Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"

Автор книги: Реджинальд Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 47 страниц)

Глава 4

Поначалу отчет Сеймура не очень-то улучшил настроение Дэлзиела.

– Опять наркотики, – хмыкнул он. – Вот, черт. И она их все-таки воровала?

– Доктор Марвуд говорит, что нет. Не думаю, что он сказал бы мне, даже если бы она действительно воровала. Он к Уотерсону хочет подобраться.

– Мне кажется, что все наоборот: он хочет к ней подобраться, – двусмысленно пошутил Дэлзиел. – А она что говорит?

– Ее я об этом не спрашивал, – ответил Сеймур. – Я подумал, что лучше будет, если я сразу отправлюсь в участок. Если бы я вернулся к ней, она бы поняла, что это доктор мне все рассказал.

– Укрепи меня, Господи! – воскликнул Дэлзиел. – Тебе что, мамочка строго-настрого наказала всегда слушаться докторов? Или что? Послушай, сынок, наше дело ловить людей, а не заботиться об их душевном покое. Тебе следует думать о совершенном преступлении, а не о сантиментах какого-то черномазого.

– Вряд ли цвет кожи доктора имеет в данном случае такое уж большое значение, – вмешался в их разговор Паско.

– Нет? А если он из Скотленд-Ярда и приехал сюда проверять нашу работу? Что ты ухмыляешься, Сеймур? Поштудируй-ка уголовный кодекс, и ты увидишь, сколько уже преступлений можно инкриминировать этому типу. Перво-наперво, он знал о попытке преступления, но умолчал о ней. И чего ради она ему обо всем рассказала? Может быть, она хотела ублажить муженька, а самый простой способ добыть наркоту – это трахнуться с врачом. А может, Марвуда пугает интерес полиции к его больнице, и он, опасаясь обвинений в свой адрес, поспешил наклепать на Уотерсона? Или вдруг Уотерсон – король наркомафии в Среднем Йоркшире, а миссис Свайн была не только его любовницей, но и постоянной покупательницей? Ничего этого тебе в голову не приходило?

Сеймур, выдержав эту атаку, храбро возразил:

– Я не верю, что Марвуд и миссис Уотерсон способны на что-нибудь подобное. Она действительно очень несчастна, а он сильно о ней беспокоится, потому что, ну, потому что влюблен в нее.

– Да-а? – с неприязнью протянул Дэлзиел. – Ну, тогда тебе незачем изучать кодекс. Отправляйся читать какие-нибудь душещипательные романы.

Сеймур, неуверенный в том, можно ли ему идти, посмотрел на Паско, а тот дернул головой в сторону двери. Когда Сеймур выходил, старший инспектор взглянул на него и прищурил один глаз, что подозрительно походило на подмигивание.

– Вы уж слишком на парня напустились, – проговорил Паско, когда за Сеймуром закрылась дверь.

– Ты считаешь? По-твоему, он ценный кадр, да? А по мне, так вышколить его не мешало бы.

– Но вы только нервируете его, – возразил Паско.

– Нервирую? – изумился Дэлзиел. – Ну теперь я уже все слышал. Черт побери! Единственное, что способно нервировать Сеймура, – это потеря ритма в койке! Кстати, юная Бернадетта совершенно не опасна.

– Не опасна? – Паско не верил своим ушам. – Вы имеете в виду в смысле СПИДа? А откуда же…

– Не будь идиотом, впрочем, тебя при этом, кажется, не было. Когда он объявил, что скоро женится, и меня осенило, что у него это серьезно, я передал досье мисс Мак-Кристал в специальный отдел. Ну сам посуди, что хорошего для карьеры Сеймура, если его родные со стороны жены оказались бы членами партии временных [25]25
  Временные – члены и сторонники временного крыла партии Шин фейн, выступающей за объединение Ирландии вооруженным путем.


[Закрыть], а? Но у них, к счастью, все в порядке. Спецотдел изучал их подноготную вдоль и поперек и, хотя они при случае с удовольствием будут петь с самыми ярыми из временных ирландские народные песни, но с кружкой «Гиннеса» [26]26
  «Гиннес» – сорт черного пива.


[Закрыть] в руках, а не с автоматом.

– Без сомнения, Сеймур будет в восторге оттого, что Спецотдел одобрил его выбор невесты, – с каменным лицом произнес Паско.

– Они-то как раз не одобрили. В их глазах любая связь с ирландцами – порочащая. Но я сказал, чтобы они отвязались и занимались лучше Джоном Мак-Кормиком. Так что ты думаешь по поводу сведений, которые принес твой протеже?

– Не знаю, я не видел миссис Уотерсон и этого врача. Сеймур, по всей видимости, считает, что они были откровенны. А вы как полагаете?

– Я тоже их видел, только мельком. Тогда я был больше обеспокоен состоянием Уилди. Этот Марвуд, он ведь уже второй раз пытается утопить Уотерсона. И дважды обманул женщину, воспользовавшись ее доверчивостью.

– В любви и на войне все средства хороши.

– Угу, только что это: любовь или война?

– Ну про него-то вы не думаете, что он поставляет наркотики?

– Потому что он врач? Да сколько врачей занимались этим? Ты все-таки познакомься с ним, Питер. И поговори немножко начистоту с этой женщиной. Надо было вообще тебя сразу туда послать. Сеймур слишком чувствительный. Но одна зацепка в его отчете есть. Это когда женщина сказала, что, если Уотерсона пригрел кто-то из друзей, то у этого друга наверняка длинные ноги и светлые волосы. Она, возможно, права. Надо навести справки о его прошлых любовных приключениях, тех, что были до миссис Свайн, давай попробуем?

– Он-то больше похож на поставщика наркотиков, разве нет? – предположил Паско.

– Ты так думаешь? Почему?

Паско стал перечислять аргументы, разгибая один за другим пальцы на руке.

– Миссис Свайн была наркоманкой, а сам Свайн, похоже, на этот счет совершенно чист. Это раз. Уотерсон пытался заставить свою жену приносить наркотики из больницы – два. И в-третьих, это объясняет его нежелание подвергнуться допросу по поводу погибшей миссис Свайн, хотя это было… похоже на несчастный случай.

Паско стоял перед Дэлзиелом, подняв руки с тремя растопыренными пальцами, словно учитель начальной школы, который на пальцах подсказывает ученицам ответ. Толстяк подался вперед и ухватил его за указательный палец.

– Отлично, – проговорил он, – кроме того, что, во-первых, он написал свои показания еще до того, как его попросили это сделать, хотя мог притвориться, что он в шоке и не может ничего писать, и это гораздо правдоподобнее, чем шок Свайна, о котором мне сейчас твердят. Во-вторых, весьма неуравновешенное поведение скорее выдает в нем наркомана, чем поставщика, хотя, как известно, одно вовсе не исключает другого. И в-третьих, вчера вечером он клянчил у своей жены какие-то несколько фунтов, а я не встречал за свою жизнь ни одного нищего торговца наркотиками.

С каждым из этих аргументов он загибал по одному пальцу на руке Паско, пока наконец тот не остался стоять с поднятым кулаком, словно не зная, на что его получше употребить.

Дэлзиел, рассмеявшись, сказал:

– Но, может, ты и прав, Питер. Во всяком случае, ясно одно: несчастный случай или нет, но теперь у нас много причин всерьез заняться поимкой этого мистера Грегори, мать его, Уотерсона!

– Да, сэр, – отозвался Паско, с радостью отмечая, что уныние, охватившее его шефа после визита Идена Теккерея, постепенно улетучивается. – Еще вот что по поводу этих писем…

– Только не про эти чертовы письма! И чего я их не сжег все сразу?! Ты не должен отвлекаться от настоящих дел, парень. Я хочу, чтобы ты поехал сейчас в больницу и попытал счастья с миссис Уотерсон, только не так, как это делает Сеймур! Так что нечего здесь околачиваться. Скоро откроется, а у нас ни в одном глазу! Слава тебе, Господи, Уилди завтра выходит. Ты его уже видел? Ему шестнадцать швов на лицо наложили вчера ночью, и, должен тебе сказать, разницы почти никакой. А если что и изменилось, так только к лучшему!

Идя по коридору, Паско все еще слышал его хохот и думал о том, что, вероятно, горечь поражения не самое худшее из зол в жизни.

Памела Уотерсон была не в восторге от того, что ее уже второй раз за утро посещают полицейские. А когда Паско сказал ей то, что намеревался, ее негодование сменилось скрытой настороженностью.

– Кто вам это сказал? – спокойно спросила она.

Паско пожал плечами и молча наблюдал, как она пытается определить то ли источник информации, то ли как ей на его слова реагировать.

– Да, это правда, – наконец призналась она. – Несколько недель назад, еще до того, как мы окончательно разошлись, он спросил меня, не могла бы я стащить немного наркотиков. Я сказала – нет. И все кино.

– Вы не упомянули об этом в разговоре с моими коллегами.

– А почему я должна была это делать? Ведь преступление не состоялось, не так ли?

– Ну, полно, миссис Уотерсон. Он же не аспирин вас просил ему принести от головной боли! Он просил какой-то определенный препарат?

– Нет. Ему не представилось такой возможности. Это была последняя капля. Одна из последних капель. Я не стала его слушать, сказала, что между нами все кончено, и ушла.

Она так и не предложила Паско присесть. Люди почему-то считают, что скорее отделаются от полицейского, если он будет разговаривать с ними стоя. Однако это не помогает. Прислонившись к спинке кресла, Паско внимательно изучал лицо миссис Уотерсон. На вид она была спокойной и сдержанной, именно такого человека хочется видеть рядом с собой, находясь на больничной койке, когда особенно остро чувствуешь свою беззащитность. Однако под ее внешним спокойствием что-то скрывалось. Как это Сеймур сказал? «Она была очень несчастна». Да, это так, но, кроме того, видимо, эти последние капли все капали и капали ей на голову. Из собственного опыта Паско знал, что физическое страдание делает человека эгоистичным, но, когда человек страдает морально, случается, что чужие горести поражают как удары молота, и в таком состоянии эта медсестра могла воспринимать смерть или ухудшение состояния любого больного в ее палате как собственное горе.

– Ваш муж – наркоман? – спросил Паско.

– Он не колется, по крайней мере не кололся – я бы заметила, пока мы были вместе. Гашиш – да. Но кто сейчас не курит травку? Стимулирующие таблетки иногда глотает, и я не сомневаюсь, что, будь у него кокаин, он бы его нюхал. Но я не сказала бы, что он наркоман.

Похоже, она защищала своего мужа. И Уилд, и Сеймур – оба говорили, что она испытывала к нему двойственные чувства, хоть и ушла от него. Принадлежность католической вере давала ей веские основания официально не разводиться с ним. Иногда даже Господа Бога можно использовать в своих целях.

– Когда он попросил вас украсть наркотики, вы решили, что они предназначались для его личного пользования?

– Конечно да. А для чего же еще? О Господи, неужели вы заподозрили, что он ими торгует?! Помилуйте, он свою жизнь-то организовать не умеет, что уж говорить о наркобизнесе, где все должно так четко стыковаться. Да у него и песочные часы отставать будут. К тому же, если бы он торговал наркотиками, он бы получал что-то с этого, а не сидел бы без гроша, не так ли?

Это было точное повторение логического вывода Дэлзиела. Паско кисло улыбнулся. В течение часа его доводы уже дважды опровергались.

Согнав улыбку с лица, он строго переспросил:

– Ваш муж сидит без гроша, вы сказали? А когда он уходил с работы, разве ему не выдали никакой компенсации под расчет?

– По сути дела, выдали, хотя он не имел на нее права, так как ушел по собственному желанию. Но ему выплатили премию, довольно щедрую, потому что, думаю, его там любили. Удержать не могли, но любили. – Она невесело рассмеялась. – Совсем как я.

– И куда же делись эти деньги?

– А Бог их знает. Эта затея с переоборудованием чердака в мастерскую наверняка стоила немало. Не мог же он работать просто в лишней комнате, которая пустовала, только не Грег! У него всегда грандиозные идеи! Ему необходима, была собственная мастерская… – Голос ее прервался.

Паско про себя продолжил ход ее мыслей: «…если бы Грег не поручил Свайну перестройку своего чердака, он не познакомился бы с Гейл Свайн, а она не умерла бы, и Грег не был бы сейчас…»

Что же, черт возьми, делал сейчас этот Уотерсон?

– Ну хорошо, – сказал Паско, – вы не можете представить себе своего мужа в качестве торговца наркотиками. Но давайте обдумаем другой вариант. Если бы кто-нибудь, на кого ваш муж желал бы произвести впечатление, испытывал бы нужду в чем-то таком, что их обоих… воодушевляло, не захотелось ли бы ему тогда выглядеть парнем хоть куда, крутым мужиком со связями везде, где хочешь?

Она провела кончиками пальцев по запавшим щекам. Ее глубокие голубые глаза смотрели на него невидящим взглядом. Потом она со слабой улыбкой мягко произнесла:

– Вы, кажется, говорили, что не знаете моего мужа.

– Выходит, я прав?

– Именно так он всегда и ведет себя. Особенно с блондинками.

Что бы она там ни говорила, из всего клубка причин, по которым она ушла от мужа, главной была ревность. Поэтому следующий вопрос задавать было уже куда легче.

– Мы бы хотели поговорить с кем-нибудь, – непринужденно и деловито сказал Паско, – у кого могла быть с вашим мужем близкая связь. Конечно, мы будем делать это осторожно, чтобы не осложнять отношения в других семьях.

Он на мгновение устыдился своего коварства, предлагая ей сохранить чистую совесть и одновременно побуждая на сделку с ней. Он не знал, что в данном случае перевесит, но она без лишних колебаний ответила:

– Кристина Кумбс. Беверли Кинг.

– Что, всего две? – спросил он в лучших традициях своего шефа и, как ему показалось, даже его голосом.

– Две, про которых я знаю наверняка, – ответила она, нисколько не возмутившись его вопросу. – Насчет многих других у меня есть подозрения, но я не хочу пускать вас по ложному следу только из-за своих личных соображений.

Так вот чем она успокоила свою совесть!

– Эта уверенность… – начал он.

– От миссис Кумбс я нашла у него письма. А с мисс Кинг я застала его в постели.

– Господи Боже! Ой, я хотел сказать, мне очень жаль. Вы больше ничего мне не можете сказать? Может быть, адреса?

– Адресов я не знаю. Кинг работает там, где раньше работал Грег, а Крис Кумбс – жена Питера Кумбса, директора по кадрам в той же конторе. Так что, как видите, он не воздерживался от интрижек, как говорится, в «собственном доме», кстати, с мисс Кинг это приобрело вполне прямой смысл.

Во все время разговора она стояла, напряженно выпрямившись. Теперь, казалось, ноги у нее подкосились, она пошатнулась и села.

– С вами все в порядке, миссис Уотерсон? – спросил Паско.

– Да, не беспокойтесь. Послушайте, а почему вы не присядете? Извините, я была не слишком вежлива.

Он взглянул на нее и почувствовал себя не в своей тарелке. Лучше было, когда она казалось сильной.

– Нет, спасибо, мне уже пора идти, и думаю, я и так отнял у вас достаточно времени. Спасибо за помощь. Надеюсь, все это как-нибудь уладится. Не вставайте, пожалуйста. Я сам выйду.

Паско вышел, испытывая чувство вины перед ней. На лестнице он встретил медсестру, поднимавшуюся ему навстречу, остановил ее и сказал:

– Вы знаете миссис Уотерсон? Мне показалось, она неважно себя чувствует. Не могли бы вы зайти к ней на минутку, просто посмотреть, все ли у нее в порядке.

Слегка заглушив тем самым угрызения совести, он пошел своей дорогой.

Глава 5

Несмотря на все то, что о нем говорили друзья, Эндрю Дэлзиел вовсе не страдал манией величия и в то же время не ощущал себя мальчиком для битья. Ему вовсе не казалось, что он само совершенство, но он и не полагал, что на него незаслуженно нападают. Его великое преимущество заключалось в том, что он никогда не настаивал на своих ошибках, а оставлял собственные ошибочные суждения, как лошадь – навоз: без сожаления. И как он сам однажды заметил, если вы кому-то напакостили, хотите вы того или нет, а придется за это расплачиваться.

Но когда он считал себя правым, он не мог покорно принимать свидетельства своих ошибок и готов был перевернуть каждый камень, чтобы доказать свою правоту. Главным из них была, конечно, Гейл Свайн. Но какой толк от трупа? Филип Свайн был за этим Иденом Теккереем как за каменной стеной. Подкопаться под него можно было разве что с помощью киркомотыги. Судя по тому, что Дэлзиел слышал о Грегори Уотерсоне, с этим типом мог бы справиться и муравей, что посильнее, но для этого его надо сначала найти. Таким образом, оставалось совсем немного кандидатур.

Когда Паско ушел, Дэлзиел еще раз взглянул на телефонограмму, полученную утром. Если бы Паско увидел эту бумагу, он бы сразу понял всю глубину отчаяния своего шефа, потому что она была от Центральной полицейской компьютерной службы, а к компьютеру Дэлзиел испытывал такую же любовь, как Нед Лудд к вязальному станку [27]27
  Нед Лудд – человек, сломавший вязальный станок, что, по преданию, явилось началом создания движения луддитов – рабочего движения в Великобритании во время промышленного переворота. Луддиты уничтожали машины, считая их причиной безработицы.


[Закрыть]. В бумаге было написано следующее: досье на личный состав войск специального назначения можно получить только по особому разрешению министерства обороны. Но армейские данные, доступные без такого разрешения, следующие: капрал Митчел, Гарри, род. Консетт, Нортумберленд, 18.6.1959, приписан к интендантской службе в 1977-м, демобилизован в 1983-м, судимостей не имеет.

Нищим выбирать не приходится. Именно это сказал себе Дэлзиел. Он звучно рыгнул, и это напомнило ему о том, что близко обеденное время, потом поднялся с кресла и пошел переворачивать камни в «Клубе владельцев оружия».

В дневное время в клубе явно не было отбоя от солидных деловых людей, жаждущих расслабиться в обеденный перерыв. Пока Дэлзиел ждал в маленьком, по военному аккуратном кабинете, воздух содрогался от приглушенных звуков пальбы в закрытом помещении. Через несколько минут в кабинет вошел высокий, атлетически сложенный малый. На шее у него висели наушники, на лице было выражение раздражения, а в руке – револьвер, который он аккуратно положил на бюро.

– Я Митчел, – сказал он, сел на вращающийся стул, закинув скрещенные ноги на стол, и почесал модно подстриженную ежиком голову. – Надеюсь, это не займет много времени. Я уже сказал все, что мог, вашему посыльному пару недель назад.

– Жуткая вещь, эти прыщи, – участливо заметил Дэлзиел. – Вообще-то говорят, что с возрастом они проходят. Ты поэтому бросил свой пищеблок и ушел из армии?

Малый перестал чесаться, пальцы его было сжались в кулак, но потом он, видно, предпочел сдержаться.

– Что вам нужно, господин начальник уголовного розыска, я правильно к вам обращаюсь?

– Начальник уголовного розыска Дэлзиел. Но можно просто «сэр», капрал. Мне нужно выяснить всего-навсего несколько фактов. Ты трахал миссис Свайн, а?

– Нет!

– Но подъезжал к ней?

– Пару раз приглашал выпить со мной. Она соглашалась, но с самого начала дала понять, что дальше этого дело не зайдет. Она, знаете, была из тех, кто крепок на передок.

– Что-что? – переспросил Дэлзиел, нарочито усердно прочищая ухо толстенным мизинцем. – Я не совсем хорошо расслышал.

Митчел не поддался на провокацию и невозмутимо ответил:

– Мы только разговаривали, и ничего больше.

– А о чем вы разговаривали?

– Об оружии, стрельбе, – расплывчато объяснил Митчел.

– Ой, не заливай, – оборвал его Дэлзиел. – Наверняка ты ей все рассказал про свою полную приключений и трудностей жизнь.

– Почему это вы так решили?

– Да потому, что такой племенной жеребец, как ты, обязательно вообразит, что это лучший способ ее обкрутить. Сначала она тебе как зайчик начнет лепетать о своих проблемах и неприятностях, а потом вы, уже как пара зайчиков, будете развлекаться где-нибудь под столом. Что, не так разве? Так расскажи мне об этом.

– О моей жизни и приключениях? – спросил Митчел, пытаясь дать достойный отпор Дэлзиелу в этой словесной перепалке.

– Ну да, этикетку на бутылке кетчупа и то интереснее почитать, – ответил Дэлзиел. – Ты лучше скажи, что она тебе говорила, а не ты ей.

– Слушай, ты, жирный подонок, с меня хватит. В этом клубе есть люди, очень влиятельные, и они…

Теперь Митчел был типичным Джорди [28]28
  Джорди – прозвище жителей графства Нортумберленд, по старому произношению имени Джордж.


[Закрыть]. Дэлзиел наклонился вперед, схватил его за коленку и держал, как крокодил свою жертву.

– Ай-ай, – проворковал он. – А как, интересно, они отнесутся к тому, что их клуб закроют, потому что их инструктор – капрал и бывший армейский повар – не докумекал, что следует соблюдать установленные для подобного заведения правила. Я уже заметил по меньшей мере три нарушения, а еще даже и не искал. Когда же я начну везде совать нос, ты не получишь лицензии и на открытие тира на рынке.

– Блефуешь, – огрызнулся Митчел. – Здесь все правила соблюдаются.

– Да, я просто хвастаюсь, – ухмыльнулся Дэлзиел. – Так в чем дело, парень? Она же умерла. Она не подаст на тебя в суд за то, что ты злоупотребил ее доверием.

Митчел явно колебался. «Прикидывает, как далеко я способен зайти, если он мне ничего не скажет», – думал Дэлзиел. Он встал, подошел к бюро и взял в руки револьвер. В магазине оставалось еще два патрона. Дэлзиел закрыл магазин, взвел курок и нажал на спусковой крючок. Раздался громкий выстрел, люстра под потолком закачалась и разлетелась. Митчел рванулся к нему с невероятной скоростью. По Крайней мере, хотя бы атлетизм в его имидже не был подделкой; осколки стекла еще сыпались на пол, а он уже выхватил револьвер из рук Дэлзиела.

– Господи Боже ты мой! – побледнев как полотно, вскричал он. – Вы что, ненормальный?

– Кто? Я?! – негодующе возразил Дэлзиел. – Ненормальный тот, кто оставляет на глазах у всех заряженное оружие в кабинете!

Митчел подошел к своему столу, отпер ящик, положил в него револьвер и снова запер дверцу. Он с нескрываемым изумлением смотрел на Дэлзиела.

– Вот уж не ожидал от вас такого, – проговорил он. – Вы что, себя героем вестерна вообразили?

– Ну, не я же тут разгуливаю с видом звезды американского кино, – как ни в чем не бывало ответил Дэлзиел. – Так на чем мы остановились? Ты рассказывал мне о миссис Свайн.

За ту информацию, которую он получил, конечно, не стоило стрелять в потолок. В основном это было подтверждением того, что Дэлзиелу было уже известно, или того, что он сам заключил, сопоставляя информацию из других источников.

Пару раз подвыпившую Гейл Свайн потянуло на откровенность. Дэлзиел сделал вывод, что после того, как Митчел совершил свое поползновение затащить ее в постель и был достаточно твердо поставлен на место, Гейл была рада держать его при себе в качестве обожателя-тире-задушевной подружки. Похоже, что она не слишком легко сходилась со здешними женщинами и так и не завела близких друзей в Англии, поэтому, наверное, ей был необходим Человек вроде Митчела. После закрытия «Атлас Тайлер» она сетовала, больше с недоумением, нежели с горечью, на отказ своего мужа от выгодного поста, который Делгадо предлагали ему в Америке. Он получал бы в три раза больше против своего жалованья здесь. По-настоящему раздражение стало в ней расти, когда Свайн так и не сумел наладить свое строительное дело и начал надоедать старым знакомым, выклянчивая у них заказы.

– Ей это не нравилось, – продолжал Митчел, – и думаю, из-за этого Свайн сократил свои просьбы к знакомым до минимума, но, когда она вернулась с похорон отца, все изменилось.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, она приехала с еще лучшим предложением работы для своего мужа. Думаю, она и представить себе не могла, что он опять откажется.

– А вторая причина?

– Она была чертовски богата! Я не знаю, сколько у нее было денег. Возможно, миллионы. Ей и раньше на жизнь хватало, но теперь деньги просто девать стало некуда. И Свайн решил, что она могла бы вложить крупную сумму в его строительную фирму. Она придерживалась другого мнения и сказала, что он не увидит от нее ни пенни, если не переедет насовсем в Лос-Анджелес. Ну, тогда он опять начал доставать своих старых приятелей. Он знал, что ее это страшно раздражает, и рассчитывал таким образом заставить ее раскошелиться. Надеялся, что она предпочтет расстаться с деньгами, только бы ее муж не ходил с протянутой рукой. Честно говоря, она была жутким снобом, и он это знал.

– Но не сработало?

– Нет, черт возьми. Может, она и была снобом, но характер имела железный. – Митчел, решив, что не стоит конфликтовать с Дэлзиелом, расслабился и стал потихоньку снова входить в роль. – Насколько я понял, вся проблема состояла в том, что они были совершенно разными людьми. Она никак не могла понять, почему он не хватается за возможность уехать и жить безбедно в солнечной Калифорнии. Но он, судя по всему, действительно заимел на Делгадо зуб за то, что они так по-подлому закрыли здесь свой филиал. И еще, думаю, до нее никак не могло дойти, что он действительно предпочитает остаться здесь, в Йоркшире, потому что здесь он сам себе хозяин!

– Все это ты от нее самой узнал?

– Почти все. Она один раз сильно напилась, видно, была очень расстроена… Не знаю, чего этому Свайну надо было. Я бы пулей полетел.

– Ну тебя-то никто не приглашал, – заметил Дэлзиел.

– Да, это так. Она была из женщин, которые не изменяют мужьям, до самого развода верность хранят. Даже когда этот муж безнадежный неудачник!

Дэлзиел мрачно улыбнулся. Этот прохвост действительно думал, что он неотразим. Если дамочка не желает с ним погулять, так значит, она ни с кем не гуляет.

– Ты не очень-то высокого мнения о Филипе Свайне? – предположил он.

– Если он упустил такой шанс в жизни, он должен быть полным кретином! – отозвался Митчел. – Вообще-то я его лично мало знаю. Как я уже говорил другому полицейскому, он никогда не был членом клуба. Но я хорошо помню его брата, тот как раз был членом клуба, и он мне нисколько не нравился. Господи, послушать, как он разговаривал, подумаешь, что «Москоу-Фарм» – родовой замок, а в Свайнах течет королевская кровь!

– Это ты про Тома Свайна? Который застрелился?

– Да, про него. Слушайте, детектив, если это все, то мне действительно пора возвращаться к членам клуба. И я надеюсь, вы сохраните мое имя в тайне. Я не хотел бы, чтобы все женщины в округе считали меня треплом, который выдает их.

Его имидж героя-любовника вновь предстал во всей своей красе.

Дэлзиел небрежно проговорил:

– Не вижу причин распространяться. Тем более что ты мне почти ничего не сказал из того, что я не знал раньше.

Когда они раскалываются, похлопай их по плечу и скажи, что все, что они тебе рассказали, ровным счетом ничего не стоит. И тогда неизвестно, какую самую тщательно хранимую тайну они вдруг выдадут.

– Да? Тогда вы наверняка знаете, что Том Свайн просил у Гейл денег на то, чтобы привести в порядок свою ферму?

– Гейл?! Но, скорей всего, он обращался к своему брату!

– Да какие у Филипа деньги? Только его жалованье, которого явно было недостаточно, чтобы покупать своей жене туфельки от Гуччи. Нет, Том обратился прямо к ней, к источнику денег, и получил прямой отказ.

– Это она тебе сказала?

– Косвенно. Еще я слышал, что как-то раз он попытался подбить под нее клинья вечером здесь, в клубе. Ей это не понравилось, и она его просто послала. На следующий день, ба-бах! Немудрено, что она все время чувствовала себя виноватой. Она потому и помогла Филипу привести в порядок «Москоу-Фарм». Чувство вины. Если бы этот дурак не решил бы, что лучше он будет бедным, но здесь, в этой богом забытой дыре, чем богатым, но в Лос-Анджелесе, он на этом чувстве вины мог играть сколько влезет.

– Но почему она чувствовала себя виноватой? – поинтересовался Дэлзиел. – Том Свайн, наверное, у многих просил в долг. Откуда такая уверенность, что именно ее отказ толкнул его на это?

– Так ведь он ясно дал это понять, вот что я вам скажу. Да, действительно говорят, что он выбрал именно его, потому что это самое надежное средство, но мне-то ясно, что это было что-то вроде прощальной записки.

– О чем это ты, парень, что-то я не пойму. Что выбрал?

Митчел взглянул на него и вдруг победно рассмеялся.

– Вы не знаете, а? Тогда, во время следствия, этому не придали никакого значения, но у вас, там, в полиции, обязательно должны быть записи на этот счет. Так вот, позвольте просветить вас, мистер Дэлзиел. Оружие, с помощью которого Том Свайн вдребезги разнес себе голову, был принадлежавший его золовке кольт «питон»!