Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"
Автор книги: Реджинальд Хилл
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 47 страниц)
– Предположим, я скажу вам, что намерена бороться за то, чтобы «Женщины за Империю» достигли своей первоначальной цели.
– И в чем же она состоит?
– В установлении надлежащих отношений между белыми и черными.
– Каким образом?
Мисс Бродсворт улыбнулась, показав свои ровные белые зубы.
– Цель оправдывает средства. Я думаю, все журналисты понимают это, мистер Волланс.
«Чай готов!» – снова крикнула за дверью миссис Фолкингэм. В старческом голосе уже звенели повелительные нотки.
– Хотите, я принесу чай сюда? – предложил Волланс. – Будет очень досадно, если наша беседа прервется на таком интересном месте…
Войдя в кафе на автостанции, Уилд замер в изумлении, увидев, как весело приветствует его хозяин Чарли. Ему казалось, что за эти несколько дней мир перевернулся.
– Хэлло, Чарли! Все в порядке?
– Спасибо, все прекрасно. Вы неплохо выглядите, мистер Уилд.
– Разве?
Выпив чашечку кофе, которую Чарли налил, как только его заметил, Уилд спросил:
– Чарли, помнишь, я был здесь на позапрошлой неделе? Разговаривал с парнем в задней комнате?
– Как же, помню! Черненький такой, смуглый?
– Да, это он. Не приходил ли он сюда еще раз?
Подумав, Чарли сказал:
– Да, припоминаю… Он заглянул сюда пару дней назад. Я тогда еще принес ему кока-колу и тост с сыром. Парень сидел вон там, у двери… Было это, кажется, в среду… Или в четверг? Да, точно, в четверг.
– Он был один?
– Один, если мне память не изменяет.
– В котором часу это было?
– Довольно поздно. В девять – девять тридцать. В десять мы закрываемся. Он ушел до десяти.
– Ты видел, как он уходил?
– Да, теперь я начинаю вспоминать… Постой-ка, сдается мне, он ушел не один. Нуда, конечно: кто-то вошел в кафе, но за столик не сел, тут черненький поднялся и вышел. – Внезапно лицо Чарли озарилось догадкой. – Послушайте, это как-то связано с тем убийством, о котором я читал в газете? Ведь убитый парнишка был темнокожим! Вот почему вы задаете эти вопросы?
– Может быть…
В газетах фотографии Клиффа не было. Его бабушка не привезла с собой ни одного снимка, а из-за травм на лице трудно было сделать посмертное фото. Его портрет в газете мог бы расшевелить память Чарли днем раньше. Но, с другой стороны, может, и к лучшему, что случилось так, а не иначе.
– Чарли! Тот человек, что ушел отсюда с мальчишкой, – я хочу, чтобы ты рассказал мне о нем все, что помнишь. Все! – потребовал Уилд.
Дэлзиел работал до позднего вечера. Точнее, просто сидел в своем кабинете с большим стаканом пива, ожидая звонка. Он давно знал Сэнди Сандерсона. Как только этот сукин сын добудет нужную ему информацию, он тотчас же бросится к телефону. И будет чрезвычайно доволен, что оторвал суперинтенданта от его занятий. Да еще и прибавит невинно: «Вы же сами сказали, что это срочно, дружище».
Дэлзиел отхлебнул пива и злорадно подумал: «Дудки, врасплох ты меня не застанешь, прохвост!» Впрочем, с грустью подумал он, у него и нет ничего такого, от чего ему было бы жаль отвлекаться. Это только Паско может сетовать, что его семейная жизнь разваливается: молодому балбесу невдомек, что он должен быть счастлив, раз ему есть о чем сожалеть. Помимо прочего, все эти домашние хлопоты здорово снимают стрессы и дают силы для работы…
Дэлзиел вновь проглядел содержание всех телефонных переговоров, которые Питер вел с Флоренцией, военным архивом, Ноттингемом. И задал себе другие вопросы под иным углом. Ответы, которые он получил, преисполнили суперинтенданта тщеславной гордостью. Теперь ему нужен был Сандерсон, чтобы, гак сказать, скрепить их печатью.
Зазвонил телефон.
Он схватил трубку.
Грубый, сдавленный голос произнес:
– Я знаю кое-кого из членов группы «Белый огонь». Вас это интересует?
– Ну, допустим, интересует, – ответил Дэлзиел.
– Тогда слушайте…
Он выслушал, но не успел открыть рот, чтобы задать вопрос, как на другом конце повесили трубку.
Суперинтендант посидел, подумал, потом налил виски, выпил и набрал номер.
– Элли, дорогая, – начал он приветливо, – надеюсь, не оторвал тебя от приготовления ужина? Ах, оторвал! Тогда постарайся не думать, что я помешал, скажи себе, что я просто освободил тебя от нудной и тяжелой домашней работы.
Ухмыляясь, он отодвинул трубку от уха и держал ее так до тех пор, пока крики «освобожденной женщины» не ослабели настолько, что можно было не опасаться за слух.
– Приятно было поговорить с тобой. Рад был тебя слышать. А что, твой парень дома?
«Парень» был явно поблизости. Дэлзиел говорил с ним всего пару минут.
– С этим я разберусь сам, – сказал он в заключение. – Буду работать здесь допоздна – жду звонка из Лондона. Извини, что испортил тебе вечер, но думаю, стоит заглянуть туда немедленно. Для начала свяжись с местной полицией. Не хватало нам только дипломатических инцидентов. И будь осторожен, Питер, – это всего лишь сведения, полученные частным образом. Не хочу, чтобы твое имя появилось на первых страницах газет!
Дэлзиел положил трубку. Он почувствовал удовлетворение, причиной которого была не только проглоченная унция виски. Хорошо, что он подбросил Паско эту информацию. Если она окажется верной, это поможет разобраться и в том, другом деле. Конечно, если из него тоже что-нибудь выйдет.
Через полчаса телефон зазвонил снова.
– Как, вы все еще там? – удивленно воскликнул Сандерсон.
– Не люблю ложиться спать, не услышав хорошей новости, – предвкушая удачу, ответил Дэлзиел. – Надеюсь, у тебя как раз такая новость?
– Откуда мне, черт побери, знать? – Голос Сандерсона гремел в трубке. – Для меня это всего лишь имена и даты. Решайте сами, нужно вам это или нет.
Закончив перечисление, он спросил у Дэлзиела:
– Надеюсь, теперь вы можете спать спокойно?
– Там видно будет. Большое спасибо, Сэнди! Наверное, придется еще чуток задержаться…
Лэкси приехала в Трой-Хаус в полдевятого вечера. В холле ее уже дожидалась сиделка, всем своим видом выражая неудовольствие.
– Вы обещали вернуться в восемь! – упрекнула она девушку.
– Извините. С ней все в порядке?
– Да, все хорошо. Утром я сменю вас.
Лэкси закрыла за ней дверь, и, не став запирать ее на ключ, поднялась наверх. Когда она тихо вошла в комнату мисс Кич, больная едва слышно спросила:
– Лэкси, это ты?
– Да, мисс Кич. – Она подошла к кровати, слабо освещенной маленькой настольной лампой.
– Та женщина ушла?
– Сиделка?
– Так она называет себя сиделкой? Она не могла бы ухаживать даже за больным простудой.
Мисс Кич говорила с воодушевлением, которое почему-то встревожило Лэкси. Щеки больной лихорадочно горели, на верхней губе выступил пот. Самым поразительным для Лэкси было то, что из ее речи почти исчез налет педантичной правильности, а ритм и акценты ее деревенского детства стали брать верх.
– Может быть, вам следует поспать? – предложила девушка.
– Поспать? Скоро у меня будет возможность спать хоть вечность! Я не люблю спать… Лэкси, старые люди часто видят сны. Как маленькие девочки. С небольшой разницей. Если девочке приснится плохой сон, она просыпается, может быть, немного поплачет, а потом стряхнет его с себя и опять радуется жизни. Когда сны хорошие, она целый день носит в себе их свет. Но когда ты стар, все плохое остается с тобой, а все хорошее лишь напоминает о том, что утеряно навсегда и уже никогда не вернется… Сядь и поговори со мной, Лэкси.
На эту просьбу Лэкси не могла ответить отказом. Она села на жесткий стул с прямой спинкой, рядом с кроватью.
– Хорошо, я немного посижу с вами, – согласилась она.
– Как мило с твоей стороны, – произнесла мисс Кич чуть насмешливо. – Я знаю, что мое общество тебе не нравится. Почему, Лэкси? Я спросила тебя об этом прошлой ночью, но ты не ответила. Почему ты не любишь меня?
– Мисс Кич, вы предпочитали не касаться таких вещей, – напомнила ей Лэкси.
– Скажи лучше, что тебе это всегда претило! – воскликнула старая женщина. – Говори! Я имею право знать правду!
– Хорошо, если вы настаиваете, – почти шепотом ответила девушка. – Во-первых, отец говорил о вас разное. Ребенок всегда прислушивается к тому, что говорят папа и мама. Если говорят, что консерваторы – это хорошо, а лейбористы – плохо, ребенок тоже так думает. Если же они скажут, что белое – это черное, а черное – белое, ребенок это воспримет как должное.
– Что же он говорил обо мне?
– Что вы без всякой причины задираете нос. Что хоть заносчивость и капризы тети Гвен невыносимы, но у нее по крайней мере есть деньги, и потому она может делать, что хочет. А вы – просто прислуга из нищих, да еще кичливая.
Мисс Кич согласно закивала головой.
– Да, да, конечно, он был прав. Батраки из Дейла – вот кем была моя семья. Четыре брата – все старше меня, – и отец. Их всегда нанимали последними и увольняли первыми. Таким было семейство Кич! Когда мне было тринадцать лет, я приехала сюда и нанялась в прислуги. Я едва умела читать и писать, а акцент у меня был такой сильный, что по сравнению со мной ваш отец разговаривал как принц Уэльский!
Перед Лэкси представала новая мисс Кич, и она наблюдала за ней с нарастающей тревогой. Ей казалось, что, достигнув старости, люди не должны больше изменяться. И если сейчас она не проявит бдительности, старая Кич – эта Злая Ведьма Запала – с ее острым носом, одетая вечно в черное – примет человеческий облик; Лэкси не была уверена, понравится ли ей преображенная мисс Кич больше, чем прежняя.
Меж тем мисс Кич продолжала:
– Но твои взгляды не всегда совпадали со взглядами отца. Ты слишком независима для этого. Тем не менее ты продолжала плохо относиться ко мне.
– Со временем это стало привычкой. Обычно мы встречались раз в месяц, никаких перемен в вас не происходило, поэтому и отношение мое к вам оставалось неизменным. Взрослый человек сам должен заботиться о том, какое впечатление он производит.
– Я пыталась относиться к вам, детям, по-дружески, – запротестовала Кич. – Помнишь, я просила вас называть меня тетя Элла? Но вы не захотели.
– Вы должны были просто не откликаться на старое имя.
– Совсем как ты, когда перестала считан, себя Александрой? Нет, Лэкси, это разные вещи. В конце концов вы бы вообще перестали разговаривать со мной. У меня не было иллюзий на этот счет.
– Мисс Кич, вам пора отдохнуть…
– Нет! Налей мне стакан моего тоника, будь добра.
Девушка с сомнением взглянула на бутылку – та была почти пуста.
– А доктор разрешил?
– К черту доктора!
Лэкси пожала плечами и налила стакан. Мисс Кич с жадностью начала пить.
– Ну вот, теперь мне лучше. Ты хорошая девочка, Лэкси. Не такая, как все, но хорошая. Ты уезжала домой прошлой ночью?
– Нет, я осталась здесь.
– Вот как? Но ты ведь не позволила ему дотронуться до себя? Род славный юноша, но в темноте они все одинаковые. Ночью все кошки серы, не правда ли?
Это, похоже, очень развеселило ее, старая женщина рассмеялась и смеялась до тех пор, пока ее не начал душить кашель; тогда она допила свой стакан. Успокоившись, она закрыла глаза, и через какое-то время Лэкси показалось, что мисс Кич заснула. Но едва она тихо поднялась, чтобы выйти из комнаты, из-под одеяла высунулась худая рука и сжала ее запястье.
– Не оставляй меня, мне страшно, в темноте прячутся демоны.
Неожиданно она села в кровати, напугав девушку.
– Знаешь, именно это убило мою хозяйку. Во тьме к ней явился демон. Она часто говорила об этом, помнишь? – закричала мисс Кич, а потом, словно обессилев, снова опустилась на подушку и добавила умоляюще: – Останься со мной, останься.
– Хорошо, я побуду с вами.
– Знаю я вас, стоит мне закрыть глаза, тебя и след простынет.
В уголках губ старухи мелькнула лукавая усмешка.
– Если останешься, я тебе кое-что расскажу.
– Я же сказала, что останусь, мисс Кич. Постарайтесь уснуть.
Настроение старой женщины снова изменилось.
– Ты добрая, я всегда это знала. Ты не оставишь меня одну… Я слишком долго была одна, я жила одна…
– А как же тетя Гвен?
– Ах, это все равно что жить одной! – воскликнула Кич. – Нельзя жить вместе с полоумной старухой и привидением. Но вы не оставите меня умирать в одиночестве, ни за что не оставите!
Тревога Лэкси росла с каждой минутой. Стараясь отвлечь больную от ее навязчивых мыслей, она сказала:
– Вы собирались рассказать мне что-то интересное.
На мгновение лицо мисс Кич застыло, но вскоре она опять хитро усмехнулась.
– Интересное? Ошибаешься – более, чем интересное. Странное, и страшное, и печальное… О, Лэкси…
Она задрожала всем телом, готовая разрыдаться, но потом затихла, как будто пытаясь сдержать слезы.
– Сядь поближе, Лэкси, – прошептала она. – Я не хочу, чтобы ОНА слышала… Сядь поближе…
Прошло больше часа, пока бормотание больной женщины совсем затихло и воцарилась такая тишина, что Лэкси перестала напрягать слух и расслабилась, пытаясь осознать то, что она сейчас услышала.
Внизу зазвонил телефон.
При первом же звонке мисс Кич открыла глаза и села в постели.
«О черт!» – подумала Лэкси. Она открыла рот, чтобы успокоить старуху, однако, прежде чем успела что-либо сказать, та вдруг выпалила:
– Конечно, и ты и Джейн можете играть внизу сколько хотите. И я, разумеется, дам вам ключ от этой двери. Но запомни то, что я тебе сказала, Лэкси!
Мисс Кич улыбнулась, и улыбка эта была печальна, как бывает печален серп луны в ветреную холодную ночь. Ее блуждавший до этой минуты взгляд вдруг замер, сосредоточившись на двери, девушке захотелось обернуться и посмотреть, что она там разглядывает. Неожиданно старуха покачала головой, словно что-то отвергая, закрыла глаза и откинулась на подушку.
Телефон продолжал звонить.
Лэкси быстро спустилась в холл и сняла трубку.
– Лэкси? Это я, Род.
– Хэлло!
– Все в порядке?
Она помедлила с ответом. И человек, менее поглощенный своими заботами, непременно бы это отметил.
– Да… все хорошо. А как ты? По-прежнему не находишь себе места?
– А ты как думаешь! Вечером, перед спектаклем, снова заявился Паско, расспрашивал о Понтелли. Скажу тебе, это не очень украсило мою игру. Он искал встречи с тобой?
– Насколько мне известно – нет.
– Это хорошо. Я боялся, что он пойдет на хитрость, например, скажет тебе, мол, я раскололся. Поэтому я решил позвонить тебе и предупредить, что я придерживался нашей версии. Но хватит обо мне. Как Кичи?
– Она немного заговаривается, все бормочет что-то бессвязное. В основном о Гвен и черных дьяволах. Знаешь, меня это очень беспокоит. Она все время доходит до одного места и умолкает. Мне показалось…
– Что?
– Лучше я расскажу при встрече. Когда ты приедешь?
Ломас только теперь осознал, что Лэкси не на шутку встревожена.
– Послушай, мне нужно дождаться, когда закончатся вызовы. После такой игры я не осмеливаюсь злить Чанг. Зато потом хватаю такси и лечу.
– Это будет стоить целое состояние!
– Ну и пусть! Лэкси, мне кажется, я люблю тебя.
– Да… – сказала она тихо и положила трубку. Постояла немного в холле. Впервые в жизни мужчина признавался ей в любви. Но это признание недолго занимало мысли девушки. Она подумает об этом хорошенько в другое время. А сейчас ей придется поразмыслить о другой любви здесь, в этом доме.
Наверху все было тихо.
Лэкси вошла в кухню. Ее новизна и яркость успокаивали, и она сказала себе, что зашла сюда приготовить кофе и в одиночестве дождаться Рода.
Внезапно она уловила какое-то движение позади себя. Обернувшись, Лэкси увидела, как приоткрывается медленно дверь. Она готова была закричать, но, к счастью, вовремя заметила, как мимо нее важно прошествовал черный Лабрадор, и из ее груди вырвался лишь громкий вздох облегчения, похожий на легкое покашливание во время концерта.
Это было хорошей встряской. Страх никогда не сковывал Лэкси, наоборот, побуждал к действию. Она догадывалась, что это у нее от отца, от его беспощадного упрямства перед лицом врага. Девушка подошла к доске с ключами, висевшей над холодильником: нужный ей ключ отсутствовал. Вздохнув, она поднялась в комнату мисс Кич и осторожно взяла с туалетного столика связку ключей. Старая женщина не открыла глаз и не пошевелилась. Но у Лэкси было ощущение, будто Кич из-под опущенных век наблюдает за ней.
Спустившись снова вниз, девушка проверила ключи. Все они были дубликатами тех, что хранились на кухне, за одним исключением: оба дубликата ключа, который она искала, находились только в личной связке мисс Кич.
Спускаясь в подвал, Лэкси припомнила тот воскресный вечер более десяти лет назад, когда она храбро сходила по тем же самым ступеням, полная решимости разорвать завесу ужаса, которой Кич почему-то окутала это место. Теперь, конечно, она знала много такого, о чем ребенком не могла и подозревать. Например, что истина иногда оказывается пострашнее самых мрачных предчувствий, а идея, даже самая сумасбродная, зачастую берет верх над неумолимыми обстоятельствами. Джейн никогда больше не играла в подвале, да и сама Лэкси, осмелившаяся таки проникнуть в затхлую каморку, с тех пор не могла уже воспринимать это место с прежней непосредственностью.
Старая рухлядь ничуть не изменилась с тех давних времен. На мгновение Лэкси позволила себе окунуться в детские воспоминания. Вон та кушетка была кораблем эльфов… а этот высокий комод – колдовским замком… Лэкси без колебаний отогнала от себя нахлынувшие воспоминания, ослаблявшие ее решимость.
Старый сундук для постельного белья перегораживал вход в маленький винный погреб. Набитый Бог знает чем, он был слишком тяжел для худеньких рук девушки. Осмотрев сундук со всех сторон, Лэкси обнаружила, что под его колесики были подложены деревянные бруски. Стоило убрать их, и сундук мягко откатился в сторону.
Перед ней была дверь.
Ключ свободно вошел в скважину. Лэкси быстро повернула его – дверь открылась с бесшумной легкостью, показавшейся ей гораздо более зловещей, чем пронзительный скрип. Свет из подвала потек в винный погреб подобно воде, медленно наполняя его так, что девушка не испытала внезапного потрясения – ужас нарастал по мере прибывания света. И ужас этот становился еще сильнее оттого, что все ее существо противилось увиденному, Лэкси силилась убедить себя, что все это существует лишь в ее воспаленном воображении.
Полки, предназначавшиеся для хранения бутылок, были сдвинуты вместе, образовав некое подобие носилок. «Носилки смерти», как говорит Ломас на сцене, – промелькнуло у нее в голове, и это была еще одна безотчетная попытка отдалить ужас. На составленных полках лежало тело, повернутое таким образом, что несуществующие глаза, казалось, следили за ней из пустых глазниц.
Ужас толкал Лэкси назад, прочь от этого места, но тот же ужас неодолимо притягивал ее к телу. Впервые за свою короткую жизнь девушка колебалась, не зная, какой из этих импульсов окажется сильнее. Неожиданно оба импульса затихли и так же неожиданно вспыхнули снова, когда на лестнице раздались осторожные шаги – кто-то спускался в подвал…
Секретарша в приемной «Челленджера» настояла на том, чтобы Паско показал ей свое служебное удостоверение.
Проверив его, она сказала:
– У вас, полицейских, сегодня большой спрос на него. Подождите, я напишу вам адрес.
– Спрос? Кто-то еще им интересовался?
– До вас сюда уже приходил полицейский.
– Что вы говорите! Кто бы это мог быть?
Секретарша засмеялась.
– Он был не красавец, уверяю вас! Я с трудом поверила, когда он заявил, что из полиции. Пришлось проверить документы, а чтобы быть последовательной, я решила взглянуть и на ваше удостоверение тоже. Это был сержант Филд или что-то в этом роде.
Отбросив на время размышления о том, почему красота должна быть непременным атрибутом служащих полиции, Паско взял адрес и поспешил к выходу. «Что, черт возьми, понадобилось здесь Уилду?» – снова и снова недоумевал он. Единственный ответ, который приходил на ум, не мог его удовлетворить, и Паско в этот вечер накануне уик-энда так гнал машину по запруженным транспортом улицам Лидса, что то и дело рисковал нажить себе врагов. Дважды он плутал в лабиринте пригородных переулков, прежде чем вырулил перед высоким, наподобие башни домом, который искал.
У входа висел список жильцов, многие имена были неразборчивы. Паско не стал терять времени даром, дверь была открыта, и он шагнул внутрь, намереваясь навести справки, постучав в первую попавшуюся квартиру. Но это оказалось излишним: с верхнего этажа послышался вдруг сдавленный крик, что-то загрохотало. Он бросился по лестнице. Одна из дверей была приоткрыта. Паско толкнул ее плечом и ворвался в квартиру.
«Боже милосердный!» – не поверил своим глазам полицейский. На полулежал Генри Волланс, махровый халат на нем распахнулся, оголив тело. Между его раздвинутых ног стоял Уилд, и поначалу Паско подумал, что прервал какую-то их гомосексуальную игру. Но, заметив в поднятой руке Уилда блестящий металлический предмет и вытаращенные от ужаса глаза Волланса, он решил, что это уже выходит за рамки милого, незатейливого садо-мазохизма.
– Уилд! Бога ради! – закричал Питер. Сержант с угрожающим рычанием оглянулся, вероятно ожидая увидеть перед собой врага. Рука с зажатым в кулаке лезвием, весьма смахивавшем, как успел разглядеть Паско, на штык, неохотно опустилась.
– Что ты делаешь здесь? – воскликнул Паско.
– Полагаю, то же, что и ты.
Репортер, воспользовавшись неожиданной заминкой, отполз от Уилда и вскарабкался на диван, запахивая на себе халат.
Паско, понизив голос, сказал Уилду: «Кто-то сообщил Дэлзиелу по телефону, что Волланс – член группы „Белый огонь“, и предложил нам осведомиться у него, где он был в среду вечером».
– Он только что собирался сообщить мне об этом! – ответил сержант, поворачиваясь к до смерти напуганному репортеру.
Паско схватил товарища за руку.
– Уилди, брось, к дьяволу, эту штуку. Где ты ее достал?
– Один из военных сувениров нашего друга. Посмотри-ка в том шкафу!
Паско заглянул в шкаф и отвернулся с отвращением. Он отвел сержанта к двери, чтобы газетчик не мог их услышать.
– О'кей, Уилди, допустим, он в восхищении от Гитлера и обожает ку-клукс-клан. Но это еще не означает, что он убийца.
– Все, что он говорил о якобы несостоявшемся свидании с Клиффом, ложь! Я знал, что здесь что-то не так. Почему он сказал, что встреча была назначена в железнодорожном буфете? Кафе на автостанции – вот то место, которое, без сомнения, мальчишка должен был назвать первым. И зачем бы ему откладывать встречу до утра? Что парень собирался делать всю ночь? Вернуться ко мне, где оставил свои вещи? Не думаю. Клифф был в такой ярости, что хотел отомстить мне немедленно.
– Допустим…
– Я говорил с Чарли. Он вспомнил, что Клифф был у него в тот вечер, что ушел из кафе вместе с каким-то молодым блондином. Питер, я сразу подумал о Воллансе. Я не мог понять, что бы это значило, но решил, что небольшая беседа с ним не помешает.
– Хороша беседа!
– Волланс долго юлил. Но я приехал слишком издалека, чтобы вернуться ни с чем, пришлось врезать ему хорошенько, а потом порыться в шкафах. Тут-то мне стало ясно, что я на верном пути.
Волланс поднялся с дивана. Было видно, что он пытается взять себя в руки, хотя перед полицейскими стояла скорее затравленная лиса, чем Редфорд.
– Вы не имеете права! – чеканно заявил репортер. – Я представитель прессы, об этом узнает вся страна, первые полосы газет запестреют вашими именами!
Паско и ухом не повел.
– Что он рассказал тебе, Уилди?
– Пока ничего особенного. Ты вломился как раз в ту минуту, когда беседа принимала интересный оборот.
– Ладно, теперь я займусь этим. Понял? – осведомился Паско.
Понять-то сержант, конечно, понял, но весь его вид говорил о том, что он совершенно не согласен с инспектором.
Питер вздохнул и обратился к репортеру:
– Генри Волланс, во-первых, позвольте предупредить вас: все сказанное вами может быть записано и использовано как показания. Во-вторых, буду очень признателен, если вы оденетесь и проследуете со мной в ближайший полицейский участок для дальнейшего допроса. И еще – не могли бы вы дать мне ключи от вашей машины, ее должны будут осмотреть судебные эксперты.
– Я не обязан этого делать! – запротестовал газетчик. – Я хочу позвонить в редакцию и связаться со своим адвокатом.
– Это ваше право, мистер Волланс, – согласился Паско. – Правда, я спешу, поэтому оставляю здесь сержанта Уилда, он доставит вас в участок, когда вы будете готовы.
Уилд сделал шаг вперед, в его руке все еще блестел штык.
– Не оставляйте меня с этим сумасшедшим! – завопил репортер. – Я еду с вами!
