Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"
Автор книги: Реджинальд Хилл
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц)
– Моника Мэтьюс, – докладывал Паско, – была осуждена за приставание к мужчинам, оштрафована на пятьдесят фунтов. Несколько месяцев назад, принимая дела у Льюиса, Гектор получил от него список полезных адресов. Когда он постучал в дверь Моники, та не задумываясь предложила ему те же отношения, что у них были с Льюисом. Наш Гектор решил, что женщина была покорена его природным обаянием. Сейчас, узнав правду, он просто был потрясен.
Дэлзиел покачал головой, не веря услышанному.
– Этот Льюис, он что, вышел в отставку и наслаждается жизнью?
– Да, с женой и тремя детьми. Работает охранником в кооперативе неполный рабочий день.
– Я покажу ему кооператив, дай мне только встретить его, – угрюмо произнес Дэлзиел.
– Вы не можете обвинить его за случай с Гектором.
– Я могу обвинить за то, что он трахался в рабочее время! Ладно, что у нас имеется?
– Начнем с того, что это, определенно, тот человек, который нам нужен. Женщина запомнила шрам на его теле. Она подобрала его в баре «Волонтир» около девяти вечера. Они вышли и обговорили условия сделки. Он хотел знать, сколько будет стоить целая ночь. У нее сложилось впечатление, что ему надо было где-то переночевать, чтобы никто не задавал лишних вопросов, и он был не прочь потрахаться. Что он и сделал. Два раза. Обещал и в третий раз, когда вернется.
– Он здорово рисковал, уходя и оставляя сумку на ее заботливое попечение.
– По сути дела – нет. Сумка была хорошо закрыта. Он должен был заплатить за вторую половину ночи, и сумка была залогом его возвращения. Если бы, вернувшись, он обнаружил, что Моника возилась с сумкой, она бы просто лишилась денег.
– Не было никаких полезных для нас бесед в постели?
– Пожалуй, нет. Он был на редкость угрюмым. Во время сношения только стонал. После долго молчал, а потом вдруг заявил, что у него назначена встреча и он вернется через час, самое большее, через два. Она наблюдала, как он садился в машину. Доехал до конца Брукс-стрит и повернул налево, на главную улицу. Женщина сказала, что, по ее мнению, он хорошо ориентировался.
– Угу… А это что, очень важно?
– Кто его знает, сэр. Но если ехать по этой дороге, она свернет на север, – он показал это место на карте их района, висевшей на стене, – и в конце пути можно оказаться в Гриндейле. А если вы проедете еще несколько миль и повернете налево, то попадете в Олд-Милл-Инн.
– Что из этого?
– Оба варианта связаны с Хьюби. Трой-Хаус в Гриндейле и пивной бар Хьюби. А ведь именно завещание Хьюби привело этого человека сюда, не так ли?
– Так ты решил здесь поискать мотивы убийства? – спросил Дэлзиел. – Ты известный мастер в этом деле, даже если порой тебе приходится для этого хватать себя за нос из-за спины! Что касается меня, я начинаю с человека и работаю в обратном направлении, выясняя, где он был и с кем. Но ты можешь продолжать в своем духе. Поговори с обитателями Трой-Хауса, загляни в этот бар. Может, там и отыщется что-нибудь интересное для нас.
– Хорошо, сэр, – ответил Паско неуверенно, удивленный столь неожиданным одобрением его путаных предположений. – Вы думаете, концы могут быть именно здесь?
– Возможно. Вдобавок я получил донесение, в котором сообщается, что констебль Хьюлетт возвращался в патрульной машине по этой дороге в город около часа ночи с пятницы на субботу. Он нагнал зеленый «эскорт» на изгибе шоссе между концом Гриндейлской дороги и Стэнтон-Хилл и некоторое время тащился за ним…
– Он запомнил номер машины?
– Нет. Балбес уже заканчивал смену, и все, чего он хотел, так это как можно скорее добраться до города. Я сомневаюсь, что он заметил бы даже человека в маске и с автоматом, сидящего на крыше того автомобиля. Хьюлетту таки удалось обогнать «эскорт», и, как он теперь вспоминает, тот сидел у него на хвосте долгое время.
– Надо полагать, таким образом Понтелли и попал в участок. Следуя за Хьюлеттом.
– А почему бы и нет! Иностранец с засевшей в нем пулей нуждается в помощи, видит полицейскую машину. Почему бы ему и не поехать следом?
– А что же он не посигналил Хьюлетту? – возразил Паско.
– Ты невнимательно прочитал протокол осмотра машины, парень! – торжествующе воскликнул Дэлзиел. – Сигнал «эскорта» не работал; удивительно, как там вообще хоть что-то работало! Он видит, что Хьюлетт поворачивает к нам во двор, и следует за ним. Останавливается в углу двора. Открыть дверцу со своей стороны он не может, так как прижат к стене. Сползает к пассажирской дверце и пытается открыть ее. Но дверь заклинило! Падает на пол, ударяется о дверцу и теряет сознание. Смерть наступает из-за потери крови. Его сумка все еще находится у судебных экспертов?
– Да, но я сомневаюсь, что она поможет им в расследовании. В сумке не было ничего стоящего, кроме кое-какой одежды и итальянского паспорта. Понтелли явно путешествовал налегке. Но должен же он был где-то остановиться, прибыв в наши края? Не мог же он каждую ночь проводить с проститутками, – продолжал Паско.
– Что ему мешало? Эти итальяшки такие скоты! И еще, Питер. Если ты считаешь, что все это как-то связано с завещанием Хьюби, постарайся поскорее решить для себя: был ли Понтелли убит потому, что был мошенником, или потому, что являлся настоящим наследником.
– Хорошо, – согласился Паско. – Думаю, мне стоит поговорить с Теккереем, если вы не возражаете.
– Почему я должен возражать?
– Ну, я знаю, что вы друзья…
– Это мы-то друзья? Вот так новость! Ты можешь говорить с кем угодно, парень. Кстати, Где Уилд? Что-то я его сегодня не вижу.
– Он позвонил и сообщил, что болен. Последние несколько дней он действительно выглядел осунувшимся. Хотя он мог бы здорово нам помочь. Нам будет его не хватать.
– Болен? – недовольно спросил Дэлзиел. – Как же называется его болезнь? Болезнь зря потраченных денег? Может быть, он вернется на работу красавцем? Ну что ж, если тебе, Питер, не хватает людей, нечего тут просиживать штаны. За работу, парень, за работу!
– Он сейчас говорит по телефону, – объяснила Лэкси Хьюби, – но это не займет много времени.
– Спасибо, – ответил Паско. – Мы встречались раньше, не так ли? После спектакля…
Он улыбнулся. Некоторые считали, что у него обаятельная улыбка, но на эту маленькую девушку она, очевидно, не произвела впечатления. Та ответила на нее равнодушным совиным взглядом сквозь огромные очки и продолжила печатать.
«Ну и ладно, – мрачно подумал Паско. – Я не должен принимать это близко к сердцу». Если она казалась ему двенадцатилетней девочкой, то в ее глазах он должен был выглядеть семидесятилетним старцем. Выглядеть? Иногда он просто чувствовал себя стариком! Совсем скоро его начнет мучить мужской климакс. Самым разумным было бы относиться к этому с философским юмором: «Средний возраст – это когда начинаешь увлекаться дочерьми твоих друзей, старость – когда даже они кажутся тебе увядшими». Только так и следовало бы воспринимать неизбежное. Но к черту эту философию! Паско уже попытался применить ее, но мысль о должности главного инспектора заставляла отодвигать эти умствования на задний план. Он мог бы быть уже заместителем главного инспектора. Но что же мешало этому? Или у него начинается паранойя, или действительно замначальника полиции смотрел на него в Последние дни как-то странно? Сегодня утром, когда Паско проходил мимо Вэтмоу в коридоре, тот буквально обнюхал его. Может быть, от него разило потом? Паско решил как следует побрызгать себя дезодорантом, который теща подарила ему на Рождество, прежде чем в следующий раз встретится с Вэтмоу.
– Мистер Теккерей готов принять вас, мистер Паско… Мистер Паско!
Судя по тону девушки, она произносила эту фразу уже во второй раз. Черт побери, она, наверное, подумала, что бедняга впадает в маразм.
Паско встал, и от этого движения мозг его снова пришел в рабочее состояние.
– Хьюби! Вас зовут Хьюби, – вдруг вспомнил он.
– Спасибо, я знаю.
– И актера, с которым вы дружите, зовут Ломас?
– Да.
– Моя секретарша, инспектор Паско, внучатая племянница покойной миссис Хьюби. Мистер Ломас – сын кузины миссис Хьюби, миссис Стефании Виндибэнкс. Я объяснил уже все эти родственные отношения суперинтенданту Дэлзиелу.
«Зачем я ввязался в это дело?» – подумал Паско, идя навстречу Теккерею, который ждал его в дверях офиса.
– Постарайтесь объяснить мне все это еще раз, – сказал Паско.
Это заняло больше получаса. Теккерей был решительно настроен на то, чтобы не повторять свой рассказ и в третий раз.
Когда он умолк, Паско спросил:
– Я полагаю, вы очень хорошо знали миссис Хьюби?
– Мистер Паско, я был ее поверенным в течение пятнадцати лет. До этого на нее работал мой отец. Когда он умер и я стал старшим партнером в фирме, дела миссис Хьюби перешли ко мне по наследству. Но я бы не сказал, что знал ее хорошо. Только через несколько лет она стала относиться ко мне с большим уважением, а не как к мальчишке, узурпировавшему власть.
Паско улыбнулся.
– Что она из себя представляла?
Теккерей задумался.
– Строго между нами?
Паско кивнул и нарочито решительно отодвинул свой блокнот.
– Откровенно говоря, миссис Хыоби была ужасной женщиной, – начал Теккерей. – Властная, грубая, упрямая и сноб по натуре. Но могла казаться очаровательной, интересной и внимательной, правда, только по праздникам или по отношению к членам королевской семьи. Ее претензии на культурность ограничивались страстью к «Гранд-опера». Она была политически наивна, другими словами, если уж начистоту, это была натуральная фашистка! Миссис Хьюби не могла простить тори, что отдали Индию; и в дни Фолклендского кризиса сидела как приклеенная у телевизора, твердо веря, что после того, как британские десантники расколотят аргентинцев, они совершат очистительный крестовый поход по всему миру, где лягушатники, чернокожие или красные воображают себя властителями морей. К своим животным миссис Хьюби относилась лучше, чем к родственникам, она потратила ту маленькую толику самоотверженности и альтруизма, что была ей отпущена, на безумную навязчивую идею, которая разрушила ее собственную жизнь, отравила существование окружающим и поставила нас всех в эту затруднительную ситуацию.
– Вам следовало быть адвокатом в суде. Вы произносите чрезвычайно мощную речь от лица обвинения. Именно этой навязчивой идеей я и интересуюсь. Была она основана лишь на материнской интуиции или миссис Хьюби и вправду располагала сведениями, что ее сын остался в живых? Иными словами, каковы факты?
– Я мало чем смогу помочь вам, инспектор, – ответил Теккерей. – Судя по замечаниям, которые она делала время от времени, я догадался, что она никогда не прекращала изучать обстоятельства, при которых пропал ее сын, но наша фирма лишь косвенно участвовала в этом. Пока был жив ее муж, расследование должно было тщательно скрываться, а позже это уже стало для нее привычкой. Может быть, она чувствовала, что я, а до меня мой отец испытывали сильный скептицизм по этому поводу.
– Значит, муж миссис Хьюби не разделял ее ожиданий?
– Нет! Он относился терпеливо к ее идеям, и, возможно, у него самого теплилась какая-то надежда. Но когда война закончилась и сына не оказалось ни в одном лагере для военнопленных, он велел считать его мертвым. Мистер Хьюби установил мемориальный диск в церкви Святого Уилфреда в Гриндейле и заказал панихиду. Миссис Хьюби была слишком больна, чтобы присутствовать на ней…
– Но она считалась с желанием мужа? Тот, должно быть, тоже обладал сильной волей? – спросил Паско.
– Это была битва гигантов! Сам Хьюби был по-настоящему жестким человеком. Но у его жены было оружие, которое жены обычно припасают для нанесения смертельного удара.
– Что это за оружие?
– Живучесть, инспектор. Оглянитесь вокруг! Кладбища забиты мужчинами, а круизные лайнеры – вдовами.
Паско расхохотался.
– Вы здорово можете развеселить человека! Кстати, вы только что сказали, что ваша фирма не принимала активного участия в поисках, предпринятых Хьюби, но ее завещание наверняка составили вы?
– Это верно. Много лет назад.
– Вы одобрили это завещание?
– Это не очень корректный вопрос. Поэтому и ответ будет некорректным: нет, я не одобрил его. Я пытался, насколько мог, заставить ее изменить завещание, но она настаивала на его главной статье, а я не видел смысла в том, чтобы моя фирма потеряла доход.
– А вам не приходило в голову, что у нее не все в порядке с психикой?
– Во всяком случае, когда завещание было составлено, так вопрос не стоял.
– А позднее? – упорствовал Паско, почувствовав в голосе адвоката уклончивость.
– Возможно, в последние три года. Вы же знаете, у нее был удар. Какое-то время она тяжело болела, но вскоре совершенно поправилась, если не считать того, что миссис Хьюби вдруг заявила о каком-то телепатическом заговоре, целью которого было не позволить ее сыну вернуться. Кто эти заговорщики, понять было невозможно, но, по ее словам, они направили к ней черного демона, который выдавал себя за посланца ее сына, однако она якобы разгадала обман и прогнала его. Не спрашивайте меня, как она это сделала, но победа – а она называла это победой – утвердила ее в мысли, что Александр жив. Опасаясь нового удара, старая леди составила объявление, в котором сообщала о своей болезни, и приглашала всех, кто обладал необходимой информацией, обращаться ко мне. Я поместил объявление в итальянских газетах два месяца назад, когда с ней случился второй приступ. Понтелли показал мне копию объявления в «Ла Национе».
– Понятно. Кто-нибудь еще откликнулся на объявление?
– Конечно! Мы рассуждали с вами о природе человека, инспектор. Наш опыт подсказывает, что жуликов во все времена было больше. Почти все, кто мне написал, утверждали, что располагают сведениями о местонахождении Алекса, и предлагали их продать.
– И что вы им ответили?
– Я посылал им письма с фотографией и просил сообщить, уверены ли они, что молодой человек на фото и взрослый мужчина, которого они видели, – одно и то же лицо.
– Могу предположить, что все они успешно выдержали этот экзамен.
– Абсолютно все. Стопроцентное опознание! К счастью, это была моя фотография в двадцатилетнем возрасте, а я, как вы можете догадаться, совершенно не похож на Александра Хьюби!
– Ловко придумано! – искренне восхитился Паско. – Но Понтелли, я полагаю, был более убедителен.
– О да! Он не писал мне, а сразу, по его словам, отправился в Англию, но опоздал: его матери уже не было в живых. Отсюда его драматическое появление на похоронах.
– Не Бог весть как убедительно, сейчас-то мы знаем, что он прибыл в страну за целую неделю до ее смерти.
– Он признал это, сказал, что колебался, был в нерешительности, не зная, как поступить. Понтелли утверждал, что трижды звонил в Трой-Хаус, чтобы справиться о здоровье матери, и в последний раз ему сообщили, что она умерла. Мисс Кич подтверждала, что подобные звонки от людей, которых она не всегда могла узнать по голосу, были.
– Понтелли не путался в фактах?
– Решительно ни в чем! Он, несомненно, хорошо выучил домашнее задание. Дата рождения, подробности о семье, об учебе в школе, о Трой-Хаусе – он щегольнул ими так, что я пришел в замешательство. Но когда я стал спрашивать его, почему он не появлялся все эти годы, он пришел в возбуждение. Схватился за голову, долго и невразумительно говорил что-то о страданиях, незатянувшихся ранах и ушел внезапно, пообещав снова связаться со мной.
– И вы ему почти поверили? – спросил Паско.
– О нет! Чтобы убедить адвоката хотя бы наполовину, нужно гораздо больше доказательств.
Зазвонил телефон. Лэкси Хьюби передала Теккерею, что спрашивают Паско. Тот подошел к аппарату, стоявшему у адвоката на столе, сам же Теккерей в это время вежливо делал вид, что разглядывает пейзаж за окном.
Звонил Дэлзиел.
– Питер, фото Понтелли опубликовали и в некоторых других газетах группы «Челленджер», нам позвонили из Лидса. Владелец гостиницы уверен, что наш парень две недели жил у него в отеле, зарегистрировавшись под именем мистера А. Понтинга из Лондона. Сбежал оттуда в прошлую пятницу, не оплатив счета за две недели. Я звонил в местную полицию, ты должен съездить туда и потолковать с этим владельцем, неким Балдером. О'кей?
– Согласен, правда, я собирался поехать в Трой-Хаус, а потом в Олд-Милл-Инн…
– Заедешь туда на обратном пути, у тебя впереди целый день! – рявкнул Дэлзиел. – Ты не единственный, кто сейчас занят! Я иду обедать в «Ротари-клуб» – это затянется надолго. Потом буду работать без перерыва. Я выяснил, что этот Гудинаф и мадам Виндибэнкс все еще живут в «Говард Армс». Интересно, с какой стати они до сих пор ошиваются здесь? Думаю, мне следует прогуляться туда и поболтать с ними.
«И могу поспорить, что беседа совпадет со временем, когда разрешена продажа спиртного», – злорадно ухмыльнулся про себя Паско.
– Я хотел бы снять отпечатки пальцев в номере, чтобы быть на сто процентов уверенным, – доложил он Дэлзиелу. – Не могли бы вы попросить Сеймура захватить коробку с дактилоскопическим оборудованием и встретиться со мной в участке? Он, кстати, может подвезти меня. Моя машина немного барахлит, не хотелось бы застрять в Лидсе в час пик.
– Сеймур? Ладно, я пришлю его. Какого черта твой мошенник Уилд отлынивает от работы?
– Хорошо, что вы упомянули о нем. Я как раз намеревался заглянуть к нему вечерком по дороге домой – посмотрю, как он там. Хотите, купим ему кисть винограда?
– Лучше купи бананов и передай, что не мешало бы отшлифовать его обезьянью спину. Пока! – Телефон умолк.
Паско осторожно положил трубку и одарил Теккерея лучезарной улыбкой человека, который устыдился своих кровожадных мыслей.
– Между прочим, какие документы, связанные с поисками сына, могли быть у миссис Хьюби? – обратился он к адвокату.
– Не имею представления, – ответил Теккерей, – для нее это было очень личное. Полагаю, что в кабинете в Трой-Хаусе есть специальная шкатулка, где хранятся все ее бумаги. Деловые документы и финансовые счета находятся либо у меня, либо у ее бухгалтера. Обыкновенно личные документы должен разбирать прямой наследник, но в данном случае… видимо, эта обязанность в конце концов выпадет мне как исполнителю ее воли.
– Понятно. Пожалуй, я мог бы забрать их для вас, вам не придется тащиться туда, – в раздумье произнес Паско. – Мне и самому не мешало бы взглянуть на них.
– Вы не хотите возиться с ордером? – предположил Теккерей. – Дело ваше. Я предупрежу мисс Кич о вашем приезде. Когда вы там будете?
– Вероятно, в четыре… в полпятого… Благодарю вас, мистер Теккерей. До свидания!
Уходя, Паско сделал еще одну попытку очаровать маленькую секретаршу своей улыбкой победителя. Но большие очки холодно блеснули, и мисс Хьюби склонилась над пишущей машинкой.
По своим весьма разумным меркам Дэлзиел был не далек от истины, сомневаясь в болезни Уилда. Не то чтобы пышущий здоровьем суперинтендант не хотел признать, что, помимо ангины, существуют куда более серьезные недомогания, но, пока это поддавалось лечению в рамках национальной службы здравоохранения, он был не склонен принимать болезнь как повод для отсутствия на работе.
Накануне сержант пришел домой, не уверенный в том, что он там увидит. Скорее всего, Клифф Шерман опередил его, забрав свои вещи, и уехал из города. Уилд ощутил разочарование и облегчение одновременно, увидев, что сумка мальчишки лежит там, куда ее бросили в минувшую субботу.
Ему по-прежнему хотелось понять, что у парня на уме. Отчего, например, Клифф ни словом не обмолвился о своих отношениях с ним, когда Сеймур приволок его в участок? Очевидный, если не единственный ответ заключался в том, что любой шантажист меньше всего стремится заявить во всеуслышание о только ему ведомой тайне. Однако молчание парня заставляло и Уилда держать язык за зубами, что грозило обернуться большими неприятностями.
Уилд просидел почти до полуночи, перебирая в голове догадки, то циничные, то отчаянные, пока не услышал, как в замке повернулся ключ. Он задержал дыхание. Входная дверь медленно открылась. Свет от настольной лампы придал лицу Клиффа загадочное выражение.
– Привет, Мак! – сказал Шерман.
Уилд не ответил.
– Я забыл свои вещи.
– Они там, где ты их оставил.
– О'кей! Я только заберу их и уйду.
– Тебе придется немного подождать автобуса! – язвительно бросил ему Уилд.
– Автобуса?
– Да, автобуса! Все это белиберда насчет путешествия автостопом и случайного приезда сюда! Это с расписанием-то автобусов в бумажнике!
– Ты шарил в моем бумажнике? – В голосе парня слышалось неподдельное изумление. – Боже, я должен был знать, что ты способен на такое! Вас же именно этому обучают – быть свиньями, скажешь, я не прав?
– Не надрывайся, сынок. В конце концов именно за этим ты и приехал сюда.
– Жить со свиньей?
– Нет, посмотреть, что тебе удастся выжать из меня. Я разговаривал с Морисом, парень. Поверь, я знаю о тебе все.
– Так вы опять общаетесь? Приятно сознавать, что это я соединил вас, – заметил Шерман с горькой усмешкой. – И что же Морис сообщил обо мне?
– Ты думаешь, он дал тебе блестящую рекомендацию?
– Какое там! Но если он сказал, что я приехал сюда только из-за тебя, он просто чертов лжец! Подумай, Мак! Я приезжаю сюда, чтоб очернить полицейского-гея лишь на основании того, о чем Морис наболтал в постели? Чушь собачья! Те свиньи, которых я знаю в Лондоне, схватили бы меня в Хитроу, если бы унюхали, что я опасен! И пока никто не сказал мне, что здесь, среди йоркширских полей, все по-другому…
– Тем не менее ты позвонил мне, – отрезал Уилд. Аргумент Клиффа был настолько силен, что ему пришлось чуть ли не защищаться.
– Я растерялся, я никого здесь не знал. А в этих местах, насколько мне известно, геев все еще забивают камнями. Мне нужен был друг из местных, и я понял, что смогу найти его в тебе.
Это звучало почти убедительно, но, поскольку Уилд отдавал себе отчет в том, что только того и ждет, чтобы его убедили, слова Клиффа лишь усиливали его скептицизм.
– Очень трогательно. Так что же привело тебя в солнечный Йоркшир? Может, поручение Мориса?
– Послушай! Не Морис первым упомянул это место, а я. Вот почему он вспомнил о тебе. Это была моя затея, он тут ни при чем. Понял?
– Неужели? И что же ты мог сказать о Йоркшире, черт побери? – усмехнулся Уилд.
Мальчишка помолчал, потом, словно бы решившись, глубоко вздохнул и начал рассказывать:
– Мо расспрашивал меня о моей семье. Не думаю, чтобы он по-настоящему интересовался ею. Ты знаешь, что люди обычно болтают, когда они… Ну, ты знаешь! Как бы то ни было, я сказал ему, что живу в Далвиче с бабушкой. Мама умерла несколько лет назад, и бабка воспитала меня. Отец оплачивал счета; ну, он платил, сколько мог, он приходил и жил у нас, когда мог. Он работал в Западном Лондоне: в клубах, в отелях, он должен был зарабатывать на жизнь, поэтому не мог приезжать в Далвич так часто, как ему хотелось. Потом, года три назад, он уехал – иногда он так делал. Я получил от него открытку. Он всегда присылал мне открытку, когда уезжал куда-нибудь, чтоб я не ждал его на следующей неделе. Потом он присылал еще открытку, сообщал, когда собирается вернуться домой. Но на этот раз второй открытки не было, только первая. И пришла она отсюда, из этого города. Вот что я рассказал Морису. И тогда он сказал, что когда-то жил здесь, и начал говорить о тебе. Его не особо интересовало то, что я рассказывал, да и почему это должно было его волновать? Поэтому я заткнулся, а он продолжал вспоминать забавные истории о том, как трахался с копом.
Уилд постарался не обращать внимания на боль в груди и произнес холодно:
– Итак, ты решил приехать сюда и поискать отца? Через три года? Я правильно тебя понял?
– Да, правильно! – ответил парень с вызовом.
– Эта открытка, она с тобой?
– Была у меня, – Клифф сокрушенно вздохнул, – но я, видимо, забыл ее у Мориса, когда уезжал.
– Весьма неосмотрительно. Да ты, парень, оказывается, неосмотрителен не только с чужими вещами, но и со своими тоже…
– Что ты хочешь сказать?
– Морис говорит, ты его ограбил.
– Он подлый лгун! Я взял только то, что мне причиталось.
– Причиталось? За что причиталось?
– Мы делили расходы и прочее пополам. А когда разошлись, он еще остался мне должен.
– Чушь! Давай-ка выкладывай правду, парень, – сказал Уилд.
– Мы поссорились, – произнес Шерман угрюмо. – Я привел в квартиру одного человека. Морис должен был уехать на ночь, но неожиданно вернулся домой. Он вел себя гадко и вышвырнул меня из дома. Я зашел за своими вещами, когда он был на работе, и, как сказал, взял то, что мне причиталось.
– И тогда ты решил приехать сюда и поискать дорогого старого папочку, которого не видел три года! – усмехнулся Уилд.
– Это правда! – Шерман взорвался. – Именно это я и решил! Я думал об этом и раньше, но ничего не предпринимал. А разве ты не откладываешь иногда какое-нибудь дело и все никак не можешь взяться за него?
«О да, – подумал Уилд, – вот это как раз про меня. В этом весь я». А вслух произнес:
– Что же ты собирался сделать, приехав сюда? Просто слоняться по улицам, пока не наткнешься на своего отца?
– А почему нет, черт возьми? – закричал Шерман. – Я ведь не думал, что этот город такой большой. Кроме того, отца сразу отличишь среди толпы.
– Каким образом?
– Видишь ли, он черный. Не смуглый, как я, а по-настоящему черный. И я думал…
– Ты считал, что у нас здесь маленькая деревня, где детишки бегают за темнокожим по улице и пялятся на него, будто он свалился с луны?
– Не говори глупостей, – сказал Клифф неуверенно.
– И что же ты сделал, чтобы найти отца? – Уилд продолжал свой допрос, еще не веря парню.
– А что я мог сделать? Спросить у полицейского?
– Мог бы и у полицейского. Первое, что ты сделал, позвонил одному из них.
Мальчишка вдруг ухмыльнулся.
– Ты не поверишь, но мне и в голову не приходило, что ты можешь мне помочь. Нет, я пытался обзвонить всех Шерманов из телефонной книги, надеялся отыскать родственников. Я считал, что он родом с Севера. Но мне не повезло. Тогда я подумал: сделаю себе рекламу.
– Рекламу?
– Ну да! Сделаю так, чтоб мое имя попало в газету! Если он до сих пор здесь, может, прочитает обо мне.
У Уилда от изумления округлились глаза.
– Ты хочешь сказать, что именно поэтому подстроил свой арест в магазине? – Уилд вспомнил, как Сеймур описывал поведение Шермана в магазине, когда тот засовывал вещи в карманы, будто ягоды собирал…
– Поэтому, и еще…
– Что еще? Давай выкладывай! Становится занятно. Каждую секунду я слышу от тебя что-то сногсшибательное.
Эти слова вызвали у парня новую вспышку гнева.
– Это все из-за тебя! – заорал он. – Из-за того, что ты сказал той ночью! Будто бы совершенно ясно, что я приехал сюда с одним намерением – заполучить что-то от тебя. Тут-то я и решил проучить тебя.
– Разоблачить меня, ты хочешь сказать?
– Я не знаю, – пробормотал Шерман, затихая. – У меня все смешалось: ты, отец, все остальное. Все запуталось… Но все же я не выдал тебя, будь уверен! Мне ничего не стоило это сделать, но я молчал.
Мальчишка стоял перед Уилдом с вызывающим и в то же время испуганным видом. Уилд не мог не ощущать, что и в его душе все пришло в движение, все переменилось. Что в словах Шермана было правдой, что – ложью? А что – неразделимой смесью того и другого?
– У меня тоже была возможность сказать кое-что в суде, – произнес он наконец.
– Не будь идиотом! – В голосе мальчишки прозвучало искреннее удивление. – Зачем тебе нужно было что-то говорить? Ты бы все потерял и ничего не приобрел. – Помолчав, он добавил лукаво: – Могу поспорить, ты наложил в штаны от страха.
Уилд медленно кивнул.
– Да, думаю, так можно выразиться.
У Клиффа отлегло от сердца.
– Ну что ж, я полагаю, мне пора собираться. – Это была скорее словесная разведка, чем заявление о намерении.
– Уже поздно, – сказал Уилд. – Уже очень поздно.
Уилд проснулся очень рано. Он лежал неподвижно, боясь потревожить стройное, теплое тело рядом с собой в узкой кровати. Но это было излишним.
– Ты проснулся, Мак?
– Да.
– Я хочу тебе кое-что сказать.
– Давай!
– Знаешь, я и вправду думал, что как-нибудь использую это… Ну, что ты «голубой».
– Хочешь сказать, что собирался шантажировать меня?
– Нет, ты не из тех, кого можно шантажировать.
– Ты испугался?
– Не на того напал! Просто я надеялся, что мне удастся получить немного денег от газет. Думал, что сделаю хорошую историю из этого.
– Ну и?
– Позвонил в одну газету. Местную.
– «Пост»? Ну, это не их хлеб.
– Ага. Во второй раз они направили меня в другую газету – в «Санди Челленджер».
– Так ты звонил дважды?
– Да, извини меня. Это было после того, как мы поссорились. Я не осознавал, что делаю. В конце концов я зашел в магазин и украл те вещи.
– Выходит, ты звонил в «Челленджер»?
– Да, говорил с каким-то парнем по имени Волланс. Он хотел встретиться, договориться о деньгах и обо всем прочем. Но я не согласился. И не упомянул ни одного имени, хоть он и пытался выудить у меня.
Уилд улыбнулся про себя, наблюдая, как смиренное признание на глазах превращается в демонстрацию собственной добродетели.
– Ты уверен, что ничего не сказал?
– Честно, Мак, ничего лишнего! И не собирался… Просто позвонил. Извини. Я хотел, чтоб ты знал об этом.
– Ладно, теперь я знаю. Давай поспим еще.
Оба замолчали. Но ни один из них и не думал спать.
– Мак?
– Что?
– Должно быть, это прекрасно – быть взрослым, – грустно произнес Шерман. – Взрослым настолько, чтоб не задумываться каждую минуту: то ли ты делаешь, хорошо ли поступаешь и все в таком роде.
– Возможно, ты прав. Должно быть, это прекрасно.
