Текст книги "Прах и безмолвие (сборник)"

Автор книги: Реджинальд Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)

– Как они? – спросил Паско.

– Держатся, – сказал Уилд, – а вот Свайн совеем в разобранном виде.

– Именно в таком виде он мне больше всего и нравится, – сказал Дэлзиел, потирая руки. – Уилди, где я могу с ним поговорить?

– Сестра уступила мне ординаторскую. Он все еще там.

– Прекрасно, проводи меня туда. Питер, ты умеешь так мило и сочувственно улыбаться, пойди, пообщайся со Стринджерами.

– Сомневаюсь, что милая улыбка – это то, в чем они сейчас нуждаются, – возразил Паско.

– Господи Боже, – рассердился Дэлзиел, – я же не прошу тебя нанести им визит вежливости. Иди и постарайся выяснить, не знают ли они чего.

– Чего именно?

– Если бы я знал, чего именно, я бы не умолял тебя сейчас здесь на коленях, чтобы ты соизволил пойти и выяснить это!

Оба начальника посмотрели на Уилда. Оба горестно качали головой, взывая к поддержке. Уилд постарался придать своему уродливому лицу с резкими, как альпийские скалы, чертами выражение строгого швейцарского нейтралитета и поспешно отвернулся.

Свайн действительно выглядел глубоко потрясенным. Дэлзиел, считавший, что у него безошибочное чутье на вранье, был удивлен, почувствовав на этот раз неподдельное горе, но тут же успокоил себя тем, что даже такая хладнокровная гадина, как Свайн, может временно расстроиться, переехав своего приятеля на бульдозере.

– Есть какие-то известия? – жадно спросил Свайн, когда Дэлзиел вошел в ординаторскую.

– О чем? – пожал плечами Дэлзиел. – А, о Стринджере. Нет, по-моему, они все еще пытаются правильно приладить все куски. Вы ведь все принесли? Просто поразительно, что теперь способны доктора пришить человеку обратно, если успеть принести все эти части еще тепленькими!

Душевные терзания строителя на мгновение дали о себе знать во взгляде, полном неприкрытой ненависти.

– Вы-то здесь какого черта делаете, Дэлзиел?! – зло спросил он.

– Расследую несчастный случай. Или, может быть, увечье по причине преступной халатности. Ведь это обязанность полиции, не так ли? Но мы-то с вами знаем, мистер Свайн, что это далеко не все, из-за чего я здесь. Мы оба отлично знаем, что я хочу прищучить вас за то, что вы прихлопнули свою супружницу. Нет, парень, сиди спокойно. Не надо волноваться. Это просто дружеская беседа. Мы же в какой-то мере закадычные друзья. А дружба держится на том, что люди знают самые интимные тайны друг друга. А что более интимное можно увидеть, чем то, как человек отстреливает голову собственной жене? Ну, может, только как он с ней спит, но я никогда не старался за этим подглядывать. Это тебя или заводит, или выводит из себя, но в любом случае от этого нам, занятым ребятам, пользы никакой. Так что, Фил? Между нами, девочками, зачем ты переехал на своей копалке старину Арни? Не для того ведь уже, чтобы спасти «Москоу-Фарм»? Ты ведь успел выплатить кредит, а? Да и в любом случае бедняга Арни не оставит тебе в наследство вагон долларов. Или ты его подписи тоже подделывал? А зачем, скажи на милость? Посмотреть на него, так сразу ясно, что даже если все деньги, какие у него есть, сложить в церковный короб для пожертвований нищим, короб так и будет греметь. Нет, я не такой умный, чтобы во всех твоих делах разобраться. В таком дерьме копаться нужен профессиональный сантехник, а ты сам знаешь, приятель, как сейчас трудно найти сантехника и сколько это стоит. Так что, Фил, без твоей помощи мне не обойтись. Знаешь, а почему бы нам сейчас не сбежать куда-нибудь и не выпить стаканчик-другой, чтобы ты смог излить мне душу, а я тебя потом довез бы до дома, где ты лег бы в постель и спокойно проспал до утра? Что скажешь?

Эта обрушившаяся на Свайна лавина слов должна была выбить у него почву из-под ног, пока он еще не обрел своего обычного душевного равновесия. Но Иден Теккерей был прав насчет характера Свайна. Притом, что долгосрочные расчеты были его слабым местом, в сиюминутной ситуации он проявлял находчивость и действовал как мастер скоростного спуска.

Свайн покачал головой, как бы не веря собственным ушам, и проговорил:

– А вы действительно ненормальный, Дэлзиел, вы не притворяетесь. У вас точно не все дома.

– Ну зачем вы так? – откликнулся Дэлзиел. – Вы что, шуток не понимаете? Такова-то ваша благодарность за то, что я тут изо всех сил стараюсь вас подбодрить и развлечь, пока вы не находите себе места, не зная, убили вы своего приятеля или нет?

Наконец-то он добился того, чего хотел! Свайн вскочил на ноги. Но Дэлзиелу не суждено было узнать, достаточно ли он разозлил Свайна для того, чтобы тот набросился на него с кулаками, потому что в этот самый момент открылась дверь и появился Уилд.

Он невозмутимо оглядел собеседников и сказал:

– Простите, что перебил вас, сэр, но Стринджера привезли из операционной.

– Надеюсь, ему там понравилось. Как он?

– Не знаю, он весь забинтованный, ничего не видно, но говорят, что очень плох и неизвестно, очнется ли он до того, как помрет.

– Так плох? Тогда нам не стоит суетиться. С другой стороны, следует с уважением выслушивать последние слова умирающего, вы согласны со мной, мистер Свайн?

Свайн, ничего не ответив, оттолкнул обоих полицейских с пути и исчез в коридоре.

– Добились чего-нибудь, сэр? – спросил Уилд.

– Трудно сказать. Заметного урона силам противника я вроде не нанес, но, как известно, капля камень точит. Пару часов в камере без окон и с толстыми стенами, и он бы у меня быстренько сдался, но, боюсь, супружница Паско начнет доставать нас декларацией о правах человека прежде, чем я успею добиться результата. Питер, а ты какого черта здесь?

– Уилди вам разве не сказал? – спросил Паско, любуясь в окно зелеными лужайками больничного сада. – Стринджера перевезли в палату, и его жене и дочери позволили побыть с ним.

– Так ты тоже должен быть там, парень. В первых рядах. Спорим, что Свайн пытается занять лучшее место?!

– Я его видел минуту назад. Он ужасно выглядит, на нем лица нет от горя.

– Ага. Так я и думал. А ты на его месте не горевал бы?

– Если бы считал, что убил друга? Ну, конечно, горевал бы.

– Вот оно что. Ты, выходит, так на это смотришь.

– А как же еще на это смотреть?

– Не знаешь? А как насчет такой версии: ты думаешь, что убил врага, а потом оказалось, что, может быть, дал маху? Тогда как ты себя чувствовал бы, старший инспектор Паско?

Глава 6

Арни Стринджер в последний раз открыл глаза в три часа дня. Хотя он лежал в залитой солнцем палате, несколько мгновений он видел все смутно, как в тумане. Потом точно поправили фокус, показывая праздничный слайд, и он отчетливо различил жену, дочь – обе были бледны и с темными кругами под глазами; своего друга и делового партнера, в тревоге облизывающего губы, и еще какого-то полузнакомого молодого человека, щурившегося с виноватым видом.

Стринджеру пришло в голову, что если это праздничный слайд, то праздник был паршивый. Он редко шутил, поэтому жаль было ни с кем не поделиться этой своей шуткой, однако он сознавал, что сил у него осталось только на то, чтобы сказать всего несколько слов. Как будто компенсируя его физическую слабость, мозг Стринджера работал со скоростью света, и, пока он соображал, кто же такой этот незнакомец, он мысленно прорепетировал с десяток мудрых прощальных слов, которые приличествует сказать собравшимся у его одра.

Однако вместо этого, глядя в лицо Паско, Стринджер медленно и отчетливо произнес:

– Фил не виноват. Воля Божия. Только хотел помочь другу. Был мне добрым другом.

И все. После этих слов у него хватило времени только на то, чтобы в последний раз посмотреть с… нежностью? сожалением? предостерегая?.. на жену и дочь, и он отправился в мир иной, где ему открылась наконец вечно терзавшая его загадка, каково предназначенное ему воздаяние. Умирающий не сомневался, однако, что там у всех, исповедовавших религию маленьких часовен, будет возможность сказать тем, кто ходил в пышные храмы: «Говорил же я тебе!» Но все остальное было… остальное было… тайной…

Медсестра, которой было положено получить подтверждение тому, что и так ясно, позвала врача. Им оказался Марвуд. Он попытался было накрыть лицо покойного простыней, но миссис Стринджер остановила его:

– Не надо, он терпеть не мог укрываться.

Марвуд кивнул и отошел. Паско сказал:

– Миссис Стринджер, Ширли, мне очень жаль. Он был хорошим человеком.

Миссис Стринджер проговорила сквозь слезы:

– Спасибо. Он действительно был хорошим.

Ширли же только тупо посмотрела на него в ответ. Он вышел из палаты вслед за Марвудом, который остановился в коридоре, поджидая его.

– Все дороги ведут вашу братию в больницу, – заметил врач.

– Да, слишком многие дороги, – ответил Паско. – Кстати, как поживает миссис Уотерсон?

– Выглядит так, что вполне сошла бы за одного из своих пациентов, – мрачно ответил Марвуд. – Вы продвинулись в поисках, или я хочу знать слишком много?

– Нет.

– Нет – не продвинулись или нет – не много?

– Боюсь, и то и другое.

– Вы по крайней мере говорите правду.

– Это хорошее качество для полицейского, равно как и для врача, – говорить правду.

– Зависит от того, какой попался пациент. А у вас, наверное, от того, какой подозреваемый. Будьте здоровы.

Паско посмотрел ему вслед. Он почувствовал, что заинтересованность врача в поисках Уотерсона носила двойственный характер. Эта двойственность проистекала из того, что влюбленный мужчина должен был испытывать смешанные чувства по поводу исчезновения мужа возлюбленной. Правда, раньше Марвуд горел от нетерпения увидеть Уотерсона, схваченного полицией.

Вдруг Паско подумал об Уилде и о машине, которая замедлила ход, когда Уилда бил Джейсон Медвин. Паско очень скептически отнесся к предположению Уилда, что в машине мог сидеть Свайн. Ему вдруг пришло в голову, что, кроме Свайна, еще кое-кто знал о встрече в «Приюте» в тот вечер.

Марвуд.

Это он анонимно позвонил Уилду. Что, если он и сам поехал туда полюбоваться на то, как схватят Уотерсона? Но, увидев вместо этого, как избивают Уилда и как уходит Уотерсон, решил взять дело в свои руки, предложил Уотерсону подвезти его и…

И что? Здесь версия заходила в тупик. Марвуд уже вышел на дежурство, когда в больницу поступил избитый Уилд, значит, у врача было совсем немного времени для… чего угодно.

Но кто знает, сколько времени могло занять это «что угодно»? Особенно у врача?

Этим-то и объяснялась двойственность испытываемых им чувств, которую заметил Паско.

Мужчина, женщина и покойник. Женщина ощутит себя вправе принадлежать другому мужчине, только если тело покойного найдут. Но если тело найдут и что-нибудь в причинах смерти покойного укажет на то, кто это сделал, тогда мужчина навсегда потеряет и женщину и свободу.

– Мистер Паско!

Это был Свайн, который, очевидно, обращался к нему уже второй или третий раз.

– Извините, я задумался.

– Я так и понял. Я хотел бы кое-что у вас узнать. Каков порядок подачи жалобы на полицейского?

Паско моментально пришел в себя. Свайн, заметил он, будто бы вполне оправился от душевной травмы, причиненной гибелью Стринджера, и как всегда отлично владел собой.

– Это зависит от того, какого рода жалоба, сэр.

– Жалоба, которая поможет мне оградить себя от нападок и угроз этого вашего Дэлзиела.

– Я уверен, что господин начальник сыскной полиции вовсе не хотел оскорбить вас, – солгал Паско. – Я знаю, он иногда бывает несколько грубоват, но это просто такой стиль работы…

– Значит, говорить, что я убил собственную жену и умышленно наехал бульдозером на Стринджера, – это стиль работы? Вы слышали, что сказал Арни? Надеюсь, вы взяли его слова на заметку. Это был несчастный случай! Трагический несчастный случай! Но что толку с вами разговаривать! Еще лет пятнадцать и лишних фунтов семьдесят веса, и вы будете точно таким же, как ваш Дэлзиел! Мой адвокат этим займется. Как только он примется за дело, вашему жирному борову не удастся спрятаться за спинами своих подчиненных.

Свайн повернулся и зашагал прочь. Только тут Паско заметил, что Ширли Эпплярд вышла из палаты и стоит в нескольких футах от него.

– Это правда, что мистер Дэлзиел думает, будто он умышленно убил отца? – спросила она.

– Честно говоря, сомневаюсь, – возразил Паско. – Просто мистер Дэлзиел иногда любит накрутить… Да и последние слова вашего папы, по-моему, все проясняют.

– Я тоже так думаю. Жаль только, что своей семье он так ничего и не сказал, – заметила она, стараясь за иронией скрыть свою душевную боль.

– Как ваша мама? – спросил Паско.

– Она хочет еще немножко побыть с ним. Но мне надо бежать к сыну. Он сейчас у соседки. Ну, по крайней мере, я буду больше теперь с ним видеться.

– Почему? Вы хотите сказать, ваша работа…

– Я не останусь. Я пошла на эту работу только потому, что отец меня на нее устроил, и потому, что не хотела, чтобы он меня то и дело попрекал, считая бездельницей, как он попрекал Тони, когда тот послал его куда подальше с этой своей работой. А я всегда недолюбливала мистера Свайна. К тому же теперь, когда папы нет, а у Свайна столько денег, он захочет, чтобы на телефонные звонки отвечал кто-нибудь с более яркой внешностью, чем я.

– Не знаю, – покачал головой Паско. – Только дурак может гоняться за яркой подделкой, когда под боком настоящее золото.

Эти слова, какими банальными они ни могли бы показаться на первый взгляд, доставили Ширли Эпплярд истинное удовольствие.

– Спасибо, – сказала она. – Может быть, еще увидимся.

Он посмотрел ей вслед. За ее девятнадцать лет жизнь много била ее. Он надеялся, что эти удары не оставили непоправимых увечий.

– Подать жалобу? – удивился Дэлзиел. – Но почему он решил тебя об этом спросить?

– Наверное, потому, что я под руку подвернулся, – ответил Паско.

– Он знает, что ты мой подчиненный и что первым делом доложишь мне об этом, – вслух размышлял Дэлзиел. – К тому же все это он мог сказать мне в лицо, чем достиг бы точно такого же результата. Значит, ему в этом случае был нужен именно ты. Почему?

– Мне кажется, вы слишком усложняете, сэр. Он был просто разозлен. Кстати, а он правду говорил? Вы действительно обвиняли его во всех этих преступлениях?

– Ну, если можно так выразиться, – проговорил Дэлзиел со страдальческим выражением лица человека, чьи слова вечно неправильно истолковывают.

– А как можно выразиться, обвиняя человека в убийстве не только жены, но и делового партнера? – поинтересовался Паско.

– Так вот, без обиняков, – проворчал Дэлзиел.

– Но почему вы столь твердо уверены в этом, сэр? – спросил Паско. – Пока мы не нашли Уотерсона, мы по рукам и ногам связаны его показаниями. Что же касается Стринджера, то здесь вообще нет ни мотива, ни свидетелей, ничего и никого, чтобы предположить что-нибудь иное, чем несчастный случай. И последние слова Стринджера подтверждают это.

– Может быть. Только странно, зачем ему понадобилось подтверждать это. Тебе не кажется?

– Он открыл глаза, увидел меня и Свайна бок-о-бок, понял, в чем дело, и решил все поставить на свои места. Природа человека такова, что на смертном одре…

– Ты так считаешь? – перебил его Дэлзиел. – Странное представление о природе человека преподали тебе в твоем колледже. На твоем месте, Питер, я бы написал им и потребовал вернуть деньги за обучение. Так что он сказал?

– Он сказал, что Свайн не виноват, сколько раз вам говорить?! – вскричал Паско, выйдя из себя.

– Нет, ты мне повтори дословно, что он сказал. Первая заповедь сыскной службы, парень: будь точен.

Паско набрал побольше воздуха, зажмурился и процитировал:

– Фил не виноват. Воля Божия. Только хотел помочь другу. Был мне добрым другом.

– Он произнес именно эти слова? Ты уверен?

– Да, я уверен.

– Тогда почему ты говоришь, будто он сказал только, что Свайн не виноват?

– Потому что в этом суть его слов! – вознегодовал Паско.

– Суть, – повторил Дэлзиел, вслушиваясь в слово. – Да, суть. Может быть, Свайну хотелось, чтобы ее-то ты и запомнил. Может быть, Свайн потому и бросился к тебе и разыграл перед тобой весь этот спектакль с угрозами хорошенько дать мне по рукам, чтобы ты прибежал ко мне, помня из всего, что сказал Стринджер, только эту чертову суть!

Дэлзиел стукнул кулаком по столу так, что телефон подскочил вверх, жалобно звякнув, а несколько входящих документов слетели со стола на колени Паско.

– Так что же еще он сказал, кроме того, что Свайн не виноват? – спросил Паско, поймав бумаги. Внимание его привлек лист бумаги со знакомым машинописным шрифтом, и он постарался выудить письмо из общей кучи и положить его сверху.

– Он сказал, что хотел помочь другу, так? Как это, наехав бульдозером на друга, можно ему помочь?

– Он говорил это про работу…

– Да они же были деловыми партнерами! Если Маркс писал книги на пару с Энгельсом, ты ведь не станешь говорить, что Маркс помогал другу?

– Возможно, не стану, – признал Паско. – Сэр, вы уже просмотрели вашу почту?

– Нет! Откуда мне взять время на почту, если я постоянно делаю работу за кого-то другого?! – раздраженно воскликнул Дэлзиел. – За тебя, например. Ты ведь у нас считаешься знатоком по части слов, не так ли? А тут ты сплоховал, парень. «Хотел помочь другу…» Давай я тебе скажу, как я понимаю смысл этих слов? Сказать? Так вот, я думаю, они означают, что Свайн помог Стринджеру из чего-то выпутаться. Из какой-то грязной аферы. Так вот, когда Арни стал догадываться, что увяз очень глубоко, он, перед тем как отбросить копыта, постарался сделать все, чтобы его приятеля не замели… Ты меня слушаешь или нет, старший инспектор?

– Да, сэр. Простите. Здесь вот еще одно письмо от Смуглой Дамы.

– Еще одно?! Недели не прошло, как мы от нее предыдущее получили! Хоть бы она уже заткнулась или окочурилась!

– Но в прошлый раз она нам помогла, сэр, – напомнил Паско.

– Я и так очень скоро узнал бы про Теккерея, – резко бросил Дэлзиел. – И что она на этот раз сообщает? Кто такой Джек Потрошитель?

– Нет, ничего столь сенсационного она не сообщает, – ответил задетый за живое Паско, – но вы говорили, что Тони Эпплярд был здесь в феврале, и вы интересовались, каким образом Свайн помог другу…

Он протянул Дэлзиелу письмо. Дэлзиел нетерпеливо схватил его, просмотрел по диагонали, потом перечитал еще раз, помедленнее.

– Господи, как таинственно, а?

– Да. Но смысл в этом есть… а под камнями мостовых…

– Черт с ним, с красивыми словами! Важно, под какими мостовыми!

Паско поднялся и, подойдя к окну, выглянул на улицу.

– Если Маркс ходил с Энгельсом сажать картошку, он мог бы назвать это помощью другу. – Вдруг услышал он собственные слова и тут же пожалел, что произнес их, ведь они могут быть впоследствии классифицированы как попытка навязать шефу свое мнение. Но, к счастью, Дэлзиел, видно, пропустил их мимо ушей. Качая головой, он проговорил:

– Нет! Что же, я глупее, чем эта твоя ненормальная девица? Меня трудно переубедить, даже если это делает Дэн Тримбл…

Зазвонил телефон. Он поднял трубку, ворчливо спросил: «Неужто?» – и выслушал ответ. Потом, закрыв трубку рукой, сказал Паско:

– Это Джордж Брумфилд. Говорит, Свайн только что пришел. Хочет с Тримблом повидаться, а тот сейчас на каком-то званом обеде морду себе наедает, так что до пяти его точно не будет. Свайн сказал, что он не торопится и подождет.

– Жаловаться пришел? – предположил Паско.

– Или проверить… – проговорил Дэлзиел, затем, вдруг приняв какое-то решение, сказал в трубку:

– Джордж, а где он? Хорошо, окажи мне одну услугу. Позвони прямо сейчас в Совет строительных управлений и спроси, не одолжат ли они нам сегодня же парочку отбойных молотков. Слушай-ка, Джордж, звони по телефону, который стоит у тебя на вахте, и говори при этом громко и отчетливо, как будто плохо слышно. Сделаешь?

Он положил трубку.

– Что?.. – начал было Паско, но Дэлзиел прижал к губам палец.

– Вознесем молчаливую молитву. Может быть, Господь пошлет нам знак. – И он сложил руки на груди, вернее, на животе.

Прошла минута. Снова зазвонил телефон.

– Да! – схватив трубку, нетерпеливо проговорил Дэлзиел и стал слушать. На его лице появилась довольная улыбка.

– Конечно, – сказал он, – наши двери всегда открыты. Давай его сюда.

И опять принял позу Будды, погруженного в самосозерцание.

Прошло две минуты. В дверь постучали.

– Войдите, – мягко сказал Дэлзиел.

Дверь открылась, и на пороге появился сержант Брумфилд.

– К вам мистер Свайн, сэр.

Он отступил в сторону, и в комнату вошел Свайн. Он был элегантно одет в черные слаксы и ярко-синий блейзер, но волосы у него были взъерошены, а лицо бледно.

– Здравствуйте, господа, – поздоровался он.

– Мистер Свайн! – радушно приветствовал его Дэлзиел. – Вот не ожидал вас так скоро увидеть. Чем могу служить?

Свайн подошел ближе к Дэлзиелу, подождал, пока Брумфилд закрыл за собой дверь, и сказал еле слышно:

– Я не мог не прийти. Я должен сделать признание.