Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"

Автор книги: Реджинальд Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц)

– Тебе его не хватает? – спросила она прямо.

– Да, я тоскую по нему! Мама великолепна, мы с ней, как правило, ладим. Но папа был чем-то особенным.

– Теперь я начинаю понимать, как развивались события.

– Какие события, Лэкси? – Ломас взглянул на нее ошарашенно. – Я теряюсь в догадках…

– Что тебя так смутило?

– Знаешь, я вдруг перестал понимать, зачем я здесь.

– Несколько бестактно с твоей стороны.

– Нет, не то… Лэкси, почему ты сказала полицейскому, что в пятницу я был с тобой в оперном театре? Да еще и намекнула, что мы провели ночь вместе?

– Тебе понадобилось много времени, чтобы задать этот вопрос. Что тебя интересует: почему я сделала это или почему решила, что должна поступить именно так?

– Ох, ты слишком долго вращалась среди юристов! Ладно, ставлю вопрос так: почему ты подумала, что это нужно сделать?

– Видишь ли, – начала она медленно, – я догадалась, отчего полиция интересуется этим. Услышала кое-что на работе… в общем, подслушала телефонный разговор… Я знала, что Понтелли останавливался в Лидсе и что какой-то человек разыскивал его там в пятницу.

– И что же натолкнуло тебя на мысль, что это как-то связано со мной? – удивленно воскликнул Ломас, пытаясь вспомнить, как в театральной школе его учили изображать искреннее недоумение.

Она разглядывала его с вежливым равнодушием продюсера, на которого актерская игра не произвела впечатления, и Ломас понял, что роли он не получит.

– Это казалось мне вполне вероятным, потому что именно ты предложил Понтелли объявить себя Александром Хьюби, не так ли?

Ломас резко тряхнул головой, но это не означало, что он отрицает слова Лэкси. Скорее он напоминал боксера, получившего прямой удар в челюсть. Выскользнув из кровати, он застыл перед ней в позе, которую можно было назвать угрожающей.

– О Лэкси! – только и смог он выдавить из себя. – О маленькая, маленькая Лэкси!

Глава 7

Роду Ломасу понадобилось сделать круг по комнате и выкурить полторы сигареты, чтобы вновь обрести дар речи.

Он не стал отрицать ее обвинения, лишь спросил:

– Как ты об этом узнала?

– Я была на похоронах и видела лица всех в ту минуту, когда появился Понтелли. Все были в шоке, замешательстве, ярости. Все, кроме тебя.

– А что было на моем лице?

– Удовольствие. Тебя забавляло то, что происходит.

– В этом, возможно, виновато мое извращенное чувство юмора.

– Возможно. Но я видела тебя и на премьере. Ты играл ужасно!

– Ну, спасибо.

– Я заходила в твою гримерную, в глаза мне бросился свежий номер «Ивнинг пост» с фотографией Понтелли. Я сразу подумала, что ты, должно быть, увидел ее незадолго до своего выхода на сцену. Именно тогда ты и узнал, что он мертв.

– По крайней мере, ты не считаешь, что это я убил его! – сказал Ломас с легкой усмешкой.

– Если бы я так думала, то не сделала бы этого, – ответила Лэкси спокойно. Ломасу было не ясно, к чему относилось слово «этого». Он почувствовал, что находится у нее в руках, но какой-то странный отросток его возмущенного «я» все еще извивался в груди молодого человека. Лэкси сидела в изголовье кровати, голая, подтянув колени к подбородку, и наблюдала за ним. Ее пристальный взгляд и то, что она не замечала своей наготы, заставили его вспомнить о собственной наготе – и он инстинктивно опустил руку вниз.

Чуть заметная улыбка на лице Лэкси заставила его «я» взбунтоваться с новой силой.

– Ты выглядишь так, будто сошла с плаката «Поможем голодающим!», – усмехнулся Ломас.

Насмешка произвела неожиданно сильный эффект.

– Не нахожу это смешным! – отрезала Лэкси.

– Ох, мы, оказывается, очень переживаем из-за нашей фигуры.

– Я переживаю за тех, кого вижу на плакатах «Поможем голодающим!».

Это замечание чуть не вызвало у Ломаса очередной приступ уязвленного самолюбия, но вместо этого ему вдруг стало спокойно и легко.

– Извини, я не хотел сказать ничего дурного. Просто пытался уйти от серьезного разговора.

– Не пытайся, – посоветовала Лэкси.

– Но это очень длинная история, – предупредил он.

– Иди ко мне и расскажи все.

Род Ломас поведал свою историю Лэкси Хьюби, лежа рядом с ней на узкой кровати, принадлежавшей когда-то пропавшему мальчику, носившему одно с ними имя. Впрочем, история эта оказалась не такой уж и длинной. Она была просто запутанной. Не из-за сюжетных переплетений, а потому, что в ней смешалось все – сознание вины, сомнения, гордость…

– Идея принадлежала моему отцу, – начал Ломас. – Конечно, его нет в живых уже три года, но идеи, подобные этой, не рождаются за одну ночь. Я не знал о ней ничего, пока он был жив. Отец не хотел, чтобы даже самые дорогие и близкие ему люди знали о его ловких проделках. Бог мой, он бы мог править миром, если бы считал, что это чего-нибудь стоит!

– Ты ведь не думаешь, что он покончил с собой?

– Нет, Боже сохрани! – сердито воскликнул Род. – Весь этот вздор о том, что Он нарочно опрокинул свою машину, потому что его компания рухнула, был выдуман прессой. Отец был оптимистом почище мистера Микобера у Диккенса.

– Но у компании были неприятности.

– Да, отец всегда любил рисковать. Но, пока у него был оборотный капитал и он мог разговаривать с людьми, он считал, что все в порядке. Нет, компания потерпела крах, потому что он умер, а не наоборот.

– А что с капиталом?

– Он у него был – тридцать тысяч фунтов. Мелочь, конечно, в масштабах всей операции, но достаточно, чтобы умаслить нужных людей.

– Ты даже знаешь точную цифру?

– Конечно, ведь он получил эти деньги от тети Гвен.

Теперь уже Лэкси не могла скрыть изумления.

– Тетя Гвен одолжила твоему отцу деньги?

– Ни в коем случае! Лэкси, ты скоро узнаешь, что богачи – самые скупые люди на свете. Нет, папа знал способ получше, чем идти к ней с протянутой рукой. Он предложил тете оказать ей услугу. Думаю, он сказал, что Александра можно выманить из его укрытия с помощью надежного итальянского адреса. Вероятно, он убедил ее, что тот не желает возвращаться в Англию, останавливаться здесь в дорогих отелях и даже боится написать своей матери, поэтому-де какой-нибудь дом в Италии будет весьма кстати. Во время очередной поездки тети Гвен в Италию отец встретился с ней и в разговоре как бы невзначай упомянул, что в Тоскане есть великолепная вилла – «Вилла Бетиус», ее хотят срочно продать за сорок тысяч, это, дескать, будет прекрасное вложение капитала и все такое прочее. Тетя Гвен посмотрела виллу, ей все понравилось, договорились о скидке в двадцать пять процентов, и она ее купила.

– Это на тетю Гвен не похоже. Она никогда не поддавалась порыву.

– Никакого порыва не было. Купчая должна была вступить в силу через неделю после ее возвращения в Англию; она оставила свой чек у адвоката отца во Флоренции. Так что у старины Идена Теккерея было предостаточно времени, чтобы вытащить тетушку и ее деньги из этой сделки, если бы она ему не понравилась. Но вспомни – в первую же ночь после ее возвращения домой у нее случился удар. Моя мама дрожала, предвкушая ее смерть, но, увы, старушка поправилась. А через две недели после этого отец попал в автокатастрофу.

Род умолк, Лэкси обняла его своими худенькими руками и не выпускала, пока он снова не заговорил.

– Тут налетели стервятники. Все прибежали: люди из отдела по борьбе с мошенничеством рыскали вокруг со своими грязными намеками, кредиторы следили за каждым маминым движением, как будто она была диковинной кометой. Они бы вырвали у нее золотые коронки, если бы она спала с раскрытым ртом! Мама знала о сделке с виллой, хотя сама и не была во Флоренции. Ее надежды на то, что тридцать тысяч тетушки Гвен будут надежно спрятаны, скоро рухнули. Деньги находились в банке в Цюрихе. Но отряд по борьбе с мошенничеством и кредиторы, объединившись, разузнали о них. Лэкси, не верь тому, что ты читала про швейцарские банки. О миллионах они могут умолчать, но мелкие суммы отдадут первому полицейскому, который их хорошенько попросит.

– А как же вилла? В завещании никакая вилла вообще не упоминалась.

– Не торопись. Прошла пара месяцев. Однажды вечером зазвонил телефон. Звонили из Италии. Какой-то человек сказал, что в нескольких сделках он представлял моего отца, а сейчас нашел итальянскую семью, которая хотела бы снять «Виллу Бетиус» на следующую весну. Он сказал, что ему неудобно беспокоить маму, которая все еще скорбит об умершем муже, но он бы мог помочь ей. И так далее и тому подобное. Мы с мамой переглянулись, у нас появилась слабая надежда. Отец не оставил нам большого состояния, и негоже было пренебрегать никакими источниками дохода, как бы малы они ни были. Кредиторы все еще вились вокруг мамы, поэтому мы разделили свои силы: я отправился поездом во Флоренцию, она – в Йоркшир. Через пару дней мы поговорили по телефону и обменялись информацией. Ее новости были прекрасны: стало совершенно ясно, что, хотя Гвен и поправилась, она не вспомнила, что купила «Виллу Бетиус».

– Но кто-нибудь ведь должен был знать об этом? Например, Кич?

– Никоим образом. Гвен относилась к ней так, как любая обеспеченная йоркширская леди относится к своим слугам – в глаза звала «сокровищем», но ложки после нее все-таки пересчитывала.

– И все же тридцать тысяч…

– Капля в океане! А потом, чек мог быть выписан на какую-нибудь захудалую компанию, а не лично на отца. По-моему, Гвен вообще его не заметила… Нет, у мамы были все основания вести себя так, словно вилла принадлежала ей по праву наследования. С тех пор на счет в Дублине регулярно поступала небольшая сумма в качестве арендной платы.

– Это мошенничество! – заявила Лэкси.

– Ну разве что очень мелкое.

– Срок заключения тоже будет небольшим. Вы, наверное, сами до смерти перепугались, когда тетя Гвен умерла.

– Это точно. Мы подумали: в любую минуту махинация вскроется, тогда пиши пропало… Бог мой!

Маленькая, но крепкая рука девушки больно ударила его по ребрам.

– Так вот что заставило тебя искать встречи с «маленькой кузиной»! Вам захотелось выведать что-нибудь в конторе Теккерея! «Маленькая кузина Лэкси» такая дурочка, что и не заметит, как из нее вытягивают информацию.

– Ты, наверное, проткнула мне легкое! – охнул Ломас. – Поначалу я и впрямь так думал. Но скоро понял, что заблуждался.

– Тебе лучше не забывать об этом.

– Тут забудешь, как же!

– Но ты еще ничего не сказал о Понтелли.

– Нет, сказал.

– Разве? Я не слышала…

– Лукавая малышка Лэкси! Ты можешь представить мое изумление, когда я обнаружил поразительный факт – Алессандро Понтелли, доверенное лицо моего отца во Флоренции, оказался давно пропавшим сыном тети Гвен!

– Могу вообразить, что ты пережил!

– Ты дьявольски проницательна! Ну что ж, вот тебе правда. Этот Понтелли, судя по всему, догадывался, что в сделке с виллой не все чисто. Хотя, надо думать, он должен был привыкнуть к подобным вещам, работая на отца. Знаешь, уже при первой встрече что-то меня в нем поразило. Форма подбородка, то, как он двигался… Очень скоро я сообразил, в чем дело. Вообще-то это не приходило мне в голову до тех пор, пока он сам не завел разговор. Он напомнил мне твоего отца. Он был похож на Хьюби!

– А почему он заговорил об этом? – спросила Лэкси.

– Потому что папа, очевидно, тоже заметил сходство! Нужно было хорошо знать отца, чтобы понять, какая эта была для него находка. Он обладал поистине творческим воображением. Мысль о сходстве стала зерном, упавшим на плодородную почву. Мама – очень способная выдумщица, схватывает все на лету, ориентируется в трудных ситуациях, но, когда требуется настоящая изобретательность и видение перспективы, она теряется. Ее ум – это отдельные фотокадры, а папина голова работала как кинокамера.

– Так это была его идея?

– Исключительно его. Мама о ней ничего не знала. Она поставила только на завещание! Папа знал гораздо больше о странностях человеческой натуры и почти угадал, что навязчивая идея, овладевшая Гвен, переживет ее. Но даже и без этой догадки само великолепное бесстыдство его плана воспламенило воображение отца.

– А план состоял в том, чтобы выдать Понтелли за Александра Хьюби?

– Вот именно! Последний год с небольшим своей жизни отец собирал сведения о пропавшем юноше и натаскивал Понтелли в этой роли.

Ломас признался, что теперь уже не может вспомнить, кто – он или сам Понтелли – предложил снова взяться за осуществление этого плана.

– Вероятно, он умело манипулировал мной, но я был не против. Мне казалось, что делаю это из уважения к памяти отца. К тому же было в этом что-то полуреальное-полуфантастическое, как в театре. Предпринимать какие-то попытки, пока тетя Гвен была жива, не имело смысла: а вдруг мама была права и ей все равно достались бы большие деньги? Но в любом случае не мешало быть готовым ко всему.

Я поделился с Понтелли своим опытом лицедейства, вдобавок сообщил ему те семейные и географические подробности, которые мог вспомнить. Он сам был серьезно ранен во время войны, поэтому его шрамы могли лечь в основу прекрасного сценария о героическом подвиге, едва не кончившемся смертью, о длительной потере памяти, о терзавшем его сознании вины. Все это напоминало некую игру. Вообще-то я разделял мамину точку зрения, что деньги так или иначе будут принадлежать ей. Когда в августе Гвен заболела, я был в Италии. Узнав о болезни, сообщил Понтелли, что должен лететь в Англию. Он ничего не ответил, но неделю спустя объявился в Лондоне. В то время я тоже был в Лондоне, а мама изображала сиделку здесь. Я велел Понтелли убираться к чертовой матери во Флоренцию. В это время раздался звонок от мамы – Гвен умерла.

– Твоя мать не знала о Понтелли?

– Нет. Мне показалось, что это даже к лучшему. Отец не посвящал ее в свои планы, поэтому я тоже промолчал. Я помчался сюда, в Йоркшир, на похороны. К тому времени от Понтелли уже невозможно было отделаться. Но я приказал ему остаться в Лидсе, чтобы он не путался под ногами, пока я не пойму, как развиваются события. Потом благодаря старине Теккерею мы узнали о завещании, и внезапно игра стала превращаться в реальность. Я не очень понимал, с чего следовало начинать. И тут меня осенило: неплохо бы заронить в мозгах у всех определенную мысль, и чем скорее, тем лучше. Кроме того, я не мог удержаться от соблазна лицезреть, какой драматический эффект произведет появление Понтелли у могилы. Все, что от него требовалось, – сыграть роль таинственного незнакомца, скорбящего на заднем плане. Кричать над гробом «мама!» было импровизацией безумного итальянца. Но, ей-богу, результат вышел превосходный, правда?

– Там стояли люди, которые были по-настоящему привязаны к старой леди, – тихо произнесла Лэкси.

– Ты, конечно, не из их числа?

– Я – нет, но как насчет остальных? При всех своих недостатках она не заслужила того, чтобы ее смерть превратилась в фарс.

Ломас приподнялся на локте и в неясном свете зари за окном изучающе взглянул на Лэкси.

– Знаешь, твоя неумолимость меня иногда пугает. Ты права. Извини. Разумеется, это неприлично. Но ты должна понимать, что не из-за этого я веду себя так легкомысленно. Комичные нарушения этикета еще никому не причинили вреда. Но вот убийство Понтелли меня просто подкосило. Ведь это из-за меня он оказался здесь. Я чувствую свою вину, а в таком состоянии всегда спасаюсь шутовством.

– Но ты на самом деле не виноват?

– Ты начинаешь сомневаться?

– Что же произошло? – спросила Лэкси безжалостно.

Ломас вздохнул и продолжил свой рассказ:

– Мама пришла в ярость. Когда первый шок прошел, я рассказал ей о папиной затее. Рано или поздно мне пришлось бы сделать это. Самой ей не доводилось встречаться с Понтелли, но имя его она слышала часто. После похорон мама обрушивалась на меня. Я в свою очередь обозлился и сказал, что она тоже вела себя не очень-то умно, судя по тому, каким оказалось завещание. Мать заявила, что нас прежде всего должно волновать, сможет ли старина Теккерей, как душеприказчик, докопаться до истории с «Виллой Бетиус». Если это ему удастся, нам придется отвечать на разные вопросы, и, если выплывет наружу очевидная связь между Понтелли и виллой, это нас просто погубит. Должен признаться, мне это никогда и в голову не приходило. Я отправился к Понтелли и велел ему сидеть тихо, пока не станет ясно, как разворачиваются события. Так прошло десять дней. Однако мы так и не услышали, как люди из отдела по борьбе с мошенничеством барабанят в мамину дверь. Выражаясь высоким стилем, мы были в агонии ожидания. Затем у Чанг избили Меркуцио, и по случайному совпадению – слишком смелому даже для театра – меня пригласили на эту роль. Тогда мама сказала: «Почему бы тебе не связаться с Кичи и не попросить у нее разрешения пожить в Трой-Хаусе?»

– Меня это удивило, – призналась Лэкси. – Трой-Хаус расположен так неудобно, вдали от города, и должен быть настоящей помехой для твоих амурных дел.

– А я считаю, что все сложилось на редкость удачно. Как бы то ни было, я не терял времени даром. В первую же ночь открыл шкатулку тети Гвен и там, среди бумаг, связанных с поисками Алекса, нашел документ о покупке виллы. Разумеется, она должна была хранить его именно в этой шкатулке, так как купила виллу из-за Алекса!

– Ты украл документ?

– Я положил его в более безопасное место.

– И сразу же вновь ввел в игру Понтелли?

– Да нет же! Мы, естественно, поддерживали связь. Он жаловался, что болтается здесь без дела, к тому же у него было мало денег. Конечно, мы давали ему какие-то суммы… ну, мама давала; но мы все еще сомневались, разумно ли впутывать его в наши далеко идущие планы на будущее.

– Только не пытайся изобразить это как моральную проблему. Вы просто не знали, стоит довольствоваться одной виллой и той частью наследства, которую твоя мать могла получить от сделки с Гудинафом, или же можно пойти на более рискованные шаги.

– Молю Бога, чтобы ты никогда не стала судьей! – воскликнул Ломас. – Ну, хорошо! Так оно и было. Но чего мы и представить себе не могли, так это что Понтелли начнет собственную игру. Видимо, ему до смерти надоело сидеть без дела, и он решил действовать самостоятельно. И первую попытку предпринял в тот день, точнее даже, в то самое время, когда в «Черном быке» я старался размягчить твое каменное сердце и выудить у тебя информацию.

– Так ты не знал, что Понтелли собирался встретиться с мистером Иденом?

– Не знал, клянусь тебе! Впрочем, как и о его намерении посетить твоего отца. Думаю, он просто набивал себе цену, пробовал воду, прежде чем броситься в нее. Понтелли, похоже, решил, что, скорее всего, он сможет поживиться, учинив скандал, тогда наследники будут вынуждены откупиться от него.

– Ты хочешь сказать, что он решил действовать независимо от тебя и твоей матери?

– Почему бы и нет? Он знал, что мы вряд ли в силах помешать ему, если он пойдет ва-банк. Мама рассказала мне о его «подвигах» в середине дня в пятницу. Я был взбешен! Пытался позвонить в гостиницу в Лидсе, где он остановился, но в номере у него никто не отвечал. Мать настояла, чтобы я сам туда поехал, обязательно отыскал его и выяснил, что за игру он, черт побери, затеял. Я отправился на поезде. Не хотелось привлекать к себе внимания в гостинице, поэтому снова позвонил ему из автомата за углом. Его по-прежнему не было в номере. Заведение это мало напоминало отель, моя персона немедленно бы возбудила любопытство, если бы я торчал в холле. Пришлось весь вечер слоняться между пивным баром и кафе на другой стороне улицы; время от времени звонил, боясь упустить Понтелли. В конце концов, отчаявшись, вошел в гостиницу и справился о нем, а потом даже заставил дежурного подняться в номер – убедиться, что его действительно там нет. Мне кажется, к тому времени хозяева начали подозревать, что их постоялец сбежал. Я поднял воротник и стал говорить с акцентом, просто из соображений безопасности. Непонятно, что мне могло угрожать. По дороге на вокзал снова позвонил матери в «Говард Армс» – доложить о плачевных результатах поездки, но ее тоже не оказалось в номере. В довершение ко всему, когда я прибыл на вокзал, последний поезд уже ушел! Надо было звонить Кичи, предупредить, что не приеду в Трой-Хаус, так как остаюсь ночевать у друга.

– Ты не повторял заказ на телефонный разговор?

– Пришлось, у меня кончились монетки – потратил на другие звонки. А в чем дело?

– Так вот откуда полиции известно, что ты был в Лидсе! Кич, должно быть, сказала им.

– А почему она должна была это скрывать? Кичи было невдомек, что я хочу сохранить это в тайне. Одним словом, я провел ночь в зале ожидания и уехал с первым утренним поездом. А в субботу снова позвонил в гостиницу. Там уже окончательно убедились, что Понтелли съехал не расплатившись, и жаждали получить хоть какое-то известие о нем. Повесив трубку, я помолился, чтобы он благополучно добрался до своей Флоренции, и совершенно забыл про него, пока в понедельник – перед самым выходом на сцену – не бросил взгляд на «Ивнинг пост» с его фотографией. Я чуть не пропустил свой выход!

– Тогда-то я и поняла, что Понтелли убил не ты.

– Не думаю, что мне удастся так же легко убелить в этом и инспектора Паско. А что касается второго – этого бочонка со свиным салом, – я не могу без содрогания даже думать о нем. Лэкси, что мне делать?

– Ну, сначала закончи свою историю, – сказала она мягко. – Сцену раскаяния прибереги на потом, когда расскажешь, кому пришло на ум доказывать, что Понтелли действительно был Александром Хьюби, в то время когда он был уже слишком мертв, чтобы отвечать на вопросы.

– Клянусь всем святым, это не моя идея. Мама все это затеяла. Я же говорил, она мастер на такие штуки. Сперва мне было непонятно, с чего это она стала расспрашивать меня, не было ли у Понтелли каких-либо особых примет. Это было накануне ее встречи с Дэлзиелом. Я рассказал все, что знал, – мы с Понтелли обсуждали его шрамы, родимые пятна и все остальное в этом роде. Только потом я догадался, зачем ей это было нужно.

– Ты меня удивляешь. Будучи Ломасом…

– Может, не стоит изображать из себя высоконравственную особу? – закричал Род возбужденно. – Если бы было доказано, что Понтелли – это Александр, твой отец стал бы наследником. И что толку было маме лгать, если она не рассчитывала на поддержку Джона Хьюби? Остается надеяться, что он отдаст ее долю, когда они смогут получить наследство.

– На это не стоит слишком рассчитывать, – сказала Лэкси и улыбнулась, словно чего-то не договаривая. – И потом, не надо так кричать. Я просто хотела знать правду.

– Ну вот, теперь ты все знаешь! Ох, Лэкси, прости меня. У меня в голове все перепуталось. «Ко мне, мой добрый Бенвотио, разум мой ослабевает…» Лэкси, что я должен делать?

– Иди сюда, – нежно произнесла девушка. – Ты знаешь, что делать.

– Что? Нет, я не об этом.

– «О, я чувствую движение в тебе, что заставляет меня мечтать о чем-то необычном!» Видишь, не ты один способен цитировать Шекспира.

– Ты удивительное существо, Лэкси. Но учти – я думаю, ты заблуждаешься. «Моя душа предчувствует иное». Господи! О чем это я?

– Это не по-джентльменски – цитировать после леди. И в любом случае – ты был не прав. Видишь теперь?..