Текст книги "Терновый венок надежды (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)
– А остальные? Где они? – ужаснулась от предположений.
– А тебе зачем? – с наигранным недоверием уставился на меня Доминик.
– Да так, – в замешательстве отвела взгляд.
– На Аэтфе поселились. Думали, как раз достроите – и все переберемся туда.
Опешила я, молчу.
– Шутка. Но и отвечать не стану, – загадочно ухмыльнулся. – Все живы, здоровы, но далеко отсюда. И докучать вам не собираются. Ладно, Виттория, рад был повидать, но дела зовут. И впредь, – замер в усмешке, – прошу не беспокой меня по поводу других мужчин. Когда твоему сердцу понадоблюсь я – зови, а остальном, прошу, разбирайтесь сами. Если что – испепеляй их, а остальным говори, что глупцы, сильно заигрались с факелом. Правда, не чаще, чем один раз в месяц, а то могут заподозрить неладное. Выход сама найдешь?
Вдруг подмигнул, неспешный разворот – и пошагал прочь, оставив на душе моей какую-то нелепую, детскую легкость. Его, пусть и недалекие, шуточки пробили брешь с моей серьезности и мрачности – и прыснули лучи солнца из-за туч. В голове стало ясно и понятно.
Решение принято – и Вителли придется с ним смириться.
Глава 34. Две Дороги. Папство
***
Дав событиям немного поразбивать связь между моей поездкой и принятым решением, я сообщила Вителли, что еще не готова стать его женой. Это не означало окончательный отказ, но и не обременяло меня обязанностями и правами невесты. Вителеццо, конечно же, будучи добропорядочным джентльменом, особых эмоций не выказал, более того, даже сделал вид, что не обиделся, все понимает и одобряет мой выбор.
И хоть отношения наши и дальше(кое-как) развивались, теплились, пылкость и стремление они явно растеряли. Со стороны моего спутника все чаще и чаще стал пробегать холодок, который, правда, лишь иногда меня задевал, а в остальном местами даже импонировал: удавка перестала затягиваться на моей шее – и стало проще "дышать".
И с Домиником я больше не виделась. Наши с Эйземом отношения в основном носили формальный, документальный характер, а если что и выпадало обсуждать, то я или другие члены Совета обращались непосредственно к Клариссе.
Аетфе был полностью отреставрированный – и встреча первых гостей, в том числе и первое венчание, произошла весной 1634 года.
***
Осень. 163 6 год.
А дальше пришла беда, откуда не ждали.
Как и в любом другом обществе, каким бы оно не было сплоченным и счастливым, наступает критический момент, когда кое-кому наскучивает существующий уклад, достигнутые высоты, и начинает хотеться иного будущего, чем когда ты только начинал и грезил, довольствуясь малым.
Вот так и с нами. Плотный, органично объединенный, отточенный боями, союз вдруг раскололся надвое.
Одни (и как бы это не было мне ужасно осознавать и прискорбно объявлять, но во главе с, дорогим моему сердцу человеком, вампиром, Вителеццо Вителли) жаждали еще большей власти, чем мы уже обрели за последние годы по всему миру и можем заполучить в будущем, а потому дерзко выстроили курс своей политики в сторону скрещивания Ордена Древних с... властью Папы.
Другие же, во главе со мной, отчаянно боролись против сих перемен. Правда, с каждым днем сил ставало всё меньше, а попытки – нелепее. Число единомышленников стремительно уменьшалось.
Меня вновь предали. И всё то, над чем я так усердно работала последнее время, отобрали и обратили против меня. Всю ту мощь, что не без моей непосредственной помощи и влияния создали, пустили в темные дела, перечеркивая благие намерения и светлое будущее.
– Я вообще не понимаю, как можно было даже помыслить скрестить нашу власть с Папской? При этом как всегда, как сие у этих (пусть и мне подобных плотью и кровью) алчных Древних выходит, обратив ново обретенное могущество лишь на пользу себе, вопреки принятым нами же законам, и даже человеческим и церковным канонам. Да что говорить?! Даже просто против элементарной моральности, – не унималась я, в ярости и замешательстве, расхаживая из стороны в сторону перед Ивуаром в его "келье".
– Успокойся, Виттория, всё еще окончательно не решено.
– Но они идут, – резко замерла и уставилась ему в лицо. – Нет, даже не так, они галопом наступают, причем этой своей скоростью еще больше выбивают меня из седла, не давая понять, осознать всё происходящее, и принять правильное превентивное решение.
Нет, я в ужасе от одной только мысли, что эти нечестивые существа хотят запустить свои грязные щупальца на Святой престол. Разве так можно, Ар? – с мольбой уставилась в глаза. – Разве ТАК... можно? Я, после всего учиненного, имя Господа лишний раз боюсь произносить своими недостойными устами, ... а они? Они хотят себя или своих людей посадить туда и преследовать личностную выгоду, а не заботиться о благе людей! Ты же видел! Слышал, что они говорили, о чем мечтают, к чему стремятся! Какие планы строят, что хотят осуществить, едва добьются желаемого! По всему миру.... Ивуар, – вдруг рухнула в сердцах на колени перед ним, – они убьют все святое, убьют веру... оставив лишь порабощение и манипуляцию. Они убьют... смысл религии, смысл Папства! Нет. Нельзя! – резко встрепенулась. Вскочила на ноги. И вновь шаги взад-вперед.– Я им этого не позволю. Чего бы мне это не стоило. Я быстрее их всех уничтожу, чем дам сему свершиться.
– Даже Вителли? – вдруг несмело прошептал старик.
Резко остановилась, взгляд метнула на него:
– Особенно Вителли. Такого предательства я не потерплю.
***
Увы, слова словами, а решение так и не находилось.
Сил моих недостаточно, дабы противостоять нависшей угрозе, а Бельетони потревожить – самолично разрушить установленный мир и начать безжалостную войну.
– Ар, – болезненно протянула я, – что мне делать? У меня уже руки опускаются. Неужто придется подчиниться их воле, и будь, что будет?
Немного помолчав, всё же ответил Ивуар, хотя совсем неожиданное для меня:
– Есть у тебя один соратник, причем очень даже влиятельный, надежный и действенный, правда, вот уже сколько лет ты его не замечаешь. И боюсь, даже и теперь не воспримешь, как должно.
Нахмурилась я, перебирая предположения.
– Кто?
– Асканио.
(холодом обдало меня изнутри; не верю своим ушам)
– Если ты не заметила, – продолжил тот, – он ни разу не высказался "за" идею Вителли. А это уже что-то значит.
– Что это значит? – передернула я слова старика. – Ничего не значит. Он всегда был словно тень Вителеццо.
– Это ты так думаешь. Последние нескольких десятков лет еще до твоего возвращения, эти два синьоры успешно поменялись местами. Асканио просто отмалчивается публично, но решения итоговые исходят, практически всегда, именно от него. Более того, его агентурная сеть настолько мощна, что неугодные ему люди могут резко замолчать, изменить мнение или кануть в небытие. Пуф – и даже никто не догадается. Я бы, на твоем месте, не пытался рваться куда-то за пределы, в поисках спасения. А обратился бы к родне.
– Он мне – не родня.
– Родня, Виттория. Еще как родня, – сперечил Ар. – Ты – взрослый человек, и в пору принимать взрослые решения, отметая ребяческие обиды и злобу, корни которых какими бы не были глубокими или так основательно подпитанными. Я всё понимаю, он и мне нанес глубокую рану, но пришло время переступить через себя и обратиться к тому, кто, действительно, может сейчас помочь, при этом не привлекая со стороны, губительное для нашей репутации и дела, внимание.
***
– Ты не думай, что я когда-нибудь тебя прощу, – с притворным спокойствием проговорила я и уставилась взглядом на Асканио.
Он сидел буквально в нескольких футах от меня в своем кресле и смотрел куда-то в сторону, то ли не желая смущать, то ли сам не выдерживая моего неприкрытого презрения.
(тяжело сглотнула)
– Но Ар прав, мы – взрослые люди. И пора, переступив через себя, решать настоящие проблемы, а не тонуть в былых обидах.
Несмело, едва заметно кивнул.
(и вновь чувства душат меня, не давая достаточно трезвости высказаться)
– Мне нужна твоя помощь.
(вдруг метнул на меня взгляд, но тут же осекся)
Пауза.
– Да, ты не ослышался, – продолжила я. – Именно помощь. Хотелось бы мне прикрыться общим делом и нуждами других, но увы... осталось единомышленников моих – единицы. Дальше некуда отступать и тянуть. Вителли практически победил. И... почему-то ты его не останавливаешь, но и при этом, что еще более странно, не высказываешься "за".
Тягучая тишина...
– Что молчишь?
Тяжелый его вздох и наконец-то уставил на меня свои глаза.
– Потому что мне всё равно.
– Что? – не поверила своим ушам.
– Что? Да, всё равно. Ибо любой путь – это путь в никуда. А не в светлое будущее, как вы тут все кричите, жадно стягивая на себя одеяло. В ни-ку-да, – повторил тот. – Что-то нужно менять. Нам всё сложнее скрываться и пытаться органично вплетаться в людское бытие, их власть, и сие решение Вителли – очень даже ожидаемый поворот. По крайней мере, для меня... Хотя тоже неверный... Всем нам нужна золотая середина, но чтобы ее отыскать – необходим невероятный талант... дипломата и политика. И ни у кого из нас его нет. По крайней мере, никто еще не пытался им воспользоваться.
(обмерла я от прозрения)
Так и быть, я помогу тебе остановить этот котящийся валун, хоть он уже и так у подножья горы. Но ты мне пообещаешь, в свою очередь, больше прошлое между нами не ставить. Я не прошу прощения – ведь знаю, никогда его не заполучу. Не прошу даже понимания и принятия моих былых поступков. Просто пусть та твоя ненависть не стоит больше стеной между нами – и всё станет намного проще.
Попробуй поверить мне, как когда-то в детстве верила. Хорошо?
Немая. Страшусь даже пошевелиться.
– Молчание – знак согласия, я так понимаю?
И вновь смотрю на него мертвым взглядом, боясь моргнуть.
– И перестань всё твердить "Вителли, Вителли", – вдруг прикрыл на мгновение веки, а на лице его показалась неприкрытая злость, и даже, отчасти, отвращение. – Этот твой Вителли самолично отдал приказ своим людям уничтожить Фернандо, пусть и по моей просьбе. С его помощью я избавился от помех. От этой, и последующих. Правда, про тебя он не знал. А теперь, – вдруг вырвался болезненный смешок, – так настырно пытается занять удачно освободившееся место рядом с тобой, чтобы со всех сторон обеспечить себе поддержку, прочный плацдарм на Искье, и закрепить в Ордене свою непоколебимую власть, дабы уже ничто не перечило его жадной фантазии и алчному произволению.
Казалось, я умерла в тот миг. Очередной выстрел разорвал мне сердце, лишив не только дара речи, но и всяческого желания дальше отбывать свои дни на земле.
Заметил, понимающе закивал.
– А ты думала, – облокотился локтем на стол и провел по своему челу, стирая эмоции, – я просто так тебя под землю спрятал? ... этот мир еще больше бесчувственен и безнравственен, нежели людской.
(уставил взгляд на меня исподлобья)
Таких, как Ивуар и Матиас, – единицы, и они – скорее всего, исключение, чем обыденность.
Ты посмотри, кто сейчас сидит в Совете? Ты думаешь, они верны делу? Постулатам? Тебе, мне... или, в конце концов, Вителли? Нет! Отнюдь. Щелкни пальцем – и тут же побегут уже за новым поводырем, если тот пообещает больше богатств и защиты. Причем, действительно, достаточно, просто, пообещать – и они уже готовы продать ближнего своего ради, так ярко блестящей и манящей издалека, выгоды.
В три шеи гнать их нужно! Поставить на своё место. Нельзя держать такой огромный Совет, а уж тем более столь скользких типов. Да, знаю, что иначе их было не убедить пойти за нами. Но такое количество, согласись, – перебор. Пусть хватают бразды Поверенных – и к чертям котятся, пока еще следуют канонам. А нет – то и в само пекло в пору их загонять.
Но ты не убивайся, – вдруг глубоко вздохнул, а голос стал немного тише и добрее. – Сие их непостоянство и нынешнее предательство – нам только на руку. Будет за что "понизить" в полномочиях. Вителли придется убрать, нравится тебе это или нет. Определи сама новый состав Совета, и хватит уже строить из себя невинную Жрицу. Взялась за оружие – стреляй. Наведи порядок, стукни кулаком по столу, раз назвала себя Главенствующей в Ордене.
Красивую речь не обещаю, но постараюсь найти того, чьи слова будут иметь больше веса и успеха, нежели твои прежние попытки достучаться до их сознаний.
С Вителеццо сам разберусь.
И Бельетони расшевели, пусть не отсиживается на своей тощей заднице, а поможет привести в чувства этих полоумных, слепых овец.
Всё ясно? – вдруг цыкнул и вытер свое лицо рукой, стирая напряжение.
Несмело, обреченно кивнула.
– Твой Вителли будет жив, если ты этого пожелаешь.
– Желаю, – едва слышно шепнула.
– Хорошо. Не хочу еще больше усложнять наши отношения, и так погрязшие в болоте ненависти. Но дорогу к нам, и всё о наших прежних и будущих делах, отныне Вителли забудет, причем это не просто слова – о сиим я позабочусь. Так же он будет изгнан из Ордена, хотя я не против, если у своего Бельетони вымолишь для него пощады. Имя Вителеццо, как и давно это следовало сделать, окончательно канет в историю, оставаясь лишь в связке с памятью о временах правления Борджии.
Глава 35. Решение
***
Я действовала согласно плану Асканио, причем едва ли не дословно.
Каждый играл свою роль, и ныне мой удел – это встреча с Доминико.
– Я думал, ты меня уже и забыла, – съязвил Бельетони и широко улыбнулся. Рухнул в свое кресло, как раз напротив меня. – Хотел, было, однажды даже в гости заявиться, но потом подумал, что это может вызвать волну самоубийств тех глупцов, которые нелепо решат, что я явился за ними.
Смело ухмыльнулась я.
Да, с тех пор многое произошло.
Исчез страх перед этим существом, робость и волнение. Доминик перестал быть для меня Демоном. В какой-то мере, в своих поступках и безысходности, я стала на одну ступеньку с ним, и теперь уже не мне судить его поступки.
Тяжело вздохнул – и выровнялся, сменив вальяжную позу на сосредоточенную.
– Разве может быть иначе? Что, Виттория, в этот раз вас беспокоит? Аль кто опять посмел к вам свататься?
Игнорирую шутку:
– А эта комната за года – ни капли не изменилась.
– Я, в основном, теперь на Аэтфе проживаю.
С неприкрытым удивлением уставилась на него.
– Знаешь, там как-то повеселее будет, – ответил он, – чем здесь. Особенно от того, что есть с кем ночи коротать.
– Возлюбленная? – брови мои выгнулись, а лицо просияло от радушного изумления.
– Да полно тебе наговаривать, – рассмеялся Бельетони. – Я не страдаю твоей застенчивостью и устоями. Мне как-то больше нравится разные блюда отведывать.
Пристыжено улыбнулась я, пряча свои глаза.
– И неужто они все такие разные на вкус? – не удержалась я от издевки.
Расхохотался, не скрывая свое удивление от тех перемен, что во мне заметил.
Вытер свои губы рукавом, словно после сытного ужина.
– Даже не знаю как сказать, чтобы не обидеть твои чувства.
– Мои?
– Ну да, женские.
Мило ухмыльнулась, уведя в сторону взгляд.
– Ладно, что всё обо мне, да обо мне. Выкладывай с чем пришла, а то небось, уже сгораешь от нетерпения облегчить свою душу. Отец Доминико слушает вас, дитя мое.
– Богохульник, – и рассмеялась я сама, того не ожидая.
Улыбнулся и тот в ответ.
– Не то что бы, но... Ладно. Говори давай, пока дела меня вновь не позвали.
Тяжело вздохнула и осмотрелась по сторонам, собирая мысли по осколкам.
– Наш Орден в шатком положении. И, боюсь, если я изничтожу всех мне не угодных, останется меньше десятка.
Вдруг громко, звонко захохотал Бельетони.
– Невероятно. Как же ты изменилась за эти года. Прям слов не подберу.
– Как есть, – удивленно, без особых эмоций , ответила я. – Так что... не знаю даже как и поступить. Асканио, правда, обещал помочь, но... так ли это на самом деле, и что из всего этого выйдет, не ведаю...
– Асканио? Я не ослышался? – язвительно ухмыльнулся Доминик.
– Ты можешь быть серьезным, прошу? Я понимаю, что не у тебя дело всей жизни рушиться, – в чувствах приложила ладонь ко лбу, подавляя обиду, а затем снова взгляд в глаза собеседнику. – И тебе легче решать проблемы, просто-напросто убивая, но для меня – это не вариант. Всё еще – не вариант. Понимаешь?
Скривился, недовольный моим высказыванием, но стерпел. Откинулся на спинку кресла; нога на ногу – и взгляд прямиком мне в душу.
– Да слышал я про ваши эти козни с Папством. Только не могу в толк взять, чего от меня-то хочешь? Ты же не думаешь, что я поеду на Искью к вам на Совет и стану упрашивать одуматься? Или что?
– Нет.
– Ну так гони взашей всех неугодных из Ордена, пусть даже если останется там – ты, Ивуар твой и Асканио.
– Матиас и Маркантонио еще.
– Да неважно мне кто и сколько. Гони, говорю, прочь, а там я сам с ними разберусь – давно уже как-то я не разминался. Скучно с вами стало. Вот теперь, – кивнул головой куда-то в сторону, – в основном по синьорам и синьоринам шляюсь. Так и Договор наш останется в силе, и резон одуматься, пересмотреть свое решение, для твоих подопечных будет. Разве я не прав? Или тебя и это не устраивает? Поверь, многие захотят остаться, боясь вернуться в неопределенное прошлое. Они смело откажутся от не наступившего будущего, лишь бы снова не прозябать свое бытие в подвалах минувшего.
Тяжело вздохнула.
– В том-то и дело, такие решения принимать может только Совет. А количество их голосов куда больше моего и моих единомышленников.
– А кто виноват в этом?
(стыдливо спрятала взгляд)
Вот сколько у нас основателей? А каков ваш штат управляющих?
(Пауза)
Ладно, полно казнить себя, – вдруг махнул рукой, сменив положение тела, подавшись ближе ко мне, руки скрестил на коленях. – Решай проблему. Как же твоя невероятная сила, которая уступает лишь моей? Разве это – не довод к тебе прислушаться? Или... ты хочешь сказать, с той нашей первой встречи на Эйземе ты не тренировалась и не развивала ее?
Невнятно закивала.
– Тренировалась. Развивала.
– Тогда что? Напомнить тебе, как испепелять вампиров?
– Н-нет, – с ужасом дернулась я.
– Созови Совет. Выступи с восхитительной речью. А дальше – как только кто-то выступит против, устрой показательную казнь. Одна, две, от силы – три, и поверь... там у вас сидят слишком большие трусы, чтобы общей, сплоченной силой вот так в лоб выступить против, тем более что у тебя будет поддержка. Ну, хочешь, лично для тебя и я приеду на этот спектакль?
– Н-нет, – закачала я в еще большем ужасе головой.
– Нет? – с удивлением рассмеялся Бельетони.
– Нет. Боюсь, тогда показательных казней будет гораздо больше трех.
Ухмыльнулся.
– Темнишь ты что-то, темнишь.
Пристыжено закусила губу.
– Я просто хочу знать, что ты на моей стороне. И если все развалится...
– Я тебя не трону.
– Нет. Не то... ты помешаешь им. Не дашь захватить Святой престол. Пусть мы – безбожники, но не стоит лишать людей чистоты веры в Господа.
Смолчал.
– А если... – набралась смелости я, – все-таки получится самой справиться, правда, при этом изгнав некоторых из Ордена, обещай не трогать их до тех пор, пока те сами не спровоцируют твой гнев своим неподобающим поведением.
Усмехнулся.
– А нет, я ошибся. Ты не изменилась. Просто немного смелее стала. А так, по-прежнему, наивна и, – тяжелый вздох, – неуверенна в себе. Хорошо. Что смогу, то сделаю. А ты скорее разбирайся с этим всем... казусом на поприще благородности идей и стремлений Великой Виттории Колони, да дальше продолжим мы свою тихую, рутинную, ничем неприглядную, жизнь-бытие.
– Как ты после всего это еще можешь шутить? Столько пройдя, в тебе все еще горит желание жить, сражаться... и смеяться.
Ехидно заулыбался, но затем все это резко превратилось в какую-то наигранную гримасу, а там и вовсе сошло на нет.
– Как? – вполне серьезно отчеканил Доминик. – А никак... Я вынужден на зло всем тем ублюдкам, за которых ты даже сейчас заступаешься, жить и улыбаться. Я не дам им победить. Это – личная война, хоть и основана на ребяческой, как некоторым может показаться, обиде. Ты думаешь, меня забавляют их смерти? Да они мне уже по горло, – вдруг махнул рукой, подтверждая слова жестом. – Тошнит всё. А женщины эти? Пустые и безнравственные. Замужние или только входят в общество, – буквально каждая рвется за достатком или внешностью. Да, бывают такие, как ты. Но это – единицы. И беда в том, что и их разум тоже затуманен.
– И мой? – осмелилась я.
Ухмыльнулся.
– Правду?
(молча кивнула)
– Что ж, – ответил Бельетони. – А разве не затуманенный? Ты пытаешься сотворить прекрасное будущее для тех, кто особо к нему не рвется. Ты страдаешь по том, кого уже нет, не замечая никого вокруг. А если и натыкаешься, то, как слепая, хватаешься за него, но при этом до ужаса остерегаешься и боишься. Да, я сейчас говорю о Вителли. И пусть он – в итоге, мерзавец, но тогда ты же этого не знала. Ты боялась ошибиться, но а вдруг бы прогнала что-то стоящее? Ты во мраке. И что самое обидное, тебя это всё устраивает. Тебе нравится. Я буду рад, искренне рад, если ты когда-то очнешься все-таки от всего этого сна, дерьма, прости на слове, и начнешь жить настоящей жизнью, а не рвением в никуда и непонятно ради кого. Я могу весь твой Совет сегодня же почистить, и под давлением страха убедить следовать исключительно за тобой. Да только смысл от всего этого? Лишь испорчу твою игру. Отберу смысл твоего последующего существования, ковыряния в грязном белье сего политического сумасбродства.
Если я когда-нибудь вновь женюсь, то тут же отойду от дел, издалека лишь наблюдая за спокойствием своих близких, а не буду рваться обуздать и перевоспитать весь мир. Мне оно не надо. Мне давно уже это не надо, но чтобы не умереть вовсе со скуки, я себя развлекаю в такой способ.
Подумай над всем этим и поменяй свое отношение к происходящему. Будь проще, и тогда все будет легко и само собой получаться.
Поверь, от того, что ты провалишься или справишься с поставленной задачей – мир не исхудает. Да, кое-кто умрет, кое-кто расплачется, а в остальном – как существовали, так и будут существовать. Я не говорю, пускать всё на самотек. И что нужно допустить недоносков к Папству, но, поверь... жизнь расставит всех по местам – и однажды они непременно вылетят из колеса бытия. Добро победит зло, оставив искреннюю веру людей в Высшую силу там, где ей и следует быть – в их сердцах.
В общем, хватит на сегодня "демагогии". Я понял твою просьбу, и выполню ее. Буду твоим запасным гарантом. А сейчас – собралась и пошла отшлепала непослушных детишек. Кого надо – в угол, а кого – и розгами.
– Благодарю, – едва слышно прошептала я и несмело встала с софы. – Дорогу сама найду, – язвительная фраза неожиданно вырвалась из моих уст, отчего Бельетони тотчас добродушно рассмеялся.
Глава 36. Изгнание
***
– Уважаемые собравшиеся, – с уверенностью на лице и горделивым видом, стоя посреди главного зала в Арагонезе, начала я, – уважаемый Совет... доныне мои единомышленники, а на сегодня, как бы не прискорбно было это осознавать, – оппоненты. Между нами пролегла огромная пропасть, которую уже, наверно, как единое целое... не преодолеть. Вы знаете мои доводы, а я – ваши. Но вопрос скрещивания власти Ордена с Папством больше не терпит отлагательств и попыток свести всё до единогласия, а посему предлагаю наконец-то решить его раз и навсегда. Более того, я в курсе, что, не смотря на то, что мы пережили, что пришлось вместе всем нам пройти, дабы добиться хотя бы того, что ныне у нас имеется, вы считаете, что, раз я женщина, то мое место быстрее в поэзии, на балу или рядом с детьми в качестве няньки, нежели в политике. Что ж, прошу тогда в последний раз выслушать мнение и доводы того, кого вы мните более достойным, и кто смыслит во всех этих делах гораздо лучше, чем я, а именно – всем нам хорошо известный, Асканио Колони, герцог ди Палиано, а затем окончательно проголосовать.
Тяжелый, долгий вздох – и вышел вперед. Лицо его, казалось, от натянувшейся маски серьезности, гораздо старше и мудрее, нежели когда-либо его видела доселе.
Замер, оттягивая интригующую паузу.
Еще один вдох – и началось...
– Совет. Друзья, товарищи и, просто, знакомые. Большинство из нас... когда-то были людьми. Именно теми недалекими, глупыми юнцами, которые так нелепо просаживали свои жизни за навязанные нам, наивным разумам, чужие идеалы и мечты. Мы шли в бой, не жалея ни сил, ни надежд, ни любви ближних, которые остались в тылу. Мы шли на смерть храбро, ибо хранили глубоко в сердце (пусть и не всегда открыто) веру. Веру в Бога, в Надежду, в Светлое будущее. Это было чистой, мощной... и не запятнанной силой, которую никогда не победить врагу. И даже если сами творили жуткие вещи, подобно бесам, в душе были светлые, пускай извращенные, но... идеалы. Разве не так? И что вы нынче предлагаете? Отобрать у слабых, смертных, людишек еще и веру? Неужто вам недостаточно той власти, которая и так у вас есть, которая и так растет изо дня в день? Земли, богатства, подданные – у вас есть всё! И даже твердое, уверенное будущее для ваших детей и внуков. Причем благодаря нашим ОБЩИМ усилиям. Но это – правда, – закивал головой, – вам... мало. Стяжательство побеждает даже самые основы морали, которые у достопочтенных особ всегда должны сохраняться, как бы их не трепала жизнь и не заставляла вертеться во имя собственного спасения. Казалось бы, Папство – очередная "золотая жила". Но сами должны понимать, что если и доберется зло до Святого престола, то оно должно быть непременно бренным, а отнюдь не в рубахе из вечности. Добро всегда должно побеждать зло, ведь иначе – незачем тогда нам существовать и пускать в этот мир наших отроков.
Не услышите меня – что ж, ваше право. Может, тогда из первых уст правда достучится до ваших сознаний. Джироламо Колони, некогда Папа Римский. Прошу...
Вдруг Асканио отступил пару шагов назад – и вперед, из толпы, вышел незнакомый всем нам старик. Загадочно тот улыбнулся.
– Дети мои, побойтесь Бога в ваших желаниях! Нет, я не буду читать вам сейчас проповеди, хотя и стоило бы попытаться, даже если и не услышите вовсе. Сегодня я просто скажу вам то, что и так должно сидеть в ваших сознаниях, – замахал вдруг пальцем пожилой мужчина, словно силой пытаясь вложить, втолковать мысль каждому в голову, навеки укореняя ее там. – Церковь и все, кто обладают доступом к власти через религию, – не имеют права хоть как-то относиться к бессмертию: это – уж совсем безнравственно и нечестиво! Если они выбрали сторону Бога – то непременно, в конце концов, должны выполнить свой последний долг перед людьми и Всевышним – уйти с честью и достоинством, когда тех призовут. Более того, я вам скажу, это не только долг, но и – благодать.
В тот миг, когда я обратился, моя земная жизнь закончилась, вместе с ее амбициями и рвениями. Но было уже поздно что-то менять. Видимо, слишком много зла натворил, что Бог отказался меня к себе принимать, причем ни тогда, ни сейчас. Не повторяйте мои ошибки! Здесь на земле наш личный ад – жить тенью среди тех, коими когда-то сами являлись и так же мнили из себя хозяев мира сего. Нам в пору замаливать и исправлять свои грехи, а не преумножать их. Не нужно сие пекло путать с чем-то другим и вмешивать в него тех, у кого еще есть шанс исправиться и уйти на небо вовремя. Вы думаете, что вечность – благодать? Да, именно так мыслите! Можете не отвечать. Что ж, посмотрим, что скажите вы на это еще через триста или пятьсот лет. Ведь на ваше место придут другие, более сильные и умные, а вы останетесь на задворках, несмотря на ваши аморальные поступки и животные рвения, былую мощь и сноровку. И тогда вы пойдете к Богу, а он вас не услышит, как не слышите вы сейчас нас. Ведь его Престол будет осквернен и захвачен теми, которым сегодня вы стелите дорогу. Одумайтесь, пока не поздно!
Закивал головой, вторя своим каким-то далеким, не до конца высказанным, мыслям, и – вдруг разворот. Неспешный, плавный-... шаги на выход.
– Что ж, члены Совета, – поспешила я вмешаться в нарастающее замешательство толпы. – Давайте проголосуем, кто за то, чтобы поддержать скрещивание нашей власти с Папской, а кто – против. Голосование будет тайным, – тут же уточнила. – И помните, что ответственность будет лежать исключительно на каждом за принятое сейчас то или иное решение. И не забывайте, кто вас здесь всех собрал, чья сила была весомым аргументом тому, что вы доверились и перешли на нашу сторону, и кто добился для вас благосклонности Эйзема.
– Вы нам угрожаете? – послышалось где-то из зала.
– Нет, конечно, – не без лжи, оправдалась я. – Просто помните об этом, когда будете делать свой выбор. Так, кто будет собирать голоса? Ну же, решайте сами, дабы было это беспристрастным.
Синьор Пикколомини? Хорошо, прошу пройти в центр.
Тягучие мгновения, пока украдкой члены Совета пишут свои решения на маленьких бумажках, мнут и бросают в предложенный им мешок.
Третий круг – и наконец-то замер Доброволец около нас: меня, Ара, Асканио, Матиаса и Маркантонио.
– Кто считать будет? – спросил Пикколомини.
Тяжело сглотнуть, скрывая свои истинные эмоции, и, как никогда еще, начать притворяться.
Смелый, с вызовом взгляд на Вителеццо.
– Вителли? Будьте так добры нам помочь.
Короткий смешок, не без дерзости. Нехотя встал со своего места и подошел к столу. К нему же приблизился и Доброволец с мешочком.
Долгие это были мгновение и, кажется, с каждым таким громким "за" или "против" сердце мое отмирало и вновь начинало биться.
Последний: "Против".
Почетный счетовод любезно объявил:
– Двадцать восемь членов Совета "Против" слияния и девять "за".
Словно гром среди ясного неба, облегчение волной накатило на меня, отчего радостно выдохнула и, не совладав с эмоциями, счастливо заулыбалась.
– Чушь какая-то! – вдруг вскочил с места барон Дабадю, – еще три дня назад больше трех четвертей высказывалось "за", а нынче – едва ли не в точности до наоборот! Это что ж получается, достопочтенные члены сего, не побоюсь этого слова, Великого Совета, вы испугались пятерых, из ума выживших, Древних и сей недалекой, наивной женщины, которая только что и может, так это нас попрекать и пугать Эйземом? ДА?! Вы верно сказали, нет место нежностям в политике! Идите дальше сочиняйте свои оды, а в дела взрослых, серьезных господ впредь не суйтесь!
Очи мои вспыхнули яростью, как никогда доселе. Я четко осознавала, что от меня сейчас требуется, дабы сохранить порядок и остатки того, что осталось от Ордена.
– Или мы обойдемся в дальнейшем без ваших речей! – громко, звонко, повелевая, вскрикнула я – и тотчас охальник рухнул на пол, корчась в неистовых муках. Дикий прощальный визг – и в мгновение ока тело превратилось пепел.
Тихий ах, пронзительный вскрик вырвался из толпы наружу. Но, что удивительно, прямого порицания так и не последовало. Замерли все в ужасе и страхе, боясь пошевелиться.
Уставила взор на Вителли.
