Текст книги "Украина: история"

Быстрый рост казачества немало смутил польское правительство и шляхту, поставив их в двусмысленное положение. С точки зрения шляхтича, казак – всего лишь беглый крепостной. Каким образом он превратился в некую новую и вполне организованную общественную силу – это выше понимания дворянина. Но презрение презрением, а интересы Речи Посполитой превыше всего. И если эти интересы требуют каких-то казаков – что ж, шляхта не прочь использовать и их.

Нечто подобное переживали и правительственные чиновники. Местные власти, которые в мирное время призывали безжалостно уничтожать «этот своевольный сброд», как только требовалась казацкая подмога против московитов или оттоманцев, охотно шли на расширение реестра, обещая казакам вдобавок к щедрой плате все права и привилегии. Но вот наступает затишье – и все обещания напрочь забыты, а казаки опять вне закона.

Всю эту неопределенность еще более усиливали различия в подходе к «казацкому вопросу» местных магнатов и старост пограничных областей, с одной стороны, и польских королей, с другой. Первые конфликтовали с казаками почти ежедневно – вторые же видели в казачестве искусную в бою и к тому же сравнительно дешевую военную силу, которую можно использовать против внешнего врага, а при случае – и против растущей самостоятельности и мощи тех же самых восточных магнатов. Доведение всех этих противоречий до крайней точки было лишь делом времени.

Первое казацкое восстание вспыхнуло в 1591 г. Именно в этом году Криштоф К осине кий – украинский шляхтич и гетман реестровых казаков – получил от короля земли за службу короне. Но не успел он вступить во владение ими, как белоцерковский староста Януш Острожский (полонизированный потомок славного рода) самовольно присвоил их. Не было никакого смысла апеллировать к королю и закону, ибо, как мы помним, против магнатов власть и закон оказывались бессильны. И Косинский выбрал иной путь мести: его казаки предприняли серию набегов на имения Острожского. Пример оказался заразительным, и скоро уже по всей Волыни, Брацлавщине и Киевщине казаки, крестьяне, солдаты стали мстить своим обидчикам. Наконец перепуганная шляхта собрала свое войско, которое возглавил и повел против 2-тысячного отряда Косинского старший в роду князей Острожских – Константин Константинович. В битве на р. Пятке Косинский был разбит. Уцелевшие в бою отделались легким испугом: реестровых казаков, принявших участие в восстании, заставили всего лишь еще раз присягнуть королю, а самого Косинского – трижды поклониться специально для этого собранным членам клана Острожского й попросить у них прощения. Впрочем, вскоре он был убит в случайной стычке при невыясненных обстоятельствах.

Не успело еще утихнуть эхо одного восстания, как разразилось другое, еще более широкое. Возглавил его Северин Наливайко,– как можно судить по польскому источнику, «человек приятной наружности и выдающихся способностей», к тому же «знаменитый артиллерист». Сын галицкого портного, умершего от магнатских побоев, Северин в юности вместе с братом Демьяном нашел прибежище у князя Острожского в Остроге. Демьян стал священником и известным писателем – Северин же предпочел «казацкий способ» добывания хлеба насущного. В 1595 г. Северин Наливайко во главе 2,5-тысячного войска возвращается из успешного похода против турок в Брацлавское воеводство и здесь вступает в конфликт с местной шляхтой. И вновь казаки восстали против ненавистной знати, и вновь к ним примкнули крестьяне. Более того, на помощь восставшим поспешили запорожцы. Заговорили, пока еще смутно и неопределенно, о том, что если восстание победит, то нужно на отвоеванных землях Украины установить власть самих казаков...

Запорожцы, с Григорием Лободой и Матвием Шаулой во главе, действовали на Киевщине и Брацлавщине. А тем временем Наливайко прошел победным маршем через всю Галичину, Волынь и Белоруссию, подбивая крестьян к бунту и сея ужас в сердцах шляхты. Не слишком надеясь, однако, что им удастся противостоять превосходящим силам поляков, восставшие весной 1596 г. объединились и стали отходить на восток, рассчитывая в случае неблагоприятного исхода найти защиту в пределах Московии. До самого мая они успешно отбивали атаки поляков, но понесли большие потери не только в боях, но и от голода и болезней. В конце концов в изможденных войсках Наливайко возник раскол. Склонявшийся к примирению и переговорам с поляками Лобода был обвинен в тайных сношениях с врагом и убит, Однако его сообщники (в основном старшина и богатые казаки) вскоре без лишнего шума выдали Наливайко полякам и убедили повстанцев сложить оружие. Тогда, воспользовавшись смятением в лагере восставших, поляки ворвались в него и вырезали большую часть находившихся там людей. Сам Наливайко был казнен в Варшаве.

В поисках компромисса. Разгромив отряды Наливайко, поляки посчитали «казацкий вопрос» решенным – тем более что и внутренние проблемы казачества к тому времени были уже налицо.

Реестровые казаки, эти весьма состоятельные горожане, в основном склонялись к переговорам и сотрудничеству с Речью П ос политой. Как собственники, они нуждались в твердом общественном статусе и гражданском мире, чтобы и дальше безопасно пользоваться уже имеющейся собственностью и обрастать новой.

Однако большинство казачества – запорожское и нереестровое – не только не имело почти никакой собственности, но и существовало под дамокловым мечом страха: в один прекрасный день снова стать крепостными. Не удивительно, что это большинство связывало улучшение своего положения только с решительными переменами и постоянно конфликтовало с меньшинством. А поляки, естественно, знали об этих трениях и действовали по испытанной формуле: разделяй и властвуй.

Нов этот критический для казаков момент фортуна вновь повернулась к ним лицом. К началу XVII в. Речь Посполита опять безнадежно увязла в непрекращающиеся войны – и опять ей понадобилась военная сила казачества. В 1601 г. 2-тысячный украинский отряд принял участие в трудной для поляков Ливонской кампании. А в 1604 и 1609 годах, когда, воспользовавшись так называемой Смутой в Московии, поляки пустились в интервенцию, на их стороне выступили и запорожцы. В то время редкое заседание сейма проходило без резолюции или проекта относительно использования военного потенциала казачества – и без недопущения при этом уступок казацким требованиям увеличения реестра и расширения автономии.

В этой сложной политической обстановке казакам нужен был лидер, способный к маневру. По счастью такой лидер явился.

Гетман Петро Сагайдачный. Историки единодушны в том, что Петро Сагайдачный был одним из двух самых выдающихся казацких гетманов (вторым по хронологии был, разумеется, Богдан Хмельницкий).

Сагайдачный родился в Галичине, в г. Самборе, по происхождению – мелкий шляхтич. Получив образование в Острожской академии, он отправился на Сечь. Оттуда Сагайдачный возглавил знаменитый морской поход на Кафу в 1616 г. и, вернувшись в ореоле воинской славы на Запорожье, был избран гетманом.

Краеугольным камнем политики нового гетмана стало примирение с поляками: Сагайдачный был убежден, что казаки еще недостаточно сильны для того, чтобы меряться с Речью Посполитой. Напротив, он мобилизовал большие казацкие отряды, которые под его руководством в составе регулярных польских войск участвовали в длительных кампаниях против Москвы и Оттоманской империи. Поборник суровой дисциплины, «щедро проливающий кровь непокорных ему», Сагайдачный быстро преобразовал вольные казацкие ватаги в строевые войска, безоговорочно подчиненные своим командирам. Чтобы избежать конфликта с поляками, гетман в 1619 г. пошел даже на сокращение реестра до 3 тыс., на отказ от несанкционированных морских походов, а также признал право короля утверждать назначение казацких старшин.

Но самым большим достижением Сагайдачного было то, что он по сути превратил казаков из узкой социальной группы, преследовавшей в основном лишь собственные сословные интересы, в потенциально ведущую силу украинского общества в целом. Ведь именно Сагайдачному принадлежала идея союза между казачеством с его грубой военной мощью и утонченной, но политически маломощной украинской культурнорелигиозной элитой. Более того, гетман изыскал достаточно убедительную и наглядную форму, в которой могла бы воплотиться идея такого союза. В 1620 г. Сагайдачный вместе со всем Запорожским Кошем вступает в Киевское братство. Этот шаг должен был ясно продемонстрировать намерение запорожцев стоять отныне на страже культурно-религиозных интересов украинского общества и защищать все его требования в духовной сфере.

В том же году запорожский гетман и православное духовенство приглашают в Киев иерусалимского патриарха Феофана, дабы он собственноручно посвятил в сан нового митрополита и епископов. Поляки объявили Феофана шпионом и грозились схватить его, но Сагайдачный твердо обещал своему высокому гостю полную безопасность. После торжественной церемонии в Киеве 3-тысячный казацкий эскорт с самим гетманом во главе проводил патриарха до турецкой границы.

Сагайдачный умер в 1622 г. На похороны его вышел буквально весь Киев. Ректор Киевской братской школы Касиян Сакович в прочувствованных «виршах на жалосный погреб» гетмана прославил Сагайдачного как мудрого правителя и беззаветного защитника православия, связав его деятельность с традициями киевских князей. Так казачество со всей очевидностью вошло в плоть и кровь украинского общества.

И снова восстания. После смерти Сагайдачного в отношениях казаков с поляками вновь стал назревать крупный конфликт.

Поначалу казалось, что нового противостояния можно избежать. Ведь ближайшие наследники покойного гетмана, Олифер Голуб и Михайло Дорошенко, разделяли взгляды и ценили миротворческие усилия Сагайдачного. Но им приходилось считаться и с недовольством казачества, особенно нереестрового, своим официальным статусом, вернее сказать – его отсутствием.

В 1621 г. из битвы под Хотином вышла закаленная 40-тысячная казацкая армия, спасшая Речь Посполиту от позора оттоманской оккупации. Но, сделав свое дело, огромное казацкое войско оказалось ненужным, да и опасным для поляков. По реестру, который правительство вовсе не собиралось расширять, казаков должно было быть всего 3 тыс.– остальным предписывалось вернуться в крепостное состояние. Но ни у тех казаков, что после Хотина ушли на Сечь, ни даже у тех, кто все же вернулся в свои города и села, не было ни малейшего желания вновь стать рабами. Вся эта взрывоопасная масса бурлила и лишь ждала повода для нового бунта.

Дорошенко попытался найти выход этой никем не востребованной энергии. Вскоре изумленный турецкий султан был извещен запорожцами, что, оказывается, он заключил мир только с польским королем, но отнюдь не с казаками. В середине 1620-х годов на турецкие берега вновь обрушились морские силы запорожцев под предводительством Дорошенко. Как нельзя кстати подвернулась и династическая распря в Крыму, в которую впервые были втянуты казаки: они оказали поддержку одному из претендентов на ханский трон, обещавшему добиваться независимости Крыма от Оттоманской империи.

Поляков начинало сильно раздражать упрямое желание казаков быть «государством в государстве». Король жаловался в сейме, что «внутренняя анархия на окраинах» порождает новые внешние осложнения, втягивая Речь Посполиту в очередной конфликт с могущественными соседями; что казаки вместо того, чтобы «исполнять королевскую службу», устанавливают свои порядки, «угрожая жизни и имуществу невинных людей». «Более того,– восклицал король,– им покоряется вся Украина!» Приняв решение о необходимости придерживаться твердой линии по отношению к казачеству, польское правительство отправило в Украину специального эмиссара Станислава Конецпольского. Суровый, закаленный в боях полководец, Конецпольский имел к тому же обширные владения в украинских землях.

В 1625 г. Конецпольский двинулся в Украину во главе 8-тысячного войска. Навстречу ему из Запорожской Сечи вышло 6-тысячное казацкое войско под предводительством Марка Жмайла. Потерпев неудачу за неудачей в боях с поляками, запорожцы снова выбрали гетманом умеренного Дорошенко и вступили с противником в переговоры. Наконец был достигнут компромисс: реестр увеличивался до 6 тыс. Но, разумеется, это опять-таки устраивало лишь тех самых «заслуженных» (и богатых) казаков, которые попали в него. Большинству же рядовых и сирых снова предлагалось впрячься в ярмо...

Как только новый реестр был составлен, Дорошенко взялся за усовершенствование организации 6 тыс. «законных» казаков. Все казачество было разбито на шесть полков, постоянно приписанных к шести городам – Киеву, Каневу, Корсуню, Белой Церкви, Переяславу и Черкассам. Каждый полк состоял из сотен, каждой из которых тоже находилось постоянное место в одном из небольших городов в районе расквартирования полка. На всей этой территории гражданская и военная власть принадлежала исключительно казацкой старшине, которая в свою очередь подчинялась гетману и его канцелярии, избираемым казаками, но утверждаемым королем. Так реестровые казаки получили самоуправление, хоть и под пристальным польским присмотром. Зато Запорожская Сечь – этот бастион воинственных, «незаконных», никем не признанных казаков,– будучи формально подчинена гетману, фактически продолжала пользоваться самой широкой автономией.

Соглашаясь на расширение реестра, поляки надеялись, что реестровые казаки возьмут под свой контроль нереестровых. Нашелся, казалось бы, и нужный человек для такого дела. Грицько Черный, избранный в 1629 г, гетманом, пользовался любым случаем, чтобы демонстрировать свою лояльность и преданность Речи Посполитой. Тем самым он прогневал запорожцев, которые в начале 1630 г. выкрали его, привезли на Сечь, судили и казнили.

После этого запорожцы и нереестровые выбрали своим гетманом отчаянного казака Тараса Федоровича, прозванного Трясилом. Он и повел огромное войско повстанцев. И снова Конецпольский во главе армии, состоявшей теперь уже не только из королевских сил, но и из реестровых полков, должен был отстаивать свою «твердую линию» в нелегкой военной кампании. Но на сей раз военная удача оставила его – ив августе 1630 г. в Переяславе ему пришлось заключить договор с бунтовщиками, идя на неслыханные уступки: реестр расширялся до 8 тыс., Трясило оставался безнаказанным и всем восставшим даровалась амнистия. Но коренная проблема тысяч нереестровцев так и осталась нерешенной.

Дабы раз и навсегда покончить с казацкой вольницей, в 1635 г. поляки попытались возвести мощную крепость Кодак на берегу Днепра, чуть выше Сечи. Предполагалось, что новая крепость закроет неуправляемым запорожцам доступ в пределы Речи Пос политой, но не тут-то было: всего за несколько месяцев до окончания строительства Иван Сулима с отрядом казаков до основания разрушил построенное и вырезал новоприбывший гарнизон. Но и Сулиме не поздоровилось: реестровые казаки, желая выслужиться перед поляками, схватили его и выдали на казнь королевским властям.

Вскоре после этих событий, в августе 1637 г., в борьбу с поляками вступила новая повстанческая армия казаков во главе с Павлом Павлюком. По мере продвижения Павлюкового войска из Сечи на север к нему присоединялось множество крестьян, причем не только с правого берега Днепра, но, кажется, впервые – и с новоосвоенных земель Левобережья В декабре 1637 г., навязав повстанцам бой в открытой местности под Кумейками близ Чигирина, польская армия нанесла им сокрушительное поражение. Однако восстание на этом не закончилось. Оно продолжилось на Левобережье под водительством Якова Острянина и Дмитра Гуни, пока не было окончательно подавлено летом 1638 г.

Поляки, окрыленные своими победами и исполненные жаждой мести, больше не собирались торговаться с казаками. По новой «ординации», т. е. закону, принятому сеймом, реестр ограничивался цифрой 6000 и даже реестровые казаки утрачивали право самоуправления. Пост гетмана вообще ликвидировался, вместо него король назначал старосту из поляков.

Казацкие полковники и есаулы отныне должны были выбираться из числа шляхты. Территория казацких поселений строго ограничивалась; каждый, кто попробовал бы без разрешения бежать на Сечь, должен был караться смертной казнью. Тысячи не внесенных в реестр казаков объявлялись крепостными. В довершение этих драконовских мер магнаты, и особенно Ярема Вишневецкий, ввели в стране жесточайший террор, без разбора хватая, пытая и убивая каждого, кто хоть отдаленно подозревался в неповиновении. Циничные шляхтичи решали «казацкий вопрос» по-своему: «Казаки,– говорили они,– это ногти на руках нашей политики: они быстро отрастают, и их нужно часто подстригать». Наступившее затем десятилетие было и впрямь настолько спокойным и стабильным (время мирное, время золотое – так говорят о нем польские историки), что казалось: репрессивное решение «казацкого вопроса» и есть единственно эффективное.

Думается, следует остановиться на основных причинах, которые привели к поражению все пять главных казацко-крестьянских восстаний, происшедших за рассмотренные 45 лет.

Прежде всего, хотя казаки и играли во всех этих восстаниях ведущую роль, в рядах восставших было множество крестьян, и потому многие основные слабости крестьянских бунтов были здесь налицо. Все эти, как правило, спонтанные бунты не имели ни согласованного плана, ни долговременных целей. Главное – отплатить за сегодняшние обиды: ни о чем другом ни казаки, ни крестьяне и не мечтали. Обладая незаурядной смелостью, восставшие, однако, допускали многочисленные ошибки в военной стратегии и тактике и были ограничены в своих действиях, поскольку крестьяне не хотели сражаться ни в чужих местах, ни во время сева и жатвы. Несогласованность между восставшими объяснялась и социально-экономическими различиями в их собственной среде. Рядовые и нереестровые казаки, которым нечего было терять, бунтовали легко и охотно. А вот благополучные и состоятельные представители старшины обычно предпочитали переговоры, компромиссы и даже капитуляцию.

Несмотря на все сказанное, каждое новое восстание прибавляло восставшим военной силы и опыта. Росла их численность, совершенствовалась тактика. Казачество все глубже проникалось идеями защиты угнетенного крестьянства и попранного православия. «Мирное золотое время» оказалось обманчивым: если на поверхности и стоял штиль, то на глубине кипели страсти, ища выхода.