Текст книги "Украина: история"
Автор книги: Орест Субтельный
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 62 страниц)
Часть третья. ЭПОХА КАЗАЧЕСТВА
7. СТАНОВЛЕНИЕ КАЗАЧЕСТВА
После падения Киева в 1240 г. ареной основных событий в истории Украины стали западные земли—Галичина и Волынь. Но к концу XVI в. на востоке вновь возникает эпицентр исторических движений – и мы опять должны обратиться к землям, лежащим в бассейне Днепра и все это время пребывавшим в запустении.
Собственно, именно этот вековечный рубеж между оседлыми и кочевыми народами, широкое, громадное пограничье, своеобразная зона безопасности, периферия цивилизованного мира и называлась тогда Украиной, т. е. землей у края. В интересующую нас эпоху борьба с кочевниками разгорелась тут с новой силой, а религиозное противостояние христиан и мусульман еще и подливало масла в огонь. Этот вечный бой, бой не на жизнь, а на смерть, волновал, притягивал, манил многих молодых и сильных мужчин из мирных западных районов, оказавшихся в то самое время под гнетом крепостного права. Жизни в рабстве люди предпочитали опасности пограничья и смерть в бою. Так появляется новое сословие – колонисты-казаки, первоначальная цель которых состояла в том, чтобы оттеснить татар подальше на юг и таким образом обеспечить возможность хозяйственного освоения районов пограничья.
Но по мере того как оттачивались казацкие сабли и военное мастерство их мобильных, хорошо организованных отрядов, по мере того как наполнялись земли Украины слухами о захватывающих дух казацких победах над ордами татар и оттоманских турок – украинское общество начинало видеть в казаках не только борцов с мусульманской угрозой, но и своих защитников от религиозных домогательств и социально-экономического гнета польской шляхты.
Постепенно казаки выдвигаются в авангард украинского общества и оказываются глубоко вовлеченными в решение его главных проблем. Вот так и вышло, что взамен естественного лидера – дворянства, потерянного в результате полонизации, Украина получила руководящую и направляющую силу в лице казачества
На южных рубежахВеками оседлое население Украины мечтало раз и навсегда освоить плодородные черноземы Великой степи. В эпоху Киевской Руси была возведена целая система укреплений к югу от Киева, чтобы защитить эти земли от набегов кочевников и способствовать их заселению. Но нашествие монголо-татар смело эти укрепления с лица земли. При литовцах новые колонисты стали продвигаться на юг и новое освоение южных степей увенчалось возведением нескольких крепостей у самого Черного моря, близ устья Днестра. Но в конце XV в., когда укрепившиеся в Крыму татарские ханы стали совершать регулярные набеги на Украину, и эти новые селения были уничтожены, а черноморские крепости пали под ударами оттоманских турок. К середине XVI в. границы земель, населенных украинцами, вновь отодвинулись вплоть до линии укреплений, очерчивающей северный край Степи: от Каменца через Бар, Винницу, Белую Церковь, Черкассы и Канев до Киева. Южнее этой линии лежало так называемое Дикое поле.
Татары. Именно из-за татар это огромное пространство считалось таким «диким» и опасным. Из года в год изводили они все окрестное население. Как молния налетал татарский отряд, дочиста грабил деревню или город. Старых и слабых татары убивали, а молодых и сильных тысячами угоняли в рабство. Недаром Кафу, порт в Крыму, прозвали в Украине «упирем, що п’є руську кров»...
Для татар набеги на Украину были обыкновенной хозяйственной необходимостью, ибо их собственная экономика, основанная преимущественно на скотоводстве, была слишком примитивна, чтобы удовлетворять их растущие потребности. Лишь в обмен на рабов татары могли получать из Оттоманской империи готовые изделия и предметы роскоши, к которым они пристрастились. Впрочем, такое оправдание татарских набегов вряд ли могло утешить украинцев, в своих песнях изображавших татар как страшное стихийное зло:
Сеї ночі в опівночі
Ще кури не тли.
Як татари в наші гори
З вітром налетіли.
Особенно часто татарским нашествиям подвергались Киевщина и Брацлавщина, хоть не щадили татары и Подолье, Волынь, Галичину. В конце XVI – начале XVII в. от них совсем житья не стало. Так, если с 1450 по 1586 г. документально засвидетельствовано 86 набегов, то только с 1600 по 1647 г.– 70. И после каждого такого набега татары угоняли с собою в Крым в среднем 3 тыс. человек, а иногда могли угнать и 30 тыс. Так или иначе, ущерб, нанесенный Украине татарами, был весьма серьезен: только на Подолье между 1578 и 1583 годами каждое третье село было опустошено или разрушено непрошеными гостями.
Колонизация земель. Но несмотря на татарскую угрозу, богатые неосвоенные черноземы непреодолимо манили к себе хлеборобов, а главное – потенциальных землевладельцев, наживающихся на зерновом буме. Как мы помним, польские и полонизированные магнаты стремились использовать все свои связи при дворе, чтобы получить в законное владение обширные земли на востоке. Чтобы освоить эти земли, они сманивали крестьян, предлагая им право свободного землепользования (слободы) на 10, 20 и даже 30 лет.
Кроме этих законных переселенцев; было и множество таких, которые просто убегали от мучителей-помещиков. Галицкие и волынские крестьяне потянулись за счастьем на восток.
И вот через одно-два поколения эти крестьяне становились уже совсем другими людьми, не похожими на тех, что остались на западе. Смелые, независимые потомки своих отчаянных предков, рискнувших однажды бросить более или менее устроенную жизнь ради неведомого пограничья,– они быстро освоили военное ремесло и пахали землю с мушкетом наизготовке на случай внезапного появления татар. Их дети, никогда не знавшие крепостного права, вырастали в твердой уверенности в том, что они люди свободные и никому ничего не должны. Этой уверенности, собственно, ничто не мешало и по окончании срока слободы, ибо пахари новоосвоенных земель платили, как правило, денежный или натуральный оброк своим магнатам, а не отбывали изнурительную и унизительную панщину, как на западных землях. К тому же тут, в степи, и земли было вдоволь, так что нередко зажиточный колонист-крестьянин имел в своем полном распоряжении целый лан (около 40 акров), т. е. больше земли, чем у многих шляхтичей на западе.
Другая особенность новоосвоенных (или, точнее, вновь освоенных) земель Киевщины и Брацдавщины – быстрый рост городов. В начале XVII в. только на Киевщине возникает 200 новых городов – а всего их там было 348, т. е. около трети всех городов Украины. А на некогда полубезлюдной Брацлавщине к середине XVII в. уже приходился один город на каждые 218 кв. км. Конечно, это не были города в полном смысле слова (хотя к середине века в них и проживало около 60 % всего населения пограничья) – скорее пограничные форты, за деревянным частоколом которых редко можно было насчитать больше 100 дворов. Под защитой этих фортов жили в основном крестьяне, обрабатывавшие земли в городской округе. Большинство таких городов не имело самоуправления: они принадлежали магнатам, которые и ос но вью ал и их, и защищали своими войсками.
Поскольку в руках магнатов находилась большая часть приграничных земель, мало что оставалось на долю мелкой и средней шляхты. И шляхтичи поначалу являлись на днепровские берега не как землевладельцы, а лишь в качестве администраторов, чиновников, управляющих имениями магнатов. Правда, со временем более или менее приличные наделы получали и они. Впрочем, их было не так уж много в пределах пограничья. К середине XVII в. на всю Киевщину с населением 350—400 тыс. приходилось всего 2—2,5 тыс. дворян, т. е. менее 1 %,– в то время как в среднем по Речи Посполитой шляхта составляла 8—10 % населения. Эти цифры свидетельствуют о том, что мелкая шляхта не слишком охотно перебиралась в новоосваиваемые воеводства, не видя здесь для себя особых перспектив. Да и сами землевладельцы-магнаты предпочитали жить в Кракове, Варшаве или Львове, а для управления своими имениями нанимали евреев. Так магнатское землевладение в Центральной и Восточной Украине, не способствуя переселению сюда мелкой шляхты, стало одной из причин еврейской миграции в эти регионы. Впрочем, большинство евреев селилось во вновь возникающих городах, где начинался буйный расцвет торговли и ремесел и где спрос на еврейских ремесленников, торговцев и ростовщиков был чрезвычайно велик. В начале XVII ст. в Украине проживало уже около 120 тыс. евреев.
Над всем этим разношерстным населением вновь освоенных территорий, как небо над землей, возвышались сказочно богатые магнаты. Самыми могущественными среди них были такие полонизированные украинские династии, как Вишневецкие, Острожские, Збаражские и Корецкие, а также чистокровные поляки – Замойские, Конецпольские, Калиновские, Оссолинские и Потоцкие. К началу XVII в. их громадные латифундии охватывали большую часть пограничья. Так, в Брацлавском воеводстве из общего количества 65 тыс. дворов 60 тыс. принадлежало 18 магнатским семействам. Богатейший магнат Ярема (Иеремия) Вишневецкий – внучатый племянник прославленного Байды – только на Киевщине владел 7,5 тыс. имений и вдобавок контролировал почти всю Полтавщину. По некоторым подсчетам, на его землях проживало около 230 тыс. крестьян. Никогда, пожалуй, ни один помещик не только в Речи Посполитой, но и во всей Европе не имел столь обширных владений. Более того, множество суверенных князей и герцогов тогдашней Западной Европы далеко отставали от польско-украинских магнатов по размерам своих государств и числу проживающих в них жителей. Так что недаром магнатов часто называли «корольками».
Собственно говоря, они и жили по-королевски, и поступали как суверенные владыки, процветая в великолепных дворцах, украшенных голландской живописью и восточными коврами, окруженные пышным двором, охраняемые собственными армиями, не боясь короля, не считаясь с законами королевства. Так, один магнат, некий Лящ, известный своим жестоким обращением с крестьянами, грубо досаждал и дворянам, за что 236 раз приговаривался к ссылке. Но благодаря поддержке других могущественных магнатов ни один из этих приговоров так и не был приведен в исполнение, а Лящ обнаглел настолько, что приказал сшить себе костюм из постановлений королевского суда и являлся в нем ко двору короля. Этот пример, пусть даже исключительный, показывает, насколько возросли мощь и спесь магнатов и как низко упала королевская власть.
КазакиИ все же символом нового общества, образовавшегося на широких равнинах Приднепровья, стало совершенно необычное сословие, которое могло появиться только на дальнем пограничье,– казачество.
Слово «казак» тюркского происхождения. Так называли людей свободных, т. е. никому не принадлежавших, ни от кого не зависевших, не имевших четко определенного места в обществе и поэтому предпочитавших селиться на безлюдных окраинах. Славянские казаки впервые появились в 1480-х годах, но лишь с развитием крепостного права в середине XVI в. число их начинает стремительно возрастать. Именно беглые крестьяне поначалу и составляли основную массу казачества – хотя были тут и горожане, и попы-расстриги, и дворяне, ищущие денег или приключений. Часто казаками становились поляки, белорусы, русские, молдаване и даже татары. Нс подавляющее большинство тех казаков, что селились по Днепру, были украинцы. Восточнее, на берегах Дона, в то же время возникает русское казачество.
Первоначальное устройство. Уходя все дальше на юг, где их пока еще не могла достать никакая власть, казаки селились вдоль Днепра и его южных притоков – ниже Канева и Черкасс (в то время это были небольшие пограничные заставы), На этих щедрых, но опасных землях они организовывали так называемые уходы – занятия охотой и рыболовством Кроме этого, они выпасали лошадей и скот.
Эти-то длительные сезонные экспедиции в степь и стали прообразом будущей казацкой организации. Отправляясь в Дикое поле, казаки выбирали атамана – самого опытного, смелого и находчивого. А чтобы лучше защищаться от татар и дружнее действовать на охоте и в рыбацком промысле, разбивались на ватаги – небольшие тесно сплоченные отряды. Со временем казаки стали устраивать в степи уже не временные, а постоянные укрепленные лагеря – сечи. В каждой такой сечи теперь уже круглый год находился свой маленький военный гарнизон. Так «козакування» становилось для многих постоянным занятием и образом жизни.
Королевские старосты приграничных областей не на шутку взволновались. Еще бы: вдруг откуда ни возьмись являются вооруженные и никому не подчиненные люди, которые к тому же открыто щеголяют презрением к властям предержащим! Впрочем, эти же самые старосты (представители знатных магнатских родов) быстро сообразили, как извлечь свою выгоду и из «вольного» казачества. Ведь казак со своей добычей – будь то всего воз рыбы или шкурка пушного зверька – все равно никуда не денется, а придет в город торговать. Вот тут-то и можно обложить его налогом с продажи (кстати, никакими законами королевства не предусмотренным)..,
Но, кроме этой выгоды, была еще другая, более значительная. Ведь до сих пор именно старосты несли на своих плечах безраздельную и, надо сказать, весьма обременительную ответственность за отражение вечных татарских набегов. Теперь они нашли, с кем эту ответственность разделить, казачество оказалось идеально приспособленным для охраны границ. Так что уже в 1520 г, черкасский староста Сенько Полозович завербовал на пограничную службу казацкий отряд. В последующие десятилетия и другие старосты – Евстафий Дашкевич, Предслав Лянцкоронский и Бернард Претвич – активно пользовались услугами казаков не только в оборонительных, но и в наступательных целях, организуя походы на турок и татар.
Магнаты, которым принадлежала инициатива военного объединения казачества, были выходцами из немногих оставшихся неополяченными православных родов украинской знати. Среди них наиболее знаменит каневский староста Дмитро («Байда») Вишневецкий. Его головокружительная карьера и громкая слава часто мешают историку судить о том, что же в легенде о Байде – чистый вымысел и что – исторический факт. Как бы то ни было, достоверно одно: именно Вишневецкий в 1552—1554 гг. объединил разрозненные казацкие ватаги и построил на о. Малая Хортица, стратегически выгодно расположенном за днепровскими порогами, форт, который должен был стать сильным заслоном против татар. Таким образом и возникла Запорожская Сечь – колыбель украинского казачества.
Вскоре после этого Вишневецкий возглавил целый рад казацких походов на Крым и даже осмелился напасть на оттоманских турок. Когда же Речь Посполита отказалась поддержать этот антимусульманский «крестовый поход», Вишневецкий подался в Московию, откуда продолжал свои набеги на Крым. Впрочем, и там что-то ему не понравилось, и, вернувшись в Украину, он занялся Молдавией. Это была роковая ошибка Вишневецкого: молодаване его предали, он оказался в руках турок и был казнен в Константинополе в 1563 г. Доныне сохранились народные песни, прославляющие подвиги Байды.
Запорожская Сечь. Расположенная в недосягаемости для правительственной власти, Запорожская Сечь и после смерти своего основателя продолжала процветать. Любой христианин мужского пола, независимо от его общественного положения, мог прийти сюда и здесь остаться, чтобы стать жителем одного из грубо сколоченных деревянных «куреней», крытых соломой, и приобщиться к казацкому братству. Так же просто он мог и уйти восвояси. Женщины и дети – лишняя обуза в кочевой казацкой жизни – на Сечь не допускались.
Запорожцы заявляли, что не подчиняются никому и ничему, кроме своих собственных законов, которые передавались и совершенствовались от поколения к поколению. Все имели равные права, все участвовали в общих советах – «радах». Эти рады собирались по любому поводу и протекали весьма бурно: обычно из всех дебатирующих сторон побеждала та, что громче крикнет. Точно так же проходили выборы и перевыборы казацких вожаков – атамана, или гетмана, есаулов, писаря, обозного и судьи. По этому же образцу каждый курень (это слово обозначало не только само жилище, но и занимавший его казацкий отряд) выбирал и себе «старшину». Во время военных походов старшина обладала абсолютной властью, правом казнить и миловать. Но в мирное время ее компетенции были весьма ограниченными.
Всего запорожцев насчитывалось 5—6 тыс. Сменяя друг друга, они держали на Сечи постоянный гарнизон, составлявший примерно десятую часть общей их численности. Остальные отправлялись в военные походы или на мирные промыслы. Сечевое хозяйство в основном основывалось на охоте, рыболовстве, бортничестве, солеварении в устье Днепра. Поскольку Сечь лежала на торговом пути из Речи Посполитой на берега Черного моря, торговля также играла немалую роль в жизни запорожцев. Постепенно вопреки декларируемому равенству и братству на Сечи возникают социально-экономические отличия и противоречия между старшиной и рядовыми казаками (чернью), время от времени разряжающиеся бунтами и переворотами.
Городовые (реестровые) казаки. В городах пограничья также проживало много казаков. Так, например, в 1600 г. население Канева состояло из 960 мещан и 1300 казаков с семьями. Точно так же, как и сечевики, так называемые городовые (т. е. городские) казаки игнорировали какие-либо власти, признавая только своих старшин. И все же польское правительство, вполне понимая, что всякая попытка подчинить далекую непокорную Сечь оказалась бы тщетной, не оставляло надежды превратить в своих надежных служак хотя бы городовых казаков, для начала пусть малую их часть.
И вот в 1572 г. король Сигизмунд Август санкционировал создание отряда из 300 оплачиваемых казаков с польским шляхтичем Бадовским во главе. Этот отряд был выведен из подчинения местных правительственных чиновников. Впрочем, его вскоре расформировали, но прецедент был создан: впервые польское правительство официально признало существование казаков, по крайней мере 300 из них, как отдельного сословия, имеющего те же права самоуправления, что и все иные сословия.
Другая, более удачная попытка сформировать санкционированное правительством казацкое войско была предпринята в 1578 г., при короле Стефане Батории. Король установил плату шести сотням казаков и разрешил им разместить в г. Трахтемирове свой госпиталь и арсенал. За это казаки согласились подчиняться назначенным королем офицерам-дворянам и воздерживаться от самовольных нападений на татар, весьма затруднявших ведение внешней политики Речи Посполитой. По заведенным правилам все 600 казаков были занесены в специальный список – реестр. И теперь уже эти зарегистрированные, «реестровые», казаки использовались не только для охраны границ от татар, но и для контроля за «нереестровыми».
К 1589 г. количество реестровых казаков достигло уже 3 тыс. В основном это были оседлые, семейные, хорошо устроенные казаки, часто обладавшие значительной собственностью. К примеру, завещание некоего Тишки Воловича включало дом в Чигирине, два имения с рыбными прудами, леса и пастбища. 120 ульев и 3 тыс. золотых слитков (из них тысяча в закладе под большие проценты). Так что относительно состоятельные реестровые казаки резко отличались от своих нереестровых собратьев, чей скарб скорее напоминал пожитки простого крестьянина. Вот почему отношения между 3 тыс. реестровых и 40—50 тыс. нереестровых казаков часто достигали точки кипения (что, впрочем, не мешало ни сыновьям реестровых убегать на Сечь, ни разбогатевшим нереестровым записываться в реестр).
Таким образом, к началу XVII в. существовало три (хоть и частично перекрывающиеся) категории казаков. Первая – это состоятельные реестровые казаки, завербованные на службу королю и правительству. Вторая – запорожцы, жившие вне официальных пределов Речи Посполитой. И третья – это огромное большинство казачества, нереестровые казаки, жившие в городах пограничья: они вели вполне казацкий образ жизни, но не имели официально признанного статуса.
Борьба против турок и татар. На ранней фазе своего развития нереестровое казачество и особенно Сечь в глазах всего остального общества были просто сбродом разбойников. Так думали не только магнаты и королевские чиновники, но и большинство украинцев. Но к концу XVI в. образ казачества меняется. Во всяком случае, о казаках начинает лучше думать масса простого народа, ободренная их отчаянной смелостью и успехами в борьбе с татарами и их могущественными покровителями – турками.
От турок страдали не одни украинцы. Вся Европа XVI в. дрожала от одной мысли о турецком нашествии. В 1529 г. оттоманцы опустошили Венгрию и едва не захватили Вену. А огромная часть Восточной Европы оставалась под прямой угрозой набегов татар. Так что всякий, кто осмеливался бросить вызов «бусурманам» (так называли в Украине всех мусульман), твердо мог рассчитывать как на симпатии своих земляков, так и на славу за границей.
Но как бы ни дорожили запорожцы своей славой, добытой в походах на турок и татар, пускались они в эти походы отнюдь не ради нее одной – были и цели более практические. Нужно было оттеснить татар подальше от украинских поселений. Да и можно было поживиться добром в захваченных оттоманских городах: ведь регулярная военная добыча составляла приличную часть казацкого дохода.
Чаще всего казаки нападали с моря. Для морских походов у них были заведены целые флотилии, состоявшие из 40– 80 чаек – длинных, узких, неглубоких лодок, в каждой из которых могло поместиться до 60 человек. Как-то ухитряясь проскользнуть мимо оттоманских крепостей в устье Днепра, казаки на чайках атаковали татарские и турецкие укрепления на Черноморском побережье. Впервые подобный набег упоминается под 1538 г., еще до основания Сечи, когда казацкая флотилия частично разрушила турецкую крепость Очаков. После этого казаки все чаще пускались в подобные предприятия, и слава их ширилась по свету – ведь Оттоманская империя была в то время самой могущественной в мире державой! И вот уже главные ее враги, австрийские Габсбурги, в 1595 г. посылают на Сечь своего посла Эриха фон Лясоту для заключения пакта о совместных действиях против оттоманцев в Молдавии. И даже римский папа спешит установить контакты с запорожцами. Как видим, Сечь вела себя как вполне суверенная держава: объявляла войны, проводила собственную внешнюю политику.
Крупнейшего размаха казацкие рейды против турок достигают между 1600 и 1620 годами. В 1606 г, казаки опустошили Варну – сильнейшую турецкую крепость на побережье. В 1608 г. взяли Перекоп, в 1609 – Килию, Измаил и Аккерман. В 1614 г. запорожцы впервые достигли побережья Малой Азии и атаковали Трапезунд. Но самая ошеломляющая акция имела место в 1615 г., когда под носом у самого султана и 30-тысячного гарнизона его столицы около 80 казацких чаек проникли в константинопольскую гавань, подожгли ее и безнаказанно отправились восвояси,– причем пять лет спустя все это было проделано вновь! Наконец, в 1616 г. казаки захватили ненавистную Кафу – рынок рабов в Крыму – и освободили тысячи невольников. Живописуя деяния казаков, турецкий историк XVII в. Найма замечал: «Можно утверждать наверняка, что в мире нет людей, которые меньше дорожили бы своею жизнью и меньше боялись смерти, чем эти... Даже знатоки военного дела заявляют, что этот сброд благодаря своей смелости и находчивости не знает себе равных в морском бою».
Впрочем, и на суше казаки немало досаждали туркам. На грозные призывы султана Османа II к полякам – приструнить казаков – те только разводили руками. Тогда взбешенный султан собрал невиданной силы войско– 160 тыс. человек – и, присоединив к нему еще тысячи своих крымских вассалов, выступил против Речи Посполитой. В 1620 г. поляки потерпели сокрушительное поражение от войска султана под Цецорой. Год спустя всего 35-тысячное польское войско пыталось удержать турок под Хотином и неминуемо было бы уничтожено, если бы вовремя не подошла 40-тысячная казацкая подмога во главе с гетманом Сагайдачным.
С ростом военных успехов росла и уверенность казаков в собственных силах. И вот они уже дерзят полякам, а самих себя начинают называть защитниками веры, рыцарским братством, сражающимся за дело народа. Цель всей этой риторики в общем ясна: приобрести те же права и привилегии, что полагались сословию воинов. Интересно, однако, что, за редкими исключениями, сами казаки, по-видимому, совершенно серьезно входили в этот ими же самими созданный возвышенный образ. Это новое сознание своей высокой миссии заставляло казаков близко к сердцу принимать животрепещущие внутренние проблемы украинского общества.