Текст книги "Изгнание из Эдема. Книга 1"

Автор книги: Патриция Хилсбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– Не научите.

– Почему же?

– Просто их уже нет.

Стэфани оживилась и приступила к допросу с пристрастием:

– Но вы же не могли их истратить полностью: вы живете скудно, как церковная мышь. Что-то должно остаться.

– Ни сколько. О, Аллах, …

– Черт бы взял вашего Аллаха, – со сдержанным раздражением сказала Стэфани, – куда вы дели деньги?

– Черт не может взять Аллаха.

– Ладно, пускай разбираются сами. Меня интересуют ваши расходы на такую приличную сумму.

– Хорошо, хорошо, я все сейчас расскажу.

– Тебе это придется сделать, дружище. Никуда не денешься, – опять бросил едкую реплику Фархшем, беззастенчиво поглаживая руку у Патриции.

– В тот день, – начал доктор, движением руки останавливая реплики Фархшема, – когда вы расстались со мной и отправились зарабатывать себе на жизнь, я воззвал к милосердному и сострадательному, чтобы он открыл мне, не есть ли вы одна из его бесконечных шуток.

– О! Аллах еще и шутит!

– Помолчи, Джонни!

– После молитвы я сел и развернул газету. И подумайте! – поднял указательный палец и подержал его некоторое время доктор, заостряя внимание всех. – Взор мой упал на колонку, озаглавленную: «Завещания и посмертные дарения». Я прочел в ней имя, которое уже забыл. Миссис такая-то, по такому-то адресу проживающая, оставила сто двадцать тысяч одному из знаменитых парков. Вот так взяла и подарила. А следующим шло имя моего учителя, который изменил всю мою жизнь и дал мне новую душу, открыв передо мною мир науки. Я четыре года был его ассистентом. Он своими руками делал приборы для экспериментов, и однажды ему понадобилась металлическая нить, способная выдержать температуру, при которой платина плавится, как сургуч.

Стэфани, которая слушала с интересом, но довольно вяло, вдруг встрепенулась и подняла руку, заставляя на минутку замолчать доктора.

– Купите для меня у него патент, если только кто-нибудь не опередил нас.

– Он не брал патента.

– Почему?

– Он считал, что наука не может быть ничьей собственностью. И у него не было ни времени, ни денег на беготню по патентным бюро. Люди, для которых наука ничего не стоит, а деньги – все, сделали на его открытии миллионы. Он же оставил своей вдове, доброй женщине, заменившей мне мать, четыре сотни, что обрекало ее на полную нищету.

Доктор вздохнул и, очевидно, опять вспомнил Аллаха, потому что пауза затягивалась, и Стэфани не замедлила сделать замечание в своем духе:

– Вот к чему приводит брак с ни на что не годным мечтателем.

Доктор встрепенулся и с высоких высот взглянул на нее, как на нищую духом.

Стэфани поняла взгляд по-другому и решила дальше продолжить свою мысль:

– Если вы собираетесь просить, чтобы я помогала ей, то запомните: мне надоели неимущие, ни на что не способные вдовы. Я сама превращусь в нищую, если взвалю их всех себе на плечи.

– Не бойтесь. Аллах милосердный и сострадательный внял мольбам вдовы.

– Каким образом?

– Слушайте!

– Я вся внимание.

– Однажды мне пришлось лечить премьер-министра, который возомнил, что он болен. И вот теперь я отправился к нему и объявил, что Аллаху угодно, чтобы вдове была назначена пенсия за счет цивильного листа. Она получила ее – это несколько тысяч в год. Затем я пошел в большой металлургический трест, эксплуатирующий изобретение моего учителя, и сказал директорам, что бедность его вдовы позорит их перед ликом Аллаха. Они были богаты и щедры: они выпустили для нее специальные учредительные акции, приносящие довольно большую сумму в год. Они полагали, что тем самым она вступает в дело на самых выгодных для нее условиях. Да внемлет ее молитвам и будет к ним милостив тот, в ком единый источник власти и силы. Но все это потребовало времени. На уход за мужем, сиделку, похороны, передачу лаборатории и переезд на более дешевую квартиру вдова истратила все, что у нее было, хотя ни врач, ни адвокат не взяли с нее ни копейки, а лавочники не торопили с уплатой долгов: воля Аллаха воздействовала на всех их сильнее, чем на государственное казначейство, взыскавшее с вдовы налог за ее крошечное наследство. Между кончиной моего учителя и назначением пенсии образовался как раз разрыв в полторы сотни. Но господь, который справедлив и точен, соизволил, чтобы руки вашего шофера и мои заполнили этот разрыв известной вам суммой.

– И вы все их отдали вдове?

– А вы как думаете?

– Но это же немалые деньги!

– Да, у меня таких никогда не было, и они преисполнили сердце мое такой радостью, какой никогда мне еще не доставляли деньги.

– Отдавая деньги вдове, вы испытывали такую радость? – с удивлением спросила Стэфани.

– Несравненную.

– О, Боже!

– И вот, вместо того, чтобы явиться к вам с пятьюдесятью тысячами, я задолжал за свое пропитание в вашем отеле и со дня на день жду, что ваш управляющий потеряет терпение и потребует немедленной уплаты.

Доктор, однако, не чувствовал себя угнетенным, а даже имел вид счастливого человека.

– Ничего, старина, – первым бросился с сочувствием к доктору Джон Фархшем. – Свои дела вы не устроили, зато чертовски благородно поступили с вдовой. А заодно, я вас поздравляю, вы ускользнули от Стэфи.

– Благодарю вас, сэр, – повернулся доктор в сторону Фархшема. – Но я не думал ускользать от нее.

– Она не выйдет за вас, пока у вас в кармане пусто, и гуляет ветер, – Фархшема обрадовало это обстоятельство, что не понравилось Патриции.

– Может, еще все образуется, – с надеждой сказала она и прижала к себе локоть Фархшема.

Но Стэфани пошевелила красивой туфелькой и оценивающе посмотрела на доктора. У нее перед глазами возник Амаль, грустно улыбнулся и исчез.

– А почему бы и не выйти мне замуж за доктора? – вдруг как бы сама себе сказала Стэфани.

Доктор сидел, занятый своими мыслями, как будто не его решалась сейчас судьба. Потом что-то сообразил и уставился на Стэфани:

– Вы что-то сказали, леди?

– Я решила выйти за вас замуж.

– Но я не выполнил ваши условия.

– Это не совсем так.

– А как?

– Из этого изобретения, вероятно, уже сделано десять раз по пятьдесят тысяч. Доктор, покрыв моими деньгами неотложные расходы вдовы, косвенным образом вложил их в изобретение. И проявил при этом исключительные деловые способности. Верно, мистер Сэдверборг? Стэфани улыбнулась Сэдверборгу.

– Безусловно, – быстро согласился Сэдверборг и с уважением посмотрел на доктора.

– Вы так считаете? – удивился доктор.

– Да.

– Объясните, почему?

– Вы выжали деньги из премьер-министра, а это ох как не просто, даже если вы ставили ему клистиры. Вы выжали деньги из императорского металлургического концерна. Вы устроили как нельзя лучше дела вдовы – разве этого мало, чтобы быть деловым человеком? Вы не согласны со мной?

– Это было непросто, но… – А что вас смущает?

– Я не устроил свои собственные дела.

– Что вы имеете в виду?

– Никому не секрет, уважаемый Сэдверборг, что я задолжал за стол, – грустно сказал доктор.

Стэфани улыбнулась, как улыбается мать, глядя на провинившегося ребенка.

– Что вы смеетесь, сударыня? Это очень грустно.

– А мне смешно.

– Над чем вы смеетесь?

– Над вашей проблемой.

– Разве долги это не проблема?

– Проблема, конечно, но не такая, чтобы опускать голову ниже плеч.

– Вы не знаете, что такое долги, вот вам и смешно, – доктор озабоченно почесал затылок.

– Ну, дружище, вы и насмешили меня, – громко захохотал и положил ногу на ногу вконец развеселившийся Фархшем, поправляя на себе курточку гребца.

– Не понимаю, чем я так вас насмешил?

– Пусть скажет Стэфи.

– Ладно, Джонни, я скажу, что задолжала своим поставщикам продуктов за два года.

– За сколько?

– За два года.

– И что?

– Поставщики меня уведомляют, что вынуждены прибегнуть к вмешательству властей, чтобы стребовать с меня деньги.

– И что будет?

– А ничего. Когда власти проверят все счета, и я удостоверюсь, что там нет ничего лишнего, вот тогда и разберемся.

– А почему вы не платите сразу?

– Потому, что когда деньги у меня на счету, то они приносят доход мне, а не кому-нибудь другому.

– Вот видите, – вдруг вмешался Блэкфорд, – это самая скаредная женщина в нашей стране.

– И потому, самая богатая, – весело добавила Стэфани. – Мистер Сэдверборг, я решила выйти замуж за этого врача, установите его имя и подготовьте все, что полагается.

Блэкфорд пошевелился в своем кресле и решил быть милосердным. Он обратился к доктору с сочувствием.

– Смотрите, доктор, – брюзгливо сказал он. – Выходя за вас замуж, она нарушает супружескую верность. До вас она флиртовала со мной, возила меня за город и подавала надежду, что я заменю ей Джона Фархшема.

– И что же?

– Посмотрите, что она со мной сделала! Она и с вами сделает то же самое, когда ей понравится очередной мужчина.

Врач в первый раз внимательно посмотрел на Эндрюса Блэкфорда и повернулся к Стэфани. Его карие глаза заблестели, в них хитринка мешалась с лукавинкой.

– Что вы на это скажете, мадам?

Стэфани уловила лукавый блеск в глазах доктора и ответила в том же духе:

– Что вы должны научиться не упускать удачу.

– А кто этому может обучить?

– Я.

– А как насчет измены?

– Я не позволю вам мне изменять. Я потерплю и, видимо, мне придется примириться, что у меня будет постоянная соперница, – весело журчал голос Стэфани.

– Боже, она уже предполагает соперницу, – с удивлением сказала Патриция, обращаясь к Фархшему.

– Хотел бы я на нее взглянуть, – тихо хихикнул Фархшем.

Стэфани оттолкнула ногой высокий стул, чтобы лучше видеть лицо Фархшема и спросила, взглянув через плечо доктора:

– Кого ты хочешь увидеть, Джон?

– Твою соперницу, когда ты выйдешь замуж за доктора.

– Вы ее предполагаете уже? – осмелев подала голос и Патриция.

– Она у меня уже есть, – весело подтвердила Стэфани и взглянула на доктора, который радостно прищурился на любопытных.

– Давайте им не скажем, – засмеялся и доктор, – пусть догадаются сами.

– Она все равно вас бросит, а тем более не потерпит никаких соперниц. Вы в ней жестоко разочаруетесь, доктор. Я вас предупреждаю. Блэкфорд приподнял свой безвольный подбородок и с вызовом посмотрел на доктора.

Стэфани с презрением взглянула на Эндрюса Блэкфорда, и в ее глазах мелькнуло неприкрытое отвращение, но, возможно, и не к нему, а к себе, что позволяла этому ничтожеству волочиться за собой.

– Этот разочарованный старый волокита пытается запугать вас моей неверностью. Но он никогда не был женат, а я была замужем и говорю вам: ни в одном, даже самом счастливом браке не бывает так, чтобы супруги не изменяли друг другу в мелочах тысячу раз на дню. Начинается с того, что вам, кажется, будто у вас всего один муж, а у вас, как выясняется, их целая дюжина, в одном лице. Рядом с вами оказывается человек, которого вы ненавидите и презираете, хотя связаны с ним на всю жизнь; однако, еще до конца завтрака этот дурак говорит вам что-нибудь приятное и снова становится мужчиной, которым вы восхищаетесь, которого вы любите. А между двумя этими полюсами, вы проходите тысячи этапов – с другим мужчиной или с другой женщиной на каждом из них.

– А вы философ!

– Это не философия, доктор, а жизнь.

– Жизненный опыт в семейной жизни не пригодится. Вы знаете женщин, а мужчина – это особое мышление и…

– Для мужчины все женщины воплощены в его жене: она дьявол во плоти, она заноза в его теле, ревнивое чудовище, нуда, неотступный сыщик, скандалистка, мучительница.

– О, ты так, оказывается, все правильно понимаешь, а я и не знал! – опять захохотал Джон Фархшем.

– Это было мое место в твоей жизни, и я его передаю той, которая станет твоей женой, а не любовницей.

– У него больше не будет любовниц! – привстала и опять села на то же место Патриция.

– Не будет, Поленька, не волнуйся.

– Я знаю, милый.

Стэфани прекратила перепалку взмахом руки и опять приступила к философствованию:

– Но жены так наивны. Стоит мужу сказать ей любую утешительную ложь, как она становится его отрадой, помощницей, бесценным сокровищем – в худшем случае его беспокойным, но любимым ребенком. В каждой из жен заключены все женщины сразу, а в каждом муже – все мужчины. Что знает холостяк об этой бесконечно опасной, надрывающей сердце, непременно изменчивой и полной приключений жизни, которую именуют браком? Дорогой доктор, смотрите на это, как на любую рискованную операцию, которых вы делали сотни.

Доктор, слушавший внимательно, каждое слово Стэфани, удовлетворенно поднял брови и махнул головой в знак согласия.

– Поистине, – медленно, даже немножко с акцентом, сказал он, – кто мудрей и лукавей женщины, когда она пытается уловить в свои сети мужчину, избранного для нее Аллахом.

– Так вы согласны?

– Нет.

– Как, нет?

– А мне хорошо и без жены.

– Но вы не знаете, как хорошо вам будет с женой.

– Зачем мне ломать свою жизнь?

– Но это только к лучшему.

– А где гарантия?

– Никаких гарантий.

– Я буду счастлив, оставаясь старым холостяком со своей единственной женой.

Патриция поднялась, и вся подавшись в сторону, где сидели доктор и Стэфани, с удивлением спросила:

– Так вы уже тоже женаты?

– Да, с ранней юности.

– И где же ваша жена?

– Она всегда со мной.

– О, Боже, Стэфи, что ты себе позволяешь, зачем ты разрушаешь семью этого иностранца, – возмущался Фархшем, усаживая Патрицию рядом с собой.

Стэфани невозмутимо и с издевкой посмотрела на Фархшема и, вытянув шею, засмеялась:

– Его религия разрешает ему иметь четыре жены, а я буду только вторая – я согласна!

– Ты с ума сошла!

– Она всегда была сумасшедшей, – проворчал Блэкфорд и потянулся достать трость, которая валялась на полу.

– Только вы, Эндрюс, не всегда меня считали сумасшедшей – вспомните!

– Я ошибался.

– И сейчас ошибаетесь, – холодно заметил доктор.

– Он никогда не знал никаких правил, кроме этикета, потому его жизнь – сплошная ошибка, – резюмировала Стэфани и протянула руку к доктору.

– Что вы хотите сказать, милая леди? – галантно спросил доктор, сжимая запястье Стэфани.

– Я хочу узнать, сумеете ли вы проверять мой пульс, оставаясь старым холостяком?

– Стэфи, он женат, ты подумай!

– Может у него жена – иностранка?

– У меня жена интернациональна и зовут ее НАУКА, уважаемая, и леди согласна на вторые роли после нее.

– О, Боже, Стэфани и на вторых ролях, потрясающе!

– Бывает и так, Джонни. Ну, как мой пульс, доктор?

– Ах, про него-то я и забыл. Раз, два, три… Нет, он неотразим. Такой пульс один на тысячу, нет-нет на сто тысяч. Я люблю его! Я не могу расстаться с ним!

Фархшем подхватывается и поднимает Патрицию Смат, направляется к двери.

– Пойдем, дорогая, к реке. А вам доктор, я должен сказать, что вы будете раскаиваться в этом до последнего дня своей жизни, поверьте.

– Мне поможет Аллах!

– Сомневаюсь.

– Мистер Сэдверборг, вы получили мои указания?

– Разумеется.

– Завтра приступайте.

– Разумеется.

Фархшем и Патриция, направляясь к двери, немного задержались, проходя мимо Стэфани и доктора. Фархшем был бледен и раздражен, а Патриция плыла, как курочка, довольная, настороженная, но не удержалась, скользнула взглядом на сплетенные пальцы доктора и Стэфани. Колючий блеск бриллианта в несколько каратов пронзил сердце Патриции и она, сделав намек на книксен, прошипела:

– Поздравляю, дорогая.

В дверях они столкнулись с управляющим, который спешил с каким-то сообщением к Стэфани Харпер.

Глава 14

Прошло несколько месяцев.

Палуба туристского парохода. В кресле-качалке, лёгком и удобном сидит Стэфани. Она в купальном костюме, огромной шляпе, и на пальчике одной ноги болтается изящная прогулочная туфелька. На коленях у нее альбом, в котором она что-то рисует, похоже, разрабатывает новые комбинации костюмов для морских прогулок и пляжей.

На некотором расстоянии от нее в таком же кресле-качалке удобно устраивается бледного вида джентльмен лет под сорок. На нем тропический костюм из белого шелка, зеленые красивой формы очки с цейсовскими стеклами. Удобно устроившись, закинув ногу на ногу и положив на колени толстый блокнот, он немного отворачивается от Стэфани, явно показывая этим, что ему не надо мешать, приглаживает аристократическую бородку и начинает что-то писать медленно, явно обдумывая каждое слово, а может правильно формулирует мысль.

Стэфани быстро делает набросок его костюма, тропических мужских туфель и захлопывает свой альбом. Явно видно, что путешествие, однообразие морского пейзажа в период штиля, ей надоели, и она жаждет новых знакомств. Кроме того, морское купание ежедневно и спокойствие от жизненных бурь накопило в ней очень много энергии, которой требуется выход.

Бросив альбом рядом с креслом, она обращается к мужчине, предварительно постучав туфелькой по палубе, чтобы обратить на себя внимание:

– Не скажете, который час?

– Одиннадцать, – недовольно буркнул мужчина, даже не взглянув в ее сторону.

– А на моих еще только половина одиннадцатого, – наивно сказала Стэфани, явно играя простушку.

– Сегодня ночью часы на полчаса перевели вперед. Ведь мы плывем на восток.

– Мне кажется, когда то и дело переводят часы, путешествовать интереснее.

– Я рад, что вам даже такая мелочь интересна, – буркнул мужчина и демонстративно углубился в свою работу. Рука его стала двигаться по блокноту более нервно.

– Через полчаса стюард будет разносить бульон. А я думала, ждать еще целый час, – наивно болтала Стэфани, явно нарочно мешая работать заинтересовавшему ее мужчине.

– Я никогда не пью бульон.

– Почему же?

– Не хочу прерывать работу.

– Почему вы все время работаете? Не для работы же люди пускаются в путешествие, а для удовольствия, верно? – Стэфани явно флиртовала на уровне своей горничной и это, видимо, доставляло ей удовольствие.

– Работа – мое единственное удовольствие.

– Ну какой в этом смысл?

– Очень большой.

– Прямо тоска берет смотреть, как вы все пишете и пишете безо всяких развлечений и даже без бульона.

– А вы не смотрите на меня, – очень даже невежливо ответил мужчина, но он не подозревал, что за женщина рядом с ним, и что таким образом от нее не избавишься.

– Вы бы встали, размялись, побросали кольца, поплавали. Сразу ожили бы.

– Спасибо, я и так чувствую себя превосходно. Терпеть не могу палубных развлечений, – мужчина поднял наконец глаза и с неодобрением взглянул на Стэфани. Он ничего не заметил, кроме двух огромных глаз, которые блеснули на него из-под огромных полей шляпы.

– Вот как, теперь понятно, почему вы облюбовали себе этот уголок. А я-то удивляюсь: что это вы все время здесь сидите.

Мужчина опять немного отвернулся с недовольным видом, но решил посоветовать незнакомке, чем себя занять, чтобы не мешала ему работать.

– За последние две недели вы осмотрели бесценные памятники старины Неаполя, Афин, Египта и Святой Земли. Почему бы вам не поразмыслить над этим, пока не принесут бульон, – сказал он и опять углубился в свою работу.

– Я никогда не увлекалась географией, – сказала ему в спину Стэфани, и легкая улыбка пробежала по ее губам. – А сейчас мы где?

– Плывем по Красному морю.

– Не шутите, сэр!

– Какие шутки? – резко повернулся к ней мужчина.

– Но оно же синее!

– А каким оно должно быть по-вашему?

– Ну конечно же, красным.

– Как видите, это не так.

– А что Черное море тоже не черное?

– Оно точно такого же цвета, как море у берегов нашей страны.

– Так почему вы пишете книгу об этом море?

Мужчина весь передергивается, вздыхает и делает вид опять, что пишет.

– Все же, простите, почему это море называют Красным?

– Так назвали его предки. Почему называют Америку Америкой?

– Потому что она и есть Америка, как же ее еще называть? Правда?

– Ох, называйте ее, как угодно, дорогая леди, но не мешайте мне работать.

Стэфани улыбнулась, взглянув на склоненную спину красивого джентльмена, и опять с наивным видом обратилась к нему:

– Это ужасно, когда мешают разговорами, не правда ли, уважаемый?

– Правда.

– Некоторые женщины так назойливы.

– Без сомнения.

– Вы слышали, что мужчина из соседней каюты со мной, по-моему поколачивает свою жену?

Мужчина оторопело смотрит на Стэфани и замечает под полями шляпы два прекрасных глаза, которые явно смеются над ним, уже не скрывая этого. Это его ужасно удивило, и он начинает рассматривать ее более внимательно.

– Некоторые женщины так и напрашиваются на то, чтобы их поколотили.

– Я тоже так думаю.

– Я слышал, что начинает всегда она.

– Несомненно.

– Я не люблю таких любительниц ворчать и пилить, а вы как на это смотрите?

– Я тоже.

– Да?

Мужчина закрывает свой блокнот, прячет ручку в карман легкого шелкового белого пиджака, встает и поворачивает свое кресло-качалку в сторону Стэфани.

Она поправляет свою шляпу, немного больше приоткрывая лицо и весело улыбается.

– Ого, моя дорогая Стэфи, похоже, у тебя опять новый поклонник вырисовывается, но я должен тебе объяснить, что я очень ревнив.

Стэфани оглядывается на голос и весело смеется:

– Я это еще заметила у тебя на родине, дорогой.

Мужчина, слегка смущенный молчит.

– Стэфи, я предлагаю тебе сегодня попробовать этот бульон, он очень неплох.

Стэфани поднимается, набрасывает на себя прелестную накидку и берет под руку доктора, элегантно одетого в белые одежды и намерена уходить, потом поворачивается и кланяется в сторону своего собеседника:

– Работайте, работайте, – весело махнула она ему рукой.

Доктор властно поворачивает ее к себе, и мужчина слышит начало фразы:

– Лаборатория, которую ты мне оборудовала на этом теплоходе, дорогая…