Текст книги "Море вероятностей (СИ)"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

– Мне кажется, это правильно, – помолчав, сказал Тэнра.

Рот Васи исказился в кривой усмешке.

– Может быть. Но не по той причине, которую ты подразумеваешь. Ничего не бывает просто. Даже то, что я просто об этом подумал... Ладно. – Он откинулся на спинку дивана. – Сейчас у меня нет ни малейшего представления о том, чего хочет Чинталли. Чем они собираются заниматься там, втроём. Они могут... да хоть просто уйти отсюда. Но на это надеяться не стоит, – Вася глухо хихикнул. – Остаётся только ждать. Когда восстановится связь с Лабораториями, я всё-таки попробую кого-нибудь позвать и попросить помощи.

Тэнра положил руку ему на плечо. Вася хихикнул снова, почти истерически.

– Может, им станет интересно, – сказал он. – Может, какой-нибудь инженер решит, что это занятная задачка – починить локус, где разгулялись сразу три хакера. Тогда, может быть, они помогут. А пока я просто сижу тут и стараюсь минимизировать ущерб... Если бы я только мог залогиниться!

– Вася, а это действительно невозможно? Ты уверен, что попробовал всё?

– Я уверен, что бьюсь лбом в стенку рядом с открытой дверью, Тэнра, – Вася со свистом втянул воздух сквозь зубы. – Я неудачник. Я недоделок. Я совершенно некомпетентен. Всё, хватит. Спасибо, что выслушал. Я больше не буду ныть. Мне надо подумать.

Тэнра кивнул и ушёл – так же неслышно, как появился.

Вася лёг на диван и завернулся в плед.

На самом деле думать о ни о чём не хотел. Он уже измучился, размышляя над задачами, к которым не мог подступиться. Это была ещё одна безвыходная ситуация, в придачу к той, в которой они оказались: разум его бился, как в клещах, между двух неразрешимых проблем, и в этом беспомощном трепыхании таяли невеликие Васины силы. Он старался не вспоминать о Цинкейзе или хотя бы думать о ней как о враге, хакере, скиталице рядом с чудовищным Чинталли. Он понимал, что если даст волю чувствам, то просто потонет в слезах и соплях и станет окончательно бесполезен. Цинкейза промелькнула, как золотая грёза, и исчезла. На этом всё.

А второй проблемой был сам Чинталли и угроза, исходящая от него. Полохов не знал, что с этим делать. Он рассчитывал на мощности Кайе и на советы Цинкейзы, а теперь опять остался один.

От усталости его клонило в сон. Не мешали даже солнце и ветер. Что-то подсказывало ему о приближении нового приступа болтанки, но это Васю даже радовало. Ощущения при болтанке бывают самые паршивые, но ливень избыточной информации способен встряхнуть мозги, дать возможность по-новому посмотреть на проблемы. Хуже ему уже не станет, а если повезёт, придут какие-нибудь идеи.

Вася закрыл глаза. Заснул он быстро, и какое-то время просто спал, без всяких видений.

Потом ему приснилась Цинкейза.

– Ну, ничего вам особенно не грозит, – насмешливо говорил Аспирант. – У Аналитика нет приказа вас атаковать. Перекантуетесь пару вечностей в каком-нибудь углу, двинетесь умом немножко. Это полезно, это расширяет горизонты. Один такой провалился куда-то, искали его, нашли через тысячу лет субъективного времени: он пел песенку и прыгал на одной ножке. Так до сих пор и прыгает.

Ворон, сидевший у Аспиранта на плече, сказал:

– Даниль.

– Что? – сказал Аспирант.

– Не надо. Мне не нравится, когда из меня делают зло.

– Твоё мнение бесконечно важно для меня! – воскликнул Даниль.

Перед ними стояли студенты, первокурсники Института, бледные и подавленные. На Аспиранта они смотрели враждебно. Вася узнал несколько лиц. Эльвира ничуть не изменилась с тех пор, она выглядела такой же уверенной и холодной, какой её помнил Вася. Рядом с ней с ноги на ногу переминалась Цинка – испуганная, со скромной причёской. Высоченная рыжая Инмаркамер побелела так, что даже прыщи стали серыми. Фир Ле Саон озирался с таким видом, словно не понимал, где находится.

Ворон-Аналитик на плече у Аспиранта был, по всей видимости, одной из минимально вырожденных копий. Или даже подлинником.

– Не верьте ему, – сказал ворон студентам. – Он так шутит.

– Дурак! – возмутился Даниль. – Они не станут бояться и не станут концентрироваться. Всё насмарку.

– Я не обещал, что будет легко.

– В следующий раз, – проворчал Даниль, – я замотаю тебе клюв изолентой. Или заткну этим... шариком для сексуальных игр. Тебе не понравится.

– Кар, – очень укоризненно сказал ворон.

– Что кар? Что кар?! – возопил Даниль. – Мало ли кто кар? Я, может, тоже кар!..

Картинка сменилась.

Теперь почему-то говорил Фир Ле, уже спокойный и полный достоинства, ещё не инженер Лабораторий, но уже не взъерошенный новичок.

– Ты понимаешь, у нас теперь новая традиция: ронять первокуров в сознание Аналитика и ждать, в каком виде они оттуда вылезут. Зачем это делается? А затем, что в Море Вероятностей нет более агрессивной среды, чем разум аналитического супермодуля. То бишь, конечно, в Море всё есть, но искать аналог придётся так далеко от хайлертовой границы, что ни один вменяемый человек туда не полезет. Там уже не гуманитарные вселенные, там людей вообще нет. Не нужно нам туда. Так вот: внутри Аналитика непрерывно какая-то движуха происходит. Мерность пространства меняется, время задом идёт, субреальности моргают, вектор гравитации скачет. Ерунда неведомая копошится, щупальца какие-то шурудят. Короче, укачивает там сильно и тошнит всех. А куратор тянет направляющие. То есть он должен это делать. Но направляющие бывают разные. Ворона делает тропинку с перильцами. Старик – вообще крытую галерею: идёшь такой пафосный, смотришь на буйство стихии как белый человек. А Аспирант нитку даёт. Вот просто нитку, и всё. Ползи вдоль. Я ему говорю: Даниль, тут девушки, им плохо. Мы первокуры, нам перильце положено! А он и отвечает: кто ноет, тому положено в два раза быстрее. И всё в два раза быстрее... Я блевал.

Вася ему посочувствовал. Но Фир Ле Саон давным-давно закончил Институт. Он работал в команде главного инженера Лабораторий.

Во второй раз картинка сменилась так резко, что Полохов вздрогнул.

Он снова оказался на Эйдосе, в Ньюатене, и не мог понять, куда сдвинулся по временной линии, и сдвинулся ли. Неужели он действительно спал так долго? Стояла глубокая ночь. Бесплотный, умалившийся до абстрактной точки, всевидящий, Вася парил в тёмном небе между двумя звёздными морями, природным и рукотворным. Ярко освещённый городской центр под ним выглядел завораживающе красивым. Неподалёку от Башен Эйдоса, над проспектом Первооткрывателей летел на седловой авиетке толстый парень и разговаривал по телефону. Этого парня Вася никогда прежде не видел, но болтанка немедля снабдила его всеми фактами, какие он хотел и не хотел бы знать о Ласвеге Джеве.

– Да, – говорил Ласвег, – я продаю байк... Конечно, жалко! Я его два года вручную собирал, языком облизывал, второй такой машины на Эйдосе нет! Вообще нигде нет! Конечно, я хотел его взять на Землю. Но ты представляешь, сколько это места в багаже и сколько оно стоит? Оно стоит как квартира! Мы с мамой на багаже решили экономить. Всё, что можно, в деньги перевели. В общем, я продаю байк, это очень срочно. Мы с мамой валим отсюда в ближайшие дни. Мне повестка пришла! На курсы молодого бойца. С последующим зачислением. В Первую Ньюатенскую добровольческую бригаду. Вот как мне это надо! – Ласвег резанул себя ладонью по горлу.

В этот момент на багажник его авиетки упало сверху что-то цепкое и тяжёлое. Машину сильно качнуло, она зарыскала, но тюнинг у Ласвега был взаправду хорош, и авиетка быстро выровнялась. Скорчив рожу, Ласвег обернулся.

На хвосте его байка сидел какой-то мужик.

Молодой парень, почти мальчишка, тощий и бледный, как смерть. Он неприятно ухмылялся. Во рту поблёскивали длинные кошачьи клыки. Ласвег так ошалел, что ничего не мог сказать и только судорожно икнул. Посреди неба! На быстро летящей авиетке! Какая-то загробная тварь!..

– Хорошая у тебя машина, – сказала тварь и разулыбалась ещё шире. – Мне нравится.

– Ты кто? – почти беззвучно выдохнул Ласвег.

– Что именно тебя интересует?

Тварь скалилась. Тварь подалась к Ласвегу, и он отшатнулся. В свете ночных огней меловая ровная кожа твари казалась ещё белее, а запавшие тёмные глаза – ещё черней.

– Опыт говорит нам, – продекламировала тварь, – что можно потерять крылья, меч, силу и самую жизнь, но одно всегда остаётся с нами: это мастерство.

– Да откуда ты взялся? – Ласвег застонал.

– Из тьмы, – доверительно сообщила тварь. – Мне кажется, это очевидно. Значит, так: сегодня я добрый, поэтому можешь выбирать. Либо ты сходишь со своего байка прямо тут, – для наглядности тварь показала на улицы в сотне метров внизу, – либо я тебя съем.

– Чё? – тупо сказал Ласвег.

Кошачья пасть твари открылась в беззвучном смешке.

– Ну, не целиком, – признал Кенсераль, придирчиво осматривая жертву. – Ты толстый. Кстати, красивая куртка. Это, вроде, называется «косуха»? Раздевайся.

– Чё?!

– Она мне тоже нравится, – пояснил ирсирра. – Заберу себе. Если кровью заляпаю, обидно будет.

– Что за?.. – выдавил Ласвег.

– Я презираю трусов, – ухмыляясь, сообщил Кенсераль, – всегда осуждаю их и по мере возможности расчленяю.

Тут Полохова потащило из картинки назад, с такой силой и скоростью, что он ощутил себя тараканом, смытым в канализацию. Вася отчаянно забарахтался. Он отлично знал, что болтанку невозможно контролировать, но не пытаться не мог. Это было что-то инстинктивное, если у бесплотного существа могут оставаться инстинкты. Напрягая разум и волю, Вася вдруг понял, что у болтанки есть смысл. Смысл был не внутри картинок, а вне их, неочевидным образом связанный с порядком их последовательности. Каждое видение было словом – словом того языка, на котором говорили в Лабораториях.

Не сказать, чтобы Вася раньше об этом не догадывался. Проблема понимания сводилась к тому, что язык Лабораторий, как и любой язык, не был простым набором слов. Вася кое-что знал о нём, он пытался учить его, когда проходил стажировку, но безуспешно. Головокружительно сложные синтаксические конструкции состояли из многоуровневых эллипсисов. Чтобы оперировать ими, требовалось обладать колоссальными ресурсами интеллекта и памяти – такими, как у людей Лабораторий.

И всё-таки, кажется, он начинал что-то понимать.

В следующий миг Вася обо всём забыл. Он увидел Ледрана и обрадовался ему, как родному. Если в контексте болтанки могло случиться приятное видение, то это было именно оно. Ледран сидел за столом в своей библиотеке, пил чай и просматривал какие-то файлы. Тихо потрескивали факелы на стенах, в сумеречных коридорах бродили болотные огоньки. На высоких стеллажах глухо и обиженно бормотали книги, которые никто никогда не открывал. Черепа чудовищ смотрели на Ледрана провалами тёмных глазниц. «Ледран!» – мысленно позвал Вася, улыбаясь. Координатор его, конечно, не услышал, но на душе всё равно стало полегче. Ледран был до слёз привычный, милый и уютный, словно огромный плюшевый медведь.

Дверь отворилась. Вошёл светловолосый человек, худой как водомерка, очень бледный и очень высокий – по плечо гиганту Ледрану. Когда он повернул голову, Вася увидел его глаза – тоже светлые, зеленоватые и какие-то стеклянные. Ледран заметил гостя и в панике вскочил, вытягиваясь по стойке смирно. Кресло его упало с грохотом. Гость посмотрел на Ледрана с недоумением. В открытую дверь за ним вбежала огромная белая кошка. «Ящер!» – понял Вася и запаниковал сам. Он бы тоже встал навытяжку, если б мог. Он уже видел Ящера во время болтанки, но в тот раз системного архитектора окружало сияние и выглядел он величественным до жути, так что сейчас Вася его едва узнал.

– Что вы, в самом деле, Ледран, – сказал Ящер. – Вы мне не денщик. Я вам не генерал. Зачем вы так ко мне обращаетесь? Я себя неудобно чувствую.

– И-извините, – сказал Ледран и суетливо поднял кресло.

– Я хотел спросить. Вы не видели моих студентов? Они могли к вам зайти сегодня.

– А вы взяли поток?

– Я взял кафедру. Есть несколько ребят, на которых я возлагаю надежды.

– Радостно это слышать, особенно от вас!

– Так они заходили?

– Я не видел, – Ледран развёл руками, – а я постоянно тут.

– Ясно, – ответил Ящер. – Опять чай пить сели, сквернавцы.

Он сощурился и посмотрел чуть вкось.

– А, нет, – уточнил он. – Чей-то проект обсуждают. Пусть работают. Молодцы.

С тем он повернулся и ушёл, не попрощавшись, и кошка убежала за ним. «Интересно, когда это было, – подумал Вася. – Кого он имеет в виду? Может, тот самый поток Цинкейзы?.. Блик! Какой же он страшный. Вроде бы незлой был, ничего такого не сказал, а страшно стало до дрожи». Васе вспомнилось, как Ящера описывала Уфриля: «Человек какой-то, сигаретку бычкует за батареей, свитер у него с дыркой, и дородности в нём недостаточно. Но все его боятся, потому что он действительно очень страшный». Вася зябко передёрнул бесплотными плечами.

Следующее видение пришло так тихо, что он едва заметил смену кадра; картинка скользнула и раскрылась, будто страница на мониторе. Она действительно казалась менее реальной. Как если бы Вася видел не сами события, а их высококачественную запись.

Аурелас Урса сидел за широким столом, и за его спиной, за панорамным окном зеленоватого стекла открывался вид на утренний Ньюатен – с высоты птичьего полёта, с высоты Башни Генштаба. Волосы у предводителя марйанне были ярко-сиреневые, а в ушах переливались искрами два бриллианта.

– Наши чудесные женщины, – говорил Урса кому-то, – были так добры, что позволили мне родиться на свет вот уже в восьмой раз. В целом мне четыреста девяносто восемь лет. Вряд ли вы сумеете сказать мне что-то новое. И сам я тоже ничего нового не скажу. Удивительно, что приходится делать с людьми для того, чтобы просто побудить их защищать себя же. Мало кто способен заглянуть чуть дальше собственного носа. Технологии, которые сейчас стали линкором «Астравидья», в виде теоретических выкладок появились более полутора веков назад. В то время они были абсолютно неактуальны, невыгодны и не нужны. Но мы подумали и решили поддержать исследования. Теперь мы имеем вооружения, которые способны защитить человечество. Пускай они откровенно недостаточны, пускай мы потеряли Магну, но у нас есть база. Мы не беспомощны. Я уверен, что трагедия Магны не повторится. Но если бы полтора века назад мы не обратили внимания на пустые умствования тогдашних физиков, сейчас нам оставалось бы только молиться и ждать смерти. В этом разница между нами. Простите мне, старику, цинизм, но пройдёт несколько десятилетий, и все вы отойдёте от дел, чтобы пить чай и играть в гольф. Пройдёт ещё несколько десятилетий, и мы попрощаемся с вами. А я останусь. И проблемы, которые встанут перед человечеством в следующем веке, будут моими проблемами.

Полохов снова напрягся, пытаясь уловить смысл. Марйанне говорил рассудительно, и оттого казалось, что значение этой картинки заключается в ней самой, а не в её положении относительно соседних и связи с ними. Трудно, почти невозможно было думать и воспринимать иначе. Никаких связей высшего порядка до сих пор Вася не видел. Он надеялся, что когда уловит хоть одну, то сможет мало-помалу вскрыть шифр и распутать этот клубок отборного бреда.

Словно в насмешку, в следующий миг он снова увидел Ящера.

Теперь видение не пугало, потому что перед Ящером сидела на столе его жена Ворона и, судя по выражению её лица, ругала его на чём свет стоит. Ящер выглядел растерянным.

– Зачем, Алиса? – говорил он. – Это очень древняя, морально устаревшая система. Цели и задачи, которые я ставил перед собой, когда писал её, сейчас совершенно неактуальны. Честно говоря, она просто плохо, неаккуратно собрана. Зачем чинить сапоги, если их никто больше не будет носить? Их надо выкинуть!

– Эрик, какие сапоги? Что ты несёшь?! Это действующий, населённый кластер, здесь одних только разумных гоминид сколько!

– Они нам зачем-нибудь нужны?

– Эрик!!

– Хорошо, – согласился Ящер, – давай не будем их вычищать. Давай просто оставим. Раньше или позже ошибки накопятся, и кластер самоликвидируется.

Ворона расфыркалась и бешено засверкала глазами.

– Эрик, – ядовито сказала она, – почему ты для каждой проблемы всегда предлагаешь наиболее разрушительное решение?

– А почему у тебя шарфик полосатенький? Вопросы одного уровня.

– Эрик, я не буду с тобой разговаривать.

Ящер нахмурился.

– Не надо кричать, – сказал он. – Не надо ругаться. Почему ты на меня кричишь?

Ворона резко откинула голову.

– Потому что мы всё ещё женаты!

На лице Ящера выразилось удивление.

– Правда?

– Представь себе!

– Я забыл, – честно сказал Ящер.

– Потрясающе!

Ящер подумал и прибавил:

– Но ведь это же очень хорошо!

Ворона всплеснула руками, растеряв все слова.

– Я люблю тебя, – очень серьёзно сказал Ящер. – Раз я женат на любимой женщине, в честь этого можно совершить что-нибудь бессмысленное. Давай я обновлю здесь Системы.

– Нет, не надо. Мне нравятся эти Системы.

Ящер озадаченно потёр лоб.

– Допустим. Если тебе нравится этот кластер, давай я перепишу его с нуля и начисто.

– Не надо ничего переписывать.

– Но ведь будет гораздо лучше.

– Нет!

Ящер вздохнул.

– Не поймёшь, чего вам, женщинам, надо.

И тут всё стало ещё сложнее. Смутно, сквозь сон Вася чувствовал, как ворочается на диване. У него разболелась голова. Мерещилось, что мозг греется и спекается в черепе. Становилось трудно дышать. Видения накладывались одно на другое, и их пронизал насквозь, оплетал и обволакивал тихий голос Вороны, ворчавшей что-то весёлое и непонятное. «Ой, нет-нет-нет, – в ужасе подумал Вася, – только не полилог! Меня же вскипятит!» Многопоточные высказывания даже в языке Лабораторий использовались нечасто. Мало какие темы требовали этой системы отображения. Васе вспомнился бородатый анекдот про коренное отличие аналитиков от разработчиков: считалось, что отношение к многопоточной речи – это пробный камень. Программисты её не любят, потому что полилог занимает оперативной памяти больше, чем программа, которую на нём пытаются обсуждать...

...ленивая скотина, опять ничего не будет делать, пошлёт креатуру. Я, говорит, их написал для того, чтобы посылать. Хорошо, если Мунина пошлёт, Мунин ответственный. А не то отправит Асу. Аса этот – сам ленивая скотина, как и его создатель. Пальцем о палец не ударит.

Анис стоял с круглыми глазами и глубоко дышал.

– Дикие, бешеные твари! – наконец выговорил он. – Такое ощущение, что толпа носорогов играет в футбол чьим-то трупом. И это они даже не в манифестации!

– В манифестации, – с нежностью заметил Амирани, – у них есть крылья. И это толпа летающих носорогов. Кенсераль! – окликнул он. – Зачем ты покусал Тауриля?

– Ну, покусал! – сказал Кенсераль и приосанился. – А что все так возбудились?

...сбежит в непараллельное время вместе со вторым таким же сумасшедшим, и будет там разрабатывать концепцию. Очень интересную и оригинальную с точки зрения чистой теории концепцию, которая на практике реализуется, конечно, как ещё одна Вселенная Страдания, где жизнь коротка и беспросветна. А я, говорит, не ставил перед собой такой цели – обеспечить длинную приятную жизнь.

Как отличить студента от его курсовой работы? Креатура ведёт себя прилично и выглядит пристойно, а студент – ровно напротив.

Что вы сделали? Зачем вы это сделали? Нет, молчите. Я боюсь услышать ответ. Переделывайте немедленно.

– Я вас по-человечески прошу, – сказала исполинская светящаяся фигура, – уберите люминесценцию. Мы выглядим как малолетние дебилы.

– При всём уважении, – ответила вторая светящаяся фигура, – малолетние дебилы выглядят иначе.

...что он скажет? Что он ответит? Никто не знает. Я знаю. Не надо его ни о чём спрашивать. Скажет: «Кто вы такие? Зачем вы живёте? Ни пользы, ни удовольствия. Я забыл, для чего я вас создал. Отправляйтесь в dev/null».

Амирани сбросил маску нахального дикаря и выглядел серьёзным и озабоченным.

– Тэнра, – сказал он, – ты понимаешь, что с ним происходит? Меня это пугает.

Тэнра тяжело вздохнул.

– Понимаю. И меня это пугает ещё больше. Я чувствую ответственность за него, но не знаю, что делать. Я знаю, что он болен. Эту болезнь нельзя вылечить, и она неизбежно будет развиваться. С ней можно бороться, задерживать её развитие... Я делаю всё, чтобы поддерживать и укреплять его. Он тоже очень старается. Но это сильнее его. Это сильнее любого из них. Они все больны.

Вася разозлился. «Вот спасибо, – подумал он, – спасибо, Тэнра, что обсуждаешь мои психологические проблемы с этим козлом».

– Во что он превратится? – спросил Амирани.

Тут Васю подняло выше, и он увидел их со стороны. Локус-админы, бывший и действующий, прогуливались по окрестностям арколога. Они ушли в ту сторону, где были населённые вертикали. Полохов успел забыть о том, что в аркологе кто-то живёт. Теперь вспомнил: тут давали квартиры неимущим по социальной программе. Выглядели эти места соответственно – мусор, кажется, вывозили отсюда раз в полгода, если вообще вывозили. Высаженные когда-то деревца совсем зачахли, дикая поросль на пустыре выглядела бодрее. На облупленных ступенях у подъезда устроилась компания подростков – две несовершеннолетние проститутки и их ровесник, наркодилер и сутенёр. Все трое были больны. Рядом с ними сидела маленькая кошка, покрытая паршой.

«Тэнра! – тут Вася разозлился всерьёз. – По башке тебе настучать! Ты зачем Милосердие манифестируешь на кого попало?!»

Кошка тихонько встала и подошла к Тэнре. Тэнра взял её на руки, и она надрывно замурлыкала, ластясь к нему. Ладонь Тэнры огладила её голову. Парша исчезла. Судя по выражению лица Юэ Тэнраи, он даже не задумывался о том, что делает.

– Насколько я понимаю, – говорил он, – это происходит иначе. Изменения не выглядят пугающими или патологическими. Напротив, они кажутся развитием, преодолением границ. Я думаю, он будет счастлив, когда их заметит... Он начнёт свободно ориентироваться в вещах, лежащих за пределами нашего понимания. И одновременно с этим перестанет понимать другие вещи... Мы с тобой уже в каком-то смысле нелюди, Амирани. Он станет ещё менее человеком.

Трое подростков глядели на Тэнру, как зачарованные. Всем троим хотелось последовать примеру кошки. Отпуская кошку, Тэнра посмотрел на них и улыбнулся им. К аспекту Милосердия добавилась Целостность, Амирани поморщился, но не стал возражать.

«Я же тебе говорил! – сердился Вася. – Я же предупреждал! Ты же сейчас всё здесь под себя переделаешь, чудотворец, Макаренко ты проклятый! Слышишь, Юэ Тэнраи? Не простирай света над этим небом, ибо не твоё это небо. И не питай радостью эту землю, ибо эта земля – не твоя... Ой. Что за чушь? Что я несу?»

И болтанка вновь выкрутила его, как тряпку, швыряя далеко назад по временной линии, к самому первому видению.

– Надо же, – сказал Даниль, – столько было перспективных мальчиков, а на своих выползли две девочки. Но это хорошие новости. Девочек-то нам как раз и не хватало! Теперь заживём!

Заклёпка вышла из небытия спокойно, словно путешествие не доставило ей ни малейших неудобств. Она не выглядела не только шокированной, но даже уставшей. Чего нельзя было сказать о Цинкейзе. Цинка выползла следом за Эльвирой, задыхаясь, растрёпанная и с дикими глазами. Выползла в буквальном смысле: где-то в лабиринтах многомерного сознания Аналитика она потеряла форму и не смогла правильно восстановиться. Ниже талии начинался довольно уродливый хвост из шипастого позвоночника и рыхлых тюленьих плавников. Эльвира протянула ей руку. Цинка шёпотом поблагодарила и, всхлипывая от напряжения, закончила регенерацию. Пошатываясь, она встала на новые ноги. Эльвира уже не смотрела на неё.

– Ты помнишь меня, Даниль? – спросила она.

– Помню, – сказал Аспирант.

Заклёпка помолчала.

– Ты изменился.

– Ты – тоже, – отозвался Аспирант. Он скосил взгляд куда-то в сторону, лицо его странно кривилось. Потом он вскинулся и вновь расплылся в беспечной улыбке.

– Ого! – провозгласил он. – Третья!

Ворон на его плече удручённо посмотрел в пустоту.

Прошёл короткий кровавый дождь. Под потолком растёкся колеблющийся тошнотворный туман. Из тумана начали падать бледные кости, глянцевитые жилы и серо-красные куски внутренних органов. У Цинки глаза полезли на лоб, Эльвира хладнокровно отошла в сторону, а Даниль заухмылялся.

– По частям просачивается! – уважительно сказал он.

Последней рухнула и соскользнула с груды кишок матка с яичниками. На мгновение стало тихо, а потом части тела начали быстро перемещаться, восстанавливая порядок.

– Девчонки-и-и! – ликовал Аспирант. – Вот это я понимаю! Будем веселиться! Кто может быть лучше красивой и талантливой студентки?

Инмаркамер, с видимым трудом собравшаяся из фрагментов, лежала на полу, закрыв глаза и тяжело дыша. Волос у неё ещё не было, и выглядела она как манекен или киборг, непохожая на себя, холодная, белая.

– Ну ладно, – заключил наконец Даниль. – Пойду собирать неудачников в пакетик.

Всё исчезло.

«Святое пиво! – подумал Вася. – Программистом я ещё не стал, а с ума уже сошёл».

И с этой мыслью он проснулся.

Было тихо.

Тихо и пусто. Васе не нужно было звать и прислушиваться, чтобы понять – рядом никого нет. Кажется, даже ирсирры закончили вспоминать старые обиды и выяснять отношения. Или переместились со своими бесконечными ссорами куда-то в другое место... Переводя дух, Вася лежал и смотрел в потолок. Он потерял ощущение времени. Солнце по-прежнему светило в окно. Сколько он проспал? Час? Полчаса? Не хотелось шевелиться. Болтанка оставила его выжатым досуха. Новый взгляд на вещи он действительно получил, но не такой, какому мог бы обрадоваться. «Теперь я злюсь на Тэнру, – подумал он и расстроился. – Вот уж чего мне совсем было не надо!» Усталость навалилась с новой силой, ещё хуже, чем до болтанки, но спать Вася больше не мог. Раздумывая, не позвать ли Никс, он обмяк на подушках. Стоило запросить Лаборатории, проверить, не появилась ли связь. Шло время. Вася всё собирался отправить вызов, собирался и собирался, но ничего не делал.

Потом он услышал шум.

Он улыбнулся. Не очень-то приятно было чувствовать себя забытым и брошенным в пустом аркологе. Ассистенты вернулись. Пускай он сердился на Тэнру и собирался его отчитать, но Тэнра всё равно оставался самым близким его человеком, и Вася рад был его увидеть.

Шум приблизился, и Вася удивился. Настолько, что даже нашёл в себе силы встать с дивана. Он, конечно, знал, что ассистенты его – люди весёлые, но решительно не представлял, что могло бы вызвать у них такой дикий хохот. Вася проковылял к двери, опёрся о косяк и некоторое время с глупым видом смотрел, как Анис и Амирани виснут друг на друге, пытаясь что-то сказать, и не могут, потому что каждое слово вызывает у них новый приступ истерического смеха. Зрелище удивляло его ещё и потому, что Анис, вроде как, до сих пор местного админа изрядно недолюбливал.

– Что вы ржёте, как птица-тройка? – наконец мрачно поинтересовался Полохов.

Тэнра всхлипнул от смеха и жестом попросил его подождать. Лицо ассистента выражало абсолютный восторг.

– Его выгнали из храма! – простонал Анис, тыча пальцем в Амирани.

– Чего?

Амирани прислонился к стене и с обессиленным видом закатил глаза.

– Анис! – сказал Вася. – Объясни!

Анис согнулся, упираясь руками в колени. Помотав головой, он выдохнул, распрямился и сообщил:

– Мы пошли прогуляться. И решили зайти в собор, посмотреть, на что это похоже. Но стоило подойти к воротам, как... – тут его придушил хохот, и он махнул рукой.

– Как из них выскочила бабка, – продолжил Амирани, – с ведром. Замахнулась клюкой и... И с криком: «Пошёл вон, мерзавец!» – понеслась на меня, подпрыгивая от ярости. Я был напуган! И немедленно ретировался.

– А чего ты ждал? – прорыдал Анис.

– Как же! – Амирани поднял руки. – После тысячелетнего труда на благо! Вот человеческая благодарность!

– А потому что не надо было заходить в храм с пивом! – поучительно сказал Тэнра.

– Но это же мой храм!

– А это никого не волнует, – жмурясь, заметил Тэнра. – Есть правила приличия.

– А без пива, – сказал Амирани, – я вообще туда не пойду. Я Господь Воинов!

Тэнра попытался что-то ответить, но не смог.

– Кстати о пиве, – сказал Вася враждебно. – Ты должен мне ящик взамен того, что вылакали твои орлы.

– Что? А! – Амирани снова рассмеялся. – То, что нашёл Кенсераль, принадлежит Кенсералю. Меня больше удивило то, что он с кем-то поделился. Думаю, ему уже все должны.

– Я этому твоему Кенсералю шею намылю.

– Сначала его нужно поймать.

– За мной не заржавеет, – пообещал Вася. – Тэнра!

– Да, Вася.

– Попей водички. И приходи. Поговорить надо.

Тэнра посмотрел на Полохова и изменился в лице. Васе стало заранее неловко из-за того, что он собирался сделать. «Это не каприз, – напомнил он себе. – Так надо. Я должен». Но это не слишком-то помогло.

Вася собрался сесть на диван, но почему-то передумал и прошёл к подоконнику. Тэнра закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Он смотрел на Васю внимательно и печально. Вася посмотрел в окно и устроился на подоконнике, поджав ноги. Заходящее солнце грело ему спину.

– Тэнра. Я хочу тебя попросить. О двух вещах.

Ассистент молча кивнул.

Вася опустил голову. Он рассчитывал, что будет чувствовать себя уверенней. Он надеялся, что досада и злость не позволят ему раскиснуть. Но у Тэнры были такие добрые глаза... Полохов почувствовал себя обезоруженным и хуже того – виноватым. Ему уже хотелось не отчитывать ассистента, а оправдываться перед ним. И он начал неловко, разглядывая носки своих кед:

– Тэнра, понимаешь... Мне всю жизнь приходилось знать больше, чем я хотел. В детстве я догадывался обо всяких штуках, потом стал админом. Потом... повысили меня вот зачем-то.

– И ты вынужден знать всё больше и больше, – понимающе добавил Тэнра. – Что на этот раз?

– Я хотел тебя попросить, – Вася вздохнул и поскрёб пробившуюся щетину. – Ты, пожалуйста, больше ничего не манифестируй. Ни на какие доли процента. Я знаю, что тебе хочется, и почему тебе хочется. Не надо. Здесь и так всё на честном слове держится. От любого вмешательства может стать хуже.

Тэнра помолчал. Вася не смотрел на него.

– Я хотел бы пообещать, – сказал ассистент, – но знаю, что нарушу обещание. Оно противоречит моей природе.

– Да, да, я... – торопливо начал Вася, и Тэнра мягко перебил его.

– Дело не только в этом, – сказал он. – Честно тебе скажу, я просто не понимаю, почему мне нельзя вмешиваться. Ты пытался взломать СКиУ, ты влез в логи, ты провёл расконсервацию опорных точек – и это считается безопасным. Почему я не могу совершить пару добрых дел?

Полохов заслонил глаза ладонью. В душе его царил полный беспорядок. Его просто рвало на части. И по крайней мере одна его часть отлично понимала Тэнру, но...

– Тэнра, – сказал Вася, – я знаю, что ты – добрый бог. Я знаю, что тебе их всех жалко, всех малых сих, не знавших ни ласки, ни теплоты. Ты всех хочешь согреть хоть немного. Этому улыбнёшься, того утешишь, сего подбодришь. Тебе кажется, что это мелочи, не заслуживающие упоминания. А ведь люди эти никогда ничего подобного не ощущали. Их бог никогда им не улыбался. И они предаются тебе мгновенно, прикипают к тебе всем сердцем. Готовы воздвигать тебе храмы и печь тебе пирожки... а что они будут делать, когда мы уйдём отсюда?