355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Реджинальд Хилл » Прах и безмолвие (сборник) » Текст книги (страница 36)
Прах и безмолвие (сборник)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 18:32

Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"


Автор книги: Реджинальд Хилл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

Глава 9

В мертвенном свете утренней зари полицейские водолазы, похожие на морских котиков, погрузились в мрачные воды канала. Их улов состоял из сломанной тачки, покрышки от тракторного колеса, половинки косы, а также разных жестянок, стеклянных банок, бутылок, коробок и прочего хлама. Все это наводило на мысль, что в канал с моста регулярно сбрасывались бытовые отходы. Но единственные трупы, которые водолазам удалось извлечь, были трупы шести котят, утопленных в пластиковом мешке.

Хозяин «Баджер-Фарм» оказался столь же скуп на слова, сколь и на топливо, до тех пор пока Дэлзиел не пригрозил натравить на него Королевское общество защиты животных и Службу борьбы за чистоту окружающей среды. Эти угрозы затронули речевой аппарат хозяина «Баджер-Фарм», и он тут же вспомнил, что «Блюбелл» прибыла сюда около месяца назад. Сначала он следил за яхтой, опасаясь, что она неспроста так долго стоит в этом неживописном месте. Но потом, когда он убедился, что единственными обитателями яхты являются мужчина и женщина, без детей и без собак, а также без желания нарушать границы его владений и просить у него молока, яиц или питьевой воды, он потерял к ним всякий интерес. Фермер был человеком нелюбопытным и в еще меньшей степени доброжелательным. Он отметил, что пару раз видел, как мужчина лазил по воде с чем-то вроде рыболовной сети… «хотя что этот придурок хотел там поймать, непонятно, здесь рыбы не бывало со времен Первой мировой войны».

– Вы, наверное, сказали ему об этом? – поинтересовался Дэлзиел.

– Не-а! Люди должны учиться на собственных ошибках, я так считаю.

Его философия показалась Дэлзиелу настолько привлекательной, что он не стал говорить фермеру, что все равно натравит на него и Королевское общество защиты животных, и Службу борьбы за чистоту окружающей среды.

Гарри Парк, которого снова, как скакуна морковкой, приманили надеждой освобождения под залог, выдал адрес сообщника, возможно, навестившего Уотерсона на следующее утро после их встречи в «Приюте». Сообщник отрицал все, но потом Дэлзиел сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться и которое Паско, заслышав знакомые слова, постарался просто пропустить мимо ушей. Тогда подручный Парка рассказал, что он и его приятель, который тоже был тогда в «Приюте», зашли к Уотерсону, чтобы объяснить ему, что единственная возможность счастливого будущего заключалась для него в полной потери памяти и что это он должен запомнить на всю жизнь. Не обнаружив никого на яхте, они с той же целью оставили память о себе.

– Ну, все ясно, – заключил Паско, – Уотерсон, видно, заметив Уилда в тот вечер, направился обратно на яхту, вытащил из койки Беверли Кинг и скрылся в неизвестном направлении.

– Думаешь? – сказал Дэлзиел. – Ты, наверное, прав. Проверь, нет ли ее у родителей в Монксли. Уотерсон не из тех, кто будет связывать себя с девчонкой, если она перестала быть ему полезной, и возможно, она одна уехала к родителям.

К родителям она не уезжала. Ее родители, которые раз пять в течение пяти минут назвали себя людьми богобоязненными, сказали, что они не видели своей дочери со второго воскресенья февраля, когда она приехала и они в очередной раз поссорились из-за денег и образа жизни. Кинги высказали естественное опасение за судьбу дочери, хоть и не слишком сильное, а также сказали, что ее временное пребывание в Лондоне оставило на ней неизгладимый отпечаток. Вспомнив то, что ему сообщил Питер Кумбс насчет возвращения Беверли на север, Паско послал запрос в «Честер Белкорт». Ответ пришел очень быстро, в основном потому, что, когда в фирму позвонили с вопросом о мисс Кинг, уже через полчаса в ближайший полицейский участок явился пожилой директор, у которого была жена и трое детей, и предложил всестороннее сотрудничество в обмен на полную конфиденциальность. Он явно не считал заслуживающим порицания то, что регулярно спал с мисс Кинг. Благородное негодование появилось в его тоне, только когда он стал описывать, как был шокирован, увидев, что она колется в ванной гостиницы перед одной из их интимных встреч. После этого он решил, что в интересах как девушки, так и компании, чтобы мисс Кинг вернулась в семейное лоно на севере. Искренность его благих пожеланий подтвердилась тем, что он выплатил ей щедрую компенсацию из собственного кармана и написал рекомендательное письмо, тщательно подбирая слова, чтобы она смогла устроиться на работу в Среднем Йоркшире.

– Значит, еще одна наркоманка, – сделал вывод Паско. – Похоже, Уотерсон их коллекционирует.

– С кем поведешься, от того и наберешься, – заявил Дэлзиел, – но это нам мало что дает.

– Это еще одна отгаданная деталь головоломки, сэр, – сказал Паско, благородно пытаясь вселить в собеседника оптимизм.

Следующую деталь предложил им Уилд, вернувшись на службу на следующий день. Несмотря на клеветнические заявления Дэлзиела, выглядел он ужасно, и Паско попытался убедить его вернуться домой и лечь в постель. Они пришли к компромиссу, сойдясь на том, что сержант останется в строю, но будет спокойно сидеть за столом и заниматься бумажной работой. Это, однако, вовсе не отвлекло его от мыслей о расследовании, и через пару часов он вошел в кабинет Паско.

– Я тут думал о досье Уотерсона, – начал Уилд. – Я его детально изучил, поскольку ведь это я в самом начале упустил нашего беглеца. Так вот, когда я просматривал имеющиеся у нас данные, мне кое-что пришло в голову. В тот раз, когда у него отобрали права из-за того, что он не остановился, несмотря на требование патрульной машины, это же было тридцатое января. Хотя Парк не назвал точной даты заключения той крупной сделки, он сказал, что это было в конце января. А если предположить, что это случилось именно тридцатого?

– Ну и дальше что, объясни, – сказал Паско.

– Он едет домой с целым мешком наркотиков. Патруль сигналит ему светом. Он в панике – это отвечает его характеру. Они настигают его через полчаса. Он извиняется. А находится он в это время вот где.

Сержант показал точку к северу от города на карте, висевшей на стене в кабинете Паско.

– Где-то за фермой «Баджер-Фарм», – сообразил Паско.

– Правильно. Уотерсон останавливается на мосту. Он перепуган до смерти. Света фар не видно, патруль может появиться в любой момент. Кроме того, они, возможно, записали номер его машины. Что в такой ситуации сделает человек, который, подобно Уотерсону, так легко теряет самообладание?

– Хочешь сказать, он бросил наркотики с моста в воду? Почему же было не спрятать их где-нибудь в канаве?

– Это было бы разумно, но Уотерсон не слишком способен на разумные поступки, ведь так? А через пару дней «Блюбелл» снимается с якоря у верфи Балмера и отплывает к «Баджер-Фарм».

– И Уотерсон ходит там с рыболовной снастью! Уилд, ты гений! Попробуем-ка это проверить.

Паско набрал номер телефона.

– Джо, это Питер Паско. Весь тот мусор, который твои ребята вчера подняли со дна, что с ним сделали?

Он послушал ответ и положил трубку.

– Нам везет. Они хотели побросать все обратно, но Джо проявил сознательность насчет загрязнения окружающей среды и заставил их все сложить в мешки для мусора и оставить на ферме, пока мусорщик не приедет их забрать.

– Тогда нам надо поторопиться. – Уилд встал со стула.

– Мне кажется, мы договорились, что ты сегодня никуда отсюда не выходишь?

– Но не в том случае, когда я собираюсь стать гением, – возразил Уилд. – Не знаете, что он думает о гениях?

Паско рассмеялся.

– Ладно, хорошо. Только, если подхватишь сыпной тиф, меня не вини.

Через полчаса под недоумевающим и подозрительным взглядом хозяина фермы они начали вытряхивать содержимое из мусорных мешков. Паско не знал, что именно они искали, но, когда он это увидел, он сразу понял: «То!» Это была картонная коробка с размытой надписью, которую он с трудом смог разобрать: «Романи Рай. Ветеринарные препараты».

Паско открыл коробку. Внутри были запечатанные целлофановые пакетики, в которых оказалось около пятисот граммов белого порошка. Паско открыл один и осторожно попробовал содержимое на язык.

– Немудрено, что блохи прыгали так высоко, – заметил он.

Они нашли еще три коробки, а потом вызвали водолазов поискать, не осталось ли чего-нибудь подобного в воде. Уилд скромно принял титул гения и носил его, пока прибывший Дэлзиел не напомнил, что скромность нисколько не оправдывает его.

– Ну, теперь мы знаем, зачем он заставил девицу перегнать сюда яхту, – проворчал он. – И что? Ничего это нам не дает!

– Это дает нам право просить дополнительных сил для поиска беглецов, – сказал Паско.

Дэлзиел покачал головой, скорее огорченный, чем рассерженный. Неужели он так ничему и не научил этого парня? Не бесплотные духи определяют, какое дело первоочередное. Ты принимаешь какое-то решение, а для его осуществления тебе выделяют дополнительные силы не на основе аргументированных и обоснованных приоритетов, а на основе едва заметных вибраций биополей, посылаемых друг другу по паутине взаимных услуг и одолжений. А если такой деликатный сигнал не срабатывает, то приходится погреметь скелетами, забытыми в шкафах, – напомнить о себе старым должникам. Эпплярда, например, к приоритетам никто никогда не причислил бы, если бы в местном отделении полиции в Лондоне не было высокого чина, который в свое время не продвинулся бы дальше констебля, если бы Дэлзиел не отвел от него обвинение в непристойном поведении по пьянке, случившейся двадцать лет назад после матча в регби. И еще был шеф департамента социальных служб, чья жена как-то раз после девичника в «Клубе джентльменов» пыталась пробить в ограде автомобильной стоянки свой собственный выезд. Дэлзиел не сомневался, что они помогут ему вернуть Ширли Эпплярд утерянного супруга в течение недели, как он ей и обещал.

Что же касалось Уотерсона, то не было нужды беспокоить старых должников, а уж тем более перегораживать дороги и отменять рейсы в аэропортах. Вынужденный бежать из собственного дома, без денег, обремененный заботой о наркоманке, лишенной своего допинга, разве может человек с таким характером, как Уотерсон, не привлечь к себе очень скоро внимание. Неделя и то было для него слишком много. Дэлзиел давал ему три дня, четыре – максимум.

Через восемь дней, однако, его уверенность стала потихоньку слабеть. А когда его вызвал Дэн Тримбл, он чувствовал себя бейсболистом, вышедшим на поле без рукавицы и маски.

Началось все сразу с попадания мячом по голове.

– Скажи-ка мне, Энди, – начал шеф полиции. – Есть ли мне какой-то резон терпеть, чтобы меня поливали Дерьмом потому, что я не хочу закрывать дело Свайна?

– Вот поймаю Уотерсона…

– Уотерсона! Ты ведь нисколько не продвинулся в его поисках! И даже если тебе удастся его найти, а он подтвердит свои показания, для тебя он будет совершенно бесполезен. Бесполезен он для тебя, ясно?

В ответ Дэлзиел смог лишь неопределенно промычать. Он обыгрывал связь этого дела с наркотиками сколько мог, выдвинув предположение, что Свайн с помощью шантажа мог принудить Уотерсона к молчанию. Никого это не убедило. Даже Свайн, услышав от Дэлзиела эту версию, искренне рассмеялся. А Теккерей еще раз во весь голос начал жаловаться шефу полиции на несправедливое преследование, которому подвергается его клиент со стороны начальника сыскного отдела.

– Итак, мы возвращаемся к тому, с чего начали, – сурово проговорил Тримбл. – Хорошо, Энди, я тебе разъясню, что это значит. Я довожу до сведения судьи, что дело Свайна может быть возобновлено. Я не сомневаюсь, каков будет приговор суда. И все, Энди. Никаких больше нападок на мистера Свайна. Понял? А пока ты ни словом, ни действием не дашь Идену Теккерею повода даже заподозрить, что ты опять намекаешь на ответственность Филипа Свайна за смерть его жены.

Дэлзиел попытался возразить:

– Я не уверен, что…

Но Тримбл тут же его оборвал.

– Энди, лучше послушай, что я тебе говорю, и послушайся. Что касается твоих театральных забав, ты волен не следовать моим советам и продолжать выставлять себя дураком. Мне это не нравится, но я не собираюсь быть таким же посмешищем, как ты, и открыто перед всеми запрещать тебе это.

Он замолчал, чтобы набрать в легкие воздуха. «Для такого маленького человечка он выглядит весьма внушительно», – подумал Дэлзиел.

Тримб снова заговорил.

– Но на службе я даю тебе не совет, а как старший по чину просто приказываю. И уверяю тебя, неповиновение приказу повлечет за собой наказание. Это ясно?

– Да, сэр. Наказание, сэр. Но почему, сэр?

– По уставу, Энди, по уставу, – грустно улыбнулся Тримбл. – А это, хоть ты мне, может быть, не поверишь, больнее, чем по тому самому месту. Можешь идти.

Вот как! Можешь идти – и даже не предложил своего божественного напитка!

– Хорошо, сэр. Спасибо, – проговорил Дэлзиел, вставая. – На бал идете, сэр?

Сегодня вечером был бал, устраиваемый мэрией в благотворительных целях.

– Конечно, иду. Человек в моем положении вряд ли может позволить себе пропустить это, насколько я понимаю, главное событие в общественной жизни графства. А ты?

– О да. Простым смертным тоже прислали приглашения, – сказал Дэлзиел. – Возможно, я приглашу вас на танец.

– Как мило, – пробормотал Тримбл. – Думаю, из тебя получится лихой танцор, особенно если ты на минутку утратишь бдительность.

Это уже было поистине фиаско. Корнуэлец перешутил йоркширца! Любой судья засчитал бы ему победу. Волоча ноги, расстроенный Дэлзиел вышел из кабинета.

Глава 10

Тримбл был прав. Никакие другие мероприятия в городе: ни вечер танцев, организованный «Клубом либералов», ни пикник «Клуба регби», ни фестиваль духовых оркестров, инициатором которого выступила Федерация рабочих, – не смогли затмить бала, устроенного мэрией, он оказался самым выдающимся событием в общественной жизни Среднего Йоркшира.

Ни один человек с претензиями на определенное положение в обществе, власть, благотворительную деятельность, социальную сопричастность или просто моду не мог позволить себе не присутствовать.

В билетах и правда значилось: «Форма одежды – любая», что должно было подчеркнуть демократичность данного собрания, и Питер Паско, пойдя на поводу у жены, настроенной против элитарной роскоши, явившись в темно-сером фланелевом костюме, совершенно потерялся среди кружевных манишек, галстуков-бабочек и широких поясов всех цветов телевизионного спектра. Он не попытался оживить свое невзрачное оперение, даже обнаружив, что эгалитарные принципы Элли не помешали ей вложить кругленькую сумму в короткое, сильно декольтированное темно-синее шелковое платье в стиле, который принцесса Диана ввела в моду лишь неделю назад.

Но даже Элли оказалась на втором плане, когда появился Дэлзиел. В костюме диск-жокея самого модного покроя, в лаковых ботинках и с бриллиантовыми запонками, сверкающими как льдинки на рукавах его белоснежной сорочки, он был отличной оправой для своей спутницы. Хотя, по правде говоря, оправа ей не требовалась. Потому что этой спутницей оказалась Чанг, и на сей раз Восток, которому она наполовину была обязана своим происхождением, полностью возобладал в ней над Западом. Стройное тело Чанг, обернутое в полотнище зеленого и желтого шелка, нежно обвивал украшенный драгоценностями дракон. Сбоку был разрез, который начинался у лодыжки и шел кверху, казалось, бесконечно. При каждом ее шаге самые стойкие мужчины ахали, а самые стойкие женщины улыбались равнодушнейшими улыбками.

– Остынь, – прошептала Элли на ухо Паско.

Он усмехнулся, восхищаясь одновременно красотой Чанг и апломбом Дэлзиела, который послал воздушный поцелуй супруге мэра и, приветливо крикнув его преосвященству епископу: «Как настроение, Джо?» – расположился вместе со своей спутницей за столом, где среди других сидели Тримбл и Иден Теккерей.

– Вот что называется «странная парочка», – заметил один из ученых друзей Элли, составивших им компанию за восьмиместным столиком, заранее согласившись на условия Элли – «никаких разговоров о работе полиции». – Красавица и чудовище, правда?!

– Ничего странного, – возразил ему кто-то другой. – Где свинина, там и шкварки.

Раздался звук, как будто говорившего ударили ногой по голени, и он болезненно вскрикнул. «Век дипломатии не прошел», – подумал Паско. Потом он увидел, как Элли заговорщически подмигнула ему, и понял, что удар под столом был не предупреждением, а наказанием. Паско благодарно улыбнулся ей в ответ, но он и сам бы справился. Он повернулся к пострадавшему ученому мужу, которому уже дважды вернули его диссертацию на тему севооборота средневековых злаковых культур, и спросил:

– А что с теми записками по садоводству, над которыми вы трудитесь? Кто-нибудь наконец заинтересовался ими?

Ученые по природе своей каннибалы, и, почуяв запах крови собственного собрата, все остальные, сидевшие за столом, принялись блистать остроумием, так что дальше все пошло как нельзя лучше. Как это и должно было быть на таком блестящем празднестве, цены на спиртное были непомерно высоки, оркестр играл кто в лес, кто по дрова, а закуски, восхитительные на вид, отличались полным отсутствием какого-либо вкуса.

В разгар вечера проводился благотворительный аукцион – продажа личных вещей знаменитостей. Особенно высокая цена была предложена за кепку самого знаменитого со Второй мировой войны игрока в крикет, однако, когда после суммы в 550 фунтов чей-то голос сразу предложил тысячу, воцарилась тишина.

– Кто больше? – спросил аукционист. – Продано! Продано мистеру Филипу Свайну!

Паско проследил за жестом аукциониста и в первый раз за вечер увидел Свайна. Как бы ни угрожал Дэлзиел, было ясно, что с финансами у Свайна опять все хорошо. Он был спокоен и непринужденно принимал поздравления своих соседей по столу. Паско знал всех сидевших за его столом, за исключением одной красивой, несмотря на крупные черты лица, девушки, которую, казалось, где-то видел, но не мог сообразить где, пока не заметил рядом с ней Арни Стринджера. Это была Ширли Эпплярд, и похоже, ей было не очень весело. Он увидел, как она встала и направилась через весь зал к столику Дэлзиела. Подойдя, она поздоровалась, и Дэлзиел поднялся и отошел с ней. Они поговорили о чем-то и разошлись по своим местам.

– Очень интересно, – пробормотал себе под нос Паско.

– Что? – спросила Элли.

– Сколько некоторые платят за никудышную кепку, – туманно ответил он.

– С никудышней головы, вы хотите сказать, – вставил какой-то остряк.

– А что лучше, никудышная голова или некая никудышная конечность? – перехватил инициативу другой остроумец.

– Все зависит от того, покупаешь ты это или продаешь.

Предоставив им и дальше обыгрывать эту тему, Паско извинился и пошел в туалет. Выходя оттуда, он стал невольным свидетелем очень английской семейной сцены, разыгрываемой тихими голосами и тем не менее весьма бурной. Женщина, оказавшаяся миссис Хорнкасл, видимо, только что вышла из дамской уборной и прямо в дверях была перехвачена своим супругом.

– Но еще совсем рано, – возражала она. – И ты же сам говорил, что все это затеяно ради благого дела.

– Не уверен, что цель оправдывает средства в данном случае, – настаивал каноник. – К тому же мы так или иначе исполнили свой долг. Наше присутствие не останется незамеченным.

– Равно как и наш уход, – ответила она. Я не могу уйти, не попрощавшись с соседями по столу.

– Я уже сделал это за нас обоих, – прошипел каноник.

В этот момент он заметил Паско и негодующе уставился на него. Паско, лучезарно улыбаясь, приветствовал клерикальную чету:

– Добрый вечер, каноник. Добрый вечер, миссис Хорнкасл. Все так мило, не правда ли? Могу я надеяться на танец с вами, миссис Хорнкасл?

Она печально улыбнулась, и он оставил их одних продолжать спор.

В зале начались танцы, и первое, что увидел Паско, были Дэлзиел и Чанг, виртуозно танцующие квикстеп. Затем он заметил Элли в крепких объятиях средневекового огородника. Но еще до того, как он разобрался в своих чувствах по поводу состава этих двух пар, у кого-то из танцующих запищала карманная сигнальная система. Сначала этого никто не заметил – так фальшиво играл оркестр, потом все взгляды обратились к паре, остановившейся на танцплощадке. Один из партнеров сердито рылся у себя в карманах. Это были доктор Эллисон Марвуд и Памела Уотерсон. Марвуд нашел свою пищалку и отключил ее. Потом сказал что-то с извиняющимся видом своей партнерше. Паско подошел к ним.

– Зов долга? Мне знакомо это чувство, мистер Марвуд. Не волнуйтесь за миссис Уотерсон, я позабочусь о ней, пока вы не найдете телефон.

– Вы очень добры, – с иронией проговорил Марвуд. – Я вернусь как только смогу, Пам. Как жаль…

Она перешла в объятия Паско и, двигаясь очень скованно, танцевала с ним до конца квикстепа. Поощренный жидкими аплодисментами, оркестр начал играть танго.

– А вам тоже жаль? – спросил Паско.

– Нет, терпимо. Вы так и не нашли его?

– Нет. А вы, я вижу, ничего о нем не слышали?

– Нет, И вряд ли уже услышу. Я думаю, он умер.

– Господи! Не надо так говорить! – воскликнул Паско, искренне потрясенный ее словами. – Он объявится, поверьте мне!

– Сомневаюсь, – возразила она спокойно, но, как и в прошлый раз, Паско почувствовал под ее спокойствием бездну неизбывного отчаяния.

Могло ли это отчаяние заставить ее писать письма незнакомому человеку? Он помнил, что автор писем обещала быть сегодня здесь, но сейчас ломать себе над этим голову бесполезно. В зале собралось по крайней мере две сотни женщин, и все постарались придать себе самый светский вид. Разве разглядишь страдание под искусным макияжем?

Но эта женщина не могла или не хотела скрывать свою боль. Может быть, прямой вопрос вынудит ее дать честный ответ? Как узнать заранее? Если он спросит, тем самым он ее предупредит. Лучше просто наблюдать и быть начеку.

Паско довел свою партнершу до ее столика, за которым сидели в основном медики. Вернувшись на свое место, он увидел, как Элли, прихрамывая, покинула танцплощадку. Огородник бурно извинялся, но по блеску его глаз Паско определил, что он понял, кто ударил его под столом.

На танцплощадке Дэлзиел и Чанг раскачивались из стороны в сторону, изображая что-то, что должно было бы быть пародией на танго Валентине, но почему-то смотрелось вполне хорошо. Как будто вдохновленный ритмичностью движений этой пары, оркестр заиграл почти слаженно.

– Прямо как последняя ночь на «Титанике», – воскликнул кто-то из присутствующих, перекрывая усилившийся звук музыки.

– Или бал перед Ватерлоо, – предположил другой.

«Может, они и правы», – подумал Паско. Только молчаливые айсберги и оглушительная канонада скрывались в душе кого-то, кто веселился на этом празднестве! О Боже! Два стакана, и у него уже разыгралось воображение!

Паско почувствовал, что Элли смотрит на него.

– О чем задумался? – спросила она.

– Да вот, думаю, сможешь ты теперь играть в футбол или нет, – ответил он.

Танго кончилось, и оркестр, спотыкаясь, заиграл старомодный вальс.

– Попробуй, может, я на что-то еще гожусь, – предложила Элли.

Они молча сделали пару кругов по залу, потом Паско почувствовал, как его похлопали по плечу.

– Простите, пожалуйста, – проговорил Дэлзиел с улыбочкой профессионального жиголо [30]30
  Жиголо – мастер профессиональных танцев, танцующий за деньги с состоятельными дамами.


[Закрыть]
, – такой прелестной даме совсем не подходит колченогий партнер.

– Отвали, – добродушно ответил Паско.

Вальсируя, они ускользнули от Дэлзиела. Элли обвила руками шею Паско и притянула его к себе.

– Это было лучшее, что я услышала за сегодняшний вечер, – сказала она. – Я люблю тебя.

– Я тоже.

– Так почему же нам не сделать то, что ты только что сказал?

– Что?

– Отвалить отсюда.

Они сбежали без лишних слов. «Как просто порой все решается в жизни, – Подумал Паско, – надо лишь вовремя уйти с „Титаника“».

Только если ты совершенно уверен, что не попадешь сразу же в битву при Ватерлоо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю