Текст книги ""Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 170 (всего у книги 223 страниц)

43

Окружной прокурор Фил Хауленд, сухопарый и безукоризненный в каждой мелочи, снисходительно улыбался рыхлому и неряшливому Джерарду, сидящему напротив него в облаке сигаретного дыма.

– Может, оставите уже парня в покое? Да, поначалу я видел в вашей идее резон. Но мы проверили и его, и его друзей и ничего не нашли. Мы не можем арестовать человека лишь потому, что он вам не нравится.

Джерард переложил ногу на ногу и позволил себе вежливо улыбнуться. Настал его звездный час. Еще приятней было от того, что ему не раз приходилось сидеть в том кабинете и вежливо улыбаться по гораздо менее знаменательным поводам.

Хауленд кончиками пальцев подвинул к нему отпечатанный на машинке лист.

– Вот еще двенадцать имен. Друзья покойного мистера Сэмюэля Бруно, сведения получены от страховых компаний.

Хауленд говорил намеренно вальяжным, скучающим тоном. Теперь, в должности окружного прокурора, он располагал сотнями людей, раскидывал свои сети очень далеко и определенно знал себе цену.

– Можете это порвать, – сказал Джерард.

Хауленд усмехнулся, скрывая удивление, но не смог скрыть вспыхнувшее в темных глазах любопытство.

– Ах да, конечно, вы же нашли убийцу… Чарльз Бруно.

– Конечно. – Джерард хохотнул. – Только он совершил другое убийство.

– Всего одно? Вы, помнится, утверждали, что на его совести может быть четыре или пять.

– Такого я никогда не утверждал, – негромко возразил Джерард, разглаживая на коленях листы бумаги, сложенные втрое, как письма.

– И кого же он убил?

– Интересно? А вы сами не знаете?

Джерард подвинул к себе стул и стал раскладывать на нем листы. Он никогда не клал своих бумаг на стол Хауленду, и тот давно уже не пытался ему это предлагать. Джерард знал, что Хауленд невысокого о нем мнения – как о человеке и профессионале. Хауленд обвинял его в нежелании сотрудничать с полицией. Хотя на самом деле именно полиция не желала сотрудничать с Джерардом, а нередко и вовсе ему мешала. Однако за последние десять лет Джерард раскрыл внушительное число преступлений, в отношении которых официальное следствие лишь терялось в догадках.

Хауленд встал, неспешно подошел к Джерарду на длинных тонких ногах и заглянул в бумаги.

– И как это связано с нашим делом? – спросил он, вернувшись к столу.

– Беда полиции в том, что она мыслит однослойно. А это преступление, как и многие другие, является плодом двуслойного разума. Такую задачку может решить лишь другой двуслойный разум.

Хауленд вздохнул.

– Кого и когда?

– Вам знакомо имя Гай Хэйнс?

– Конечно. Мы допросили его на прошлой неделе.

– Была убита его жена. Одиннадцатого июня прошлого года в техасском городке Меткалф. Если помните, ее задушили.

– И это сделал Чарльз Бруно? – Хауленд посерьезнел.

– Вам известно, что первого июня прошлого года Чарльз Бруно ехал на юг одним поездом с Гаем Хэйнсом? За десять дней до убийства миссис Хэйнс. Какие вы можете сделать из этого выводы?

– То есть в тот момент они уже были знакомы?

– Нет, они познакомились в поезде. Ну, остальное-то вы можете сложить? Я даю вам недостающее звено.

Окружной прокурор слабо улыбнулся.

– Вы утверждаете, что Чарльз Бруно убил жену Гая Хэйнса?

– Именно так. – Джерард наконец закончил с бумагами и поднял глаза. – Вы, конечно, спросите, как я это обосную. Вот, пожалуйста. – Он кивнул на листы, разложенные, как карты в пасьянсе. – Читайте снизу вверх.

Пока Хауленд читал, Джерард налил себе стакан воды из фонтанчика в углу и прикурил новую сигару от предыдущей. Последнюю бумагу, от таксиста из Меткалфа, он получил сегодня утром и даже не успел выпить по этому поводу. Но ничего, он еще выпьет, и не раз – как только уйдет от Хауленда и сядет в вагон-люкс до Айовы.

Бумаги представляли собой подписанные показания служащих отеля «Ла Фонда», а также некоего Эдварда Уилсона, который в день убийства Мириам Хэйнс видел Чарльза садящимся в поезд из Санта-Фе на восток, а также таксиста, который вез Чарльза в парк развлечений на озере Меткалф, а также от бармена придорожной забегаловки, где Чарльз пытался купить крепкий алкоголь. Были там и счета за междугородние звонки из Санта-Фе в Меткалф.

– Думаю, вам все это уже известно, – заметил Джерард.

– По большей части да, – спокойно ответил Хауленд, продолжая читать.

– То есть вы знали, что Чарльз в тот день ездил в Меткалф? – уточнил Джерард почти без сарказма, до того благостное у него было расположение духа. – Нам пришлось попыхтеть, чтобы найти этого таксиста. Мы шли по его следу аж до Сиэтла, но когда разыскали, он сразу все вспомнил. Чарльз Бруно – человек незабываемый.

– Значит, говорите, Чарльз Бруно так одержим идеей убийства, что решил прикончить жену своего случайного попутчика? – спросил Хауленд, усмехаясь. – Неизвестную ему женщину, которую он ни разу не видел?

Джерард опять хохотнул.

– Именно! В том-то и замысел моего Чарльза. – «Мой» вырвалось случайно, но Джерарду было плевать. – До сих пор не понимаете? Все очень просто! Это лишь половина!

– Джерард, сядьте, пока вас удар не хватил.

– Конечно, вам не понять, вы же не интересовались, что за человек Чарльз Бруно. Не обратили внимания на тот факт, что на досуге он любит планировать идеальные убийства.

– Ну хорошо, в чем вторая половина вашей теории?

– В том, что Сэмюэля Бруно убил Гай Хэйнс.

– О-о… – простонал Хауленд.

И улыбнулся Джерарду широко и искренне – впервые за много лет, с тех пор, как Джерард допустил ошибку в расследовании.

– Я еще не закончил проверять Хэйнса. – Джерард с деланой непосредственностью пыхтел сигарой. – Я не хотел бы с этим торопиться и прошу не торопиться вас. Собственно, потому я и пришел. С вас ведь станется, располагая всей информацией, немедленно задержать Чарльза.

Хауленд пригладил черные усы.

– Вы снова подтвердили мое убеждение, что не напрасно ушли в отставку пятнадцать назад.

– О, за эти пятнадцать лет я раскрыл не одно дело.

– Но чтобы человек вроде Гая Хэйнса совершил убийство… – Хауленд снова недоверчиво усмехнулся.

– Запросто, если его вынудит человек вроде Чарльза Бруно. Прошу заметить, я не утверждаю, что Хэйнс действовал по доброй воле. Чарльз заставил его пойти на убийство в ответ на свою непрошеную услугу – освобождение от нелюбимой жены. Чарльз ненавидит женщин. Он задумал этакое убийство по обмену. Преступник не имеет мотива, не оставляет следов… О, я прямо слышу, как он об этом разглагольствует! Но даже в Чарльзе есть нечто человеческое. Он так заинтересовался Гаем Хэйнсом, что не смог оставить его в покое. А мистер Хэйнс был так перепуган, что не сумел от него отвязаться. Да… – Джерард закивал, тряхнув щеками. – Хэйнса вынудили. И можно лишь гадать, насколько жесткими методами.

Тут Хауленд понял, что Джерард не шутит, и улыбка сошла с его лица. Вероятность такого хода событий была небольшая, но все же была.

– Хм-м…

– Разве что он сам нам об этом расскажет, – прибавил Джерард.

– И как вы предлагаете развязать ему язык?

– О, я все еще надеюсь на чистосердечное признание. Вина изводит его. А я намерен выложить перед ним факты, которые сейчас собирают мои люди. У меня к вам одна просьба, Хауленд. Когда ваши… ваши быки ринутся проверять показания, – Джерард ткнул пальцем в бумаги на стуле, – пусть не трогают мать Гая Хэйнса. Не хочу, чтобы она его предупредила.

– А… Поиграете с мистером Хэйнсом в «кошки-мышки».

Посмеиваясь, Хауленд отвернулся к телефону и сделал звонок по какому-то отвлеченному вопросу. Джерард ждал, злясь на то, что вынужден передавать Хауленду свои наработки, что должен на время оставить историю Чарльза и Гая Хэйнса.

– Ну… – Хауленд испустил длительный вздох. – …И чего вы от меня хотите? Чтобы мы вывалили эту вашу информацию на сыночка? Думаете, он тут же сдаст все подробности своего преступного сговора с архитектором Гаем Хэйнсом?

– Не надо ничего на него вываливать. Я люблю работать чисто. Мне нужно еще несколько дней, может, недель, чтобы закончить с Хэйнсом, а потом я прищучу их обоих. Я передаю вам информацию, потому что официально устраняюсь от расследования – то есть они должны в это поверить. Уезжаю в отпуск в Айову – что, кстати, правда – и Чарльза поставлю в известность. – Джерард сверкнул зубами.

– Мне будет очень трудно сдержать парней, – заметил Хауленд с сожалением. – Вы просите нас бездействовать все то время, пока вы будете собирать доказательства вины Гая Хэйнса.

– Между прочим, – Джерард помахал шляпой. – Даже располагая моими сведениями, вы не сможете расколоть Чарльза, а вот Гая Хэйнса я бы мог расколоть хоть сейчас.

– А мы бы, значит, Гая Хэйнса расколоть не смогли?

Джерард посмотрел на прокурора с нескрываемым презрением.

– А вы разве хотите его расколоть? Вы ведь считаете, что он ни при чем.

– Поезжайте уже в свой отпуск!

Джерард методично сложил бумаги.

– Я думал, вы мне их оставите, – вмешался Хауленд.

– О, если вы считаете, что они вам понадобятся…

Джерард любезно вручил ему пачку бумаг и повернулся к двери.

– Не поделитесь, чем вы готовы расколоть Гая Хэйнса?

Джерард пренебрежительно хмыкнул.

– Он страдает от угрызений совести.

44

– Знаете, в целом мире… – У Бруно навернулись слезы, и он был вынужден опустить взгляд. – …В целом мире нет места, где я хотел бы сегодня находиться более, чем здесь.

Он вальяжно опирался локтем на высокую каминную доску.

– Мне очень приятно, – ответила Анна с вежливой улыбкой и поставила на стол расплавленный сыр и канапе с анчоусами. – Попробуйте, пока не остыло.

Бруно взял канапе, понимая, что едва ли сможет проглотить хоть кусочек. Накрытый на двоих стол смотрелся очень красиво: серая льняная скатерть, большие серые тарелки. Джерард отчалил в отпуск, у него вскипели мозги. Они с Гаем одержали победу! Бруно расцеловал бы Анну, если бы она не принадлежала Гаю. Он выпрямился и поправил манжеты, гордый оттого, что держится таким джентльменом.

– Как Гай настроен по поводу работы? – спросил он. Гай уехал в Канаду строить большую плотину в провинции Альберта. – Хорошо, что вся эта эпопея с допросами закончилась и не будет отвлекать его от дела. Лично я доволен и хочу отпраздновать! – Он засмеялся, прежде всего над тем, насколько преуменьшил свои чувства.

Анна разглядывала высокого неугомонного человека у камина и думала, испытывал ли Гай, несмотря на свою ненависть, такое же странное им очарование. И все же она до сих пор не пришла к выводу, мог ли Чарльз спланировать убийство собственного отца, и согласилась провести в его обществе целый день именно затем, чтобы это понять. От некоторых ее вопросов он увиливал, отшучиваясь, на другие отвечал вполне серьезно. О Мириам отзывался с такой неприязнью, будто знал ее лично. Анну удивило, что Гай ему так много о ней рассказал.

– Почему вы скрывали, что познакомились с Гаем в поезде?

– Да я не хотел скрывать. Просто сдуру приврал, что мы вместе учились, а потом начались допросы, и Джерард сделал из мухи слона. Оно и понятно, это на самом деле выглядело подозрительно. Сами понимаете, ведь через несколько дней погибла Мириам. Гай хорошо поступил, что на допросах не стал втягивать в это дело случайных знакомых. – Хохотнув, он опустился в кресло. – Хотя навряд ли кто-то счел бы меня сомнительным персонажем!

– Это ведь не имеет никакого отношения к допросам после смерти вашего отца?

– Конечно, нет. Но Джерард игнорирует логику. Ему б изобретателем быть!

Анна помрачнела. Ей не верилось, что Гай поддержал бы ложь Чарльза лишь потому, что правда выглядела подозрительно – и даже если в поезде Чарльз якобы изливал ему душу о ненависти к отцу. Она решила еще раз спросить об этом Гая. Ей так много надо было у него спросить. Например, отчего Чарльз дурно говорит о Мириам, если ни разу ее не видел.

Анна скрылась на кухне, а Бруно с бокалом в руке подошел к окну. В темном небе, мигая красными и зелеными огнями, летел самолет, похожий на человека, который делает зарядку – касается пальцами плеч и снова вытягивает руки в стороны. Вот бы на этом самолете Гай возвращался домой!.. Бруно взглянул на циферблат наручных часов приглушенного розового цвета и подумал, что Гаю понравились бы такие часы за их современный дизайн. Он провел с Анной без малого сутки, до полных суток оставалось всего три часа. Накануне вечером он заехал сюда без звонка, и Анна любезно предложила ему переночевать. Он спал в той же гостевой комнате, куда его уложили после новоселья, и перед сном Анна принесла ему чашку горячего бульона. Анна так добра к нему, он ее просто обожает!.. Развернувшись на каблуках, Бруно увидел, как она выходит из кухни с тарелками.

– Гай очень к вам расположен, – сказала она за ужином.

Бруно уставился на нее, тут же забыв, что они только что обсуждали.

– Я для него готов на все! Я испытываю к нему глубочайшую привязанность, как к брату. Наверное, потому что сразу после нашей встречи в его жизни начались большие перемены.

Фаршированный картофель на тарелке выглядел очень аппетитно, однако Бруно не рискнул положить в рот еще кусок. Так же как и глотнуть красного вина. У него возникло желание остаться еще на одну ночь. Она ведь наверняка предложит ему остаться, если он почувствует себя плохо? Хотя, пожалуй, не стоит. Его новый дом отсюда ближе, чем Анна думает, а в субботу намечается грандиозная вечеринка.

– Вы уверены, что Гай вернется к выходным?

– Обещал. – Анна задумчиво жевала зеленый салат. – Только я не знаю, будет ли он в настроении ехать на вечеринку. Когда он погружен в работу, то не любит отвлекаться и обычно готов разве что ненадолго выйти в море.

– Выйти в море? О, я бы присоединился, если вы не против.

– Пожалуйста.

И тут она вспомнила, что Чарльз уже был на борту «Индии» – напросился к Гаю в компанию и сделал вмятину на фальшборте. Возникло ощущение, что ее обвели вокруг пальца. Наверное, Чарльз способен на что угодно – совершить любую мерзость и одурачить всех своим подкупающим простодушием и застенчивой улыбкой. Всех, кроме Джерарда. Да, этот человек мог организовать убийство своего отца. Джерард не стал бы бросаться такими обвинениями, если бы не имел на то оснований. Не исключено, что напротив нее за столом сидит убийца. С некоторым испугом Анна поднялась и унесла на кухню тарелки – чересчур поспешно, как будто спасалась бегством. А с каким мрачным, безжалостным удовольствием он выражал свое презрение к Мириам! Ведь с наслаждением убил бы ее!.. У Анны закралось подозрение, что Мириам и правда убил Чарльз, подозрение хрупкое и невесомое, как сухой лист на ветру.

– А после встречи с Гаем вы поехали в Санта-Фе? – спросила она из кухни, чуть не заикаясь.

– Ага. – Бруно полулежа устроился в большом зеленом кресле.

Анна с жутким грохотом уронила на кафель сервировочную ложку. Странно – что бы она ни сказала, что бы ни спросила, Бруно сохранял полнейшую невозмутимость. Он был просто непрошибаем. И, вопреки логике, это качество не делало общение с ним легче. Наоборот, именно непрошибаемость Чарльза отталкивала Анну сильнее всего.

– А в Меткалфе вы бывали? – крикнула она через перегородку.

– Нет. Хотя побывал бы с удовольствием. А вы?

Потом Бруно пил кофе, стоя у камина. Анна сидела на диване, откинув голову на спинку. В полумраке самым светлым пятном выделялось ее горло над кружевным воротничком платья. Гай говорил, что Анна для него как свет. Если задушить ее, тогда никто не стоял бы между ним и Гаем. От этой мысли Бруно помрачнел, но тут же рассмеялся, переступив с ноги на ногу.

– Чему вы смеетесь?

– Да так, вспомнил одну идею, которую любит развивать Гай. Все имеет двойственную природу. Добро и зло сосуществуют бок о бок. Для каждого решения есть довод против.

– В смысле – у каждой вещи есть две стороны?

– Да нет, это слишком просто! – Все-таки женщины бывают на удивление примитивны! – Все на свете двойственно – люди, чувства! В каждом человеке уживаются двое. И у каждого из нас есть полная противоположность, неизвестная половина личности, которая ждет где-то в засаде.

Он с трепетом повторял слова Гая, хотя, когда впервые услышал их, они ему не понравились. Гай утверждал, что две эти противоположности – смертельные враги, имея в виду себя и Бруно.

Анна медленно подняла голову. Идея была очень в духе Гая, но ей самой он почему-то ничего подобного не говорил. Анна вспомнила анонимное письмо, которое получила прошлой весной. Наверняка его послал Чарльз. Больше никто из знакомых не вызывает у Гая такой болезненной реакции. Чарльз вполне способен чередовать ненависть и преданную дружбу.

– И дело не просто в существовании добра и зла, а в том, как они проявляются в действиях, – весело продолжал Бруно. – Кстати, надо обязательно рассказать Гаю, как я дал тысячу долларов нищему. Видите ли, я мечтал это сделать, как только обзаведусь собственными деньгами. Так вот, даю я нищему пачку купюр – и, думаете, слышу в ответ благодарность? Как бы не так! Я двадцать минут убеждал его, что деньги не фальшивые! Пришлось при нем разменять одну сотенную в банке! Тогда он поверил и решил, что я псих!

Бруно опустил глаза и покачал головой. Он надеялся, что это будет незабываемое приключение, но на следующий день мерзавец сидел с протянутой рукой на том же углу, да еще и зыркнул недобро – как же, ему не принесли еще тысячи!

– О чем я…

– О добре и зле, – напомнила Анна.

Бруно вызывал у нее презрение. Теперь она понимала эмоции Гая, вот только не могла понять, зачем Гай его терпит.

– Ах, ну да. Добро и зло проявляется в действиях. Вот, к примеру, убийцы. Гай считает, что законной карой их не исправишь. Внутри у каждого человека свой суд, он сам назначает себе достаточное наказание. Если верить Гаю, человек вмещает в себе вообще все!

Бруно расхохотался. Он был так пьян, что очертания Анны плыли перед глазами, однако ему хотелось выложить ей все разговоры с Гаем, вплоть до последней маленькой тайны, о которой следовало молчать.

– Выходит, человек, не имеющий совести, остается безнаказанным?

Бруно посмотрел в потолок.

– Выходит, что да. Совести не имеют те, кто слишком туп, и те, кто слишком порочен. Тупых, как правило, ловят. Но возьмем двух убийц – жены Гая и моего отца. – Бруно старался принять серьезный вид. – Оба они наверняка умнейшие люди, вы не находите?

– В смысле – у них есть совесть и ловить их уже не надо?

– Ну бросьте, не надо утрировать! Я вот к чему: не думайте, что они не страдают! Хоть немного, в своей манере. – Бруно снова расхохотался; спьяну он сам не понимал, к чему ведет. – Они не маньяки, вопреки тому, что приписывают убийце Мириам. Наши власти так плохо разбираются в криминологии! Подобное убийство требует тщательного планирования.

Тут он внезапно вспомнил, что убийство Мириам как раз совсем не планировал. Зато до мелочей просчитал убийство отца, так что его утверждение неголословно!

Анна прижимала пальцы ко лбу, будто у нее разболелась голова.

– Что с вами?

– Ничего.

Он подошел к стойке смешать ей коктейль; Гай встроил бар в стену возле камина, Бруно собирался сделать у себя дома точно так же.

– Откуда у Гая в прошлом марте взялись царапины на лице? – ни с того ни с сего спросила Анна.

Бруно обернулся. Гай уверял, что она не знает о царапинах.

– Какие?

– Не просто царапины – порезы. И синяк на голове.

– Я не в курсе.

– Он подрался с вами?

В глазах у Чарльза вспыхнул странный розоватый блеск. Анне не хватило лицемерия, чтобы улыбнуться. Сомнений у нее не осталось. Она чувствовала, что Чарльз готов броситься на нее, но не отводила взгляда. Если она сообщит о драке Джерарду, это докажет, что Чарльз знал об убийстве.

На лицо Чарльза вернулась улыбка.

– Нет, конечно! – рассмеялся он и сел в кресло. – В марте я вообще его ни разу не видел. Меня даже в городе не было.

У него вдруг стало нехорошо в животе – не от вопросов, просто нехорошо. А если с ним опять случится приступ, сейчас или завтра утром? Нельзя отключаться, нельзя, чтобы все это произошло на глазах у Анны!

– Думаю, мне пора, – пробормотал Бруно, вставая.

– Вам плохо? Вы как-то побледнели.

В ее голосе не было сочувствия. Способна ли на сочувствие хоть одна женщина, кроме его матери?

– Спасибо вам за… за гостеприимство.

Она вручила ему пальто, и Бруно, стиснув зубы, поплелся к машине, припаркованной вдалеке у обочины.

Спустя несколько часов в уже спящий, темный дом приехал Гай. Он бегло осмотрел гостиную, заметил окурок, брошенный в камин, сбитую подставку с курительными трубками на журнальном столике, вмятину на диванной подушке. Тут и там были неправильности, которые не могли создать Анна, Тедди, Крис или Хелен Хэйберн. Разве он не знал, что это произойдет?

Он побежал в гостевую спальню, не нашел там Бруно, зато увидел на тумбочке распотрошенную газету и несколько мелких монет, небрежно выложенных из кармана. За окном занимался рассвет, совсем как тогда. Гай развернулся спиной к окну, дыхание вырвалось из груди со всхлипом. Зачем Анна с ним так поступила? Именно сейчас, когда это невыносимо! Когда одна половина его находится в Канаде, а другая – здесь, в сжимающейся хватке Бруно! Бруно, который теперь избавлен от полицейского преследования! Полиция хоть немного держала его в узде! Но теперь он перешел все границы! Больше так продолжаться не может!

В спальне Гай опустился на колени у кровати и стал целовать Анну – испуганно, резко, порывисто, пока она не проснулась и не обвила руками его шею. Он зарылся лицом в одеяло на ее груди. Ему казалось, что вокруг бушует шторм и Анна – единственная тихая гавань в самом его центре, а ее ровное дыхание – единственный признак того, что где-то еще бьется жизнь в нормальном мире. Гай разделся, не открывая глаз.

– Я скучала, – были ее первые слова.

Гай встал у изножья кровати, сжав кулаки в карманах халата. Напряжение не отпускало, а шторм теперь собрался в самом сердце.

– Я приехал на три дня. Скучала, значит?

Анна повыше устроилась на подушке.

– Почему ты на меня так смотришь?

Гай не ответил.

– Я с ним всего один раз встретилась.

– Почему ты вообще с ним встречалась?

– Потому что…

Ее щеки стали такого же цвета, как розовое пятно на плече, где он поцарапал ее щетиной. Он никогда еще не разговаривал с ней таким тоном, и оттого, что Анна пыталась спокойно ему отвечать, Гай злился еще сильнее.

– Потому что он заглянул…

– Ему вечно неймется заглянуть! Или позвонить!

– Ну и что?

– Он спал здесь! – взорвался Гай, видя ее оторопь в едва заметном подъеме головы, в трепете ресниц.

– Да, прошлой ночью. – В спокойствии ее голоса ему слышался вызов. – Он приехал поздно, и я предложила ему остаться.

В Канаде у Гая возникала мысль, что Бруно может начать заигрывать с Анной просто потому, что она его жена, и что Анна не будет спешить поставить его на место – просто потому, что захочет вытянуть из него правду. Он не предполагал, что Бруно зайдет далеко, но даже сама мысль о его прикосновении к ее руке и причинах, по которым она это позволит, была мучительной.

– И он оставался здесь до вчерашнего вечера?

– Почему тебя это так волнует?

– Потому что он опасен. Он почти безумен.

– Я думаю, дело не в этом, – произнесла Анна тем же спокойным голосом. – Я не понимаю, почему ты защищаешь его. Почему не хочешь признать, что это он прислал мне то письмо и это он чуть не довел тебя до сумасшествия в прошлом марте.

Гай застыл, готовясь защищаться – как защищается тот, кто виноват. И снова ему приходится защищать Бруно! Он знал, что не Бруно сказал ей о письме, она догадалась сама. Как Джерард, она собирала фрагменты головоломки. Джерард сдался, но Анна не сдастся никогда. Она находит неосязаемые фрагменты, именно из них и сложится цельная картина. Но пока еще не сложилась, потребуется время, еще немного мучительного времени. Гай устало повернулся к окну, слишком мертвый даже для того, чтобы опустить голову или закрыть лицо руками. Он не стал выяснять у Анны, о чем они с Бруно говорили. Чутье подсказывало ему, что именно она узнала. Неминуемый конец откладывался, и агония продолжалась слишком долго, гораздо дольше, чем следовало, – как иногда продолжается жизнь при смертельной болезни.

– Расскажи мне, – тихо произнесла Анна.

Ее голос звучал ровно, как колокол, отбивающий время.

– Хорошо, – ответил Гай, по-прежнему глядя в окно, однако уже ощущая необычайную легкость внутри.

Наверняка Анна заметила, как изменилось выражение его лица. Ему не терпелось поделиться наполнившей его легкостью с Анной, но он никак не мог отвести глаз от света, заливающего подоконник. Легкость и свет против тьмы и тяжести. Да, он расскажет Анне.

– Иди сюда. – Анна протянула к нему руки.

Он сел рядом, обнял ее и крепко прижал к себе.

– У нас будет ребенок, – проговорила она. – Давай будем счастливы. Ты будешь счастлив?

Гаю захотелось смеяться – от счастья, от удивления, от того, как робко она это сказала.

– Ребенок, – прошептал он.

– Что будем делать, пока ты здесь?

– Анна, когда?

– О, еще не скоро. Думаю, в мае. Что будем делать завтра?

– Обязательно выйдем в море. Если тебе не слишком тяжело.

И услышав глупые заговорщицкие нотки в собственном голосе, он расхохотался.

– О, Гай…

– Ты что, плачешь?!

– Я так давно не слышала твой смех!