Текст книги "Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Полина Дашкова

– Скажите, если это опасно, зачем вы приглашаете выступать? – поинтересовалась Ольга.

– Ну, особой-то опасности нет, – усмехнулся полковник, – охрана вооруженная, все под контролем. Зона есть зона, но и здесь тоже – люди.

– А за что сидит этот Слепак? – спросила Лена.

– По сто шестьдесят первой, пункт "а". Ларек грабанули они с приятелем. За грабеж сидит.

* * *

Вечером они должны были отправиться в Тобольск. После выступлений остался всего час на отдых и сборы. Но собирать было особенно нечего.

Они пили чай в номере, когда вошел комсомолец Володя. Рядом с ним стоял высокий, широкоплечий светловолосый человек лет двадцати пяти, с приятным интеллигентным лицом и умными, чуть растерянными зеленовато-голубыми глазами. На кармашке темно-синей куртки-ветровки краснел маленький комсомольский значок.

– Познакомьтесь, ребята, Вениамин Волков, завотделом культуры Тобольского горкома ВЛКСМ, – представил его Володя, – он прилетел по делам сегодня утром и сегодня же с вами поедет в Тобольск. Он будет вас сопровождать.

– Вениамин. Очень приятно, – представился, пожимая руки всем по очереди, тобольский комсомолец.

У него была простодушная, очень обаятельная улыбка и мягкий тихий баритон. Он вообще был намного симпатичней ухаря Володи.

Глава 13

Москва, март 1996 года

– Наверное, я зря вам звоню. Но мне показалось, вы тоже… В общем, вы тоже думаете, что Митя не сам это сделал. Или я ошибаюсь, вам тоже все равно? – Истерические нотки в голосе Кати Синицыной пропали. Теперь она говорила монотонно и равнодушно.

Лена вспомнила, что у наркоманов очень часто меняется настроение.

– Нет, Катя. Мне не все равно, – мягко сказала Лена, – и позвонили вы не зря. Я сама хотела еще раз поговорить с вами. Простите, я, кажется, обидела вас тогда, на лестнице.

– Да что вы! Нет, вы меня совершенно не обидели, я иногда веду себя по-хамски… Знаете, я нашла листочек в кармане Митиной куртки… Я уже поделилась этим с одним человеком, но она сказала, это похоже на бред. Она хороший человек, доктор, хочет помочь мне. Но мне надо поговорить с кем-то, кто не скажет, будто это – бред. Я прочту вам, что написано на листочке. Там ваша фамилия есть…

Лена слушала странный, разбитый на пункты текст, который читала Катя в трубку очень медленно, почти по слогам, и думала: «Хороший человек… доктор… доктор-женщина… Та фальшивая докторша осматривала Лизу очень профессионально и на мои вопросы отвечала как настоящий медик. Умный, опытный врач. И при этом настойчиво уводила разговор к суициду, словно прощупывала меня, ждала, что я поддержу эту тему, мол, вы знаете, вот недавно брат моей подруги…»

– Катя, – почти выкрикнула Лена, когда та кончила читать, – как зовут того доктора, с которым вы поделились своими подозрениями?

– Я не могу вам сказать, – ответила Катя тихо и растерянно, – простите, я не могу. Эта женщина помогает мне. Пытается вылечить. Но она просила с самого начала никому не называть ее имени. Она очень известный психотерапевт, к ней все рвутся на прием, донимают звонками и просьбами, это мешает ей работать. Поэтому она с самого начала просит тех, кому берется помочь, не называть ее имени и не рассказывать о ней… Простите. Я вот еще забыла сказать, пропал Митин ежедневник, из которого вырван этот самый листочек, а в его сумке я нашла учебник судебной психиатрии, и еще… Ой, подождите, мне, кажется, в дверь звонят. Я сейчас.

Катя положила трубку рядом с аппаратом. Лена услышала ее удаляющиеся шаги, потом совсем далекий голос:

– Ой, здравствуйте… – Она назвала какое-то имя, но Лена не разобрала, то ли Инна, то ли Галина, а уж отчество – совсем непонятно. Слишком далеко от телефона…

Через несколько минут послышался характерный звук, кто-то взял лежавшую рядом с аппаратом трубку и легко задышал в нее.

– Алло, Катя… – осторожно позвала Лена.

В ответ – тишина, потом гудки отбоя.

Лена с удивлением обнаружила, что у нее дрожат руки. Чтобы успокоиться и собраться с мыслями, надо сварить себе крепкий сладкий кофе, выкурить сигарету. Но сначала надо записать то, что прочитала по телефону Катя. Это очень важно. Надо записать, пока не вылетело из головы… Куда? На клочок бумаги? Ни в коем случае! Лучше всего – ввести это в компьютер.

Пока закипал чайник, Лена включила свой «ноутбук», создала в той программе, в которой обычно работала, новый файл и назвала его английским словом «Rabbit» – кролик. Так Ольга называла Митю с раннего детства: братец-кролик. Не слишком лестное прозвище для мальчика, но в их семье это звучало очень тепло и ласково.

Быстро набрав текст по памяти, Лена вставила в магнитофон Митину кассету, отмотала пленку к тому месту, где звучали странные слова после последней песни, и набрала их как бы под Митину диктовку. Потом она взяла новую пустую дискету и перегнала на нее написанное.

Чайник закипел. Катя не перезванивала. Залив кипятком молотый кофе в маленькой джезве, Лена стала искать свою записную книжку. На глаза ей попалось письмо из Нью-Йорка, которое она так и не распечатала до сих пор. А ведь оно пришло давно. Оно от Майкла Баррона, профессора Колумбийского университета… Ладно, сначала надо позвонить Кате. Может, просто разъединился телефон? Кто мог прийти к ней так поздно? Подруга? Ольга говорила, у Митиной жены нет подруг. У Кати было занято. Лена набрала номер еще и еще раз.

Она успела сварить и выпить кофе, выкурить сигарету, распечатать письмо.

"Дорогая Лена! – читала она, слушая в очередной раз безнадежные частые гудки. – Во-первых, поздравляю тебя с рождением дочери. Поздно, конечно, поздравлять, когда ребенку уже два года, но, что делать, все мы ленивы и не любим писать письма просто так, без делового повода. Сейчас он у меня появился.

Я начал работать над историей русской Сибири. Смешно, конечно, человеку, не знающему ни слова по-русски, заниматься историей этой страны. Но то, что смешно, уже не грустно…

Мне очень нужна твоя помощь. Я собираюсь в ближайшее время посетить Россию и проехать по нескольким сибирским городам. Прежде всего меня интересует город Тобольск с его уникальным деревянным кремлем и прочими достопримечательностями.

Я помню твои рассказы о Сибири и об этом городе в том числе. В любом случае мне, как ты понимаешь, понадобится в моем путешествии толковый переводчик. Я знаю, что у тебя маленький ребенок, но я был бы очень благодарен тебе, если бы ты смогла сопровождать меня в моей сибирской поездке в качестве переводчика и консультанта. Мне не хотелось бы нанимать для этого чужого человека.

Путешествие продлится не больше десяти дней. Я имею возможность платить тебе двести долларов в сутки. Все дорожные расходы, гостиницы и питание, разумеется, беру на себя.

Если необходимо, я могу оплатить и бебиситтера для твоей дочки на эти дни. Дата моего приезда зависит только от твоего решения. У меня уже куплен билет в Москву с открытой датой. Я могу вылететь, как только ты скажешь. Жду твоего звонка.

Большой привет твоему мужу и дочери. Искренне твой,

Майкл".

Далее шли номера телефонов.

А у Кати было по-прежнему занято. Лена посмотрела на часы: без десяти два. Надо позвонить в Нью-Йорк, в любом случае. Надо сказать да или нет. А почему, собственно, нет?

Лизу можно оставить с Верой Федоровной, можно купить им на эти дни путевки в хороший подмосковный дом отдыха, Лена давно это хотела сделать, и Вера Федоровна просила. Две тысячи долларов за десять дней – это совсем неплохо. Впереди лето, Лиза достаточно подросла, чтобы съездить с ней на море. На это нужны большие деньги.

И тут раздался длинный, междугородний телефонный звонок.

«Ну вот! – успела подумать Лена, снимая трубку. – Наверное, это Майкл. Неудобно получилось…»

– Ленуся! Ну с кем это ты разговаривала полтора часа подряд? – услышала она голос мужа.

– Сереженька!

Его было слышно так хорошо, будто он звонил не из Лондона, а из соседней квартиры.

– Я так соскучился, уже дни считаю до возвращения. Как у вас дела? Как Лизонька?

– У нас все в порядке, Лизонька здорова, по тебе очень скучает, каждый день спрашивает по десять раз, когда вернется папа.

– А ты? Ты по мне скучаешь?

– Конечно, Сереженька, ужасно скучаю. Расскажи, как тебе там живется?

– По телефону не буду, приеду, расскажу все подробно, комкать впечатления не хочу. В общем, нормально.

– Сереженька, мне надо с тобой посоветоваться. Я только что прочитала письмо из Нью-Йорка, прямо за минуту до твоего звонка.

– То, которое я из почтового ящика достал? Это оно у тебя столько времени валялось? Ну, ты даешь!

– Да, оно самое. Просто руки не доходили. Лена пересказала мужу содержание письма.

– Ну, и в чем проблема? – спросил он, дослушав. – Ты не знаешь, соглашаться тебе или нет?

– Именно в этом, – призналась Лена.

– Тебе хочется поехать?

– Не знаю. С одной стороны – да. Две тысячи на дороге не валяются, и вообще… Но, с другой стороны, я еще не расставалась с Лизой так надолго, она все-таки маленькая.

– Десять дней – это совсем не долго. И тебе надо немножко сменить обстановку, отвлечься. Там ты хотя бы не будешь сидеть ночами за компьютером.

– То есть ты считаешь, надо соглашаться?

– Да. Мне кажется, надо. Только один у меня вопрос. Этот Майкл, он клеиться к тебе не будет?

– Разумеется, будет, – засмеялась Лена. – Но он станет это делать мягко и ненавязчиво, как истинный джентльмен.

– Смотри не заведи романа с этим джентльменом. Обстановка у вас будет очень располагающая. Если ты мне обещаешь, что романа с ним не заведешь, я тебя отпускаю.

– Он толстый, лысый, у него нос картошкой, он любит читать длинные лекции о вреде курения и после еды ковыряет в зубах зубочисткой с умным выражением лица, у всех на глазах.

– Да, джентльмен, – хмыкнул Сергей, – ну, в таком случае я спокоен. Романа у тебя с ним не случится.

– Ты знаешь, я хочу на эти десять дней отправить Лизу с Верой Федоровной в хороший подмосковный дом отдыха, чтобы они подышали чистым воздухом и чтобы у Веры Федоровны не было проблем с магазинами и готовкой. Майкл предлагает оплатить бебиситтера, вот пусть оплатит.

– Хорошая идея. Только дай мне знать, куда именно ты их отправишь. Я, вероятно, вернусь раньше тебя. Кстати, запиши мой телефон в гостинице. Как только все у тебя определится, обязательно позвони мне.

После разговора с мужем Лена окончательно успокоилась. Самое время звонить в Нью-Йорк, говорить свое «да». Но перед этим Лена еще раз, для очистки совести, набрала номер Кати Синицыной. Там все так же было занято.

* * *

– Ну, как ты? – Регина Валентиновна потрепала Катю по щеке и быстро прошла на кухню, в распахнутой шубке, сапогах и тонких замшевых перчатках.

Катя замешкалась в коридоре, шлепанец зацепился за табуретную ножку. Когда она оказалась на кухне, то увидела, как гостья кладет на рычаги телефонную трубку.

– Я ведь тут же стала тебе перезванивать, – объяснила Регина, – но у тебя все занято и занято. Оказывается, ты трубку забыла положить.

– Нет, я не забыла. Я просто сейчас разговаривала, – смутилась Катя, – надо перезвонить, неудобно.

– С кем же это так поздно, если не секрет? – Регинина рука в замшевой перчатке все еще лежала на трубке. Катя не заметила, как рука эта сдвинула, переместила трубку совсем чуть-чуть. Теперь она не придавливала рычаги старенького аппарата. Если кто-нибудь позвонит по Катиному номеру, будет занято.

Телефонный звонок не отвлечет Катю, не даст ей хоть слабенький шанс опомниться и прийти в себя.

От Регины Валентиновны, как всегда, пахло тонкими, чуть терпкими французскими духами. Кате очень нравился этот запах, он был таинственным и немного тревожным.

– Почему секрет? Я позвонила Ольгиной подруге, Полянской. Ну, помните, я рассказывала вам? Регина молча кивнула.

– Ну вот, – продолжала Катя, – я просто думала, что надо сказать ей про листочек, который я нашла. Там ведь ее фамилия. И потом – у нее муж в милиции работает, вдруг он что-нибудь сможет узнать… Ну, через свои каналы. Все-таки одно дело – районные менты и совсем другое – полковник с Петровки. Они же находят убийц. Не всегда, но находят.

– Катя, Катя, – грустно вздохнула Регина Валентиновна, – я же объясняла тебе, не надо пока распространяться о том, что ты нашла. Вот ведь – язык без костей. И что Полянская?

– Нет, я… – Катя смутилась. – Выдумаете, не надо было ей звонить?

– Ты взрослый человек, – пожала плечами Регина, – как я могу за тебя думать? Так что же Полянская? Как она отреагировала на твое сообщение?

– Она… – Катя вдруг густо покраснела, вспомнив, что почти нарушила Регинино условие, упомянула ее в разговоре с посторонним человеком. Имени, правда, не назвала, но все-таки…

– Эй, что ты покраснела, как помидор? – спросила Регина с улыбкой. – Про меня, наверное, сболтнула? Признавайся, бить не буду.

– Нет, я про вас ничего не говорила! Я только текст прочитала и спросила, верит ли она тоже, как все, что Митя сам…

– Ну и как? Верит?

– Во всяком случае, она не считает, будто мои подозрения – полнейший бред, будто я все это под наркотиком напридумывала. Собственно, она не успела ничего особенного сказать в ответ, я услышала звонок и пошла вам открыть дверь.

Кате вдруг стал неприятен этот разговор. Ну зачем столько подробностей? Разве интересно, кто что сказал? Вот и Полянская спрашивала о Регине Валентиновне, а теперь – наоборот. Ерунда какая-то… Прямо будто выпытывают что-то, и та, и другая. Разве это имеет сейчас значение? О Мите надо говорить, и только о нем. Что может быть важнее его смерти? Ведь так мало времени прошло и столько всего неясного…

– Я, собственно, почему приехала, – спохватилась Регина, ~ достала для тебя хорошее лекарство, оно уже неделю лежит у меня. Я замоталась, дел было много. А когда ты позвонила, я вспомнила. Это новый американский препарат, он разработан специально для таких, как ты. По ощущениям он дает примерно то же, что морфий, но слабее, конечно. А главное – не вызывает привыкания, то есть он на некоторое время заменит тебе наркотик и поможет вылечиться без кошмарных мучений, которых ты так боишься. Этот препарат мягко адаптирует твой организм, ты постепенно будешь уменьшать дозу, пока не вылечишься совсем.

– Неужели такое лекарство придумали? – заволновалась Катя. – Неужели возможно завязать, не мучаясь?

– За деньги все возможно, – лукаво улыбнулась Регина.

– ~ Ой, оно, наверное, жутко дорогое…

~ – Ну что ты, деточка, я совсем не к тому сказала про деньги. Я же знаю твою ситуацию, ты у нас неплатежеспособна. Я делаю это не столько для тебя, сколько для себя. Если уж я взялась помочь человеку, то должна довести дело до конца, Иначе я чувствую себя побежденной. А я не люблю этого.

– Господи, Регина Валентиновна, спасибо вам огромное, я даже не знаю, как мне вас благодарить.

– Перестань, пожалуйста! – махнула рукой в тонкой замшевой перчатке Регина и взглянула на часы, слегка оттянув раструб на запястье:

– Сейчас уже очень поздно. Ты первый раз уколешься при мне, я должна видеть, как отреагирует твой организм, чтобы знать дозировку. Так что вот тебе первая порция.

Регина достала из сумочки темно-коричневую маленькую склянку без всякой этикетки.

– А сколько здесь порций? – спросила Катя, глядя на склянку как зачарованная.

– Здесь одна, пробная. Я посмотрю, как пойдет дело, и оставлю тебе сколько нужно. Ты пойми, лекарство очень дорогое, каждый грамм – на вес золота. А ты у меня не единственная пациентка, так что я должна все точно рассчитать. Шприц, надеюсь, есть у тебя?

– Да… Ой, простите, я ведь даже чаю вам не предложила. Может, сначала чайку попьем?

– Деточка, ну кто же чаи распивает в начале третьего ночи? Я, честно говоря, спать хочу. Давай, не тяни резину. Только пойдем в спальню, тебе лучше прилечь сразу после инъекции.

Сидя на своей смятой, разобранной постели со шприцем, наполненным прозрачной жидкостью, Катя уже поднесла иглу к руке, отыскивая подходящее место на исколотой коже, но Регина остановила ее:

– Подожди, ты что, даже спиртом не протираешь перед уколом? Ну куда это годится? Гнойники же пойдут. Есть спирт у тебя?

– Да, конечно. Я сейчас.

Осторожно отложив шприц, Катя сбегала на кухню, достала большую бутылку с чистым медицинским спиртом, нашла в аптечке, висевшей тут же, у холодильника, остатки ваты.

– Ну вот, я готова, – сказала она, усаживаясь опять на кровать.

Регина стояла над ней и молча смотрела, как входит тонкая игла в протертую спиртом, израненную кожу, как разбухает, наполняясь жидкостью из шприца, голубоватая вена.

Катя не успела ничего понять и почувствовать. В ушах у нее зашумело, шум стал быстро расти, сделался оглушительным, будто в мозгу взлетал реактивный самолет. Перед глазами все закружилось, замелькало в бешеном ритме. Склоненное совсем близко лицо Регины, потом – спокойное, живое лицо Мити, еще какие-то лица, чужие и смутно знакомые. Постепенно все слилось в одну густую, непроглядную черноту.

Осторожно приподняв Катино веко, Регина заботливо укутала неподвижное тело одеялом, щедро разлила по ворсистой синтетической ткани спирт из бутылки, быстро вышла на кухню, вытянула сигарету из почти пустой пачки «Кента», вернулась в комнату, закурила и, сделав несколько затяжек, бросила длинный горящий окурок на пропитанное спиртом одеяло. Еще секунду подумав, она щелкнула одноразовой газовой зажигалкой и подожгла уголок цветастого пододеяльника.

Потом она тихонько вышла из квартиры и плотно прикрыла за собой входную дверь. Все это она проделала, ни разу не сняв замшевых перчаток.

Вообще, вся эта возня с недобитыми свидетелями, которые почему-то вдруг стали расти, как сыроежки под грибным дождем, да еще через столько лет, порядком надоела Регине. В этой свистопляске у нее почти не остается времени и сил на Веню. А он плох сейчас. Он плох, как никогда. Он может сорваться в любой момент.

Все надо делать самой. Нельзя использовать никаких связей, нельзя ни к кому обращаться за помощью. Обращаясь с просьбой, ты делишься информацией и попадаешь в зависимость.

Получается дурацкий парадокс: при их связях и деньгах они могли бы нанять любого, самого лучшего киллера. Но хороший киллер умен и крайне осторожен. Прежде чем выполнить заказ, он вполне может поинтересоваться личностью человека, вставшего на пути богатейшего и влиятельнейшего концерна «Вениамин». Известны ведь случаи, когда умный киллер сам звонил по телефону тому, кого должен был убрать, и прямым текстом предлагал сделку: «Мне тебя оплатили. Если заплатишь больше, убивать не буду».

Бывало и другое. Если киллер узнавал, что повод заказа – не месть, не долги, не деление сфер влияния, а опасная для заказчика информация, то, прежде чем выполнить заказ, он всеми доступными способами пытался эту информацию выведать.

Информация, за которую убивают, может очень пригодиться. Разумеется, дурак заработает на ней только пулю. Но если использовать ее осторожно и с умом, то можно заработать такие суммы, по сравнению с которыми киллерский гонорар – слезы, а не деньги. А осторожности и ума хорошему киллеру не занимать.

Регина вынуждена была просчитывать все, даже то, что почти невероятно. Именно поэтому она не могла пойти традиционным путем и нанять хорошего исполнителя для решения всех навалившихся проблем. Все надо было делать самой.

Глава 14

Оперуполномоченный Михаил Сичкин задумчиво глядел на две фотографии, лежавшие перед ним на столе. На одной была снята красивая, прямо-таки голливудски красивая женщина лет сорока, с точеными чертами лица и волосами цвета спелой пшеницы. На другой – девушка с таким безнадежно-некрасивым лицом, что хотелось тяжело вздохнуть от жалости.

Впрочем, при более внимательном взгляде жалость испарялась. Было в этом молодом девичьем лице что-то акулье: скошенный подбородок, плоский большой нос, маленькие ледяные глаза.

У красотки с другой фотографии глаза были те же, только выражение чуть иное.

– Голодная акула и сытая, – пробормотал Миша, – вот и вся разница.

Он тут же одернул себя: «Да что я, в самом деле? Может, эта Градская Регина Валентиновна – милейшая женщина, добрейшей души человек? Я еще ее в глаза не видел, а уже акулой обозвал. Ну сделал себе человек несколько пластических операций, изменил внешность до неузнаваемости. А какая женщина не захочет изменить такую внешность, спрашивается? И мужику не все равно, с каким лицом жить, а уж женщине – и подавно».

На фею-доктора, о которой обмолвилась фотомодель Вероника Роговец, Сичкин вышел практически сразу. Ему не давала покоя задачка с неизвестным мотивом. Зачем Регине Валентиновне понадобилось так тщательно готовить Веронику Роговец к разговору со следователем?

Да, фея-доктор сильно заинтересовала Мишу Сичкина. Он решил как следует подготовиться к встрече, не пожалел времени и узнал об этой женщине все, что мог узнать.

Сообщение о том, что Регина Валентиновна полностью изменила собственную внешность, только подогрело Мишанин интерес. Фотографий теперешней Градской он нашел много, в том числе и на страницах популярных журналов, где она была снята рядом со своим знаменитым мужем, суперпродюсером Вениамином Волковым. А вот старый, дооперационный, снимок он нашел с трудом. Впрочем, достаточно было одного взгляда на прежнее, настоящее, лицо этой женщины, чтобы понять, зачем она так старательно уничтожала все свои старые фотографии.

К моменту встречи Мишаня знал, что Градская Регина Валентиновна родилась в городе Тобольске Тюменской области в 1946 году. В 1963-м поступила в 1-й Московский мединститут, закончила с красным дипломом. Потом – ординатура, специализировалась по психиатрии, работала в Институте им. Сербского, защитила кандидатскую диссертацию на тему «Особенности эмоциональной сферы и волевых процессов при формировании бредовых мотиваций и их корреляция с нозологическими и синдромальными особенностями психически больных» (пока прочитаешь, мозги завянут!). На самом деле работала ординатор Градская с убийцами-психопатами, изучала их интеллектуальный уровень.

Мишаня не поленился, навестил своего знакомого из Института Сербского, старичка профессора, судебного психиатра. Он не хотел официально заявляться в институт и наводить там справки об одной из ординаторов, работавшей когда-то, давным-давно. Проще было навестить старика пенсионера.

Проще и полезней. Профессор поболтать любил, и Региночку Градскую помнил отлично.

– Знаешь, я всегда жалел умниц дурнушек. Женщине вовсе не обязательно быть умной, – говорил профессор. – А Региша, так сказать, крайний вариант. Ужасно умная и ужасно некрасивая. Я был уверен тогда, что в науке она пойдет очень далеко. Никакой личной жизни ей не светило. Да, она могла бы далеко пойти, если бы не увлеклась околонаучным трюкачеством, экстрасенсорикой и прочей дребеденью. Собственно, из-за этого и вышел у нее конфликт с нашим институтским руководством. Она такие штуки могла делать, руками, глазами… Наш брат психиатр не любит всех этих фокусов. А тут еще узнали, что она на дому практикует, за деньги. Защититься ей, конечно, дали, но из института попросили по-хорошему.

Уволившись из Института им. Сербского, Градская устроилась в районный психдиспансер. Еще в начале семидесятых, когда это не было модным, когда это считалось мистикой и чепухой, доктор Градская активно занималась экстрасенсорикой – в свободное от работы время.

Регина Валентиновна принимала больных у себя дома, за большие деньги лечила спивающихся знаменитостей, работала со всякими сексуальными расстройствами и тяжелыми депрессиями.

Старый профессор ошибся в своих прогнозах насчет личной жизни дурнушки Региши. В 1986-м Градская вышла замуж за Вениамина Волкова. Сегодня это имя известно каждому школьнику. А тогда его почти никто не знал.

Регина Валентиновна была на десять лет старше своего молодого мужа, к тому же он – мужчина весьма привлекательный, а она тогда, до пластических операций, была страшна как Божий грех. Впрочем, о вкусах не спорят.

Брак оказался весьма плодотворным. Детей, правда, у этой пары не было, зато они родили и вырастили самый мощный и знаменитый в шоу-бизнесе концерн «Вениамин». Убитый певец был тесно связан с этим концерном, так же как и его любовница-фотомодель. Несколько их совместных клипов было снято на студии концерна, и последнее концертное турне Азарова организовал один из людей Волкова. Кстати, с Вениамином Борисовичем тоже не мешало бы встретиться – когда будут для этого более серьезные основания, чем совместная работа с убитым. Но будут ли они – еще вопрос.

По телефону Регина Валентиновна говорила с Сичкиным весьма любезно, сказала, что готова встретиться с ним в ближайшее время, в любом удобном для него месте.

Сичкин счел для себя удобным вызвать Градскую на Петровку. Сейчас он ждал ее с минуты на минуту. Взглянув на часы, он аккуратно сложил в папку и убрал в ящик стола две фотографии и несколько бумажек, касавшихся свидетельницы.

Наконец послышался стук в дверь.

В жизни Регина Валентиновна выглядела еще моложе и элегантней, чем на фотографии. На ней была узкая серая юбка до колен и нежно-розовый пуловер. Все в ее облике было продумано до мелочей, сапоги и маленькая сумочка сшиты из одинаковой дымчато-серой замши, а лак на ногтях и помада на губах были матовыми, нежно-розовыми, как пуловер.

Кабинет наполнился тонким запахом дорогих духов, идеально-белые зубы сверкнули в любезной улыбке. Градская вообще была сама любезность, само обаяние. Мягкие карие глаза смотрели на Сичкина доброжелательно и честно. В них написана была готовность ответить на любой вопрос, рассказать все, что ей известно о трагической гибели молодого талантливого певца Юрия Азарова.

– Вероника Роговец проходила у меня курс реабилитационной терапии, она страдала депрессиями, связанными с некоторыми детскими переживаниями. Она очень ранимая девочка.

– Честно говоря, я этого не заметил, – улыбнулся Сичкин, – мне редко приходилось встречать таких… – он кашлянул, – таких раскрепощенных и уверенных в себе людей. Особенно если учесть, что погиб близкий ей человек, у нее дома…

– ~ Да что вы, это всего лишь игра, – покачала головой Градская, – поверьте, на самом деле девочка очень тяжело переживает Юрину смерть.

– Она обращалась к вам за помощью в последние несколько дней?

– Да, она заезжала ко мне. Буквально в тот же день, вечером.

– И вы помогли ей?

– Да, я поддержала ее. Она была в ужасном состоянии, Знаете, она боялась, что и ее могут убить, но больше всего она боялась, что ее заподозрят. Она так и сказала, мол, сразу ведь начинают подозревать близких. А ближе ее у Юры никого не было. Они практически не расставались в последнее время. Ее волновало, что затаскают по допросам.

– Она советовалась с вами, как лучше вести себя на допросах?

– Да, она спрашивала, как лучше выстроить разговор, чтобы от нее, простите за грубость, «скорее отвязались».

– Ну, это уже почти юридическая консультация, – усмехнулся Сичкин, – и что вы ей посоветовали, если не секрет?

– А как вы думаете? – лукаво улыбнулась Градская.

– Ну, мне кажется, несколько дельных советов на этот счет вы ей дали. Во всяком случае, судя по ее поведению.

– Наверное, она кокетничала с вами вовсю, глазки строила? Это вполне в ее духе, – Регина весело рассмеялась, – я подозреваю, вы не правильно ее поняли, а она в свою очередь не правильно поняла меня.

– Прямо испорченный телефон, – заметил Миша, улыбнувшись в ответ на веселый смех своей собеседницы.

– Скажите, вы серьезно думаете, что я инструктировала Веронику Роговец, как ей вести себя на допросах? – спросила она, отсмеявшись.

– Вы только что сами сказали об этом.

– И вы считаете, что она следовала моим инструкциям? Вы полностью исключаете вариант, что Вероника вела себя так, как ведет всегда и со всеми? Вам кажется, я ее настроила на определенный лад и она, как заводная игрушка, следовала этому настрою?

– Ну, не стоит так огрублять, Регина Валентиновна. Разумеется, Роговец не игрушка, а живой человек. Однако определенное влияние вы на нее имеете, согласитесь. Иначе она не обращалась бы к вам за помощью.

– Если бы она следовала моим советам, то говорила бы вам правду и только правду, – тихо и серьезно произнесла Регина, – но люди, как вы верно заметили, не игрушки. Не музыкальные инструменты.

– Скажите, Регина Валентиновна, а Юрия Азарова вы хорошо знали?

– Не очень, – пожала плечами Градская, – он у меня не лечился.

– Как вы думаете, могли быть у него серьезные долги?

– Какая разница, что я думаю по этому поводу? Такие вещи надо знать точно. Я вам могу точно сказать одно: ни у меня, ни у моего мужа он денег в долг никогда не брал.

Когда она ушла, у Мишани разболелась голова. От разговора остался неприятный осадок. Соображать было трудно, все валилось из рук. Кто-то недавно рассказывал ему нечто подобное… Совсем недавно. Кто-то из его знакомых точно так же, поговорив с милым обаятельным человеком, чувствовал тяжелую усталость, головную боль.

Миша старался вспомнить, что-то подсказывало ему: это важно, это серьезно. Но голова прямо-таки раскалывалась. «Загипнотизировала меня, что ли, эта Градская?» – подумал он с раздражением.

Выпив две таблетки панадола, Мишаня сделал себе крепкий сладкий чай. Головная боль немного отпустила, но соображать все равно было трудно.

Вечером жена заставила его измерить температуру. Оказалось, что у Мишани тридцать восемь и пять. Немудрено. В Москве свирепствовал последний весенний грипп.

* * *

У Лены был сумасшедший день. Она подготовила и сдала все материалы по своему отделу, которые шли в следующий номер, то есть сделала работу, рассчитанную на ближайшие Десять дней, она успела заказать и тут же выкупить путевки в Подмосковный дом отдыха для Лизы и Веры Федоровны и Проделала еще такую кучу мелких и крупных дел, что сама удивлялась.

Ее единственный подчиненный, Гоша Галицын, печатал на компьютере последний абзац своей статьи о модной рок-группе, периодически терзая телефон. Лена ждала, когда он закончит – он обещал отвезти ее домой на своей «Волге». В который раз она ругала себя, что так и не удосужилась получить права.

Бежевый «жигуленок» стоит себе под окном, а ей приходится одалживаться. В дом отдыха Веру Федоровну с Лизой повезет на своей машине Ольга Синицына, Майкла поедет встречать Гоша, а потом он же повезет их в аэропорт, когда они будут улетать в Тюмень.

Никто в шоферы не нанимался. У всех свои дела. Гоша Галицын давно уже не тот оболтус, которым был, когда пришел работать в журнал. Он нашел свою тему, стал писать о музыке, о роке и попсе. За два года даже имя себе заработал, причем не только скандальными подробностями из интимной жизни звезд, но и умением хорошо писать, что в наше время большая редкость.