Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"

Автор книги: Реджинальд Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц)

– И миссис Кич не возражала?

– Нет, она была очень покладистой. Да и зачем бы ей вставлять мне палки в колеса? Все у нее сложилось хорошо, обеспечена на всю жизнь. А что получил я? Задний двор, заваленный строительным кирпичом, за который я еще не расплатился?

– Нашли что-нибудь в Трой-Хаусе?

– Решительно ничего, даже плесневелой корки!

– А в шкатулке?

– И там не нашел.

– Вы заглядывали в шкатулку?

– Да, а что? Эй, что там старая ведьма наболтала?

– Ничего, ничего, – успокоил его Паско, – просто непонятно, как вы могли заглянуть в шкатулку, если она была заперта?

– Ее открыли ключом, парень! – Хьюби вскипел. – Да, чертовым ключом! Кич открыла ее для меня и стояла рядом всё время, пока я изучал содержимое. И если она сказала вам что-то другое, то она гадкая лгунья!

Страстная речь мистера Хьюби привлекла внимание нескольких клиентов, для которых подобные проявления вспыльчивого нрава хозяина бара были привычным бесплатным представлением.

– Ничего другого она не говорила, так как ее об этом никто не спрашивал, – ответил Паско. – Но одну вещь она действительно сказала: насколько ей известно, никакого родимого пятна на ягодице у Александра Хьюби не было.

– Она так сказала? – спросил Хьюби бесстрастно. – Я слышал совсем другое. Но она, я думаю, должна лучше знать.

Краешком глаза Паско заметил, что Сеймур вернулся и сел за столик у окна.

– Да, я тоже считаю, что ей виднее. Кстати, тот молодой блондин, что сидит у камина, – репортер из «Санди Челленджер». Он хотел бы поговорить с вами. Кажется, он неплохой малый.

Хьюби подозрительно взглянул на Волланса, потом вышел из-за стойки и направился к журналисту. Паско допил свой стакан. Пиво Сеймура стояло нетронутым на стойке. Инспектор протянул стакан миссис Хьюби и попросил налить снова. Расплачиваясь, он спросил как бы невзначай:

– Помните, вчера, когда я разговаривал с вашим мужем, позвонила миссис Виндибэнкс? Она случайно не сказала, живет ли все еще в нашем городе?

Это была неуклюжая уловка, но простодушная хозяйка восприняла ее всерьез.

– Нет, она не упоминала, откуда звонит.

– Спасибо. Это не так уж важно. – С этими словами Паско взял стакан Сеймура и отправился с ним к столику, где тот сидел. Одновременно с ним туда подошла с сандвичами Джейн.

– Я приготовила вам мягкий сыр и цыплячьи грудки с острым соусом по моему рецепту, – прошептала она констеблю на хо, расставляя тарелки на столе.

Однако Паско с изумлением заметил, что Сеймур воспринял то весьма холодно. Его также поразило, что Хьюби, подошедший к Генри Воллансу, вместо того чтобы по обыкновению нагрубить репортеру, болтал с ним почти дружески и наконец уселся рядом за столик. Не было сомнений, что трактирщик пересказывал историю с завещанием и совсем скоро беднягу Граффа из Гриндейла, дремавшего до поры перед камином у ног журналиста, в который раз швырнут о стену.

– Что с тобой? – спросил инспектор у Сеймура, когда Джейн обиженным видом отошла. – Нам надоели блондинки с пышными бюстами?

Вместо ответа Сеймур схватил сандвич и со злостью вонзился в него зубами.

– Тебя долго не было. Нашел что-нибудь интересное? – переменил тему инспектор.

– Ничего полезного для нас. Я обыскал все – ни одной веши, относящейся даже косвенно к нашему делу.

Паско показалось, что Сеймур чего-то не договаривает.

– Но… – попытался он расшевелить парня.

И вдруг Сеймура прорвало.

– Я был в ее спальне! – воскликнул он с негодованием и болью идолопоклонника, разочаровавшегося в своем божестве. – Я и не думал там что-нибудь найти, но тщательность превыше всего. Представьте, они лежали в книжных полках!

– Господи, да что там могло быть?

– Что? Парик блондинки и пара накладных грудей! Никому сейчас нельзя доверять!

Паско из всех сил пытался изобразить на лице сочувствие, но, не удержавшись, расхохотался, так, что едва не подавился своим сандвичем.

Джона Хьюби, задушевно беседовавшего с Генри Воллансом, хохот инспектора вывел из равновесия. Неодобрительно уставясь на него, он проворчал:

– Вы посмотрите! Можно подумать, эти люди приходят сюда развлекаться!

Глава 4

Миссис Мириам Хорнсби было на вид за шестьдесят. Она была крепкого телосложения и с таким количеством грима на лице, что его хватило бы театру «Кембл» на пару недель. Она двигалась словно в облаке розового аромата, через который с каждым выдохом прорывался запах того, что натренированный нос Дэлзиела определил как ячменное пиво.

– Вы уже поели, моя дорогая? – спросил он с сочувствием в голосе.

– Да, благодарю вас. В поезде был буфет, – ответила она с лондонским акцентом, силясь придать ему некоторый аристократизм, приличествующий торжественности момента.

Все наблюдения, которые делал Дэлзиел по поводу голоса, запахов или аппетита старой леди, отнюдь не принижали ее в глазах суперинтенданта. Всему свое время, а хорошая закуска отнюдь не помеха для печали; запах ячменного пива даже расположил его к бабушке: он вспомнил о своем давнишнем романе с одной весьма воспитанной леди, которая обожала крепкий эль.

– Ну что ж, давайте приступим к делу, – сказал он, интуитивно выбрав для себя сердечный и в то же время деловой подход, который, по его мнению, лучше всего соответствовал ее душевному состоянию.

В морге она вцепилась в его руку, отказавшись от помощи, предложенной сопровождавшей их женщиной-констеблем Астер. Когда старая Леди глядела на застывшее, темное лицо юноши, Которого смерть снова сделала ребенком, Дэлзиел почувствовал всю тяжесть ее горя.

– Это ваш внук, Клифф Шерман? – спросил он официальным тоном.

Та кивнула.

– Вы должны сказать это, дорогая, произнести вслух, – наставительно сказал суперинтендант.

– Да, это он, Клифф, – прошептала старая женщина. Как только она выговорила эти слова, слезы покатились по ее лицу, оставляя блестящие борозды на напудренных щеках.

Когда они вышли из ледяного Металлического помещения морга в пластиковую безликость вестибюля, Дэлзиел с удивлением увидел перед собой сержанта Уилда.

– Привет. Ты чувствуешь себя лучше?

– Я бы хотел поговорить с вами.

– Ладно. Только сначала надо принести чашку чая для миссис Хорнсби. Нет, лучше давай уйдем отсюда!

Он вышел первым. В двухстах метрах был пивной бар «Зеленое дерево», названный так отнюдь не в честь какой-либо растительности по соседству. Бар только что закрылся, и хозяин его выпускал наружу последних посетителей.

– Хэлло, Стив! – обратился к нему Дэлзиел, знавший половину городских трактирщиков по имени, а вторую половину – по их репутации. – Ты не против, если мы посидим у тебя несколько минут? Можешь принести пару ячменного, а мне – стакан виски? Ты тоже, сержант, выпей виски, тебя словно пыльным мешком ударили. Да, и апельсинового сока для молодой леди. – Он кивнул в сторону констебля Астер. – Никто не должен видеть сотрудников полиции пьющими во время исполнения служебного долга!

Хозяин безропотно вздохнул. Миссис Хорнсби, прорыдавшая всю дорогу от морга, взглянула на себя в зеркало и в сопровождении Астер отправилась в женский туалет.

– Что ты делал в морге, сержант? – осведомился Дэлзиел.

– Пришел посмотреть на тело.

– Чье, Шермана? Не знал, что мистер Паско поручил тебе это дело. Я точно помню: он сказал, что ты заболел.

– Я был знаком с ним, – тусклым голосом произнес Уилд. – Утром Сеймур рассказывал мне о теле, которое они нашли. Я слушал вполуха, пока он не сказал, что это тот самый парень, которого арестовали на прошлой неделе за кражу в магазине…

Он умолк.

– Ты знаком с ним по этому случаю? – спросил Дэлзиэл.

– Нет. Я знал его раньше. Он был моим… другом. Невозможно было поверить тому, что сказал Сеймур. Но в книге регистрации происшествий значилось его имя – Клифф Шерман. Оставаться в участке я не мог. Целый день бродил… Где был, что делал – не помню. Потом вдруг пришел сюда. Мне нужно было его видеть. Может быть, вкралась ошибка при опознании. Может быть, это был… – Его голос задрожал.

– Но это был он – твой сожитель? – задал Дэлзиел ненужный вопрос.

– Да. О да! Я вышел на улицу и увидел, что вы подъезжаете. Решил дождаться…

– Ты все равно, кажется, собирался встретиться со мной? – предположил Дэлзиел с надеждой, смешанной с сарказмом.

– Не знаю, – равнодушно ответил Уилд. – Я вышел, а тут вы приехали.

Прежде чем суперинтендант смог сказать что-либо еще, дверь открылась и появилась миссис Хорнсби, приведшая себя в порядок.

– Сиди тихо и ничего не говори! – приказал Дэлзиел. – Поговорим позже… Садитесь, радость моя, и выпейте-ка вот это. Вы сразу почувствуете себя лучше!

Старая леди с готовностью осушила полстакана.

– Я знала, что это плохо кончится, – вдруг сказала она, и в ее голосе уже не было претензии на аристократизм. – Но и в самом страшном сне я не могла представить, что кончится именно так!

– Что вы имели в виду, говоря «кончится плохо»? – спросил Дэлзиел.

Она отпила еще и продолжила:

– Клифф всегда был необузданным ребенком. Как и его отец – Дик. Мне он никогда не нравился, с того самого дня, как Джоанна связалась с ним. Но что толку разубеждать детей! Дело ведь не только в цвете кожи, хотя одно это уже было плохо. Вы знаете, лично я ничего не имею против них, но это осложняет жизнь, не может не осложнять, вы согласны со мной?

– Цвет кожи? Ваш зять был?..

– Черным! Не иссиня-черным, а темно-коричневым, намного темнее, чем Клифф. Единственным утешением, когда родился Клифф, было то, что он оказался просто очень смуглым; знаете, он мог сойти за итальянца или мальтийца, ну, вы сами видели его. Но Дик был черным снаружи и мог быть черным внутри.

Старая женщина замолчала, будто чувствуя неловкость от чрезмерной театральности своего утверждения.

– Вы сказали, мог быть черным внутри? – Дэлзиел попытался вернуть свою собеседницу к теме разговора.

– Не всегда, конечно. Он был веселым, умел развлечься, иногда с ним было просто здорово. А иначе Джоанна не увлеклась бы им, понимаете? Но Дик всегда был настороже: боялся, что люди будут унижать его, фамильярничать и все такое.

– Вы имеете в виду цвет кожи?

– Да. Но не только это. Он воспитывался в приюте, в Ноттингеме или еще где-то. В подпитии или плохом настроении он вспоминал об этом. Говорил, что его мама была белой. Или отец?.. Его бросили в приюте, потому что он был черным. Как бы то ни было, они с Джоанной жили дружно, и появился Клифф. Произошло это случайно, Джоанна хотела сделать аборт, но Дик и слышать об этом не желал! Дика часто не было дома, он работал в Западном Лондоне в отелях и в других местах швейцаром, портье, иногда барменом, поэтому не всегда возвращался домой – так ему было удобнее. Джоанна стала жить своей жизнью, но не открыто… Однажды – случилось это почти десять лет назад, но я помню все, как будто это было вчера – друг, с которым она встречалась, выпил лишнего, они попали в аварию и…

Слезы были готовы снова политься из глаз миссис Хорнсби, но на этот раз старая женщина смогла удержать их с помощью карманного зеркальца и бумажного платка.

– Это потрясло Дика, я должна признать. Просто сломало его. Он жил одно время в их квартире вместе с Клиффом. Мальчику было тогда около девяти лет. Потом приехал ко мне и спросил, не смогу ли я помочь ему? Городской совет не давал ему покоя, утверждая, что он плохо заботится о сыне. Конечно, ему было трудно его воспитывать, особенно при той работе, которую он имел. Но Дик был упрямый, говорил, что не позволит отдать ребенка в приют: он на своей шкуре испытал, что это такое, и не допустит, чтобы сын повторил его судьбу! Его можно было уважать за это, не так ли? К тому же это ведь был мой внук. Что мне оставалось делать? В то время я работала на полной ставке в химчистке… Но Дик сказал, что так не пойдет, может, мне стоит перейти на неполный день, а он обеспечит меня деньгами? У меня были сомнения, но я сказала: хорошо. И надо отдать ему должное – деньги хоть и нерегулярно, но все же приходили. И даже больше, чем нужно, когда он бывал щедрым. К тому же он платил за одежду мальчика и за все остальное. Я не жаловалась…

– Дик жил вместе с вами? – спросил Дэлзиел, понимая, что в этом словесном марафоне не удастся срезать угол.

– Иногда жил. Но, как я уже сказала, его часто не бывало дома. У него был беспокойный нрав, он не терпел рутины. К тому же, я думаю, у него время от времени случались неприятности, и ему приходилось менять работу. Но почти всегда он находил место в Лондоне и хотя бы раз в неделю звонил или посылал нам открытку. И очень редко бывало, когда он не появлялся у меня по три или четыре недели подряд. Но затем он приезжал и баловал ребенка так, что тот садился на голову. Но я заметила, если Дик оставался с нами больше, чем на два дня, он умел поставить Клиффа на место…

– А вы сами ладили с мальчиком?

– Да… Ладила, – сказала она после секундного колебания. – Во всяком случае, до того времени, как он пошел в среднюю школу. Что греха таить – когда Клифф стал подростком, справляться с ним было уже гораздо труднее. Он попал в дурную компанию, впрочем, матери других мальчиков говорят, наверно, то же самое про своих детей. У него еще были неприятности с местной полицией – ничего серьезного, но это меня встревожило. Вскоре я приняла решение: когда ему исполнится шестнадцать и он окончит школу, пусть перебирается к отцу и живет у него постоянно. Понимаете, я была к нему привязана, но мне стало с ним нелегко. Я уже была не так молода, как раньше, и мне хотелось немного покоя.

– Чепуха! – галантно вставил Дэлзиел. – Я уверен, вы еще на многое способны.

– О чем это вы? – недоуменно спросила миссис Хорнсби.

Дэлзиел ухмыльнулся.

– Там посмотрим. Так что же случилось с Диком?

– Три года назад он снова уехал в Западный Лондон, и мы ждали его на уик-энд. Но он позвонил и сказал, что не приедет, так как собирается покинуть Лондон. Но ненадолго. Я спросила, связано ли это с его работой. Он засмеялся – не просто так, а с каким-то вызовом, и сказал, что нет, он едет по семейным делам. И разговор на этом закончился. Чтобы не затягивать рассказ, скажу, что больше мы его не видели. Через два дня после его отъезда Клифф получил от него открытку – и все! Время шло, и Клифф стал беспокоиться все больше и больше. Но что можно было сделать? Я позвонила в полицию. А они сказали только, что им очень жаль, но закон не запрещает человеку уезжать и не возвращаться. Мне пришлось довольствоваться этим…

– А Клифф?

– Он перестал говорить об отце, хотя, безусловно, не перестал о нем думать. Мы не обсуждали с ним это. Он бросил школу, но работать не пошел. Я понимаю, конечно, в наше время трудно найти работу, но он даже и не искал. Он просто стал уезжать в Западный Лондон и возвращался, когда хотел. Я не знаю, что Клифф делал там, и не хочу этого знать. Но думаю, у него водились деньги. В конце концов мы поссорились, он забрал свои вещи и ушел из дома. После этого я его больше не видела…

– Когда это случилось, миссис Хорнсби?

– Года два назад, не позже. Я сказала, что больше не хочу его видеть. И я действительно не хотела видеть его – по крайней мере, не в таком виде, как теперь.

Она вновь заплакала и промочила слезами свой платок. Дэлзиел достал большой носовой платок и протянул ей.

– На сегодня достаточно, дорогая. Мы заказали для вас номер в хорошем отеле. Почему бы вам не поехать туда с нашей девушкой и не отдохнуть хорошенько? Может быть, попозже мы еще поболтаем и выпьем по паре кружечек пива, а?

Эта перспектива, кажется, обрадовала ее. Старая Леди вновь принялась прихорашиваться и приводить в порядок свой костюм.

– А та открытка, которую получил Клифф? Вы не помните, откуда она пришла? – вдруг подал голос Уилд.

– Я не совсем уверена, но, по-моему, с Севера. Может быть, из Йоркшира? Да, кажется, на открытке было написано «Йоркшир». – Миссис Хорнсби улыбнулась Уилду, будто обрадовавшись тому, что сержант заговорил. Но на лице Уилда снова появилось отчужденное выражение, он снова погрузился в свои мысли.

Хозяин бара открыл двери, выпуская женщин, выждал минуту и с надеждой посмотрел на мужчин. Дэлзиел показал на свой пустой стакан и поднял два пальца.

– А теперь, солнышко, – обратился он к Уилду, – давай потолкуем с тобой!

Уилд молчал, пока хозяин не принес виски и не отошел от них на такое расстояние, откуда не смог бы услышать разговор. Тогда он одним залпом проглотил свою порцию виски. На лице Дэлзиела было столько же сочувствия, сколько на тюремной стене.

«Я и не нуждаюсь в сочувствии, – напомнил себе сержант. – Мне нужно мое право быть самим собой!» Уилд представил, какое впечатление могли бы произвести на Дэлзиела его мысли, вздумай он поделиться с ним, и почувствовал, как его решимость убывает. Как ни крути, Дэлзиел внушал ему ужас! Словно перед ним в зримой форме предстало все презрение, оскорбления и издевки, которым могла подвергнуть его полицейская система. По крайней мере, начинать с признания Дэлзиелу означало начинать с самого худшего.

Глубоко вздохнув, Уилд произнес:

– Я хочу сказать вам… Я – гомосексуалист…

– Ага, – буркнул суперинтендант. – Но ты ведь не сегодня это обнаружил, не так ли?

– Нет, – смешался Уилд. – Я всегда это знал.

– Ну, тогда все в порядке, – невозмутимо сказал Дэлзиел. – А то я бы волновался, если бы не предупредил тебя об этом.

«Я, наверное, не понимаю, что он говорит, – подумал Уилд в полном замешательстве. – А может, он не понял меня?»

– Я – гей! – воскликнул он с отчаянием. – Я – извращенец!

– Ты можешь быть хоть масоном – мне плевать на это! Но о повышении тебе придется забыть, если только этим будет забита твоя голова.

Уилду потребовалось время, чтобы наконец осознать слова Дэлзиела.

– Вы знали? – спросил он недоверчиво. – Как? Когда вам стало известно? А кто еще знает?

– Видишь ли, не все такие умные бестии, как я, – скромно сказал Дэлзиел. – Послушай, Уилди! Что ты мне здесь пытаешься доказать? Что ты гомик? Ну так я знал об этом чуть не с первого дня, когда ты пришел в отдел расследования! Но ведь это не мешает твоей работе – так же как ссоры мистера Паско со своей женой или неумение Сеймура затащить в постель эту ирландскую девицу не имеют никакого отношения к их работе. Единственный раз я забеспокоился, когда ты места себе не находил из-за того, что констебль Сингх получил травму. Поэтому-то и позаботился, чтобы его перевели в другое место – от греха подальше.

– Вы негодяй! – В Уилде постепенно нарастала ярость. – Что, черт побери, вы о себе вообразили? Я что, должен благодарить вас за все это?

– Ты волен, сержант, поступать так, как тебе заблагорассудится. Единственное, что тебе запрещается, – неподчинение начальству. Придется объяснить тебе кое-что. Кто ты – твое личное дело. Но все, что касается твоей работы, это уже мое дело! Все, что я хочу услышать от тебя, – отражались ли твои отношения с этим парнишкой, Шерманом, на твоей службе, и если да, то как? Так что выкладывай?

Ничего другого, кажется, не оставалось. Уилд рассказал, как все было, с самого начала, не пропуская ничего, но ничего и не добавляя. Когда он закончил, Дэлзиел восхищенно воскликнул:

– Ей-богу, сержант, ты лучший составитель рапортов из всех, кого я когда-нибудь знал! Какое это слово употребляет Паско, когда говорит о твоих рапортах? Прозрачные! Вот-вот: прозрачные! Ну что ж, теперь, когда мы все знаем, скажи-ка мне, какие незаконные действия ты совершил во всей этой истории?

Уилд немного подумал.

– Ну, я утаил информацию… Нарушил полицейские правила, действовал непрофессионально и некорректно…

– Это, так сказать, состав преступления. Тут мы еще разберемся. Но сначала поговорим о мальчишке. Тебе он нравился?

– Он мне начинал нравиться, – выговорил Уилд тихо. – Я нашел его очень привлекательным. Он был молод, полон жизни, и… не знаю, как это сказать – по своему смелый. По крайней мере, он имел мужество быть тем, кем он был. Думаю, Клифф считал, что я достоин презрения. Хватало в нем и малопривлекательных черт, не без этого. Я не был слепым. Когда он ушел, я подумал: «Вот и хорошо! Конечно, мне сейчас больно, но все уже позади. Боль уйдет, я выдюжу». И тут вдруг узнаю, что он мертв. – Голос Уилда становился все тише, пока не затих совсем.

– Успокойся, парень, – сказал Дэлзиел, – может, тебе будет легче, если я кое-что скажу. Судя по тому, что ты рассказал и что сообщил мне замначальника полиции, твой юный Клифф проследовал из твоей квартиры прямо к телефонной будке и позвонил в «Челленджер», чтобы договориться о встрече и выдать тебя сегодня утром.

Уилд медленно покачал головой.

– Нет, – с горечью вымолвил он, – это нисколько не поможет.

– Тогда извини, что сообщил тебе это. Ладно, друг, посиди здесь и пожалей себя. А я пока сделаю пару звонков.

Дэлзиел подошел к автомату и позвонил в участок. Сначала он попросил дежурного соединить его с Вэтмоу. Тот, казалось, не обрадовался, услышав голос своего подчиненного. Не был он в восторге и от того, что сообщил ему суперинтендант.

– Убитый, вероятно, и есть тот самый парень, что звонил в «Челленджер», как вы думаете?

– Вроде так…

– А удалось вам выяснить подробности его заявления? – осторожно спросил Вэтмоу.

– Насколько я понял, он ничего не сказал и не оставил никаких записок, – солгал толстяк. Но, сэр, я хочу знать, кто тот репортер, с которым он должен был встретиться. Мне нужно поговорить с ним.

– Это Волланс. Генри Волланс, – ответил Вэтмоу после паузы. Дэлзиел представил себе, как Вэтмоу просчитывает, будто щелкает в мозгу костяшками счетов, все выгодные и невыгодные последствия того, что он сейчас скажет. – Да, вы должны поговорить с ним, я тоже так считаю. Но будьте осторожны, Энди. А я переговорю с Айком Огильби. Мы не должны спешить в этом деле с выводами. Вы понимаете?

– Угу, – пробурчал Дэлзиел. – Соедините меня снова с дежурным.

Теперь он попросил к телефону Паско и выяснил, что тот только что вошел в участок. Через открытую дверь бара он заметил, что Уилд встал из-за стола. Суперинтендант быстро проговорил в трубку:

– Слушай, Питер, я хочу встретиться с репортером из «Челленджера», его зовут Волланс. Ты сможешь отыскать его для меня?

– Генри Волланс? Я говорил с ним в Олд-Милл-Инне полчаса назад, – отозвался Паско. – Ладно, я разыщу его. А в чем дело?

– Извини. Должен идти. Встретимся через полчаса. – Дэлзиел положил трубку и направился к Уилду, который медленно шел к выходу.

– Все в порядке? – спросил он добродушно. – Хорошо, давай-ка заедем к тебе домой и покопаемся там.

Лицо Уилда окаменело.

– Покопаемся? Вы что, думаете, я замешан в убийстве?

Дэлзиел склонился к сержанту.

– Слушай, парень, я мог бы арестовать тебя на неделю для расследования того, что ты мне сообщил!

– Да, я знаю. Но…

– Никаких «но»! Я мог бы арестовать тебя и арестую, если мне вздумается! Во всем этом деле ты сделал одну очень умную вещь – поговорил со мной! А теперь сделай еще одну умную вещь: заткнись и отвечай только на мои вопросы. Вопрос вот какой. Как показало обследование, Шерман имел половое сношение примерно за двенадцать часов до убийства. Не с тобой ли?

– Да…

– А затем вы поссорились и он ушел?

– Да…

– Ты можешь прибавлять слово «сэр», если хочешь, – мягко произнес Дэлзиел.

– Да, сэр.

– И он не вернулся к тебе домой?

– Нет, сэр.

– Тогда его сумка должна быть у тебя в квартире, не так ли? Ну что ж, поедем и покопаемся у тебя…