Текст книги "Украина: история"

После 1848 г. Галичина, так же как и Закарпатье с Буковиной, оставались беднейшими регионами Европы, что давало некоторым историкам повод называть их «кладовой экономических абсурдов». Одним из главных хозяйственных недостатков этих провинций было отсутствие годной к экспорту продукции, вроде сахара или пшеницы, которые, к примеру, способствовали экономическому подъему российской Украины. Непреодолимым препятствием на пути развития промышленности. даже в скромных масштабах, была конкуренция со стороны таких развитых индустриальных провинций, как Богемия, Нижняя Австрия и Моравия, которые легко подавляли слабые попытки Галичины индустриализироваться. Политика Вены только усугубляла ситуацию. Кроме того что имперское правительство практически не заботилось об улучшении положения в Галичине, оно еще и явно отдавало предпочтение западным провинциям, устанавливая несбалансированные тарифы. Земли Габсбургов, населенные западными украинцами, были еще в большей степени внутренней колонией, чем Восточная Украина в Российской империи.

К тому же землевладельческая элита провинции отнюдь не горела желанием проводить экономические изменения, боясь, что развитие региона, особенно индустриальное, лишит ее дешевой и многочисленной рабочей силы. Таким образом, Галичина, Буковина и находившееся под влиянием Венгрии Закарпатье оставались аграрными обществами с малым накоплением капитала, слабой внутренней торговлей, низким уровнем урбанизации, минимумом промышленности, чрезвычайно низкой заработной платой и наивысшим избытком рабочей силы в империи. Только в последнее десятилетие XIX в. появились слабые проблески улучшения ситуации.

То, что Вена так пренебрегала Галичиной, не должно создавать впечатление, что это была какая-то совсем незначительная часть империи. В 1910 г. здесь проживало 15 % всех подданных Габсбургов. Территории, заселенные западными украинцами, были среди немногих, где наблюдался рост населения. В Галичине его численность выросла с 5,2 млн в 1849 г. до почти 8 млн в 1910. Впрочем, трудно сказать, было ли это благом, поскольку растущая плотность сельского населения (с 32 человек на 1 ка км в 1780 г. до 102 в 1910) только усиливала социально-экономические проблемы.

Большие изменения произошли и в этническом составе населения Галичины, хотя они и не были столь драматичны, как это кажется на первый взгляд. Если в 1849 г. украинцы составляли более половины населения провинции, то к 1910 г. свыше 58 % было зарегистрировано как поляки и только 40 % – как украинцы. Даже в Восточной Галичине доля украинцев снизилась до 62 %. Отчасти эти изменения можно объяснить притоком поляков из западных в восточные районы провинции и польской ассимиляцией, в первую очередь немцев. И все же главной причиной следует считать прирост евреев в составе населения провинции: с 1831 по 1910 г. их удельный вес удвоился с 6 до 12 %. Они же были склонны отождествлять себя, по крайней мере по языку, с поляками.

Впрочем, в структуре занятости наций, населяющих провинцию, изменения были невелики. Украинцы оставались всецело аграрным народом. В 1900 г. около 95 % из них было занято в сельском хозяйстве, лишь около 1 % – в промышленности (какой бы малой она ни была) и всего 0,2 % – в торговле. Украинская интеллигенция, включая священников, была немногочисленной – от 12 до 15 тыс. человек. (Согласно подсчетам Владимира Навроцкого, в 1876 г. украинская интеллигенция вместе со священниками насчитывала 5 тыс. человек, а польская без священников – 38 тыс.) Для сравнения, их соперники поляки распределялись по роду занятий так: 80 % – в сельском хозяйстве, 6,5 % – в промышленности, 2 % – в торговле. В 1914 г. поляки занимали свыше 300 высокопоставленных правительственных постов в Галичине, а украинцы – только 25. Таким образом, несмотря на реформы Габсбургов, украинцы сумели достичь весьма немногого в преодолении социально-экономических проблем, преследовавших их столетиями.

Положение крестьянства. Как и в России в 1861 г, освобождение крепостных в габсбургской империи в 1848 г., подняв их правовой статус и политические права, не облегчило экономического положения. По сути проблема заключалась в росте цен и снижении доходов. Основным бременем, лежавшим на крестьянах, был долг за земли, полученные в 1848 г. Поначалу венское правительство обещало покрыть стоимость передачи земель за свой счет, однако в 1853 г., когда были восстановлены дореволюционные порядки, оно переложило большую часть этих расходов на крестьян. Вдобавок ко всему крестьяне облагались целой серией прямых и косвенных налогов: на содержание школ, на дороги и т. д.

Однако более всего раздражала крестьян проблема так называемых сервитутов. По условиям раскрепощения помещики сохраняли за собой право владения сервитутами, т. е. лесами и пастбищами, пользоваться которыми до этого могли и крестьяне. Это означало, что теперь крестьянам приходилось платить любую назначаемую помещиком цену, чтобы получить дрова, стройматериалы или корм для скота. Обычно такая цена была столь высока, что, казалось, юридическое крепостничество периода до 1848 г. заменили экономическим закрепощением. Стремясь ослабить эту удавку помещиков, крестьяне тысячами обращались в суды по поводу сервитутов. По данным Ивана Франко, из 32 тыс. дел о сервитутах, рассмотренных судами с 1848 по 1881 г., помещики выиграли 30 тыс. Такой исход не оставлял ни малейших сомнений относительно того, в чьих интересах действовала система Габсбургов.

С ростом цен количество земли, находившейся во владении крестьян, уменьшалось, соответственно быстро падали их доходы. В 1859 г. средний крестьянский надел в Восточной Галичине составлял 12 акров (4,8 га), в 1880 г.– уже 7 акров (2,8 га), а в 1902 г.– 6 акров (2,4 га). Говоря иначе, удельный вес крестьян, которых можно было считать бедными (т. е. владевших менее чем 12 акрами земли), возрос с 66 % в 1859 г. до 80 % в 1902. Главной причиной уменьшения крестьянских наделов были их переделы между детьми владельца: в средней крестьянской семье обычно было до четырех детей. С уменьшением крестьянского землевладения крупные владения увеличивались, поскольку их собственники скупали земли крестьян, которые уже не могли прокормиться со своих крошечных участков. Таким образом, Восточная Галичина была краем, где около 40 % пахотных земель принадлежали 2,4 тыс. крупных землевладельцев, а на сотни тысяч крестьян с их крохотными наделами приходилось 60 % обрабатываемой земли.

Для крестьян, пытавшихся найти источники пополнения доходов, перспективы были далеко не радужными. Если они нанимались батраками в крупные поместья, их ожидала самая низкая плата в империи – приблизительно четверть той, что была принята в самой Австрии. Если же с отчания они обращались к ростовщикам-«лихварям» (обычно это были евреи – шинкари в селах или владельцы магазинчиков в городах, где не было банков), то рисковали провалиться в финансовую пропасть. Годовой процент 150—200 (еще одна причина, по которой деньги сосредоточивались у ростовщиков, а не вкладывались в промышленность) превращал в непосильное бремя ту небольшую ссуду, которую крестьянин брал, чтобы продержаться до следующего урожая. Часто наивные крестьяне залезали в большие долги по неосторожности: ростовщики нередко давали им товары или выпивку в кредит, а затем, дав долгам накопиться, выставляли огромные счета. Когда крестьяне оказывались не в состоянии их оплатить, кредиторы отбирали у них землю или пускали ее с молотка.

Хотя крестьяне не были особо предрасположены к пьянству, их угнетенное положение способствовало угрожающему росту алкоголизма. К этому подталкивали и крупные землевладельцы, монополизировавшие производство спиртного, и шинкари, продававшие его. Одним из способов приохотить крестьянина к выпивке было продление кредита, другим – расплата с батраками талонами, которые можно было реализовать только в питейном заведении. К этому добавлялось огромное количество последних. В 1900 г. в Восточной Галичине одна корчма или шинок приходились на каждые 220 жителей (и только одна начальная школа на каждые 1500).

Здравоохранение в Западной Украине также было среди самых заброшенных в империи. Если в Австрии одна больница приходилась на 295 жителей, то в Галичине это соотношение равнялось 1:1,2 тыс. Свыше половины детей не доживали и до пяти лет, обычно в результате эпидемий или недоедания. Однако самым ужасным было то, что каждый год голодной смертью умирало около 50 тыс. человек. В своей знаменитой книге «Несчастья Галиции» польский автор Станислав Щепа но вс кий утверждал, что производительность труда галичанина составляла лишь четверть соответствующего показателя среднего европейца, а потребление продуктов питания – половину. Не удивительно, что в конце столетия продолжительность жизни западноукраинских мужчин была на шесть лет меньше, чем у чехов, и на 13, чем у англичан.

Будучи аграрным, оседлым народом, украинские крестьяне испытывали сильнейшую привязанность к родной земле, и только исключительно тяжелые обстоятельства могли заставить их покинуть ее. В конце столетия стало совершенно очевидно, что пришли именно такие времена, и многие крестьяне столкнулись с неизбежностью эмиграции. Подобно своим собратьям из российской Украины западным украинцам пришлось обойти полсвета в поисках лучшей жизни. Однако в отличие от восточных украинцев, мигрировавших на восток, к берегам Тихого океана, западные украинцы двигались на запад – через Атлантику в Бразилию, Канаду и чаще всего – в Соединенные Штаты.

Города и торговля. Только около 10 % населения Галичины проживало в городах. Как и следовало ожидать, удельный вес украинцев в городских центрах был весьма невелик: в 1900 г. свыше 75 % населения городов провинции разговаривало по-польски, только 14 % – по-украински, остальные – по-немецки. Даже в Восточной Галичине украинцы составляли всего 25—30 % городского населения (почти столько же, сколько и поляки). В то же время евреями были 40—45 % горожан в восточных районах провинции; в некоторых городах, таких как Броды, их насчитывалось до 70 %. Рост населения в городах был неодинаков. Если во Львове – культурном, административном и экономическом центре Восточной Галичины – население выросло с 70 тыс. в 1857 г. до более чем 200 тыс. в 1910, большинство городов переживало куда более медленный рост.

Как и повсюду, основными экономическими функциями городов были торговля и коммерция. И если говорить о торговле на западноукраинских землях, то речь будет идти о евреях, которые полностью доминировали в этом секторе экономики. Именно они выступали торговыми посредниками между городом и селом. Мелкие торговцы-евреи доставляли в далекие села современные товары (спички и керосин), еврейские купцы скупали у крестьян урожай для продажи в городах. В самих городах почти все магазины и лавки, где крестьяне покупали готовую продукцию (одежду, обувь, металлоизделия, которые, кстати, производили евреи-ремесленники), также принадлежали евреям. Если крестьянину не хватало денег на покупку всего необходимого, еврейский купец мог предоставить ему кредит. Короче говоря, именно евреи втягивали крестьян в денежные отношения, средоточием которых были города.

Из услуг, предоставляемых ими, еврейские купцы старались извлечь наибольшую прибыль. Многим эта прибыль представлялась не только чрезмерной, но и неправедной. Например, изучив экономические взаимоотношения между евреями и украинцами в Закарпатье, венгерский экономист ирландского происхождения Эдмунд Эган докладывал правительству, что если администрация, магистраты и землевладельцы и ответственны за тяжелое положение крестьян, то главная вина все же лежит на евреях – ростовщиках, купцах и корчмарях, которые «лишают русинов денег и собственности». И хотя крестьяне возмущались эксплуататорской практикой многих еврейских купцов, они понимали, что без евреев невозможен ни один вид экономической деятельности. Эти взгляды довольно ясно были отражены в одном из секретных полицейских отчетов, посвященных отношениям украинских крестьян с евреями, который в 1890 г. был отправлен в Вену «За исключением ежедневного куска хлеба крестьянин на каждом шагу в своей жизни зависит от еврея. Он служит ему и заказчиком, и советчиком, и посредником, и доверенным лицом – в полном смысле слова. И если бы мы захотели изгнать их, крестьяне были бы первыми, кто потребовал бы их возвращения. Хотя евреи полностью используют выгоды своего положения, предоставляя ссуды под проценты, контролируя не только крестьянство, но и священников, было бы ошибкой говорить об антисемитизме в смысле расовой вражды».

Впрочем, следует подчеркнуть, что большинство евреев жили довольно скудно и не имели большого выбора в поисках средств к существованию. В конце XIX в. по роду занятий они представляли следующую картину: 15 % были арендаторами и корчмарями, 35 % – купцами, 30 % – ремесленниками и 20 % представляли смешанные профессии. Большинство еврейских торговцев были мелкими купцами, однако крошечное меньшинство, очень богатое и влиятельное, фактически осуществляло всю крупную торговлю в Галичине.

Промышленность. Ввиду конкуренции со стороны индустриальных западных провинций, неблагоприятной правительственной политики и узости местного рынка промышленность Галичины имела небольшие шансы для своего развития. Кроме того, не хватало капиталов. До 1890-х годов здесь не было коммерческих банков, еврейский капитал оборачивался в торговле и ростовщичестве, а богатые поляки предпочитали вкладывать деньги в землю. Как это ни парадоксально, сооружение железных дорог в Галичине, начавшееся в 1852 г., скорее сдерживало индустриальное развитие, чем способствовало ему.

До появления железных дорог местную промышленность – стеклодувную, текстильную и кожевенную – защищала от внешней конкуренции именно относительная изолированность провинции. Когда же по железной дороге сюда хлынул поток западных товаров, многие местные предприятия просто погибли. Большинство оставшихся имели ремесленный характер – в основном это были еврейские швейные и сапожные мастерские. Крупные предприятия занимались в основном лесоразработкой (их развитию способствовали наличие больших лесных массивов и потребность в строительных материалах на Западе) и, кроме того, специализировались на производстве алкоголя.

Впрочем, к 1890-м годам появились признаки сдвигов. В предыдущее десятилетие были основаны три банка, ставшие основой для финансирования крупных промышленных проектов. Польские магнаты, такие, например, как князь Анджей Любомире кий, добивались в Вене поддержки промышленного развития, а в 1901 г. была создана ассоциация владельцев фабрик. В 1870—80-е годы в районах Дрогобыча и Борислава быстро развивалась нефтедобыча, финансируемая в основном австрийским и английским капиталом. До первой мировой войны нефтепродукты из Галичины составляли 5 % их мировой добычи.

Медленно, но верно, рос пролетариат: к 1902 г. в провинции насчитывалось около 230 тыс. постоянных и сезонных рабочих. Из них 18 % были украинцы, 24 % – евреи, остальные – поляки. Как и в российской Украине, этот очень «молодой» слой сохранял сильные связи с селом, и многие украинские и польские рабочие возвращались к сельскому хозяйству, отработав часть года в промышленности. Впрочем, эти изменения шли очень постепенно и по масштабам были весьма скромными, поэтому в экономическом отношении западноукраинские земли все еще значительно отставали от других провинций империи.