Текст книги "Химеры просыпаются ночью"
Автор книги: Райво Штулберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)
– Эй, а где мази-то? – возмутился я.
– Мази прилагаются, – кивнул медик и протянул пузырек. – Раз в день мажь – и будешь как новенький.
Из пузырька ужасно воняло.
– Давай, давай, туда! – разнеслось снаружи по коридору. Несколько ног торопливо топали по железному полу. В проеме возникли люди в серо-голубых комбинезонах.
– Что там? – медик недовольно повернулся в их сторону.
– Зомбак подстрелил. В живот.
– Сюда! – эта горилла вдруг стала трезвой и деловитой, засуетилась вокруг операционного стола. – Пока раздевайте, я все приготовлю.
Глядя на окровавленного, рычащего от боли мужика на железном столе, я еще отчетливее понял, в какое безобразное и злое место попал. Все, что было до того – снорки, аномалии, зомби… – мелькало мимо и будто бы не всерьез. Словно вот-вот закончится – и наступит счастливое пробуждение или выход из кинозала; и только теперь обнажилась вся безысходность и жестокость этого мирка, в котором мне теперь предстояло вариться неопределенно долго. Еще тогда, среди железных стен операционной, глядя на заляпанный кровью металлический стол, на скорчившегося раненого сталкера, на столпившихся вокруг него людей с автоматами, я начал понимать для себя и – пока еще невнятно – осознавать: будущего здесь нет, ни у кого нет.
Вбежало еще двое в халатах, на меня больше никто не обращал внимания. Я вышел в коридор и отыскал дверь «Прием образцов». Никто, впрочем, на мой стук не отворил, а условного я не запомнил. Потоптался на месте и захромал по коридору, сам не зная, куда. Нога разболелась еще сильнее, должно быть, оттого, что побывала в лапах у медика. От выпитого спирта шумело в голове. Захотелось вдруг просто лечь где-нибудь в углу – и уснуть. Чтоб только никто не мешал, до самого утра не мешал, чтоб никто…
– Братан, да ты совсем плох, – послышался голос. Сзади стоял совсем молодой парнишка лет восемнадцати, кучерявый, черноволосый и черноглазый, походивший на цыгана. Одет он был в болотного цвета куртку и джинсы. За спиной – двустволка.
– Да, вот… – промямлил я, из последних сил борясь с накатившим вдруг всеобъемлющим желанием поспать.
– Ты ранен или бухой просто? – парнишка приблизился.
– И ранен, и бухой, такие дела…
– Ну, тогда понятно, тогда на воздух, только на воздух.
Я понял, что Петра больше ждать нечего. Было похоже на то, что он и правда больше не хочет иметь со мной никаких дел. Признаться, в тот момент было абсолютно наплевать на это: только бы прилечь и забыться.
– Отведи меня, – попросил я, еле ворочая языком, – не дойду, в первый раз тут.
– Оно видно, что в первый, – добродушно улыбнулся парнишка. – Ну, пошли.
Он подхватил меня под локоть и потащил по коридору. Мы шли целую вечность, шаг за шагом преодолевая тягучую полутьму железного пространства. Наконец, в лицо ударило прохладой. Я окончательно открыл глаза. Стояла ночь, и фонари освещали людей в синих комбинезонах, тускло поблескивало их оружие.
– Туда… – и мой новый провожатый потащил меня куда-то за железные пирамиды. Наверное, будь у него на уме ограбить или убить меня, я и пальцем не пошевелил для сопротивления, настолько измотался и опьянел. Но мы благополучно опустились рядом с железной листовой изгородью, сюда почти не доходил свет фонарей, было хоть и довольно холодно, но спокойно. Совсем без сил, я плюхнулся на землю и свернулся калачиком, пытаясь согреться. Мысли путались, окружающая реальность проваливалась в черноту, потом на секунду неохотно проявлялась и снова погружалась то в абсолютную пустоту, то в тягомотный болезненный бред.
Когда я в очередной раз пришел в себя, парнишка уже развел костер. Стало заметно теплее. Я промычал что-то в благодарность. Чувство безопасности и даже уюта охватило все тело. Спать, спать, спать… Завтра все равно никуда не идти. Сколько надо – столько и спать, надо выспаться. Завтра, все завтра.
Огромный волосатый снорк налетел, опрокинул, прижал к земле, лишил всякой возможности не только сопротивляться, но и вообще двигаться. Утробные всхрипывания хищно вырывались из его разорванной прогнившей груди. Передние когтистые лапы крепко держали руки, а задними зверюга умело принялась вспарывать живот. Длинные острые когти кинжалами вонзились в тело, будто огнем, охватили раздираемое мясо. Низ живота моментально залило горячим и липким. Оторванная нога отделилась от туловища и покатилась куда-то вниз. Я услышал ее глухой стук о камни. А надо всем этим с пригорка неистово хохотал черный Петр, весь изодранный и окровавленный, и желтые кишки его толстыми колбасами дымились из сквозной дыры в брюхе.
Черт, и приснится же такое.
Я дернулся и едва не угодил прямиком в костер. Уже голубело сумеречное утро. Тлели огоньки углей почти у самой головы. От них тянуло теплом, хотя воздух был заметно свеж. У земли между черными пирамидами густо расстилался туман, придавая местности фантастический вид.
Нога почти не болела, только нудно тянула в такт пульсу.
Стараясь наступать на больную ногу как можно осторожнее, я отошел подальше и справил малую нужду. Грязные руки заскорузли коричневой коркой, лицо обжигали вчерашние ссадины. Я чувствовал себя бомжом, переночевавшим на вокзальном радиаторе. Наверное, еще и вонял порядком. В довершение ко всему, от давешнего пойла голова гудела, как котел, временами резкие боли вонзались в затылок.
Мой новый знакомый мирно сопел, уткнувшись лицом в отворот своей куртки. Я смотрел на его ухо и ощущал прилив желания отрезать его, это ухо. Посмотреть, какая там будет дырка в голове, а потом отрубить и саму голову, подержать ее за черные кудрявые волосы, почувствовать, как она болтается на волосах… И обязательно почувствовать хруст хряща на зубах – как хрустит ухо. Поковыряться в ушной дырке пальцем, пробить насквозь палкой – чтобы вышла с обратной стороны.
Так просидел я над ним, наверное, час, и все во мне трепетало. Кажется, я был готов на все вот прямо сейчас…
– Давно бодрствуешь? – он сонно жмурился, отворачиваясь от утреннего света.
– Да нет, только что вот…
– А, ну ладно. Тогда чего рассыпаться, вставать тоже надо.
Он зевнул во весь рот. Два зуба золотых – отметил я про себя.
Мы позавтракали разогретой на костре тушенкой. Мясо было безвкусное и отдавало резиной, но желудок принял и эту кормежку. Чтобы унять головную боль, пришлось похмелиться из запасов моего нового знакомого, который назвался Танкистом. Леха Танкист.
– А почему Танкист?
– Все спрашивают, – улыбнулся Леха, – батя был Танк, ну а я – Танкист, стало быть.
– А где он сейчас, отец-то?
– По пьяни застрелили. Мы в Зону вместе пришли, а его уж как полгода назад застрелили. Вот теперь я один тут.
– А… Извини, что спросил.
– Да ничего, ничего.
– Все равно извини.
Головные боли отступили, но шуметь стало еще больше. Я вспомнил про мазь и разулся. Как и следовало ожидать, опухоль только усилилась, хотя болело меньше. Холодная мазь приятно легла на воспаленную кожу.
– Бинтом завяжи еще, а то заражение будет, – заботливо посоветовал Леха.
Я так и сделал. Потом он помог мне наложить шину из двух палок.
– Ты куда теперь? – спросил я.
– А пока никуда, – отозвался Леха. – Вот, хабар вчера сдал, теперь при грошах. Можно денек передохнуть. А можно и не передохнуть. Я и сам пока не решил.
– А что, много тут за артефакты дают?
– Это смотря какой арт. Как я тебе сразу скажу.
– У меня никакого. Вот у напарника был… э-э-э… как его… Светлячок, что ли. Есть такой?
– Не, это так себе, не дорогой. Да по-любому они все жмоты, – Танкист кивнул в сторону железных пирамид. – Настоящую цену никогда не дадут. У них, скажем, арт какой-нибудь идет за пять тысяч – это официально, как скупка образцов от вольнонаемных сталкеров, а скупят у тебя за три. А потом оформят за все пять по своим бумажкам – разницу, сам просекаешь, – себе в карман.
– Да уж…
– Во-во. А не хочешь, как говорится, – никто тебя не неволит, носись со своим хабаром, как с писаной торбой, дороже ученых все равно никто не скупает. Ну, если только не заказ какой-нибудь особенный. Но это редко бывает.
– Заказ?..
– Ну да, лох какой-нибудь богатенький захочет иметь у себя какой-нибудь арт редкий, так он может к ученым обратиться, а может и напрямую к сталкеру, чтоб без посредников. Но это редко, редко. При мне ни разу такого не было, только от других краем уха слышал.
– Краем уха… – автоматически повторил я и подумал, что ухо у него, должно быть, хрустит сочно. Вон, хрящ какой мясистый.
– Что? – не расслышал Леха.
– Да нет, это я так, про себя… Друган, говорю, козел оказался: вчера шли вместе, хабар вместе добыли, а он сдал да и смылся. Теперь вот на Кордон переться надо…
– Ну, дальше Кордона не уйдет. Но оно, конечно, по-свински так.
О том, что я удрал от снорка, естественно, предочел умолчать. В конце концов, надо было просто что-то сказать, чтобы втереться в доверие пареньку. Впрочем, тот решил мою проблему за меня, принявшись рассказывать какую-то байку. Я рассеянно слушал, помешивая тлеющие угли. На самом деле, не хотелось никуда уходить с этого насиженного места, но было ясно: уходить придется и очень скоро.
– А вот идет он мимо и видит… – говорил Леха; кровавый глаз угля грозно подмигивал, дескать, знаю, что ты задумал, – монолитовец около аномалии молится. И не понятно, то ли на саму аномалию, то ли тому, что внутри нее. Но на всякий случай Кабан пальнул в него. Завалил, ясное дело, прям в затылок попал, монолитовец даже навонять не успел со сраху. А аномалия вдруг покраснела, раздулась, зашипела – и на Кабана пошла. Кабан в штаны наложил: еще бы, летающая аномалия. А та прямо на него летит, медленно так, но упорно. Кабан деру. Бежал, бежал, оглянулся, аномалия, кажись, отстала. Он успокоился, значит, поел там, оправился, еще какие-то дела, может, сделал. А смотрит: аномалия вдоль лесочка – и снова прямо к нему движется. Кабан еще больше в штаны натрухал. И с тех пор, куда бы ни шел, аномалия за ним следовала. И самое страшное, что убежать от нее можно было, двигалась-то она медленно, но только на какое-то время. Рано или поздно, но она все равно находила Кабана.
– Интересно… и что ж за аномалия такая была?
– А кто ж ее знает, такая вот. Только Кабан перестал спать спокойно, отдыхать совсем перестал. Так по всей Зоне и бегал от нее. Пока с ума не сошел.
– И что же? Она его догнала?
– Сказать по правде, не знаю. Там разные продолжения есть. Батя мне рассказывал вот как я тебе сейчас, а ему еще какой-то сталкер, а тому другой, который сам Кабана знал в свое время.
– А, ну понятно. Через пятое на десятое, одна баба сказала, другая переврала…
– Не, ну ты зря так. Баба, может, и будет врать. А батя мой не баба все-таки.
Я испугался, что обидел Леху.
– Я же не про твоего отца конкретно, а вообще, так… в общем…
– Да ладно, я вот и сам много раз думал: что с Кабаном случилось потом. Скорее всего, застрелился. Я бы застрелился, наверное. А если с ума сошел, то аномалия его и заховала.
– А не мог он просто из Зоны уйти? Или аномалия и там его достала бы?
– Вот это вряд ли. Ни одной еще аномалии за периметром не видели. Хотя, конечно, Зона и растет, растет… Но мог и просто из Зоны уйти, да, ты прав.
– Ну что? – я забросил пробный шар, – двинем или еще посидим?
– А ты сможешь идти? Нога-то вон как разнеслась, – усомнился Танкист.
– Смогу или не смогу, а не все же тут торчать. Надо бы до Кордона доковылять, а уж там кореша своего повстречаю. Ты ведь мне поможешь до Кордона?
– Не вопрос, – охотно согласился Леха, – помогу, без базара.
Все во мне возликовало. Надо же, как удачно складывалось. Завибрировали все поджилки, кровь прилила к голове, застучала в висках. Я облизал пересохшие губы, едва справляясь с волнением.
Так, спокойно, спокойно, а то заподозрит…
Мы забросали костер и выдвинулись. Туман начинал рассеиваться, но в низинах все еще лежал довольно густо. Я приотстал и с трепетом смотрел на свою будущую жертву. Вот, пока он идет, ноги его шевелятся. Он о чем-то думает, что болтает, чего-то хочет; должно быть, у него на сегодня имеются какие-то планы… Но он пока не знает, что им сбыться не суждено. Зато это знаю я. И что вчера был его последний вечер в жизни, и что сегодня – последнее утро. Уже сегодня днем это тело, которое двигается, шевелит руками и ногами, вертит головой, будет недвижимо валяться где-нибудь в овраге, окровавленное, истерзанное. И в моей власти либо осуществить это, либо даровать ему жизнь. Да, сейчас я и только я могу миловать или казнить.
Рука нащупала рукоять пистолета. Нет, как-то не так надо. Да и выстрелами лишнее внимание ни к чему привлекать.
Мы как раз проходили вдоль небольшого овражка, когда я поднял с земли увесистую ветку, больше смахивающую на дубину. Спина покрылась липким противным потом, дыхание мое участилось, но воздуха все равно не хватало, так что я задышал ртом. Все вокруг исчезло будто в пелене, только впереди – этот затылок, обвитый черными волосами. Од затылком – мозги… Теплые, пузырчатые…
Я почти без замаха обрушил дубину на затылок. Она отскочила, Танкист охнул и упал на колени. Я изо всей силы ударил веткой наотмашь по голове. Танкист скатился в овраг, ломая своим телом кусты. О, как сладостно раздавался в моих ушах этот звук! Я вприпрыжку последовал за ним и в тумане едва различил распластанное на спине тело. Танкист был еще жив, но вряд ли в сознании. Это немного омрачило мне радость, но надо было приступать. Я оттянул ухо и аккуратно срезал ножом раковину. Кровь моментально залила руки, но я был готов к этому: в ушах ее всегда много. Скоро открылась дырка. Черная и глубокая. Голову его я положил на колени, чтобы удобнее вставить палку. Острый конец ветки вошел в дыру, я надавил посильнее, что-то внутри головы хрустнуло, лопнуло, в лицо брызнуло липким. Ощутив на губах теплоту крови, я на минуту едва не потерял сознание. Дальше все окружающее временами будто проваливалось. Только бешеное ликование и звериное остервенение. Кровавые ошметки вокруг, во рту выкушенный глаз, пальцы, погруженные в кровяные раны. О, какое блаженство – и оно наступило снова! Нож в грудь, еще раз, еще, еще, еще, еще, еще… Это все, для чего стоит жить. Только ради этих сладких, мучительных моментов.
Глаз оказался склизким и твердоватым, едва пролез в горло, зато язык оказался мясистым и вкусным. Я едва не потерял сознание от наслаждения, но нашел силы для того, чтобы начать разрезать горло. Из мертвого тела кровь лилась неохотно, но все же в немалых количествах, так что я перевернул Леху на бок, чтобы кровь стекала на траву. Разрезал сухожилия и мышцы ножом, они сопротивлялись, но поддавались. Куда более трудным оказалось справиться с позвоночником. Как ни старался, кости не хотели отделяться друг от друга. Тогда я попытался переломить их о колено, но только запачкал штаны кровью. От идеи отрезать голову пришлось отказаться. «Надо бы тесак посерьезнее раздобыть», – подумалось вскользь.
Я стянул с себя штаны и лег рядом с трупом. Тут все окончательно поплыло, растворилось в бесконечно сладостном потоке, я закрыл глаза, отдаваясь ему целиком. Левая рука по инерции продолжала ковырять ножом между ребер Лехи… Было хорошо…
Когда наступила разрядка, я обнаружил себя рядом с окровавленным телом, перемазанным кровью, какими-то соплями, спермой… Я немного потыкал пальцем в одну рану, в другую… Но эрекции больше не наступало. Даже стало немного стыдно за эти попытки.
Так, теперь почиститься и спрятать труп.
А потом, уже отойдя с километр от оврага, сидя на траве и обыскивая мешок Танкиста, я на некоторое время замер, старательно пытаясь осмыслить произошедшее. А случилось на самом деле вот что: сегодня я оприходовал мужчину. Он не возбудил во мне ни желания секса, ни ненависти, он не был развратным – он вообще не был мне неприятен. Просто захотелось – убить. Посмотреть, как в ухе будет торчать палка, как он вообще будет умирать.
Впрочем, на этот раз я и самого момента смерти не уловил. Это огорчало. Он так и не понял, что умирает. Это также приглушало радость свершившегося.
А в мешке были деньги. Видимо, Танкист не соврал: и правда продал хабар вчера. Около пятисот долларов оказалось, что по мне – так это было совсем не плохо. Ружье я забирать не стал: мало ли, а вдруг кто-нибудь узнает, что это его двустволка была… А вот початую бутылку водки и колбасу взял: голод давал о себе знать.
Водкой также пришлось вымыть лицо и руки: воды нигде не оказалось. К тому же, что-то мне подсказывало, что здешняя вода отнюдь не самая пригодная для использования в каких бы то ни было целях.
Кроме всего прочего, возник вопрос: как добраться до Кордона одному и еще практически на одной ноге? Опираясь на самодельный костыль, я все же проделал некоторый путь, пока на уперся в подозрительное место. С виду – обыкновенный луг. Но вдавленные отметины в траве наводили на нехорошие мысли. Приглядевшись, я заметил несильное искажение воздуха, причем, оно наблюдалось через равные промежутки, будто впереди находились невидимые столбы из струящегося воздуха. Аномалия – это понятно, и ждать от нее ничего хорошего не приходится. Но как обойти и насколько вообще далеко она простирается – было не понятно. На всякий случай подобрал камень и бросил в один из столбов. Камень моментально поднялся внутри струи, но не так быстро, как я ожидал. Повисел некоторое время метрах в трех от земли, а потом начал то опускаться до самой травы, то подниматься вновь – будто на лифте. Зрелище было настолько противоестественным, что буквально завораживало. Я любовался камнем, а тот и не думал останавливаться. Чудеса – да и только.
Тем не менее, нужно было продолжать путь. Ах, как пригодился бы какой-нибудь встречный сталкер. Но пришлось обходить столбы самому. Несколько раз я останавливался и подбрасывал вперед камни. Впрочем, больше для самоуспокоения, нежели действительно замечал там нечто странное. А потом послышался рокот вертолета. Я находился практически на открытой местности, так что шансов удрать было не много, точнее, не было совсем. Да и не известно, как вертолетчики среагируют на бегущего человека. Полоснут из пулемета – и все дела.
Кажется, я принял самое верное решение на тот момент. Упал в траву и притворился мертвым. Как знать, вдруг дохляка не станут трогать. Побрезгуют или поленятся проверять.
Я лежал и слышал, как шум винтов превращается в гул, а потом в настоящий рев. Поднялся настоящий ураган. Вертолет летел совсем низко. Сверху застрекотала очередь – мояочередь. Они стреляли не просто так, а именно чтобы убить меня. Значит, не поверили, значит, сейчас… О Господи, что я тут делаю?!.. Сейчас пули ударят в спину, вот сейчас…
Но винты уже гудели впереди, потом шум их заметно отдалился. Как я не поддался трусливому желанию, которое меня, без сомнения, погубило бы, – вскочить и побежать – не знаю. Но, когда снова поднялся, машина уже исчезла из вида. Был ли это обыкновенный рейд или военная операция, или что-то еще? Что бы это ни было, а от страха трясло, по-настоящему трясло. Я даже пожалел, что израсходовал всю водку на отмывание крови. Сейчас выпить точно не помешало бы.
С полчаса просидел на земле, приходя в себя. Не каждый день в тебя стреляют с вертолета; взрыхленные ямки от крупнокалиберных пуль ровной строчкой ложились как раз до того места, где я лежал, там же и обрывались; и по всем законам жизни я должен был теперь лежать убитым. Но что-то меня сберегло и на этот раз. Для чего только? Кому я нужен такой?
Осень, пронзительный ледяной ветер, а я иду по темной улице в поисках квартиры Людки.
– Ну, захочешь – найдешь, – сказала она.
Вот это «захочешь – найдешь» мне и резануло ухо. Будто ей совершенно не требовалось, чтобы я пришел.
Через несколько месяцев был июнь. Жара жгла нестерпимая, и я иногда спрашивал себя в то лето:
– Кому я нужен такой?
А когда впервые задал – себе или кому-то другому– этот вопрос, теперь уж и не вспомнить. Не так уж много времени прошло, но меня порядком измотало и, наконец, привело сюда, на это поле внутри аномальной зоны экологической катастрофы. И только что едва не пристрелил случайный военный вертолет. А пару часов назад я оприходовал еще одного болванчика. Они все болванчики.
Почему у человека все основные органы чувств представляют собой дырки в голове?
Через некоторое время я стал всерьез сомневаться: по всем расчетам, давно должен был выйти как минимум к тем градирням, но вокруг простирался луг с одинокими деревьями. А потом под ногами зачавкало: болото. Я понял, что заблудился и на этот раз – окончательно. В нерешительности постоял на месте, потом подал вправо, но там чавкало еще больше. Повернул назад, вышел на сухое место. Предстояло решить вопрос: куда же, наконец, идти. Если б не поддался желанию и не оприходовал Танкиста, наверняка теперь грелся бы у костра на Кордоне.
Я присел в траву и попытался придумать, что же делать дальше. Без самого минимально необходимого снаряжения – пусть простенького компаса – можно было забрести в такие дебри, откуда потом никто не достанет. Черт, хоть бы и в самом деле встретился кто. Вполне вероятно, что здесь и раз в полгода никого не встретишь. Место болотистое, аномалии…
Но в тот день удача вновь оказалась на моей стороне.
– Эй! – послышался голос, совсем недалеко, и будто из ниоткуда – возник Петр.
Я так и остолбенел. Нет, таких совпадений не бывает. Значит, он шел все время за мной и… видел все с Танкистом.
– Ты откуда? – изумился я.
– Оттуда, – уклончиво ответил Петр, – сначала думал с тобой пойти. В конце концов, хрен с тобой, со всяким может быть: новичок, необстрелянный, снорка всякий шуганется. А потом смотрю, ты с тем молодым пошел. Ну, думаю, все в порядке. Пошел своей дорогой, а потом все-таки решил тебя найти. Вот и нашел. А тот молодой-то где?
– А хрен его знает, свернул. Дорогу на Кордон показал и свалил по своим делам. А я вот заблудился все равно.
– Ну понятно: без навигатора и вообще…
– А ты, видать, эти места хорошо знаешь, раз меня нашел. Далеко я отклонился?
– Ага, здесь я все давно исходил.
– И далеко я отклонился?
– Ну да, почитай в самые болота, километров в десять крюк сделал.
– Ничего себе…
– Еще скажи спасибо, что кабанов не встретил, они тут часто шныряют. И мне тоже – спасибо скажи.
– Спасибо, – молвил я, а про себя подумал: «Тебе-то за что, хрен моржовый? Мог бы и сразу объявиться. А то сто процентов в траве прятался и хохотал от души, когда смотрел, как я плутаю».
– Ого, где это тебя так? – Петр подошел и оглядел меня: кровь с одежды до конца отчистить не удалось.
– Да так… – уклончиво ответил я, – поцарапался тут… А потом еще вертушка…
– Ага, эту я видел, – но сразу осекся.
– Что за вертушка-то?
– Погонники мацают. Ничего особенного. Если в живых оставили, значит, не дюже злые были, а то б только рожки да ножки, как говорится…
– Они стреляли ведь.
– А, – Петр махнул рукой, – какой там. Значит, не так стреляли. Когда они стреляют, то пыль столбом и дым коромыслом. А эти либо ленивые, либо пьяные.
– Много тут пьют, как я посмотрю…
– Хм… – Петр неопределенно ухмыльнулся, но больше ничего не ответил.
– А кстати, – он спохватился и полез в мешок, достал пачку денег и отсчитал мне тысячу рублей двумя пятихатками, – держи, твоя доля. За вычетом некоторых издержек, сам понимаешь.
Я молча принял «долю».
– Ничего, ничего, – Петр ободряюще похлопал меня по плечу, – вдвоем ходили, значит, на двоих и делим.
«На двоих, но не поровну», – чуть было не вырвалось у меня, но вовремя сообразил, что, в общем-то, имею к этим деньгам не самое прямое отношение.
– Как твоя нога?
– Да болит, как же еще.
– Это плохо, надо поспешить, а то в темень тут оставаться совсем не оригинально будет…
«Вот это новости, – подумал я, – сам же время тянул, а теперь сообщает, что «надо поспешить»!»
– Может и надо, – пробурчал я, – только с моей ногой придется заночевать, далеко не ускачешь.
– Ну вот что… – Петр призадумался, – можно, конечно, и побыстрее, но это через Дикую территорию. Помнишь, рассказывал?
– Ну да…
– Так вот, если по-тихому, не светиться, то пройти реально. А уж если на бандюков нарвемся, то…
– То что?..
– То все.
– Ясно, удрать не получится, значит.
– Не с твоей ногой. Там еще и наемники могут нарисоваться, они нашего брата просто так не трогают, но мало ли, какая моча им в голову вдарит.
– Тогда, может, лучше и тут перекантоваться?
– Не вариант. Это если уж на Дикой территории, в вагончике каком-нибудь, все-таки там охрана зверье отстреливает на подходах, мы-то прошмыгнем. А в чистом поле все мутанты наши будут.
Наверное, Петр был прав на все сто. В конце концов, эти места он протоптал дольше меня, так что ему виднее, что и почем здесь. Только одного я понять не мог: если он знал, что у меня плохо с ногой (не мог не заметить, что хромаю), то мог бы и поспешить, не тянуть до последнего. Или… или у него в рукаве какой-нибудь план. Вполне возможно, что он видел меня и Танкиста там, в овраге. Тогда плохи мои дела. С таким мужиком, как Петр, мне не справиться. С другой стороны, если б хотел, давно прибил, и хитрить тут ни к чему. Или просто поиздеваться хочет?
Я украдкой посмотрел на Петра внимательнее. Но лицо его не выражало ничего. В конце концов, когда у человека есть некий план, это не обязательно должно проявляться внешне. Но что-то здесь не клеится, что-то точно не так… Но что?
– И далеко до твоей Дикой территории?
– Не особенно. Скоро будем, час хода с твоей ногой – и дома. Ха, дома!.. – он весело мотнул головой, будто удивляясь тому, что сам только что сказал.
«Странная оговорка, – мелькнуло у меня, – или это уже паранойя. Никому нельзя верить. Зачем он вернулся? Ведь был зол, как собака, а теперь вот взял и вернулся и даже деньги отдал. Уж их-то я точно не заслужил. Или все-таки заслужил? Вдвоем ходили, вдвоем у долговцев лежали, вдвоем зомби били… Но он ведь и не половину мне отдал. Так что, наверное, все по-честному. Или же все-таки что-то кроется за этой оговоркой? Какой на хрен «дома», когда очень даже может быть ночевка на этой самой Дикой территории? Черт его знает, не разберешь. Нет, а зачем же он все-таки вернулся? Не мог, не мог он не видеть, что стало с Танкистом. Не мог он сначала, как говорит, потерять меня из вида, а потом вдруг найти. Но он же сталкер, так что эти места ему знакомы. Может, и мог. Но тогда мог пойти по следу и наткнуться на труп Танкиста. А чтобы поверить в несчастный случай с ним, надо быть законченным кретином».
Но выбора не было, кроме как держать ухо востро и продолжать ковылять за Петром. Тот же уверенно шел вперед, держа в руке детектор и огибая одному ему ведомые препятствия. То ли и вправду некоторые места следовало обходить, то ли он таким образом давал понять, что самому мне не пройти. Во всяком случае, когда я шел один, то не петлял столь странным образом. В конце концов, мне это начинало порядком действовать на нервы, и, когда мы совершили очередной крюк, я напрямую спросил, зачем понадобилось обходить вот эту горку.
– Радиация, – только и ответил Петр.
– Ага, – молвил я, против такого аргумента трудно было что-то возразить.
Может, видя мою недоверчивость, мой провожатый пояснил:
– Холмик-то непростой, сто пудов. Поди, захоронение какое, вот и фонит. И вообще, лучше холмики обходить стороной. Не известно, что за холмик. И технику заброшенную – тоже лучше обходить.
Оставалось только смириться и, преодолевая то тянущую, то режущую боль в ноге, совершать новые и новые шаги. Потом я как-то особенно неудачно наступил – и рухнул. Пришлось сделать незапланированный привал. Заодно глотнули из фляги Петра, а я еще и сменил повязку.
Отдохнув с полчаса, продолжили путь. Тем временем, день стал заметно клониться к вечеру. А казалось, что совсем недавно началось утро…
– Успеем до темна до Кордона?
– Не знаю, – Петр посмотрел на небо, – через Территорию короче, но на ней можем завязнуть в бандюках. Тогда придется ночевать там.
Потом на пути стала встречаться брошенная техника, все чаще и чаще. Верный признак того, что приближались к людским строениям. Да и Петр замедлил и без того небыстрый темп. Наконец, велел пригнуться и осторожно передвигаться перебежками от дерева к дереву. Из-за посадок впереди выросли темные крыши каких-то технических строений. Петр дал знак спрятаться, а сам высунулся из-за дерева и долго просматривал в бинокль крыши и окружающую местность. Наконец, махнул рукой: вперед.
Мы осторожно прошмыгнули за кусты, Петр снова прильнул к биноклю. Потом толкнул меня локтем:
– На, сам посмотри…
Крыша здания напротив приблизилась на расстояние вытянутой руки. Сначала я не заметил ничего подозрительного, потом показалось, будто в оконном проеме мелькнула тень.
– В окне? – прошептал я.
– Да, автоматчик…
В самом деле, теперь вполне отчетливо вырисовывался силуэт неподвижного человека.
– А может, снайпер?
– Не, снайперам тут делать нечего, не та тема, тут автоматчиков ставят. Где-то должен быть еще один. А где – никак не увижу.
– Ну а сам бы где засел на втором месте?
– Да есть тут несколько мест. Только если и правда они там, то плохи наши дела: все простреливается наперекрест. И мышь не проскочит, не то, что два человека.
– А вдруг не бандиты?
– А кто ж их знает. Тут постоянно грызля идет, то наемники, то братки рулят. Утром одни, а вечером другие. Хрен их разберет.
– А наемники что?
– Да тоже пристрелить могут, примут за бандюковских лазутчиков – и делу конец. Но пока хотя бы второго не увидим, с места не двинемся.
И Петр возобновил наблюдения в бинокль. Я сидел, прислонившись к дереву, делать было нечего. Заодно нога отдыхала. Заходящее солнце окрасило листву оранжевым, было тихо. Низкие слоистые облака подернулись лиловым. Совсем, как в мирное время, когда никто не скрывается от пуль, не всматривается напряженно в детектор, боясь нахвататься радиации…
Петр опустился на живот и медленно начал отползать. Видимо, чтобы просмотреть местность с других точек. С четверть часа он не появлялся, потом бесшумно раздвинулась трава.
– Есть, – произнес Петр шепотом, полным ликования.
– Где?
– А вон, отсюда не видно, за тем деревом башня водонапорная. Ну, я, в принципе, так и подозревал, а смотрю: и правда он там засел, гаденыш.
– Теперь проскочим?
– Не факт, не факт. Но все же шансов дюже больше. Если я все посты срисовал, то попытку можно считать успешной.
– А что, могут быть еще? – я хотел уточнить наши шансы: как-никак, рисковать предстояло собственной головой.
– Все может быть… Да не ссы, прорвемся.
Я не был столь уверенным, во рту моментально пересохло, в животе неприятно ослабло.
– Когда скажу, нагнись и дуй без оглядки вон к тем двойным кустам, видишь?
