Текст книги "Химеры просыпаются ночью"

Автор книги: Райво Штулберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

– А нам он здесь с какого припеку? Тут теперь со своим бы дерьмом разобраться надо. Если хочешь, вези его сам до точки.

– На хер он мне нужен…

– Ага, вот и мне. Топай, давай.

И сильный тычок едва не опрокинул Митина на землю.

Стоило ли тогда ждать, чтобы просто отмахнулись?

– Хоть машину разрешите взять, – сказал ученый.

– Хрен с тобой, бери. Только чтоб завтра с утра вернул.

– Да верну, не боись, – угрюмо ответил Митин, а про себя подумал: «Хрен я тебе теперь чего верну. Сам будешь за свои колеса ответ перед начальством держать. Хоть бы переночевать пустили. Уроды солдафонские».

Он пошел к УАЗику, приткнувшемуся на обочине. На полдороги сообразил, что нет ключей. Вернулся. Военные уже рассыпались по территории КПП, принялись за осмотр. Кто-то поправлял шлагбаум, кто-то затаскивал трупы в казарму. Здоровенный детина заметил Митина.

– Ты еще здесь?

– Ключи…

– Хрен знает, где ключи. Там поищи, – и детина неопределенно махнул в сторону КПП.

Ученый прошел в то самое здание с трупом. Мертвеца убрать еще не успели. В сумерках рассмотреть что-то было довольно трудно, но ключи – по виду как раз автомобильные – отыскались как-то сразу. Когда возвращался к машине, решил, что, если ключи не подойдут, то попробует перемкнуть провода, хотя понятия не имел, какие именно нужно будет замыкать. Но только не обратно к этим воякам.

Изо всей связки в замок вошли лишь предпоследние. Митин несказанно обрадовался, повернул ключ. Мотор радостно заурчал, ожили стрелки приборов. Славно: бак почти полностью заправлен, хоть с этой стороны подвоха ждать не придется. Рыкнула передача. Какие здесь тугие педали, однако…

По давно неремонтируемой дороге руль едва не выбивало из рук; к тому же, единственная уцелевшая фара слишком плохо освещала путь, так что приходилось держать скорость не больше сорока-пятидесяти. Куда ехать, Митин примерно знал: успел ознакомиться с картой еще в госпитале. Километрах в десяти должен быть первичный пункт сбора, нужно только не прозевать поворот на просеку. А там уж и рукой подать. Но километры шли, а поворота до сих пор не было видно. То ли все-таки пропустил, то ли карта врала. Митин даже начал не на шутку беспокоиться, как слева в свете фар возник черный провал между стволами. Вот и поворот, кажется.

Повернул налево, поймал себя на том, что не забыл включил поворотник. Эта деталь даже позабавила его. На секунду он отвлекся от дороги, а в следующий миг машину уже вывернуло поперек колеи, все закружилось, раздался грохот.

Митин испугался только когда уже вращение прекратилось. Сразу понял: перевернулся. Как по грязи вылетают с трассы – он знал не понаслышке, когда-то, еще в автошколе, они с инструктором ехали по грязной колее… Потом целый час выталкивали «Пятерку» на более-менее сухой участок. О Боже, как же давно это все было – словно и не с ним вовсе.

Но воспоминание мелькнуло – и мигом уступило место реальности, в которой Митин с разбитым носом лежал в опрокинутой машине. Двигатель не заглох, но звук его раздавался будто откуда-то из-под ваты. Оглушило – понял ученый. Кое-как выкарабкался наружу. УАЗик лежал на боку, метрах в пяти от колеи. Колеса вращались в пустоте, разбрызгивая ошметки грязи.

Неужели он и в самом деле не справился с управлением? Дорога-то вполне себе ровная была…

В голове гудело, молотом отдавался пульс в висках. Во рту соленым ныли разбитые зубы, ломило нос… Ученый сполз на землю, накатил приступ тошноты. Если бы в желудке что-нибудь оставалось, то непременно вырвало бы. Но от рвотных потуг голова затрещала еще больше. Митин двинулся к просеке, его мотало в разные стороны.

И тут из темноты, не так далеко, раздалось невнятное бормотание, похожее на человеческое, но, в то же время, имевшее к разумной речи весьма отдаленное отношение. Даже прислушавшись, невозможно было разобрать ни единого слова, какой-то набор букв, звуков – будто бы говорили на непонятном языке.

– Эй, – негромко позвал Митин.

Бормотание оставалось таким же ровным, как и прежде.

– Hi, – повторил он по-английски, – hallo…

Ничего не изменилось?

– Sprechen Sie Deutsch? Parlez-vous franзais?

И вдруг до него дошло: ну какое может быть «franзais» в темном лесу, в Зоне?! Интеллигентские привычки… То, что бормотало сейчас из тьмы, могло оказаться не человеком, а… а кем угодно. Ему показалось даже, что оттуда послышался едва различимый хруст веток: бормотавший приближался к ученому.

Митин вскрикнул и помчался по просеке, но что-то лопнуло в затылке, резануло в глаза – и он, как подкошенный, упал ничком в грязь.

Несколько секунд вообще не соображал, где находится, только смотрел на черные вершины деревьев. Потом, как во сне, услышал приближающийся топот. Размеренный, неспешный. Но теперь уже без бормотания. Шагавшего Митин не видел, но от этого было еще страшнее. Инстинктивно он потянулся к поясу, но кобуры там, конечно же, не оказалось: табельное еще не успел получить. Губы сами собой разжались, но крика не получилось, только немое мычание потянулось из горла. Совсем рядом хрустнуло, затем почти над головой послышался глухой голос и на фоне черно-синего неба возникло мертвенное сморщенное лицо. Оно было словно надето на почти лысый череп, приплюснутый спереди; старческое, абсолютно бесцветное. Вместо губ по краям черной прорези шевелились складки и морщины. Глаза в бессмысленной злобе уставились прямо в Митина.

– Ты кто? Тебе что надо?! – взвизгнул ученый. Лицо начало опускаться.

Митин понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Мозг отказывался верить в происходящее и из последних сил цеплялся за какое-нибудь разумное объяснение: зомби, самосел, снорк, просто сумасшедший сталкер?.. Но это не было похоже ни на что. Лицо же тем временем опустилось совсем близко, из морщинистой ротовой прорези сильно воняло гнилью. Редкие желтоватые волосики на макушке не могли скрыть бугристого черепа, обтянутого пятнистым пергаментом кожи.

Страх вернул Митину прежнюю способность двигаться – словно пелена спала. Он по-змеиному вывернулся из-под приближавшегося лица и отбежал на четвереньках. Оглянуться было страшно, но ученый переборол страх и на секунду бросил взгляд в тусторону. Потом он еще долго вспоминал эту самую секунду.

Отвратительный, пузатый и нагой старик карликового роста свирепо смотрел прямо в глаза Митину, что-то неразборчиво бормотал – будто проклятия. И все это – на фоне почти ночного неба, на котором начинала светлеть полная луна.

В голове продолжало гудеть, но ноги слушались. Митин рванул все свое тело – вперед. Карлик остался далеко позади, но еще долго казалось, что за спиной звучат бубнящие звуки. Впереди качалась освещенная луной дорога, глаза начинала заливать горячая пелена, воздуха не хватало. Кажется, он бежал целую вечность. И только когда внезапно отказали ноги, Митин опрокинулся навзничь, покатился, больно обдирая кожу о замерзшую землю.

Где-то завыл слепыш, ему из глубины леса откликнулся другой, нужно было вставать и двигаться к базе, чтобы звери не успели почувствовать его запах, но сил не было. Он лежал, жадно задыхаясь ледяным воздухом. Кажется, даже если б прямо сейчас сзади снова послышались те страшные бормотания, ученый не смог пошевелиться: тело просто отказывалось подчиняться.

Так пролежал он довольно долго, ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Гудело во всем теле, било пульсом в виски. Но вот сердце успокоилось, мышцы понемногу наливались силой, возвращалась способность внятно мыслить. Надо было подниматься, идти. Тот старик вполне мог продолжать преследование; да и мутанты выходили на ночную охоту.

Шатаясь, Митин побрел вдоль просеки, стараясь держаться под прикрытием деревьев. Свернул с пути лишь дважды: когда увидел в свете луны хоровод листьев и выгнутые сучья: аномалия. Пришлось обходить ее довольно большим крюком, метров двести. И еще раз свернул, когда заметил, что идет по мху. Помнил: мох лучше всего впитывает радиацию. А дозиметры остались в автобусе…

Наконец, впереди в небе замаячил отсвет наружного освещения на базе. А через несколько минут – словно свет в конце тоннеля – и сами ее огни. Митин хотел прибавить шагу, но ноги все еще плохо слушались, и он едва не упал. Впрочем, это было бы уже не важно: он многое прожил сегодня и добрался бы до заветных железных дверей, хоть ползком.

«В триллере за мной полагалось бы гнаться какой-нибудь нечисти, а впереди кричали бы товарищи, подбадривая… – подумалось вдруг и, кажется, совершенно не к месту, – …а потом из последних сил я бы, облитый кровью, упал на железный пол, а за мной грохнула бы тяжелая дверь. А тварь осталась бы там, ревущая, свирепая. Так что не все так плохо. Мне нужно всего лишь дойти. Просто дойти. Ногами. Шаг за шагом. И пока я это думал, еще на несколько метров стал ближе».

Огни становились ярче, потом послышались негромкие голоса. После звуков ночного леса они ласкали слух.

– Эй, – сказал Митин, но его вряд ли кто-то услышал.

Только когда подошел совсем близко, кто-то из охраны заметил его и вскинул оружие. Ученый махнул рукой:

– Да свой я, свой…

Через полчаса он уже сидел в медблоке и, разогретый кружкой спирта и галетами, слушал болтовню медика, изголодавшегося по новому человеку, смотрел на железный пол и вентиляционную решетку в нем. Электрический свет тепло ложился под ноги, мягко струились вытянутые тени. Митин с наслаждением впитывал тепло, слова медика, солоноватый вкус галет… Ну, что он мог почувствовать и сказать еще? Только то, что:

– Ну вот, я и дома.

* * *

И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее.

Тополь отошел от грузовика. Нехорошее предчувствие засвербило в груди. Что-то сейчас должно было случиться, вот прямо сейчас. Он замер, чтобы не пропустить опасность, но ничего не происходило. Только сердце стучало чаще обычного. Нет, он не боялся, пребывание в Зоне никого не излечивало от страха – от него вообще невозможно излечиться, но чувство нарастающей безотчетной тревоги постепенно овладевало всем его существом. В пальцах появилась неприятная слабость, задрожали колени. Потом во рту появился слабый металлический привкус, к горлу подступил комок тошноты.

Тополя вырвало, но из пустого желудка выдавилось лишь несколько капель кислоты. Он понял, что предчувствие не обмануло: все-таки случилось. Напрасно он подходил к этому грузовику. Даже если тот и не участвовал в ликвидации, все равно попал под первую волну. Но как же, черт возьми, быстро все проявилось. А казалось, что лучевая развивается долго…

Все правильно, все так и должно быть. Голые женские ноги болтаются на кухне. Тошнота и привкус на языке. За все приходится платить и никуда от этого не уйти. Жаль только, что до схрона так и не добрался. И про артефакт новый теперь узнать ничего не доведется. А знатно он стоит, должно быть.

Тополю показалось, будто из тумана кто-то шепотом окликнул его по имени. Это уже бред – понял он и тряхнул головой, чтоб сбросить наваждение. Но шепот повторился, теперь совсем рядом. Нет, не по имени. Слов совершенно не разобрать.

А что терять? После уже увиденного удивляться нечему. А вдруг там спасение?

И он пошел на шепот. Но тот словно ускользал. Казалось, что звучит совсем близко, почти у самого уха, но, в то же время, будто бы из тумана. И не понять: то ли женский голос, то ли мужской. Шепот настораживал, заставлял следовать за собой, но, если не вслушиваться, то даже убаюкивал. Словно бы успокаивал: ложись, расслабься, твой путь завершен.

А в ногах и правда было томно и тягостно. Каждый шаг начал даваться с неимоверным трудом, будто сам туман вдруг сделался вязким, как кисель. Тополь опустился на землю, исчезло всякое желание совершать любые движения, даже глазами не хотелось шевелить.

И полная тишина. Тишина в Зоне бывает редко. И вот – тишина. И только сердце часто отбивает пульс в ушах, а потом из тумана снова начинает шептать, нашептывать, перешептывать.

А почти в двух шагах вдруг оказалась громадная трещина в земле. И как он ее не заметил? Из разлома явственно пышет жаром. И к гадалке не ходи, ясно, что аномалия.

Тополь машинально катнул внутрь трещины камешек. Мгновенно хлопнуло, обдало раскаленной волной, взметнулся вверх сноп искр и белого пламени. Тополь упал, откатился в сторону, в этот миг в глазах потемнело и поплыло, все завертелось и провалилось куда-то вниз.

И вдруг он снова стоял перед тем грузовиком, отдирал заклинившую дверь. Но пришел в себя и отпрыгнул, как ошпаренный.

Из-за грузовика медленно выползала чернолицая женщина в ночной рубашке. Голова неестественно опрокинута назад, на шее заплыл толстый багровый след. Вспомнилась жена, но это была не она, совсем не она.

Тополь отпрянул, бросился прочь, но ноги отказали. Он рухнул лицом в дорожную пыль и пополз на четвереньках, боясь оглянуться. А из тумана снова зашептало.

– Прочь, прочь, заклинаю тебя! – завопил Тополь. – Именем Господа заклинаю!

Он и сам не знал, почему из него вырывались такие слова. Знай он хотя бы одну молитву, прочел бы ее. Все было так неестественно, но оно было. И он боялся, что женщина с черным лицом настигнет его. И только когда в лицо снова полыхнуло, понял, что на этот раз разлома он не заметил.

– Ну вот, оклемался, – сверху возникло лицо, знакомое такое. Митин. Откуда он здесь?

– Ты как тут… оказался? – спекшиеся губы едва шевелились.

– Вот хотел бы я это знать, хотел бы знать, – ответил Митин и исчез из поля зрения.

– Ну что он там? – тоже поразительно знакомый голос. Клещ!

– Очухался, а то я уж подумал, как с Капитаном будет.

Капитан… Что такое – капитан? Ах да, Капитан.

И разом сознание вернулось сполна.

Но как же ночь в деревне? И взрыв? И грузовик?

Бред? Последнее, что было, и правда весьма смахивает на глюки, но все происходило так реально. Хотя, должно быть, все глюки такие, иначе никто бы их и не распознал.

– Я бредил?

– Ты? Нет, не бредил, – снова возникло лицо Митина, – лежал, сырой, как мышь, без сознания. Температура была. Да и теперь, наверное, есть. Как себя чувствуешь?

– Да как… да хреново.

Самочувствие действительно было далеко не из лучших. Ломило буквально все кости, голова раскалывалась ото лба до затылка, во рту ощущался горький металлический привкус, сильно знобило.

– И долго я так?

– Да нет, несколько часов. Сейчас вот за полдень перевалило, а поймали мы тебя утром.

– Поймали?

– Ага, носился по полю, как чумной. Клещ боялся за тобой бежать, не хотел в аномалию попасть, но пришлось. Насилу догнали, свалили. Ты совсем без памяти был, однако брыкался.

– Черт… А так все ясно было…

– Что именно?

– Глюки словил. Тот самый взрыв видел. Станцию не видел. И будто в прошлом вообще оказался. Вот этот самый хутор видел, только как он до взрыва еще был. Тут и люди еще были. И в этом сарае скотина была. А потом… Хотя, бред все, ерунда.

Тополь закрыл глаза. Говорить больше не хотелось.

Митин хотел было еще что-то спросить, но махнул рукой и отошел.

– Ладно, отдыхай.

– Что с ним? – Клещ видно перепугался не на шутку после рассказа Митина про Капитана.

– Не знаю, не знаю… – Митин покачал головой, – могла быть инфекция. Или простуда обычная. Хотя нет, на простуду не похоже, туплю. С простудой по полям не носятся. Может, от собак в рану что попало. А черт, все может быть. Только антибиотиков все равно нет.

– А если как Капитана вашего?..

– Тогда, боюсь, выбора у нас не будет…

– Думаю, он и сам не захотел бы такой хреновиной стать.

– Думаю, да… Но прогнозов пока делать не будем.

– Да какие прогнозы. Надо думать, как отсюда валить. Вот и все прогнозы.

– Вот теперь с ним свалишь, как же…

– Может, того… – Клещ перешел на шепот, – тут его, пусть себе лежит. Оклемается, сам выберется.

– Даже и не думай.

– Да все равно мы здесь долго не протянем, а с ним и подавно. Ты вон тоже, едва на ногах стоишь. Вдвоем свалитесь, а мне за вами сиделкой устраивайся, да?

– Знаешь чего, – Митин рванул Клеща за ворот и притянул к себе, – если так торопишься, то иди, топай. Никто тебя не держит. Своего кореша тоже бросил…

– Да ладно, ладно, – Клещ оторвался от ученого, – Надо же варианты проиграть, мало ли что.

– Тут у нас вариантов мало. Он, в отличие от меня и, думаю, что и от тебя тоже, Зону прекрасно знает. Придется ждать. Одни мы можем и не дойти.

– Да куда ни иди – один хрен, сюда же вернешься.

– Есть у меня одна догадка. Но проверять ее… не знаю. Опасно это.

– Колись, не у прокурора. Чего за догадка-то такая?

Митин покачал головой:

– А вдруг неверная. Вполне возможно, что есть еще выход.

– Ну ладно, жуй пока сопли, а воды у нас все-таки нет и не предвидится.

– Дождевая есть.

– И надолго ее хватит, что ли? А жрачка?

– Ворон настреляем.

– Еще воробьев скажи хавать, ага.

– И воробьев жрать будешь. И вообще, если не нравится что-то – вот тебе дорога. Топай. А я буду ждать, пока Тополь не выздоровеет.

Клещ отошел, что-то бормоча под нос, Митин его уже не слушал. Безусловно, доля правды была в словах Клеща: долго на дождевой воде да воронах здесь продержаться вряд ли получится. А Тополь ослаб настолько, что не мог не то, что передвигаться самостоятельно, а и просто подняться на ноги. Даже сам Митин себя чувствовал теперь куда лучше, хотя недавние раны по-прежнему болели и кровоточили.

А собаки могли появиться снова в любой момент. И не только собаки.

В то же время, очевидным было и то, что куда-то идти отсюда обычным путем – ногами, по дороге – бесполезно. Уже несколько попыток закончились неудачно. Надо было искать другой выход. И он зрел в голове у Митина. Сферы – вот разгадка и ключ ко всему. В них бесследно исчезают предметы, они настолько нетипичны для Зоны, что явно появились здесь неспроста. Но проверить догадку можно было лишь на собственной попытке.

Тем временем, желудок требовал своего. Митин подошел к Клещу:

– Пойдем, ворон, что ли, добудем.

Тот сморщился, как отжатая губка:

– Ну каких ворон, братень. Ну можно же кабанчика, например, уговорить. Я б даже собачатиной не побрезговал.

– Пошли, собачатина. Не хуже меня знаешь, что кабаны фонят.

– Знаю, знаю, как говаривал Бурундук, здесь шашлык – это твое последнее блюдо, которое ты попробуешь.

– Кто такой Бурундук?

– А, не важно. Кореш один был. Потом разбежались, как долговцы беспредел устроили.

– А с чего бы им беспредел устраивать? Они же простых сталкеров не трогают. Только со свободовцами, вроде как…

– То-то и дело, что вроде как. Ты знаешь, какие это звери на самом деле. Могут ни за что честного сталкера разуть-раздеть, как последнего лоха.

– За мародерство у них расстреливают ведь.

– Не знаю, не знаю, кого и за что там у них к стенке ставят, а только шли мы с Бурундуком, беды не знали, а тут они – раз из-за кустов. Гони, – говорят, – хабар на кон, а то всех нахрен положим прямо сейчас.

Митин сильно засомневался в правдивости рассказа, но промолчал.

– А мы сделали вид, что мешки развязываем, а сами раз – и в разные стороны. Они, конечно, за нами. Но стрелять не стали. Я ушел, а про Бурундучье так с тех пор ничего не слышал.

– В любом стаде своя паршивая овца заводится, – сказал Митин, – пошли за воронами.

– Грязная птица – ворона. Чмошная какая-то.

– Все равно же мясо.

Тополь понимал, что едва ли сможет даже подняться самостоятельно, не говоря уж о том, чтоб пойти вместе со всеми и снова искать выход. Он снова пришел в себя и слышал, как Митин с Клещом куда-то ушли и подумал, что его оставили одного.

«Все правильно, все так и должно быть, – подумал Тополь, – из-за больного сгнивать тут им не резонно. Однако же, жалко, что все так вышло. Все-таки нахватался частиц, по глупости нахватался. Вот и забредил».

Совсем рядом кто-то прошептал на ухо.

– А? – Тополь приоткрыл глаза.

Но никого не было. Тем не менее, шепот звучал. Отчетливо, хотя слов и не разобрать.

Тополь поднялся на локте. Было пусто и солнечно.

– Пыушвшввшвшвшшш…

Это не могло быть бредом, настолько явственно слышался голос. Тополь потянулся к автомату, слабыми пальцами придвинул оружие к себе.

– Выходи, кто здесь, – сказал он снова и едва узнал свой собственный голос.

Шепот на минуту прервался, Тополь опустил голову на землю, грудь его высоко и прерывисто вздымалась, на лице выступили крупные градины пота.

И снова зашептало.

– Да чтоб тебя… – простонал Тополь и покатился по земле, зажимая уши. Но шептание проникало и через плотно прижатые ладони.

«Ладно, пусть себе шепчет, – решил он и откинулся на спину, – это все-таки глюк. Просто глюк и бред. Этого ведь ничего нет на самом деле, ничего нет. Надо только полежать. И пусть себе шепчет. А потом я поднимусь. Я поднимусь и пойду. Я смогу. Я скажу себе: встань и иди, поднимайся и иди».

Сердце билось быстро-быстро, Тополь дышал глубоко и часто, но воздуха все равно не хватало. Словно бы кто-то высосал весь кислород.

Потом где-то вдалеке хлопнуло несколько выстрелов. Тополь отогнал надвигавшийся сон и отполз к стене сарая: имея точку опоры было легче отстреливаться. Но прошли минуты, а в проеме никто не появлялся. Стрелявшие, видимо, прошли своей дорогой. И шепот исчез. Подумалось: раз где-то стреляли люди, они должны знать выход из этого заколдованного места. Но встать не было сил.

– Но не факт, – сказал он себе одними губами, – они могли сюда попасть, как и я…

Вспомнил об оставленных схронах, до которых так и не добрался. Потом о своем трофее – невиданном артефакте. Дорогая штука. Очень дорогая. Эти люди могли придти сюда и отобрать его. Нет, не надо искать их. А когда он отсюда выберется, сразу пойдет к ученым, они хорошо платят за всякую неопознанную ерунду. Денег он стоит немалых – это точно. У Тополя был нюх на такие вещи. Никакие его схроны, все вместе взятые, не стоят и тысячной доли этого артефакта. Вот только бы выбраться. И только бы не отобрали.

Снаружи послышались шаги. Тополь понял, что пришли за артефактом. Поднял автомат и снял с предохранителя, готовясь пустить очередь в первого, кто покажется в проеме.

– Только бы не отобрали, только бы не отобрали… – шевелил он одними губами, а ослабевший палец дрожал на спуске, – заклинаю, что бы ни случилось. Пусть артефакт останется навсегда при мне. Пусть останется… Что бы ни случилось…

И тут в двери показался Митин. Тополь сразу узнал его по комбинезону. В руке у него свисала убитая ворона.

– Тьфу ты… – Тополь опустил дуло и расслабленно отвалился на землю.

– Дичь! – провозгласил Митин. Он явно гордился добычей. Еще бы: самому подстрелить шуструю птицу. Прежде это проделывал только Тополь.

У Митина вдруг за плечами на секунду выросли крылья. Большие, серые. Ученый взмахнул ими – и крылья пропали. И вновь шепот зазвучал.

– Вушвшвшвшвшшш… ушушувушвушвшвшвшшшш…

– Вы ничего не слышите? – на всякий случай спросил Тополь, хотя и так было ясно: продолжается бред.

– Что мы должны слышать? – Митин насторожился.

– Шепчет кто-то…

– Нет, шепота мы не слышим, – покачал головой ученый.

– Да ты глюки уже стал ловить, – сказал Клещ. – Больнички поблизости нет, так что придется отлеживаться.

– Когда стреляли, – Тополь облизал потрескавшиеся бесцветные губы, – когда вы там стреляли, я подумал, что это другие кто пришли. Хотел у них дорогу отсюда выведать. Если бы они сюда пришли. А это вы были.

– А это мы, – подтвердил Митин, – сейчас дичь приготовим. Только одну снять удалось, остальные разлетелись.

Но при виде слипшихся окровавленных перьев Тополя вдруг стошнило. Желудок скрутило тугим узлом, но лишь пена, смешанная с желудочным соком, выдавилсь наружу. Прошло еще несколько спазмов, прежде чем все успокоилось.

– Ты прям аппетит портишь, – заметил Клещ то ли в шутку, то ли всерьез, – если рыгать приспичит – то давай на улицу.

Тополь ничего не ответил, он без сил лежал на земле.

«Неужели лучевая? Все симптомы будто бы совпадают. Но разве возможно, чтобы так быстро? А что тут вообще невозможно-то?..»

Он закрыл глаза. Так было будто бы легче. Тошнота отступила, но во всех конечностях такая слабость, что пальцем пошевелить невозможно. А в ушах шепчет и шепчет.

Потом губ коснулось что-то прохладное. Тополь приоткрыл глаза. Это Митин поднес фляжку с водой. Только бы ночью снова дождь пошел, можно будет еще набрать. А впрочем, плевать. Он припал к горлышку, ловя и впитывая каждой трещинкой на губах вкусную влагу. Даже шепот отступил, сделался приглушенней. А прохладный поток лился из темноты закрытых глаз, лился…

И тут поток иссяк.

– Ну, пока хватит, – Митин завинтил фляжку.

– Еще… немного… – выдавил Тополь.

– Не давай, все равно сблюет, – сказал Клещ.

– Помолчи, – оборвал Митин, – вот когда сам будешь так валяться, посмотрю, на тебя.

 – Если я буду так валяться, то сразу меня мочкани.

– Все вы так говорите, пока по твердой земле ходите. Небось не так храбрился, когда твоего друга собаки рвали.

Клещ осекся, махнул рукой, повернулся и вышел на улицу. Тополь снова закрыл глаза. Вода немного оживила мысли и вообще – даже дышать стало легче.

– Если завтра… если не поднимусь, тогда без меня идите.

– Ты поднимешься. Да и без тебя мы недалеко уйдем. Ты Зону знаешь.

Тополь едва заметно покачал головой:

– Без меня. Долго тут не протянете. А здесь не просто Зона, тут какое-то другое место, даже я могу облажаться…

– Ладно, ночь перекантуемся как-нибудь. Ничего.

* * *

Пошел мелкий снег. Ветер завыл; сделалась метель.

(А. Пушкин «Капитанская дочка».)

Ледяной ветер резко ударил из темноты, перехватил дыхание, сразу пробрал до самых костей. Черт, в такую погоду гулять только. Тем более, с девушкой.

Я шел и осознавал всю тщетность сегодняшней попытки. Впрочем, все равно ничего не потеряю, даже если не найду ее дом этим вечером, всегда можно будет придумать отговорку про плохую погоду. Она и правда премерзкая. Для полного набора только дождя не хватает. Мелкого, колючего. Тогда бы точно сегодня не пошел никуда. Но я так долго был один, что на самом деле плевать на пронизывающий ветер, это не самое плохое, что может случиться на пути к ней.

Хотя, могла бы и точно сказать улицу и номер дома. Никогда не поверю, что не помнит номер своего дома. Что-то либо мудрит, либо выделывается, хочет проверить… Это их, дамские заморочки. А вот не пойти никуда сегодня – и пусть ожидает. Наверняка ожидает. Но ни сегодня не пойти, ни завтра – вообще никогда, пока не бросит свои замашки.

Нет, мне действительно перестала нравиться эта затея с поисками вслепую.

– Захочешь – найдешь, – эти ее слова резанули ухо сегодня днем. Впрочем, если б не хотела, то и вовсе ничего не сказала. А так – «напротив толстого дерева, там, где еще детская качалка стоит…» Ну, главное, что улицу знаю, а уж качалку найти во дворе – дело техники. Только вот холодно, зверски холодно.

Я плотнее запахнул куртку. Ноябрь. Скоро здесь повсюду будет лежать снег. Быть может, я буду теперь каждый вечер ходить по этой самой дороге, сначала по пластилиновой мерзлой грязи, а потом – по хрумкающему снегу. Вот, буду видеть этот фонарь и его желтый колпак, но тогда уже у меня будет девчонка, мы будем вместе, а я буду, всякий раз, проходя здесь, смотреть на этот колпак, вспоминать сегодняшний ледяной вечер. Как бы хотелось, чтоб именно так все и было.

Замечтавшись, я не заметил, как едва не прошел нужную улицу, но вовремя заметил табличку и свернул налево. Впереди было темно, только несколько фонарей стояло нестройным рядом. Как же она здесь ходит каждый вечер? Даже мне не по себе. Привыкла, должно быть. Черт, номера домов не видно совсем. Впрочем, на что они мне? Номер-то я как раз и не знаю.

Оставался один метод: заходить в каждый двор и искать там ориентиры в виде дерева и детской качалки. Переступая через замерзшие лужи и собственный страх, я нырнул во тьму первого двора. Как в колодец. Но со временем в свете окон начал кое-что различать. Нет, это не тот двор. Здесь даже детской площадки не видно. А ведь могла бы хоть примерно указать, какой именно по счету двор, с какой стороны… Нет, она просто не захотела, чтоб я пришел. Не только сегодня, а вообще. В самом деле, это же смешно: подойти на перемене и предложить встречаться. Неуклюже вышло, вовсе не круто. Только в американских фильмах герои самоуверенно подваливают к блондинкам и выдают эффектную фразу. А я за последние несколько ночей подобных фраз перебрал в голове десятки – ни одна не подходит. И вроде бы, нормально все, но как представишь, что будешь говорить это… Сразу становится ясно: идиотизм. Наконец, что-то в голову пришло, более-менее подходящее, даже продумал варианты возможных ответов. А как начал знакомиться…

– Люд… Э-э-э…

И горло ссохлось наждаком, и губы стали такими толстыми, неповоротливыми, слиплись слизью…

Впрочем, ничего, познакомились. Я даже пошутил однажды, она улыбнулась. Показалось, что не из вежливости. Но все равно как-то неуклюже получилось, не так, как задумывалось. Совсем не так. Впрочем, у меня еще будет время исправить это первое впечатление о себе. Ведь она дала шанс. Не хотела бы – и вовсе не стала заговаривать со мной.

Еще один двор был осмотрен безрезультатно, потом еще. Вот и дождь моросить начал. В свете фонарей он казался жидким огнем, лившимся с неба, но угасавшим, не касаясь земли.

Черт, однако, совсем невмоготу терпеть такой собачий холод.

Я решил, что так и быть, еще три двора обойду; если ничего похожего не отыщу – двину домой. С лиловым носом и сырым, как мышь, представать перед ней тоже не резон. Себя нужно преподносить в товарном виде.

Даже как-то легко стало после такого решения, даже вдруг захотел, чтоб в этих трех дворах ничего и не оказалось…

Но во втором – и я почувствовал некоторое разочарование – раскинулось блестевшими от дождя и света из окон массивное дерево. Неподалеку чернели и качели. Неужели оно самое и есть? А вдруг обманула и дала адрес какого-нибудь жлоба; так, для прикола, чтоб назавтра посмеяться, глядя на мой расквашенный нос и синяк под глазом… Да нет, она не такая.

Я шагнул в глубину двора. Показалось, что у самого подъезда зашевелились тени, кто-то пошептался. Остановился и внимательнее всмотрелся в черный прямоугольник двери. Не похоже, чтоб там кто-то скрывался. И я снова пошел вперед. Через минуту уже топтался на втором этаже у двери с нужным номером.

Черт, зеркало не взял. Наверняка выгляжу сейчас не лучшим образом. Впрочем, плевать. Пусть почувствует угрызения совести за то, что заставила таскаться по такой погоде без адреса. Ну а не почувствует – на фига такая нужна. И я нажал на кнопку звонка. В недрах квартиры затрещало. Сердце застучало быстрее. Послышались тихие шаги, щелкнул замок.

Там стояла она. Я едва не вскрикнул от радости.

– Ты что, в такую погоду гулять собрался? – вытаращилась на меня Людка.