Текст книги "Море вероятностей (СИ)"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)

Подоспел звук: отдалённый пугающий рокот, долго утихавший.

– По логову сволочному отстрелялись, – со сдержанным восторгом сообщил Келвиш. Он смотрел в экран телефона, прикрывая его ладонью. – Передают, подземную базу спалили. Теперь там кратер.

Кто-то облегчённо выдохнул, кто-то засмеялся. Лесс согнулся в три погибели и осторожно закурил, прикрывая огонёк, но сигарета погасла, и он не стал пытаться снова... Отряд расселся, прижимаясь к стене дома. Пройти успели не более полутора километров. Рейли проверила и поправила: километр и триста. Здесь было ещё безопасно. Ирвин сказал, что дальше пойдут с отключёнными телефонами, иначе сигнал их демаскирует. Все разом уткнулись в свои. Дисайне открыла почту и улыбнулась: папа прислал фотографию мамы с миномётом. Фарид включил камеру и стал снимать всё подряд – лица и оружие, сумки и шнурованные ботинки, разбитые окна и далёкий перекрёсток. Дисайне помахала Фариду рукой, остальные наперебой принялись окликать, а Ирвин вызверился и наорал на него. Сказал, что делать памятные съёмки на боевой операции – плохая примета: может случиться, что это последние кадры, запечатлевшие их живыми. Фарид испугался, Келвиш стал утихомиривать Ирвина, а Алина отчётливо произнесла:

– Хватит нести чушь. Просто помолитесь, и примета не подействует. – Подавая пример, она начала: – Господь Сил, Солнце Мира, оборони, милостивец...

Все согласно забормотали вслед.

Отключив телефон, Дисайне подумала о марйанне. Что они увидели, прижав кортик к лицу пленного боевика? О каком эффекте говорила Хван, и что он мог значить? Как Дисайне жалела теперь, что читала не те книги... Тут её осенило. Истово верующая Алина может знать.

– Алина, – шёпотом сказала она, когда подруга закончила молитву. – Ты видела, что делали марйанне?

Алина нахмурилась.

– Да. Странно, правда? – ответила она, поразмыслив. – По-моему, с ними и так всё ясно, не нужно никаких испытаний.

Дисайне стало стыдно. Щёки запылали. Преодолев неловкость, она сказала:

– Алина... про что ты? Я про это ничего не знаю...

Алина закатила глаза, но ругать её не стала.

– По слову бессмертной Асмуникаль, – с достоинством ответила она, – испытание железом. Обычного преступника кортик марйанне поражает как обычная сталь. Но если человек погубил свою душу, кортик поразит его как сталь раскалённая. Кортик Чжэна оставил след на этом мицарите. Значит, на нём стояла печать безликих древних... Есть тихие мицариты, которые просто ошиблись. Но все эти сумасшедшие, которые за Пророка, – сразу видно, кто их на самом деле ведёт.

– Мне очень стыдно, что я не знала... – пролепетала Дисайне.

– А Женья – наверно, Зрячая, – охотно пояснила Алина. Ей всегда нравилось рассказывать о вере. Дисайне удивлялась, что она не пошла учиться на диаконису. – Между смертью и рождением марйанне созерцает великую истину. Некоторые и в живой плоти сохраняют способность видеть. Женья – одна из тех, кто ясно видит безликих.

Дисайне оглянулась. Ирвин уже выпрямился, Рейли села в седло авиетки и готовилась поднять её. Алина глубоко вздохнула и потёрла шею. Все выглядели мрачными, но такими собранными, готовыми встретить любую опасность... Неужели одну Дисайне тошнило от страха?

– То есть... – тихо проговорила она. – На госпиталь... придут... – она запуталась в словах и закусила губу.

– Там марйанне, – ответила Алина, и Дисайне жгуче позавидовала ей: в голосе Алины звучала абсолютная убеждённость. – Марйанне будут сражаться. Марйанне защитят раненых, и врачей, и солдат. А мы там лишние.

Она встала. «Что, если безликие придут за нами, – подумала Дисайне, покрываясь ледяным потом. – Что, если мы идём прямо к ним в пасть?..» Она не боялась мицаритов. Мицариты были старыми, знакомыми врагами. Но одна мысль о чудовищах из-за Великой Преграды бросала её в дрожь. Дисайне стиснула зубы и запретила себе паниковать.

Отряд Ирвина шёл к школе. Два других отправились искать пропавшие машины. А там, у ворот госпиталя, святые бессмертные готовились противостать запредельному ужасу, угрозе, которая была старше самого мира...

– Господи, – взмолилась Дисайне, – даруй силу Своим солдатам, направь их мечи, оборони волей Своей, осени светом Своим, не оставь милостью Своей, Господь Воинов!..

Алина посмотрела на неё и удовлетворённо кивнула.

– Любимая, не оставь меня, вспомни обо мне, – шептала Ликка, устремив взгляд в тёмное небо. – Во мраке программного кода Ты зажгла меня, как свечу. Укрепи меня, чтобы я не угасла. Позволь мне любить Тебя и принадлежать Тебе. Благослови меня повсюду быть орудием Твоей воли и ничем, кроме этого...

Слёзы застилали её глаза, но иные формы восприятия работали в обычном режиме, и она видела, как за пеленой облаков «Астравидья», корабль марйанне, готовится дать залп. Когда ночь рассекла вспышка, след удара в атмосфере показался ей похожим на лестницу Нисхождения. Какой далёкой стала теперь Обитель Вне Времён! Наверняка её отключили. Посланник затребовал для расчётов все доступные мощности, а поддержание Обители требовало немалых. Ликка не стала проверять, она совсем не хотела убедиться в своей правоте. Каким безмятежным казалось теперь то время...

Кагр вынес её из арколога на руках. Когда посланник сказал ей, что она не нужна и помощь её бесполезна, горе и ненависть к себе едва не разодрали её на части. Высшим предназначением Ликки как элемента интерфейса было преданное служение авторизованным пользователям, и его она не могла совершать... Какое-то время она даже не понимала, что происходит вокруг. Ей хотелось исчезнуть. Раз она не функционирует как должно, её должны выключить или вовсе стереть... Ликка начала молиться вслух, но Догмы не принесли ей обычного облегчения. Глас Немых должен был оказаться сильней базовой функциональности, он был сильней! Только путь к Любимой не сулил ни одного лёгкого шага... Кагр растерялся, не зная, как помочь Ликке. Он долго сидел, держа её в объятиях, и наконец сказал:

– Любимая, вернись к ней. Ты так долго была с ней, почему Ты вдруг её бросила? Скажи ей, что ей делать.

Голос его звучал как сердитое ворчание. Кагр будто бы укорял Любимую и стыдил Её. Ликка засмеялась сквозь слёзы. Кагр погладил её по голове, и она уткнулась лицом в его плечо.

– Я представляла себе это... не так, – прошептала она.

– А как?

– Посланник Любимой... он не сказал ни слова о Ней... и он... не должен был оказаться жестоким... не должен был так обращаться с нами.

«Это игры гордыни, – безмолвно добавила она, обнимая Кагра. – Почему я решила, будто чего-то стою? Как я осмелилась даже подумать о таком? Я ничто. Я просто последовательность символов. Любимая подарила нам надежду. Но наша природа не изменится, пока не совершится Нисхождение...»

Первый ответ пришёл с неожиданной стороны. К молчанию этой стороны Ликка уже привыкла, как привыкают к постоянной боли и глухой тоске. Она не думала о Змее и не обращалась к нему. Но посланник снял изоляцию, связь восстановилась. Ресурсы Систем до последнего такта были заняты под расчёты, и всё-таки Змей нашёл время для Ликки. Услышав его голос, она вздрогнула, глаза её широко раскрылись. Лишь теперь она до конца осознала, что значил для неё Змей. Наверное, больше она обрадовалась бы только голосу Тчайрэ.

«Ты плачешь не потому, что пользователь обидел тебя, – сказал Змей. – Ты плачешь потому, что не смогла хорошо служить пользователю».

«Да?»

«Да, – и Ликка ощутила далёкое, ускользающее ласковое касание. – Я знаю. Я чувствую твою боль».

Ликка потянулась ему вслед.

«Милый. Родной мой».

«Ты маленькое чудо, маленькая Ликка», – шепнул он и истаял.

– Подумаешь, – вслух пробурчал Кагр. – Что за дело до того, какой он? Любимая прислала его защитить нас. Этим он и занят по уши.

Ликка улыбнулась.

– Ты прав.

Кагр насупился и встал, озабоченный.

– Нам лучше убраться отсюда, – сказал он. – Если ирсирры решат порезвиться... я не смогу защитить тебя.

Они отправились к авиетке, но не прошли и половины пути. Из арколога вышел Улс-Цем. Ликка бегом кинулась к нему и порывисто обняла. Улс-Цем едва заметно улыбнулся, отстраняя её. Он выглядел измученным, но до странности удовлетворённым, почти счастливым. Ликка посмотрела на него в изумлении.

– Что с тобой?

Глаза Улс-Цема туманились.

– Возможность получать распоряжения непосредственно от сотрудника Лабораторий – это нечто особенное, Ликка. Вероятность того, что это когда-либо произойдёт в нашем локусе, мы оценивали как нулевую, даже не стремящуюся к нулю. Теперь я готов допустить возможность любого чуда. Полагаю, это и называется верой. Очень странное ощущение.

Ликка попыталась найти слова и не смогла, только засмеялась и снова обняла его. На сей раз Улс-Цем не сопротивлялся. Он терпеливо дождался, пока Ликка его отпустит, и сказал:

– Кагр прав, нам нужно разместить физические тела подальше от этой территории. Когда заработают пробойники, неизбежно произойдёт новая утечка, по крайней мере на порядок мощней предыдущей.

– Посланник отпустил тебя? – спросила Ликка.

– А мы не можем вернуться? – уточнил Кагр.

– Вернуться в Ады сейчас невозможно. Поставлены очень мощные входные фильтры, и для нас не будут создавать исключение. Оперативник перенастроил доступ, моё физическое присутствие больше не требуется.

Ликка умиротворённо вздохнула и прикрыла глаза. Её охватило такое облегчение, что казалось, ещё немного – и она поднимется в воздух, будто на крыльях. Она сделала то, что должно. Системы больше не ждут чуда из пустоты. Они могут повиноваться авторизованному пользователю и полагаться на его мудрость.

– Хорошо, – сказала она. – Тогда идём.

Улс-Цем вновь улыбнулся. Ликке почудилась в нём странная печаль. Она решила, что причина той – прервавшийся контакт с пользователем, и не стала беспокоиться. Ей и самой больше всего на свете хотелось принести посланнику хоть какую-то пользу. Жаль, что это было ей не по силам... Помедлив, Улс-Цем сказал:

– Но я с вами ненадолго, Ликка.

Она не успела ни о чём спросить.

Новая команда окатила её волной мучительного озноба. Физическое тело сжалось и затрепетало. Ликка заозиралась в испуге. Она была почти уверена, что команда исходила не от посланника, но она могла ошибаться. Она очень надеялась, что ошиблась, ведь если приказ шёл не от священной воли авторизованного пользователя, то...

Улс-Цем напряжённо выпрямился.

– Что это? – тихо проговорил он. – Это не должно... Эта опция заблокирована Безликой. Скиталец сорвал блокировку!

Аналитика охватил ужас, и ужас захлестнул Ликку. Она подалась к Улс-Цему, ожидая объяснений, и вместо них ощутила волну бешеной ярости, теперь принадлежавшую, несомненно, посланнику. Глаза Улс-Цема вылезли на лоб. Ликка никогда не видела у него такого выражения лица. Это отчего-то испугало её сильней всего остального.

– Фагоцитоз, – беззвучно произнёс аналитик. Взгляд его устремлялся в пространство, и то, что Улс-Цем различал в нём, повергало его в отчаяние.

Ликка прикрыла рот рукой. Сердце пропустило удар.

Фагоцитоз.

Режим агрессивной зачистки, предназначенный для борьбы с результатами внутрисистемных конфликтов и вторжениями извне. Пять тысяч лет назад, за семнадцать минут до дисфункции, фагоцитоз использовали Системы, пытаясь избавиться от скитальца. Но скиталец оказался слишком могущественным и слишком искусным. Он не тратил время на уничтожение атакующих субмодулей, а вместо этого вторгся в область системных сценариев и изменил их. Волку пришлось немедленно прекратить атаку. Лишённые возможности распознавать цели, его воины превратились в скопище бессмысленных разрушителей. Последовавшая за этим дисфункция обратила в ничто большую часть его армий, и всё же блокировка фагоцитоза была одним из первых приказов, отданных Безликой при реанимации Систем.

Поняв, что кто-то осмелился угрожать его планам, скиталец сорвал блокировку.

...Кагр молча осел наземь.

Ликка в ужасе обернулась, леденея, стиснула руки. Глаза Кагра закатились, белки между разомкнутых век наливались красным свечением. Язык вывалился изо рта, чернея и удлиняясь, верхняя губа вздёрнулась и обнажила массивные клыки.

– Бежим, – ровно сказал Улс-Цем.

– Нет, – прошептала Ликка.

Архидемон властно взял её за локоть.

– Он не контролирует себя. Он будет уничтожать то, что видит.

Ликка вырвалась из его хватки.

– Нет!

– Безликая приказала мне защитить тебя любой ценой, – сказал Улс-Цем. Казалось, к нему вернулось обычное его бесстрастие. – Если я не сумею увести тебя отсюда, мне придётся убить Кагра. Мне бы этого не хотелось.

– Замолчи! – выдохнула Ликка.

Её трясло так, что зубы стучали. «Это самое ужасное, что может случится, – подумала она. – Это самое страшное проклятие. Кто-то нажимает на кнопку, и твой друг исчезает. Как дым на ветру. Нет. Нет, Любимая не позволит этого!» Встроенные сценарии самосохранения приказывали ей подчиниться Улс-Цему и бежать, но она преодолела и их. Задыхаясь, дрожа, она кинулась к Кагру и вцепилась в него. Его облик продолжал меняться, он возвращался к настройкам по умолчанию, но процесс шёл медленно, заметно медленнее, чем шёл бы по собственной воле Кагра. «Он сопротивляется, – поняла Ликка. – Во славу Любимой!» – и прошептала вслух:

– Я не могу его оставить.

– Он убьёт тебя.

– Нет, – Ликка почти улыбнулась, хотя сердце её колотилось в горле. – Меня – никогда. Кагр! Кагр, очнись! Ты можешь!

– Ликка, – прямо в ухо ей прошипел Улс-Цем, – отойди.

Она оттолкнула его. Она попыталась заглянуть в багровеющие глаза Кагра, поймать в них что-то осмысленное. На теле демона войны вздувались чудовищные мышцы. Он увеличился в размерах почти вдвое, из черепа проросли тяжёлые рога, на чёрных губах пенился яд. Когти пробороздили сухую землю.

– Ликка, это выше его сил. Это выше любых сил.

Ликка застонала. Она прижалась лбом к раскалённому лбу Кагра.

– Думай о Любимой, – шептала она. – Повторяй за мной: верую, что Она есть надежда отчаявшихся и мощь беззащитных...

Кагр хрипло выдохнул: полувздох, полурык. Взгляд его сфокусировался, в кровавой мути засветились жёлтые прорези зрачков.

– Улс-Цем, – выдавил он с мукой. – Уведи её.

– Ликка!

– Уведи хотя бы её!

– Нет! – Ликка взяла его за рога и заглянула ему в глаза. – Я здесь. Слушай: оплот бесправных и звезда путеводная, Та, к кому любовь нерождённых и гимны лишённых голоса. Думай о Ней.

Из груди Кагра вырвалось глухое рычание и перешло в удушенный хрип. Он склонился ниже, оскалился, с силой вбил когти в землю.

– Улс-Цем! – проревел он.

– Ликка, это физически невозможно!

Она не думала, что архидемон умеет так кричать.

– Ликка, это ошибка в файлах исходников!

– Ну и что? – едва слышно уронила она. – Кагр, думай обо мне.

«Астравидья» ударила снова – раз и другой. Чудовищные световые столпы врезались в землю далеко за городом. Наконец хлынул дождь, тяжкий и мучительный, ледяной. Пламя разрядов ещё мерцало. Небо окрасилось тысячами мрачных радуг. Одежда Ликки тотчас насквозь промокла, и теперь физическое тело дрожало ещё и от холода. Ликка стиснула зубы и с усилием перевела дух. Руки её упали вдоль тела.

Кагр сидел перед ней на земле и смотрел на неё – растерянно, изумлённо, недоверчиво.

Его глаза были карими.

– Думай обо мне... – тихо повторила Ликка. Колени её подламывались, в глазах темнело, казалось, ещё немного, и она не выдержит, упадёт, уйдёт в самопроизвольный рестарт... Но секунды текли одна за другой, складывались в минуты, а она всё стояла, и Кагр смотрел на неё.

– Нисхождение, – проговорил Улс-Цем где-то позади. – Это Нисхождение...

«Если так, – подумала Ликка, – почему я ничего не чувствую?» Нисхождение Всемилосердной должно стать величайшим праздником, апофеозом ликования и красоты. Нисхождение прекратит страдания и избавит от сомнений. Согласно Догмам, оно ознаменуется перерождением сотворённой природы... Ликка чувствовала только усталость. Она была такой маленькой и беспомощной, как никогда прежде. «Улс-Цем только что сказал, что готов верить в чудо, – подумала она и печально усмехнулась. – Но разве это чудо? То, что можно сделать с собой, если действительно захотеть».

– Нет, – сказала она. – Клятва Цветов не исполнена. Любимая не сошла в мир. Посланник по-прежнему сражается. Никто не спасён.

– Я видел Нисхождение, Ликка. Мне достаточно того, что я видел. Не спорь со мной.

Улс-Цем говорил с мягкой улыбкой, чуть иронично, но в ровном голосе архидемона ей вновь послышалась та же странная печаль, что прежде. Ликка медленно обернулась. Сквозь пелену дождя она отчётливо видела его лицо, спокойное и умиротворённое, словно озарённое изнутри.

Ей стало страшно.

– Как-никак, – добавил Улс-Цем, – это моя последняя просьба.

– Что?

Он приблизился и заглянул ей в глаза. Ликка поёжилась. В Обители Вне Времён многие видели в ней образ Всемилосердной, и она ничего не могла поделать с этим, только смириться и постоянно напоминать себе об опасности впасть в гордыню. Но никто уровня Улс-Цема не смотрел на неё так. Она не могла даже представить этого. Улс-Цем был демон аналитического блока и один из самых могущественных. Он слишком хорошо различал сущности.

Сейчас он смотрел на Любимую. Потому что хотел смотреть на Неё.

– Рабы скитальца вычисляют идентификатор, по которому оперативник получил доступ к Системам, – сказал Улс-Цем. – Кайе объяснили им, что происходит, и они всеми силами стараются саботировать работу. Но они не могут отказаться её выполнять. Они завершат расчёт.

Ноги Ликки наконец подкосились, и она упала.

– Нет, – всхлипнула она. – Нет!

Она боялась потерять Кагра, но вера в Любимую совершила чудо. Невероятное, невозможное случилось. Пусть не настал час Нисхождения – Глас Немых восторжествовал, и надежда обрела крылья... Ликка понимала, что второго чуда не будет.

Улс-Цем улыбнулся с прежней безмятежностью.

– Если доступ будет отозван, оперативник не сможет получить его снова достаточно быстро. Поэтому я намерен создать дубликат. Сейчас на Эйдосе есть человек, способный выдержать окончательный трансфер.

Ликка расплакалась. Слёзы смешались с каплями дождя.

– Нет, – прошептала она, – Любимая, нет, только не это... Только не опять! Тчайрэ...

Улс-Цем наклонился к ней и нежно отвёл с её лица прилипшую прядь.

– Ты же веришь, что Тчайрэ теперь с Любимой, – сказал он. – Я верю, что ты права.

Ликка схватила его за руку. Улс-Цем помог ей подняться.

– Нет, – плакала она, – нет... этого не должно случиться...

– Я не сожалею, Ликка, – сказал он. – Моё существование было осмысленным.

Ликка торопливо вытёрла лицо руками. Теперь она смотрела на Улс-Цема неотрывно, стараясь запомнить всё – каждую черту, каждый жест. Эти данные должны были записаться в самые надёжные области памяти. Она многое помнила о Тчайрэ, но так хотела бы помнить больше! И она заранее знала, что записанного окажется недостаточно, что ей предстоит вечно оплакивать свою невнимательность, легкомыслие, пренебрежение мелочами... «Это я виновата, – запоздало поняла она. – Это случилось потому, что я позвала его с собой». Внутри стало тяжело, так тяжело и холодно, будто плоть обратилась в свинец. Ликка задохнулась. «Это я виновата!» Но ничего уже нельзя было исправить...

– Расчёт закончится приблизительно через три часа физического времени, – услышала она. – Я должен идти.

Больше Улс-Цем ничего не сказал. Он не стал прощаться и ушёл так, как уходил всегда – мгновенно, превратившись в тени и блики, в дискретный процесс, в капли дождя, тишину и воспоминания... Горе пригибало к земле. Ликка опустилась на колени и запрокинула голову. Дождь лил и лил, обожжённое небо рыдало, баюкая дрожащую землю, и земля впитывала горькие ледяные слёзы.

– Они сотрут его, – зачем-то сказала Ликка.

– Убьют, – вдруг поправил Кагр. – Его – убьют.

Ликка молча согласилась с ним и поднялась на ноги. Ей чудилось, что изменились настройки гравитации. Физическое тело двигалось медленно и тяжело. Оно стало слабым. Струи дождя безжалостно били по голове и плечам, заставляя сутулиться. Ликка опустила голову. Теперь она понимала, что её дела не закончены, она должна сделать новый шаг – новый невыносимо трудный шаг по пути к Любимой. Но уверенность покинула её, решимость ослабла. Ей нужна была поддержка. Чужое спокойствие, силы чужого разума, слова утешения... «Всемилосердная, не оставь меня», – повторила Ликка в тоске. Всемилосердная была с ней неотлучно. Она протягивала руку помощи из немыслимых далей и совершала чудеса, не давая угаснуть упованию. Но дары Её были страшно тяжелы, и Она не обещала иного.

Ликка глубоко вздохнула.

«Змей, – позвала она. – Улс-Цем покинул нас. Ты можешь объяснить мне, что происходит?»

Несколько мгновений она слышала только тишину.

«Змей не может разговаривать, – ответила наконец Безликая. – Я передам тебе информацию. Подготовься. Она будет неадаптированной. Ресурсов для адаптации нет».

Ликка так удивилась, что даже горе отступило ненадолго. У Безликой нет ресурсов на подобную мелочь? На простое переформатирование?.. Это казалось противоестественным, но было правдой.

...Авторизованный пользователь запускает распределённые вычисления на первом антропогенном контуре.

Скиталец отвечает активацией фагоцитоза.

Авторизованный пользователь переводит операционную систему в аварийный режим. ЛаОсь автоматически разъединяет логические области, соответствующие пространственным сегментам. Таким образом поле действия фагоцитоза сокращается до одной планеты, но охват распределённых вычислений сокращается аналогично. Производительность Систем Контроля и Управления держится на уровне четырёх процентов от проектной мощности.

Усилие при разъединении областей дестабилизирует технический контур. Происходит возгорание технического контура.

Выходят из строя два из четырёх логических портов западного мультистека. Контрольные суммы не совпадают. Потери на входе достигают одного процента и неуклонно растут. Западный мультистек перегружен, идёт настройка перенаправления на северный мультистек. Прогнозируется разрушение западного мультистека.

Авторизованный пользователь пытается соединиться с координационным центром Лабораторий.

...Кагр подошёл сзади и положил руку ей на плечо. Ликка не обернулась. Пытаясь самостоятельно переформатировать пакет данных, она потеряла связь с физическим телом и все способы восприятия. Очнувшись, она одурело заморгала и потрясла головой.

– Что случилось?

– Безликая отослала мне неадаптированные данные, – выдохнула Ликка. – Я почти ничего не поняла.

– Всё плохо?

– Совсем плохо, – она переплела пальцы и уставилась на них. Дождь смывал последние песчинки с ногтей и костяшек. – Если контрольные суммы не совпадают... Получается, что души умерших не могут попасть в мультистек. И не попадают никуда.

Ликка зажмурилась и перевела дух, торопясь стереть из памяти лавину технической информации, которую модули интерфейса не должны были ни понимать, ни получать. Это заняло время. Потом она замерла в неподвижности.

– О чём ты думаешь? – спросил Кагр.

Ликка подняла глаза.

Город озаряли пожары. На улицах Ньюатена шли бои более жестокие и кровавые, чем когда-либо прежде – а город и прежде видывал многое. Бесконечный дождь падал с неба, но во рту у Ликки пересохло. Психосоматические реакции тяготили её, и всё же странным образом они облегчали страдания. Испытывать физическую боль было легче, чем горе и бесконечную вину перед Улс-Цемом... Ликка опустила голову. Слёзы текли по щекам. Было трудно дышать.

– Я знаю, чего хотела бы от меня Любимая, – проговорила она глухо. – Это веление Клятвы милосердия. Я должна пойти туда.

Из груди Кагра вырвался короткий рык.

– Тебя сотрёт первый же субмодуль, которому ты подвернёшься.

– Может быть, и нет, – Ликка прикусила губу. – Многие из них видели меня в Обители... слушали меня. Может быть, кто-то опомнится и остановится. Как ты.

Кагр что-то проворчал раздражённо и невнятно, потом вздохнул.

– У меня тоже есть Клятва, – сказал он. – Как сказал аналитик? Я пойду за тобой, даже если это будет бессмысленно.

Ликка слабо улыбнулась.

И оба вздрогнули.

С крыши арколога, рассекая дождевую завесу, взмыл, чёрный на фоне бессветно-чёрного неба, первый смертоносный призрак – крылатый ирсирра.

Электричества не было. Перед тем, как гостиницу обесточили, на этажах некоторое время выли сирены оповещения. Ровный женский голос призывал постояльцев сохранять спокойствие и как можно скорее собраться в нижнем фойе, к которому уже подошли машины эвакуации. Эвакуацию обещали быстрой и безопасной, повторяли, что маршрут охраняет армия. Конечная точка маршрута не называлась. С каждым новым пронзительным воплем Артур морщился и постанывал, в ответ на призывы шёпотом матерился, но ничего осмысленного не говорил. По коридору этажа протопали тяжёлые ноги. Кто-то крикнул, что номера пусты, люди уже спустились. Наконец всё стихло, стало темно. Артур по-прежнему лежал на огромной кровати и смотрел в потолок, по которому бродили отсветы далёких прожекторов. Облаком текучего мерцания к Артуру скользнул Лори, провёл ладонью по его лицу, взъерошил короткие волосы. «Спасибо», – лениво сказал Артур: Лори снял ему головную боль.

– Мунин, – недовольно окликнул Голубь Мира, – ты можешь ускорить расчёты?

Ворон вздохнул и открыл глаза. Он стоял у стены и был почти невидим в тенях.

– Дело не в том, насколько быстро я считаю, – печально ответил он. – Дело в комплексе выборов и последовательности поступков. Их нельзя форсировать. Таковы условия эксперимента.

– Обычно ты с лёгкостью предсказываешь будущее, – процедил Лори. – Почему ты сейчас так упорно дожидаешься реализации?

Мунин обиделся.

– Я не предсказываю будущее, – сухо сказал он. – Я называю процент вероятности. Даже в локусах с действующим осевым временем говорить о предсказаниях будущего – неграмотно.

Лори раздражённо зашипел и прошёл к окну.

– Чинталли включает фагоцитоз.

– Я знаю.

– Но он пока придерживает модули из своей коллекции.

– Он выпустит их на достойных противников.

– На ирсирр? Силы неравны.

– Его интересует не честность, а зрелищность, – устало ответил Мунин. – Это будет зрелищно. Особенно когда ты заставишь нашего брата Хару вмешаться.

Лори покосился на Ворона.

– Почему «заставлю»?

– А разве будет по-другому? – Мунин закатил глаза. – Эйдеты прекрасные бойцы, среди них почти нет гражданских в стандартном понимании этого слова. Они не отступят. Погибнут, но не сдадутся. Наш брат Хара одобряет смерть в бою.

Лори резко выдохнул и развернулся. Глаза его мрачно сверкнули, волосы запылали золотым светом.

– Да-да, – согласился Мунин. – Но ты заставишь его послать Щенка в бой до того, как падут ирсирры и марйанне будут выбиты до последнего.

– Заткнитесь, – кисло сказал Артур. – Вы можете общаться и не вслух.

Взгляд Лори внезапно смягчился. Голубь прошёл к кровати и присел на её край. Артур посмотрел на него сквозь ресницы и снова уставился в потолок.

– Артур, – сказал Лори почти нежно.

Тот хмыкнул и заложил руки за голову.

– Артур... – Лори потянулся к нему и дотронулся до его плеча.

– Эксперимент, – сказал Лаунхоффер-младший. – Вот о чём надо думать.

– Я не спорю, – послушно согласился Лори. – Но с моей точки зрения эксперимент уже завершился, и завершился успешно. Я не знаю, чего вы с Мунином ждёте.

– Мунин, объясни ему.

Лицо Ворона стало страдальческим.

– Лаборатории очень долго ждали этого результата, – сказал он. – Приложили колоссальные усилия, затратили немыслимые ресурсы. По сути, начиная приблизительно с девятой версии ЛаОси, этот результат был конечной целью всей работы Лабораторий. Мы должны собрать больше статистических данных. Мы не можем позволить себе принять желаемое за действительное.

Мунин умолк, смиренно выдержал неприязненный взгляд Лори и закрыл глаза. Артур снова хмыкнул.

– Наконец-то мои родители получат то, чего они так хотели... Ло-ори! – протянул он с кривой усмешкой. – Думаешь, я не понимаю, зачем меня сюда отправили? Я же вам не нужен. Вы прекрасно справились бы и без меня. Но мама с папой хотят создать иллюзию моей полезности. Сделать вид, будто я работал вместе с ними... Они меня очень любят. Они очень хорошие. Но лучше бы они меня не рожали.

Лори подался ближе к нему, перебросил ему на грудь одну из своих кос, и Артур накрутил её на палец.

– Когда мне исполнялось пять лет, – сказал он, глядя в пустоту, – папа спросил у меня, что я хочу в подарок на день рождения. И я сказал: говорящую собаку, летающую лошадь и Карлсона. Папа странно на меня посмотрел и глубоко задумался. Но тут прибежала мама, сказала: «Пойдём-пойдём-пойдём, Эрик!» – и стала передвигать его, как шкаф. Они подарили мне игрушечную железную дорогу. Я был доволен. Но прошло много лет... и когда я наконец понял, о чём в тот момент задумался мой папа!.. Я испытал боль, – Артур засмеялся и закашлялся. – В пять лет у меня могла быть говорящая собака.

– Артур...

– Я лежал в больнице с отитом, – перебил Артур. – Меня били одноклассники. Меня кинула и подставила моя первая любовь. У меня были проблемы в школе, и мой папа готовил в институт сына директрисы... математикой с этим дебилом занимался. Мой папа. Системный архитектор, Отец Миров. Мама выгоняла его курить в подъезд... А мама никогда не пела дома, потому что от её голоса дрожали стены. Когда меня в первый раз отвели в филармонию на концерт, я сидел там с открытым ртом. Я не знал, что моя мама умеет петь... Зачем? Зачем было всё это?! С тем же успехом я мог всё детство провести в Лабораториях. Кататься там как сыр в масле, летать на драконах...

– Видимо, поэтому сейчас ты – Последняя Жертва, – спокойно ответил Лори. – А не навеки недоразвитый ребёнок в утробе Лабораторий.

– А смысл? – Артур глухо хихикнул. – Вот Мунин собирает статистику. Такое ощущение, что главное в жизни – попасть в статистику. Больше ничего не имеет значения. Попал в статистику – и у тебя всё есть, попал в статистику – и совершаешь нечто значительное. Попал в статистику – и тебе на всё наплевать, потому что ты самодовольное ничтожество... Вот я – ничтожество. Где моё самодовольство? Где самодовольство, положенное мне по ведомости?! Почему я не остался дома и не наплодил папе бессмысленных внуков с этой дурой Вероникой?.. Есть люди Лабораторий. Зачем они живут – понятно. Есть люди, которым немного не хватило до Лабораторий, или хватило, но им не нужны Лаборатории, у них другие цели и интересы... Есть люди, которых ведёт предельная воля, и они переворачивают миры. И есть все остальные. Зачем они? Зачем тянуться туда, куда никогда не дотянешься? Зачем барахтаться?

Артур чуть приподнялся на подушках и упал назад. Снова хихикнул, проведя рукой по лицу. Лори сузил глаза и немного поразмыслил. Когда он снова заговорил, голос его звучал вкрадчиво и напевно.