Текст книги "Долгий сон"
Автор книги: Ричард Райт
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
– Ничего я не знаю ни про какие чеки.
– Пуп, этот белый боится тебя до смерти, – предупредила его Мод.
– Меня? Почему? – Теперь и он прикидывался, играл, чтоб обмануть Мод, зная, что Кантли, конечно, спросит ее об этом разговоре.
– Не знаю, – сказала она. – Знаю только, что боится, а когда белые боятся, мне тоже страшно.
– Ты не помнишь точно, о чем он тебя спрашивал?
– Сказал, что Тайри его обманул, передал какие-то чеки Макуильямсу. И спрашивал, не собираешься ли ты сделать так же.
– Да я и знать ничего не знаю ни про какие чеки! – вскричал Рыбий Пуп. – А я-то думал, начальник хочет, чтоб я работал на него. – Он глотнул. – Нету никаких чеков.
– Тогда тебе лучше с ним повидаться, скажи ему всю правду, – посоветовала Мод. – Объясни ему, что и как.
Да, сомнений не оставалось – Кантли подослал ее прощупать его. Он в опасности!
– Я буду делать, как велел папа. Что же, начальник не хочет вести со мной дела?
– Не знаю, скажу ему. – Мод говорила ровно, не выдавая себя.
Она не верила ему, он понял, что, если придется выбирать между ним и Кантли, Мод будет на стороне белого.
– Слушай, скажи начальнику, что я ему не враг, – заговорил он горячо. – Видит Бог, я буду делать, как он велит!
– Ладно, скажу. – Голос Мод чуть потеплел. Она вздохнула и поднялась. – Попробую успокоить Кантли… – Она постояла, восхищенно оглядывая его квартирку. – Хорошо у тебя, Пуп.
– Собирались здесь жить с Глэдис.
– Ах ты, бедняга. Скучаешь небось один? – Она вдруг исполнилась деловитости. – Хочешь, пришлю тебе хорошую девочку? Есть одна новенькая из Джексона, шустрая, чистый котенок…
– Не надо, Мод, нет настроения.
– Понятно. Горюешь… Во всяком случае, всегда рассчитывай на меня. Ну, пока до свидания.
– Счастливо, Мод.
Она ушла. Рыбий Пуп вернулся в комнату и постоял, размышляя. Надо спрятать чеки, пока люди не вернулись с кладбища. Он огляделся. Ага! Можно засунуть за зеркало, под деревянную раму. Хотя нет, Кантли найдет. Лучше зарыть в землю. Тоже не годится – светло, увидят, придется ждать, пока не стемнеет. А может, разрезать тюфяк и сунуть туда? Но там-то он и сам первым делом посмотрел бы. Ничего не попишешь, придется их сжечь. Это Тайри умел, изворачиваясь как уж, упорно гнуть свое – у него не та хватка. Он запер дверь, вынул чеки из ботинка и подошел к камину. И вдруг услышал, как кто-то бегом поднимается по лестнице. Он замер, сердце у него колотилось. Вот человек на лестнице дошел до его площадки, вот поднимается выше на третий этаж; Рыбий Пуп вздохнул, чиркнул спичкой и собирался было поднести ее к пачке чеков, как вдруг ему бросилось в глаза, что один кирпич в левой стенке камина неплотно прилегает к другим. Вытащить этот кирпич, спрятать чеки за ним,зацементировать и замазать цемент сажей! Верно, черт возьми, нашел!Теперь только раздобыть цемента и мастерок. Ну что ж, внизу как раз скобяная лавка.
Он сунул чеки в карман и выбежал из квартиры. Через пять минут он уже покупал цемент, мастерок, лопатку для шпаклевки, клеенку и асбест. Вернувшись к себе, он разостлал на камине старую газету, сколол цемент вокруг кирпича и вытащил кирпич наружу. Чеки он завернул сначала в клеенку, потом в асбест и сунул пакет подальше, к задней стенке отверстия. Потом отбил мастерком конец кирпича, чтобы он лег заподлицо с другими, не выступая из стены. Насыпал в таз цемента, плеснул туда воды и размешал все в мягкую жижу. Зачерпывая цемент ладонью, замазал трещины, ловко орудуя мастерком. И вдруг остановился, распустив губы: его взгляд упал на разостланную газету. С нее смотрело на него улыбающееся лицо белой женщины, и он вспомнил тот страшный, тот меченный ужасом день, когда проглотил клок бумаги с фотографией белокожей красотки… Всю жизнь он что-то должен прятать от белых! Теперь вот прячет доказательство их вины – белые виноваты, а он виновен потому, что знает об их вине и должен таить свидетельства того, что знает, – иначе они могут выведать, что ему все известно, и тогда конец. Пот, точно слезы, струился по его щекам, капая на веселое женское лицо.
Скрепив кирпич цементом, он зачернил влажный цемент сажей. Вот так; теперь никто не скажет, что один кирпич вынимали из стены. Он скатал газету, сминая проклятый и прельстительный женский образ, отнес сверток к мусорному бачку, стоящему в коридоре, и сунул под груду вонючих помоев. Потом вымыл и вытер руки.
Рубаха на нем взмокла, хоть выжимай. Он переоделся и первый раз с тех пор, как умер Тайри, налил себе выпить, чтобы унять взбудораженные нервы. Ему вспомнились слова Глории: «Не оставайся здесь, Пуп. Уезжай, пока не поздно…» Да, он уедет – вот надо только денег поднакопить, а то не хватит…
Послышался негромкий стук в дверь. Неужели Кантли? Рыбий Пуп оглянулся на камин: нормально, не подумаешь, что кто-то трогал кирпичи. Да, некому быть, кроме Кантли, никто не знает, где он живет, только Эмма, да Мод, да полиция.
– Кто там? – откликнулся он.
– Макуильямс.
Рыбий Пуп с сомнением поглядел на дверь и пошел открывать. Перед ним, высокий, худощавый, стоял Макуильямс.
– Здравствуй, Пуп.
– Здрасьте, мистер Макуильямс, – не сразу сказал Рыбий Пуп.
– Ты разрешишь войти? Нам нужно поговорить.
– А-а, – замялся Рыбий Пуп. – Да, сэр, конечно. Заходите.
Макуильямс неторопливо прошел в комнату, осмотрелся по сторонам и сел в кресло. Рыбий Пуп не знал, как держаться, – ему никогда еще не приходилось принимать у себя белого.
– Курить будешь, Пуп?
– М-м-м… не откажусь, сэр, спасибо.
Макуильямс протянул ему сигареты, закурил сам и поднес спичку ему.
– Я не первый день собираюсь с тобой поговорить, – начал он. – Но сегодня утром случилось нечто такое, что откладывать больше стало нельзя.
– Да, сэр. – Рыбий Пуп покосился на зачерненный сажей кирпич в камине. Лицо его ничего не выражало – в присутствии белых оно каменело само собой, помимо воли.
– Пуп, из-за меня сорвались планы Тайри, – глухо сказал Макуильямс.
– Папа знал, что так может выйти, – безучастно отозвался Рыбий Пуп.
Макуильямс остановил на нем долгий взгляд.
– Жизнь не так уж беспросветно мрачна, – сказал он мягко.
– Кто его знает, – еле слышно уронил Рыбий Пуп.
– Из полиции пока никто не показывался?
– Да, сэр… То есть – нет… Одна Мод – ну, хозяйка квартиры на Боумен-стрит, а так никто.
– Что ей было нужно?
– Беспокоится. Вроде к ней приходили из полиции, выспрашивали про меня…
– Кстати, я у твоей матери узнал, где ты живешь, – спохватился Макуильямс. – Вот что, Пуп. Тайри нет в живых, доктора больше нет в городе. Получается, что остался один ты. Я считаю своим долгом объяснить тебе все. Погашенные чеки я передал Альберту Дэвису, человеку вполне надежному, – с тем, что он вручит их старшине присяжных большого жюри. Что произошло дальше, ты слышал. Мы не сомневаемся, что подстерегли Дэвиса и отняли у него чеки люди, подосланные начальником полиции, но доказать ничего не можем. И, конечно, Тайри погиб потому, что эти чеки увидел Кантли, – в этом тоже не может быть сомнений. Вероятно, у тебя должно было составиться весьма нелестное мнение о моих деловых способностях. Но кто же мог предположить, что в своей преступной дерзости они отважатся зайти так далеко… Старшину большого жюри я знаю с детства, это честный человек. Но вещественные доказательства так и не дошли до него. Я знаю, никакие оправдания не воскресят Тайри. Нельзя сказать, чтобы я во всем был согласен с Тайри, у него был довольно своеобразный взгляд на вещи. Однако по-своему он боролся… Я попытался дать бой врагам Тайри и потерпел неудачу. Но одно ты должен знать. Люди, которые убили Тайри, мне тоже враги. Понимаешь?
Рыбий Пуп моргнул. Это было что-то новое, и он не знал, что думать. Чтобы белые ради черных шли против белых?..
– А ч-чего тут не понять, – неуверенно промямлил он.
– Давай-ка честно, Пуп. У тебя не очень укладывается в голове то, что я сказал, да?
– Не знаю я, сэр.
– Слушай, Кантли мешает разделаться со мной только одно. Есть люди, которые за меня кинутся в драку… Возможно, Кантли убьет и меня, не знаю. Знаю только, что, пока я жив, я буду бороться за то, чтобы в этом городе дышали чистым воздухом. Так вот, Пуп, я должен тебя предостеречь. Кантли каким-то образом добыл себе копию завещания Тайри. Известно это тебе?
– Нет, сэр.
– Сказано в завещании, что ты должен передать какое-то письмо особе по имени Глория Мейсон?
– Сказано, сэр. Я и передал.
– Ты знаешь, что было в письме? Где эта миссис Мейсон?
– Не знаю, сэр. По-моему, ее нет в городе.
– Кантли подозревает, что в руках этой Мейсон тоже находятся чеки, что это они были в письме…
– Папы больше нет… Доктор Брус уехал… Зачем теперь-то людям понадобилось выведывать про какие-то чеки? – спросил Рыбий Пуп.
– Видишь ли, по закону о сроках давности человека не судят за такое преступление, как взяточничество, если, с тех пор как он совершил преступление, прошло более пяти лет, – объяснил Макуильямс. – Но тут вот какая штука. Кантли под присягой показал большому жюри, что никогда не получал от Тайри никаких денег. И значит, если б удалось доказать, что он их получал, его могут привлечь к суду за лжесвидетельство…На большом жюри ему задавали этот вопрос пять раз – про каждый год, с 1942 по 1946. Погашенные чеки свидетельствуют, что он получалв эти годы деньги, – он же это всякий раз отрицал.Каждый ложный ответ грозит Кантли двумя годами заключения. Он может получить десять лет, если только…
– Значит, теперь все как раньше? – не выдержав напряжения, перебил его Рыбий Пуп.
– Да. Погашенные чеки все еще годятся.
Вытащить их из тайника, эти чеки, отдать Макуильямсу? Нет. Так сделал Тайри, и вот Тайри убит. Отдашь – кто поручится, что его тоже не прикончат?
– Ты не знаешь, как связаться с этой самой Мейсон? – спросил Макуильямс.
– Ничего я не знаю, – нервно проворчал Рыбий Пуп.
– Пуп, я хотел бы спросить у тебя кое-что, – нахмурясь и опустив глаза, сказал Макуильямс.
– Что, сэр? – с запинкой сказал Рыбий Пуп.
– Ты все-таки производишь поборы в пользу полиции?
Рыбий Пуп стиснул зубы. Уж не собирается ли Макуильямс ставить ему палки в колеса? Пусть не пробует – Кантли вступится за него…
– Я делаю, как велел папа, – уклончиво сказал он.
– Они убили Тайри, а ты как ни в чем не бывало работаешь на них?
Какой смысл отпираться? Макуильямс знает, что говорит…
– Да, сэр, – признался он наконец, в первый раз поняв, что сам не знает, на чьей он стороне. А ни на чьей. Он сам за себя. Ему иначе нельзя, он черный.
– Не надо, Пуп. Себеже делаешь хуже, своим же людям,своему городу…
– В городе всем заправляет полиция.
– И очень скверно.Ты это что, только из-за денег?
– Нет, сэр.
– Тогда брось!Не с голода же ты умираешь. Зачем тебе в твои годы ввязываться в эту грязь.
– Я потом собираюсь уехать, когда…
– Может так получиться, что никакого «потом» для тебя не будет. Ты в руках у полиции, она с тобой может сделать все, что ей заблагорассудится… Ну да ладно. – Макуильямс вздохнул. – По-видимому, тебе еще надо дорасти до понимания кой-чего.
– А как бросишь? – вдруг спросил Рыбий Пуп, вскинув на него глаза, полные страха. – Разве есть такая возможность?
– Вот это разговор. Если ты это серьезно, способ, пожалуй, можно придумать. Мы это потом обсудим… А сейчас я пришел сказать, что за тобой следит полиция…
– Да нетже никаких чеков! – сокрушенно воскликнул Рыбий Пуп, чувствуя, как ему на глаза наворачиваются горячие слезы.
– Ну так, – сказал, поднимаясь, Макуильямс. – Я буду держать тебя в курсе событий. До свидания, Пуп.
– До свидания, сэр.
Макуильямс вышел. Рыбий Пуп стоял на месте, охваченный противоречивыми чувствами. Он был уверен, что Макуильямс не кривит душой, иначе он не пришел бы сюда. Подчиняясь невольному порыву, Рыбий Пуп кинулся к двери и распахнул ее.
– Мистер Макуильямс! – крикнул он.
Макуильямс остановился на полпути к парадной двери и поднял голову.
– Я вам что-то хочу сказать, сэр.
Макуильямс вернулся, вошел и закрыл за собой дверь.
– Да?
– Понимаете… это самое… как бы это сказать… В общем, если бы, допустим, вот здесь на тротуаре выстроились рядом сто человек белых…
– То у тебя появилось бы желание их перестрелять, так? – сухо улыбаясь, предположил Макуильямс.
От неожиданности Рыбий Пуп выкатил глаза.
– Зачем, сэр? Я совсем не про это.
– Но ведь ты ненавидишь белых, Пуп, – угадал я?
– Нет, сэр. Не сказал бы, что ненавижу. Просто боюсь, сэр.
– Страх – тоже разновидность ненависти.
– А что поделать?Вы бы на моем месте тоже боялись.
– Что ж, вполне вероятно, – медленно сказал Макуильямс.
– Их десятьпротив каждогонашего. У них оружие, и каждым словом они дают тебе понять, что ненавидят тебя… Я их не сразу научился ненавидеть. Правда.
– А когда же?
– Что же мне испытывать, кроме ненависти, когда меня хотят убить. – Рыбий Пуп старался не встречаться глазами с белым.
– Ты вернул меня, чтобы что-то сказать.
– Ну да, вот я и говорю – если бы, например, выстроились передо мной на тротуаре сто человек белых, то ведь мне нипочем не определить, какой из них честный, а какой обманет. С виду-то, знаете, все одинаковые, ни на ком ничего не написано…
– Я понял твою мысль.
– Но вы, по-моему, честный, – выложил ему наконец Рыбий Пуп.
– Ты что, только сейчасуверовал в мою честность? – с удивлением глядя на него, спросил Макуильямс.
– Если откровенно, то да, сэр.
– Что ж, Пуп, приятно слышать. И на том спасибо.
– Откуда мне знать, ненавидит какой-то белый нас, черных, или относится к нам справедливо?
Макуильямс долго не отзывался, пристально глядя ему в глаза.
– Скажи, Пуп, а Тайри доверял мне?
– Нет, сэр, – откровенно ответил Рыбий Пуп.
– Почему?
– Он вас не знал, сэр.
– Почему тогда он ко мне принес эти чеки?
– Полагался на судьбу, – тихо объяснил Рыбий Пуп, сглатывая слюну. – Он был готов к тому, что вы можете его выдать властям.
– Ну а ты, Пуп, мне веришь?
– Я думаю, вы честный человек.
– Из чего ты это заключил?
– Вы, кроме неприятностей, ничего не заработаете тем, что сюда пришли, и раз вы все-таки пришли, не побоялись, значит, вы честный.
– А доверять-тоты мне доверяешь? – Рыбий Пуп опять покосился на камин и ничего не ответил. – Вероятно, честность тебе не внушает доверия, если она белого цвета?
– Мы, черные, как нас жизнь заставляет, так и живем, – опять уклонился от прямого ответа Рыбий Пуп.
– Ладно, Пуп. Я пошел. Спасибо за откровенность. И вот что. Дай-ка я пожму тебе руку…
– Чего, сэр?
– Руку хочу тебе пожать.
– Мне? Вы?
– Ну да. – Макуильямс протянул ему руку.
– Это за что же?
– За то, что правду мне говорил.
Глядя на белого широко открытыми глазами, Рыбий Пуп медленно подал ему руку.
– До свидания, Пуп.
– До свидания, сэр.
Дверь захлопнулась. Не сводя с нее глаз, Рыбий Пуп стоял и терзался. Позвать назад этого белого, отдать ему чеки? Нет, на такое он был еще неспособен, настолько он еще не доверял никому на свете. Пока нет. Он лег на кровать и, сам не зная почему, горько заплакал, зарывшись лицом в подушку.
XXXVI
Наутро он проснулся в страхе – что-то принесет ему новый день? Бежать отсюда, раздумывал он, одеваясь, или остаться, попробовать приспособиться? Когда он подъехал к похоронной конторе, его ждал на пороге Джим.
– Кантли явился, – шепнул он.
– Да?
Призывая на помощь все свое мужество, Рыбий Пуп толкнул дверь в контору. Там, одетый в штатское, лихо заломив шляпу на правый глаз, посасывая сигарету, покачиваясь на стуле, сидел Кантли и строгал ножом спичку. При виде Пупа он громко защелкнул нож и грузно поднялся на ноги, испытующе глядя ему в лицо серыми глазами.
Рыбий Пуп стоял, чувствуя, что беззащитен перед этим взглядом, стоял, не в силах определить, к какому разряду явлений действительности относит его сознание белого человека.
– Доброе утро, начальник, – невнятно проговорил он.
– Поздненько ты сегодня, – без улыбки заметил Кантли, пряча ножик в карман.
– Да, сэр. – Рыбий Пуп выжал из себя заискивающую улыбку. – С похоронами этими кувырком все пошло.
– Пуп, у меня к тебе разговор.
– Да, сэр?
Уверенный, что поплатится жизнью, если выдаст, какие образы таятся в его мозгу, Рыбий Пуп старался подавить в себе ощущение, что белый читает у него в мыслях.
– С Макуильямсом виделся вчера вечером, а? – спросил Кантли.
– Да, сэр. Слышу, кто-то стучит в дверь, открыл – а это он, – заговорил Рыбий Пуп, каждым словом стараясь подчеркнуть, что он тут ни при чем. – Знаете, начальник, чего удумал этот Макуильямс – что будто бы после папы остались какие-то погашенные чеки. Ерунда это, начальник. Я ему так и сказал. Какие были чеки, те папа ему все отдал. А других никаких нету.
Кантли провел по губам языком и подошел к нему вплотную.
– Точно знаешь, Пуп?
– Точно, сэр. Папа сам говорил.
– Ну это-то еще ни черта не доказывает! – Кантли сплюнул. – Тайри, как выяснилось, был куда хитрей, чем я думал. Этот ниггер бесстыдно врал мне со слезами на глазах. Один раз он меня одурачил, но уж во второй раз – дудки, не выйдет, хоть он и на том свете. Мог бы сообразить, сукин кот, что я с него глаз не спущу… Сам божился, что, дескать, сжег все чеки, только один завалялся в сейфе, а сам потащил их к этому стервецу Макуильямсу. Короче, Пуп, если еще существуют какие-то чеки, чтобы они мне были тут, и притом – без промедлений!
Откуда-то в нем возникла убежденность, что просто отпираться – мало, необходимо врать так, чтобы крепко поверили, иначе ему не жить. Чеки были оружием – воспользоваться этим оружием было страшно, но и сдавать его врагу не хотелось.
– Больше никаких чеков нет, начальник! – У него задрожал голос. – Клянусь вам! Я на вас работаю. С чего бы я вдруг пошел вам наперекор? Как вы скажете, так я и буду делать! – Задыхаясь от стыда, он уронил голову на грудь и разрыдался.
– Нечего, нечего, – проворчал Кантли. – Можешь не разводить тут сырость, мне от этого ни жарко ни холодно.
Уловив в голосе белого облегчение, Рыбий Пуп немного расслабился. Да, он сейчас играл, играл вопреки себе, ломал комедию не хуже Тайри, и ненавидел себя за это, и ненавидел белого за то, что он вынуждает его притворяться.
– Пуп, ты возил письмо к женщине по имени Глория Мейсон?
– Возил, сэр.
– Какого содержания письмо?
– Не знаю, сэр.
– В тот же вечер, как умер Тайри, ты сломя голову полетел отдавать это письмо. Почему?
– Я прочел завещание и исполнил, что велел папа.
– Толстое было письмо?
– Даже и не скажу, сэр. – Рыбий Пуп захлопал ресницами, прикидываясь простаком.
– Слушай, ты же держал его в руках! Вспомни!
– Держать-то держал, сэр. Но только…
– Толстоеоно было или нет?
– Что-то в него было вложено, это да. Но чтобы сказать, что уж оченьтолстое…
– Ну такое,допустим? – Кантли отложил примерную толщину на пальце одной руки.
– Не-ет, это многовато…
– Тогда какоеже? – Серые глаза Кантли, не мигая, впились в его лицо.
– Не знаю, сэр. Знаю только, что в нем были деньги…
– А в самом письме сколько было страниц?
– Страниц-то? Много… Начальник, письмо было не такойтолщины, как та пачка чеков, что папа дал мистеру Макуильямсу.
– Больно ты умный, ниггер! Ведь брешешь все!
– Нет, сэр! Не брешу!
– А где сейчас эта Глория?
– Я почем знаю, начальник. Мистер Макуильямс говорил, уехала.
– Ты не знал, что у нее за домом стоит докторова машина?
– Нет, сэр. Я за дом не ходил, – соврал он.
– Макуильямс не говорил, где она?
– Да нет, сэр. Он наоборот меняспрашивал. Я сказал, не знаю. Как вот вам говорю.
– Когда ты приносил письмо, Глория его не читала при тебе?
– Читала. На кухне, она там кофе варила.
– Что она вынула из конверта?
– Деньги… А после – письмо.
– А где она находилась при этом?
– На другом конце кухни, сэр. По-моему…
– Вы что, там вдвоем с ней были, ты да она?
– Ну да, – соврал он, мысленно видя врача и Глорию и вспоминая, что не было никакого кофе.
– И что ты делал, пока она читала письмо?
– Кофе пил…
– Значит, ты не все время смотрел на нее, м-м?
– Н-нет, сэр, – нетвердо сказал он. – Я, в общем, так уж не следил за ней.
– Не прятала она что-нибудь, ты не заметил?
– Вроде нет. Я как-то про это не думал…
– Естественно. Ты теперьподумай.
– Плакала она, сэр. Вот так согнулась и…
– А сумочку не держала на коленях?
– Это не знаю, сэр. Она же спиной сидела ко мне, понимаете? Письмо и деньги положила за пазуху, а сама…
– Ах, за пазуху… Тогда это могли быть и чеки, как считаешь?
– Наверно, сэр, – протянул он, делая вид, что совсем сбился с толку. – Я-то, правда, чеков не видел.
– Хм-м. – Кантли в задумчивости помолчал. – А с тех пор она о себе не давала знать?
– Нет, сэр. – У него пересохло в горле.
– И долго Тайри водил знакомство с этой женщиной?
– Я не знаю, начальник.
– Это ты-то не знаешь, его сын? И хочешь, чтобы я тебе поверил?
– Начальник, – сказал Рыбий Пуп таким голосом, что невозможно было не поверить. – Я же без году неделя как бросил школу. – Он опустил голову, и слезы хлынули у него из глаз с новой силой.
– Сказано тебе, закрой кран, – цыкнул на него Кантли.
Он умолк, и Рыбий Пуп ощутил, что пришла минута начать наступление.
– Начальник, знал бы я, где завалялись пускай хоть какие чеки, ей-богу, неужели б я вам не сказал. Я хочу, чтобы все было по-хорошему.
– Совсем как Тайри, дьявол, ну просто слово в слово!
– Но я-то правдуговорю, начальник! Ну вот скажите, что мне делать?
– Подать мне сюда эти чертовы чеки, вот что! – в бешенстве заревел Кантли.
– Да я же про них и ведать не ведаю!
– Пуп, – Кантли понизил голос. – Ты знаешь, как получилось, что Тайри убили?
Рыбий Пуп тревожно взмахнул ресницами. Он знал – но он и то знал, что знать ему не полагается…
– Убили за попытку оказать сопротивление при аресте, – пролепетал он, отводя глаза.
– Ты веришь,что это так?
– Вы так сказали, начальник.
– Но ты-то веришь, я спрашиваю?
– Да, сэр, – прошелестел он. У него стало подергиваться веко на правом глазу.
– Пуп, сейчас я тебе все выложу грубо и прямо. Вы работаете на синдикат. Тайри убили за то, что он нарушил слово. По счастью, это не повлекло за собой особого вреда. Отдал Тайри Макуильямсу эти чеки, а ничего из этого не получилось. Но Тайри был ниггер дошлый. Он что-то оставил Глории, что – мы не знаем. И вдругГлории нет как нет – неспроста же это. Я лично так понимаю. Либо она сбежала из страха, потому что у нее чеки, либо, возможно, ее где-то прячет большое жюри и выкачивает из нее показания, ясно? Если так, то мы влипли. Ты же, Пуп, таишь злобу из-за того, что случилось с Тайри…
– Нет, сэр! – крикнул Пуп, чувствуя, как у него прыгают губы.
– А что, это естественно. Ниггеры тоже умеют злиться…
– Ни на кого я не злюсь, начальник! – еще громче закричал Пуп, уповая на то, что сработают закоснелые представления, укоренившиеся в сознании белых.
– Ну-ну, потише, – процедил Кантли. – Слышь, Пуп?
– Что, сэр?
– Я ведь тебя не знаю, как знал Тайри.
Его окатило страхом. До самых сокровенных тайников его души добирался этот белый.
– Да знаетевы меня, начальник, – с надрывом убеждал он белого в том, чему сам не верил.
– Э, нет,это ты брось, – отчеканил Кантли. – Ты из этих ниггеров, из нынешних. Кто вас, таких, разберет.
– Вы! Выменя знаете! – захлебывался Рыбий Пуп.
– Так из каких же ты, ниггер, а? По словам, ты, выходит, человек верный, а на самом-то деле, может, убил бы меня на месте, а?
– Нет, сэр! – Он вскочил и кинулся к Кантли.
Кантли сгреб его за шиворот и прошипел сквозь зубы:
– Может, ты ненавидишь меня – скажешь ты это мне в лицо, ниггер?
Немигающие глаза белого были в двух дюймах от его глаз: если бы Рыбий Пуп сейчас промолвил хоть слово, он сказал бы правду, и с нею оборвалась бы его жизнь. Он только судорожно глотнул и продолжал смотреть в немигающие глаза. Кантли отшвырнул его от себя на пол и стал над ним, глядя, как бьется в рыданиях поверженное тело.
– Черт его знает, как с тобой быть, – сдавленно проговорил он, поворачиваясь к двери. Он остановился, резко обернулся кругом и опять устремил на него ненавидящий взгляд.
– Я хочу работать, начальник, – прорыдал Рыбий Пуп, не поднимая головы.
– А я тебе не верю!
– Мне-то вы можетеверить!
– Тогда говори, где чеки!
– Не знаю я! Не знаю! – истерически кричал Рыбий Пуп, и перед глазами у него стоял камин, в котором замурованы чеки.
Кантли молчал, не сводя с него глаз. Рыбий Пуп чувствовал, что у белого вот-вот созреет решение, – решение, которого он страшился. Необходимо было его отвлечь.
– Начальник?
– Ну что?
– У меня тут лежат ваши деньги.
– Ах да, я и забыл…
Рыбий Пуп поднялся, открыл сейф и вынул из него зеленоватую пачку денег.
– Вот, начальник, возьмите. Сколько нам, столько вам, как папа говорил.
Кантли запихнул пачку в карман. Между ними повисла пустота. Слова не шли Пупу на ум, а ждать, чтобы Кантли заговорил снова, было страшно. Он поднял на белого внимательный взгляд и сказал негромко:
– Хотите, проверьте, что в сейфе, начальник.
– Ах, чертов ты сын, если б только я мог тебе поверить! – не выдержал Кантли. – Но ведь ты нипочемне скажешь правду, черный щенок! – Он задохнулся и снова загремел: – Нет, будь ты проклят! У тебя язык не повернется сказать, что у тебя на душе! – Неожиданно его злость обратилась на себя самого. – Ей-богу, прямо не знаешь, как с вами, ниггерами, и быть… Сперва запугали вас, а теперь добиваемся, чтобы вы нам говорили правду. А вы не можете! Не можете,будь оно все неладно! – Кантли круто повернулся на каблуках и вышел, оглушительно хлопнув дверью так, что, кажется, задрожали стены.
Рыбий Пуп моргнул, беззвучно пошевелил губами и, повалясь в кресло, незрячими глазами уставился в пространство.