Текст книги "Украина: история"

Изменение этнического состава населения явилось, таким образом, одним из важнейших результатов социально-экономической модернизации Украины. До тех пор пока экономика этой страны оставалась почти полностью аграрной, украинцы составляли подавляющее большинство ее населения. Так, в 1800 г. всего по Украине украинцев насчитывалось около 90 %, а на Левобережье эта цифра достигала 95 %. Однако в течение XIX в. произошло заметное изменение: количество украинцев упало до 80 %, в то время как процент русских, евреев и других меньшинств резко вырос. В значительной степени это было связано с ускорением развития промышленности и торговли, в которые в основном и были вовлечены не украинцы, а представители меньшинств.

Русские. Со времени Переяславского соглашения 1654 г. русских часто можно было встретить в Украине,– правде, пока еще в небольшом количестве. На протяжении не только XVIII, но и XIX века, пожалуй, самой многочисленной категорией русских в Украине оставались солдаты городских гарнизонов: во всяком случае, одним и тем же словом «москаль» украинцы называли и русских, и солдат. Среди более мелких подгрупп этнических русских были дворяне, которым достались имения на украинском Юге, царские чиновники, а также (в особенности на Левобережье) купцы. В конце XVIII – начале XIX в., когда на Юге открылись для освоения новые земли, постоянный, хотя и небольшой поток русских переселенцев, и прежде всего староверов, сектантов и других религиозных диссидентов, хлынул в эти края. И лишь в конце XIX в., т. е. в эпоху промышленного бума, начался действительно массовый приток русского населения в Украину, особенно в промышленные и торговые центры Юга. Численность русских увеличивалась и за счет добровольной русификации, распространенной прежде всего среди украинских дворян. Таким образом, как уже было сказано, к 1897 г. русские составили 11,7 % всего населения Украины.

Убежденные в своем культурном превосходстве, а также в том, что Украина – «исконно русский край», русские, как правило, не давали себе труда овладеть украинским языком и выказывали мало интереса и уважения к украинским обычаям и традициям. Вместо этого они стремились русифицировать все аспекты украинской жизни – что им, собственно, и удалось, по крайней мере в больших городах.

В то же время отношение к русским украинских крестьян в основном отнюдь не обнаруживало каких-либо резких антагонизмов, да и контакты украинского села с переселенцами из России, предпочитавшими города и заводские поселки, были в значительной степени ограниченными. К тому же украинцы понимали, что русские рабочие и крестьяне подвергаются столь же немилосердной эксплуатации, как и они сами. Наконец, общая православная вера, сходство языков делали отличия между двумя народами вполне преодолимыми.

Разумеется, все это отнюдь не означало, что украинские крестьяне вообще никак не отличали себя от северян: бородатый русский мужик назывался у них «кацап» («как цап», т. е. «как козел»), русские же в виде ответного комплимента называли украинцев «хохлами» (в честь знаменитого «оселедця» на бритой голове казака). Но этот простой «обмен любезностями» не шел ни в какое сравнение с теми сложными и до предела обостренными чувствами, которые испытывали украинские интеллигенты к культурной гегемонии России.

Поляки. Эта нация существует в Украине с гораздо более давних времен, нежели русские. В XVI и XVII веках поляки участвовали в освоении украинского пограничья, и хотя восстание 1648 г. изгнало их с Левобережья, они сохранили за собой контроль над правым берегом Днепра. И даже после того как Правобережье в 1795 г. вошло в состав Российской империи, они рассматривали его как неотъемлемую часть Полыни.

То, что поляки продолжали оказывать значительное влияние на всю жизнь Правобережья, отнюдь не означало количественного преобладания там польского населения: в середине XIX в. оно составляло всего лишь 500 тыс., а доля его в общей численности жителей Украины упала с 10% в 1795 г. до 6,4 % в 1909. В действительности польское превосходство в регионе обеспечивалось богатством и влиянием польской элиты. В 1850 г. около 5 тыс. польских помещиков на Правобережье владели 90 % земли и 1,2 млн крепостных. Если к тому же учесть, что по правую сторону Днепра находилось 60 % всего дворянства Украины, то Правобережье можно рассматривать как истинный бастион старых порядков. Даже освобождение крестьян не пошатнуло положения таких сказочно богатых польских магнатов, как Потоцкие, Чарторыйские, Браницкие и Заславские. Каждый из этих кланов владел сотнями тысяч акров земель. Имея большой капитал, они легко заменили крепостной труд наемным, широко использовали сельскохозяйственную технику.

Однако для огромного большинства польской шляхты переход к товарному земледелию оказался сложным. К концу XIX в. многие из них распродали свои имения и перебрались в города, где стали чиновниками, торговцами, представителями свободных профессий. Но тем не менее и в 1904 г. более 46 % частного землевладения и 54 % промышленного производства на Правобережье оставалось в польских руках.

Отношения между польскими помещиками и украинскими крестьянами всегда оставались напряженными. Правда, ликвидация крепостного права несколько улучшила положение. Но позднее, когда во время польского восстания 1863 г. некоторые из бунтовщиков, пытаясь привлечь на свою сторону крестьян, распространяли так называемые «золотые грамоты», в которых провозглашалось, что это они, а не царь, даровали крестьянам свободу, результаты этих усилий были мизерными. Мало кто из украинских крестьян присоединился к своим польским господам, зато около 300 тыс. добровольно вступили в антипольское ополчение.

Некоторые из польских дворян совершенно искренне интересовались Украиной: во всяком случае их интерес к ней не имел прямой политической или экономической мотивации. В конце концов именно здесь веками жили их предки. И вот в середине XIX в. у некоторых польских шляхтичей развилось пристрастие ко всему украинскому. Так, например, Тимко Падура использовал в своих произведениях украинскую народную поэзию, а представители «украинской школы» польских писателей с Правобережья, к которой принадлежал и знаменитый Юлиуш Словацкий, часто писали на украинские темы. Как мы позднее увидим, многие польские или ополяченные дворяне сыграли выдающуюся роль в украинском национальном движении. Все это, однако, не отменяло существования конфликта и резкого несоответствия интересов польских помещиков и украинских крестьян, и в целом сколько-нибудь существенных изменений в традиционных отношениях между двумя народами не произошло.

Евреи. Среди других основных этнических меньшинств евреи живут в Украине издавна—еще со времен Киевской Руси. Массовое же переселение на украинские земли началось под покровительством польской шляхты лишь в XVI в. и продолжилось в XVII в.

Однако эти древние жители Украины оказались для российских царей сравнительно новыми и непривычными подданными: ведь Правобережье, где жили почти все украинские евреи, вошло в состав Российской империи лишь в 1795 г. И царская политика в отношении этих новых подданных тоже была весьма необычной. Дабы оградить русских купцов от конкуренции со стороны еврейских, царское правительство запретило евреям проживать на территории собственно России. Так называемая «черта оседлости» ограничила зону проживания евреев местами их исконного расселения в ново-захваченных западных окраинах империи – Литве, Белоруссии и большей части Правобережной Украины. С небольшими изменениями «черта оседлости» просуществовала вплоть до 1917 г.

На протяжении всего XIX в., в особенности во второй его половине, численность еврейского населения резко возрастала: если общее количество жителей Российской империи между 1820 и 1880 гг. увеличилось на 87 %, то количество евреев – на 150 %. На Правобережье соответствующие цифры были еще выше: 265 и 844 % (с 1844 г. по 1913 г.). Среди причин столь заметного роста еврейского населения можно назвать такие его особенности, как освящение больших семей иудейской религией, меньшая подверженность голоду, войнам и эпидемиям, низкая детская смертность (благодаря самопомощи еврейских общин, наличия своих врачей и т. д.). Всего к концу XIX в. в Российской империи проживало 5,2 млн евреев, из них более 2 млн в Украине. Таким образом, если во всей империи они составляли 4 % населения, то в Украине – 8 %, а на Правобережье – 12,6 %.

Издавна евреи жили в городах, а в Российской империи им и вовсе запрещалось селиться в деревне. Потому неудивительно, что евреи составляли 33 % городского населения Украины, а в местечках Правобережья эта цифра доходила до 70—80 %. Компактная, замкнутая, традиционалистская община еврейского местечка – это целый мир, особый и самодостаточный, где господствовала ортодоксальная еврейская религия, культура и язык (идиш), огромным влиянием пользовались священники (раввины), самоуправление осуществляли выборные органы (кагалы), а контакты с внешним миром были ограничены чисто хозяйственными потребностями. Нищета и перенаселенность таких местечек стали притчею во языцех: их убогое хозяйство попросту не могло прокормить все то множество народа, что сбивалось в общину. Чтобы выжить в многолюдных провинциальных местечках, где возможности заработка были весьма ограничены, а конкуренция очень высока, требовались незаурядное трудолюбие, мастерство и находчивость.

Около трех четвертей украинских евреев зарабатывали себе на жизнь мелкой торговлей и ремеслами. Эти отнюдь не богатые лавочники, шинкари, портные, сапожники и ювелиры составляли еврейский «средний класс». Неквалифицированные рабочие-бедняки, которые едва могли прокормиться случайными заработками, а то и просто нищие, жившие подаянием, составляли около 20 % всех трудоспособных евреев. Оставшиеся 5 % еврейского населения – его элита – в свою очередь делилась на две подгруппы: с одной стороны, раввины и другие высокочтимые «книжники», оказывавшие на всю еврейскую общину громадное влияние; с другой – богатые капиталисты, которым в 1872 г. принадлежало 90 % всех винокурен, 56 % лесопилок, 48 % табачного и 33 % сахарного производства Украины. По мере расширения возможностей получить образование многие евреи секуляризировались и русифицировались, пополняя ряды интеллигенции, особенно врачей и адвокатов. А с развитием промышленности большое число евреев (по некоторым оценкам – 38 %) находили работу на заводах и фабриках.

Однако перемены привели и к возникновению новых трудностей – впридачу ко всем тем, с которыми сталкивались евреи в Российской империи. С быстрым ростом еврейского населения росла и его экономическая конкуренция с неевреями. Эксплуататорская деятельность некоторых еврейских предпринимателей и ростовщиков и – более того – усиливающаяся антисемитская политика правительства и погромная агитация реакционных группировок – все это способствовало усилению враждебности к евреям в конце XIX в., которая разразилась погромами 1881 и 1903—1905 гт. Сотни людей погибли, общины понесли миллионные убытки. Организаторами большинства погромов были ультраправые русские шовинисты из так называемого «Союза русского народа» и печально известных «черных сотен». Правительство если не потворствовало погромам, то и редко им препятствовало. Эти погромы имели далеко идущие последствия: они обострили у евреев и без того острое чувство беззащитности и вызвали их массовую эмиграцию из Российской империи (к 1914 г. в США переселилось уже 1,2 млн «русских» евреев).

Вообще говоря, и отношения евреев и украинцев тоже не были, да и вряд ли могли быть дружественными. Веками два народа существовали в структурно антагонистических, хотя и взаимозависимых средах: для еврея украинец был воплощением отсталого и забитого села, а еврей для украинца – чужого, эксплуататорского города, по дешевке скупавшего у него продукты и втридорога продававшего товары. Украинские крестьяне боялись российских чиновников, ненавидели польских помещиков – а евреи, у которых* часто не было иных средств к существованию, вынуждены были действовать как представители тех и других. В религиозном и культурном отношении евреи и украинцы имели мало общего, и это еще более углубляло отличия между ними.

Не лучше складывались на этом этапе и отношения между интеллигенцией двух народов. С точки зрения национальной ориентации еврейская интеллигенция видела для себя лишь две возможности: ассимилироваться в господствующей русской культуре или работать над созданием собственных национальных институтов. Установление более тесных связей с украинцами, которые не так уж много могли предложить евреям в культурном, экономическом или политическом смысле, казалось делом малоперспективным. Со своей стороны украинская интеллигенция осуждала склонность евреев, веками живших среди украинцев, отождествлять себя не с ними, а с более сильными русскими. Были, впрочем, и попытки взаимопонимания и даже сотрудничества: назовем хотя бы взаимоотношения Михаила Драгоманова с Ароном Либерма-ном или Симона Петлюры и других украинских социалистов, с одной стороны, и выдающегося сиониста Владимира Жабо-тинского – с другой. Однако эти попытки мало повлияли на общий ход событий и развитие взаимоотношений между двумя общностями, продолжавшими существовать в близком соседстве, но при этом почти в полной изоляции друг от друга. И многие члены обеих были склонны таить в себе старые обиды – вместо того чтобы искать и находить общие интересы и на их основе достигать вполне возможного и совершенно необходимого взаимопонимания.

* * *

Три основные черты характеризуют социально-экономическое развитие Восточной Украины в конце XIX в: застой в большинстве сельских районов; быстрая индустриализация в Донбассе и Кривбассе; растущее присутствие неукраинцев. Как мы убедились, именно неукраинцы, прежде всего русские и евреи, были наиболее близко причастны к развитию промышленности и росту городов.

А что же украинцы? Они в основном остаются на селе. Так возникают два социально-экономических полюса: застойное, отсталое село, с которым отныне даже более, чем когда-либо до тех пор, отождествляют украинцев,– и динамичное, быстро модернизирующееся (по крайней мере в отдельных сферах) украинское общество, в котором, однако, решающую роль, как это ни парадоксально, играют неукраинцы. До некоторой степени это возникшее век тому назад решающее отличие существует и по сей день.