Текст книги "Терновый венок надежды (СИ)"

– Отпустил, сука, иначе разорву! – зарычал Доминик… моему отцу в лицо.

– Не посмеешь, – ядовито зашипел, рассмеялся Луи и еще сильнее сдавил рукой его за горло.

Резкий взгляд на меня. – Унесите ее.

И вдруг… перед глазами…

мой мир тут же стух.

***

(В и т т о р и я)

Матуа исполнил свое обещание.

Жозе на Искье. В своей комнате.

А Доминик... а Доминик добровольно отступил.

Он успел.

... использовал, как я и боялась, и, словно вещь, выбросил. Вышвырнул. Больше не нужна, не интересна. Ни видов, ни претензий, ни желаний относительно нее.

Ответишь, сука. Ты за все мне ответишь... Пусть только выпадет тому возможность, только дай слабину, – убью, не глядя. Моя Жо, моя девочка, она тебе не игрушка, не пустышка, не вещь. И пусть ты могуч, сукин сын, но отныне... моя лояльность сменилась, переросла в ненависть, в жестокую, черную ярость – и она гораздо сильнее и жесточе, нежели ты можешь себе представить, ... представить и выдержать. Ты ответишь за всё, ПОДОНОК! ОТВЕТИШЬ!

...

Библиотека.

Резко распахнулась дверь – и прожогом вбежала к нам разъяренная Жозе.

Тотчас обернулись на звук.

(сопит, рычит, сгорая от злости)

– ЧТО ВЫ С НИМ СДЕЛАЛИ? ЧТО?!

– Успокойся, – подскочила я с софы и попыталась подступить ближе, обнять, но та гневно оттолкнула мои руки в сторону. – ЧТО?! ГДЕ ОН?

– Где ж еще ? На Аетфе, – равнодушно, холодно изрек Луи.

Обмерла Жо. Пристальный взгляд на своего ката.

– И ты… ты его вот так просто отпустил?

– Отпустил, – раздраженно скривился Матуа, играя в какую-то странную, даже мне непонятную, жуткую игру.

Обреченно опустилась я обратно на свое место. Повесила голову на плечах, пряча взгляд: не могу ее видеть; эту ее боль, отчаяние, жуть осознания... – они вырываются наружу и заживо выдирают из меня душу. Безысходность, от которой еще миг – и разорвется на части ее сердечко окончательно. Я не в силах больше ее спасти. Не в силах забрать, разделить ее страдания. В этом пекле она – ... одинока.

И снова пауза – подбирает слова моя рыжая Бестия, все еще сражаясь за надежду.

– Чего ради?

(молчит Матуа)

Тяжелый вдох вместо ответа…

– Если, если ты… мне соврал, я, я… никогда тебе это не прощу, – взбешенно прорычала сквозь зубы.

Игнорирует.

– Да все в порядке с твоим Бельетони, – взволнованно, не выдержав, вскрикнула я. Встала и прошлась по комнате, сжимая руки до боли. Рубить. Нужно рубить правду, как она есть. Хватит юлить. Хватит самообмана – от него потом только хуже. Только сложнее. – Сознался, что всего лишь играл с тобой. Хотел затащить в постель. Добился – и с него хватит. Так что отныне больше на тебя видов не имеет. Отказался.

– Что? – ошарашила я ее словом. Удивленно обернулась девчушка. Замерла. Побледнела, словно мертвая.

Невнятно скривилась я, сжимая волю в кулак, дабы не разреветься. Несмело пожала плечами.

Глубокий вдох.

– Вот такое бывает, Жозефина. Бывает. Добился, чего хотел… и выбросил.

Вдруг резкий (ее) разворот.

– Я не верю вам! Хоть все хором завойте. Я еду на Аетфе – и вам меня не остановить!

– Неужели? – слова тут же ужаснули меня, взорвав гнев, словно бомбу; вмиг кинулась я к упертой девице, преграждая путь. Глаза в глаза. Рычу. – Теперь уже ты точно никуда не денешься. Будешь с нами, пока мы не решим обратное. Ясно?

Рассмеялась, расхохоталась, глупая, в ответ.

– Вот видите. Сами себе противоречите! Так и знала! Ушел, ушел он просто от вас. А вы врете, чтобы меня остудить, удержать здесь! Не получится!

Резкий разворот, обогнула меня, оторопевшую, – и пулей выбежала прочь.

Босыми ногами по земле, в ночной рубашке, растрепанной на груди… Мчит прямиком на выход, к туннелю.

– И куда ты такая? – немедля преградила я ей путь.

(замерла на мгновение, перебирая мысли)

– Я буду с ним, хотите вы этого или нет! Мы – вместе! Смиритесь!

– Неужели? Ты так ему веришь? Веришь? Что даже не можешь услышать, что твой Доминик… от тебя… ОТКАЗАЛСЯ? ИСПОЛЬЗОВАЛ? Добился и выбросил?

Желчно рассмеялась дурочка.

– Такого никогда не будет. Ясно? –  яд выплюнула мне в лицо.

Смолчала я, лишь проглотив лезвие болезненных, невысказанных слов.

– Я убегу. Все равно убегу. Снова и снова. И не удержишь ТЫ меня.

Выровнялась, вытянулась я, гордо задрав подбородок, принимая этот ее нелепый вызов.

– Попридержи узду, девочка. Отсюда еще никто не ступал,… без моего ведома, и шагу.  Ты – не исключение: не улизнешь.

Захохотала, дико, едко ей в лицо, желая хоть как-то остудить пыл ополоумевшей.

Гордо задрала нос Бестия. Ядовито ухмыльнулась.

– Все… когда-то спят.

(улыбнулась я этой ее наивности; подыгрываю)

– Дорогая моя Жозефина, – дерзко приблизилась я – подпускает. Глаза в глаза, лицо к лицу. Тихо зашипела. – Я избавилась от привычки дышать… А ты говоришь… о каком-то сне! – и снова дико хохочу, вместо отчаянных слез: не пронять нынче эту глыбу мольбой и искренностью. – Если я сказала, что ты не выберешься – то значит, так и есть. Без вариантов.

– Ах, так? – нервно дрогнула, дернулась на месте, упертая.

Язвительно ухмыльнулась я, выжидая продолжения спектакля.

Вздернула бровью, подначивая, ее.

– Так.

И вдруг резкий шаг Жозе вбок, рывок,  уверенные движения – и забралась на выступ.

Смелый взгляд вниз, за борт, в пучину и острые, словно колья, скалы. А затем ... обернулась ко мне.

Наглый, дерзкий, хамский взор в глаза.

– А так?

Замерла я, словно мне только что сама смерть заулыбалась в лицо. Ни вдоха, ни шороха. Дуло у виска, предохранитель снят – и курок слегка зажат.

– Так лучше… доходит? Я спрыгну. Слышишь? СПРЫГНУ! Если не пустите, – дико завопила сумасшедшая, заставляя мое сердце в последний раз залиться, захлебнуться кровью.

– Все равно не умрешь, – только и смогло отчаяние желчью прошипеть из меня, минуя разум.

– Значит, еще спрыгну! Еще и еще! Пока не убьюсь! Неважно! Без него – я не буду жить!

ВЫСТРЕЛ.

Моя Жо меня предала. Моя дочь меня предала, отдав свою душу в лапы сатаны.

Резкий рывок, машинальные, подсознательные действия.

Живо ухватила ее за руку – и гневно, грубо дернула ее на себя, словно куклу. Тотчас плюхнулась на меня, невольно повалив обоих на землю. Еще миг – и, отдернувшись от нее в сторону, со всей силы отчаяния и боли... влепила я ей безжалостную, жгучую пощечину.

– ЕЩЕ КОГДА-НИБУДЬ ОТВЕСИШЬ ПОДОБНОЕ, – раздалось из меня утробное рычание всего моего естества, – заточу в подвал навеки, пигалица неблагодарная!

Слезы застыли на ресницах, а в груди с новой силой запылал пожар.

Замерла. Испуганно спрятала взгляд, а затем и вовсе отвернулась.

Тягучие секунды – и вдруг Жо зашмыгала носом. Поджала под себя ноги.

Не шевелилась и я. Молчала. Нервные вздохи, желая воздухом удушить боль…

– Я люблю его… – неожиданно, едва слышно, прошептала маленькая Матуа. Тихо, жалобно…

взывая к пониманию.

(жалящая тишина)

Решаюсь:

– А он – … тебя нет.

– ЛЮБИТ! – прорычала, крикнула дурёха наперекор.

– Он никого… никогда не любил. В игры играть – всегда готов. Азарт, адреналин и победа – вот его идеалы и кумиры, вот, к чему лежит его сердце. А не… девушки, женщины. Ты.

– НЕПРАВДА!

– Нет? – внезапно отозвался голос Луи где-то позади.

Обе тотчас обернулись на звук.

– Ты так уверенна? – продолжил отец. – Да настолько, что наши слова вообще ничего не значат, не стоят… против твоих убеждений? Его слов? (сказанных тебе)… чтобы затащить в постель?

Захлебнулись. Обе захлебнулись болью.

Молчим, потупив взгляды.

Господи, Жо... как бы я хотела, мечтала, чтобы все оказалось иначе. Чтобы этот ублюдок хоть раз... хоть раз, как в моем случае с дружбой и Орденом, в любви пошел на уступки. Чтобы, хотя бы... попытался дать тебе шанс... покорить его сердце. Сердце, ... если оно там, конечно, вообще есть.

– Что молчишь? – злобно переспросил Луи.

– Уверенна.

От сего ее ответа я в ужасе дрогнула, в момент перевела взгляд на свою девочку, а затем на Матуа.

Тяжелое, колющее выжидание... и наконец-то изрек, приговаривая, казалось, нас обеих к смерти.

– Тогда собирайся. Собирайся – и поехали на Аетфе. Посмотрим. Вместе посмотрим, как твой благоверный проводит… ночи без тебя.

Вмиг похолодело в конечностях, пробивая до дрожи.

Зачем еще больше боли? Луи!

ЛУИ!

Но взгляд его не проницаемый, а воля тверда, как еще никогда.

Даже взглядом не удостоил.

Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь. Очень на это надеюсь... А иначе, боюсь, мы обе этого не переживем.

Замерла Жо в сомнениях. Тяжелые за и против.

Но еще одна каменная, тягостная секунда – и решилась:

– Поехали.

Глава 94. Выбор

***

Я не смогла сидеть, сложа руки, и ждать, пока трагедия произойдет. По крайней мере, если эта их встреча будет настолько ужасна, как я рисую от страха в своей голове, я должна быть рядом с ней. Вопреки всем доводам и рассуждениям. Просто быть рядом. Хотя бы для того, чтобы окончательно не дать ей упасть. Не дать разбиться...

Прыгнуть за руль автомобиля – и вдавить педаль в пол.

Я еду за ними на Аетфе.

***

Оставалось совсем уже немного, но вдруг что-то произошло. Внезапная, дикая, острая боль стала пылать во мне, заставляя задыхаться, словно из крови вмиг выкачали весь кислород. Бросаю руль – и тотчас хватаюсь за горло, желая его разодрать, дабы впустить в себя воздух. Но еще минута – и в глазах пелена окутала мир, насильно погружая в темноту – езда вслепую. Миг – и словно тысяча кольев вонзились в грудь, пробираясь до самого сердца. Обомлела я, замерла, заливаясь неистовой болью, от которой немедля занемели конечности.

Вдох, глубокий, спасительный вдох, отпуская спазмы в груди, да только уже все равно этому меня не спасти. Чувствую... как шаг за шагом, капля за каплей бесповоротно вытекает из жил моих жизнь. Я умираю.

Да. Медленно, но я умираю.

Больше не будет ни шансов, ни див, ни надежд. Больше не будет ничего.

Моей Жо. Моего Шона... моего мальчика. Моего мужа.

УДАР, РЕЗКИЙ УДАР АВТОМОБИЛЯ.

Тотчас прибило, пришибло меня подушкой безопасности, силой стукнув, вжав сидение. Но в глазах понемногу стало светлеть...

Секунды тишины – давление отпускает, а боль не унимается. Только привычней становится.

Я умираю.

Прости меня, Шон. Прости... Не знаю почему так. Почему сейчас. Прости...

Но больше всего мне жаль то, что я так и не сделала до конца тебя счастливым. Я не сделала тебя отцом. Мои страхи лишили нас самого главного счастья в жизни. Прости...

И вдруг на душе становится так тихо. Спокойно... и пусто. Едва могу пошевелить рукой. Внезапно невольно коснулась пальцами знакомой вещи. Током пробила мысль. Наощупь, едва осознанно... сквозь мутный взгляд я нажимаю пару кнопок и жду.

Тягучие, болезненный гудки.

– Да, Викки?

– Прости меня... Я тебя очень.... люблю.

– ЧТО?

... ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

...Алло! Викки! Виттория! Виттория, не смей! ОТВЕТЬ МНЕ! ОТВЕТЬ МНЕ! Ты слышишь меня? НАЙДУ – САМ УБЬЮ! Сука...

Еще немного и, смывшееся воедино звуки, стихли. Пропали. Перед глазами замелькали тени.

***

Пришла в себя, а вернее очнулась от дурмана, стала соображать, когда кто-то вдруг поднял меня себе на руки.

Шаги куда-то вдаль.

Незнакомый запах. Незнакомое биение сердца.

– Кто вы? – не думала, что способна говорить.

– О? Вы как? Терпите. Я от Шона. Терпите, я вас отвезу в безопасное место. А муж ваш уже вылетел...

Муж. Мой Шон...

И вновь перед глазами тьма, мелькание фонарей и теней...

***

Несмело открыть веки, в надежде, что все закончилось. Немного, неспешно проморгать и узнала. Рядом сидел мой бледный, словно сама смерть, Крег.

– Где мы?

– Искья.

Пытаюсь толком сообразить, вспомнить, что случилось.

Малодушно вновь уставила свои глаза на него:

– Что произошло?

– Я думал, ты мне это скажешь.

Невольно закачала головой. Обмерла, бессмысленный взгляд около, выуживая страшные моменты из памяти.

– Не знаю. В какой-то момент... что-то взорвалось во мне. И я... потеряла над собой контроль. Я, честно, – живо перевела взор на Шона, – думала. Нет, была уверенна, что... умираю.

Вдруг, словно что-то понял, отдернулся тот немного назад, тяжелый вздох, а затем и вовсе закивал головой.

– Что? – зачуяла неладное. Тут же попыталась встать, отчего мигом Крег метнулся ко мне и прижал силой обратно к кушетке.

– Не смей.

– Шон, – пытаюсь выдраться из его хватки.

– ТЫ, Виттория, ты меня чуть на тот свет своим звонком не отправила! Я еле долетел! Я думал, что уже не успею! Черт возьми, – гневно, как еще никогда доселе, прорычал мне в лицо. – НЕ СМЕЙ ВСТАВАТЬ, пока еще окончательно не пришла в себя!

Подчинилась.

Обмерла, метая взволнованные, полные тревожного предчувствия, взгляды.

– Что-то произошло. Раз это – не кара божья, и я все еще жива. Шон, понимаешь, что-то произошло!

На мгновение опустил глаза, тяжело сглотнул, а после, осмеливаясь, выстрелил с вызовом мне взором в очи:

– Уже всё позади.

– Что? – похолодело у меня внутри, нервно дернулась – удержал.

– Если пообещаешь, что сейчас же не помчишься туда, я расскажу.

– ЧТО?! – гневно, отчаянно зарычала я, боясь самого жуткого, отчего тотчас зазвенели, задрожали стены.

– Ты меня этим не напугаешь, – вполне серьезно изрек мой муж.

– ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ? НИКОГО Я НИЧЕМ НЕ ПУГАЮ! Просто, скажи как есть? Это – ЖО? – обомлела я, осознавая самое страшное. – Она -... ?

Побоялась договорить.

Еще миг выжидающего моего взгляда – и несмело кивнул.

И взорвались слова с грохотом, прибивая меня обратно к софе. Осела.

– Жозефина пыталась покончить с собой. В последний момент Асканио ее спас. Сейчас она здесь, на Искье. Ее отпаивает кровью Колони. Раны затягиваются.

Страшусь даже пошевелиться. Волосы, казалось, стали дыбом, а сознание отчаянно отрицало услышанное.

– Но есть еще кое что...

Стрелою метнула на него в ужасе взгляд.

Продолжил:

– Асканио ей стер память... о Доминике. И о всем, что с ним связано. Она даже не помнит его имя, не говоря уже о всем остальном. Этот ублюдок в свою очередь пообещал больше никогда к ней не приближаться , о себе не заявлять и не ворошить прошлое.

Обомлела я, не зная даже, что и сказать, подумать.

Потупила взгляд, топя его в рассуждениях, но затем осмелилась посмотреть в лицо Шону.

– А Матуа? Как он?

Закачал головой.

Смолчал.

Прожевав ожидание, опустила я голову, перебирая, уясняя сказанное, новый уклад.

– Она уже приходила в себя?

– Да. Терапия действует. Причем оба направления.

– Оба? – нахмурилась я.

– Жо отныне считает, что сильно напилась, а потому выпала из башни. Ничего не помнит. Она больше не несчастна, Вит. Как по мне, это, действительно, после всего, в ее случае, – самый лучший вариант. Пускай вовсе ничего не помнит, нежели попытается вновь в опробованный легкий способ все пережить.

– Я хочу ее видеть. Шон, прошу. Не останавливай меня. Прошу!

– Почему ты ее боль так чувствовала: сильно и долго?

– Что? – опешила я от вопроса; чувствую, как от стыда начинаю заливаться краской. Попытка встать, удрать от навязчивого внимания.

Удержал, уложил обратно. Взгляд в глаза.

– Отвечай.

Тягучие за и против. Робкий взор на судью.

– Сам знаешь.

Удивленно повел бровями. Отстранился от меня, выпуская из хватки. Шаги по комнате, чеша затылок.

Замер. Глаза в глаза.

– Ты пила ее кровь?

– Ну... не кусая, – молчит, выжидает; продолжаю. – Я боялась ее отпустить. Боялась, что кто-то ее украдет или...

– Или что?

– Неважно.

Тяжелый, осуждающий вздох.

– Виттория, вам не кажется, той всей вашей плеяде, что это ваше адское желание ее контролировать не просто душит ее, а на самом деле – губит?

– Это, по-твоему, – злобно, огорченно рыкнула я, злясь на его непонимание. Расселась на софе, ухватившись руками за сидение, – мы виноваты, что она до такого дошла? Если бы мы не давали ей столько свободы, столько лишнего доверия – ничего бы не произошло! По крайней мере, не зашло бы так далеко.

– Как далеко?! – гаркнул Крег.

– Они переспали.

– И что?

Опешила я.

Замерла, поражаясь его равнодушию.

– Ну, переспали, дальше что? Это – современный мир, он таков. Туда-сюда и разбежались. Другое дело, что она влюбилась. И это было уже до того, как она сбежала от вас на Эйземе...

Выстрелила ему удивленным взглядом в лицо, смолчала.

– Да, я про это уже слышал.

Пристыжено опускаю глаза.

– Ладно, что есть , то есть. Не будем мы еще с тобой ссориться. Теперь остается лишь подтирать ей память и дальше лелеять, пеленать, словно малое дитя, боясь, что так пораниться об сучки в деревянном поле.

– Ты не понимаешь, – несмело, тихо говорю. А сама осознаю то, что не без моей вины... он все еще не знает, что такое свой ребенок и как им дорожишь.

Ухмыльнулся. Криво, лживо, болезненно.

– Да, я же – идиот, робот, и вообще, ничего в отношениях не понимаю. Только техника да преступность.

– Я не это хотела сказать! – гневно вскрикнула. Встала на ноги. Попытка подойти ближе.

Отстранился.

Молчим. Тяжелые вздохи.

– Ну, прости меня, Шон. Прости за все.

Разворот. Глаза в глаза.

– Ты едешь со мной сегодня же. И это не просьба и не предложение. Если я все еще твой муж и мои слова что-то значат – мы уедем сегодня же. Твоя Жо под присмотром. И теперь уже ей точно ничего не грозит. А ваше влияние – оно непростительно. И ненормально. Более того, я боюсь, что ты не дашь ей нормально прийти в себя и адаптироваться к новой обстановке. К новой... истории, если так можно сказать.

– Что за чушь? – лицо мое вытянулось в удивлении. Но еще миг – и осознала. – Там не все так хорошо, как ты говоришь? ДА?

Живо кидаюсь к двери, но тот мигом, силой удерживает меня в объятиях.

Злобное рычание на ухо:

– Держи себя в руках. Ради нее же.

Еще миг – и отпустил. Рванула вперед.

Крег же покорно последовал за мной.

***

Шаги в сторону комнату Жо.

– Она у Асканио.

Любезно оповещает, подсказывает мой надзиратель.

Разворот – и уже мчу в другом, заданном направлении.

Миг – и застываю у деревянного полотна. Глубокий вдох – робко стучу.

Послышался тихий кашель изнутри. А затем:

– Входите.

Рыкнули петли. Несмелая поступь...

И вдруг я в трепете уставилась на, явившееся моему взору, жуткое зрелище: синюшная, усыпана, разного размера и цвета, отеками и гематомами, ссадинами, с опухшими глазами и губами, она больше напоминала какую-то куклу из фильмов ужаса, нежели мою Жо; бинты, небрежно выглядывающие из-под сорочки, то на руках, то на груди, говорили о том, что раны все еще серьезные и незатянутые. Замерла я, невольно прикрыв от изумления свой рот. Слезы тотчас сорвались с глаз, убегая болезненными ручьями. Еще миг – и девушка стала содрогаться от приступов кашля. Усилие – и вдруг сплюнула кровь на белую гладь наволочки.

Сжалась я, невольно попятилась. Еще секунда – и дикий, отчаянный визг, крик полного осознания случившегося вырвался из меня. Моя Жо, моя девочка, моя доченька. Она едва чуть не умерла. Из-за этого сукина сына! Чуть не умерла... Еще бы миг – и ее бы просто не стало. Ее... моего солнца.

Завыла, заныла я, оседая на пол в ужасе.

Дрогнула та, несмело приоткрыла веки, но едва что могла от опухлостей что разглядеть.

– УВЕДИ ЕЕ! – гневно завопил Асканио.

Но кто-то и так уже кинулся ко мне, обвил своими руками и силой потащил из комнаты.

– НЕ СМЕЙ! – рычу, рвусь обратно. – МОЯ ДЕВОЧКА!

Но судья оказался сильнее: еще усердие – и оказались за порогом.

Цепляюсь за выступы, пытаюсь рухнуть на колени – и ползти к ней так, на четвереньках.

– ЗАЯ! ЛЮБИМАЯ! ВИККИ! УСПОКОЙСЯ! – сквозь туман ужаса прорвался его голос. Я узнала его. Шон. Еще тяжелое, отчаянное сопротивление – и обреченно рухнула, обмерла я, не шевелясь. Упали оба на пол. Силой обернул к себе, схватил мое лицо в свое ладони – и повелительным, насильственным поцелуем впился в губы.

Немного отстранился. Уперся лбом своим в мой лоб.

– Всё позади. Слышишь. Теперь уже всё – позади. Она – жива. И ничего ей не угрожает. Слышишь? Всё... позади. А мы – уедем. Так будет лучше. Ей и тебе. Прошу, родная.

Слышишь меня? Слышишь? Ради нее... ради того мира, в котором она должна теперь жить. Отпусти ее пока. Придет в себя, и ты переживешь случившееся – и вы вновь встретитесь. Хорошо? ВИККИ! Ты меня слышишь? ВЕРНЕМСЯ – обещаю! А пока уедем. Кивни, кивни, если все поняла. Ну же, малыш...

Еще один миг, и выуживая силы среди безумия для разума – подчинились. Невнятно, едва заметно качнула головой, соглашаясь.

***

– Шон, я согласна уехать с тобой, но только позволь мне кое-что сделать напоследок.

– Что? – замер с опаской.

– Поговорить с Матуа. Наедине.

...

Стоял у окна. В руках зажата бутылка с виски. Короткий глоток – и вновь всматривается в потаенные сумерки.

– И ты простишь ему это? – несмелый шаг ближе и замерла я за его спиной. Не шевельнулся.

– Кому? – не оборачиваясь.

– Не притворяйся, – тяжелая пауза, – просто знай, что я готова...

– Не стоит, – резко, грубо перебил меня. Еще один, большой, затяжной глоток.

– Что? – не могла поверить своим ушам.

Вдруг обернулся. Взгляд в глаза.

– Это был – ее выбор. Спрыгнуть. А стереть все из памяти – его. Что было, то было. Всем нам по делам.

– Я тебя не понимаю, Матуа. Он...

– Я СКАЗАЛ, – гневно рявкнул на меня, отчего невольно вздрогнула, немного попятилась. – ЗАКРЫЛИ ТЕМУ. И больше никогда не возвращаемся к ней. Хватит из нас попыток встретить свою смерть. Обошлось – и слава Богу. Так что... Виттория, даже не смей в эту сторону думать. Нет больше в жизни Жозе Доминика... и не было. И не придумывай ничего на пустом месте.

Резкий разворот – и, обойдя меня со стороны, спешно, уверенно пошагал прочь.

Глава 95. Муж

***

И хоть мы объявили всем, что отправились обратно домой, на Аляску, Шон посадил самолет в Калифорнии.

Дикое побережье.

Отрыть в багажном отсеке снаряжение, которое обычно берем в горы, и отправиться искать уютное место для дальнейшего пребывания на природе.

Единственная связь с внешним миром – мобильное устройство, на котором доступны лишь входящие смс, ммс и звонки. Крег не верил мне, что я смогу удержаться от попыток связаться с Искьей, со своей Жо, а потому пошел на самые отчаянные, грубые меры.

Зря. Меня депрессия так раздавила, что я уже ничего не хотела. Мне хватало тех коротких сообщений, что Жозе идет на поправку. А вскоре она уже сама стала прислать мне свои фото с комментариями о том, что чувствует себя хорошо, и что очень сожалеет, что так сильно позволила себе расслабиться, упившись спиртным, отчего и произошло это несчастье.

С Шоном больше мы не обсуждали то, что произошло. Как и те мои поступки, которые стали теперь ему известны.

А что он хотел? Чтобы я свободно рассекала по миру, зная, что моя девочка там сама по себе, без присмотра. А если что произойдет? Если кто-то из-за меня или Матуа захочет ей навредить, украсть, в конце концов. Обычных детей крадут, а тут... в каком-то смысле, прямо наследие Искьи. И пусть она еще не в Ордене, думаю... и так все ясно. Особо без вариантов.

***

Выбраться из палатки, жадно потянуться и завалиться на шезлонг.

– Хоть бы прогулялась немного, а то только что и делаешь, что целыми днями валяешься, словно кукла.

– Шон, не брюзжи.

– Скоро корни пустишь.

– Мне здесь нравится.

(хмыкнул)

– Еще бы. Это тебе не снега Аляски.

– Так может здесь поселимся?

– Как хочешь.

Еще миг – и надулась.

– Жаль ток ребят оттуда не утащишь.

– Будем летать к ним.

– Это уже не то...

– А то мы каждый день к ним ходили?

– И все же...

И вновь тишина. Напялить очки, прикрыть веки – и выставить свои полуобнаженные тела к солнцу.

Очередная попытка набраться смелости для важного разговора, ... но отступаю. Не в этот раз.

Не сегодня...

***

– Шон?

– Да?

– А как ты меня так быстро нашел?

– Телефон. По GPS.

– Он же, вроде, как невидимка?

– Не для меня же, – хитро прищурившись, заулыбался.

Поддаюсь – усмехаюсь в ответ, хотя и закачала головой из стороны в сторону.

– А еще меня обвинял в том, что желаю всех и всё контролировать.

Напрягся вдруг мой Крег, хотя попытался не подать виду.

– Это – разные вещи.

– Да-да, разные...

(немая пауза; тяжело сглотнул слюну Шон от нарастающего волнения)

– Я не обижаюсь, – спешно отозвалась я. – Мне даже приятно. Приятно когда мой муж обо мне печется.

– Разве может быть иначе? – повернул голову набок, взгляд на меня. Ухмыляется.

Повернулась и я к нему, немного прокрутившись на шезлонге. Сняла очки.

И вновь глубокий вдох, в очередной надежде побороть свою трусость.

– Шон, – едва слышно позвала его, при этом стараюсь не смотреть в глаза. Делаю вид, что сильно увлечена процессом цепляния очков за бюстгальтер на груди.

– Да? – тут же перевернулся на бок и с интересом стал мерить меня взглядом, будоража свою пошлую фантазию. Вот уже и знакомая улыбочка вылезла на его уста.

Отдергиваю взор от своего мужа в сторону, дабы не повестись на немую игру.

Еще один вдох – и наконец-то выстрелить, разрешив последнюю недосказанность между нами.

– Шон.

– Ну, что, моя козочка? – дернулся, миг – и его рука коснулась моего плеча, нежно, доводя до мурашек по коже, плавно стал вести пальцами вниз, вызывая, пробуждая спящее желание.

– Подожди, зайка, – резко отдергиваю его от себя, нехотя, через силу сбрасывая руку долой. – Выслушай, прошу.

Нервно закусила губу. Взгляд прямиком в глаза.

Замер в настороженности.

– Там... в тот вечер. В тот момент... я, действительно, думала, что умру.

– Викки...

– Прошу, не перебивай. Я так долго собиралась с духом, чтобы тебе сознаться во всем.

Обмер, не шевелясь. Пристальный, тревожный взгляд.

– И в самый последний момент, когда уже начала принимать мысль неминуемости участи. Я... я думала только о тебе. И о том... что... – застыла, боясь договорить. Черт, как же страшно! – Крег, – пытаюсь другим путем выйти на нужную дорогу. – Ты никогда не спрашивал, почему я не хочу торопиться с тем, чтобы мы завели своих детей. Почему... я довольствуюсь... отроками Матуа, Дейнли и Смита. П-почему... я не хочу родить тебе сына или дочь.

Тяжело сглотнул. Побелел. Взгляд в сторону.

Жую, жую несказанные слова, боясь неверным ранить.

– Или... ты сам, просто, не хочешь. Тебя до сих пор гложет то, что было с Майей... или? – нахмурилась.

– Что? – резко дернулся, взгляд в очи. – Вот только не надо говорить, что я не хочу, – грубоватым тоном изрек Шон. – Это ты просила повременить. Так?

– Да, – живо киваю головой, дабы не вызывать еще большего его негодования.

Молчим. Но еще секунды – и решается.

– Я не настаивал, потому что мне важно твое желание. Я не мог тебя принуждать к этому, не мог настаивать, потому что понимал, что сему твоему решению, просьбе, есть свои причины. Я много чего в голове наворотил, пытаясь найти тому объяснения. Что-то... успокаивало меня, а что-то будоражило, обижало. Но так или иначе – что есть, то есть, – пожал плечами. – Я знаю, что тебе многое пришлось пережить за свою долгое существование. И помимо радости, тебе не раз делали больно, предавали. А потому я понимаю все... и не давлю. Верю, искренне верю, что непременно придет тот день, когда ты, наконец, уверуешь в меня, мои чувства к тебе и то, что не отступлюсь, не предам. Смогу защитить тебя и наших детей. Пусть я не... волшебник, как вы тут, с вашими способностями, но... у меня есть еще время, так что... чему-то да научусь. А в остальном – даже сейчас я всегда готов отдать свою жизнь за твою.

Ухмыльнулась, покраснела я от стыда.

Невольно задрожала.

Дура. Какая же я дура...

Тяжелый вздох.

Резко встала со своего места и подошла к Крегу ближе. Мило, криво улыбнулась.

– Позволишь? – махнула в его сторону рукой.

– Конечно, но только если сломаешь – будем за земле валяться.

– Не бубни, – робко усмехнулась – и легла рядом, в его объятия. Крепко сжал и поцеловал в висок.

Глубокий, звонкий вдох – и выдать правду, как на ладони.

– Дело не в тебе, мой любимый, – замерла я, подбирая слова, дабы вложить в это название ему всю полноту смысла, как его вижу, но ничего не нашла ярче, нежели привычное, местами, может, банальное, – МУЖ. Выходя замуж, я давала клятву не на год, и не на десять. Я давала на всю жизнь, – провернулась, голову неловко задрала вверх, дабы взгляды наши встретились. – Я выходила замуж за взрослого, дорогого сердцу, мужчину, который не просто мог меня защитить и был достоин того, чтобы ему посвятить всю себя. Я выходила замуж за того, без кого вообще не смыслила свое последующее существование. Шон, дети от тебя – это самое большое счастье, на которое я могла бы когда-либо рассчитывать. Но ты прав, – опустила я взгляд, утопая уже в прошлом, – мне многое пришлось пережить. И дело не в предательстве или сомнениях в тебе. Отнюдь... – тяжелая пауза, собирая по закромам силы, на самые жуткие слова, которые произнести я боялась сильнее, нежели встретить демона лицом к лицу: казалось, пока это никто не знает, пока это в мыслях – оно нереально, его не было. Сего не случалось...

И вновь глубокий вдох, подавляя боль:

– Как ты уже знаешь, когда-то я была уже замужем. Ферни... Его звали Фернандо, – чувствую, как напрягся Крег, но не перебивает. Пытается совладать с собой. Игнорирую, веду свою речь дальше. – Обручили нас еще, когда мне было четыре года, – криво улыбнулась. – Сейчас такое смешно даже вообразить. И тем не менее. Меня отдали роду Авалосу, как вещь. Но мне повезло – пару сыскал мне мой отец отличную. Вначале – отличный друг, затем – верный, нежный супруг. Не злись, Шон. Прошу, не ревнуй, – сжала его за руку, молчит, но напряжение так и не спадало. – Давно это было. Очень давно. Едва ли, что уже помню... Да и встречи наши были с ним редкими. Герцог, вице-король, генерал... Ему было не до любви, не до жены. Походы. Военные походы месяцами. Все наши чувства – редкие дни затишья, встреч, пылкие письма. Да и только... но судьба была ко мне благосклонна. И она мне... однажды подарила... – замерла я, готовясь проглотить дальнейшее, как лезвие, вдох – и решилась. – Дитя. Да только я так и не смогла его выносить. За мои проступки, за ... мою нелепую попытку помочь... в общем, неважно, Господь... или я не знаю... кто что и почему. Но меня лишили радости материнства. Сначала погибли близкие мне люди, а после ... и ребенка я потеряла. Я осталась одна. Наедине со своими прегрешениями и расплатой.

(не шевелился Шон, не дышал)

– Ты не злись на меня, что я сразу не рассказала тебе всю правду. Мне тяжело все это вспоминать. Тем более, не думаю, что кто-то меня поймет. Просто, ... после всего, что мне пришлось потом сделать, сколько натворить, хоть, и казалось бы, во благо большинства, я... я боюсь, что Господь не простит меня... и в этот раз не даст то, что так долго жаждет мое сердце. Даже сейчас... с Жо... Ты даже не представляешь, какое это было жуткое... хоть и недостоверное, дежавю.