Текст книги "Украина: история"
Автор книги: Орест Субтельный
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 62 страниц)
Автор «Грамматики малороссийского наречия» (1818) Олексий Павловский хотя и пытался усовершенствовать и систематизировать украинский язык, но все же, по-видимому, разделял и общие сомнения Котляревского, и его убеждение в экспериментальном характере подобных попыток, ибо по-прежнему рассматривал этот язык в качестве всего лишь одного из диалектов русского. Однако сами по себе труды Павловского, как и Ивана Войцеховича, который в 1823 г. издал небольшой украинский словарик, объективно способствовали самостоятельному развитию украинского языка.
Литература: обогащение украинской национальной культуры. Решающим показателем жизнеспособности украинского языка стало качество и разнообразие создаваемой на нем литературы. Котляревский заслужил эпитет «отца новой украинской литературы» не только потому, что он первым использовал в литературе украинское «наречие», но и потому, что его «Енеїда» безусловно обладает непреходящими художественными достоинствами. Правда, ее успех вызвал появление множества бездарных подражаний самому этому поистине классическому «подражанию», которые мешали развитию иных жанров. Какое-то время даже казалось, что письменная украинская литература навсегда обречена поставлять лишь шуточные псевдонародные пародии на местные нравы.
Большая заслуга в расширении диапазона литературного самовыражения украинцев принадлежала так называемым харьковским романтикам. Большинство этих писателей жили в Слободской Украине и были связаны с новообразованным Харьковским университетом. В 20—30-е годы XIX в. именно эта, самая восточная из этнических украинских земель, приняла эстафету развития украинской культуры.
Согласно легенде, украинская проза возникла в результате пари, которое потомок знатного казацкого рода Григорий Квитка-Основьяненко заключил с сыном священника, ректором Харьковского университета Петром Гулаком-Артемовским. Последний, чувствуя сильное тяготение к украинскому языку и экспериментируя с ним в литературе, все же был убежден, что будущее его безрадостно. Поскольку украинские дворяне предпочитали украинскому языку русский, а по-украински говорили только крестьяне, Гулак-Артемовский полагал, что ничего серьезного на этом языке написать нельзя. Но Квитка-Основьяненко не согласился с ним и решил доказать обратное. В результате в 1834 г. появились на свет «Малоросійські оповідання Грицька Основ’яненка». Эти грустные, сентиментальные рассказы были хорошо встречены читающей публикой, а проницательный Осип Бодянский объявил их началом украинской прозы.
Еще один харьковский романтик, Левко Боровиковский, положил начало украинской балладе, чем также расширил жанровое пространство литературы на украинском языке. Казацкая Украина была излюбленной темой всех харьковских писателей. Они изображали ее в обычной для романтизма манере, пытаясь, как говаривали в те времена, «уловить печальное эхо славного прошлого». Ярким примером было в этом смысле творчество Амвросия Метлинского, который в предисловии к своему сборнику украинских стихотворений и переводов сравнивал себя с «последним бандуристом», который тихо напевает «песнь прошлого» на «умирающем языке».
Многие другие, менее выдающиеся харьковские писатели также внесли свой вклад в развитие украинской поэзии и прозы. Душою всей их литературной деятельности был, как ни странно, русский филолог Измаил Срезневский. Впрочем, вклад этого «новообращенного рыцаря» украинства был скорее организационным, чем литературным. Его многотомные собрания произведений и памятников украинской истории и словесности – «Запорожская старина» и «Украинская антология» – были попыткой решить серьезную проблему отсутствия постоянной трибуны для украинских писателей. Правда, одно время в Харькове выходили такие издания, как «Украинский вестник» и «Украинский журнал», но большая часть помещаемых там материалов была на русском языке. Материалы эти в основном состояли из местных новостей, путевых записок, этнографических заметок и отдельных литературных произведений. Читателей у этих журналов было мало, всего несколько сотен.
В поисках более широкой аудитории украинские писатели часто помещали свои произведения в петербургских и московских изданиях. Многие журналы, причем особенно те, которые придерживались консервативного направления, охотно публиковали украинские стихи и рассказы, даже написанные на украинском языке. Дело в том, что среди русских писателей-романтиков 20—30-х годов XIX в. существовало нешго вроде моды на все украинское. Бурная история и богатый фольклор украинцев вдохновляли их на создание экзотических образов «дикого пограничья». Признавая самобытность Украины, они тем не менее рассматривали ее как неотъемлемую часть России и, содействуя развитию «областной» литературы, надеялись тем самым обогатить и расширить «общерусскую». Интересно, что совершенно подобное увлечение Украиной испытали в то время и многие польские писатели, такие как Антоний Мальчевский, Богдан Залеский, Северин Гощинский, составлявшие так называемую украинскую школу в польской романтической литературе. Со своей стороны и они считали Украину частью исторического и культурного наследия – но, естественно, Польши.
Таким образом, несмотря на определенный прогресс в развитии украинской литературы, исследовании украинской истории, языка и фольклора, интеллигенция начала XIX в. продолжала говорить об Украине в терминах «областничества». Она еще не верила в то, что украинская культура может когда-либо развиться до такой степени, чтобы полностью заменить русскую культуру во всех сферах жизни украинцев. Украинские литераторы не менее, чем их петербургские и московские коллеги, были убеждены в том, что, культивируя все украинское, они лишь обогащают культурное наследие России в целом. И ни те, ни другие не могли предвидеть каких-либо четких результатов. Об этом хорошо сказал современный литературовед Юрий Луцкий: «Если все эти ранние исследования украинской истории и фольклора признать первыми проблесками украинского национального сознания, то следует заключить, что именно они подвели под него крепкий фундамент. Ибо какая же потребность более настоятельна для возникающей нации, нежели потребность в исторических корнях и культурной самобытности? В поисках своей национальной идентичности украинцы и занимались какое-то время подобными материями».
Тарас ШевченкоВ начале XIX в. в среде украинской интеллигенции возникла своеобразная ситуация. Как мы убедились, интеллектуальные течения, многое предопределившие в судьбах России и всей Восточной Европы, не миновали и Украину. Радикальные республиканские идеи французской революции были представлены здесь декабристами и украинскими членами Общества соединенных славян. Философская концепция Гердера, отводившая важнейшую творческую роль национальной культуре, вдохновила харьковских романтиков. Своеобразие же состояло в том, что в Украине указанные течения, как правило, не смешивались и не пересекались. Политические радикалы оставались безнациональными и в своих политических замыслах не отводили Украине никакого места. А пропагандисты украинской национальной культуры были аполитичными, преданными «царю и отечеству» консерваторами, не стремившимися к изменению статус-кво. Такое раздвоение затрудняло развитие обеих идеологических тенденций и со временем стало хронической болезнью украинской интеллигенции. Поколение 1820-х годов все это, однако, не слишком волновало. Но вот для следующего поколения, сформировавшегося в 1840-е годы, соединение национальной культуры с политической идеологией станет первоочередной задачей.
«Поколение 40-х», включающее таких видных деятелей, как историк Микола Костомаров, писатель Пантелеймон Кулиш и поэт Тарас Шевченко, было связано в основном уже не с Харьковом, а с Киевом, где в 1834 г. был основан новый университет. Представители этого поколения были родом как с Левобережной, так и с Правобережной Украины, да и их социальное происхождение было более пестрым, чем у их дворянских предшественников. Наконец, у этого поколения был явный и яркий лидер – Тарас Шевченко.
Фигура Шевченко возвышается не только среди «юношей 40-х». Можно даже сказать, что вся новая и новейшая история Украины не знает другого такого человека, который оказал бы столь мощное влияние на своих соотечественников, какое оказал поэт Тарас Шевченко. Подобное колоссальное воздействие поэтов на развитие наций в Восточной Европе XIX в. не было чем-то необычным. Культура являлась той единственной ареной, на которой лишенные государственности славяне могли проявить свои выдающиеся способности и таланты: вот почему в «пробуждении нации» часто главную роль играли литераторы и ученые. Тем не менее и среди славян трудно подобрать другой пример личности, чья поэзия и жизнь так полно воплотили бы в себе национальный дух.
Сама биография Шевченко стала для его соотечественников символом трагической национальной судьбы. Он родился в 1814 г. в деревне Моринцы на Правобережье в крепостной крестьянской семье. Рос сиротой, был взят слугой к хозяину-помещику, который и привез его в Петербург. Здесь талантливый юноша-художник привлек внимание нескольких представителей столичного артистического круга, которые в 1838 г. помогли ему выкупиться на волю. Став свободным, Шевченко поступил в Императорскую Академию художеств, где и получил первоклассное образование. Общение со многими украинскими и русскими художниками и писателями расширило кругозор гениального юноши, и вскоре он ощутил потребность поэтического самовыражения.
В 1840 г. вышел в свет первый сборник украинских стихотворений Шевченко – «Кобзар». Уже эта книга обнаружила интерес молодого поэта к исторической проблематике, а своей искренностью, музыкальностью, бьющей через край силой поэтического дарования она завоевала многочисленных поклонников и единодушное признание украинской и русской критики.
Объясняя, почему появление «Кобзаря» сыграло столь уникальную роль в развитии украинской литературы, Юрий Луцкий указывает, что «в этом произведении украинский язык впервые достигает литературного совершенства». Шевченко преодолел одномерность, ограниченность той роли, которую до него играла украинская литература. Он опроверг взгляды таких критиков, как Виссарион Белинский, который считал, что язык украинского мужика неспособен выражать сложные мысли и чувства. На подобные унизительные для украинского языка высказывания Шевченко отвечал:
Теплий кожух, тілько шкода —
Не на мене шитий,
А розумне ваше слово
Брехнею підбите.
Художественные достижения Шевченко поставили также под сомнение пример Гоголя и других подобных литераторов – украинцев по происхождению, которые полагали, что талантливый украинец, если он хочет завоевать литературную славу и успех, непременно должен стать русским писателем.
Язык Шевченко – это смелый синтез речевого потенциала нескольких украинских диалектов, сельского и городского просторечия, словаря и форм церковнославянского языка. Вот почему слово великого Кобзаря обнаруживает удивительную гибкость, широкий спектр смысловых возможностей и значений. Шевченко гениально продемонстрировал своим землякам, что их язык обладает всей полнотой эмоционального и интеллектуального выражения – да к тому же экспрессивные средства этого языка отличаются простотой, изяществом и благородством. Стало быть, незачем украинцам зависеть от великолепного в литературном отношении, но чужого русского языка – у них, украинцев, есть все возможности по-своему осмыслить важнейшие проблемы бытия. Так поэзия Шевченко по сути стала первой декларацией о независимости Украины – независимости литературной и интеллектуальной.
Однако и круг интересов Шевченко, и влияние его поэзии, разумеется, далеко выходили за пределы сугубо литературные. Бывший крепостной никогда не забывал своих «знедолених братів». Громоподобным тоном библейского пророка он обличал крепостников-эксплуататоров. В отличие от большинства интеллигентов своего времени Шевченко не верил в либеральные проекты постепенных реформ и в своих стихотворениях открыто призывал к радикальному, революционному решению вопросов социальной справедливости. Таково, например, его известное поэтическое завещание («Заповіт»):
Поховайте, та вставайте,
Кайдани порвіте
І вражою злою кров'ю
Волю окропіте!
І мене в сім’ї великій,
В сім’ї вольній, новій
Не забудьте пом’янути
Незлим тихим словом.
Возмущение поэта угнетением народа нераздельно переплетается в его произведениях с горечью и печалью о национальном унижении Украины – «нашій несвоїй землі», как он однажды сказал о ней. Непримиримый враг царского самодержавия, он призывал к политическому самоопределению Украины задолго до того как эту идею поддержали другие, более умеренные украинские интеллигенты. Во всяком случае именно такова направленность шевченковского истолкования его излюбленной темы – украинской истории. Двойственно его отношение к Хмельницкому. Для Шевченко этот гетман – и «геніальний бунтар», и виновник рокового для Украины союза с Россией, стоившего ей утраты независимости. Да и все казацкие вожди, сотрудничавшие с Москвой, получили суровую отповедь Кобзаря. Один лишь Полуботок заслужил его похвалу за то, что осмелился поспорить с самим Петром I, своих антипатий к которому Шевченко никогда не скрывал, называя его «тираном» и «катом» и не лучше того относясь к продолжательнице «славных дел Петра» – Екатерине II. Прямо полемизируя с Пушкиным, воспевшим этих монархов, лирический герой Шевченко так рассуждает перед знаменитым «Медным всадником» – памятником Петру с латинской надписью «Петру Первому Екатерина Вторая»:
Тепер же я знаю:
Це той П е р в и й, що розпинав
Нашу Україну,
А Вторая доконала
Вдову-сиротину.
Кати! кати! Людоїди!
Тем не менее национализм Шевченко вряд ли можно отнести к той его узкой, ограниченной разновидности, которую называют шовинизмом. Стремление Украины к свободе он рассматривал как часть всеобщей борьбы за справедливость. Сочувствие Шевченко вызывали угнетенные народы во всем мире, о чем превосходно свидетельствуют поэмы «Кавказ» и «Єретик» (последняя посвящена знаменитому чешскому мученику Яну Гусу).
Бунтарские идеи и мотивы поэзии Шевченко служили препятствием для публикации многих его произведений в Российской империи вплоть до 1905 г. Его поэзия служила для современников не только эстетическим, но и этическим образцом. «Муза Шевченко...– писал Костомаров,– всегда оставалась чистою, благородною, любила народ, скорбела вместе с ним о его страданиях и никогда не грешила неправдою и безнравственностию». Так поэт заставил национально сознательных интеллигентов увидеть в народе не только «живописную» простоту и патриархальность нравов, но и беды и мучения, достойные сострадания. Да и в казацкой истории Шевченко, в отличие от своих предшественников, искал не столько романтических героев, сколько уроков, которые следует извлечь из трагического прошлого ради лучшего будущего. С точки зрения этого первого великого национального поэта Украина не была лишь экзотической провинцией Российской империи – для него она единственная и неповторимая отчизна, которая может и должна быть независимой.
Кирилло-Мефодиевское общество3 марта 1847 г. студент Киевского университета Алексей Петров донес царским властям о тайном обществе, существование которого он якобы случайно обнаружил. Тут же все лица, на которых поступил донос, были схвачены полицией и отправлены в Петербург. Там их усиленно допрашивали и выяснили, что общество св. Кирилла и Мефодия действительно в течение какого-то времени существовало в Киеве. Это была первая в Новой истории Украины сугубо украинская идеологическая организация.
Впрочем, как вскоре обнаружилось, опасения властей по поводу возникновения большого и опасного заговора были сильно преувеличены. Речь шла всего лишь о каком-то десятке постоянных членов общества и паре дюжин сочувствующих. Все это были молодые украинские интеллигенты. 30-летний историк Микола Костомаров незадолго до своего ареста получил кафедру в Киевском университете. 22-летний приятель его Василь Билозерский в дни возникновения общества, по воспоминанию Костомарова, жил в Киеве «по окончании курса в университете... в надежде найти себе служебное место», каковое и нашел в Полтаве, где до ареста преподавал в кадетском корпусе. Прекрасно образованный Микола Гулак (в 1843 г. он окончил Дерптский университет) служил в канцелярии киевского генерал-губернатора в должности переводчика Археографической комиссии. Эти трое входили, так сказать, в «ядро заговорщиков». Два других видных деятеля и уже известных писателя – Пантелеймон Кулиш и Тарас Шевченко – лишь косвенно были связаны с кирилло-мефодиевцами, но эта связь была использована как повод для их ареста. Оказалось, что общество было не только не очень большим, но и не слишком активным: за 14 месяцев своего существования оно лишь несколько раз собиралось на многочасовые философско-политические диспуты (на одном из них как раз и присутствовал доносчик Петров) да подготовило несколько программных документов.
Среди этих последних особого внимания заслуживает написанная Костомаровым «Книга бытия украинского народа». Это типично романтическое произведение родилось под знаком польской литературы и насквозь проникнуто панславянским идеализмом и христианской риторикой. Автор «Книги бытия...» призывает перестроить все общество сообразно принципам справедливости, равенства, свободы и братства. В частности, он предлагает ликвидировать крепостное право и межсословные отличия, дать народу доступ к просвещению и т. п. Национальный вопрос, явно стоявший в центре внимания кирилло-мефодиевцев, решался в широком контексте панславизма. Документ содержал требование свободного развития культур «всех славянских народов». Более того, предлагалось сформировать славянскую федерацию наподобие Соединенных Штатов Америки, со всеми подобающими демократическими институтами и со столицей в Киеве.
По мнению Костомарова и его единомышленников, современное им украинское общество, самое униженное и угнетенное из всех славянских обществ, одновременно является и «самым равноправным», поскольку не имеет своей собственной знати. Вот почему Украине в программе кирилло-мефодиевцев отводилась решающая роль: именно она должна была возглавить движение всех славянских народов к будущей равноправной федерации. Автор «Книги бытия...» в псевдо-библейском стиле описывает грядущее «воскресение» своей страны: восстав из могилы, она призовет братьев-славян, и поднимутся славяне, и станет Украина свободной республикой в нерушимом славянском союзе... И тогда все народы укажут то место на карте, где обозначена Украина, и рекут: «Камень, который отвергли строители, соделался главою угла»...
Между прочим, это мессианское видение будущего Украины в составе федерации хотя и опиралось на чрезмерную идеализацию ее истории, но в то же время исключало идею ее полной независимости. По-видимому, большинство членов Кирилло-Мефодиевского общества (кроме Шевченко и некоторых других) сомневались в способности своих «мечтательных и нежных» земляков совершенно самостоятельно управлять своей судьбой.
При относительном единстве в понимании того, что следует делать, кирилло-мефодиевцы расходились в вопросе о том, что важнее и с чего начать. Костомаров полагал, что важнее всего братство и грядущий союз всех славян. Шевченко страстно призывал к социальному и национальному освобождению украинцев. Кулиш подчеркивал необходимость первоочередного развития украинской культуры. При этом большинство членов общества придерживались эволюционных взглядов, считая лучшими средствами достижения целей образование народа, пропаганду и «моральный пример» властям. Шевченко и Гулак, доказывавшие, что только революция способна принести чаемые перемены, остались в меньшинстве. Впрочем, эти расхождения между кирилло-мефодиевцами не следует преувеличивать, ибо, вне всякого сомнения, всех их объединяли общие ценности и идеалы, а более всего – страстное желание изменить к лучшему социально-экономическую, культурную и политическую судьбу Украины.
Несмотря на относительно невинный характер Кирилло-Мефодиевского общества, царское правительство решило все же примерно наказать его организаторов. Однако при определении степени наказания был проявлен «индивидуальный подход». Костомаров, Кулиш и другие умеренные члены общества отделались сравнительно легко – кратковременной ссылкой, как правило, в губернские города России, после чего им было разрешено вернуться к преподаванию, литературным и научным занятиям. Гулаку пришлось три года отсидеть в Шлиссельбурге кой крепости (Костомаров, правда, тоже около года провел в «Петропавловке»). Суровее всего обошлись с Шевченко, которого царь и правительство соча и самым опасным заговорщиком. «Поэта Шевченко послали рядовым в Оренбург, а потом в Новопетровское укрепление,– писал журнал «Колокол» в 1860 г.– Николай I строжайше приказал, чтобы ему не позволяли ни писать, ни рисовать... Шевченко пробыл более десяти лет в такой нравственной пытке». Прямым результатом всего этого стала безвременная смерть поэта в 1861 г.
Значение Кирилло-Мефодиевского общества представляется весьма важным для всей последующей украинской истории. Во-первых, это была первая попытка интеллигенции, пусть и неосуществленная, продвинуть национальное развитие от «культурнического» этапа к политическому. Во-вторых, эта попытка привлекла внимание царского правительства (которое до сих пор пыталось разыграть «украинскую карту» против «польского засилия в западных губерниях») к потенциальной опасности «украинофильства». Расправа с кирилло-мефодиевцами явилась первым сигналом к антиукраинскому повороту в политике официальных кругов и ознаменовала начало долгой и непрестанной борьбы, развернувшейся между украинской интеллигенцией и имперской администрацией.
