Текст книги ""Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 221 (всего у книги 223 страниц)

Глава 17

Эдвард Коулмэн, представившийся рыбаку из Кьоджи как некто Ральф, провел четверг, двадцать пятое ноября, в доме Марио и Филомены Мартуччи. Это с Марио он выходил на рыбалку в море каких-нибудь дней десять назад. Двадцать пятого числа день выдался непогожий – ветреный и дождливый, и Коулмэн остался дома: попивая красное домашнее винцо Филомены, он писал письма. Он написал в Рим Дику Перселу с просьбой заглянуть к нему на квартиру и проверить, все ли там в порядке, и сообщил, что очень скоро вернется. Но письмо это Коулмэн пока не отправил, как, впрочем, и остальные.

На шее его, чуть ниже правого уха, красовался огромный лиловый синяк, другой синяк, под глазом, уже начал желтеть. Марио он сказал, что на него напал на темной улице какой-то человек, пытавшийся его ограбить, но ему удалось отбиться и сохранить свой бумажник. К сожалению, у Коулмэна было с собой только двадцать тысяч лир, то есть примерно тридцать долларов. Пять тысяч он сразу отдал Марио в знак благодарности за то, что тот приютил его. Коулмэн приехал к Марио ранним утром двадцать четвертого числа, промыкавшись перед этим всю ночь со вторника на среду по барам в Местре. Свой приезд он объяснил тем, что хочет избежать встречи с мужем своей подружки, якобы приехавшим в Венецию на несколько дней. Марио конечно же не сомневался, что именно этот самый муж и избил Коулмэна.

Коулмэну очень хотелось дать денег Марио или кому-нибудь из его друзей, чтобы этот человек пошел в полицию и сказал, что двадцать третьего ноября в одиннадцать часов вечера видел, как кого-то сбросили в канал. «Вот было бы здорово перебросить мяч на другую сторону», – подумал Коулмэн, но не отважился обратиться к Марио с подобной просьбой. Конечно, будь в его бумажнике на какую-нибудь сотню тысяч лир побольше, это, несомненно, придало бы Марио вдохновения, но, к сожалению, Коулмэн такой суммой не располагал.

В соседнем дворе лаяла собака, Коулмэн знал, что она на привязи, потому что сам видел это в окно.

Около пяти вошла без стука Филомена и спросила, не желает ли Коулмэн отведать только что приготовленного brodo – супа из угря.

– Нет. Спасибо, дорогая Филомена. Обед, которым вы угощали меня, был очень сытным, и я еще не проголодался, – ответил довольный Коулмэн. – Но я с удовольствием выпью с Марио стаканчик вина, когда он вернется. Ведь он придет в шесть?

– Да, синьор, – ответила Филомена, худая, смуглая женщина, у которой не хватало передних зубов. Выглядела она лет на тридцать и родила уже четверых детей, один из которых умер. – Тепло вам здесь, синьор?

– Очень! Очень тепло. Спасибо. – На самом деле Коулмэну было холодно, но Филомена так старательно поддерживала огонь в печи, что ему не хотелось жаловаться.

Филомена ушла, а Коулмэн подошел к окну и, закусив губу, стал думать об Инес. Он сожалел, что заставляет ее волноваться, а в этом он не сомневался. Она так не хотела, чтобы он уходил в четверг после ужина на прогулку – ту самую, во время которой он выследил Рэя, – но Коулмэн буквально заставил себя выйти на улицу. Вернуться в тот вечер в отель к Инес он просто не мог. А еще раньше, в середине того же дня, его выследил Зордай, и Коулмэн удачно улизнул от него на Мерчерие. «Да и вообще, где можно без труда улизнуть от кого угодно, если не в Венеции?» – думал Коулмэн. Зордай был профессионалом, и Коулмэну было приятно, что он сумел перехитрить его. И где же еще ему избавиться от Рэя, как не в Венеции? Удача явно была на его стороне, когда помогла ему найти Рэя и даже подходящий камень. Коулмэн именно так и представлял себе глухой тупик – точно такой, в который загнал Рэя, – и точно такой же канал. Единственное, чего он не мог предвидеть, – что Рэй встанет на ноги после удара таким булыжником. Коулмэн насупился и в который раз чертыхнулся. Рэй, должно быть, теперь не очень хорошо себя чувствует, и все же он наверняка жив. Эта мысль приводила Коулмэна в бешенство, от которого он скрежетал зубами, а сердце его начинало колотиться. Допив остатки вина, он все же решил уговорить Марио пойти в полицию. Ему нужно было придумать причину, по которой Марио якобы оказался в Венеции той ночью. А может, будет лучше, если Марио напишет анонимное письмо? Нужно будет как-то обработать Марио – пусть считает, что мужа «подруги» Коулмэна следует немного наказать за ночное нападение. Можно договориться с Марио, что он заплатит ему за услугу тридцать тысяч лир, но чуть позже, как только доберется до денег.

Когда утром Марио ушел на работу, Коулмэн послал Филомену купить ему «Гадзеттино», безошибочно угадав, что та даже и не заглянет в газету. Обнаружив там свою фотографию и прочитав сообщение о своем исчезновении, Коулмэн сжег газету в печке. Он надеялся, что Марио не увидит сегодня газету, хотя помнил, что просил его купить по пути домой вечернюю.

Наконец он услышал, как крикнул Марио и как ему ответила Филомена, – это означало, что Марио вернулся домой. Коулмэн спустился вниз.

Трое ребятишек вертелись возле отца, вернувшегося с целой корзиной рыбы на голове.

– Эту рыбу я не поймал, а купил, – весело сообщил Марио. – А наловил я совсем другой рыбы.

– Ну и как улов? Удачный? – спросил Коулмэн. В кармане у Марио он заметил газету.

– Ветрено сегодня, но рыба идет хорошо, – сказал Марио.

Разговор происходил на кухне, служившей также и столовой, соседняя комната с двуспальной кроватью была отведена под детскую.

– Выпьешь вина или, может, съешь тарелочку супа? – спросила Филомена у мужа.

– Моя дорогая женушка, когда ты, наконец, запомнишь, что я не ем супа, пока не выпью вина? Ужинать будем через час, а пока просто посидим за столом. – Марио чмокнул ее в щеку и ласково шлепнул.

Коулмэн рассмеялся:

– Марио, можно мне посмотреть газету?

В дешевой, судя по всему, популярной газетенке, которой Коулмэн раньше не видел, на первой странице ничего не было. Он развернул ее и в верхнем углу увидел фотографию Рэя. Коулмэн внимательно пробежал глазами текст и узнал следующее. Рэй сам явился в полицию и рассказал, что поздно вечером двадцать третьего ноября имел драку со своим тестем Эдвардом Коулмэном на одной из улочек Венеции. «Молодой американец, в течение последних пятнадцати дней считавшийся пропавшим, заявил, что просто хотел побыть в одиночестве под влиянием тягостных переживаний, вызванных недавним самоубийством его жены Пэгги на Мальорке. После встречи с ним поздним вечером 23 ноября Эдвард Коулмэн не возвращался. Полиция ведет расследование».

– Что вы читаете? Тут что-то про вас написано? – поинтересовался Марио.

Коулмэн поспешно распрямился – увлекшись чтением, он не заметил, как склонился над газетой. Но Марио уже успел заметить фотографию.

– Вы что, знаете этого американца? Он, наверное, и есть муж вашей подружки? – спросил Марио, проявляя неожиданный интерес.

– Нет, нет.

Чтобы отвлечь внимание, Коулмэн поспешно взялся за стакан вина, а Марио тем временем поднес газету к глазам, чтобы получше рассмотреть.

– Хм… Драка? Странно… – недоуменно пробормотал он, прочтя заметку.

– Что случилось? – спросила его жена.

«Черт бы побрал их любопытство!» – подумал Коулмэн.

– Это ведь не тот человек? Не тот, с кем вы дрались, Ральфо?

Марио не знал настоящего имени Коулмэна, а если Коулмэн когда-нибудь и называл себя, то Марио, скорее всего, забыл.

– Да нет же! Говорю вам, нет. – Коулмэн чувствовал, что бледнеет, а Филомена, суетившаяся у плиты, услышав его раздражительный тон, даже обернулась.

– Той же ночью, когда и вы подрались. Разве нет? – не унимался Марио, на лице его появилась недобрая улыбка.

– Да, той же ночью, но не с ним, – сказал Коулмэн.

– Какое же ваше настоящее имя? – напирал Марио.

Филомена забеспокоилась:

– Не надо ссориться, Марио. У синьора Ральфо могут быть свои секреты.

Коулмэн неторопливо вынул из кармана портсигар, пытаясь придумать, как выйти из неловкого положения. Марио наблюдал за ним, и Коулмэну никак не удавалось взять себя в руки, его пробирала нервная дрожь.

– Ну что ж, ладно, – сказал Марио, пожав плечами и посмотрев на жену. Брови его нервно подергивались. На левой, там, где остался шрам от рыболовного крючка, не росли волосы. – Насколько я понял, синьор Ральфо, у вас неприятности. Ведь ваша дочь покончила с собой?

– Марио! – вскричала Филомена.

– Это неправда! – возмутился Коулмэн. – В этом нет ни одного слова правды! Она… – Он со стуком поставил стакан на стол, расплескав вино.

– Эй, смотри, что делаешь! – огрызнулся Марио.

Все произошло в считанные доли секунды. Коулмэна словно прорвало – он бросился на Марио, схватив его за грудки. В этот момент он думал только о предательстве Марио. Марио, которому он доверял, на чью дружбу, верность и помощь в трудную минуту он рассчитывал. Марио, его добрый товарищ, с которым он выходил в море рыбачить и который гостеприимно приютил его у себя. И вот теперь от гостеприимства не осталось и следа. С грохотом опрокинулся то ли стол, то ли стул, и они покатились по полу. Коулмэну все никак не удавалось ухватить итальянца за руки, молотившие словно два цепа. Дети и Филомена кричали. Вдруг что-то обожгло Коулмэна. Нестерпимая боль сковала поясницу и ноги, заставив забыть обо всем. Марио поднялся с пола, и тогда Коулмэн увидел, что произошло, – Филомена вывалила на него кастрюлю с горячим супом.

Сама она, прижавшись к стене, заливалась слезами. Марио чертыхался, но не от злости, а от страха и растерянности. Дети продолжали вопить хором, а в дверях стояли соседи.

Коулмэн поднялся и принялся дергать себя за штаны, пытаясь отлепить дымящуюся ткань от тела. Кровь капала на пол, словно осыпающиеся красные лепестки. Она сочилась у него изо рта.

– Филомена! Ради всего святого! – вскричал Марио. – Сделай что-нибудь! Помоги ему! Дай, что ли, соды…

Принесли соды и какой-то желтый жир в высоком кувшине, скорее всего рыбий. Коулмэн пришел в себя и попросил Марио и Филомену выставить за дверь соседей и детей.

– Мне нужно снять брюки, – сказал он.

Марио выгнал всех за дверь, а сам суетился вокруг Коулмэна, который, не обращая на него внимания, снял брюки и, оттянув трусы, начал прикладывать соду к больному месту. Он злился на Марио, хотя и понимал его. В конце концов, все произошло очень своевременно.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказал он Марио. – Да и суп жалко. – Он натужно рассмеялся. – Поймите, Марио, я очень нервничаю. А когда вы сказали это о… о моей… – Он никак не мог произнести слово «дочери» – ему сразу вспоминались слова из газеты: «…самоубийство его жены Пэгги», выставлявшие чужое горе напоказ. Они приводили Коулмэна в ярость. – Я просто потерял голову. Я возмещу Филомене убытки, во всяком случае, куплю угрей для нового супа и приберусь здесь.

– Ah, non importa[530], – сказал Марио, продолжая наблюдать за ним.

– Мне нужно умыться. – Коулмэн кувшином зачерпнул воды из ведра. – Я возьму это с собой в комнату.

Филомена с ребятишками отсиживались в детской, так что Коулмэн без особого стеснения проследовал без штанов к себе, умылся и кое-как почистил брюки и трусы над корытом. Одевшись, он спустился вниз, намереваясь помириться с Филоменой.

На кухне сидел Марио со стаканом вина. Коулмэн вдруг смекнул, что Марио боится полиции.

– Синьор Марио, еще раз примите мои извинения, – сказал он. – У вас есть какая-нибудь тряпка?

– О, Филомена вымоет. Филомена! Думаю, она укладывает детей.

– В такой час?!

– Она всегда их укладывает, когда разволнуется, – сказал Марио, пожав плечами, и заглянул в соседнюю комнату. – Филомена, что ты их укладываешь? Ведь ничего не случилось, только суп немного разлили.

Филомена что-то прокричала в ответ, скорее взволнованно, чем гневно. Марио закрыл дверь.

Коулмэн нашел швабру с тряпкой и принялся за работу. Уж что-что, а пол мыть он умел. Он давно освоил это занятие и упражнялся в нем последние пятнадцать лет, пока жил в Риме, а до этого в Таосе, Тулузе и Ареццо. Марио подбросил в печку дров.

– Ну вот, теперь можно доложить Филомене, что здесь прибрано, – сказал Коулмэн.

– Спасибо, синьор Ральфо. Хотите стаканчик вина?

– Я понимаю, Марио, что стесняю вас. Если хотите, я могу сегодня съехать. Если подскажете куда. Дело в том, что у меня нет с собой паспорта, поэтому я не могу устроиться в отель.

В кухню вошла Филомена, она слышала последние слова и больше уже не плакала.

– Синьор извиняется, Филомена. Видишь? Он вымыл кухню, – сказал Марио.

– Примите тысячу извинений, синьора, – проговорил Коулмэн. – Я старался прибраться как можно лучше. Я уже сказал вашему мужу, что благодарен вам за ваше гостеприимство, но мне нужно будет съехать, только…

Марио не слишком заботился о деликатности, он красноречиво пожал плечами и сказал:

– Кажется, я знаю, куда вас пристроить. К Донато. Только у него холодновато. Живет-то он в…

Коулмэн не знал слова, но догадался, что оно означает «хижину». Ну что ж, можно попробовать переночевать там, а завтра подыскать что-нибудь получше. Конечно, такая перспектива не улыбалась ему, но гордость не позволяла Коулмэну попросить у Марио разрешения остаться. Кроме того, он чувствовал, что Филомена теперь настроена против него из-за того, что он затеял драку. Коулмэн извлек из кармана брюк влажный бумажник и достал из него пятитысячную бумажку.

– Это вам с Филоменой, Марио. Спасибо за все.

– О нет, синьор. Ведь мы уже получили, – запротестовал Марио.

Зная, как бедно они живут, Коулмэн настоял на своем. После этого поступка великодушия у него прибавилось, оно подстегнуло его отказаться от предложения пожить у Донато, сославшись на то, что он и так доставил Марио немало беспокойства – seccatura, как он выразился. Потом Марио прочел ему нечто вроде назидания, которое Коулмэн внимательно выслушал. Суть его была примерно такова: в наше время опасно путешествовать без документа, подтверждающего личность. Одним словом, попал в самую точку. Коулмэн знал, что Марио не доверяет ему после полученной из газеты информации, поэтому решил вообще уехать из Кьоджи. Он допил свое вино, и Марио тут же налил ему еще.

Филомена снова хлопотала у плиты.

– Вы бы сначала поужинали, – предложил Марио. – Нельзя же идти голодным. Эх, если бы только я не боялся иметь дело с полицией! Все мы боимся иметь с ней дело. Ну что это за жизнь, Филомена!

– Уж и не говори, Марио. – Она налила на горячую сковороду масло. Рядом с плитой лежала принесенная Марио рыба, уже разделаннная и готовая к жарке.

– Мне и впрямь грозит опасность, – сказал Коулмэн. – Один раз на меня уже, как видите, напали. Поэтому я так нервничаю. У меня есть дочь, которая неудачно вышла замуж. Она заявила, что покончит с собой, но пока, к счастью, этого еще не сделала.

– Ну и слава богу! Вот бедняжка! – воскликнула Филомена.

– Эта заметка в газете напомнила мне о ней. Но моя дочь в Калифорнии. Она несчастлива, но жива. Я часто вспоминаю о ней. Моя жена, ее мать, погибла в автокатастрофе, когда ей было всего четыре годика, и я вырастил дочку сам.

Филомена опять заохала, Марио сочувственно кивнул.

– Вышла замуж, а он ей изменяет. Ну что ж, ничего не поделаешь, она сама сделала такой выбор. Я вот, например… не отважился бы жениться еще раз. От этих женщин у меня всегда одни неприятности, как, например, сейчас. – Он улыбнулся Марио. – Эх, Марио, жизнь моя жестянка! Ну что ж, мне пора.

Он попрощался с Филоменой, поцеловав ей руку. Марио вышел с ним на улицу, проводив до небольшого ресторанчика, где Коулмэн намеревался поужинать и поспрашивать насчет жилья. Кьоджи напоминал Венецию, но был лишен ее прелести – такие же каналы, такие же аккуратно расчерченные дорожки, и все же это была не Венеция. К тому же здесь не было Рэя, и Коулмэн моментально потерял к нему интерес. В дверях ресторанчика он попрощался с Марио, поблагодарив его еще раз.

– Когда я приеду в другой раз, выйдем снова вместе на рыбалку? – сказал Коулмэн.

– Конечно, – ответил Марио, и Коулмэн знал, что тот не кривит душой.

За ужином Коулмэн размышлял. Он вполне может скрываться еще неделю. Рэй же это сделал, а он чем хуже? Только вот писать в полицию он, пожалуй, не станет. А через недельку можно будет нагрянуть в Венецию и попробовать снова разделаться с Рэем. Все к тому времени будут считать его мертвым, наверняка забудут о нем. Инес, в числе немногих, конечно, погорюет. Но как долго? Час? День? Да уж наверняка не дольше. Вот Дик Персел еще долго будет скучать, как и его старый нью-йоркский друг Лэнс Дюкесн, художник, с которым Коулмэн познакомился, когда сам работал инженером. А другие? Коулмэн не слишком обольщался, зная, что о его персоне слезы прольют немногие.

Поужинав, он разговорился с молодым официантом насчет комнаты.

– Я вообще-то остановился в Венеции, но сегодня уже поздновато возвращаться. Не знаете, где тут можно переночевать? Разумеется, я заплачу, только вот паспорта у меня с собой нет… – Так он объяснил свое нежелание обращаться в отель.

Молодой официант знал, где можно переночевать, – в его собственном доме. Он назвал цену – пятьсот лир.

– У нас очень тепло, кухня есть.

Коулмэн согласился.

Идти пришлось недалеко. Парень выкроил пять минут между посетителями и, проводив Коулмэна к себе домой, познакомил его со своей семьей. Вопросов никто не задавал, например – почему это американец не идет в отель? Коулмэн побеседовал с родителями юноши за чашкой кофе в столовой. Фамилия семейства была Ди Риенцо.

– Мне нравится в Кьоджи, – сказал Коулмэн, представившийся им как некто Тэйлор, якобы писатель. – Быть может, вы знаете, где тут можно снять комнату примерно на неделю? Я хочу съездить в Венецию за своей пишущей машинкой.

Посмотрев на жену, муж сказал:

– Я мог бы найти вам комнату. Или вы могли бы остаться у нас, если супруга не будет возражать. Вот сегодня переночуете, и посмотрим, как дело пойдет.

Коулмэн улыбнулся. Он нарочно уселся так, чтобы свет не падал ему на лицо, и сейчас буквально расточал все свое обаяние, нахваливая стоявший в углу резной деревянный сундук, который и в самом деле представлял собой образец мастерства и изящества. Ему сказали, что это свадебный подарок отца синьоры Ди Риенцо.

– А я сейчас пишу книгу об истории обоев.

– Истории чего?

– Ну, обоев, то есть бумаги, которой оклеивают стены.

Глава 18

Вернувшись в дом синьора Кьярди, Рэй узнал от Жюстины, что хозяина нет дома и когда будет – неизвестно. Часы показывали четверть первого. Рэй снова вышел на улицу, решив позвонить Инес Шнайдер, но вспомнил, что обещал полиции и Зордаю сообщить свой номер дома. Он посмотрел на полустертую табличку, висевшую на углу дома, и направился в кафе-бар. Сначала он набрал номер полиции, потом Зордая, но того на месте не оказалось, и он оставил свои координаты. Потом он связался с отелем «Гритти», где, как сообщалось в газете, проживала мадам Шнайдер. Рэю очень хотелось поговорить с ней, успокоить. Рэй ожидал, что мадам Шнайдер не окажется на месте, но его сразу же соединили с ее номером, и в трубке послышался ее голос:

– Рэй? Здравствуйте! Как у вас дела? Где вы сейчас?

– На Джудекке. Я только хотел вам сказать, что у меня с Эдом была во вторник вечером драка и что я оставил его там в некотором роде… без сознания. Но я не думаю, что он мертв.

– Без сознания? Где?

– На небольшой улочке возле Риальто. Я рассказал об этом в полиции. Это было во вторник вечером, около одиннадцати.

– А вы? Где вы были все это время?

– На Джудекке. Скрывался от всех.

– Мне нужно увидеться с вами. Вы сейчас что делаете?

Рэю не хотелось встречаться с ней прямо сейчас, но он чувствовал, что не имеет морального права отказать ей, поэтому сказал:

– Да, я могу с вами встретиться.

– В час у меня встреча со Смит-Питерсами, но я отменю ее. Вы можете приехать в «Гритти»? Или давайте я приеду, куда скажете.

Рэй сказал, что приедет к ней в отель минут через сорок пять. Он перебрался на материковую часть и пошел по направлению к остановке «Джильо» – следующей после «Делла Салюте». Это было самое красивое место в Венеции – набережная Скьявони, громада церкви Санта-Мария делла Салюте, затмевающей все вокруг, Дворец дожей, колокольня Сан-Марко почти над самой водой. Коулмэн, конечно, жив, думал Рэй, а сам он теперь снова стал Рэем – Рэйбурном Гарретом, одолеваемым комплексом неполноценности, в меру красивым, невероятно богатым, хотя и не имеющим особых талантов. Он снова вернулся к обычному ритму жизни, к родителям и друзьям, хотя у последних наверняка не было времени скучать без него, за исключением разве что Брюса, который, должно быть, уже неделю назад написал ему в Париж и теперь ждет ответа. Родителям он все объяснит подробно, и они, конечно, поймут, может, не сразу, но со временем точно. Мать наверняка поймет сразу, а вот отец любит обычно подумать, покритиковать, считая его слабоватым или нервным. Но тут уж ничего не поделаешь.

К своему величайшему раздражению, Рэй увидел рядом с Инес в холле «Гритти» Смит-Питер-сов. С другой стороны, подумал он, почему бы не увидеться со всеми сразу? Это потребует от него напряжения немногим больше.

– Рэй! Buon giorno![531] – приветствовала его Инес, и он заметил, что она хотела протянуть ему руку, по удержалась.

– Здравствуйте, Инес! – сказал он и улыбнулся Смит-Питерсам.

– Здравствуйте, мистер Гаррет, – сказал мистер Смит-Питерс, сдержанно кивнув. Казалось, он не знал, как себя вести – дружески улыбнуться или, наоборот, держаться холодно.

– Вы ранены, Рэй? – спросила его жена, впрочем без видимого интереса.

– Ничего серьезного. Просто царапина, – ответил он.

– Это еще со вторника? – спросила Инес.

– Да, со вторника.

– Я рассказала Лоре и Фрэнсису о вашей встрече с Эдом, – несколько нервно объяснила Инес. – Мы все так хотели увидеть вас… – Она беспомощно махнула рукой. Она похудела и постарела, под глазами у нее темнели круги.

– Может, заглянем в бар? – предложил мистер Смит-Питерс. – Обедать-то еще, по-моему, рановато.

– Да, рановато, – согласилась Инес, глядя мимо Рэя в сторону двери. – Мне все время кажется, что Эдвард вот-вот войдет.

– Надеюсь, когда-нибудь так и случится, – сказал Рэй.

Все они, за исключением Инес, заказали себе «Кровавую Мэри».

– Ну и где же вы были? – поинтересовалась Лора Смит-Питерс, пытаясь выдавить улыбку.

– В основном на Джудекке, – ответил Рэй. – Мне хотелось какое-то время побыть одному.

Смит-Питерсы смотрели на него удивленно и молчали.

– А вы заставили всех поволноваться, – сказала наконец миссис Смит-Питерс.

– Очень сожалею. – Слева в голове Рэй вдруг почувствовал свербящую боль, отчего его ответ прозвучал механически.

– А во вторник вечером? – спросила Инес. – Что случилось во вторник вечером?

– Я гулял по Венеции и забрел в незнакомое место, – начал Рэй. – Около половины одиннадцатого или одиннадцати я заметил сзади Эда. Вид его показался мне недружелюбным, и я попытался избежать встречи с ним. – Он заметил крайнее удивление на лицах Смит-Питерсов, которые явно не верили, что неприязнь к нему Коулмэна может достигать таких размеров. И вообще Смит-Питерсы явно не годились в слушатели подобной истории. – Я оказался в тупике, а когда попытался выбраться оттуда, Коулмэн ударил меня камнем, который держал в руке.

– Да что вы?! – Миссис Смит-Питерс схватилась рукой за горло.

– Я чуть не потерял сознание, но все же дал сдачи. На самом деле я подобрал тот же камень и бросил в него. Он упал на землю, а я ушел, не выяснив, потерял он сознание или нет. Все это я рассказал в полиции.

– Но тогда где же он? – спросила миссис Смит-Питерс.

– Последнее, что я видел, – это как он лежал на дорожке у самого канала.

– У канала, – повторил мистер Смит-Питерс, наклоняясь к нему. – Как вы думаете, мог он упасть в него? Или утонуть?

– Фрэнсис! Что за ужасные предположения! – прошептала его жена.

– Это вряд ли возможно, – сказал Рэй. – Я думаю, он все-таки попытался встать и уйти. – Рэй облизнул губы. – Быть может, мне не следует говорить этого, так как я не очень уверен.

Мистер Смит-Питерс нахмурился:

– Много денег у него было при себе, Инес?

– Не знаю, но не думаю, что много. И потом, что значит «много»? Ведь это смотря кто грабит. Хотя я понимаю, о чем вы.

– Значит, вы оставили его там? – проговорила миссис Смит-Питерс, в голосе ее звучали обвинительные нотки.

– Да, – ответил Рэй. – Я сам едва держался на ногах. Не станете же вы… – Он не договорил фразы. Неужели нужно объяснять ей, что он не собирался возиться с Коулмэном, изображая доброго самаритянина?

– И что, неужели вокруг никого не было? – с недоверием в голосе спросил ее муж.

– Я никого не видел, – ответил Рэй.

– Как странно, что ни одного человека не… – начала было Инес, но осеклась.

Больше к этому не возвращались, а стали обсуждать, что теперь намерена делать полиция. Атмосфера становилась все напряженней. Рэй чувствовал, что все они настроены против него, считая, что он, будучи не в себе, поступил с Коулмэном гораздо хуже или просто не хочет признаться, хотя совершил это в ясной памяти.

– А той ночью, когда все мы ездили на Лидо… – завел мистер Смит-Питерс старую песню.

На Рэя снова посыпались вопросы, на которые он отвечал так: Коулмэн высадил его на набережной Дзаттере, он решил прогуляться по ночному городу и потом переночевал в небольшом отеле.

– Я не сомневаюсь, что Эдвард поступил с вами в тот вечер ужасно, – сказала Инес. – Я хочу, Рэй, чтобы вы рассказали мне правду.

«Ага, прямо в присутствии этих замечательных друзей», – подумал Рэй, краснея и чувствуя себя мальчишкой, которого поймали на вранье. В сущности же Инес сама вела себя не совсем честно. Ведь Антонио, помнится, говорил, что Коулмэн наверняка хвастался перед нею, что разделался с Рэем Гарретом. И если это так, то Инес, похоже, не сильно расстроилась. В полиции она ничего не сказала. А теперь ей нужна правда. Зачем? Ради любопытства? Или потому, что она порвала с Коулмэном?

– Он вел себя грубо, но не сделал ничего такого, о чем вы могли подумать, – сказал Рэй.

Инес заерзала на стуле и обратилась к Смит-Питерсам:

– Лора, Фрэнсис, что-то мне не хочется сегодня обедать. Вы не обидитесь?

Смит-Питерсы все понимали и согласились, что Инес лучше остаться и поговорить с Рэем наедине. Фрэнсис ждал только официанта, настаивая на том, чтобы заплатить за всех.

– А мы завтра не уезжаем, – сообщила Лора, стараясь выразить своим пискляво-гнусавым голосом искреннее сочувствие. – Мы так же, как и вы, Инес, волнуемся за Эдварда. Поскорее бы вам удалось что-нибудь узнать.

– Спасибо, Лора, – кивнула Инес.

Лора Смит-Питерс вопрошающе улыбнулась Рэю. Он чувствовал – она не знает, что ему сказать, и испытывает не только любопытство, но и страх перед ним.

– Вы, мистер Гаррет, полагаю, еще побудете в Венеции, – без особого сомнения в голосе спросил ее муж, очевидно считавший, что Рэя теперь будет удерживать здесь полиция.

– О, думаю, всего пару дней, – ответил Рэй.

– Мы позвоним вам сегодня попозже днем, – сказала Лора Смит-Питерс, похлопав Инес по плечу, и встала. – Вы ведь около четырех уже будете?

Инес кивнула.

Они попрощались с Рэем и ушли.

Рэй снова сел.

– Еще чинзано? – спросил он Инес.

– Нет, спасибо. – Она закурила. – Вы знаете, Рэй, о чем я хочу попросить вас. Рассказать мне всю правду. Когда я впервые встретила вас, вы показались мне очень искренним. Сейчас у меня другое ощущение.

Рэй снова смутился:

– Что касается вторника, я сказал вам совершеннейшую правду. Быть может, мне не следовало оставлять его лежащим на земле, но в конце концов… человек, преследовавший меня с камнем в руке и ударивший меня…

– Камень был большой?

Рэй описал ей размеры камня.

– Если вы убили его, – проговорила она шепотом, – и кто-то потом нашел его, он мог побояться сообщить об этом. Вы так не думаете? Некоторые люди боятся подобных вещей. Они скорее пройдут мимо или сбросят тело в канал. – Личико ее подрагивало.

«Да любой прошел бы мимо», – подумал Рэй. Он вдруг понял, что равнодушен к ее горю.

– Очень может быть, что он попросту прячется где-то, чтобы навлечь на меня неприятности. Полагаю, вы Думали об этом?

Но, к удивлению Рэя, для Инес эта мысль была новой. Похоже, она не обладала особым воображением, раз подобная вещь не пришла ей в голову.

– Как вы думаете, где он мог бы прятаться? – спросил Рэй.

Но на этот вопрос он не получил вразумительного ответа. Инес сказала, что Коулмэн оставил паспорт в номере и что у него при себе почти не было денег.

– Он становится таким жестоким, когда злится, – продолжала она. – Это прямо видно со стороны. И он всегда встревает во всякие неприятности. Я сама убедилась в этом в Риме.

– А что случилось в Риме?

– Он поспорил с полицейским, когда мы нарушили правила парковки. Это была моя машина, она сейчас стоит в Венеции в гараже, я сама пригнала ее сюда. Конечно, Эдвард пытался защитить меня. Итальянские полицейские привыкли, когда с ними спорят, но Эдвард почти ударил его. Мне пришлось удержать его за руку. Мы заплатили штраф, и Эдвард сказал мне: «Ну и чего ты добилась? Если бы ты не вмешалась, я бы сделал так, что нам вообще не пришлось бы платить штраф». – Инес грустно улыбнулась. – Вы не должны бояться рассказать мне… если думаете, что убили его.

Ее эмоции начинали ему надоедать. С какой стати стал бы он бояться рассказывать? Она бы не выдала его полиции, как не выдала Коулмэна, когда у нее были основания для подозрений. Убийцы вообще не боятся простых людей – пронеслось у него в голове.

– Я сказал вам: я не думаю, что убил его.

Инес вздохнула.

Рэй допил, что было в стакане, и молча наблюдал за ней. Неужели она действительно тревожится из-за такого человека, как Коулмэн? Может, только сейчас, а через несколько месяцев в ее жизни появится другой мужчина? Или даже через несколько недель? Внезапно вся ее таинственность и привлекательность – которые она с невероятным достоинством несла как визитную карточку – куда-то исчезли, и Рэй увидел в ней обычное человеческое существо, такое же эгоистичное или, быть может, даже более эгоистичное, чем он сам. С другой стороны, в нем вдруг проснулись великодушие и галантность.

– Вы не думаете, что он мог уехать в Рим?

– Я так не думаю. Дело в том, что Эдвард рассказал мне, что столкнул вас в воду той ночью. – Инес говорила, не глядя в его сторону. – Я очень рада, что это не так.

«И что она сделала, услышав такое? Продолжала спать с Коулмэном в одной постели, как чуть было не сказал Антонио?» – усмехнулся Рэй.

– Вы сказали об этом Смит-Питерсам?

– Нет. Я не знала, верить ли ему… И все же поверила. Ведь вы исчезли. А однажды, когда Эдвард не ночевал в номере, я осмотрела его гардероб, думая найти там пистолет. Под стопкой носовых платков я нашла ваш шарф. Тот самый, который вы показывали мне. – Она заглянула ему в лицо. – Помните?