Текст книги "Дом неистовых клятв (ЛП)"

Автор книги: Оливия Вильденштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

– Можно мне немного воды, чтобы прополоскать рот?

– После того, как мы закончим. Не хочу, чтобы вода разбавила мои чернила.

Когда-нибудь, я сделаю тебе больно и заставлю тебя истекать кровью, чёртов Данте Регио.

– Начни с самых полезных знаков, стрега.

– Хорошо.

Несмотря на то, что только лишь кусок ткани отделяет меня от мира, мне кажется, что Мириам находится в другой части королевства.

– Самый важный знак это замóк. Он позволяет проходить сквозь стены. Ты должен нарисовать квадрат…

– Не надо описывать знаки! Рисуй их мелом на доске, которую держит мой солдат.

Скрип мела по доске заставляет мелкие волоски у меня на руках встать дыбом. Жаль, что она не может швырнуть этот каменный холст в голову Данте. Я широко раскрываю глаза и пытаюсь разглядеть хоть что-то сквозь бархатную ткань, но она абсолютно непрозрачна.

Методичное царапанье мела и методичный стук капель моей крови заставляют мои веки отяжелеть и начать опускаться. Когда я снова их открываю, я оказываюсь в своей клетке. Запястье болит.

«Лор», – взываю я по нашей мысленной связи. «Найди меня».

Но проходит ещё несколько часов, а он так меня и не находит.

Ну, почему он не послушал меня, когда я рассказала ему про Эпонину? Я злюсь на него, хотя он ни в чём не виноват. Мой гнев проходит, когда Като входит в погреб вместе с двумя стражниками.

Я решаю, что он собирается отвести меня на очередной урок Данте, но затем замечаю бледно-розовые одежды, свисающие с его руки. Ткань такая прозрачная, что белый накрахмаленный рукав его униформы просвечивает сквозь неё.

– Данте потребовал твоего присутствия за ужином, Фэллон.

Серые глаза Като проходятся по ткани, свисающей с его рукава.

– Ну, уж, нет.

Стражник, сопровождающий Като, а также эльфы, сидящие то здесь, то там на спиралевидных винных полках, раскрывают рты, потому что обычно никто не отказывается выполнять приказы короля.

Като вздыхает.

– Фэллон…

– Я не голодна.

– Ты не ела с тех пор, как тебя стошнило. Прошло уже два дня.

Два дня. А я-то думала, что время пролетает быстро только когда тебе весело…

– Накормите меня внутривенно.

– Пожалуйста, Фэллон. Пожалуйста, подумай не только о своём аппетите.

Я понимаю, что он имеет в виду: подумай обо мне, подумай об Антони.

– Ладно, твою мать, – бормочу я, после чего отрываю спину от матраса и сажусь.

Я, по крайней мере, смогу размять ноги и снять с себя это ужасное платье, которое пахнет застаревшей рвотой. Может быть, мне даже удастся поиграть с ножом и вилкой. Я представляю, как втыкаю их в длинную шею Данте, а когда осознаю, что мой желудок не сжимается, я понимаю, что вполне способна на подобное зверство.

Като опускает взгляд на наряд в пастельных тонах, висящий на его руке.

– Антони тоже будет присутствовать на этом ужине.

– В качестве гостя?

– Я… я не знаю.

Он сглатывает и протягивает мне розовое платье.

– Ты должна надеть это… – нерв в уголке его глаза начинает дёргаться, – платье.

– Спасибо, но я надену штаны и рубашку.

Като снова сглатывает, на этот раз с большим трудом.

Один из эльфов срывается со своего насеста.

– Я немедленно доложу о поведении Заклинательницы змеев.

– Разве я отдавал приказ передавать что-либо королю? – рявкает Като, отчего крошечный фейри останавливается. – Ты отвечаешь передо мной, Дилл. Не забывай об этом.

– Вообще-то, он отвечает передо мной. Как и ты, Брамбилла.

Юстус отделяется от дверного проёма, который он очень внимательно оглядывает.

– Перемести платье в клетку Фэллон и уходи.

Как только все покидают помещение, он говорит:

– Ты готова убить Данте, Фэллон?

ГЛАВА 19

Несмотря на то, что Юстус говорит приглушённым голосом, я всё равно бросаю взгляд на вход в туннель, так как у чистокровных фейри непревзойдённый слух.

– Магический знак на месте. Я проверить.

Юстус подходит ближе к моей клетке.

– И говори на шаббианском, как я.

Меня снова поражает то, что я не сразу поняла причину его странной манеры выражать свои мысли.

– Я более чем готова покончить с Данте, нонно, – тихо отвечаю я, а затем шепчу, – это сейчас был шаббианский?

Он широко улыбается, что довольно странно наблюдать. Я видела, как хитрая ухмылка кривила его губы, но никогда не видела на его лице широких улыбок. Сейчас этот мужчина средних лет выглядит почти как мальчишка.

– Да.

Невероятно… Просто невероятно.

Я касаюсь платья, отделанного дорогим золотым кружевом.

– И я должна одеться как первоклассная шлюха?

– Я выбрал этот платье, чтобы он отвлекаться.

Манера речи Юстуса заставляет меня вспомнить про Ифу, и моё сердце сжимается. Если мне удастся убить Данте сегодня вечером, она будет свободна. Если только она уже не освободилась.

Я уже собираюсь спросить об этом Юстуса, как вдруг он понижает голос:

– Я заменить вещество, которое он принимает, на, – он как будто бы ищет в голове подходящее слово, – плацебо. Это значит, что он теперь восприимчив к железу, но также его магия должна была вернуться к нему.

Он подмигивает мне, что так для него не характерно, и добавляет:

– Дотторе Ванче просто кудесник.

Я перекатываю ткань между пальцами.

– Жаль, что Дотторе не смог подмешать ему дополнительную порцию того яда.

– Яд не убивать чистокровных фейри, Фэллон.

– Он бы его ослабил. Я, конечно, не профессиональный киллер, но разве это не облегчило бы мне работу?

– Нет. Он настолько невосприимчив к железу, что излечится.

– Даже, если его сердце пронзить железом?

– Неббийский порошок делать кожу более плотной. Тебе потребуется пила и сила десяти фейри, чтобы его обезглавить.

Желчь подступает к моему горлу при мысли о том, чтобы разрубить чью-то плоть.

– Но когда я его укусила, мои зубы без проблем проткнули его руку.

– Потому что кожа уплотняться в районе шеи и груди, так как это самые слабые места. Отсюда гнилое дыхание.

Я провожу верхней губой по нижней губе, переваривая информацию.

– Напомните мне… почему вы не можете убить его сами?

– Потому что это должна быть кровная родственница Мириам, которая снимать заклятие, иначе Котёл не простит.

Я приподнимаю бровь. Я, конечно, знала, что Котёл источник всей магии, но я не знала, что он разумен.

– То есть, теоретически, моя мать могла бы это сделать?

Он кивает.

– Но твоя мать… она сейчас не понимает.

Я хмурюсь.

– Почему?

– Сейчас нет времени объяснять, Фэллон… Быстро надевай платье.

Я со вздохом разворачиваю прозрачное платье и приподнимаю его.

– Оно слишком прозрачное, что заставляет меня задаться вопросом: где, по-вашему, я должна спрятать оружие?

– Я спрятал кинжал в изголовье.

Я резко перевожу взгляд с платья на лицо Юстуса, который смотрит в потолок.

– В изголовье?

Он кивает.

– Поправьте меня, если я не права, но разве изголовье – не часть кровати?

– Ты будешь ужинать в покоях короля.

– С Антони?

Что ещё за ужин запланировал Данте для нас троих?

– Вы тоже будете присутствовать?

– Да.

По какой-то причине это меня успокаивает, хотя мне всё еще не нравится идея отправиться в опочивальню Данте в прозрачной ночнушке.

– Надеюсь, вы не ожидаете, что я буду с ним спать?

– Только убийство. Но платье поможет ослабить бдительность.

Я заключаю, что он имеет в виду бдительность Данте.

– Могу я надеть это под своё платье?

Не то, чтобы мне очень нравился колючий золотой фатин, но это лучше, чем разгуливать полуголой перед кучкой солдат.

– Нет. Ты должна отвлечь короля. И тебе будет проще двигаться в простом платье.

– Мне было бы проще двигаться в штанах и рубашке, – ворчу я. – А нельзя ли достать для меня свежие трусы?

– Разве я не… не приносить тебе недавно сумку?

– Я все их использовала.

– Все?

– Да, все. Не знаю, как часто вы меняете свои трусы, нонно, и не хочу знать, так что можете не рассказывать, но я бы очень хотела получить чистое нижнее белье.

Он что-то бормочет себе под нос.

– Ладно. Надевай платье, а я пока что-нибудь подыщу.

– И если вы случайно наткнётесь на бюстгальтер, я всеми руками за! – кричу я ему вслед, после чего он фыркает и выходит из погреба.

Этот неловкая сцена заставляет мои губы приподняться в улыбке, которая начинает исчезать по мере того, как я застегиваю пуговицы. Сегодня я покончу с Данте Регио. Мне уже кажется, что я готовилась к этому моменту много лет, хотя прошло всего несколько недель.

Нервы подрывают мою уверенность в себе, и я уже начинаю сомневаться в том, что способна выполнить эту задачу.

Человек, который тебя похитил, очень жесток, Фэллон. Он пускал тебе кровь. Он тебе врал. Он убил твоего коня. Он выдрал ногти у Антони. Он ничего так не жаждет, как уничтожения воронов.

Последние два напоминания заставляют мой позвоночник выпрямиться точно стальной прут. Одно дело – причинять боль мне, но другое дело – причинять боль тем, кого я люблю.

К тому моменту, как я надеваю перламутровое платье, Юстус возвращается. Он входит внутрь весьма запыхавшимся. Похоже, шкаф, в котором он все это достал, находится за пределами обсидиановых туннелей.

Он бросает нижнее белье в мою клетку.

– Вот.

Когда он не разворачивается, я шевелю пальцами и говорю:

– Отвернитесь.

– Верно.

Он оттягивает ворот рубашки и, наконец, разворачивается.

– После… ужина, вы расскажете, где находится моя мать?

Я не произношу её имени на случай, если магический знак потерял свою силу. А могут ли знаки терять силу?

Наступает долгая пауза, во время которой он переступает с ноги на ногу. Мне это только кажется, или его сапоги выглядят нехарактерно потрёпанно? Может быть, его путешествие к шкафу Домитины оказалось более изнурительным, чем я себе представляла?

– Юстус.

– Тебе скажут.

Еще один стимул… Я не только верну себе свою пару, но так же и мать.

– Я верю вашему слову, но предпочла бы клятву.

Он собирается провести рукой по волосам, но останавливается, когда касается кожаной веревочки, которой они перевязаны. Боги, он ещё более взволнован, чем я, а ведь это не ему скоро придётся заколоть человека.

– Никаких клятв, – он стучит по своему бицепсу. – Клятвы раскрывают магию.

Хвала Котлу, что он про это помнит.

Надев нижнее белье и перетянув грудь, я обхватываю руками прутья клетки и начинаю медленно дышать, чтобы набраться смелости.

Я думаю о Лоре и представляю его так ярко, что он неожиданно появляется передо мной во всем своём мрачном великолепии.

Лор?

Он говорит с Кианом чёрт знает о чём. Они явно говорят не на люсинском.

Лор!

Я пытаюсь подойти к нему, но как бы я ни старалась, мне не удаётся приблизиться. Я с грустью понимаю, что к нему перенеслось не моё тело, а только моё сознание.

Наконец, Бронвен чувствует моё присутствие, потому что шепчет:

– Морргот?

Он резко поворачивает лицо к моей тётке, а она добавляет:

– Фэллон смотрит.

Он подходит к ней, тёмные тени размывают очертания его тела.

– Behach Éan?

Я знаю, что ни он, ни Бронвен не могут меня слышать, но всё равно шепчу:

– Да. Да, это я.

Его золотые глаза вспыхивают.

– Святая Морриган, я ненавижу то, что это наш единственный способ связи. Ты, и правда, не видишь, как у неё дела, Бронвен?

– Нет. Не вижу.

Его грудь вздымается от прерывистых вдохов.

– Но она может меня слышать?

– Может.

– Mo khrà, Бронвен сказала, что тебе помогает Юстус. Пожалуйста, скажи ему, – он издаёт рычание, произнеся какое-то слово, состоящее из одних согласных и прерывистых гласных, которое, как я понимаю, отражает его отношение к генералу, – чтобы он послал нам, мать его, дымовой сигнал и показал, где ты находишься. Мои вороны облетели уже всё королевство.

Бронвен говорит:

– Он свяжется с нами, когда…

– Магия Фэллон разблокирована. Я хочу вернуть себе свою пару, и я хочу, чтобы она вернулась немедленно, твою мать!

– Она всё ещё должна убить Данте, Лоркан.

– Что ей нужно, так это вернуться домой, ко мне.

Хриплый голос Лоркана наполнен яростью, что заставляет моё и без того уже разбитое сердце сжаться ещё сильнее.

Несмотря на то, что я силюсь остаться вместе с Лором, я покидаю сознание Бронвен и снова оказываюсь в обсидиановом подземелье с крепко сжатыми кулаками и челюстью.

– Ты в порядке?

Одна из бровей Юстуса приподнимается.

Похоже, мои глаза побелели.

– Да. Я в порядке.

Ложь. Я не буду в порядке, пока не вернусь к Лору.

Юстус всё еще странно на меня смотрит, нахмурив лоб, словно это первый раз, когда он наблюдает за тем, как мои глаза меняют цвет.

– Я могу использовать какое-нибудь заклинание?

Брови Юстуса распрямляются.

– Кровь не действовать на него.

Другими словами, мне придётся положиться на свои физические и умственные способности.

Легче лёгкого.

Плёвое дело.

Всё равно, что забрать конфету у эльфа.

Кого я обманываю?

Я вытираю вспотевшие руки о розовую ткань. Как же я хочу быть смелой, как же хочу, чтобы Лоркан был со мной рядом. Но если бы это случилось, он бы сам свершил правосудие. Пророческие слова Бронвен проникают мне в голову, ясные, как то утро, в которое она их произнесла.

Лоркан всё ещё думает, что убьёт Данте, потеряв в процессе свою человечность, ведь именно это должно произойти, если он заставит моего бывшего любовника исчезнуть прежде, чем его проклятие будет снято.

А я слишком эгоистична, чтобы рисковать человечностью Лоркана, потому что отказываюсь жить в мире, где его нет. По этой причине, я не говорю Юстусу о том, чтобы он сообщил о нашем местонахождении.

– Было бы здорово, если бы Мириам могла снять магический барьер.

– Скоро.

К слову о барьере…

– Лор упоминал, что Данте стёр магический знак в подземелье. Это неправда?

– Если магический знак свежий, его не стереть, потому что кровь проникает глубоко в камень. Чтобы отменить заклинание, ведьма должна вернуть себе свою кровь.

– Вы можете управлять кровью Мириам, значит чисто теоретически, вы можете отменить её заклинание, верно?

– М-м…

– М-м?..

Его тело напрягается, но затем он двигает плечами так, что его мелкие суставы хрустят. А затем бормочет на люсинском:

– Может быть.

– Значит, камень, который связан с магическим барьером, нельзя уничтожить?

– Да.

Юстус направляется в сторону выхода из погреба.

– Даже, если его сломать?

– Да.

Я наклоняю голову в сторону, и волосы падают мне на плечо.

– На какое количество частей он раскололся?

– На три.

Я рада, что их немного.

– И все три части находятся в подземелье?

– Нет. Мы обсудим это позже, Фэллон.

– Но вы знаете, где они находятся?

– Да.

– Где?

– Не в Люсе, – бормочет он, после чего командует солдатам, которые слоняются по узкому коридору, отпереть мою клетку.

ГЛАВА 20

Мне не терпится обсудить с Юстусом руну, отвечающую за магический барьер, но вокруг нас слишком много поклонников Данте, чтобы мы могли обсуждать такую щекотливую тему. Но хотя бы мысли о ней отвлекают меня от места нашего назначения и от того, что я должна буду совершить, когда окажусь там.

Когда мы входим в подземелье, я осматриваю богато украшенные двери. Как бы мне хотелось, чтобы они не были заперты. Как бы мне хотелось хотя бы глазком взглянуть на свою бабку или услышать от неё слова ободрения, но Мириам скрыта от моего взгляда.

Мы с Юстусом идем по туннелю, ведущему в ванную, куда приводил меня Като в тот день, когда мою магию разблокировали. Мы минуем её, а затем проходим мимо бесконечных рядов закрытых дверей.

– Значит Коста жил под землей? – спрашиваю я Юстуса.

– Только в конце своей жизни, когда уже был не в себе и думал, что Рибав восстанет без участия шаббианцев.

– Значит за всеми этими дверями находятся комнаты?

– Нет. Некоторые ведут в разные части королевства, отгороженные стеной. На случай, если ты решишь сбежать, имей в виду, что далеко тебе не уйти. Даже червяк не сможет найти дорогу в туннели Косты.

– Но ведь эта крыса-полурослик нашла, – говорит один из солдат, идущий прямо за мной.

Я разворачиваюсь, чтобы понять, что за идиот напрашивается на то, чтобы ему в яйца воткнули железный клинок. Когда я встречаюсь взглядом с прищуренными зелёными глазами, я понимаю, что это сказал солдат по имени Ластра.

– Полурослики не черви, солдати Ластра, но я приму во внимание ваши убеждения и мы вернёмся к ним, когда я буду править Люсом. Кто-то ещё желает поделиться своим мнением о полуросликах со своей будущей королевой, пока у неё есть на вас время?

Ластра сжимает губы и отводит взгляд. Трус.

– Ты и так уже правишь Люсом, Фэллон, – тихонько говорит Юстус. – Ты замужем.

– Связана кровью. Но не замужем.

Я смотрю на переплетённые кольца, и мне очень хочется содрать эту татуировку со своей кожи.

Пока мы идем сквозь тёмные коридоры, освещённые факелами, я углубляюсь в размышления и представляю своё воссоединение с Лором, которого я больше никогда не оставлю. Я прирасту к нему. Уверена, он будет только за. Но опять же, как можно прирасти к мужчине, способному превращаться в тени?

Моё сердце пропускает удар, когда я понимаю, что скоро я и сама смогу превращаться в дым.

Вероятно, уже сегодня.

Несмотря на то, что воздух прохладный и влажный, моя кожа не замерзает, а наоборот электризуется. Чем дальше мы продвигаемся по туннелю, тем сильнее пульсируют мои барабанные перепонки и кровь в венах. Вероятно, это заявляет о себе моя магия, а, может быть, это всё мои нервы и предвкушение.

Мне кажется, что мы проходим расстояние равное целому Тарекуори, когда перед нами, наконец, появляется тяжёлая дверь.

Юстус стучится, а я осматриваюсь вокруг. Мне кажется, что я слышу плеск воды, хотя и слабый. Можем ли мы находиться рядом с берегом? В имении Росси действительно есть частный пляж. Я начинаю представлять, что только лишь тонкая обсидиановая плита отделяет меня от внешнего мира, и что если я прижмусь кончиками пальцев к низкому потолку и надавлю, то камень приподнимется и…

Туннель сотрясается.

– Ради Святого Котла, что это такое?

Като хватается за меч. Он ещё не успел вытащить его из ножен, но его бицепс напрягается из-за адреналина, переполнившего его вены.

Юстус хватает меня за запястье и отводит мою руку назад.

– Всё в порядке, – рычит он, но его глаза выражают нечто совсем иное. – Держи свои руки подальше от камня, а не то их свяжут. Понятно?

Единственное, что мне понятно, это то, что за этой стеной кто-то есть.

Мог ли Лоркан найти укромное место Данте? Лор?

Я жду, когда камень снова начнёт сотрясаться, так же, как обитатели болот ждут, когда лето просушит их земли и прогреет ветхие дома, но ничего не происходит, что заставляет меня наморщить лоб. Если предположить, что моё прикосновение к камню вызвало этот грохот, то почему вороны ударили только один раз? Когда ответ приходит ко мне, моя надежда сдувается, точно надувной буй, потому что в потолок ударил точно не ворон.

Тогда что это было такое? Я делаю резкий вдох, когда мне в голову приходит одна мысль: что если Мириам или Юстус нарисовали на потолке магический знак, который активируется с помощью моего прикосновения? Я пытаюсь понять, как это может работать, когда Юстус распахивает дверь, за которой оказывается помещение в форме восьмигранника, выложенное чёрным камнем, и с круглой кроватью, застеленной золотым шёлковым бельём.

Я пристально осматриваю вычурное изголовье кровати, сделанное из резного дерева, покрытого золотом, и такой же безвкусной рамы, увенчанной широкой полкой. Свет, который струится от подвесного канделябра, такой тусклый, что мне приходится прищуриться, чтобы разглядеть холст, который находится за ним – портрет чернокожего мужчины с остроконечными ушами в золотой военной форме и короне, которая теперь восседает на голове Данте.

Несмотря на то, что Коста на этом портрете на несколько веков моложе, чем на тех портретах, что висят в каждом храме и в каждой школе, его невозможно не узнать по ледяным глазам и сдержанной улыбке. Когда-то я думала, что у Данте и Косты мало общего, помимо мужественной челюсти, косичек, украшенных драгоценностями, и голубых глаз, но их прогнившие сердца делают их похожими на сиамских близнецов.

– Мой дед позировал для этого портрета на следующий день после того, как стал королём Люса.

Я перевожу взгляд на стол, за которым сидят Данте и Антони. Данте положил обе руки на стол, а руки Антони связаны у него за спиной. Его рот заткнут лианой. На стеклянной поверхности стола нет ни одной тарелки, ни приборов, ни даже кубка. Единственное, что там находится, это непонятная деревянная коробка размером с ладонь, освещённая пламенем свечи.

Как король фейри, так и морской капитан, смотрят на мой откровенный наряд с разной степенью удивления. В то время как ноздри Антони раздуваются, а губы дрожат за его кляпом, Данте как будто замирает и садится чуть выше. Он двигает плечами, и его длинные косички со звоном ударяются о золотые доспехи, которые он не снимает.

Подумать только, скоро его в них похоронят…

– Что на ней надето, Росси? – спрашивает Данте, широко улыбаясь.

– Прошу прощения, Маэцца, но Домитина увезла большую часть своего гардероба.

Увезла? Куда уехала его дочь? А его ужасная мать тоже уехала?

Но всё это неважно в данный момент, поэтому я откладываю этот вопрос на потом и провожу руками по шёлковой ткани, которая всего лишь на тон темнее моей кожи.

– Это гораздо больше похоже на платье, чем тот наряд, что был надет на Берил в тот день, когда Таво отвез её на остров бараков для своих нужд. Подождите, а для своих ли нужд? Не могу вспомнить, что рассказывала мне Катриона…

Я касаюсь языком уголка губ, которые затем сжимаю, изображая глубокие раздумья, хотя мне абсолютно по хрен на интрижку Данте и Берил. Единственное, зачем я об этом вспомнила, это для того, чтобы показать ему, что та пелена, которую он напустил мне на глаза, спала.

Юстус напрягается рядом со мной. Его желание накричать на меня так сильно, что его челюсть начинает дрожать подобно пламени в канделябре.

Да, да, нонно. Я здесь для того, чтобы убить говнюка, а не оскорблять его в пассивно-агрессивной манере.

– В общем… я умираю с голоду. Что на ужин?

Я иду вперёд Юстуса, который слился с чёрным деревом.

Я начинаю выдвигать самый крайний стул, как вдруг Данте наклоняется над столом и раскрывает деревянную коробку, внутри которой оказывается небольшая горка полупрозрачных кристаллов.

– Соль.

Значит, это не ужин; это допрос. И поскольку я не восприимчива к этой приправе, я заключаю, что она предназначена для Антони. Тогда почему меня вызвали?..

– Снимите кляп с арестанта.

Данте отталкивается от стола, словно собирается встать, но не делает этого.

Лиана, которая затыкает рот Антони, начинает искриться и исчезает. Мой друг пытается сдержать рвотный рефлекс и сглатывает множество раз, после чего проводит языком по губам.

По губам, уголки которых кровоточат.

От вида его крови, мой желудок сжимается, а гнев распаляется. Я искоса смотрю на кровать, обдумывая свои шансы добыть кинжал и воткнуть его в шею Данте так, чтобы солдаты, которые просочились в помещение после меня, не смогли бы мне помешать, используя свою магию.

Свойственный мне оптимизм на цыпочках пятится назад, так как мои шансы ничтожны. А затем он и вовсе замирает, когда я замечаю прищуренные глаза Данте и улыбку, которая медленно приподнимает его губы.

Я надеюсь, ему доставляет удовольствие моё раздражение, а не то, что он раскрыл план Юстуса.

ГЛАВА 21

– Сядь, мойя.

Моё сердце подступает к горлу и начинает стучать в его основание с такой силой, что каждый присутствующий здесь фейри без сомнения может слышать его маниакальный ритм. Я с такой силой дёргаю стул, что его ножки скрипят по чёрному камню.

– Фэл-лон, – Данте нараспев произносит моё имя. – Я имел в виду… здесь.

Когда он похлопывает по своим коленям, я с таким остервенением сжимаю перекладины на спинке стула, что рискую сломать фаланги пальцев.

Я бросаю взгляд на Юстуса, ожидая, что он вмещается, но он полностью сосредоточился на затылке Антони. Я пытаюсь обратить на себя его внимание, но он либо не чувствует моего взгляда, либо избегает его.

– Росси, мне кажется, Фэллон нужен какой-то стимул. Правда, мы уже избавились от ногтей Антони, но его пальцы пока на месте, так ведь?

Моё сердце сжимается вместе со всем остальным телом.

– Нет. Я уже иду.

Я сжимаю руки в кулаки и обхожу стул Антони.

Мой друг поворачивает голову и следит за мной диким взглядом.

Дойдя до короля фейри, я с отвращением смотрю на белоснежную ткань штанов, которая обтягивает мышцы его бёдер, которые сделались ещё объёмнее.

– Мои колени или его пальцы. Что ты выберешь, мойя?

Боги, я ненавижу, когда он называет меня своей женой, и он это знает. Именно поэтому он постоянно использует это определение.

Я присаживаюсь на его колено и переношу вес на ноги, чтобы как можно меньше контактировать с его телом. Данте обхватывает меня за талию и притягивает к себе.

– Зачем заставлять меня садиться к тебе на колени, когда здесь есть чудесный стул, который свободен?

Поскольку мои зубы сжаты, я произношу свой вопрос почти шепотом.

Данте припадает губами к моему уху и, хотя у него изо рта больше не пахнет, я всё равно содрогаюсь.

– Потому что могу.

Он прижимает ладонь к моему животу с такой силой, что я почти чувствую, как его пальцы отпечатываются на моём позвоночнике, который я стараюсь держать ровно.

– Что ты можешь? Унизить меня?

– Я заставил тебя сесть мне на ноги, а не встать на колени между ними.

– Только потому, что ты боишься моих зубов.

Надеюсь, он понимает, что если попытается сунуть свой член мне в лицо, то я его откушу. Он, конечно, вырастет обратно, но не его гордость.

Данте принимает напряжённую позу. К счастью, никакая другая часть его тела не напрягается. Но опять же, я как бы между прочим пообещала ему укоротить его достоинство, так что мне, скорее всего, повезёт и оно останется крошечным в течение всего вечера.

Он хватает меня за волосы и с таким энтузиазмом оттягивает мою голову назад, что моя шея издаёт хруст.

– Ты не в том положении, чтобы разбрасываться угрозами, Фэллон.

– Это была не угроза, а всего лишь напоминание о том, что у меня острые зубы.

– Не пора ли принести еды, Маэцца? – спрашивает Юстус, бросая на меня красноречивый взгляд, который я считываю как: «Попридержи язык, нипота».

– Ещё нет, – тихо отвечает Данте, но мой дед, должно быть, услышал его, потому что он не приказывает солдатам, стоящим у него за спиной, броситься на кухню.

Неужели Юстус думает, что мы действительно будем ужинать? Я точно этого не планирую. Хотя я могла неправильно истолковать наличие на столе соли…

– Для начала я задам Антони несколько вопросов, – ладонь Данте скользит по моим рёбрам.

Юстус говорил о том, что я должна соблазнить ублюдка, но соблазнить можно только в том случае, если ты управляешь ситуацией. А я ей сейчас не управляю.

– Фэллон, возьми соль.

Я искоса смотрю на вычурную резьбу изголовья кровати в поисках кинжала, который я должна буду использовать. Как же мне хочется им завладеть.

– Делай, как я сказал, или я не ограничусь выбиванием правды из твоего морячка.

Я резко вытягиваю руку в сторону деревянной коробки и беру щепотку соли.

– А теперь накорми его.

Я начинаю трястись от гнева. Я трясусь так сильно, что хлопья соли слетают с моих пальцев и падают на крышку стола, точно снег.

Король фейри скользит указательным пальцем по нижней части моей груди, вдоль хлопкового края бюстгальтера. Жаль, что он сделан из ткани, а не из железа…

Когда он обхватывает мою грудь, я поворачиваюсь к нему.

– Не надо.

Он снова припадает к моему уху и сминает шёлк, натягивая ткань поверх моих рёбер.

– Ты не можешь сидеть за моим столом, одетая как шлюха, и ожидать, что я буду относиться к тебе как королеве.

– Должна тебе напомнить, что не я выбрала это платье; это сделал твой генерал. Если у тебя с этим какие-то проблемы, тебе стоит обсудить это с ним. А если у вас где-нибудь завалялись лишние доспехи, я буду более чем рада дополнить ими своё платье.

– У меня нет с этим проблем.

Его рука ползёт вниз по моим рёбрам, точно жук, и останавливается на моём бедре. Когда я чувствую, как он начинает приподнимать край моего платья, я сжимаю ткань и возвращаю её на место.

– Подумай о пальцах своего морячка.

Когда я слышу его угрозу, моя кровь закипает.

– Немедленно накорми его солью, иначе я так сильно задеру твоё платье, что…

Продолжая сжимать платье одной рукой, я заношу другую руку над деревянной коробкой. Поднеся соль ко рту Антони, я пристально смотрю в его сверкающие глаза. Я переживаю о том, что ему больно, а затем замечаю, что его взгляд опущен на руку Данте. Когда он сглатывает, я понимаю, что ему больно за меня.

– Высуни язык, полурослик.

Данте больше не тянет за моё платье, но всё ещё крепко его держит.

«Прости», – произношу я одними губами, насыпав соли на язык своего друга.

Пару мгновений спустя, Данте спрашивает:

– Ты всё ещё влюблен в Фэллон Росси?

– Ты накормил его солью, чтобы узнать о его чувствах? – спрашиваю я в бешенстве.

– Отвечай, полурослик.

Данте не сводит голубых глаз с лица Антони, покрытого потом.

Испустив вздох, он говорит:

– Я всегда буду любить Фэллон.

– А что ты думаешь про Лоркана Рибава?

– Я не его поклонник.

– Но при этом ты помогал ему в течение многих лет. Почему?

Антони так крепко сжимает губы, что они превращаются в белую линию на его бледном лице.

– Потому что мне не нравился режим фейри.

– И как выглядит твой идеальный мир?

– Я не…

– Нет уж. Не отклоняйся от темы.

– В моём идеальном мире не правят ни фейри, ни вороны.

– И кто им правит? Ты ведь не мечтаешь о том, чтобы надеть корону? Или мечтаешь?

– Я считаю, что миром должна править группа специально обученных людей.

– И ты будешь среди них?

– Да.

– А кого ещё ты выберешь? Сестёр Амари? Единственного кузена, оставшегося в живых? Напомни, как его зовут? Мэдден?

– Маттиа.

Данте медленно качает головой.

– А ты бы выбрал Фэллон?

Антони опускает глаза на соль на столе, и хотя он отвечает Данте шепотом, я не пропускаю его ответ:

– Нет.

И хотя этот допрос по поводу нового режима не имеет никакого смысла, я чувствую себя слегка обиженной.

– Почему нет? Разве ты не считаешь её умной?

Челюсть Антони вздрагивает.

– Полурослик, я задал тебе вопрос.

Он всё ещё не отвечает.

Данте кивает Юстусу, который достаёт меч из ножен и делает шаг в сторону Антони.

Наконец, Антони рычит:

– Мой выбор никак не связан с её интеллектом.

– А с чем он связан?

– С её преданностью.

– Как я понимаю, Рибаву.

Антони прищуривается и смотрит на стеклянную поверхность стола.

– Да.

– Я знаю, что ты желаешь мне смерти, а что насчёт Короля воронов?

Моя грудная клетка сжимается вокруг лёгких, не давая мне дышать, а в ушах слышится глухое жужжание.

– Разве ты не хочешь, чтобы Лоркан Рибав исчез, Греко?

Губы Антони так сильно напряжены, что его раны снова вскрываются и из них начинает идти кровь, отчего уголки его губ кажутся ещё более опущенными.

– Позволь мне перефразировать мой вопрос: ты хочешь, чтобы Лоркан Рибав, всемогущий король неба, умер?