Текст книги "Дом неистовых клятв (ЛП)"

Автор книги: Оливия Вильденштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Он поворачивает ручку двери, ведущей в библиотеку, и открывает её. Лунный свет подсвечивает края чёрных деревянных полок и заставляет позолоченные корешки книг сиять, точно звёзды. Пока я восхищённо осматриваюсь вокруг, он подносит меня к тому огромному столу, накрытому пожелтевшей картой его королевства, и кладёт меня на него. Моё плечо врезается в небольшой стеклянный сосуд, отчего тот отлетает в сторону. Чернила выплескиваются наружу, забрызгав мою кожу и бумагу цвета охры.

Когда я протягиваю руку, чтобы поднять чернильницу, Лор хватает меня за запястья и заводит мои руки за голову. Он прижимает их к бумаге, после чего склоняется надо мной и проводит по одному из моих сосков зубами.

Я напрочь забываю о чернилах и выгибаю спину, скармливая ему себя. Он накрывает ртом весь мой сосок и с такой силой целует его, что боль и удовольствие сливаются вместе. Эти противоречивые ощущения прокатываются по моей спине, охватывают всё моё нутро, и заставляют тепло разлиться у меня между ног.

Он начинает подвергать такой же сладостной пытке мою вторую грудь, после чего отпускает её и прокладывает дорожку поцелуев в сторону моего пупка. Он отпускает мои запястья и проводит тупыми ногтями по внутренней стороне моих рук, заставляя всё моё существо покрыться мурашками.

Он скользит руками вниз по моей грудной клетке и далее, вдоль всего моего тела, до самых бёдер, где захватывает моё кружевное белье и стягивает его с меня. А затем он обхватывает мои узкие каблуки, сгибает мою ногу и целует щиколотку. Он медленно проводит языком вверх до самого колена, и тогда я узнаю, что колени это удивительное место, потому что, когда он касается их своими губами, все мои мышцы изо всех сил сжимаются.

Он закидывает мою ногу на своё широкое плечо и начинает заниматься моей второй щиколоткой, икрой и коленом, после чего закидывает и эту ногу себе за спину. Затем он разводит мои бёдра, опускается на корточки и погружает своё лицо в мою промежность.

Я вздрагиваю, когда его язык касается того волшебного бугорка, и запускаю пальцы, перепачканные чернилами, в его чёрные, как ночь, волосы. Не для того, чтобы удержать его на месте – не думаю, что его нужно удерживать – а для того, чтобы удержать на месте саму себя.

Когда он начинает водить по мне своим языком, мне кажется, что золотые буквы спрыгнули с кожаных корешков книг и теперь кружатся над нами в тёмном воздухе. Я смотрю на вздымающуюся голову Лора, а затем откидываюсь назад и устремляю взгляд на сверкающий циклон, который начинает кружиться всё быстрее и…

– ЛОР! – его имя вырывается из моего горла, когда оргазм взрывает мою промежность.

И прежде, чем я успеваю прийти в себя, он выпрямляется, направляет свой набухший конец меж моих ног и погружается внутрь меня.

Я снова вижу звёзды. Они сияют и потрескивают, точно бенгальские огни, и пересекают каменные небеса, словно кометы.

Когда он погружается в меня до самого основания, хриплый стон вырывается из его груди и прокатывается по моему телу. Он такой громкий и глубокий, что деревянный стол сотрясается подо мной. Лор отводит бёдра назад и стонет, когда мои мышцы обхватывают его член. Несмотря на то, что у меня там довольно узко, он так сильно меня увлажнил, что без проблем выскальзывает наружу. Мне сразу же начинает недоставать его члена, но он тут же снова врезается в меня.

Ещё больше чернил выплескивается из перевернутого сосуда и забрызгивает мой подбородок. Лор отпускает одну из моих ног и прижимает ладонь к моей щеке. Сначала я решаю, что он хочет стереть чернила, но затем он проводит рукой вниз по моему телу, рисуя на мне. Водя рукой по моей коже, покрытой потом, он окрашивает в тёмный цвет розоватые пики моих вздымающихся грудей.

«Focà, mo khrà».

Его глаза наполняются слезами и блестят так же, как его лоб и падающие на него локоны цвета воронова крыла.

«Как же я скучал по мягкости твоей кожи и жару твоего тела».

Каждая мышца во мне сжимается, начиная с промежности, по которой он так скучал, и заканчивая сердцем, которое он завоевал благодаря тому, что никогда не сдавался.

– А я скучала…

Я не хочу отводить глаза от его лица, но мои веки захлопываются сами собой, потому что он прижимается основанием ладони к моему чувствительному клитору. Я снова взрываюсь оргазмом, и волна удовольствия втягивает его глубоко внутрь меня, а затем врезается в него и выталкивает наружу.

Только вот моя пара не какой-нибудь мелкий камешек, который можно так просто отбросить в сторону; он валун, в который врезаются корабли и морская пена. Он прищуривается, обозревая весь тот беспорядок, что устроил на моей коже, его зрачки сужаются, челюсть напрягается, и он входит в моё пульсирующее нутро с яростным рыком и извергается внутри меня, окрашивая те части моего тела, которых не коснулись чернила.

Когда он изливает в меня всё своё семя, я понимаю, что насквозь промокла, как и он сам, и дело не только в солёном поте наших тел и удовольствии. Мы источаем блаженство. Оглушительное, мучительное блаженство.

Оставаясь всё ещё глубоко внутри меня, он нависает над моим телом и благоговейно целует маленькую татуировку под моим глазом, после чего бормочет что-то вроде молитвы на языке воронов. Мне удаётся разобрать имена своих родителей и слова «спасибо» и «ветер».

«Я благодарил ветер за то, что он прибил твою мать к берегам моего королевства и бросил в объятия твоего отца».

Я накручиваю прядь его волос на палец и наблюдаю за тем, как чёрный локон обвивает мою голубую кожу.

– Жаль, что ветра также разлучили их.

– Это сделали не ветра; а Регио.

Точно также Данте разлучил меня с Лором…

– Мне понадобится меч. То есть, когда мы вернёмся. Не давай мне меч перед поездкой.

Труп Алёны встаёт у меня перед глазами. Я отгоняю видение.

– И мне необходимы тренировки. Когда мы вернёмся из Глэйса, ты сможешь предоставить мне всё это?

– Да, только тебе не нужны тренировки.

– Не согласна. Я совсем не умею обращаться с мечом.

– Не будет никакого сражения на мечах.

– Ты собираешься связать Данте и преподнести мне его на блюдечке?

– Что-то типа того.

Он проводит большим пальцем по маленькому перышку на моей скуле.

– И ты очень даже умеешь обращаться с клинками.

Моё взволнованное сердце останавливается. И не из-за воспоминания о том, как я вонзила кинжал в глаз Данте, или о том, как кинжал торчал из груди Алёны, но при мысли о том, как я вонзила меч в шею Като. Мои ноздри начинают раздуваться от ненависти к себе и стыда. Я отворачиваю лицо от Лора и смотрю на серый пол. И хотя мой друг не лежит сейчас у моих ног, я всё равно вижу перед собой его окровавленное тело.

Я вынимаю руку из волос Лора и сжимаю её в кулак. Пытаясь отогнать это воспоминание, я закрываю глаза, но оно пристало к моим векам, точно свежий синяк. Ну, зачем Лор вспомнил о Като? Не то, чтобы я уже забыла о нём, потому что я не забыла – и никогда бы не смогла этого сделать – но учитывая всё происходящее, мысли о нём ушли на задний план.

«Он был твоим тюремщиком, Behach Éan».

Мои ногти впиваются в ладони.

«Он также был моим другом. Сколько раз мы ещё будем возвращаться к этому разговору?»

«Настоящие друзья не держат друг друга взаперти».

Я распахиваю веки и сердито смотрю на Лора.

«Не будь таким бесчувственным».

«Я прагматик».

«А я нет?»

«Нет. Не когда дело касается этого человека».

Я делаю вдох, который кажется таким горячим, словно кто-то поджёг мои лёгкие.

– Поцелуй меня, Фэллон.

Я смотрю на его губы, так как у меня совершенно нет настроения его целовать после этого разговора.

Глубоко вздохнув, он просовывает руки под мою спину и приподнимает меня так, что теперь я сижу на краю стола. Он стоит у меня между ног, а его твёрдый член всё ещё находится внутри меня.

«Если бы я мог убить его вместо тебя, mo khrà, я бы, не задумываясь, сделал это, так как я бы предпочёл, чтобы ты ненавидела меня, а не себя».

Боги, на него невозможно долго злиться.

Он просовывает руки под мои бёдра и снимает меня со стола. При этом его член выскальзывает из моей пульсирующей промежности.

«А теперь в кровать, так как нам надо отдохнуть».

Я обхватываю его рукой за шею и наслаждаюсь тем, как сокращаются и играют сухожилия под его кожей.

– Может быть, нам стоит зайти в ванную комнату?

– Нет.

– Лор, я вся покрыта чернилами и…

Я указываю на липкие разводы на внутренней стороне моих бёдер, которые я уже размазала по его узкой талии.

– И ты тоже.

– И это не предел. Увидишь утром. Мы помоемся после.

Я смотрю на своё тело с некоторой опаской.

– А что если чернила впитаются в мою кожу?

– Значит, ты будешь носить отпечатки моих рук на своей плоти до конца жизни.

– Вообще-то я серьёзно. Мои соски голубого цвета, а на теле полосы, как у дикой кошки.

– Мне нравятся твои голубые соски. А что касается полос, они подходят твоему характеру.

Я изумлённо смотрю на него, что заставляет его ухмыльнуться, но затем я улыбаюсь.

– Когда мой отец спросит, почему я облита чернилами, я укажу ему на тебя, Лор.

Его глаза вспыхивают.

– Я просто скажу ему, что ты рыскала у меня в библиотеке, так как хотела узнать о местоположении туннелей, которые Юстус нарисовал на нашей карте, и перевернула чернильницу. Подозреваю, твой отец будет слегка раздражён тем, что ты испортила работу Юстуса. Он ненавидит просить этого мужчину о помощи.

Моя радость испаряется, потому что merda…

– Я, правда, уничтожила карту?

– Нет, птичка, её уничтожил я. А ты просто уничтожила меня.

ГЛАВА 66

Спустя целый день полёта, на горизонте появляется земля. В отличие от Люса, который сверкает золотыми и зелёными оттенками, Глэйс – такой же белый, как то постельное бельё, что перепачкали мы с Лором перемазанными чернилами телами.

Я приняла душ и усиленно тёрла себя мочалкой, но даже это не помогло мне избавиться от этих новых отметин. Чтобы избежать удивлённых взглядов, особенно со стороны отца, я надела перчатки и чёрную водолазку под доспехи, сделанные из железа и кожи, которые презентовал мне Лор после пробуждения.

Ещё один подарок, который он заказал специально для меня. Это глупо, но я чувствую себя в них неуязвимой, точно спрятанная за магическим барьером, размером с меня, хотя они закрывают лишь мои плечи, грудь, живот и спину.

Благодаря чёрным кожаным штанам и высоким сапогам, единственный перепачканный участок моей кожи, который сейчас видно, находится за ухом, поэтому я решила распустить волосы. Мне, вероятно, не стоило этого делать, учитывая то, какими свирепыми могут быть полярные ветры.

Как только я слезаю со спины отца, я начинаю расчёсывать колтуны, периодически поглядывая в сторону тёмных клубов дыма, представляющих собой Лора. Он не будет перевоплощаться сегодня в человека, во многом из-за того, что никто пока не знает, что он вновь сделался цельным, но также потому, что он посчитал разумным оставить двух своих воронов в Небесном королевстве. А ещё, на случай убийства – я надеюсь, совершенного не мной – мы решили, что будет лучше, если глэйсинцы решат, что он остался в Люсе.

Я всё еще привожу в порядок волосы, когда земля, покрытая снегом, начинает сотрясаться.

Я отступаю назад и врезаюсь в Габриэля, который летел на спине Кольма.

– Полегче, Фэл.

Поскольку он не выглядит настороженно, я решаю, что и мне не стоит переживать. Но моё сердцебиение всё равно не успокаивается, даже когда я понимаю, что двигается не земля, а что-то наподобие стеклянного вестибюля, в котором стоит пара, облачённая в меха, которые совпадают по цвету с цветом их волос.

Точнее его волос. Её волосы – цвета льна, а не полностью белые. Король Владимир и его жена Милана. Даже если бы на них не были надеты короны в виде снежинок, я бы поняла, кто они такие, по их царственным позам и тому количеству солдат, которые окружили их и трёх их дочерей.

Несмотря на то, что большую часть полёта я провела в своих мыслях и наблюдала за тем, как морские волны плещутся под нами, я всё же попросила Лора просветить меня насчёт того, как устроен королевский двор Глэйса. Я узнала всё о монархе-фейри, о двух его детях от первого брака – Константине и Алёне – о его жене, которая была гораздо моложе его, и об их ненаглядных детях – дочках-близнецах и маленьком сыне.

Самый старший из них, Константин, должен стать монархом Глэйса, если его отец умрёт или отойдёт от дел. А ещё есть Алёна, которую… я должна убить. Близнецов зовут Ксения и Изольда, и им должно исполниться шестнадцать в этом году, а их маленькому брату, Илье, пять.

Близнецы и Илья похожи на свою мать: все трое – золотоволосые и с голубыми глазами, а старшие дети унаследовали серебряный цвет глаз своего отца и белые волосы. А ещё острые как бритва черты лица. Их красота кажется такой же холодной, как сосульки, венчающие плоский потолок вестибюля.

Его стеклянные стены переходят в тонкие металлические колонны, которые сверкают так же ярко, как и всё остальное. Солнце уже склонилось к горизонту и заливает приглушённым светом обледеневший пейзаж.

Я с трудом представляю, как я могла бы жить там, где царят бесконечные дни. А после того, как я целый месяц провела под землёй, я знаю, что не смогла бы терпеть бесконечные ночи. Я слишком люблю восходы и закаты.

– Тебе понравилось жить здесь? – спрашиваю я Габриэля, в то время как король предлагает руку своей жене, после чего они выходят из вестибюля и направляются по плотно утрамбованному снегу в нашу сторону.

– Вообще-то, да. Под всеми этими мехами и холодностью скрываются довольно дружелюбные люди.

И словно желая доказать правдивость слов Габриэля, Владимир улыбается. Его зубы такие же ослепительно белые, что и волосы, заплетённые в изощрённую косу, перекинутую через плечо. А вот Милана не улыбается, когда осматривает меня с головы до ног.

Как и большинство чистокровок, она, вероятно, считает меня недостойной. Думаю, её отталкивает форма моих ушей, если только дело не в чёрных полосах, которые я нарисовала на лице. Либо я ошибаюсь, и причина, по которой она сморщила свой розовый ротик, не в моей внешности, а в репутации и происхождении. Ведь я плод смешения двух рас, которых фейри ужасно боятся. Мысль о том, что я могу её пугать, чудесным образом поднимает мою самооценку.

Как только королевская чета приближается к нам, оборотни в человеческом обличье обступают меня, а те, что остались в образе птиц, кружат в небе. Но я не вижу там Лора. Я зову его по мысленной связи.

«Держись рядом с отцом, Behach Éan».

Я решаю, что он полетел на поиски галереи, которую мне предстоит ограбить.

– Генерал Бэннок, добро пожаловать в моё скромное жилище.

Владимир кивает головой за широкую спину моего отца.

– А это, должно быть, ваша знаменитая дочь.

Я не могу понять, использовал ли он слово «знаменитая» как оскорбление или не имел в виду ничего плохого.

– Как жаль, что Рибав не смог прилететь, – говорит он, – но я понимаю. Во время войны король не может оставлять свой народ.

Только вот понимает ли он?

– Я слышала, что Глэйсу очень повезло.

Его бледный лоб хмурится.

– В каком смысле, леди Бэннок?

– В том смысле, что ваше королевство никогда ни с кем не воевало.

– А-а. Немногие желают заполучить земли, закованные в лёд, и навеки покрытые снегом.

Он обводит взглядом своё королевство, и я понимаю, что он очень любит свою полярную пустыню.

Я щурюсь, но белый холм загораживает мне вид на голые просторы.

– Неужели всё здесь покрыто снегом?

– Нет. У нас есть леса и пляжи с чёрным песком.

На этот раз мне отвечает Константин. Сын и отец стоят плечом к плечу друг к другу, и их сходство поражает.

– Но это не тот тропический песок, к которому вы привыкли в Тареспагии, – добавляет он с улыбкой.

– А где вы выращиваете растения?

– В теплицах. Если желаете, Алёна почтёт за честь провести для вас экскурсию.

Константин оглядывается за спину на братьев и сестёр, которые стоят чуть поодаль.

– Я слышал, что вы уже знакомы.

– Я бы не назвала это знакомством.

Я вытаскиваю медальон в форме ракушки из-под водолазки и вешаю его поверх чёрной шерстяной ткани. Он не похож на оружие, но на самом деле он им является, и я нахожу некоторое успокоение в том, как он выглядит и как его лёгкий вес давит на мою грудь.

– Мы виделись.

– Было бы прекрасно, если бы она подружилась с кем-то из вашего народа, – говорит он, снова устремляя свой взгляд вперёд. На меня.

Я почти уверена в том, что Алёна не желает становиться подругой женщины, которая разрушила её шансы на то, чтобы стать невестой Данте.

– Да. Определённо.

Милана проводит руками, одетыми в перчатки, вверх по руке своего мужа, словно давая мне понять, что этот мужчина принадлежит ей.

Неужели она думает, что я могу претендовать на её мужа? Я начинаю морщить нос, но меня отвлекают её расклёшенные рукава, которые опускаются к локтям и обнажают множество браслетов, сделанных из костей и украшенных серебром и бриллиантами. При виде их я снова оказываюсь в трофейной комнате Регио, где Марко радостно рассказывал мне о том, что жители Глэйса питают сильную страсть к рогам морских змеев.

– Где мой брат? – голос моего отца заставляет меня отвлечься от Исолакуори.

– В охотничьем домике, – Владимир кивает на вершину крутого холма. – Там уже ждёт ужин.

У меня скручивает живот. Я привыкла к тому, что вороны охотятся ради еды, но фейри охотятся ради спортивного интереса. Конечно, большинство из них потом съедает свою добычу, но меня очень нервирует то воодушевление, которое они испытывают, отбирая жизни у диких животных.

«На тебе надеты перчатки, сапоги и штаны, сделанные из шкуры животных», – напоминает мне моё сознание. Когда я понимаю, насколько это двулично, мне удаётся подавить своё отвращение.

– Габриэль? – восклицает одна из близнецов. – Габриэль Мориати?

Она начинает идти по замерзшей земле, широко раскрыв глаза, точно молодая лань.

– Ксения сказала, что это не можешь быть ты, ведь ты… ты…

– Фейри? – заканчивает он.

Судя по тому, как судорожно она начинает кивать, это совсем не то, на что она намекала.

– Не могу поверить, что это, и правда, ты.

Она смотрит на него, раскрыв рот, словно он очень сильно поменялся за те несколько месяцев, что она его не видела. Да, его волосы стали короче, и он приобрёл новую компанию, но Габриэль также превратился в совершенно другого человека, как внешне, так и внутренне.

Король Владимир пристально изучает Габриэля, словно он только сейчас заметил острые кончики его ушей, но быстро теряет к нему интерес и переводит внимание на моего отца и меня.

– Вы предпочитаете полететь или поехать на санях?

Не сводя глаз с Владимира, мой отец спрашивает:

– Ínon? Что бы ты предпочла?

Я оглядываю огромные сани из темно-коричневого дерева с серебряными полозьями. В отличие от тех саней из рассказов, которые я читала мамме, эти сани запряжены не лошадьми, а фейри. У них серебряные глаза, и они одеты в бледно-голубые военные униформы с сияющими серебряными пуговицами и отороченные чёрным мехом.

– Будучи в Глэйсе, следуй его правилам.

Я одариваю королевскую чету улыбкой, которая, как я надеюсь, покажется им искренней.

Я не презираю их, но у меня есть к ним некоторые претензии. Они не только пытаются использовать рунический камень, чтобы подкупить Лора, но они также хотели подсунуть Алёну в постель моей пары. Ради собственного душевного равновесия, мне стоит это отпустить, но как бы я ни пыталась отогнать эту мысль, один лишь взгляд на холодную изящную красоту Алёны заставляет мою ревность затмить все остальные мысли.

Если Котёл показал Бронвен правду, ей осталось недолго в этом мире. Но можно ли верить Котлу? Ведь Габриэль всё ещё жив, хотя должен был умереть до наступления прошлого полнолуния. Несмотря на то, что я не люблю принцессу, я надеюсь, что прошлой ночью Бронвен перепила фейского вина, из-за чего её сознание сфабриковало смерть Алёны.

Владимир жестом приглашает меня и моего отца первыми занять место в санях, после чего присоединяется к нам со своим сыном, а его жена, дочери и младший сын забираются в другие сани вместе с Габриэлем. Ифа, Фион и три других ворона перевоплощаются в птиц и взмывают в небо.

Губы Владимира изгибаются в натянутой улыбке, которую даже нельзя назвать таковой.

– Я, конечно, польщен тем, что вы преодолели множество морских миль, чтобы присоединиться к моей семье за ужином, но могу я узнать, что привело вас к моим ледяным берегам? Киан был не очень многословен.

Мой отец опускает подбородок, скрытый бородой, и пригвождает северного монарха взглядом.

– Твой рунический камень.

ГЛАВА 67

Ну, ладно. Похоже, мы не собираемся ходить вокруг да около. Не то, чтобы в этих санях было, где ходить. Вот если бы мы сейчас находились в хвойном лесу, но он, должно быть, находится в какой-то другой части этого гигантского королевства…

Владимир складывает руки на спинку своего сидения. Он явно нас не боится, иначе не стал бы так широко расставлять руки.

– Я уже сообщил Рибаву свои условия.

Ни секунды не колеблясь, мой отец говорит:

– Он просит о новых условиях.

Владимир постукивает пальцами по спинке сидения, и солнце отражается от кольца на его мизинце – огромного серебряного кольца, украшенного снежинкой.

– Мы не согласны.

– Должно быть что-то ещё, чего вы желаете.

Голос моего отца звучит обреченно. И мне неожиданно начинает казаться, что он не верит в то, что я смогу достать камень.

Я касаюсь его руки, которой он крепко сдавил свою ногу, и разжимаю её, пока он не сломал себе кость. Когда его глаза встречаются с моими, я сжимаю его пальцы, пытаясь сказать ему о том, что у меня всё получится… и что нам не нужен этот договор. Всё что нам нужно – это доступ в галерею и моя кровь.

Владимир замечает то, как мы обмениваемся взглядами.

– Смахивает на инцест.

Ногти моего отца превращаются в когти, и он обнажает зубы.

– Что это было, король?

И прежде, чем он успеет вцепиться в горло королю-фейри и начать ещё одну войну, я шепчу:

– Dádhi, подумай о Дайе.

Услышав имя моей матери, он делает глубокий вдох.

Вокруг нас становится так тихо, что я слышу, как скрипят его толстые кожаные одежды и железные доспехи, когда воздух проникает ему в лёгкие. Как только он успокаивается, я решаюсь осмотреться. Никто и ничто не двигается, словно кто-то остановил бег времени. Ни сани, ни сидящие в них люди, ни стражники. Даже вороны у нас над головами перестали хлопать крыльями.

– Прошу меня извинить.

Владимир наклоняет голову, и маленькие белые волоски, обрамляющие его лицо, вздрагивают на холодом ветру.

– Думаю, вы не так меня поняли. Я не имел в виду твои отношения с Фэллон, Бэннок.

– Тогда что, ради святой Морриган, ты имел в виду? – огрызается мой отец.

– То, что ты подложил собственную дочь в постель к лучшему другу.

У меня начинает дёргаться глаз. Вообще-то, оба моих глаза начинают дёргаться.

– Поверьте мне. Мой отец не подкладывал меня в постель к лучшему другу; я сама туда пробралась. Что очень не понравилось моему отцу. Но он знал, что не сможет помешать мне и Лоркану быть вместе, так как Небесный король – моя истинная пара.

Мне, вероятно, следовало умолчать об этом, но ведь это не секрет. Точнее не тот секрет, на котором можно нажиться.

– Вы ведь в курсе того, что значит «пара» для нашего народа?

Холодный взгляд Владимира проходится по чёрным полосам на моём лице и задерживается на изображении пера на скуле.

– Когда желаешь приобрести союзника, приходится идти на уступки. А если ты решил заполучить щедрого союзника, уступки должны быть довольно весомыми.

Он делает паузу, словно ждёт, когда до меня дойдёт смысл его слов. Неужели он считает меня настолько недалёкой?

– К тому же мои требования едва ли можно назвать возмутительными.

«Какими были его требования, Лор?»

Тишина.

«Лор, какими были требования Короля Глэйса?»

Я бросаю взгляд на величественных птиц, рассекающих чистый воздух.

«Надеюсь, ты не дашь никому себя пырнуть, mo khrà, а не то, я, мать твою, оставлю тебя в виде чаши на пару недель».

Я так усиленно концентрируюсь на своей паре, что мне удаётся перенестись в его сознание.

Он пугается и почти опрокидывает статую, сделанную из голубого стекла.

– Всё в порядке?

Мои ноздри раздуваются.

– Просто проверяла, всё ли с тобой в порядке, потому что ты мне не отвечал.

– Прости меня. Я пытаюсь найти вход в галерею, чтобы посмотреть на камень.

– Рада, что ты не ранен.

Я осматриваю его, но поскольку я нахожусь внутри его головы, он пребывает сейчас в человеческом обличье.

– Ты ведь не ранен?

– Нет.

Он касается мой щеки, но затем опускает руку и бормочет:

– Focà. В этом королевстве всё такое белое, твою мать. Сейчас вернусь.

Наша связь обрывается раньше, чем я успеваю спросить, чем ему так не угодили цвета королевской семьи.

Вздохнув, я снова обращаю внимание на короля Глэйса.

– Так какими были ваши требования?

– Разве твоя пара тебе не доверяет?

– Прошу прощения?

– Я рассказываю Милане всё.

– Awnos duffen, – бормочу я.

Зрачки Владимира сужаются.

– Что это было?

Мой отец издаёт удивлённый смешок. И хотя я рада, что моё сквернословие доставило ему хоть немного радости, я напускаю на себя мрачный вид и драматично вздыхаю.

– Простите, Ваше Величество. Я беру очень много уроков по языку воронов и некоторые слова приходят мне на ум быстрее, чем слова на моём родном языке. «Awnos duffen» значит «к сожалению, нет».

Мой отец издаёт ещё один смешок.

Я изо всех сил пытаюсь сохранить невозмутимый вид.

– Неужели у меня настолько ужасный акцент, dádhi?

Он качает головой, его глаза весело сверкают.

– У тебя очень милый акцент, ínon.

– В общем. О чём мы там говорили? Ах, да. Вы спросили, доверяет ли мне моя пара. Он мне доверяет. Но из-за моего похищения и всей этой войны, у нас было мало времени на то, чтобы обсуждать вас.

Я медленно снимаю одну перчатку и кладу её себе на колени, а затем поднимаю запачканный чернилами палец к своему медальону.

В глазах монарха отражается недоумение.

– Значит, Небесный король послал вас – свою пару – в моё королевство на переговоры, но не стал информировать вас о моих требованиях?

– Понимаете, у меня сложный характер.

Я прижимаю подушечку пальца к кончику ракушки, и на поверхности выступает крошечная капелька крови. Я специально разворачиваю свою руку так, чтобы ему было видно, как я засовываю порезанный палец в рот и слизываю с него рубиновую жемчужину.

Владимир выглядит смущенно и насторожено. Знает ли он, что я шаббианка, или он не в курсе того, что мою магию недавно освободили?

– Ужасный характер, – вторит мне мой отец.

Закатив глаза, я опускаю руку и хлопаю его по его гигантской ручище, отчего уголки его губ приподнимаются.

– Думаю, они знали, что мне не понравятся ваши условия и решили избавить меня от этой информации, как часто поступают близкие люди. Я также думаю, что это как-то связано с тем, что вы пытались продать свою старшую дочь.

Щёки Владимира резко краснеют, и я понимаю, что попала в точку.

– Продать? Вы говорите так, словно я какой-то гнусный барыга. Я люблю своих детей. Они для меня всё. Я просто пытаюсь устроить их будущее, заключая для них выгодные союзы.

Это то же, что «продавать», Владимир, только выраженное более красивыми словами.

Я снова начинаю поглаживать свою раковину.

– Позвольте мне объяснить то, как работают союзы у воронов, Ваше Величество.

Я надеюсь, что обращаясь к нему так, как того требует его статус, я немного подслащу ту пилюлю, которую я собираюсь ему скормить. Ведь я не пытаюсь нарушить наши отношения с Глэйсом.

– У воронов может быть только одна пара. И, судя по всему, парой Лоркана являюсь я. Если вы так отчаянно хотите найти достойного партнера для Алёны среди моего народа, как только мы выиграем войну, я с радостью представлю её достойнейшим из воронов.

Он фыркает.

– Моя дочь принцесса. Она заслуживает короля, или, по крайней мере, принца.

– Но она не может получить моего короля. А что касается принца, я его ещё не родила. Но если мой первенец будет сыном, я вам сообщу. Если мы, конечно, решим объединить наши армии. А если нет, тогда…

– Ваш сын?

Мне это только кажется, или его уши стали больше? Вероятно, это оптическая иллюзия, вызванная тем, что они стали ярче.

– Алёне почти сто лет!

Сохраняя спокойный тон голоса, я говорю:

– Как хорошо, что у неё прекрасные гены. Она будет выглядеть так же великолепно через несколько десятков лет.

«Если только она не умрёт», – кричит мне мой разум. Я решаю не слушать его.

Владимир бормочет что-то своему сыну на глэйсинском.

Я не понимаю, что он говорит, но мой отец, должно быть, понял, потому что произносит низким хриплым голосом:

– Не – оскорбляй – мою – дочь.

Губы Владимира перестают шевелиться.

Сжав в руке свою раковину, я говорю:

– Если вы не желаете, чтобы мы были вашими союзниками, значит, мы станем вашими врагами.

Он смотрит на мою руку, а затем на гигантских птиц, кружащих у нас над головами, и выпрямляется, наконец-то прижав руки к своему телу.

А теперь, когда я заставила его принять защитную позу, я подвожу его к быстрому и мирному разрешению этой ситуации, чтобы побыстрее покинуть Глэйс и оказаться подальше от его кинжалов и Алёны.

– Если магический барьер исчезнет, это пойдёт на пользу не только нашему, но и вашему королевству. И дело не только в торговле, а в том, что вы получите доступ к Котлу.

Зрачки Владимира вспыхивают.

– Если, конечно, шаббианцы подпустят вас к нему.

Лёгкая складка появляется между бровями Константина.

– На случай, если вы ещё не слышали, я шаббианка, и не простая. Я правнучка королевы Прийи.

Оба мужчины не кажутся удивлёнными, значит, весть о моём происхождении достигла Глэйса.

– То, что я собираюсь вам предложить, должно разозлить мою пару, и всё же я желаю заключить с вами сделку. Рунический камень в обмен на аудиенцию с Котлом.

Владимир наклоняется вперёд. Жажда заполучить источник магической силы заставляет его серые глаза изменить цвет, и теперь они сверкают точно расплавленное серебро.

«Фэллон, нет! Я запрещаю тебе заключать сделку с глэйсинцами».

Меня наполняет чувство облегчения, когда я слышу голос своей пары.

«Разве ты им не доверяешь?»

«Я считаю, что их всё устраивает, и они не хотят, чтобы мы пали, но не более того».

«Легко ли будет достать рунический камень?»

«Нет, нелегко. Его маленький музей охраняет целый эскадрон солдат».

«Значит, сделка избавит нас от лишних хлопот. К тому же он, скорее всего, попросит Котёл даровать ему ещё больше магии, денег или… травы».

«Травы?»

«Ну, здесь её не так уж много».

Лор молчит некоторое время. Может быть, он обдумывает, насколько разумно заключать подобную сделку?

«Ты будешь ему должна, mo khrà. Когда он потребует исполнения условий сделки, он может попросить что угодно. Никогда не будь должна мужчинам, кроме меня и своего отца».