Текст книги "Украина: история"
Автор книги: Орест Субтельный
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 62 страниц)
Наследники Сталина огромное внимание уделяли повышению экономической эффективности советской системы. От успехов в этой области в первую очередь зависело, сможет ли Советский Союз обогнать Запад экономически и таким образом сплотить своих граждан и доказать всему миру преимущество коммунистической системы. Как это ни парадоксально, однако Хрущев понял: чтобы доказать экономические преимущества коммунизма, партию следует сделать менее идеологической организацией и более управленческой.
Во времена «коллективного руководства» в Кремле не утихали ожесточенные споры о методах, путях и формах экономических преобразований. При этом все сходились во мнении, что хронически слабым местом советской экономики является сельское хозяйство. Элементарная статистика подтвердила это: если между 1949 и 1952 гг, валовый объем промышленной продукции увеличился на 230 %, то сельскохозяйственного производства – всего на 10 %. Подобные цифры не просто должны были приводить в смущение советскую власть – они свидетельствовали о серьезнейших экономических, политических и идеологических недостатках этой власти, Низкая производительность сельского хозяйства означала в первую очередь дефицит продуктов питания, что само по себе порождало серьезные сомнения в преимуществах советской системы – как за границей, так и внутри страны. Именно поэтому Хрущев, этот «знаток сельского хозяйства», считавший себя таковым благодаря многолетнему пребыванию в Украине, прилагал неимоверные усилия, чтобы улучшить положение дел в аграрном секторе экономики. Эти перемены имели особое значение для Украины, которая, как житница Советского Союза, в очередной раз была обречена стать лабораторией сельскохозяйственных экспериментов.
Сельскохозяйственные проекты. Любимым детищем Хрущева (и наиболее удачным из его проектов) было поднятие целины, благодаря которому предполагалось освоить и сделать пригодными для обработки около 16 млн гектаров залежных земель в Казахстане и Сибири. Проект, осуществление которого началось в 1954 г., требовал вложения огромных материальных и людских ресурсов, значительную часть которых должна была предоставить Украина. К 1956 г. из Украины на целину были переброшены тысячи единиц сельскохозяйственной техники и около 80 тыс. квалифицированных работников сельского хозяйства. Многие из них навсегда осели в этих районах. Кроме того, каждую весну на сезонные работы из Украины на восток ехали сотни тысяч студентов-«добровольцев». Хотя сама эпопея освоения целинно-залежных земель дала неоднозначные результаты, было абсолютно ясно, что она выкачала из Украины солидные ресурсы и ослабила сельское хозяйство республики.
Другой эксперимент оказался довольно неожиданным и весьма сомнительным: предполагалось засеять кукурузой территорию около 28 млн гектаров по всему СССР, для того чтобы резко повысить сбор этой культуры. Следуя американским образцам,. ее хотели использовать как кормовую базу для истощенного животноводства. Еще через несколько лет Кремль исторг еще одно нововведение: колхозникам было предписано перейти на новую систему севооборота. Как всегда, львиную долю тяжести всех этих сложных и дорогостоящих новаций приняла на себя Украина.
Единственная реформа, которая с готовностью была принята в Украине и даже возникла на основе местной инициативы, касалась машинно-тракторных станций (МТС). Поскольку между МТС (выполнявшими еще и функции идеологического надзора) и колхозами постоянно разгорались споры о том, как правильно обрабатывать землю, украинцы в конце концов убедили правительство распустить МТС, а их технику продать колхозам.
Растущая сложность обработки земли требовала хорошо подготовленных и технически грамотных специалистов, которых именно в Украине катастрофически не хватало. В 1953 г. из 15 тыс. председателей колхозов Украины образование выше среднего имели менее 500 человек. Для улучшения ситуации в колхозы разнообразными льготами и выгодами привлекались специалисты из городов. Отстающие колхозы прикреплялись к шефским промышленным предприятиям, оказывавшим техническую помощь. В результате на селе возник новый, более профессионально искушенный слой «сельскохозяйственной технократии». Тем временем правительство повысило доходы колхозников, и кричащее несоответствие между уровнями жизни промышленных и сельскохозяйственных работников начало постепенно уменьшаться.
Несмотря на радикальные перемены и грандиозные эксперименты, правительству не удалось добиться прироста сельскохозяйственной продукции в желаемых масштабах. Кремль по-прежнему не желал изыскивать более эффективные стимулы к повышению производительности труда в колхозах, а бюрократы в далекой Москве продолжали давать колхозам директивы: как и что сеять, когда собирать урожай; крестьян все так же преследовали и штрафовали за работу на их крохотных (но исключительно продуктивных) приусадебных участках. Неудовлетворительное развитие сельского хозяйства означало серьезные политические последствия для украинских коммунистов. Хрущев возлагал большие надежды на то, что их участие в реформах будет способствовать успехам преобразований. Однако в Киеве нарастало недовольство несообразно высокими требованиями, предъявлявшимися в Украине. Когда-то теплые отношения Хрущева с украинскими коммунистами становились все более прохладными.
Изменения в промышленности. В начале 1950-х годов промышленность Украины, как и всего Советского Союза, развивалась весьма успешно. Фактически в это время она переживала свой золотой век. Однако к концу десятилетия темпы ее развития замедлились. Кремлевское руководство столкнулось с новой проблемой: продолжать ли усиленно развивать тяжелую
Умышленность или сосредоточить капиталовложения в легкой, чтобы в конце концов хоть как-то удовлетворить обделен-н^и *гсоветского потребителя. Хрущев склонялся в пользу тяжелой промышленности, но, в отличие от Сталина, не мог игнорировать интересы потребителей, тем более что он пообещал догнать и перегнать Запад экономически к началу 1980-х годов. В результате в начале 1960-х на полках государственных магазинов стали появляться телевизоры, пылесосы, холодильники, в продаже появились даже автомобили. Однако их количество было весьма ограниченным, а качество необычайно низким.
Пытаясь решить проблему спада промышленного производства, Хрущев развернул в 1957 г. полную противоречий реформу совнархозов (Советов народного хозяйства) – одно из наиболее радикальных организационно-экономических преобразований со времен 1920-х годов. Это была попытка перенести основу экономического планирования и управления из московских министерств в региональные органы, чтобы миновать бюрократические преграды в центре. Украинским совнархозам было передано свыше 10 тыс. промышленных предприятий, и к концу 1957 г. они контролировали 97 % заводов и фабрик республики (в 1953 г. в республиканском подчинении находилось всего 34 % предприятий). Не удивительно, что украинские плановики и управленцы стали уделять куда больше внимания интересам и нуждам республики, чем общесоюзным. В начале 1960-х годов, когда экономическая самостоятельность Украины и других республик стала весьма выразительной, Москва забила тревогу. Посыпались обвинения в «местничестве». Стало очевидным, что и в этой области хрущевские реформы вызвали неожиданные осложнения. Как и следовало ожидать, опыт экономического самоутверждения Украины оказался быстропреходящим.
Хотя хрущевские реформы и не принесли ожидаемых результатов, они все же вызвали существенные перемены в жизни общества. В отличие от сталинских времен впечатляющий рост валового национального продукта, превышавший соответствующие показатели США до 1970-х годов, способствовал подъему уровня жизни советских людей. В Украине, к примеру, средние доходы рабочих возросли с 1951 по 1958 г. на 230 %. Еще больший рост доходов наблюдался у долгое время бедствовавших колхозников. Иначе говоря, при Сталине уровень личного потребления ежегодно возрастал на 1 %, а при Хрущеве – на 4 %.
Благодаря введению в обработку миллионов гектаров новых земель увеличились количество и ассортимент продуктов питания. Наконец-то рацион средней советской семьи, обычно состоявший из хлеба и картофеля, пополнился более регулярным потреблением овощей и мяса. В магазинах появились даже такие экзотические деликатесы, как апельсины и лимоны. В далекие села пролегли дороги, сюда провели электричество и водопровод. Появление относительно современной бытовой техники несколько облегчило жизнь советских женщин, в большинстве своем работавших полный рабочий день, а затем занимавшихся изнурительным домашним трудом. Привычным предметом обстановки стал телевизор – это прекрасное средство пропаганды и развлечений. Главной проблемой городов оставалась жилищная, поскольку ежегодно около 2,5 млн советских граждан пополняли городское население. Хотя уровень жизни советских людей еще далеко отставал от западного, для них, не слишком требовательных и не забывших недавнее кошмарное прошлое, перемены были огромным шагом вперед. При Хрущеве советские люди имели гораздо меньше оснований жаловаться на советскую систему, чем при Сталине.
«Шестидесятники»В 1961 г. Хрущев начал новый этап десталинизации, пиком которого стало изъятие мумии диктатора из мавзолея. Любое действие, направленное против Сталина, всегда было хорошим знаком для украинцев. Их уверенность в себе подкрепляли и другие события. Урожай, собранный республикой в этом году, был исключительно богатым, что дало партийному руководству Украины основание требовать от Кремля новых уступок. Стараясь как-то уменьшить трения, возникшие между ним и украинцами из-за проблем сельского хозяйства, Хрущев совершил в мае 1961 г. широко разрекламированную поездку к могиле Шевченко. Тем временем культурная «оттепель» достигла высшей точки, когда российские писатели осмелились на такие шаги, как публикация за границей «Доктора Живаго» Б. Пастернака, утверждавшего общечеловеческие, а не советские ценности, или издание в СССР «Одного дня Ивана Денисовича» А. Солженицына, детально описывавшего ужасы сталинских лагерей. Эти факты создавали впечатление, что, невзирая на сердитые окрики из Кремля, возможна дальнейшая либерализация литературы и культуры в целом.
Украинская культурная элита, особенно литераторы, возобновила попытки использовать десталинизацию для расширения возможностей творческого самовыражения. Она вновь занялась подсчетами тех потерь, которые Сталин нанес украинской культуре. Писатели старшего поколения по-прежнему настаивали на реабилитации своих репрессированных коллег.
Так, Корнийчук предложил основать «Библиотеку великих 20-х», чтобы обнародовать произведения Блакитного, Кулиша, Курбаса и других жертв чисток. Другие требовали реабилитации жертв конца 1940-х, И все вместе выступали против продолжавшейся русификации.
Однако самым примечательным явлением стало рождение нового поколения писателей, поэтов и критиков, таких как Василь Симоненко, Лина Костенко, Евген Сверстюк, Иван Дзюба, Иван Драч, Микола Винграновский и Дмитро Павлычко, требовавших исправления «ошибок» сталинского прошлого и гарантий, что развитие украинской культуры не будет задавлено в будущем. По их мнению, наилучшим способом достижения этой цели было бы «возвращение к правде». Не в силах быть спокойными свидетелями непоследовательной десталинизации, эти молодые люди сами включились в нее, требуя прекратить вмешательство партии в дела литературы и искусства, добиваясь права на творческие поиски и отстаивая главенствующую роль украинского языка в просвещении и культурной жизни республики. В начале 1960-х представители нового литературного поколения, получившего название «шестидесятники», не только отвергали вмешательство в свое творчество партийных бюрократов, но и осуждали лицемерие, соглашательство и чрезмерную осторожность своих старших коллег. Бунтарство этой талантливой молодежи явно выходило за рамки, предусматриваемые хрущевской либерализацией. Кроме того, новая литературная когорта получала все растущую поддержку молодой интеллигенции.
РеакцияТревожное беспокойство, ширившееся в советском обществе, дошло до Хрущева и его сторонников в Кремле. В декабре 1962 г. он собрал ведущих представителей российских писательских кругов и предупредил их чрезмерно не увлекаться данной им свободой. Несколькими месяцами спустя ряд деятелей литературы и искусства, в том числе Б. Пастернак, подверглись травле в прессе. Становилось очевидным, что режим готовит новый погром либеральной интеллигенции. Увидев в действиях Москвы сигнал к атаке, партийные чиновники в Киеве приготовились к обузданию «незрелых элементов» в украинском литературном мире.
Весной 1963 г. Андрий Скаба, секретарь ЦК КПУ, отвечавший за идеологию, обрушился с резкими нападками на работы литературных критиков Сверстюка, Свитличного и Дзюбы, открыв, таким образом, новую «кампанию». Ему вторил Валентин Маланчук, идеологический надсмотрщик в Западной Украине, указывая, что некоторые молодые литераторы берут на себя «роль передовых борцов против культа личности, уделяют чрезмерное внимание негативным проявлениям того периода и, кроме того, восхваляют произведения западных писателей». Вместе с обязательным призывом к борьбе со всеми проявлениями «украинского буржуазного национализма» он гордо заявлял о своих успехах в борьбе с религией (количество венчаний в его регионе снизилось) и обещал заменить церковные праздники советскими, такими как «День Серпа и Молота» или «Вечера рабочей славы».
Еще одним свидетельством реставрации некоторых аспектов сталинизма стало появление ряда полуофициальных публикаций антисемитского толка. Наиболее характерным из них можно считать сочинение Т. Кишко «Иудаизм без прикрас», изданное в 1964 г. под эгидой Академии наук Украины и скорее всего по указанию Москвы. Как и в конце правления Сталина, пропагандистский аппарат выдал «на гора» материал, долженствующий доказать существование близких связей и тесного сотрудничества между украинскими националистами и сионистами. Эта книга вызвала резкую критику со стороны либеральной интеллигенции. Однако ее негодование достигло высшей точки, когда стало известно, что в мае 1964 г. почти дотла сгорел один из фондов библиотеки Академии наук УССР, содержавший сотни тысяч бесценных изданий и документов по истории и культуре Украины. Вину за этот геростратов акт взял на себя некто Погружальский – русофил со психопатическими наклонностями. Среди интеллигенции были очень сильны подозрения, что он имел связи с органами КГБ.
Все эти события говорили о том, что Хрущев полон решимости восстановить дисциплину среди интеллигенции. Однако поворот к политике «твердой руки» оказался несколько запоздалым. Позиции советского лидера были уже безнадежно подорваны целой серией внутренних и международных неудач: «карибским кризисом», связанным со тщетной попыткой разместить на Кубе ядерное оружие; разрывом с Китаем; дезорганизацией, вызванной реформами, и, наконец, катастрофическим неурожаем 1963 г. В октябре 1964 г. коллеги Хрущева потеряли всякое терпение и вынудили его уйти в отставку. Период реформ, экспериментов и либерализации подошел к концу.
* * *
Хрущевская эпоха, совершенно очевидно, была переходным периодом советской истории. Несмотря на многочисленные провалы, разочарования, несбывшиеся мечты и неожиданные результаты, принесенные экспериментами и реформами, она превратила советское общество из царства драконовских порядков и террора времен Сталина в систему, управляемую более рациональными методами, приближенную к развитому индустриальному обществу. Особенно глубоко этот период ощущался в Украине, где сталинизм достиг своих экстремальных форм.
Что же изменилось (и не менее важно, что не изменилось) в результате хрущевских реформ? Наиболее очевидным было то, что прекратились массовые аресты, чистки и террор. Репрессивные органы, чьи прерогативы заметно сузились, теперь вызывали «опасные элементы» для бесед «по душам», давили их угрозами лишить работы или перекрыть дорогу к получению высшего образования их детям. Только в том случае, если такая «профилактика» не давала желаемых результатов, следовал арест (правда, уже не расстреливали). Трудовая дисциплина стала менее суровой. На некоторое время расширился простор для самовыражения писателей, поэтов, других деятелей культуры. В Украине к уже упомянутым изменениям добавился рост чувства самоценности украинского коммунистического руководства, основывавшийся на признании экономического значения республики в СССР. И все же наиболее поразительным, если взять во внимание страшные потери, понесенные украинской интеллигенцией в 1930-е годы, было возникновение нового, многообещающего поколения культурных деятелей.
Однако многие основополагающие черты советской жизни остались без изменений. Сохранился жестокий диктат цензуры, указывавшей, что писать, читать и слушать. Абсолютную монополию на политическую власть продолжала удерживать коммунистическая партия. Экономикой по-прежнему управляла бюрократия, а все граждане работали только в государственных предприятиях и учреждениях и покупали товары только в государственных магазинах. Несмотря на относительное усиление позиций Украины в СССР и политические успехи отдельных украинцев, интересы руспублики, как и раньше, были подчинены интересам всей советской империи.
26. ЗАСТОЙ И ПОПЫТКИ РЕФОРМ
В первые десятилетия своего существования советский режим был самым радикальным и новаторским в мире. Однако в 1960-е годы отличительной чертой его внутренней политики стал крайний консерватизм. Боясь, что перемены принесут непредсказуемые и не желаемые последствия, стареющая бюрократическая элита СССР предпочла сохранение системы, созданной Сталиным, правда, несколько смягчив ее. Для Украины это в первую очередь означало, что основные решения, касающиеся ее, по-прежнему будет принимать Москва, а не Киев. При этом роль русификации в «сплочении» многочисленных народов СССР не только оставалась прежней, но и усиливалась.
Однако даже всемогущий и вездесущий советский бюрократический аппарат не мог уже удержать полный контроль над обществом. Среди интеллигенции распространялось инакомыслие, невозможное при Сталине. Еще более неожиданным стало расхождение (пусть и на короткое время) взглядов и позиций украинского партийного руководства с курсом Кремля. Хотя советская система в целом оставалась непоколебимой, в населении возрастал скептицизм по поводу ее дееспособности и особенно возможности повысить уровень жизни. К середине 1980-х необходимость перемен стала неоспоримой. Поэтому советская олигархия нашла в своей среде человека, способного осторожно проводить реформы. Однако в Украине эти перемены шли очень медленно и в ограниченных рамках. Впрочем, достаточно было и того, что режим признал нерешенными многие политические, культурные и экономические проблемы, которые раньше считались несуществующими.
Люди в «верхах»Леонид Брежнев, как и его предшественник Хрущев, был по происхождению русским и пришел к власти во многом благодаря тесным связям с Украиной. В отличие от импульсивного и непоследовательного Хрущева Брежнев был более осмотрителен, всегда опираясь на одобрение своей политики советской олигархией взамен на гарантии стабильности ее положения. Поэтому его 18-летнее правление было отмечено нарастанием консервативных тенденций, хотя уже не тоталитарных, а больше авторитарных (известный советолог Мерл Фэйнсод дала процессу медленного отхода советского режима от сталинизма остроумное название «закон убывания диктаторов»). Впрочем, если действенность власти и не была теперь такой беспредельной, как при Сталине, она все же, без сомнения, оставалась в руках партии и использовалась для расширения советского влияния за рубежом и сохранения полного контроля внутри страны.
Шелест и Щербицкий. В брежневский период в Украине было два партийных лидера – сначала Петро Шелест, которого затем сменил Володимир Щербицкий. Их практическая деятельность, несмотря на серьезные различия в позициях, довольно наглядно иллюстрирует те проблемы, с которыми приходилось сталкиваться украинским политическим руководителям, и тот контекст, в котором осуществлялась политика республиканского уровня в СССР до недавних лет.
Пребывание Шелеста на посту первого секретаря ЦК КПУ продолжалось с 1963 по 1972 г. и было отмечено ростом национального самосознания украинцев. Скудные данные, которыми располагают западные исследователи, дают основание полагать, что этот процесс был результатом попыток Шелеста отстаивать украинские интересы в СССР. Конечно же, Шелест не был скрытым националистом. Во многих отношениях он был куда более «непоколебимым» коммунистом, чем его хозяева в Москве. Многое говорит о его твердых антизападнических позициях, он поддерживал вторжение в Чехословакию в 1968 г. (видимо, боясь, что реформистская «зараза» проникнет отсюда в Украину), пренебрегал интересами Западной Украины, выступал против каких-либо послаблений для рабочих и, конечно же, отдавал все предпочтения развитию тяжелой промышленности, а не производству предметов потребления. Видимо, его твердость в некоторых вопросах докучала даже Брежневу.
Однако озабоченность Кремля вызывали совсем иные моменты в поведении Шелеста. Выглядело так, что украинский руководитель вполне серьезно относится к идее автономии Украины, закрепленной в Конституции, и принципу равноправия народов СССР. Исходя из этого он не собирался мириться с ролью «старшего брата», которую играли в Советском Союзе русские. Не исключено, что он хотел для Украины такого же статуса, какой имели Польша, Чехословакия или Венгрия, чьи специфические экономические и культурные нужды признавались Москвой.
Главной заботой Шелеста были экономические интересы Украины. Он требовал большего участия республики в составлении общесоюзных планов и не выявлял особого энтузиазма по поводу экономического развития Сибири, которое влекло за собой сокращение капиталовложений в украинскую экономику. Когда группа украинских экономистов с цифрами в руках доказала ему, что Украина экономически больше дает Советскому Союзу, чем получает, Шелест стал сторонником принципа паритета, в соответствии с которым Украина должна получать от СССР фонды, товары и услуги адекватно своему вкладу в общесоюзную копилку.
Еще более рьяно Шелест защищал права украинцев в области языка и культуры. В его речах звучали призывы к украинцам беречь свое главное сокровище – «прекрасну українську мову». В 1965 г. министр просвещения Украины и ближайший сторонник Шелеста Юрий Даденков выступил за расширение сферы использования украинского языка в университетах и институтах. А в 1970 г. в книге «Україно наша Радянська» Шелест прямо или косвенно подчеркивал мысль об исторической автономности Украины, о прогрессивной роли казачества, в нежелательном для Москвы тоне писал об эксплуатации Украины царизмом и о впечатляющих достижениях советской' Украины. Очевидно, что гордость Шелеста за свою республику,. так быстро преобразившуюся из отсталого аграрного края в современное, технологически развитое общество, была чрезмерно великой для представителя высшего партийного иерархата.
Как можно объяснить такое «местничество» в дисциплинированном, опытном и преданном коммунисте – члене Политбюро – высшего органа власти Советского Союза? Скорее всего Шелест и многие его сторонники в Украине принимали за чистую монету провозглашенное Советами равноправие наций. Они не видели ничего взаимоисключающего в достижении общесоюзных целей, модернизации Украины и сохранении украинской культуры. Во многом уподобляясь Скрипнику, Шелест также, видимо, считал, что лучший способ укрепления здесь советской власти – не подавление Украины, а максимальное удовлетворение ее экономических и культурных нужд. Кроме того, он решил, что его успехи в управлении республикой во многом будут зависеть от сотрудничества с украинской культурной, научной и политической элитой, а это требовало усиленного внимания к ее специфическим заботам.
В мае 1972 г. Шелеста отозвали с поста, обвинив в «мягкости» к украинскому национализму и потакании экономическому «местничеству». Его место занял Щербицкий, ярый оппонент Шелеста, давний член брежневского «днепропетровского» клана, украинец по происхождению. Вполне в духе времен братоубийственной борьбы за гетманскую булаву XVII– XVIII вв. Щербицкий, стремясь «повалить» Шелеста, постоянно засыпал Москву доносами о «местном патриотизме» последнего. Пребывание Щербицкого на посту лидера КП У стало своеобразным рекордом продолжительности. В чем же причины такого «блестящего» успеха? Видимо, главной следует считать политику полного, безоговорочного, рабского подчинения Москве. Щербицкий был настолько послушным исполнителем распоряжений центра, с такой поспешной готовностью жертвовал экономическими интересами Украины, так способствовал русификации республики, что мог бы войти в историю как великолепный образчик «малоросса».
В 1973 г., опираясь на помощь своего идеологического надсмотрщика Валентина Маланчука и шефа украинского КГБ В. В. Федорчука, Щербицкий провел относительно умеренную чистку партии, в результате которой было исключено 37 тыс. человек, предположительно сторонников Шелеста. В полную противоположность своему предшественнику Щербицкий демонстративно пользовался русским языком в официальной деятельности, поддерживал возобновление диктата центра над украинской экономикой и осуществление огромных капиталовложений в Сибирь. Кроме того, он был сторонником жестокого и безоговорочного подавления инакомыслия.
Впрочем, вся эта его «верная служба» не принесла ему главного, чего он, собственно, больше всего и добивался: продвижения на высшие должности в Москве, возможно даже на место преемника Брежнева. Поэтому в начале 1980-х годов появились признаки того, что Щербицкий стал уделять больше внимания укреплению своих позиций в Украине, улучшая свои отношения с культурной элитой и уже не так безоглядно реализуя здесь ассимиляторскую политику Москвы. С приходом к власти в 1985 г. реформаторски настроенного Михаила Горбачева стали поговаривать, что дни Щербицкого на посту руководителя украинских коммунистов сочтены. Однако, к удивлению многих, он еще долго оставался на своем посту, возможно благодаря поддержке антиреформаторских сил в Кремле.
Если давать оценку политике двух главных политических лидеров Украины 1960—80-х годов, какие выводы можно сделать относительно их взглядов на Украину и ее роль в Советском Союзе? Не подлежит сомнению, что и Шелест, и Щербицкий видели будущее Украины только сквозь призму коммунистической идеологии в рамках советской системы. Ни один из них даже помыслить не мог о независимости Украины. И каждый на свой манер был ярким примером того, какой жесткий контроль осуществляет Москва над украинским партийным руководством.
Однако судьбы этих двух людей наглядно демонстрируют и то, что даже в условиях советской политической системы могли возникать неожиданно противоречивые подходы к политике относительно Украины. Как сторонник равенства наций и их сбалансированного экономического развития в СССР, Шелест хотел, чтобы с Украиной обращались как с автономным государством в составе настоящей, а не фиктивной федерации. С одной стороны, существенная поддержка, которую оказала Шелесту не только украинская интеллигенция, но и часть партийного аппарата республики, показала, что национал-коммунизм – или, по крайней мере, региональный или республиканский патриотизм – глубоко укоренились в Украине. С другой стороны, падение Шелеста со всей очевидностью напомнило, что подобные взгляды по-прежнему неприемлемы для Москвы.
Поведение и политику Щербицкого можно в определенной степени сравнить с действиями западного управляющего, менеджера. Для такого человека СССР представляется чем-то вроде огромной корпорации с центром в Москве. В этом варианте Украина являлась не чем иным, как районом расположения важных отраслевых предприятий, который, если им успешно управлять в соответствии с пожеланиями кремлевских хозяев, может стать важной ступенькой в карьере на пути к верхам власти внутри этой корпорации. Отсюда если интересы «общего дела» требовали стандартизации (русификации) в Украине, Щербицкий был готов сделать это не раздумывая, еще и доказывая при этом, что приверженность «местным особенностям» снижает эффективность и стоит на пути прогресса. Когда от Украины требовалось, истощая собственные ресурсы, помогать развитию какой-то другой части «корпорации», Щербицкий не заставлял себя ждать, демонстрируя способность к «широте мышления». Но главная проблема такого «отраслевого» мышления, являющегося новым изданием старого «малороссийства»,– в том, что его носители не учитывают одной особенности: дело им приходится иметь не только с административными или социально-экономическими единицами, а с целыми народами.
Коммунистическая партия Украины. Роль и влияние Шелеста и Щербицкого выходили далеко за пределы УССР Оба они, каждый в свое время, были крупными политическими игроками Союзного уровня – прежде всего благодаря быстрому росту КПУ после второй мировой войны, особенно после смерти Сталина. С приходом к власти Хрущева численность членов республиканской партийной организации быстро возросла. Этот прирост, значительно больший в Украине, чем в других республиках, продолжался в 1969-е и в начале 1970-х годов. Если в 1958 г. членов партии в Украине насчитывалось 1,1 млн, то ж 1971 г. эта цифра достигала 2,5 млн. Более равномерным стало распределение партийных кадров в республике. Раньше большинство их концентрировалось в русифицированных Донбассе и Днепропетровщине на юго-востоке. При Хрущеве в составе украинской парторганизации заметно возросло представительство центральных и западных районов Украины.
Эти изменения сразу же сказались и на новом поколении политических руководителей. Больше, чем когда-либо ранее, в составе руководства республики стало украинцев. Так, в 1964 г. из 33 высших партийных функционеров 30 были украинцами. В 1961 г. удельный вес представителей Украины в составе ЦК КПСС достиг беспрецедентной цифры – 20 %. Благодгцэя необычайно быстрому росту и тесным связям с Кремлем КПУ претендовала на репутацию «образцовой» парторганизации в СССР. Однако при этом было ясно, что ощущение своей самоценности и значимости приведет украинскую элиту к недовольству сверхцентрализаторской политической и экономической политикой Кремля, что, кстати, и вызвало автономистские устремления Шелеста. А то, что их поддерживала большая часть партийного аппарата, вполне очевидно: за отставку Шелеста проголосовали только три из 25 секретарей областных парторганизаций Украины.
