355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Реджинальд Хилл » Прах и безмолвие (сборник) » Текст книги (страница 44)
Прах и безмолвие (сборник)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 18:32

Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"


Автор книги: Реджинальд Хилл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

Единственным моим желанием в настоящее время является внести наконец ясность в это запутанное дело, чтобы кончился весь этот кошмар. После того как я ушел из участка сегодня вечером, я понял, что не смогу спокойно жить, если не вернусь, и не покажу то место, где похоронена Гейл, и не сделаю еще одно добровольное признание. Моя жизнь разбита. Я могу лишь молиться о том, что найду в себе силы начать ее заново». Конец заявления.

– Не может быть, сэр, – усомнился Дэлзиел. – А где же: «Звуки музыки нарастают, весь зал в слезах»? Это почище «Унесенных ветром»!

– Хорошо, хорошо, Эндрю, – кротко проговорил Тримбл. – А как же по-твоему все происходило?

– Да так, как я видел собственными глазами! – заорал толстяк. – Если не все, то хотя бы многое, что я сам видел! Скорее всего, они договорились, что стрелять будет Уотерсон. Свайн уже совершил убийство и не собирался брать в сообщники человека, находящегося не в равном с ним положении. Уотерсон заранее был на все согласен. Этот тип был жуткий врун, но Свайн тогда этого еще не просек. Потом, когда пришло время стрелять, Уотерсон вдруг чуть не падает в обморок. Свайн слишком далеко зашел, чтобы отступать, поэтому он говорит, что сам все сделает. Уотерсон хватается за оружие. Свайн его отпихивает, приставляет дуло к подбородку девицы, которая в полной отключке, и разносит выстрелом ей все лицо. Подобное зрелище не для таких, как Уотерсон. Бедняга едва не помер с перепугу. Именно в таком состоянии я его и застал, когда на всех парусах несся, чтобы спасти жертву.

– А как ты тогда объясняешь первое показание мистера Свайна?

– Ему надо было быстро сообразить, что делать. Он не был уверен, что Уотерсон будет придерживаться той легенды, которую они составили. Скорее всего, решил Свайн, этот мелкий гад сразу все выложит, поэтому он выдал нам слегка видоизмененную версию, согласно которой он боролся с Гейл и пистолет выстрелил случайно, чтобы перестраховаться, если мы начнем говорить, что это было убийство. В то же время он рассчитывал, что ему удастся добраться до Уотерсона раньше нас и нейтрализовать его. Однако Свайн недооценил способность Грега к самовосстановлению. Тот лег в постель весь дрожа, проспался и утром, встав свеженький, как огурчик, постарался исправить положение тем, что написал показания, более или менее похожие на те, о которых они заранее договорились. Пройди чуть-чуть больше времени, и Уотерсон мог бы запросто передумать. Но сначала появляется его жена, и он не может отказать себе в удовольствии разыграть перед ней спектакль, потом – сержант Уилд. И Уотерсон отдает ему свое заявление, изображая из себя светского льва до тех пор, пока Уилд не совершает глупость и не оставляет его одного.

– Так почему же он сбежал?

– Да потому, что он отлично понимал, что ему придется держать ответ не только перед нами, но и перед Свайном, который не очень-то был им доволен. Да к тому же это дело с наркотиками. Случись у Уотерсона какая-нибудь мелкая неприятность, он будет орать и топать ногами, а когда приходит настоящая беда, он задает стрекача! Итак, он сбежал и спрятался на яхте своей подружки. Лучше места не придумаешь, только вряд ли он был такой умный, чтобы это придумать. Просто больше, наверное, спрятаться было негде. Однако счастье его кончилось в тот день, когда он позвонил жене. Свайн пошел за ней следом в «Приют» и стал поджидать его поблизости, когда заметил, что сержант Уилд занят тем же. Но Уилд попал в передрягу со шпаной, а Свайн воспользовался случаем и взялся подвести Грега. Он был сама любезность, пока не выяснил в подробностях, что именно Уотерсон рассказал нам, а потом – ба-бах! И еще один труп для его любимого кладбища. Теперь-то Уотерсон уж точно не изменит своих показаний. Таким образом, оставался один Арни Стринджер, и, как только того стали терзать угрызения совести, когда я принялся ходить вокруг и все вынюхивать, Арни оказался следующим в очереди на убой. Вот и все.

– Рассказ хорош, – признался Тримбл, – и сидя вот так, слушая тебя, я полностью с тобой соглашаюсь. Но проблема в том, что рассказ Филипа Свайна ничуть не хуже. И у него будут психиатры, и доктора, и адвокаты, и свидетели, которые подтвердят, что все было так, как он говорит. А что мы представим в свое доказательство, Энди?

– Все, что я сейчас вам рассказал! Все, что смогут откопать эти бездельники из судебной медицины! Все, что вам подсказывает здравый смысл, черт побери! И наконец, у вас есть мои свидетельские показания!

– Если бы решение принимал я, – грустно покачал головой Тримбл, – вопрос бы даже не стоял. Но наше дело лишь представлять на рассмотрение суда результаты расследования. Так положено. Только судьям дано решать, какие обвинения могут быть предъявлены подследственному. Ведь с этим ты не можешь не согласиться.

Дэлзиел насторожился.

– Что вы хотите сказать? Ну, давайте. Выкладывайте!

– Энди, пожалуйста, я ведь не подозреваемый.

– Но то, что вы говорите, наводит меня на серьезные подозрения. Что в конце концов происходит?

– Думаю, ты уже догадался. Свайн заключен под стражу до вторника, то есть до второго июня, кажется, это День Тела Христова. Ты, возможно, тревожишься, что твоему театральному дебюту помешает необходимость появиться в этот день в суде. Но не беспокойся, ты там не понадобишься. Если только к тому времени не произойдет ничего более сенсационного, чем твое появление в Ночной рубашке при всем народе, мы снимем наши возражения против освобождения Свайна под залог.

– В случае дела об убийстве?! Мы не имеем права!

– В этом случае мы действительно не имеем права, – согласился Тримбл. – Только, Энди, не похоже, чтобы это было дело об убийстве. По крайней мере таково мнение прокуратуры. Свайн готов оказывать содействие в расследовании при любых, менее серьезных обвинениях. Мне кажется, суд скорее обвинит его в каком-нибудь не вызывающем сомнения преступлении, чем выставит себя посмешищем, пытаясь выдвинуть обвинение в убийстве, которое невозможно доказать за недостаточностью вещественных доказательств и отсутствием свидетелей. Энди, мне жаль. Послушай, присядь-ка, давай еще раз обговорим все это за стаканчиком…

Но на сей раз необоримая до той поры магическая сила этих слов, означавших целую бутылку «Глен Моранжи», не возымела действия, и Дэлзиел ушел.

Глава 4

Человеческой натуре присуще одно странное свойство: успех нередко наполняет душу сомнением, в то время как поражение пробуждает угасшую было веру.

До сих пор, даже после раскопок на автостоянке, Паско не мог заставить себя разделить уверенность своего босса в том, что Свайн виновен во всех этих ужасных убийствах. Но как только Дэлзиел ворвался в кабинет с известием, которое он расценивал, возможно, несправедливо, как предательство Тримбла, Паско почувствовал, что его начинает переполнять равное дэлзиеловскому необоснованное негодование.

– Я буду стоять на его стороне, даже если против будет целая свора самых дотошных адвокатов, – заявил он Уилду.

– Не слишком ли ты усердствуешь, а?

– Потому что до этого имел кое-какие сомнения?

– Потому что до этого ты считал, что он спятил!

– Но ты же не думаешь, что Свайн невиновен? – воинственно проговорил Паско, защищаясь.

– В чем-то, конечно, виновен, это ясно.

– Но не в убийстве?

– Послушай, имеется один взгляд на известные факты – взгляд босса и другой – Свайна. Как выбрать один взгляд из двух? Преимущество у того, кто сомневается, вот и все.

– Возможно, но я просто хочу помочь боссу.

– И что ты собираешься для этого сделать?

Это был хороший вопрос, на который нелегко было дать столь же хороший ответ.

– Ну, – протянул Паско, – по крайней мере я могу сделать то, что, несмотря на мои мольбы, не удосуживается сделать он по отношению к нашей Смуглой Даме, – я буду всерьез принимать его слова.

Паско начал с того, что тем же вечером взял с собой домой копии всех заявлений и всех отчетов по делу Свайна. Элли была на собрании своего Общества защиты летучих мышей, и он удобно разложил многочисленные документы на большом обеденном столе, пытаясь найти в них какие-то незамеченные до сих пор зацепки путем сличения разных показаний. Но через пару часов единственное, что он получил, – это ощущение (вероятно, такое же, как и у прокурора), что, если Свайн на суде хорошо сыграет свою роль, а даже Дэлзиел признавал его мастером приводить контраргументы, его невозможно будет привлечь к ответственности за убийство… Но, может быть, он действительно невиновен в убийстве?.. Паско отмел эту нежелательную мысль. Он обещал себе, что будет использовать убежденность Дэлзиела как путеводный факел. Но факел становился все больше и больше похож на свечку в пургу.

Когда Элли пришла домой, он все еще тупо смотрел в бумаги. Она не выказала никакого любопытства, а он ничего не стал объяснять. Это вежливое невмешательство в дела друг друга начало перерастать в торговый барьер.

– Как прошло собрание? – спросил он.

– Нормально. Мы разобрались в видах и в регионах обитания. Ты на работе держи ухо востро. Не удивлюсь, если у Толстого Энди на чердаке заведется несколько вампиров.

– Кстати о вампирах, – сказал Паско. Чтение бумаг оживило его воспоминания. – У Филипа Свайна на «Москоу-Фарм» в старом сарае несколько летучих мышей нашли себе приют на время зимней спячки.

– Что? Ты мне не говорил. Ты разве не знаешь, что обязан вовремя ставить власти в известность?

– Да? Извини. Это было в феврале, так что они уже могли улететь.

Откровение, что он повстречался с этими милыми созданиями уже несколько месяцев назад, только подлило масло в огонь. К счастью, Элли отвлек шум, донесшийся из комнаты Рози, иначе попытка Паско оправдаться навлекла бы на него еще больший гнев. Когда он остался один, он снова вернулся к разложенным на столе бумагам. Лежали они в следующем порядке: те, которые относились к убийству Беверли Кинг на Хэмблтон-роуд, – в центре, а те, которые касались гибели Тони Эпплярда, были сдвинуты к самому краю стола.

Но разговор о летучих мышах вызвал в памяти Паско воспоминания о старом сарае, где умер парнишка. Ему пришло в голову, что все приняли свайновскую версию событий, точнее, изложенную Свайном версию Стринджера. А с какой стати она могла вызвать сомнения? Все это вполне вписывалось в двуличный образ Свайна: хорошего друга и законченного мерзавца. И так было почти со всеми обстоятельствами этого дела. Они соответствовали и показаниям Свайна, и теории Дэлзиела.

Но была ли достаточно последовательна проверка этого соответствия?

Выяснить это можно было только одним способом.

Паско переложил бумаги на столе в строгом, насколько это было возможно, хронологическом порядке и, сказав себе: «Свайн – любящий супруг и хороший добрый друг», начал читать.

Через некоторое время Элли заглянула в комнату, снова скрылась за дверью, и он услышал, что в холле включился телевизор.

Через полчаса она заглянула еще раз.

– Ты еще не закончил? – спросила она.

– Я закончил быть любящим супругом, – ответил он. – Теперь я собираюсь стать законченным мерзавцем.

– Ох, какая жалость, я моргнула. Ну вот, пропустила момент перевоплощения, – посетовала она. – Я пошла спать.

– Я тоже иду через полчасика.

– Который из вас? Спокойной ночи.

Он улыбнулся, глядя ей вслед, потом вернулся к своим бумагам.

Через сорок минут он читал сделанные им записи.

Вот оно! Не много, почти ничего важного. Хотя, если это все, что у тебя есть, оно должно быть важным!

Он взглянул на часы. Слишком поздно, чтобы кому-то звонить и беспокоить. Кроме разве что жены. Жена-то ведь не кто-нибудь!

Она открыла один глаз, когда он вошел, потом снова сомкнула веки. Он тихонечко взял ее за плечо и не отпускал, пока она опять не открыла один глаз.

– Хочешь, чтобы я угадала, который пришел? – сонно спросила она.

– Нет, ни тот, ни другой. Просто мужик-полуночник, которому необходимо получить разъяснение одной проблемы от женщины. Так что просыпайся, мое солнышко, и расскажи-ка мне все про наших маленьких друзей – летучих мышек.

На следующее утро Паско поднялся рано. В восемь он уже входил в скрипучую дверь с полустертой надписью «Джо Свиндлз – торговля металлоломом». Там, в комнате, полной тяжелого запаха, сидел крепкого сложения блондин, который одновременно курил манильскую сигару, ел бутерброд с яичницей и читал «Сан». Блондин поднял глаза с недовольным видом человека, которому плевать, зачем к нему пришли, если этим его лишили обычных утренних радостей. Потом, узнав визитера, улыбнулся во весь рот, полный яичного желтка.

– Мистер Паско! Какой приятный сюрприз. Тысячу лет вас не видел. Я прямо-таки чувствую себя покинутым. В чем дело, удивляюсь я. Может, я обидел его? Или он променял меня на другого?

– Дело в том, что либо ты стал честнее, Джо, либо неповоротливее, – ответил Паско.

– Ну, возможно, вы и стали чуть неповоротливее. Это иногда случается и с лучшими из нас. Но если я стал бы честнее, то роль Бога в мистериях предложили бы мне, а не милейшему мистеру Дэлзиелу. Как он, мой дорогой друг, поживает? Наверное, уже скоро в отставку?

Паско улыбнулся. В подпитии Свиндлз всегда грозился отплатить Дэлзиелу за все несправедливости, которые терпел от него долгие годы, отправив толстяка в свою старую дробилку.

– Я передам ему ваши наилучшие пожелания, – пообещал Паско. – Так вот, Джо, мне нужна твоя помощь.

Свиндлз выслушал, почесал в затылке и сказал:

– В феврале, говорите? Вы о многом просите, мистер Паско. Найти это теперь – целое дело, да и, скорее всего, она уже попала в мою дробилку.

Паско нисколько не сомневался, что это всего лишь отговорка. Ему было прекрасно известно, что Джо с поразительной точностью знал, где что находится у него на складе металлического хлама. Сейчас он просто-напросто торговался.

– Я знаю, как дорого стоит твое время, Джо, – сказал Паско, – поэтому плачу пятерку за каждую минуту при условии, что поиски займут не больше пяти минут.

Паско обошлось это в двадцать фунтов. Он смотрел на кучу заржавевших сельскохозяйственных машин и инструментов с «Москоу-Фарм» и думал, правильно ли он поступает.

– Зачем ты все это хранишь, Джо? – спросил он.

– Сельскохозяйственный антиквариат, – не задумываясь ответил Свиндлз. – Эти железки уже сейчас денег стоят. А через несколько лет, когда они приобретут историческую ценность, какой-нибудь краеведческий музей заплатит мне кругленькую сумму за этот хлам.

– Вот это и есть борона? – спросил Паско.

– Да, борона или черт знает какая огромная щетка для волос, – пояснил Свиндлз.

Паско несколько минут молча осматривал агрегат, потом сказал:

– Одолжи-ка мне ее, Джо.

– Только борону?

– Да вообще-то, нет. Лучше все сразу. Я верну.

– Уж конечно, вернете, – усмехнулся Свиндлз, – но вам понадобится грузчик, чтобы все это забрать.

– Ты предлагаешь свои услуги?

– Я с вас возьму, как беру обычно. Если наличными, то скидка.

– Джо, – рассмеялся Паско, – если бы миссис Тэтчер знала о твоем существовании, она бы пожаловала тебе титул лорда.

Веселое расположение духа не оставило Паско и когда Свиндлз сгружал барахло на площадку перед входом в полицейскую лабораторию.

Джентри, глава патологоанатомического подразделения, его веселья не разделил. Он указал костлявым пальцем на груду ржавого хлама и резко спросил:

– Это еще что?

Паско по опыту знал, что очаровать его и уговорить дружно работать невозможно, поэтому коротко ответил:

– Вещественные доказательства по делу Энтони Эпплярда. Вот копия отчета патологоанатомов. Видите, здесь написано, что смерть наступила в результате того, что его трахея была проткнута металлическим предметом. А вот копия соответствующей части свидетельского показания, где говорится, что металлический предмет был зубом этой самой бороны. Вы можете это проверить?

– Но это случилось три месяца назад, и вещи, судя по всему, находились все время под открытым небом!

– Да. Вы уже проводили экспертизу одежды Эпплярда. А также одежды Гейл Свайн. Мне бы хотелось, чтобы вы продолжили эту работу.

– Вы что, хотите сказать, что я допустил какие-то неточности? – возмутился Джентри.

– Я только прошу провести более детальное исследование, чем тогда. Я имею в виду, в частности, те места на верхней одежде, где имеются какие-либо пятна…

– У вас есть распоряжение начальства? – грубо перебил его Джентри.

– Я принесу вам в течение часа бумагу с подписью мистера Тримбла, если только это способно заставить вас выполнять свою работу, – резко проговорил Паско.

– Думаю, в этом нет необходимости!

Не вполне уверенный в том, что имелось в виду: подпись или упоминание о необходимости выполнять свои прямые служебные обязанности, Паско сказал:

– Тогда я буду ждать от вас известий, – и ушел. Ему несвойственна была подобная резкость, но с Доктором Смерть иначе было нельзя.

Однако Паско следовало опасаться жала поострее патолого-анатомического.

– Где тебя носит? – осведомился Дэлзиел, когда Паско вошел в кабинет. – Ты уже из-за этой чокнутой девки сна лишился, что ли?

– Если вы имеете в виду ту несчастную женщину, которая совершила большую ошибку, обратясь к вам за помощью, то вы не правы, – отрезал Паско.

– Черт побери, что это с тобой? Менструация, что ли? Нечего бросаться на тех, с кем работаешь. Оставляй свое плохое настроение дома.

Такого рода резонные упреки от человека, который после беседы с Тримблом был готов всех сожрать живьем, показались Паско верхом несправедливости.

– Вы что-то у меня искали, а? – спросил он, со стуком задвигая ящики стола, в которых Дэлзиел явно порылся.

– У меня голова болит, переработал, – со страдальческим видом ответил Дэлзиел, – думал, у тебя аспирин найдется. Это все из-за репетиций. Мало мне здешнего дурдома! Я, наверное, не в себе был, когда согласился участвовать в этой затее!

– А как ваш новый Люцифер? – спросил Паско, решив, что миролюбие – высшая из воинских доблестей.

– Нормально. Знаешь, что я тебе скажу? Мне не хватает Свайна в этой роли! С ним было как-то более жизненно. А теперь спектакль, и все тут. Отчаянный Дэн был прав, мне не следовало соглашаться на эту роль.

– Не стоит огорчаться, сэр. Скоро все это кончится.

– Господи, парень, ты говоришь, как монашка в богадельне. Но мне необходимо взбодриться, и я разрешаю тебе угостить меня попозже пивом за то, что ты мне так нахамил.

– Но у вас же голова болит.

– Это я специально всем девчонкам говорю.

Когда Паско остался один, он почувствовал, что у него самого разболелась голова. В последнее время его часто донимали головные боли, словно слишком многое, находящееся где-то там внутри, старается вырваться наружу, или наоборот, слишком многое снаружи старается проникнуть внутрь.

Когда-нибудь он сядет за стол и разложит перед собой всю свою жизнь, совсем как дело Свайна. Но пока время еще не пришло. Он не смог бы втиснуть собственные поступки лишь в две свои ипостаси и найти в них только одну непоследовательность. Нет, разных людей в нем было миллиард в минуту, а нелогичных поступков… ну, сколько булавок можно воткнуть в задницу ангела?

Паско попытался улыбнуться этой своей шутке. Не получилось. Он встал, сморщился от боли в поврежденной ноге, закрыл глаза, и перед его внутренним взором появилась темная шахта, где он получил эту травму. Он ощутил, как над ним навис прогнивший потолок шахты, увидел, как на нем копошатся миллионы пищащих летучих мышек…

– С тобой все в порядке?

Это был Уилд. Тревога была написана на его уродливом лице.

– Да. Все хорошо. Правда, я в порядке. Просто не выспался, вот и все. Я вчера засиделся над бумагами по делу Свайна.

– Да?! И какие же великие открытия ты сделал?

– Никогда не знаешь наперед, Уилди, – ответил Паско. На этот раз ему наконец удалось улыбнуться. – Я тебе сейчас расскажу.

Сержант молча слушал, а когда Паско закончил, сказал:

– Ну что ж, удачи тебе. Но я не стал бы забирать свои вклады в недвижимость, чтобы вложить их в твою идею.

– Ну, спасибо, – разочарованно вздохнул Паско. – Поживем – увидим, а?

Прошли сутки, а он все еще ждал. Он твердо решил не звонить Джентри, чтобы не давать тому повода язвить о всем известной нетерпеливости уголовно-следственного отдела. Кроме того, как бы он ни относился к доктору лично, у него не было оснований оспаривать его профессиональную компетентность.

Наконец из лаборатории позвонили. «Не мог бы он к ним зайти?» Он зашел. Он посмотрел. Он послушал.

Когда Джентри закончил, Паско сказал с искренним чувством:

– Я не знаю, как вас и благодарить. Вы просто чудеса творите.

– Мы делаем нашу работу. Но это возможно, только когда нам дают, над чем работать, и четко ставят перед нами задачу, – невозмутимо ответил Джентри.

Однако под его пергаментной кожей явно вспыхнуло что-то, отдаленно напоминающее румянец человека, которому сказали что-то приятное.

Дэлзиел был на репетиции, и Паско все утро пришлось ждать, пока он появится. Он сидел за столом своего босса, когда тот вошел в кабинет. Толстяк резко остановился на пороге, увидев улыбающегося старшего инспектора, который поднялся с его собственного кресла, сжимая в руках сенные вилы со сломанным древком.

– Что за чертовщина? Вконец обнаглел, что ли?! – вскричал Дэлзиел. – Тоже мне Британия [41]41
  Имеется в виду аллегорическое изображение Великобритании в виде женской фигуры (используется на монетах и т. п.).


[Закрыть]
!

– Нет, сэр, не обнаглел. Просто пришел поздравить вас с днем рождения.

– Сегодня не мой день рождения.

– Когда я вам все расскажу, вы поймете, что это как раз сегодня.

Паско стал рассказывать. Дэлзиел слушал. Слушал он, без всякого сомнения, очень внимательно, но никаких других эмоций на его лице заметно не было.

– И что тебя к этому привело? – мрачно спросил он, когда рассказ был завершен.

– Как я уже говорил, Свайн – одно из двух: или он хороший друг или законченный мерзавец. Законченный мерзавец не стал бы помогать Стринджеру так самоотверженно, если его не вынуждали к этому обстоятельства. А если он законченный мерзавец, но при этом помогал Арни, значит, помогая Арни вычистить старый сарай, он покрывал не его, а себя. Все очень просто, если подумать.

– Если это так просто, то мне тебя и благодарить не за что, – проворчал Дэлзиел. – Я о другом спрашиваю. Что это вдруг заставило тебя обратить свой могучий интеллект на то, чтобы доказать, что я прав, если ты уже несколько месяцев рассказываешь всем, кто соглашается тебя слушать, что я не прав?!

«Вей, вей, о ты, холодный ветер!» – про себя пропел Паско.

– Потому что я хотел, чтобы вы оказались правы, – сказал он. – Кому нужен Бог, который ошибается?

Дэлзиел приблизился к нему, угрожающе выбросив вперед огромную ручищу. Паско с трепетом привстал, но потом почувствовал, Что его схватили за руку. Дэлзиел тряс его руку так, что она едва не отвалилась, и декламировал:

 
И кончен труд сегодняшнего дня,
И труд сей был полезен всем,
И видя здесь плоды его.
Даю свое благословенье.
 

– Простите, – растерялся Паско, – что-что?

– Простите? Быть Богом – значит никогда не просить прощения!

 
И все случилось так, как я гласил,
Сбылось пророчество мое,
И время для меня пришло,
Чтоб я паденье человека завершил!
 

Ну-ка, проиграй-ка мне все это заново, парень! Проиграй-ка еще разок!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю