Текст книги "Дом неистовых клятв (ЛП)"
Автор книги: Оливия Вильденштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
«Почему, Бронвен? Почему ты солгала?» – спрашиваю я по той связи, которая нас соединяет.
Если она меня и слышит, она не отвечает. Я уже собираюсь задать ей ещё больше вопросов о своих близких, как вдруг группа оборотней расступается, пропуская вперёд густой поток чёрного дыма.
Дыма, который материализуется в… в…
Мой пульс начинает лихорадочно биться и подогревается такой невероятной тоской, что я готова проникнуть сквозь глаза Бронвен и кинуться Лоркану в объятия.
– Где она? Спроси у неё, где она?
Лор ударяет кулаком по столу. Кулаком из плоти и крови.
Данте солгал!
Габриэль не поразил одного из воронов Лоркана, потому что мужчина, стоящий передо мной, всё такой же великолепный и цельный.
– Ты же знаешь, что шаббианская связь не работает так же, как парная связь. Ты же знаешь, что я не могу её слышать, Морргот, – спокойно отвечает Бронвен.
– Данте, ты её душишь! – громкий голос моего деда выдёргивает меня из сознания Бронвен и уносит прочь от Лора.
Хватая ртом воздух, я отчаянно пытаюсь снова задействовать магию, которая предоставила мне доступ к глазам Бронвен, потому что я ничего так не хочу, как вернуться к своей паре, преодолев множество невидимых слоёв этого мира, но зыбкое видение утекает сквозь мои пальцы, точно песок. Я сжимаю горло, которое болит скорее от горя, чем от рук Данте.
Обернувшись, я замечаю выпученные глаза своего деда. То есть, Юстуса. Генерал мне не родственник. В отличие от тех людей, что остались снаружи.
– Вам следует быть с ней поосторожнее, Ваше Величество. Фэллон не бессмертна.
Зубы Юстуса почти не разжимаются, когда он произносит эту ложь.
А ложь ли это? Я ведь бессмертна, или нет?
– Я не настолько сильно сжимал её горло, чтобы задушить, – ворчит Данте. – К тому же недостаток воздуха не делает радужки белыми. Почему её радужки побелели?
– Потому что она пыталась достучаться до своей пары.
Моё тело замирает от шока.
– Пары? – Данте поизносит это слово так, точно это какое-то богохульство.
– Воронам предначертан один партнёр на всю жизнь.
– Я не вчера родился, Росси. Я, чёрт побери, это знаю.
Ноздри Данте раздуваются, а зрачки темнеют и становятся такими же чёрными, как воды Марелюса в сумерки.
– Но я не знал, что у моей будущей жены есть пара. Кто? – его голос звучит так хрипло, словно это ему повредили дыхательные пути.
– Алый ворон, Маэцца.
Гнев воспламеняет моё тело. Как мог Юстус Росси так подло меня предать?
«Я же уже говорил тебе, Фэллон, он тебе не друг», – шепчет маленький дьявол на моём плече. Мне следует обеспокоиться тем, что я начала слышать голоса, но поскольку это голос разума, я прислушиваюсь к нему.
Я зло смотрю на генерала, задавшись вопросом: когда он собирается раскрыть другой мой секрет? Когда он собирается сообщить Данте Регио о том, что в моей крови содержится магия?
ГЛАВА 16
Долгое время никто ничего не говорит. Ни Данте, ни двуличный генерал, ни я. Каждый из нас погрузился в тишину, переваривая секреты, которые мы держим друг от друга.
– Как давно ты об этом знаешь? – вопрос Данте разрезает густой воздух.
Я решаю, что он спрашивает Юстуса, поэтому продолжаю молчать и негодовать.
– Я только что это понял, Маэцца. В ту ночь, когда мы устроили её матери засаду в Храме, её глаза побелели перед тем, как нам удалось обездвижить её пару.
Я продолжаю хмурить брови. Я тут же разглаживаю лоб, пока никто не успел это заметить. Неужели Юстус и правда верит в то, что пары общаются таким образом, или он опять меня покрывает? Почему я всё время пытаюсь найти что-то хорошее в Юстусе? Его душа такая же мутная, как каналы Ракокки, и такая же грязная.
– Я думал, что обсидиан блокирует магию воронов.
– Парная связь это не магия оборотней. Но не беспокойтесь, сэр. Обсидиан блокирует их мысленную связь.
Глаза Юстуса такие же холодные, как куски льда.
– Именно так Бронвен удалось разъединить Фэллон и Лоркана, и привести её к нам.
Он слегка приподнимает подбородок и смотрит поверх своего носа на меня, словно демонстрируя превосходство своего интеллекта над моим.
– Верно, Фэллон?
– Я не понимаю, зачем тебе её подтверждение, генерали. Ты и так достаточно осведомлён о том, как работают их сверхъестественные способности.
– Стены заглушают их связь, но, может быть, вы желаете, чтобы я добавлял перетёртый обсидиан в её еду в качестве дополнительной меры безопасности, Маэцца?
О, кому-то очень хочется отведать железа… Я представляю, как втыкаю рубиновый меч ему в шею.
– Ты выбрала Лоркана своей парой? – голос Данте становится на порядок тише, но от меня не укрывается та эмоция, что сквозит в его тоне.
– Они не выбирают… – начинает Юстус, но я перебиваю его.
– Да. Я его выбрала. Я всегда буду выбирать его.
На и без того уже мрачное лицо Данте падает тень и портит его настроение. Он сжимает губы в тонкую линию, и тяжело сглатывает, переваривая новость, которую скормил ему Росси.
После очередной долгой паузы, он говорит:
– Думаю, это объясняет слухи о том, что Птичий Король помешался, и от него отказался собственный народ.
Данте произносит эти слова без тени сомнения, но я ведь только что была там, в Небесном королевстве, с людьми Лоркана. И хотя моё видение ограничилось таверной, мой партнёр не испытывал недостатка в преданных оборотнях.
Я наклоняю голову.
– Говоришь, отказался?
– Вороны улетают на Шаббе, потому что не доверяют мнению своего лидера.
Данте кажется таким довольным, когда сообщает мне эту новость. Он так же был очень рад рассказать мне о том, что Габриэль нанёс урон моей паре.
А поскольку это ложь, я решаю, что массовый исход птиц – тоже неправда.
– Кто-то из воронов присоединился к твоему войску, Данте?
– А ты думаешь, я стал бы рассказывать об этом женщине, у которой есть мысленная связь с моим врагом?
Данте сопровождает свои слова насмешливым фырканьем, и это сообщает мне обо всём, что мне нужно знать, ведь только мужчина, пойманный на лжи, может выказать такую реакцию.
– А знаешь, что ещё не стоит делать с женщиной, у которой есть мысленная связь с твоим врагом? – говорю я милым голоском. – Заставлять её выходить за тебя замуж.
Я выдерживаю драматичную паузу для пущего эффекта.
– Как, по-твоему, отреагирует моя пара, узнав, что ты забрал то, что ему принадлежит?
Данте широко улыбается, и хотя его жестокое поведение не пугало меня раньше, страх, который я чувствую сейчас, кажется в десятки раз сильнее.
– Твоя пара скоро превратится в самое обыкновенное животное, и хотя я слышал, что некоторые женщины необычайно привязаны к своим питомцам, – он бросает взгляд на Юстуса, явно намекая на Ксему и её попугая, упокой Котел его гнилую душу, – питомец не сможет поместить наследника в твоё чрево. Питомец не сможет предложить тебе то, что может предложить человек.
Лучше бы ему не думать о том, чтобы поместить что-то в моё чрево.
– Знаешь, почему я не боюсь того, что Лоркан Рибав придёт за мной? К тому моменту, как мы выйдем отсюда, твой пернатый король превратится в тупую маленькую птицу без капли железа или разума в теле, а представители его отвратительного племени полулюдей обратятся в животных, которыми они и являются, – Данте щёлкает пальцами. – Вороны исчезнут навсегда, и Люс снова будет в безопасности.
Единственное, что исчезнет, это голова этого мужчины, отделённая от тела.
Впервые за всё время я не содрогаюсь при мысли о том, что кто-то будет обезглавлен. Но опять же, я уже пронзала сердце человека. Да, это случилось в темноте, но я почувствовала его мягкие органы и тугие сухожилия. Я чувствовала его тело под своим клинком. Я чувствовала, как воздух покинул лёгкие Даргенто, а сердце перестало биться.
Улыбнувшись в последний раз, Данте снова переводит внимание на Юстуса.
– Ты уже вернулся с лекарем?
Не сводя с меня взгляда, Юстус говорит:
– Да. Я привёл лекаря, который живёт в доме нашей семьи. Он обычно лечит лошадей, но он обучен врачеванию фейри.
Его слова подтверждают мои догадки о том, что Росси построили своё поместье поверх подземного замка Косты.
Данте медленно отходит назад, как будто не желая уходить. Неужели он не доверяет своему генералу?
– Проследи, чтобы Фэллон оделась, и быстро.
– Я мигом одену свою внучку и сделаю её покладистой.
Покладистой? Обсидиан, должно быть, плохо влияет на мозги фейри, учитывая то, какими они сделались тупыми.
Данте резко кивает, разворачивается и выходит в открытую дверь, за которой стоят два солдата. Черноволосый солдат отводит взгляд, а седовласый нет.
Тело Като кажется неподвижным, но оно вибрирует по краям от ощутимого желания ворваться в комнату и помочь. Помочь Юстусу или мне?
– Единственное, как вы можете сделать меня послушной, это снова вырубить меня своим сонным заклинанием, – бормочу я.
Он идёт к двери и закрывает её. Я замечаю, что он откупоривает пузырёк и рисует кровью узел на дереве.
– Что вы только что сделали?
– Решил не дать твоему маленькому Като подслушать нас.
– Он не мой.
– Да, да. Он Церес. Я в курсе.
Фыркнув, он добавляет:
– Пьедестал, на который он поднял эту женщину, настолько высокий, что теперь он не может до неё дотянуться.
Гнев переполняет мою грудь.
– Вам так нравится быть мелочным и жестоким, или это одно из требований для полководцев армии Люса?
– Я не собираюсь обсуждать с тобой то, что мне нравится. А теперь, надень это чёртово платье, нипота, пока я не надел его на тебя сам.
Моё лицо яростно вспыхивает.
– Я вам, мать твою, не внучка.
Почему Юстус Росси пытается заставить меня почувствовать себя членом его семьи?
Не сомневаясь в том, что он может начать меня одевать, я роняю на пол влажное полотенце и переступаю через складки колючего фатина. Я решаю надеть платье задом наперёд, чтобы самостоятельно застегнуть пуговицы.
– Где вы вообще достали это ужасное платье?
Пуговицы перетянуты таким же дорогим фатином, что и лиф, что делает их очень скользкими.
– В шкафу Домитины, – говорит он, стоя лицом к двери. – Моя дочь планировала надеть его на свою свадьбу.
– Домитина замужем?
– Нет. Когда её сестра родила внебрачного ребёнка, её жених отменил церемонию, испугавшись за своё доброе имя.
Не удивительно, что Домитина не в ладах с маммой… Правда, тот мужчина не кажется мне завидным женихом, но она, должно быть, считает мою мать виноватой в том, что свадьба не состоялась.
На щеке Юстуса появляется ямочка. Я бы могла сказать, что он улыбнулся, но поскольку Юстус не обладает ни ямочками на щеках, ни весёлым нравом, я решаю, что он закусил щеку.
– Став генералом Марко, я позаботился о том, чтобы похоронить доброе имя этого идиота.
То, что он выделяет одну из своих дочерей, наполняет меня гневом и обидой за мамму.
– То есть вы защищаете честь одной дочери, и уродуете другую? Какой же из вас тогда отец…
Ямочка на щеке Юстуса исчезает.
– Ради Святого Котла, я не обрезал Агриппине уши. Я и пальцем не трогал своего ребёнка.
ГЛАВА 17
Мои руки застывают над одной из бесконечных пуговиц.
– Вы хотите сказать, что кончики её ушей сами отвалились?
В ванной так тихо, что когда Юстус проводит рукой по штанам, я слышу, как кончики его пальцев царапают темную ткань.
– Церес нашла Агриппину без сознания в луже собственной крови. Она послала за мной эльфа, потому что… потому что не знала, что делать, когда поняла, что Агриппина отрезала кончики своих ушей. Она не знала, как это повлияет на ребёнка.
Его дыхание замедляется, а кадык двигается вверх-вниз.
– На тебя.
Я завидую его способности дышать, потому что свою я потеряла.
– Она вела себя довольно… дико после падения Рибава. Церес решила, что у неё мог быть роман с вороном, и что ребёнок внутри неё превратился в кусок обсидиана, но вороны и фейри не могут иметь детей из-за несовместимости крови.
Наступает тишина, которая эхом разносится в беззвучном и безвоздушном помещении.
– Кровь оборотней содержит железо, которое ядовито для детей фейри.
– Я наслышана.
Фибус рассказал мне об этом после того, как я вернулась в Небесное королевство.
– Когда Агриппина, наконец, пришла в себя, она была сама не своя. Она словно… покинула тело. Она почти не ела. Церес обвинила меня в том, что случилось с Агриппиной. Думаю, мне не стоило учить нашу дочь обращению с мечом, это не подобающее занятие для леди.
Что? Юстус научил мамму обращаться с мечом?
Его грудь приподнимается, когда он испускает дрожащий вздох, а моя остается неподвижной.
– Когда я вернулся из дипломатической поездки в Глэйс, Церес пропала, как и твоя мать.
– Нонна сказала, что вы отреклись от них. Она сказала… она сказала, что вы выгнали их, потому что всё это было слишком постыдно.
– Я этого не делал.
Он оглядывается через плечо. Когда он видит, что я одета, он поворачивается и заводит рыжую прядь волос себе за ухо.
– Твоя бабушка обвинила меня в том, что я позволял Агриппине сопровождать меня в поездках в Ракокки. Она обвинила меня в том, что я обучал её и хотел сделать своей преемницей.
– Простите, что? Преемницей?
– Агриппина была очень амбициозной девушкой. Очень умной. Умело обращалась с мечом. Она могла дать отпор моим лучшим солдатам.
– Может. Не была. Она всё еще жива, Юстус.
– Возможно.
Он сжимает губы, словно пытается подавить кипящие в нём эмоции.
– Один раз она дала жару этой тряпке, Даргенто. Унизила его перед целым дивизионом солдат.
Моё сердце переполняется чувством, когда я представляю, как женщина, которая всю мою жизнь пребывала в апатии, даёт взбучку Даргенто.
– Боюсь, с этим связана его нелюбовь к тебе.
Помолчав, он добавляет:
– Я ходатайствовал о его отстранении, но Марко нравился этот ублюдок.
Его взгляд становится отрешенным, словно он находится сейчас в тронном зале с Марко, а не здесь со мной. После долгой паузы, он слегка встряхивает головой.
– Боги, как же я хотел, чтобы змеи схватили его после того нападения и утащили к берегам Шаббе.
Я пристально изучаю человека, стоящего передо мной, и по какой-то странной причине представляю репчатый лук. Не потому что у генерала круглое лицо – оно состоит из острых углов – а потому что в нём на удивление много слоёв. Если всё, что он говорит – правда. А если это не так, тогда он жестокий лжец.
– Соль действует на вас?
Его голова слегка дёргается назад.
– Да.
– Значит, вы не употребляете то токсичное вещество, чтобы не быть восприимчивым к железу и соли?
– Я похож на человека, который станет себя травить?
– Не особенно, но Данте тоже не похож на такого человека.
– Данте – ребёнок, который играется в короля. Он хватается за любое волшебное зелье, которое сделает его сильнее. Это вещество богато железом, и Пьер Рой убедил Данте принимать его. Оно, может быть, не настолько токсичное, как то вещество, что принимают те дикари…
– Дикари? – удивленно произношу я, не ожидая услышать о них.
– Те дикие фейри, что пытались тебя убить. Дважды, если я не ошибаюсь.
– Я знаю, кто они, Юстус. Но я не знала, что они употребляют железо.
– Разве ты не обратила внимания на цвет их зубов?
Черные…
– И на их неспособность использовать магию фейри?
– Это из-за того, что они употребляют железо, – шепчу я, и хотя это не вопрос, Юстус кивает.
– Верно.
И это объясняет, почему у Данте появилось зловонное дыхание, а магические способности ослабли.
Железо. Насколько надо отчаяться, чтобы по доброй воле начать принимать вещество, способное тебя убить?
– Кто корректирует его дозу?
– Он отмеряет её сам.
– Есть вероятность увеличить долю железа в его дозе?
– А чем я, по-твоему, занимаюсь с тех пор, как привёл его в эти обсидиановые туннели?
Какой же коварный этот Юстус Росси…
– А вы можете отравить его побыстрее?
– К сожалению, нет. Это может его убить.
– А мы разве не этого хотим?
Он вздыхает.
– Да, но если его убьешь не ты, тогда Котёл не снимет заклятие с Мириам.
Мои глаза так сильно округляются, что ресницы врезаются мне в лоб. Так вот почему его должна убить именно я… чтобы снять заклятие Мириам. Но хочу ли я снимать её заклятие? Что если она сбежит и снова проткнет Лора?
За закрытой дверью раздаётся стук, и сердце сжимается у меня в груди.
– Лучше поторопись, пока он не вернулся, – бормочет Юстус.
Продолжив застегивать пуговицы, я увожу разговор в другую сторону, так как за этот разговор Юстуса самого могут бросить в птичью клетку.
– Каким образом ваш меч оказался у Даргенто?
– Он видел, как я направлялся в туннели, и угрожал рассказать о том, что я выжил. Мы заключили сделку: его молчание в обмен на мой драгоценный клинок.
Лёгкая улыбка приподнимает уголок его губ.
– Я знал, что всё равно верну его себе.
– Разве у него не было своего меча?
– Я убедил его в том, что Мириам заколдовала мой меч таким образом, что его владелец становился неуязвим перед магией воронов и шаббианцев.
Я фыркаю, когда представляю, каким неуязвимым чувствовал себя Сильвиус, нося его с собой.
– Подумать только. Его постигла смерть от клинка, который, по его мнению, защищает его.
– Дело не в клинке, а в том, кто его вонзил, – голос Юстуса звучит так, словно он горд. Гордится мной. Гордится тем, что я сделала.
Несмотря на то, что я не испытываю гордости за то, что убила Даргенто, похвала Юстуса производит на меня впечатление.
– Вы, на самом деле, решили накормить меня обсидианом?
Его губы выглядят такими мягкими, что очень контрастирует с вечно суровой внешностью генерала.
– Молотым перцем. У него такой же цвет и текстура. И он вкуснее.
– Зачем вы рассказали Данте о том, что Лор моя пара?
– А ты бы предпочла, чтобы я рассказал ему о том, что ты попала в сознание Бронвен, так как Мириам освободила твою магию?
– Нет. Определенно нет.
Я начинаю жевать нижнюю губу.
– Значит, вы ему не расскажете?
– Нет.
– А что если он накормит вас солью?
– Я хорошо умею уклоняться от правды.
– А что насчёт клятв? Вам знакомо заклинание, которое не даст клятве отпечататься на вашей коже?
– Уровень железа в его крови настолько высокий, что клятвы не проявляются на его коже. Я проверил это сегодня утром.
Уголок губ Юстуса взмывает вверх.
Я застегиваю последние пуговицы, не заботясь о том, что материал смялся у меня на груди, так как это платье не создано для того, чтобы его носили таким образом. Интересно, как бабушка узнала о том, что моя кровь отличалась от крови фейри, хотя она и не знала, каким образом?
– Вы пытались их вернуть? – задумчиво произношу я.
Он хмурится.
– Кого?
– Нонну и мамму.
Он со вздохом отвечает:
– Нет. Они были в большей безопасности, живя за пределами Исолакуори. Особенно после того, как ты родилась.
Его мягкий тон заставляет мои пальцы скользнуть по лифу платья.
Этот мужчина такой загадочный…
Он приподнимает руку, чтобы стереть магический знак с двери, когда я спрашиваю:
– На чьей вы стороне?
Задержав руку над кровавым изображением узла, он говорит:
– На твоей, нипота.
На этот раз, когда он называет меня внучкой, я не напоминаю ему о том, что мы не родственники. Он, может быть, и не мой предок, но из-за Мириам, мы с Юстусом теперь связаны кровью.
Кровью и секретами.
Кстати…
– Почему вы позволили Мириам связать нас с Данте кровью?
– Потому что кровная связь ослабляет его магию.
Он проводит ладонью по магическому знаку.
– Я думала, что с этим справляется то вещество из Неббы.
– Я не об этой магии, – бормочет он.
Но прежде, чем я успеваю спросить его, что, ради Святого Котла, он имеет в виду, он нажимает на ручку двери. Като чуть ли не падает на Юстуса, так как он явно подслушивал.
– Ты совсем не скрываешься, Брамбилла. Такое поведение недостойно сержанта.
Яркий румянец покрывает лицо Като, которое теперь сильно контрастирует с его светлыми волосами и униформой.
– Я… я… стучал. Я не…
– Расслабься. У меня есть дела поважнее, чем понижать тебя до пехотинца.
Я почти фыркаю. К счастью, мне удается подавить этот звук. Я не могу выглядеть такой весёлой в компании Юстуса, а иначе он может приподнять брови, которые абсолютно точно должны оставаться невозмутимыми.
Несмотря на то, что я полностью сосредоточена на генерале, который перекидывает за спину волосы, направляясь к моей тюремной камере, я погружаюсь в свои мысли, чтобы соединить всю ту информацию о прошлом, которую он мне предоставил.
Моя мать обрезала себе уши. Это ужасно и душераздирающе. И это не снимает с меня чувства вины за то, что я заняла её чрево.
Неожиданно, я начинаю жалеть о том, что не воспользовалась тем коконом, что создал Юстус, и не спросила, есть ли надежда на то, что она вернёт себе разум. Вероятно, Мириам знает какое-то заклинание? Или Зендайя? Вероятно, она сможет исправить то, что натворила? Но где она?
Из всех этих вопросов, что я хочу задать Юстусу и Мириам, это самый важный вопрос. Я решаю заключить сделку с Мириам при нашей следующей встрече. Я попрошу о встрече со своей матерью, а взамен пообещаю снять с неё проклятие золотого трона.
***
Бесконечные дни начинают тянуться, и в течение всего времени я не вижу ни единой живой души, за исключением эльфов и солдат, охраняющих мою клетку. Я мысленно прошу Юстуса отпереть дверцу клетки, но он не появляется. Я также прошу Бронвен завладеть моим зрением – или как там работает наша зрительная связь? – но как бы я ни пыталась, мне не удаётся перенестись в Небесное королевство.
Единственное моё развлечение – это наблюдать за тем, как потеют эльфы Данте, словно сельватинцы, пытаясь пробраться по спиралевидным полкам с вином, чтобы установить четыре шеста, поднятые в воздух Като и другим солдатом. Но это занятие перестаёт меня забавлять, когда я понимаю, зачем они это делают – чтобы приподнять мою клетку над полом. У меня больше не получится в ней покачаться.
Огненный фейри как раз заканчивает припаивать тяжёлые цепи к установленным столбам, когда Юстус, в своём белом мундире, наконец-то заполняет дверной проём моей камеры.
– Мириам пробудилась. Пришло время для первого урока для Данте.
Для Данте? Или для меня?
Видимо, только для Данте, потому что моя бабка вряд ли сможет обучить его неправильным символам, и одновременно научить меня правильным.
Она, наверное, даже не собирается учить меня использованию магии. Ведь она, также как и Юстус, знает, что как только я научусь колдовать, я сбегу отсюда к чертям собачим, а точнее к Лору, забрав с собой свою магию.
ГЛАВА 18
Я выхожу из туннеля и резко останавливаюсь, завидев дерево с толстыми ветвями, торчащими в разные стороны. Но не дерево привлекает моё внимание. Мои ноги и сердце останавливаются при виде моего друга, который стоит под самой большой веткой.
Антони расположен на кривом корне, его запястья и щиколотки связаны лианами, на шее висит ошейник из толстой цепи цвета потемневшего серебра. Несмотря на то, что ткань отделяет его вздымающуюся грудь от железа, звенья цепи, должно быть, всё равно касались его кожи, потому что вокруг его шеи появились нарывы.
Сжав зубы, я прохожусь взглядом по цепи в сторону ветки, вокруг которой она обмотана, после чего снова опускаю глаза на Антони. Его кожа желтоватого цвета и напоминает рыбьи кости, волосы свалялись и похожи на водоросли, а глаза сделались такими же измученными, как у Катрионы в ту ночь, когда стрела лишила её жизни.
– Что это ещё значит? – рычу я.
– Полурослик будет находиться здесь на случай, если ты будешь плохо себя вести.
Данте выходит из темницы, двери которой широко распахиваются так, что мне теперь виден трон Мириам.
– Я буду хорошо себя вести.
– Тогда тебе не о чем беспокоиться, мойя.
Данте опускает белый рукав и застёгивает манжету поверх повязки, которая, должно быть, пропитана какой-то мазью, потому что она сделалась зеленоватого цвета и наполняет воздух зловонием, от которого у меня слезятся глаза.
– Прошу тебя, Данте. Совсем не обязательно ему угрожать. Я буду самой послушной чернильницей за всю историю.
Ногти врезаются мне в ладони, отпечатывая на них полумесяцы поверх переплетенных колец, запятнавших мою кожу.
Юстус поворачивается к высокому зеленоглазому лекарю.
– Вы можете быть свободны.
Я моргаю, потому что заметила его только сейчас. А я-то ожидала увидеть заострённые уши и длинные косички, но у мужчины, который стоит рядом с Данте, закругленные уши, а волосы доходят до плеч. Похоже, лечить лошадей не так почётно, как фейри. И всё-таки мне кажется странным, что великая Ксема Росси, которая была очень привязана к своим питомцам и уделяла внимание кончикам ушей окружающих, могла нанять полурослика на должность конюха.
– Ластра, помоги человеку свернуть бинты, а не то он пробудет здесь весь день! – Данте явно не терпится его выпроводить.
А, может быть, ему не нравится то, как пристально смотрит на меня этот мужчина.
– В этом нет необходимости. Я уже закончил.
Мужчина поднимает поднос, усыпанный баночками с какими-то кремами и полосками марли. Простая хлопковая туника натягивается на его плечах. На нём также надеты штаны, которые видали лучшие дни. Они заштопаны в самых разных местах и напоминают мне о платьях, которые я носила в юности и которые нонна зашивала каждые две недели, потому что я постоянно умудрялась зацепиться за что-нибудь.
Данте кричит одному из своих солдат:
– Отведите Дотторе Ванче в его камеру.
Имя лекаря кажется мне таким странным.
– Идём. Мириам ждёт.
Юстус касается моего запястья, заставив меня отвести взгляд от любопытного лекаря.
– Сначала снимите ошейник с Антони, – бормочу я.
Глаза Юстуса становятся таким же суровыми, как и он сам. Я больше не вижу в нём того доброго генерала. Его место занимает генерал, которого боится весь Люс.
– Ластра, отойди от лебёдки! – говорит он и бросается в сторону дерева.
Неужели Юстус собирается освободить…
– Я сам её подержу.
Я пытаюсь понять, что он собирается сделать, но Данте встаёт между нами, загородив собой генерала.
– Тебе лучше вести себя хорошо, так как единственная справедливая вещь, что есть в Росси, это значение его имени1.
Данте протягивает мне свою руку.
Мне хочется коснуться его не больше, чем хотелось иметь дело с внутренностями животных в «Кубышке».
– Моя рука, – тон его голоса резкий и низкий. – Возьми её.
Я этого не делаю.
– Росси, пошевелите цепь пленника!
– Нет!
Я хватаюсь за руку Данте, а Юстус тянет за веревку, привязанную к Антони, отчего цепь сдвигается.
Мой друг тихонько кряхтит, а его лицо искажается болью, когда железные звенья цепи съезжают с перепачканной рубашки и врезаются в кожу.
– Пожалуйста, не делайте ему больно, генерали. Пожалуйста, – хрипло говорю я, и мой голос разносится по обсидиановой комнате.
– Тогда делай, что тебе говорят, или я продолжу играть со своим новым питомцем.
Поведение древнего фейри так резко меняется, чем сильно выводит меня из себя. Сначала он кажется мне другом, но затем превращается во врага. Я надеюсь, что его тираничное поведение всего лишь игра, и что он не станет приносить Антони в жертву для пущей убедительности.
Данте наклоняется к моему уху и бормочет:
– Твой дед совершенно безжалостный человек. Не хотел бы я оказаться в числе его врагов.
Он сжимает моё плечо забинтованной рукой.
И хотя вокруг моей шеи не затянута удавка, а лианы не связывают мои конечности, я точно такая же муха в паутине этих мужчин, как и Антони.
Когда Данте начинает тащить меня в сторону Мириам, я оглядываюсь и бросаю на Юстуса умоляющий взгляд, который говорит: «Не делайте ему больно». Если он и понимает мои невысказанные слова, он никак на них не реагирует, а только смотрит на Антони, щёки которого стали пепельного цвета и не перестают западать от его прерывистых вдохов, что заставляет мои глаза наполниться горячими слезами. Боги, как бы я хотела вытащить его отсюда.
Я оглядываю его светло-каштановые волосы в поисках лечебного кристалла, защищающего от токсичного воздействия железа, который отдал ему Лазарус, но не вижу, чтобы в его немытых локонах что-нибудь блестело. А это значит, что металлический ошейник ранит его кожу…
Если железо попадёт ему в кровь…
Я отгоняю эту мысль. Я, мать твою, буду вести себя хорошо, чтобы моему другу не причиняли вреда.
– Тебе идёт золотой цвет.
Низкий голос Данте проникает мне в уши, но не в душу.
Я ношу это ужасное платье уже который день. Как же меня всё-таки достали эти фейские наряды с их обтягивающими корсетами и колючими юбками.
– Не пора ли начинать, Маэцца? – голос Мириам скользит по драгоценным камням подземелья.
Данте толкает меня на стул, после чего выкручивает мне руку над стеклянной миской. Вынув кинжал из мешочка на поясе, он надрезает моё запястье.
– Ещё нет, – говорит он и щёлкает пальцами.
Один из солдат отделяется от стены и подходит к нам. В его руке болтается кусочек чёрного бархата. Я решаю, что это повязка для моей раны, но оказываюсь не права. Данте не собирается останавливать кровотечение, он собирается завязать мне глаза.
Я с тоской смотрю на Мириам. На фоне такой бледной кожи, цвет её радужек кажется особенно ярким. Я молча прошу её вмешаться… напомнить Данте о том, что в моей крови не течёт магия, поэтому мне не нужно завязывать глаза.
– Я с радостью заколдую её веки, – бормотание Мириам почти не слышно, так как его заглушает громкий стук моего сердца.
– Нет необходимости тратить твою магию, когда у меня есть тряпка, идеально подходящая для этого дела.
Солдат накрывает мои глаза мягкой тканью и завязывает её сзади узлом. Темнота становится такой полной, что меня пробивает пот.
– Я тебя уверяю… – продолжает она.
– Пока магия Фэллон не разблокирована, ты не будешь тратить свою, стрега.
Дыхание Данте обдает мой намокший лоб точно те зловонные порывы ветра, которые поднимаются с каналов Ракокки в разгар лета.
– Может быть, мой муж смог бы…
– Он сейчас решает судьбу моряка. Поэтому хватит тратить моё время и давай начинать, Мириам.
Я пытаюсь высвободить руку, но Данте не ослабляет хватку. Моё запястье сделалось мокрым и тёплым от изливающейся крови. А желудок начинает подпрыгивать и опускаться, подпрыгивать…
Я теряю завтрак вместе со вчерашним ужином. И хотя я не могу видеть Данте, я стараюсь попасть на его пальцы, которые сжимают мою руку.
– Чёрт, – рычит он. – Немедленно принесите таз с мыльной водой.
Судя по голосу, он испытывает полнейшее отвращение.
Это хорошо.
– И впредь не кормите Фэллон перед тем, как я буду пускать ей кровь.
– Разве ты не планируешь пускать мне кровь каждый день? – хрипло произношу я, так как моё горло разъела желчь.
– Планирую, поэтому ты либо перестанешь быть неженкой, либо тебя опять будут кормить внутривенно.
– Опять?
– А как, по-твоему, мы поддерживали твою жизнедеятельность во время нашего путешествия.
Он приподнимает мою руку и опускает её в чашу с мыльной пеной, после чего вытирает её. Он, должно быть, занёс моё запястье над новой чашей, потому что надавил большим пальцем на рану, чтобы усилить поток крови.
Мои глаза начинают слезиться из-за горячего жжения в том месте, где он разрезал плоть. А желудок снова сжимается, но на этот раз из него больше ничего не изливается. Вероятно, потому что он пуст.
