Текст книги "Химеры просыпаются ночью"
Автор книги: Райво Штулберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)
С той стороны послышались шаги. Сразу понятно, что не мужские. Заскрежетал замок. Я принял более удобную позу, переступил с ноги на ногу.
Это она. В темно-зеленом халате.
– Приве-е-ет…
– Добрый вечер.
Она удивилась. Значит, все-таки не ждала. Это я себе возомнил, будто сидит и ждет, а она, должно быть, обо мне и думать забыла. Сразу охватило равнодушие, даже апатия ко всему происходящему. Захотелось только чтобы это все поскорее закончилось.
– Вот, я обещал зайти. Как погода исправится. Вот… пришел…
Пересохший язык едва ворочался, во рту появился неприятный привкус, хотя зубы чистил совсем недавно.
– Да холодно там, наверное.
– Ну так… не очень тепло. Но жить можно, – я натянуто усмехнулся. Вроде как пошутил. Шутка-то кривая какая-то вышла. Макар наверняка сейчас выдал бы фразу, достойную фильма. Но мне абсолютно ничего не приходило в голову, совершенно не приходило. Голова вообще пустая была. Некстати вспомнилось свое вчерашнее отражение в зеркале. Я сейчас такой же перед ней и стою, прыщавый и нескладный.
– Ладно, подожди минутку, я сейчас.
И дверь закрылась.
Я не верил свои ушам. Она «сейчас»! Она выйдет ко мне. Она не стала отговариваться и выдумывать отмазки. Да хоть не минутку, да хоть полчаса ждать буду, хоть час целый!
Я отошел к окну на лестничной площадке. Обледенелые ветви дерева напротив блестят в желтом электрическом свете. Небо – абсолютно черное. Какой красивый вид.
Куда мы сейчас пойдем? У меня нет денег даже на кино.
Сзади снова зазвучал замок. Она появилась. В светлом коротком плаще. Он так ей к лицу. Я невольно залюбовался.
– Куда-нибудь пойдем? – спросил я и сам понял всю глупость вопроса: это же ядолжен был предлагать и вообще, заранее продумать план сегодняшнего вечера.
– Да нет, давай просто тут постоим. Я маме сказала, что ненадолго, на полчасика вышла к подруге.
А вот это новость. Что значит «к подруге»? Хотя… может, не хочет лишних расспросов пока, домыслов… Но полчаса – это мало, конечно. Я рассчитывал часа на два. Впрочем, ладно, главное начать, а потом уж посмотрим. Да и мне сегодня легче: не придется показывать свою финансовую несостоятельность.
– А что, часто вот так к подруге ходишь? – поинтересовался я, просто чтобы что-то спросить.
– Вот такне часто, – с какой-то будто обидой ответила она, – а вообще, хожу иногда. Она тут рядом совсем живет.
Черт, что-то я не то ляпнул. А больше ничего в голову, как назло, не приходило. Ну совсем ничего. Зря я пронадеялся на вдохновение, в следующий раз нужно будет в голове сразу несколько тем держать, заранее приготовить. Если он будет, следующий раз. После такого «интересного» общения она может и не согласиться на следующую встречу. И как это в кино все здорово находят, что сказать в тот или иной момент? А тут стоишь, как идиот, и не слова выдавить путного не можешь.
Я начинал всерьез злиться на себя. Пауза начинала затягиваться.
– А это дерево с историей, – Люда первой прервала молчание.
– Да? С какой же?
– У него еще мой папа назначал свидание моей маме. А потом они поженились и фотки были рядом с этим деревом. Я видела.
– Да… Интересно. Теперь вот мы тут стоим.
– Да…
– Счастливо дерево, должно быть.
– Почему оно счастливое?
– Ну, счастье людям приносит.
– Наверное. Тут иногда алкаши водку свою пьют, он оно им ничего не приносит.
– Так то водка, а то… совсем другое.
– Может быть.
– Наверное, его посадил очень добрый человек. Вот от него энергия хорошая и передается людям. Вот прикинь, что была бы такая легенда. Молодой человек посадил это дерево в память о своей погибшей девушке. А душа ее в дерево переселилась. И с тех пор помогает людям встретиться.
– На какой-то ужастик похоже.
– Почему это?
– Душа, в дерево… А вдруг она мстить будет.
– За что же?
– Просто… Что она несчастлива, а другие счастливы наоборот.
Я посмотрел на обледенелые блестящие ветви. Они зашевелились, наверху раздался негромкий звук ломающихся льдинок. Будто шепот, будто дерево с нами разговаривало. Льдинки осыпались серебряным дождем в свете окон.
– Не все завистливы. Если человек светлый и добрый, он будет помогать другим. Все равно будет. Даже если у самого ничего не получилось.
– А ты бы стал помогать, если б жил в этом дереве?
– Что я, детел, что ли? В дереве жить…
Это я так пошутить хотел. Но вся атмосфера сразу пропала. Теперь это было просто большое дерево, сосульки осыпались с веток, падали на асфальт.
– Может, в кино в следующий раз сходим?
Зачем я это сказал? Теперь придется доставать денег.
– Можно, если хочешь.
– А ты не хочешь? Не любишь кино?
– Почему же, люблю. Только там сейчас нечего особенно смотреть.
– Бывает, и хорошее показывают. А ты что любишь смотреть?
– Фантастику, ужастики.
– О-о-о…
– А что, я должна любить обязательно сериалы, слезы, про любовь-морковь?
– Да нет. Мне тоже фантастика с ужастиками нравится.
– А боевики идиотские все-таки больше, да?
– Больше, да, – я пропустил мимо ушей слово «идиотские», – иногда бывают и хорошие. «Трудная мишень, например».
– А, про то, как там за людьми охотились, этот?
– Да… Ага, он.
И зачем я соврал? Я же не смотрел, сейчас может начать расспрашивать…
– Там Ван Дамм с длинными волосами, очень стильно смотрится.
– Не знаю, мне длинные волосы не нравятся.
– У парней или вообще не нравятся?
– У парней. И еще бороды не люблю.
– А бороды чем не угодили?
– Не знаю, не нравятся и все. Особенно бородки, как у Титомира.
– А я думал, что это наоборот очень классно.
– Для кого-то и классно. У меня подружка от него тащится.
– От Титомира?
– Ага. А тебе какие девушки нравятся?
Я не знал, что ответить. Как-то до того не задавал себе такого вопроса. А что бы ответили в кино?..
– Красивые нравятся. Как ты.
– Ого, – она заулыбалась, – я уже стала красивой?
– Ты и всегда была красивой. Самой красивой.
Приятно защемило в сердце. Делать комплименты – это так здорово. Хотелось говорить и говорить, еще и еще… И наблюдать за ее реакцией. Но стеснение помешало. Я не мог из себя выдавить ни один из стандартных комплиментов, что знал из фильмов или из книг. Казалось, что все они прозвучат фальшиво, мне будет потом крайне неловко. Как минуту назад с этим деревом…
– Я в детстве такой тощей была, меня так бабушка и звала: спичка.
– Лучше было, если б звали «бревно»?
Она рассмеялась. Я подумал, что пошутил довольно удачно. Наркотик – общение с девушкой – впрыскивался в кровь лошадиными дозами. И еще – незнакомое до того – ощущение появилось. Тихое, уверенное в себе счастье. Все будет теперь хорошо, все будет прекрасно. Вот я скоро пойду домой, там буду вспоминать этот вечер, потом лягу спать, утром снова училище, я подойду к Люде на перемене, обязательно подойду, мы договоримся о новой встрече. И снова этот вечер повторится… Все отныне будет так хорошо.
– Ой, ну я, наверное, пойду, – Люда посмотрела на часы.
– Уже?
Я был в самом деле разочарован. Так быстро прошло полчаса, будто пять минут. И хотелось продлить вечер – хотя бы на минуту.
Но она была уже у двери подъезда.
– Пока, – сказал я.
– Ага, – она махнула рукой и исчезла.
Я медленно двинулся по дороге. Вдруг остановился. Балда! Я же должен был ее проводить до двери! Как неловко получилось. И на завтра не договорился…
Стоп! Она ведь и сама не предложила. И не сказала что-нибудь вроде «до завтра» или «до скорого», или «еще увидимся». Она просто ушла.
Я ей не понравился? Да нет же, тогда бы совсем не вышла, отговорку выдумала про занятость, про плохую погоду, про… Про что угодно.
– Но полчаса только отстояла, не стала продлевать время. Полчаса – и домой.
– Ну да, а то мать будет вопросами доставать. Или вообще подруге позвонит, а та скажет, что ее нет у нее.
– Получилось первое… ну да, свидание? Это было свидание, самое настоящее.
– Оно было. Пока это главное. А первый блин всегда комом. Не все сразу, не все должно получаться сразу.
– Но ведь на завтра не стала уточнять…
– А ты сам должен был. Она, может, от тебя этого и ждала. Ты сам, ты первый, а не она, она же девушка.
Да, я не додумался до столь простого и очевидного. Прощание получилось скомканным и уж конечно не как в кино: с красивой музыкой, поцелуями. Да и самих поцелуев не было. Я и вовсе целоваться не умею, ни разу не пробовал. Я даже за руку ее не взял ни разу сегодня. Но это ничего, все впереди. Надо действовать осторожно, чтобы не наломать дров второпях. От меня можно ожидать неуклюжести. Как же неловко вышло сегодня два раза: с деревом этим и « вот такк подруге не хожу». Одно неаккуратное движение – и все разладится.
Но хотелось, в то же время, походить на этих уверенных в себе киногероев, на Макара. Выдавать не задумываясь смачные фразы, красивые замечания. Мне всегда казалось, что я смогу не хуже – нужен лишь повод. А оказалось, что я вообще ни на что не способен. Уж на киношного серцееда сегодня был точно мало похож.
Но, несмотря на самобичевание, весь вечер был наполнен свежестью и полетом. Я легко перепрыгивал через лужи, подернутые хрусткой коркой, стремительно шагал дальше. Даже поймал себя на том, что напеваю вслух, чего со мной давно не было. Кажется, в детстве только напевал. Когда еще отец был с нами.
Но к черту его, папашу этого. Пусть сам живет, как себе знает. Теперь он мне не нужен. Теперь у меня есть Люда. Надо лишь не упустить ее. А как тут не упустишь? Нужно показать себя со всех сторон, идеальным показаться надо. Чтоб и умный был, и беседу о глубоком и философском мог поддержать, и, в то же время, остроумный, а также страстный и опытный любовник.
А у меня на самом деле нет ни того, ни другого, ни третьего.
Я даже целоваться не умею. Вот взять бы ее перед прощанием сегодня, притянуть к себе за руку – и залепить рот жарким, сочным поцелуем. Во многих фильмах так бывает. И еще перед этим выдать:
– Помолчи, крошка!
Но что я могу сделать, если не умею? Занудно разговаривать о деревьях?
В свою комнату я просочился незаметно. Мать разрешила только до девяти, но еще и восьми не было. Все равно не хотелось разрушать сегодняшнюю атмосферу лишними вопросами да замечаниями. Потом опять вздохнет и выдаст:
– Не доведут они тебя до добра, девки твои. Ты мать послушай, мать жизнь прожила, она плохого не посоветует. А девка – это чужая. У них только одно на уме…
И все в таком духе.
Она так говорила всегда, когда, по ее мнению, я начинал «дружить» с девчонкой. Уж о том, чтоб привести кого-то и познакомить – совершенно речи не могло быть. Однажды сгоряча мать так и сказала:
– Чтоб никаких шалав в моем доме не было! На улице ходите. А ты уроки выучил?
Я раскинулся на постели, смотрел в потолок. Как же хорошо и светло на самом деле! Хочется подпрыгнуть и закричать, запеть, обнять весь мир…
– Куда с ногами на кровать? Переодевайся в домашнее, что в новом во всем разлегся, а потом я стирай на тебя, не настираешься, – вошла мама. – Все штаны опять исхлюстал, я тебе новые покупать не буду. Сам иди работай, тогда и покупай себе, что хочешь. А пока в моем доме живешь…
– Ладно, сейчас переоденусь.
– Иди есть, руки вымой сначала. А то кто вас знает, за что вы там друг у друга брались.
Меня передернуло, но я предпочел промолчать. Молча же вымыл руки и налил суп. Ел и смотрел на себя в боковое зеркало. Теперь там был не такой уж урод. Прыщей много, но это не уродует. Волосы помыть, конечно, не помешает, но сегодня был в шапке, так что и не видно. А вот если в кино, там шапку снимать придется. Но в зале будет темно, не увидит никто. Эх, кино – теперь деньги придется выпрашивать у матери. И надо это сделать до завтрашнего вечера. Заодно узнаю, что там идет сейчас. Если фантастика, то хорошо.
В ту ночь я впервые за долгое время засыпал безмятежно. Ровные мысли о хорошем текли на фоне картин прошедшего вечера. Фонари, блеск ветвей, светлый плащ, Люда…
Собирая утром сумку, я все время силился объяснить себе: да, теперь у меня есть девушка; да, она красива; да, она не хуже других и даже лучше; да, она выбрала именно меня; да, сегодня мы снова увидимся.
Но не верилось в это. Она – и я… Какой же подвох скрыт в этом? Я пристально смотрелся в зеркало, пытаясь разглядеть в отражении то, что могло бы понравиться Люде. Наверное, что-то во мне все-таки есть, чего я не могу увидеть ее глазами. Но ведь я не урод на самом деле. Нет, точно же не урод. Но и не красавец. Тогда почему она выбрала меня? Ведь на переменах к ней подходил и Макар, и пацаны, куда симпатичнее меня.
И просыпалась скрытая гордость. Я уверенно шел по улице, безбоязненно встречаясь взглядами со встречными девчонками. Показалось даже, что некоторые смотрели на меня с интересом.
Когда входил в училище, прямо в вестибюле увидел – ее. Стояла с подругами, те как всегда, о чем-то весело галдели. Я нарочно прошел совсем рядом, чтобы меня заметили. Она заметила. И тут я оказался в легком смятении. По сценарию, теперь надо было выдать какую-нибудь смачную, оригинальную фразу. Но ничего, кроме банального «привет», из меня не выдавилось. Да и голос прозвучал глухо, сипло.
Она мельком оглянулась:
– Привет.
И опять со своими подругами.
Обескураженный, я пошел на второй этаж. Не такой встречи ожидал я. Ничего конкретного, но только не такого. Будто бы я обычный знакомый, как будто мы не стояли вчера под звенящим в осенней прохладе деревом.
А, может, и правда я для нее ничего не значу? Мы знакомы всего несколько дней. Кто я для нее? Обычный ухажер, коих она знавала уже не меньше десятка. А чем я могу зацепить ее, выделиться из этой массы? Я и целоваться не умею. Да и просто обнять – как это сделать?
Ноющая боль вновь поселилась в висках и не отпускала все первое занятие; пока учитель писал на доске формулы, диктовал доказательства, я смотрел на холодные тучи в землистом небе и сырую крышу корпуса напротив. Потом пошел снег. Мелкий, редкий. Он медленно покрывал крышу, быстро таял, но ложились новые снежинки, и скоро вся крыша была накрыта тонкой белой пеленой.
Вот и снег.
И небо как-то заметно посветлело, уже казалось не таким ледяным и тяжелым.
Я вернулся к записям на доске. Вектор альфа, вектор бета… Почему они идут в эти стороны? Зачем тут коллинеарность?.. Ничего не понял, придется дома опять до головной боли разбираться самому.
Ничего, у меня еще есть шанс. Если она меня не оттолкнула сразу, то есть надежда. А в самом деле: что такое для нее один вечер? Она меня и знает всего несколько дней – так почему же я должен стать для нее чем-то особенным и значимым? Будь мы вместе полгода – тогда о чем-то можно было говорить всерьез. А пока: что я за фрукт такой на ее пути повстречался, что хочу от нее и зачем приходил эти два вечера. Надо сначала попасть в «круг доверенных», а потом уж раскатывать губу на что-то большее. Нужно действовать по плану, по плану завоевывать. Она того стоит, она вообще – не такая обычная, чтоб к ней можно было просто так подвалить и…
Звонок. День только-только начался. Какой же впереди долгий день! Но будет сегодняшний вечер, и я снова пойду к ней, той самой дорогой, буду видеть те же огни фонарей, и те же ветви будут блестеть ледяными изгибами в свете окон. Будет так хорошо.
Этот день я прожил с ощущением ожидания. Иногда набрасывал в тетради силуэт дерева, под ним – девушка в плаще. И луна сверху. Такая большая, с глубокими распахнутыми глазами.
По пути домой специально сделал крюк к кинотеатру. «Горец-2» с Ламбертом. Это все, что из фантастики. На самом деле, сам давно мечтал посмотреть. Видел рекламу по телевизору, фильм должен быть хорошим. Молнии, Ламберт с мечом, рядом – Шон Коннери. Я и первую-то часть не смотрел. Впрочем, не важно.
Оставшееся время до дома обдумывал, как бы выпросить у мамы денег. Она с работы придет только в пять, оставшееся время надо провести за книгами. Зато потом весь вечер мой будет. Разогрел суп, прямо за обеденным столом проштудировал историю. Вроде бы, выучил. Решил, что перед уроком повторю еще. Потом суп, потом математика. Векторы эти…
Когда оторвал взгляд от учебника, начинало смеркаться. Половина пятого. Скоро мама придет. Зато с геометрией разобрался. Теперь бы за полчаса русский сделать, потом деньги просить, потом в шесть начну собираться.
Сладко защемило внутри. Скоро, скоро я ее опять увижу. Всего полтора часа – и наступит снова волшебное время.
За окном зажглись фонари, в их золотистом свете мелко роились снежинки. Небо заметно потемнело. Снег светлыми островками лежал во дворе. А предстояло еще сделать домашку по русскому, экономике и информатике.
Усилием воли оторвал себя от окна и усадил за стол. Всего-то одно упражнение выполнить – ерунда. Надо было включить свет, но не хотелось разрушать таинственную ауру золотисто-снежного вечера. Так все и написал в полутьме. Потом защелкал дверной замок. Мама пришла.
По недовольному сопению и по тому, каким раздраженным был звук бросаемой обуви в прихожей, понял: сегодня с просьбами лучше не соваться. Будут исторгнуты тонны нотаций, стенаний и упреков, а денег все равно не получу. И что за родители у меня такие! Один и вовсе уродом стал, другая из доброй, ласковой женщины превратилась в брюзгливую тощую старуху, которая с утра до вечера только и занята тем, что высматривает свои морщины в зеркале, выщипывает седые волосы и без конца сетует на жизнь, упрекает «этого козлину безрогого» за «искалеченные годы» и выдает уроки жизни, но все больше правилами избитыми, нудными до ломоты лобной.
А у других родители не только на кино, но и просто – каждый день – по нескольку тысяч выдают. И тратят они тысячи эти без отчетов и упреков. А тут ботинки зимние из кожзама купит – и обязательно выскажет:
– Вот мать-то тебе плохая. А мать тебе всех ближе, никто тебе не нужен, кроме матери. Никто о тебе не позаботится. Мать тебе все дала, мать тебе жизнь дала. А ты мать и не ценишь.
Будто я виноват, что не могу пока зарабатывать. И будто бы я просил себя появлять на этот свет, чтобы потом меня попрекали каждой необходимой покупкой. И отдал бы назад эти ботинки, не ударь ранние морозы.
Так что какое уж тут кино.
– Чего в темноте сидишь, глаза ломаешь, – она заглянула в комнату, – а матери потом с тобой по операциям да глазным врачам мыкайся.
И сама зажгла свет. За окном сразу почернело. С той стороны на меня смотрел чувак со слипшимися волосами. Опять голову не вымыл. Но сегодня уж не успею. Теперь завтра. До шести надо бы с остальными уроками разделаться. Экономика, информатика.
И как же медленно течет время. «Альтернативная стоимость». Читал, учил – а только-то двадцать минут прошло. Если просто посидеть еще немного и попялиться в стену, то будет убито еще две-три. Но это – только две-три минуты из оставшихся тридцати пяти.
А если начать собираться уже сейчас и выйти пораньше? Тогда и все случится раньше: и встреча, и то дерево, и ее плащ…
Нет, не стоит. Вдруг она ждет меня ко вчерашнему времени, а я припрусь раньше. Не успеет накраситься, привести себя в порядок и вообще… нет, не нужно ставить в неловкое положение человека. Тем более, что впереди информатика. Хоть ничего сложного и велик соблазн оставить на потом, по приходе домой, лучше все-таки собрать волю воедино – и сделать одну-единственную оставшуюся домашку. Заодно и время убьется.
«Работа с панелями Norton Commander». Убрать одну, появить другую, убрать все… Зачем это учить, когда и так все это знаю? За последнее время уже Windows 3.1 вдоль и поперек излазил, а тут все еще на Нортоне толкутся. Когда у меня свой компьютер будет, обязательно все-все-все изучу. И в «Принце» – до самого последнего уголка все лабиринты проверю. На кружке-то теперь, наверное, не получится. Там этот урод с четвертого курса.
Так, теперь «горячие сочетания». Завтра Василич будет говорить:
– Сохранение файла. Убрать правую панель. Перейти в директорию МОИДОК~…
Ты сиди и нажимай нужные кнопки. Не уложишься в пять секунд – балл минус из пяти. Как только кто-то обнулит свои баллы – тест закончен. Так что двойка у кого-то будет по-любому. Только не у меня. Я вообще ниже четверки никогда не получал за информатику. Если б свой компьютер был – так и вовсе в круглых отличниках ходил. И наверняка уж сам программы свои писал бы.
Однако, уже без десяти. Скоро, совсем скоро собираться можно будет. Вот и за окном темно. Пока можно просто прилечь. Меньше, чем через час, увижу ее. Снова увижу. Она меня ждет, не может не ждать. Я же не просто так вчера пришел – понимать должна.
Или не понимает? Пришел вот просто от нечего делать, постоять, время убить. Или у нее таких каждый вечер приходит…
Да нет же, что-то я совсем начал в мрачных тонах все видеть. Кстати, так и не придумал темы для беседы. Весь день собирался с мыслями. Но ничего не собралось. О «Горце» можно немного поболтать. Предложить сходить вместе. А то вдруг она уже смотрела и не захочет со мной пойти? Только что о «Горце»? Я же не смотрел даже первую часть, совершенно не представляю, о чем там. На мечах дерутся в молниях – это видел в рекламе. И только. Да и тема какая-то не очень подходящая для свидания. Нужно показать себя умным, мудрым, но и дать понять, что не просто так к ней хожу, не всего лишь время провести.
Да, сегодня надо во что бы то ни стало прикоснуться к ней. Просто так, невзначай. За руку взять для начала. Обнимать пока не буду, а то скажет: и этот сразу тискаться лезет…
И тут поймал себя на словах «и этот». Значит, все-таки у нее таких, как я, и даже лучше – много бывало? Отчего я так решил – и сам не знаю, но почему-то в этом у меня не оставалось сомнений. Значит, надо показать себя с самой выгодной стороны, чтобы отличаться ото всяких «и этих». Но как? Как? Я не красивый нахал, как Макар; и не здоровенный качок, как та дрянь с четвертого курса. И денег у меня нет – даже на кино. Я не умею выдавать все эти глубокомысленные остроты, как это происходит в фильмах. И целоваться не умею. Так чем выделяться собрался? А будешь неинтересен – она уйдет к другому, который обладает и тем, и этим, и другими вещами, вместе взятыми.
Но в том-то и дело, что я понятия не имел, с какой такой выгодной стороны можно себя преподнести. Во мне же нет абсолютно ничего особенного.
Часы показывали шесть, а я все еще лежал и не решался вставать. В самом деле, что я задумал, на какой кусок рот свой раскрыл. Кусок не по себе выбрал. Ничего все равно не получится, останется лишь осадок, когда все закончится.
И вчерашний вечер уже не казался таким сказочным и таинственным, до безобразия ясно я видел всю нелепость своего вчерашнего поведения, и густая краска стыда заливала лицо. Все бред, все нелепица, ничего у меня не получится и получиться не может. Все это я ерунду затеял.
Но был уже седьмой час и надо было вставать. Я подумал, что сегодня сходить все равно надо бы. Хотя бы чтоб утвердиться в собственной несостоятельности. Если сегодня все будет так же нелепо, как и вчера, нечего и думать ни о каком продолжении. Просто перестану ходить – и все.
Даже как-то легко сделалось от такого решения. Не надо больше бояться того, что ничего не получится, я и сам все завершу в скором времени.
Через четверть часа я уже хлюпал по грязному снежному киселю к остановке. Еще через полчаса подходил к подъезду. Через пять минут видел перед собой ее маму, которая сообщила:
– Люда к подружке на День рождения пошла.
Я даже сначала не понял смысла сказанного: как это пошла, куда пошла… А затем до безобразия стало ясно: меня она не ждала и ждать не собиралась.
Вот и все.
Оглушенный, я снова оказался на улице и некоторое время просто стоял, ни о чем не думая. Только фраза в ушах: «… к подружке пошла», «… к подружке пошла»… Да как это вообще может быть?! Или просто не захотела ко мне выходить, а выслала свою маму? Очень на вранье смахивает. В голове начинало проясняться. Собственно, ничего же не произошло. На самом деле, разве Людка не имеет права сходить на День рождения? Ведь и я не догадался о следующей встрече договориться, вот она и подумала, что я не приду. И в самом деле: появлюсь я или не появлюсь… а тут подруга приглашает. Подруга же, а не кто-нибудь. Как ей откажешь? Так что я сам тут виноват: надо было вчера о следующей встрече договариваться, может, она бы тогда и предупредила, что на День рождения пойдет. Вдруг и вместе сходили бы…
Хотя нет, я бы все равно не пошел. Стеснительность – не самое лучшее качество человека; хотя ее часто и путают со скромностью, это все же совершенно разные вещи.
Да, ничего особенного не случилось: она меня не отвергла, а в остальном виноват я сам. Если только, конечно, не наврала. Но в это верить совершенно не хотелось. Это значило бы, что она не только не хочет меня видеть, но и начинает активно избегать меня, прятаться. Вчера попробовала побыть со мной, не понравилось, сегодня и вовсе не захотела. И как тогда понимать этот поступок? Теперь не приходить совсем или… Нет бы просто выйти и сказать:
– Не приходи ко мне. Я не хочу тебя видеть.
Так нет же, будет ходить кругами, намеки выдавать, очевидные лишь для нее…
К препаршивому настроению добавилась головная боль. Я снял шапку, чтоб охладиться. Немного полегчало, но лишь немного. Зато в грудь будто камней наложили. Трудно дышать, воздуха не хватает. Надо бы вздохнуть, расправить грудь… но под сердцем такая боль, что можно лишь понемногу.
– Сука!
С досады я пнул фонарный столб.
– Ты чего расхулиганился? Ты чего расхулиганился?! – послышался грозный женский голос. Дворничиха какая-то.
Я смущенно спрятал голову за воротник и поспешил пройти мимо.
– Вот в милицию отведу, расхулиганился тут, ходит…
Какой-нибудь Макар сейчас в ответ выдал бы что-то вроде:
– Отвянь, костлявая.
Или:
– Отвали со своей лопатой, а то черенок в жопу засуну.
Но у меня язык не поворачивался даже для хоть какого-нибудь ответа. Торопливо перебирая ногами, я поспешил прочь. Ко всем прочим неприятностям сегодняшнего вечера прибавилась встреча с этой дворничихой. Ничего особенного для иного человека, но не для меня. Неприятнейший осадок остался и теперь, я знал, продержится остаток дня.
Вечер был кислый и нудный. Ныла голова, я постоянно возвращался к тому моменту, когда дверь открыла ее мать, а я стоял с раскрытым ртом и не знал, что сказать.
– Люда на День рождения к подружке пошла.
Меня не дождалась, на меня просто наплевала. Не нужен ей был вчерашний вечер, ничего особенного она в нем не увидела, ничего не чувствовала из того, что ощущал я. Девки все такие. Только и думают, как бы мозги покрутить. Если не понравился – так и скажи сразу, а не делай вид, что не понимаешь, чего от тебя хотят. Ухаживания принимают, но до определенного момента лишь. Потом принимаются тебе мозг выкручивать.
Да и я хорош. Не догадался вчера договориться о следующей встрече. И все моя неповоротливость, моя стеснительность. Откуда я такой взялся! Ведь все люди – как люди, могут и на свидание пригласить, и знают, о чем поговорить, и уж конечно не забудут назначить следующее свидание. Только я – идиот сведенный. И в самом деле: кому я такой нужен? Успех в жизни будут иметь наглые красивые Макары, а такие, как я, – всегда лежать на диванах, жалеть себя и мечтать.
Незаметно для себя уснул. Проснулся глубокой ночью, фонарь за окном бил прямо в глаза. Я долго ворочался с одного бока на другой, светил фонарь, чем-то воняла подушка. Мысли дергано роились в ноющей голове – все больше о Людке. Она-то теперь спит беззаботно, повеселилась и не знает, что столько грусти принесла мне. А если б знала, то все равно пошла бы?
До самого утра я не смог ответить на этот вопрос. Порой думалось, что обязательно пошла, чтоб показать свою значимость и потрепать нервы; но через несколько минут сам себя убеждал в обратном. Мне казалось, что это была одна из самых трудных ночей в жизни. Но, в конце концов, измотанный терзаниями, я провалился в болезненный сон. Приснилось, что мы снова вместе, идем по желтой от фонарного света и опавших листьев улице, я весел и находчив, непринужденно рассказываю интересную историю. Все недоразумения позади, никто ни на кого не в обиде.
И вдруг твердая реальность. Мамин голос снаружи сна:
– Ты проспишь сейчас.
И пропала улица, исчезла Люда, а я оказался в предрассветной тьме своей комнаты. Нужно было вставать и начинать нудную жизнь в новом утре.
Всю первую часть дня я только и думал о том, нужно ли выговаривать ей про вчерашний ее поступок или не показывать вида. И еще: стоит ли сегодня идти вообще? Но и до того момента, когда снова оказался дома, не смог решить эти вопросы. Саму Людку в училище не видел, нарочно скрываясь от нее в классе. Боялся, что столкнусь с ней утром в вестибюле, поэтому торопливо прошмыгнул к лестнице, опустив глаза. Что бы я сказал ей, случись встреча? Думаю, кроме обычного «привета», ничего выдавить из себя не смог бы. Да и то – с трудом. Для меня и это было трудно. Чертова стеснительность. Откуда она только берется в людях?
И близился вечер, и нужно было что-то решать. Пойти или не пойти – конечно, пойти. Иного выхода попросту нет. Если не пойду, рискую быть забытым. Я и был-то у нее всего только вечер. Что этот единственный вечер может значить для нее? Или подумает, что не нужна мне. Так что ответ один: идти. Но спрашивать ли про вчерашнее?..
Над этим я думал до самого последнего момента, пока не оказался у двери. И вот, стоя с уже занесенной для звонка рукой, я вдруг отчетливо понял: да какая, в конце концов, разница, ушла она вчера куда-то или не ушла; помнит обо мне, ждет ли меня. Все это, в конечном счете, не имеет абсолютно никакого значения. Важно лишь то, что сейчас я увижу ее, буквально через минуту мы снова будем стоять друг против друга и о чем-то болтать. Прошлое осталось там, за этим мгновением, есть то, что совершается в настоящую минуту и важно только то, что будет потом. А все в моих руках. Я могу разорвать или испортить наши отношения, а могу направить их в нужное русло, развить и – в конечном итоге – получить желаемое.
Все это пронеслось в голове буквально за ту долю секунды, пока я подносил палец ко звонку, и в тот момент, когда с той стороны двери прозвенело, уже понимал, как себя нужно вести.
Напряженные секунды осторожного ожидания.
И вот – снова шаги. Ее шаги – теперь я стал узнавать их.
Люда. Такая же красивая, в свитере, в джинсах. Специально теплее оделась, чтобы быть наготове? Или просто…
– Привет.
– Привет. Я сейчас.
– Ага…
И будто не было никаких обид, бессонной ночи, тягостных раздумий. Я уже все простил и, кажется, был готов раз пережить еще сто таких ночей и передумать тысячи самых мрачных мыслей – лишь для того, чтобы вновь радостно защемило в груди от этого негромкого «Привет. Я сейчас…»