Текст книги "Дом неистовых клятв (ЛП)"
Автор книги: Оливия Вильденштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
– Я уже знаю, что мы в Тареспагии, под поместьем Ксемы Росси.
– Как?.. – его рот раскрывается, после чего он снова сжимает губы. – Верно. Подземелье.
Его взгляд перемещается на теперь уже закрытую золотую стену с эмблемой семьи Росси.
– Идём. Я покажу тебе ванную.
Като ведёт меня в туннель, который я только что рассматривала. Каменные стены здесь гладкие, стыков почти невидно. О, Святой Котёл, как же внимательно я выискиваю хотя бы один стык! Ведь в тот момент, когда я узнаю, как рисовать магический знак, позволяющий проходить сквозь стены, этот стык может стоить мне свободы.
К слову о знаках…
– Почему Мириам не перенеслась сквозь стену?
– Рядом с ней нет стен, но даже если бы ей удалось пододвинуть свой трон к стене, она знает, что Лоркан Рибав убьёт её, как только она выберется из этой крепости. А если умрёт она, умрешь и ты.
– Может быть, кому-то стоит сообщить ему о том, что наши жизни связаны?
Под «кем-то» я имею в виду его.
– Фэллон, будь реалисткой. Ты действительно веришь, что этот стервятник будет выслушивать чьи-то объяснения?
Я ощетиниваюсь от его слов о репутации моей пары.
– Лоркан невероятно терпеливый, Като.
– Ты, наверное, не видела, как он обезглавил целый батальон солдат за пару минут.
– А вы видели?
Бледное лицо Като покрывается пятнами, которые становятся заметны даже в тусклом свете факела.
– Я… я… не должен разговаривать об этом с тобой.
– Вообще-то должны.
Он проводит рукой по волосам и выдергивает несколько волосков.
– Что ещё за батальон уничтожил мой, – я заменяю слово «пара» на, – король.
– Пожалуйста, Фэллон.
Я скрещиваю руки на голом животе, под узлом, в который я завязала свою испорченную блузку.
– Вы не можете сначала сказать, что Лор убил целый солдатский батальон, а затем замолчать. Когда? Где? И по какой причине? Они напали на него? Он бы не причинил вреда никому, кто этого не заслуживает…
Я делаю резкий вдох.
– Это случилось в ту ночь, когда меня забрали? Я видела, как Данте кому-то кивнул перед тем, как закрыть вход в пещеру.
– Фэллон…
Он резко отводит взгляд вправо, затем влево.
– Ш-ш. Из-за тебя у меня будут проблемы.
– Потому что вы рассказали мне о том, что случилось в Люсе?
– Да. Нам запрещено говорить о войне.
– Войне? – задыхаясь, произношу я.
Тело Като застывает.
– Война началась?
У меня появляется ощущение, что мой желудок заполнился какой-то жижей. Я расплетаю руки и пытаюсь схватиться ими за ближайшую стену.
– Да. Мы пытались решить всё миром. Рибав отказался.
Я ненавижу то, что Като использовал местоимение «мы». Что он ассоциирует себя с деспотичным режимом Данте.
– Уверена, что Лор мог бы подумать над этим, если бы меня ему вернули.
– Почему ты хочешь, чтобы тебя вернули этому монстру? – упирается Като.
Потому что он мой монстр, но вряд ли Като поймёт. Данте явно промыл ему мозг, и я уже начинаю думать, что он находится здесь по своей воле.
– Действительно. Зачем мне хотеть жить на свободе при короле, который меня уважает, когда я могу жить в заточении с королём, который собирается меня эксплуатировать.
– Данте сделал тебя королевой. Это большая честь, и, если я не ошибаюсь, ты мечтала выйти за него замуж.
– Мечтала. В прошедшем времени. Пока я не увидела его истинное лицо.
Последнюю фразу я добавляю себе под нос на случай, если какой-нибудь солдат скрывается где-нибудь неподалеку и решит передать мои слова своему правителю.
– Единственное, почему он хотел жениться на мне, это чтобы использовать мою волшебную кровь и позлить Лора.
– Ты, как и все, знаешь, что короли женятся по расчёту. Король Люса ищет союза с Шаббе для того, чтобы Люс, наконец, начал жить в мире, когда магический барьер падёт.
Я фыркаю, так как его представления о мире очень искажены.
– У шаббианцев уже есть союзники: вороны. Если Данте их уничтожит, жизнь люсинцев превратится в сплошной кошмар.
Като сжимает зубы. Я слышу глухой скрип эмали так же отчетливо, как и яростный стук своего сердца.
– Твоя бабушка будет очень тобой гордиться, когда услышит об этом союзе.
– Вы думаете, что нонна, которая так отчаянно пыталась освободиться от своего мужа и его семьи, почувствует гордость, когда увидит, что меня насильно выдали за человека, убившего собственного брата?
Его тёмные брови изгибаются.
– Это Рибав убил Марко. А не Данте.
– Убийцы перемешались у вас в голове, Като.
– Рибав отрубил Марко голову и отнёс её на гору. Тысячи эльфов и фейри были этому свидетелями.
Я раздраженно вздыхаю. Мои друзья, может быть, и заключили сделку с Данте о том, что будут молчать о его участии в этом деле, но я не связана никакими клятвами.
– Если бы я приказала Юстусу пронзить ваше сердце кинжалом, и он бы покорился, кого бы вы назвали убийцей?
– Я понимаю, что ты пытаешься сказать, Фэллон, но Данте не просил Алого Ворона свергать своего брата. Это сделала ты.
– То есть вы думаете, что Данте не было на той горе? И где же, по его словам, он был? В Тареспагии? Трахал свою маленькую принцессу из Глэйса, на которой он должен был жениться?
Как бы мне хотелось, чтобы он снова начал обхаживать её.
– Он предупреждал, что ты попытаешься убедить нас в том, что это он хотел смерти своему брату, – бормочет Като.
– Правда? Какой он прозорливый. Дай угадаю, и он сказал вам это под воздействием соли.
Серебристые глаза Като темнеют.
– Я понимаю, что ты недовольна своей судьбой, но очернять другого… это низко, Фэллон.
– А разве вы не слышали? Шлюхе ворона уже некуда опускаться.
Он морщит нос.
– Не называй себя так.
– О, это не я; это новое прозвище придумали ваши соотечественники. А ещё Алая шлюха и Шаббианская сука.
– Какие ещё соотечественники?
– Если б знать, но Данте и Таво решили их не искать, поэтому их личности пока остаются в секрете.
Моё сердце гневно стучит, пока я не вспоминаю о том, что Эпонина предлагала деньги Неббы, чтобы восстановить мой маленький голубой дом в Тарелексо. Надеюсь, она в безопасности. И я надеюсь, что она нашла другого союзника вместо меня, который поможет ей свергнуть её отца.
– Твой дед скоро вернётся с платьем. Если ты не хочешь, чтобы он наблюдал за тем, как ты моешься, нам следует поторопиться.
Голос Като звучит низко и напряжённо. Это разочарование или решительность?
Только бы второе. Като не только добрый, но и умный. Конечно же, тот свет, что я пролила на события в Монтелюсе, должен проникнуть ему в мозг и заставить его осознать, что он поставил не на того монарха.
Когда мы возобновляем шаг, я спрашиваю:
– А что с Эпониной?
– Что ты имеешь в виду?
– Она вообще в курсе, что её жених заключил брак с другой?
– Эпонина вернулась в Неббу со своим отцом после того, как…
Като потирает губы рукой, словно пытается не дать остальным словам сорваться с них.
– После?
– Ты можешь помыться здесь.
Он толкает дверь, и за ней оказывается очередная обсидиановая камера, размеры которой не превышают комнаты в «Кубышке».
Посреди помещения располагается медная ванная. Рядом с ней – ночной горшок и полка с двумя аккуратно сложенными полотенцами.
– Полотенца чистые. Вода тоже.
Он пытается улыбнуться, но улыбка почти не касается его губ.
– Можно вывести солдата из бараков, но нельзя вывести бараки из солдата.
Я приподнимаю бровь.
– Гигиена у нас в крови.
Я медленно ему киваю.
– Жаль, что это распространяется только на бараки. Представьте, как сильно армейская любовь к чистоте могла бы помочь Раксу?
Като хватает совести вздохнуть.
– Когда война закончится, ты сможешь сделать этой своей первостепенной задачей.
При упоминании войны, которая началась по всей стране, холодок пробегает по моей спине. Как жаль, что мои шаббианские способности ограничиваются языком. Как жаль, что я не знаю нужного магического знака, с помощью которого я могла бы выбраться из этого гигантского гроба. В следующий раз, когда Юстус его нарисует, я буду следить за ним, как коршун.
Като жестом приглашает меня залезть в ванную.
– Я отвернусь.
– Мириам не смогла пробудить мою магию. Я не обладаю никакой силой, Като.
– Разве это когда-то мешало тебе сеять хаос в Люсе?
Я улыбаюсь, и это первая искренняя улыбка с тех пор, как я проснулась в преисподней Данте.
– Церес следовало назвать тебя Хаосом, а не Капелькой.
Его слова ощущаются, как удар в сердце.
Когда моя улыбка исчезает, Като потирает шею и говорит:
– С моей стороны было бестактно напоминать тебе о Церес. Ты, должно быть, скучаешь по ней.
– Очень, – хрипло отвечаю я.
И это так, но в данный момент не мысли о нонне вызывают во мне бурю эмоций; а воспоминание о видении, которое показал мне Лор в тот день, когда Марко пал.
В тот день я впервые увидела свою родную мать.
В тот день я услышала, как она произнесла слово, которое мамма прошептала мне сразу после моего рождения и которое начала использовать нонна, объясняя это тем, что я получила своё прозвище за небольшой рост. Но моё имя появилось не благодаря этому прозвищу. Фэллон значит «капелька» на языке воронов.
Я сглатываю комок, который образовался в моём горле, когда вспоминаю то беззаботное утро, что я провела с отцом в Северной таверне. Кажется, это было так давно.
«Почему вы решили назвать меня «капелькой», даджи?»
Он улыбнулся, отчего все острые углы на его лице разгладились.
«Твоя мать… она…»
«Она?..»
Он закрыл глаза и сжал руки в кулаки, а я наклонилась и накрыла его кулак своей рукой, чтобы вернуть его обратно в реальность.
Его горящие глаза, которые сделались ещё ярче из-за горя, раскрылись и посмотрели на меня.
«Твоя мама была уверена в том, что ты накроешь наш мир грозой. И ведь так оно и случилось, моя маленькая капелька. Она бы тобой гордилась».
В отличие от меня с Лором, мой отец не потерял надежды увидеть её снова.
Подумать только, скоро он сможет вернуть её.
Подумать только, Мириам спасла её.
И да, она, вероятно, сделала это, чтобы спасти саму себя, но факт остаётся фактом: моя мать жива. Мне так не терпится встретиться с ней, что все мои мелкие переживания и мысли отходят на второй план. Как бы мне хотелось знать, где она находится.
Мириам знает. Неожиданно мне очень хочется, чтобы меня поскорее начали использовать в качестве чернильницы, потому что тогда я снова окажусь в присутствии Мириам. Не знаю, как я смогу задать ей свой вопрос, если мы будем не одни, но я уверена, что найду способ. У меня хорошо получается импровизировать.
Я уже вижу, как Фибус и Сибилла закатывают глаза, услышав моё признание. При мысли о моих друзьях, сердце начинает горестно колотиться. Я развязываю перепачканную блузку и молюсь о том, чтобы они не высовывали носа из Небесного Королевства.
Като начинает закрывать дверь, но останавливается.
– Если я выйду, ты обещаешь вести себя хорошо?
Я киваю, так как опасаюсь, что слова могут отпечатать моё обещание на его коже и раскрыть мой обман.
– Потому что, если ты попытаешь что-нибудь предпринять, Хаос, накажут не только Антони.
К сожалению, я не сомневаюсь в том, что верному Като придётся заплатить за моё непослушание.
– Я ничего не буду предпринимать. И теперь вы всегда будете звать меня Хаос?
Улыбка приподнимает его губы.
– Тебе это подходит.
– Интересно, что подумает нонна, услышав это новое прозвище…
Его кадык опускается при упоминании женщины, к которой он всё ещё пылает страстью.
– Оно, без сомнения, покажется ей глупым. Она находит глупым почти всё, что я говорю.
– Нет, не находит. Нонна просто… старше, Като. Она пережила ужасные вещи, и это избавило её от иллюзий. Но это всего лишь раковина, которую она носит, чтобы защитить себя.
Я понимаю, что даю Като надежду на то, что нонна может сдаться, как только они воссоединятся, но разве не лучше жить надеждой, чем в отчаянии?
– Вам определённо стоит отправиться на Шаббе, пока она не сбросила эту раковину ради какого-нибудь шаббианца.
– Ты действительно думаешь, что она посмотрит в мою сторону, если узнает, что я оставил тебя здесь без друзей?
Я рада, что он остался таким же решительным и добрым, и что ему не запудрили мозг.
– У меня есть Антони.
У меня есть Мириам. И, вопреки всем ожиданиям, у меня, вероятно даже есть Юстус. Конечно же, я пока не включаю этих двух в список своих союзников.
– Като, если вы сможете выбраться из Люса, уезжайте.
Спасайтесь…
– Я дал клятву защищать корону, Фэллон.
– Магическую клятву?
– Дело не только в магии.
Значит, это его выбор…
– В общем, спокойно принимай ванну, но не увлекайся. И не…
– Ничего не предпринимать. Я же сказала, что ничего не сделаю.
Я и не собираюсь ничего делать, пока со мной нет Антони, и пока я не узнала, где спрятана Зендайя из Шаббе. Да, спрятана. Если бы моя мать пряталась по своей воле, она бы объявилась, как только пробудился мой отец, так как она не смогла бы находиться вдали от него.
Я снимаю блузку и спускаю штаны, после чего избавляюсь от нижнего белья. Вода в ванной прохладная. Жалко, что Като не владеет стихией огня.
Опустившись в ванную с тонким кусочком мыла в руке, я начинаю раздумывать о том, чтобы укусить палец и пустить себе кровь. Может быть, если накапать несколько капель в воду, она нагреется? Но что если кровь подействует как-то иначе? Что если вода превратится в кислоту? Что если я не смогу остановить кровотечение и воспроизведу какое-нибудь ужасное заклинание?
Вздохнув, я решаю не экспериментировать и насладиться чистой водой. Намылив тело и голову, я погружаюсь в пенную воду, чтобы ополоснуться. Несмотря на то, что в ванной тихо, ничто не может сравниться с тем, как тихо оказывается под водой. Может быть, это ещё одна особенность шаббианцев?
Мои веки раскрываются, когда мне в голову приходит новая мысль. Неужели я теперь бессмертна? Ну, насколько вообще могут быть бессмертны шаббианцы.
А затем мои ресницы взмывают еще выше, когда я замечаю мужчину, стоящего над моей ванной и смотрящего на меня сверху вниз.
ГЛАВА 14
Я скрещиваю руки на груди и сажусь, сплевывая воду.
– Не мог дождаться, чтобы увидеть меня?
Данте двигает челюстью из стороны в сторону, словно пережевывает зубами грецкие орехи, избавляя их от скорлупы и всего остального.
– Тебя нельзя оставлять одну.
– Может быть, тебе и нравится, когда на тебя смотрят, пока ты моешься, но мне нет.
– Вылезай.
– Сначала выйди.
Он приседает, и сжимает край медной ванны длинными пальцами.
– Какая ты эгоистичная. Никогда не думаешь о своём морячке. Брамбилла, приведи…
– Нет.
Убедившись, что дверь закрыта, я вскакиваю на ноги, и хотя я ненавижу обнажаться перед этим мужчиной так же сильно, как я ненавижу исполнять его приказы, я делаю, как он говорит. Поскольку он загораживает мне полку, я киваю на неё.
– Ваше Высочество, не могли бы вы передать мне полотенце?
Мой приторный тон ещё больше обозляет Данте.
Он хватает с полки полотенце, но не бросает его мне. Он продолжает держать его в руке, крепко сжав бледно-серую махровую ткань.
Я тянусь за ним, но Данте отводит руку.
– Данте, пожалуйста.
– Ты моя жена.
Я прикрываю рукам свои мокрые груди и хмурюсь.
– Но не по закону Люса.
– С каких это пор тебя интересуют люсинские законы?
Начиная с этого момента.
Взгляд Данте проходится по моему обнажённому телу. Он не в первый раз видит меня голой, но в отличие от того дня на острове бараков, сейчас его взгляд ощущается как насилие. И это лишь укрепляет моё желание вонзить шпоры в мягкую плоть его шеи.
– Если это так важно, я попрошу Юстуса найти священника…
– Ты прав. Мне плевать на люсинские законы.
Тон моего голоса такой резкий, что заставляет его поднять на меня глаза.
– Полотенце, Маэцца.
– Ты сильно похудела. Разве Рибав тебя не кормил?
Надеюсь, мои выпирающие кости отталкивают его.
– Я могу получить полотенце?
Он замирает на месте. Лишь только мускул дёргается на его челюсти.
Я не знаю, в какую игру он играет, но мне она определенно не нравится. Я почти прошу его отдать мне полотенце – снова – как вдруг он наконец-то передаёт его мне.
Я забираю у него полотенце и оборачиваю его вокруг своего тела.
– Зачем ты здесь? Ты что-то забыл?
– Я хотел пригласить тебя на ужин.
– Я предпочту снова перепачкаться кровью.
Глаза Данте вспыхивают.
Он поднимает руку, словно хочет меня задушить, но петли на двери скрипят, и его рука застывает в воздухе.
– Церес не очень-то хорошо тебя воспитала.
Входит Юстус с платьем из золотого шёлка и блестящего фатина, перекинутым через руку.
– Тебя нужно обучить хорошим манерам.
– Вызываетесь быть моим учителем по этикету?
– Ну, да.
Он улыбается, и это недобрая улыбка.
– У нас будет время, чтобы узнать друг друга получше, после всех тех лет, что мы провели порознь.
Я пытаюсь понять его истинные мотивы, но ещё не успела изучить его мимику. Он на самом деле планирует вымуштровать меня, или хочет научить меня всему, что связанно с шаббианцами?
Я пожимаю плечами.
– Можете попрощаться со своим рассудком. А вообще пох, нонно.
– Пох?
Его рыжие брови изгибаются.
– По-хрен. Как часто говорят в Тарелексо.
– Ты посещала лучшую школу в Люсе. Школу, за которую я заплатил целое состояние.
– Вам следовало вложить эти деньги во что-то другое.
– Теперь мне это ясно.
– А почему бы Мириам не начать преподавать мне уроки этикета? Она ведь… была… принцессой.
– Нет, – говорит Юстус.
– Почему нет?
– Она не сможет тебя обучить…
Он отделяет каждый слог так, словно я маленький ребёнок, у которого проблемы с речью.
– Во-первых, она – позор для короны, а, во-вторых, она пока не в состоянии. Боюсь, вашим урокам тоже придётся подождать, Маэцца.
– Сколько? – спрашивает Данте.
– Несколько дней.
– Дней!
– После того, как она заблокировала магию Фэллон, она была мертва для мира в течение целой недели.
Мой пульс ускоряется, когда наши взгляды встречаются.
– Недели? – резкий голос Данте разрывает мои барабанные перепонки.
Я, конечно, рада тому, что Данте не будет пока размазывать мою кровь по пергаменту, но я не могу не почувствовать укол разочарования. Если она будет в таком состоянии в течение целой недели, то, как я смогу узнать о местоположении своей матери? Может быть, Юстус знает? И станет ли он рассказывать мне?
Когда Юстус трясёт платьем, висящем на его руке, я говорю:
– Я могла бы остаться с ней. То есть, вы же всё равно меня закроете. Можете поместить меня в темницу. Так будет надежнее. К тому же я освобожу клетку, которая может пригодиться, если вы возьмете кого-то в плен.
Глаза Юстуса становятся жёсткими.
– Оставлять тебя в темнице может быть смертельно опасно. Мириам бывает непредсказуема, когда сознание возвращается к ней.
– Её задница приклеена к трону.
Я с силой тяну за полотенце, представляя все те препоны, что расставляет мне Юстус, и как я запускаю их ему в голову.
– Но ведь если она убьёт меня, она сама упадёт замертво.
– Она может проснуться дезориентированной и не будет помнить о том, что ваши жизни связаны.
Вокруг его рта появляются сердитые морщинки, словно он откусил кислую сливу.
– Она может не помнить о том, что ты её внучка.
Я сдвигаю брови, пытаясь понять, блефует ли он или говорит правду.
– Твой синяк прошёл, – замечает Данте, обратив внимание на мой лоб.
Я трогаю кожу над глазом. Шишка, которую я получила в день своего похищения, действительно, пропала.
Он переступает с ноги на ногу, что заставляет его шпоры и золотые бусины в волосах звякнуть.
– Как это возможно?
Мои пальцы застывают вместе с воздухом в лёгких, потому что это можно объяснить только магией.
– Прошло уже некоторое время, Ваше Величество.
– Её кожа была желтоватой, когда я забрал её из погреба.
– Ладно. Признаюсь. Я её вылечил. Я решил, что вам будет неприятно смотреть на её лицо прокажённой. Ведь она здесь единственная женщина.
Лицо прокажённой? Я почти фыркаю, но поскольку Юстус Росси только что спас мою задницу, я оставлю без внимания этот комментарий.
– Как предупредительно с вашей стороны, генерали. Как жаль, что предатель Лазарус сбежал со всеми лечебными кристаллами.
Я моргаю, потому что я точно помню, как Лазарус рассказывал мне о том, что Данте отказался одолжить воронам кристаллы шаббианцев, которые были нужны мне после попадания в меня отравленной стрелы.
– Я работаю над тем, чтобы вернуть их, сир.
– А пока ты их ищешь, – Данте сжимает край повязки, обмотанной вокруг его руки, и начинает разматывать её, – мне надо вылечить эту рану. Не мог бы ты использовать свою магию?
Я кошусь на Юстуса, который держится всё с таким же апломбом.
Он делает шаг в мою сторону и протягивает мне платье.
– Не хочу испачкать кровью твой наряд.
Я забираю у него одежду и прижимаю её к груди. От прикосновения колючего фатина моя кожа покрывается мурашками. Я бы очень хотела, чтобы рана Данте загноилась и начала нарывать, но я скрещиваю пальцы и молюсь о том, чтобы Юстус действительно знал, как рисовать лечебный магический знак, в противном случае… в противном случае нам крышка.
Когда повязка падает на пол и обнажает след от моих зубов на его большом пальце, я морщу нос. Из прокусанной кожи не только сочится гной, но ещё и кожа вокруг так сильно потемнела, словно мой укус был ядовитым.
Правда, я и так уже чувствовала себя ядовитой, но теперь я уже начинаю думать, что это действительно так.
А, может быть… может быть, обсидиан в моей крови вызвал такую реакцию? Что если вещество, которое употребляет Данте, чтобы быть невосприимчивым к железу и соли, вызывает аллергию на камень, из которого построена эта крепость?
ГЛАВА 15
Юстус вытаскивает из-под рубашки кулон на кожаном ремешке, откупоривает небольшой пузырёк, висящий на нём, и обмакивает палец в жуткую субстанцию, похожую на кровь Мириам.
– Вы можете почувствовать жжение, – предупреждает он и начинает обмазывать следы от моих зубов.
Данте даже не дёргается. Он как будто перестаёт дышать, сосредоточившись на заклинании Юстуса.
– Вы что-нибудь чувствуете, Маэцца?
– Нет.
Вздохнув, Юстус отпускает руку Данте и окунает пальцы в ванну, после чего вытирает их о носовой платок с вышитой буквой «Р».
– Я прекрасно понимаю, что, возможно, вы не захотите это слышать, но вам следует уменьшить дозу…
– Я сейчас не спрашивал твоего мнения, Росси.
Юстус продолжает вытирать пальцы об именной платок, хотя я подозреваю, что они уже сухие.
– Когда Мириам проснётся, я попрошу её вылечить вас.
– Нет.
– Она не станет вас заколдовывать, Маэцца.
Сердитое выражение лица Данте красноречиво говорит о том, что он думает о заверениях Юстуса. Будь я на его месте, я бы, наверное, тоже опасалась Мириам. Она, может быть, и согласилась соединить нашу кровь, но почему Мириам не может отменить заклинание, которое она наложила на его род?
Святой Котел, неужели это можно сделать? Несмотря на то, что я отчаянно пытаюсь сбежать из этой тюрьмы, я понимаю, насколько ценным может быть моё нахождение здесь, рядом с Мириам и королём фейри. Он, может быть, и не позволит ей коснуться его, но он не боится моего прикосновения, так как не знает, что моя магия активирована.
Несмотря на то, что вода стекает с волос мне на спину, а воздух наполнен пронизывающим холодом, я уже не чувствую себя замёрзшей.
– Ты боишься её прикосновения, но позволил ей связать нашу кровь?
– Я не боюсь этой ведьмы; я ей не верю. Как и тебе.
Данте начинает наматывать на руку испачканную повязку, но срывает её, издав раздражённый рык.
– Росси, найди мне новую повязку и бутылку какого-нибудь алкоголя.
Алкоголя? Неужели ему так больно, что приходится пить днём?
Глаз генерала дёргается, когда он получает этот ничтожный приказ.
– Могу я передоверить это Брамбилле, чтобы помочь своей внучке надеть платье. На нём слишком много пуговиц.
– Я, конечно, ранен, Росси, но я не калека.
Генерал напрягается.
– Конечно, нет, но у вас идёт кровь.
Данте обхватывает запястье поврежденной руки и прижимает её к золотым доспехам.
– Тогда найди мне, мать его, лекаря!
– Я думал, что никому нельзя заходить внутрь или выходить…
– Значит, я передумал! Лекарь будет весьма кстати.
Гневный голос Данте гремит на всё помещение, отражаясь от низких потолков.
– В крепости моего деда достаточно клеток с лежаками, чтобы разместить в десять раз больше человек, чем мы привели сюда.
Я хмурюсь.
– Юстус твой дед?
– Что?
– Ты сказал, в крепости твоего деда…
– Я имел в виду Косту.
Мои брови взлетают вверх. Поместье Росси принадлежало Косте Регио? Я предполагала, что у большинства фейри есть по несколько домов, поэтому это не должно меня так удивлять. Интересно, когда эту крепость обложили камнем, отпугивающим воронов? Сразу же после постройки?
Данте разрезает воздух поврежденной рукой.
– Чего ты ждешь, Росси? Достань мне чертового лекаря, немедленно!
Юстус так сильно сжимает челюсть, что я слышу, как щёлкают его зубы.
– Я помогу Фэллон одеться.
Данте пытается забрать пышное золотое платье из моих рук.
– Я, вероятно, переоцениваю свои способности, но мне кажется, я в состоянии надеть на себя платье.
– Сбрось полотенце, Фэл. Давай покончим с этим.
Я тяжело сглатываю, но мне не удается отогнать нарастающий внутри меня гнев. Он только перемалывается в небольшой комок и начинает раздражать моё горло.
Ну, почему я не согласилась выйти за Лора сразу же, как только он это предложил?
Ну, почему мне так хотелось пойти к алтарю в окружении нонны и двух моих матерей? Будь прокляты мои романтические желания и я вместе с ними.
Мне уже даже не важно, что Лор хотел ускорить этот процесс, чтобы начать контролировать мою магию. Ну, хорошо, для меня это важно, но только чуть-чуть, потому что я абсолютно уверена в том, что он в десятикратном размере воздал бы мне за всё то, что получил бы от меня в этом браке. Ведь Лоркан Рибав невероятно щедрый.
– Почему ты всё еще здесь, Росси?
Юстус, наконец, приходит в себя.
– Прошу прощения. Я не спал несколько дней, и, боюсь, усталость начала сказываться на моём состоянии.
– Вероятно, тебе стоит вздремнуть вместе со своей ведьмой после того, как ты сделаешь то, о чём я тебя попросил.
Я никогда не считала присутствие Юстуса Росси успокаивающим, но я молюсь о том, чтобы он не послушался Данте. Мне не особенно нравится этот древний фейри, но он знает мой секрет, и по каким-то неведомым мне причинам, всё ещё хранит его.
– Я лягу спать, когда ляжет спать Фэллон.
Взглянув на меня в последний раз, он выходит из ванной. Намерено или нет, но он не закрывает дверь.
Данте подходит к ней, и мне уже кажется, что он собирается уйти, но он этого не делает. Вместо этого он надавливает на почерневшее дерево, и дверь захлопывается.
– Почему ты не оставишь меня одну, чтобы я могла одеться?
Он проходится взглядом по складкам моего платья.
– Ты моя пленница. А у пленников нет привилегий.
– Право, данное нам Котлом, это не привилегия, Данте.
Он приподнимает бровь.
– Это не такая большая просьба, и, если честно, это меньшее, что ты можешь сделать после того, как похитил меня.
– Избавь меня от своих обвинений. Я привёл тебя сюда, чтобы вернуть тебе магию и сделать королевой Люса. Разве это так ужасно?
Он, мать его, шутит?
– Я не хотела становиться твоей королевой.
Несмотря на то, что мне хочется твёрдо стоять на ногах, когда он делает шаг в мою сторону, я пячусь назад. Но моя спина слишком быстро соприкасается с камнем. А Данте… он продолжает наступать. Его радужки сияют истинным гневом.
Дойдя, наконец, до меня, он обхватывает мою шею повреждённой рукой и прижимается губами к моему уху.
– Подумай об Антони, – его голос спокоен, но не его лицо. – Подумай о том, что я с ним сделаю, если ты продолжишь неуважительно относиться ко мне, Заклинательница змеев.
Он нажимает не сильно, но я начинаю задыхаться, словно он передавил мне трахею. Я ненавижу его. Я презираю его. Я хочу нарисовать кровавую петлю вокруг его шеи, но я ничего не знаю о шаббианских заклинаниях.
Его зловонное дыхание с силой бьёт мне в мочку уха в такт словам, которые заглушаются ударами моего сердца. Я не хочу находиться здесь. Я не хочу терпеть Данте. Я не хочу быть за ним замужем.
– Отпусти меня, – хриплю я и толкаю его, но тело Данте точно камень, а моё – как вода.
Он ещё сильнее сжимает моё горло, а его тело стирает то небольшое расстояние, что осталось между нами, прижимая фатин к моей обнажённой коже и наполняя моё сердце отвращением.
Я закрываю глаза и пытаюсь вырвать себя из этой обсидиановой ямы и сбежать подальше от этого отвратительного мужчины. Мою голову наполняют мысли о Лоре, о его нежных прикосновениях, о его чувственном голосе и пьянящем запахе. Я пытаюсь перенестись к нему, как я делала множество раз в прошлом, но куски обсидиана, окружающие меня, ограничивают возможности моего сознания.
Мои мокрые ресницы взмывают вверх, и я вкладываю в свой взгляд всю ту злость, которой переполнено моё сердце. Данте прищуривает глаза и сжимает удавку из своих пальцев. Он говорит мне что-то ещё, но я его не слышу.
Но на этот раз не из-за своего пульса.
Я не слышу его из-за громкой болтовни, которая меня окружает. Я моргаю, и голоса становятся яснее. Я моргаю ещё раз, и лицо Данте сменяется лицами Киана и Джианы.
Что за…
Это не может быть воспоминанием, потому что я никогда не бывала с ними в «Adh’Thábhain». Я опускаю глаза и замечаю руки. Руки, которые прикреплены к моему телу, но не принадлежат мне. Я отрываю взгляд от тонких загоревших пальцев, покрытых розовыми шрамами, и слышу:
– Дело сделано, – шепчет Бронвен на выдохе. – Мириам разблокировала её магию. Дело сделано.
О, Боги, я нахожусь в сознании Бронвен!
Которая всё еще дышит? Неужели Лор не узнал о её участии в моём похищении?
– Позовите Лоркана.
Её поспешные слова заставляют меня отвлечься от всех этих вопросов, и я задерживаю дыхание. Сейчас я увижу Лоркана!
Киан и Джиана моргают и смотрят на меня – на Бронвен – после чего Киан вскакивает с лавки и превращается в ворона. Видимо, чтобы использовать свою связь с Лорканом, которая работает только в этом обличье.
Секунду спустя он снова перевоплощается.
– Ты уверена, что именно Фэллон смотрит сейчас твоими глазами, ah’khar?
– Tà, Киан.
Помещение покачивается, когда Бронвен кивает.
Ещё больше воронов в человеческом обличье сидят за их столом. Я узнаю Кольма и Фиона, приятелей, которые меня охраняли, а ещё владельца таверны Коннора и его сына Рида. И Лазаруса! Гигант-лекарь тоже здесь. Его лицо выглядит беспокойным, а вокруг глаз и рта образовались морщинки.
Рид спрашивает что-то на языке воронов, но мне не удаётся его понять.
Ему отвечает Джиа:
– Бронвен уверена в этом, потому что Фэллон использует её глаза.
И я вижу её в Небесном Королевстве…
Я вижу, что она в порядке…
О, Джиа.
Серые глаза моей подруги перемещаются обратно на Бронвен. Они широко раскрыты и сияют, как серебряные монеты.
– Фэллон наблюдает за нами.
Её слова неожиданно переносят меня в тот день, когда я спросила Бронвен, знает ли она, кто использует её глаза, и древняя провидица ответила «нет».
