираешься делать?

Бак, просияв:Да вот надумал купить себе куцую коляску с кобылкой на резиновом ходу.

Мак, хлопая ресницами:Чего-о? Да нет! Ты, наверно, кобылку хочешь купить куцую, а коляску – на резиновом ходу!

Бак: Само собой, черт возьми. Я про то и толкую, не слышишь, что ли?

Мак, выкатив глаза:Хм-м. Возможно. Ну а дальше что?

Бак, захлебываясь от восторга:Ух и закачусь я в желтую девчонку на свидание с деревней!

Мак, скребя в затылке:А? Ох-хо-хо! Верней будет, в деревню закатишься на свидание с желтой девчонкой!

Бак, с возмущением:Я так и сказал! Что ты меня все путаешь!

Догадываясь, что вся соль шуточек в том, как перевернуть прямой смысл, мальчики помирали со смеху и, съехав на край скамьи, напряженно ловили каждое слово.

Мак, кивая головой:Ну хорошо, куцую кобылку с коляской на резиновом ходу ты себе купил. Свиделся с желтой девчонкой в деревне. А теперь что?

Бак: Хочу взять в жены кольцо с бриллиантом и скажу желтой девчонке, чтобы дала мне по-быстрому.

Мак, в озадаченности:Ой, погоди… То есть ты дашь желтой девочке кольцо с бриллиантом и скажешь, что хочешь на ней жениться по-быстрому?

Бак, в ярости, топая ногами:Именно это я и сказал! Перестанешь ты, черт бы тебя побрал, повторять мои слова!

Восхищенные, мальчики второй раз высидели всю программу. Когда они вышли из балагана, оказалось, что уже совсем стемнело.

– Блеск представление, да, ребята? – покрутив головой, сказал Сэм.

– С ума сойти, – сказал Зик.

– Двинем по домам, что ли, – предложил Тони.

– Ой, нет. Рано еще, а? – просительно сказал Рыбий Пуп. Они бесцельно послонялись по ярмарке и, пройдя ярдов триста, наткнулись на новое зрелище под вывеской:

ЖИВАЯ МИШЕНЬ – ЧЕРНАЯ ГОЛОВА

три бейсбольных мяча – 50 центов

Сквозь густое, орущее скопище белых мужчин мальчики ужами пробрались вперед и увидели дощатый барьер; футах в пятидесяти от него был натянут кусок толстого брезента и из проделанной в нем дыры торчала голова чернокожего. В неверном мерцании газового фонаря особенно ярко блестели белки его глаз, зубы сверкали в ужасной усмешке. Зазывала выкрикивал:

– Выходи, не стесняйся, врежь ниггеру! Цепями прикован, не сбежит! Череп у него железный, башка гранитная! Шикарный случай вмазать ниггеру, как душа требует! Разбирай по дешевке – три бейсбольных мяча, какими не погнушается игрок высшей лиги, настоящие, без обмана – и всего за пятьдесят центов! Кто желает заехать в ниггера мячом!

Рыбий Пуп, точно в страшном сне, не мог отвести глаз от головы «ниггера», жуткой в отблеске газового света. Узкогубый белый мужчина из толпы протянул пятьдесят центов:

– Сейчас буду кончать этого ниггера.

– Пожалуйте, сэр. – Зазывала подал ему три мяча.

Мужчина решительно подошел к барьеру, положил на него два мяча и, держа третий в правой руке, отступил на несколько шагов; толпа с готовностью подалась назад, освобождая ему место.

– Вдарь ему по мозгам! – В возгласе – жадное нетерпение.

– Похороны беру на себя! – Снисходительная насмешливость.

Мужчина расправил плечи, разбежался и что было силы метнул мяч, целясь в голову негра, – голова дернулась в сторону, без труда избежав удара. Мяч с глухим стуком шлепнулся о брезент.

Не то вздох, не то смешок пробежал по толпе зрителей.

– Врешь, черномазый, не уйти тебе от погибели. – Мужчина схватил второй мяч.

– А для чего же еще я тут! – тонким голосом, однако не без задора, крикнула голова, скаля белые зубы. – Ха-ха! Попади в меня, белый человек!

Рыбий Пуп поежился. Никогда он не слыхал, чтобы черный так дерзко обратился к белому, – правда, было в этом и что-то жалкое, как-никак там, за дырою в брезенте, тело этого человека сковано цепями.

Мужчина, нацеливаясь, как бы поудачней изловчиться, с ненавистью разглядывал ощеренное в усмешке черное лицо. У Пупа засосало под ложечкой, когда, аккуратно примерясь, белый размахнулся и бросил мяч; черное лицо чуть отстранилось, и мяч тяжело ударился о брезент. Толпа загоготала, утробно, с садистским удовольствием.