Текст книги "Терновый венок надежды (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)
– Так и нужно, Асканио! Держи себя в руках.
"Я не понимаю", – застряли слова в горле. Молчу. Внимательно смотрю ему в глаза и ищу подсказки и повод... уничтожить его, или хотя бы остановить этот чертов бред.
– Как только ее сердце перестанет биться... Как только ее душа приставится к отходу, как только вся еще сущность отпустит какие-либо попытки бороться за жизнь, сопротивляться переменам... Только тогда я пущу в нее свою кровь, и вместо пустых стараний излечить страждущее, исковерканное тело, она превратит ее в мне подобного. Только тогда...
Проглотил ужас, шаг ближе, блуждающий, ищущий ответов взгляд, скользящий по Виттории.
– Как по мне давно уже пора. По-моему, она уже давно не дышит.
– Успокойся, – резко, грубо ответил, отдернул меня словом, но затем, вдруг уже тише и более сдержанней, добавил. – Отойди. Все под контролем. Я все еще слышу удары ее сердца.
Смиренно потупил взгляд в пол, мысленно считая мгновения и душа в себе горечь временного поражения.
– Пора, – внезапно отозвался и тут же дернул пальцем по рукоятке кинжала. Щелкнул затвор... – и, казалось, время остановилось. Я жадно выпучил глаза и всматривался ей в лицо, ища перемены. Надежду.
Но... тщетно.
– Почему она не реагирует?
– Реагирует.
– Но я же вижу!
– А я – слышу. Реагирует, Асканио. Реагирует, – вдруг облегченно выдохнул. Вырвал клинок из ее груди, обтер рукой кровь и спрятал оного за пояс.– Реагирует, – добавил, – процесс пошел. Остается лишь ждать.
***
(А с к а н и о)
Я сел у ее кровати, взял ладонь в свою руку, и стал тихо молить ожить, открыть глаза, прийти в себя. Отчего-то внутри меня засел жуткий страх, словно на одре лежит моя душа, и в случае провала, я лишусь гораздо большего, чем просто сестры, родного человека или надежды на светлое будущее. Казалось бы, я сам там лежал и балансировал на грани решения дальнейшего бытия.
Глава 8. Пробуждение
***
(А с к а н и о)
Вдруг Авалос подошел ближе и коснулся щеки Виттории. Дрогнула. Отчего я невольно выпустил ее руку из своей и отстранился.
Тихий, болезненный стон вырвался из женской груди.
– Пора.
Казалось, я уже ненавидел это слово, это его ужаснее веление.
Уставился в непонимании на него, выжидая продолжения.
Но вместо слов, подошел Фернандо к столу, взял кубок и вылил остатки прозрачной жидкости на пол.
– Мне нужна твоя кровь.
Живо встал, выровнялся я на ногах. Молча уставился на него.
Шаг Авалоса ближе, и, взяв меня за руку, задрал повыше рубаху, оголив запястье. Резвым движением выхватил из-за пояса клинок и тут же полоснул меня по телу. Красная вмиг рванула из вен.
Быстро подставил бокал под струйку и – стал выжидать результат.
Короткие мгновения – как вдруг ухватился своей рукой за мою, в попытках пережать, остановить кровь.
– Хватит ей на первое время. Отдери кусок от простыни и перевяжись.
Вынужденно последовал "совету".
А в это время кустарный врачеватель присел рядом с девушкой и прислонил к ее губам серебряный сосуд.
– Пей, любимая. Пей.
Но неожиданно, вместо действий, вместо слов или хотя бы попыток осмотреться, Витторию вмиг подкинуло в постели, жадно выгнув в дугу... и она дико, отчаянно завопила от боли.
Хотелось руками заткнуть уши, дабы не слышать этот ужас, но я не мог и пошевелиться.
Моя беспомощность сейчас просто убивала меня, сражая наповал.
– Что с ней?! – пытался я перекричать отчаяние.
– Все хорошо. Ее тело пытается совладать с переменами.
– Ей больно?
– У нее агония. Дурман и лихорадка.
Едва крик стих, едва она вновь опустилась на кровать, как Авалос живо притиснул к ее устам посудину и тут же оную аккуратно наклонил, по капле вливая кровь на сухие, изнеможенные мучениями, губы.
– Пей, дорогая. Пей, Виттория, и тебе сразу же станет легче. Пей, молю!
Дрогнула. Дрогнула... Сначала неуверенное движение бледных лепестков, а за тем и вовсе наружу вынырнул язык, слизывая лекарство.
Тяжелый, полный облегчения выдох, его, мой, ... ее.
***
(В и т т о р и я)
Блуждающий взгляд по стенам, и нащупала что-то родное.
Фернандо. Невольно дернулась на месте, но затем осеклась, втолкнув в свою голову воспоминания о событиях последних дней.
Еще немного в сторону – и моему взору представился Асканио. Брат. Его лицо и того еще более чуждое и непривычное, чем, пропавшего несколько лет назад, мужа.
Два человека, двое мужчин, вот так тенью ходившие за мной, и вот так резво ворвавшиеся в мою жизнь, судьбу, дерзко перевернув все с ног на голову.
– Что с твоей рукой? – невольно ужаснулась, увидев перевязанное запястье бело-пурпурной, в кровавых разводах, тканью.
– Ничего, нечаянно поранился, – и тут же спрятал от меня долой.
– Потом наговоритесь, время не ждет. Насыщения хватит лишь на пару-тройку дней, а затем голод вновь начнет разрывать твое тело.
(перевела взор на Фернандо и замерла, внимая словам)
А сейчас... рьяно запоминайте, в малейших деталях, что и как следует нам предпринять.
Первым делом, ты, Колони, отправишься к себе в угодья и будешь делать вид, будто в твоей жизни все так же рутинно и гнусно, как и прежде, – едко, неосознанно ухмыльнулся, а затем вдруг, полный доброты и переживания, взгляд обрушил на меня, – а тебя, моя дорогая Виттория, встретит мой друг, священник Ар де Ивуар, неподалеку от ворот Рима. Он и поможет все обустроить.
– Из ваших? – вклинился Асканио.
– Да, – учтиво ответил Авалос, и затем снова перевел взор на меня, – Виттория, чтобы было все достоверно, тебе придется уступить мне и пойти на кое-какую хитрость. Будем придерживаться легенды, будто ты сильно заболела, пока была в поездке, и, предчувствуя свою кончину, попросила настоятеля монастыря Святой Елены, где ты, кстати, и провела все эти дни, пока пропадала от глаз своих знакомых и близких, перевести тебя в монастырь из Витербо. Ар де Ивуар любезно согласился тебя сопроводить и успешно помог добраться до места назначения. Там ты захочешь самовольно очиститься путем смывания с бренного тела грязи и грехов, а затем, уединиться в комнате, дабы предаться молитвам. В это время Ивуар тайно проникнет в келью и поможет совершить задуманное: ему придется загнать тебе в сердце кедровый кол. Под одеждой его не будет видно, а раздевать уже тебя никто не даст, так как обряды уже будут соблюдены, и наш священник настоит провести тебя в последний путь именно так, в том виде, в котором будешь на момент "ухода к Господу". Все это ради того, чтобы полностью лишить тебя возможности хоть как-нибудь выдать себя: всё, кроме сознания, станет чуждым тебе, и ни вздохом, ни движением себя не выдашь бренным, пока будет кол в теле. Верь мне, и пусть будет страшно, и вероятнее всего, в какой-то момент покажется, что все это длится вечность, помни... я обязательно приду по тебя... и освобожу от оков недвижимости.
И еще, ты обязательно составь завещание и подари все наши угодья и денежные средства монастырю Святой Елены из Флоренции. И да, пусть весть о страшном грядущем событии Асканио застанет врасплох, но он успеет добраться вовремя, Ар де Ивуар за этим проследит. По требованию брата тебя похоронят в саркофаге, на самом нижнем этаже рядом со святыми и знаменитыми обитателями монастыря.
(немного помолчав, перевел взгляд на Колони)
И вот после всего этого... ты и приедешь ко мне, Аско, сюда... среди ночи.
Я обращу тебя, как и обещал, и расскажу все то, что обязан будешь сделать для тихого ухода из мира живых.
***
Путь выбран – приступить к исполнению.
Асканио был благоразумен, а посему подчинился наставлениям Фернандо.
Мне же оставалось ждать вечера, чтобы пуститься в последний путь бренности под покровом тьмы.
– Виттория, – вдруг, тихо, с какой-то болью в голосе, отозвался Авалос. Ступил шаг ближе, робко обнял – невольно поддалась. Горький шепот над ухом. – Любовь моя, я не знаю, что дальше нас ждет. Могу лишь предполагать и надеяться. Но я уже видел один из худших из вариантов развития событий, где ты осталась одна, где я был в недосягаемости.
– Ферни...
– Выслушай меня, родная.
(вынужденно подчинилась, опустила голову ему на грудь и замерла, непроизвольно дрожа от страха потерять его вновь)
Все очень сложно, и как бы не случилось, пообещай мне, что... Я знаю, верю, и видел, ты – идеальная жена, верная, безупречная... ты – ангел, и я был, и ныне есть, безумно счастлив, что мне так в жизни повезло. Я не просто повстречал тебя, а ты была... моей.
– И нынче есть, – спешно поправила.
Несмело кивнул головой.
– И нынче моя. Но пообещай, если вдруг... если что случится со мной, и меня не станет. Обещай, что не будешь мучить себя, не будешь грустить, не будешь так долго и болезненно оплакивать.
– Фернандо!
– Нет, Виттория, – не сдержался от резкости, – пообещай, что если меня не станет, то ты будешь дальше жить полной жизнью, как если бы меня вовсе не было. Я ценю твою любовь... но не стоит все это таких безрассудных жертв, особенно теперь, когда... жизнь может быть куда гораздо дольше нескольких десятков лет. Пообещай, что если повстречаешь того, кто сможет быть достойным тебя и твоей любви, ты не отвернешься от него. По крайней мере, только не во имя памяти и чувств ко мне.
– Авалос! – гневно чиркнула зубами и отстранилась от него.
Но гнев мой так и не успел взорваться в полную силу – Фернандо крепко сжал мои плечи. Пристальный взгляд в глаза.
– Господь нам дал второй шанс, и шанс мне все исправить. Я видел все, и благодарен, но, как муж, приказываю... не ждать меня вечно... как клятву давали – со смертью моей... меня отпусти.
– Ты не можешь меня снова покинуть, – слезы застыли на глазах, боясь сорваться вниз.
– И не покину. Голову даю и душу на плаху, – неосознанно встряхнул меня, прогоняя наплыв истерики, – изо всех сил буду стараться, слышишь, обещаю, буду стараться быть рядом с тобой, но я не всемогущ... и не бессмертен, даже не смотря на перемены. Прошу...
Молча опустила взгляд в пол.
– Виттория...
Несмело, едва заметно кивнула, и сглотнула ядовитый ком боли, обиды и злости:
– Тогда и ты пообещай, что забудешь.
Раздраженно цыкнул и выпустил из объятий. Шаг в сторону, взор поплыл по комнате.
– Я не прошу меня забыть, я прошу жить дальше и попытаться быть счастливой. Понимаешь?
Через силу, ответила, подчинилась его напору:
– Понимаю.
– Ладно, тебе пора. Уже давно стемнело. Помни, недалеко от северных ворот тебя будет ждать Ар де Ивуар. Ты его узнаешь – старец, в простой, ситцевой, темно-коричневой одежде священника. Короткая седая борода, плешь на затылке и грустные, усталые, цвета неба, глаза.
– Ты ему веришь?
– Как себе.
Шаг к двери, но замерла, уцепившись за ручку. Полуоборот – и набраться храбрости сознаться, признаться в том, что так долго грызло, гноило мою душу:
– Фернандо.
– Да, Виттория? – живо уставил на меня свои черные глаза.
– Ты же знаешь, что у нас был ребенок?
Резко опустил голову, болезненно сжал кулаки, скривился. Едва слышно:
– Да...
Пристыжено уткнула взгляд в пол и я.
Безмолвствую, не набравшись смелости на продолжение, сказать заветное... "прости".
Тяжелая пауза, и вдруг он первым отозвался:
– Что было, то было. Теперь все будет по-другому... и лучше.
Благодарно улыбнулась, уставилась на него. Молчу.
– Никто не виноват. Видимо, судьба у нас была такая.
– Но я... – решаюсь на покаяние.
Застыл в удивлении (невольно вздернув бровями).
– Если бы я тогда не солгала...
Переменился в лице, молчит.
– Если бы... пусть и нарушила слово, пусть не помогла бы ей.
– Ты о чем? – не выдержал, замер, не шевелясь.
– Я знала, что задумала Лукреция. И нарочно покрывала ее обман. Если бы... – (молчит), – то, возможно, все были бы живы. И тогда Господь не наказал бы меня, и не забрал его.
(тяжело сглотнула;
ну вот и всё... призналась)
Но вместо злости, негодования, осуждения... или ненависти, на его лице расплылась добродушная улыбка.
Неспешно подошел ближе и обнял, привлек к себе – поддалась. Поцелуй в макушку.
– Глупенькая моя. Чем ты, какими только мыслями не калечишь себе душу. С ними, со мной все было давно решено. И без твоей помощи она бы сбежала. Это же – Лукреция. Ее нрав никому не под силу было обуздать. А вся та рокировка, при которой мы с Роберто выбыли из игры, – свершилась бы так или иначе. Все было предрешено задолго до твоих... слов.
– Тогда почему? – несмело подняла глаза вверх, пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Не знаю... – крепче сжал, поцелуй в лоб. – Не знаю, моя дорогая.
"А я знаю..." – наперекор прошептала моя душа.
Глава 9. Погружение
Все шло по замыслу.
Удивительно, но своего скакуна нашла недалеко от того места, где пару дней назад его оставила.
Оседлать животное – и пуститься в путь.
У северных ворот меня окликнул старец...
***
В какой-то момент расспросов и попыток лгать окружающим, я окончательно уверилась в том, что тянуть с "кончиной" нет смысла, и Фернандо несомненно прав. Увидеть тех, кому ты верил, и кто тебе так рьяно и открыто, добродушно доверял, подарить им пуд лжи и притворства, проститься, нарочно роняя в души еще больше боли и разочарования... Нет, все это было ни к чему.
Придаться прощальному омыванию греховной плоти, огласить завещание, помолиться Господу – и довериться священнику, как самой себе.
Испуганно зажмурила веки и замерла.
Удар. Болезненный, жуткий удар – и оцепенение.
Короткие мгновение – и боль отступила, оставив по себе лишь прозрачный шлейф страха.
– Не бойтесь, Синьора. Все будет хорошо, – словно прочитав мои мысли, прошептал старик. – Думайте о хорошем, думайте о своем муже и о всем том, что ждет вас впереди. Скоро всё закончится, переменится – и вы свободными птицами помчите дальше по своей судьбе.
***
(А с к а н и о)
Я понимал, что не все так просто.
И более того, тот, кто не смог сам за себя постоять, и лишь волей случая остался живым и свободным, не в силах заступиться, защитить мою сестру.
Авалос давно уже был не таким, как раньше. Более того, принципы, мягкость и добродушие убили в нем воина, мужа, за которым раньше шла целая армия. За которым шли даже слепые и маловерные, перед которым отчаянно падали стены городов и фортов.
Маркиз де Пескаро перестал быть самим собой, тем, кому бы я мог доверить ее, хрупкую...
***
(А с к а н и о)
– Оливеретто, седлай лошадей, мы направляемся в Рим.
– Я слышал про Вашу сестру, соболезную, – замялся тот, как никогда в жизни доселе. Не знал, что он способен на сочувствие. Ладно, плевать.
– Благодарю, – едва осознанно ответил, подхватил со стола свои ножны с мечом, и, на ходу прикрепляя их к поясу, тут же направился к выходу, – у меня будет для тебя задание...
***
(А с к а н и о)
Получил наставление и мой дальний родственник по линии отца, бастард рода Ровере, Матиас дела Ровере, второй муж нашей кузины. Я верил ему, как себе. И многие дела пришлось нам вдвоем провернуть, причем зачастую такие, о которых лишь мертвые помнят.
Более того, этот человек находился уже в том возрасте, когда смерть, отчаявшись его заполучить насильственным путем, смирилась со всем, перестав ходить по пятам, покорно села в кресло и, просто-напросто, стала дожидаться, когда к своему концу добегут последние годы грубого, бесстрашного существования, что едва ли смогут сложиться в десяток.
Я дал ему власть – а он мне верность.
А теперь, если все удастся, я дам ему еще и вечность – и тогда он будет в таком неоплатном долгу передо мной, что только Богу известно, насколько это рассудительно и человечно.
– Отправляйся в Вену и найди, раскрути клубень тайны гибели герцога Филиппа де Валуа. Только истинной, а не той, про которую нам все уши прожужжали. О которой ходили лишь слухи. Узнай, кто его прах развеял над рекой Веной. Сведи нас. Скажи, что я, Асканио Колони, герцог ди Палиано, знаю, кто они и какую тайну скрывают. Но я – не враг, а всего лишь хочу самоопределиться, занять верную позицию и заручится поддержкой правильных людей.
***
(А с к а н и о)
"Перерождение" Виттории шло по плану. И, если я все правильно понял про "чудотворное" свойство кедрового кола, то она будет в плену собственной немощности и не сможет сопротивляться, что сейчас будет совсем кстати. Это – мой шанс, шанс все исправить и уберечь ее от еще больших страданий.
Священник, который был замешан в "переправе" на ту сторону жизни, скорее всего будет до последнего верен Авалосу. Посему единственный способ свершить задуманное – сыграть на его уверенности, что он выполнил все безупречно, как и задумывалось. Я его возьму на себя – отвлеку, как смогу, и едва девушка останется одна, погребенная под тяжелым полотном саркофага, – на сцену выйдет Оливеретто.
Совсем скоро он вывезет ее тайно из Рима, на Искью. Туда, где никто не будет искать – под самый нос рода Авалос.
Отыщет идеальное место – и похоронит, закопает ее в землю... до тех пор, пока я не определюсь, и мир, в который ее позову – не станет для нее, по крайней мере, безопасным.
Что же, если все-таки ошибаюсь, то так тому и быть. То так тому и быть...
... Еще одна загвоздка во всей этой истории – это, конечно же, обращение. Мое обращение.
Не скрою, очень даже удивился проницательности Фернандо. Как всегда, на высоте.
Его ход с отсрочкой превратить в меня в ... эту кровососущую тварь – дал ему сильного козыря, но игра еще не закончена – и нынче ход за мной.
И потом, если я так и не очнусь после всего, если он предаст, солжет, и я не выживу в последствии, то... даже не обижусь. Более того, я хотел бы этого. Ведь тогда бы точно знал, Авалос бы доказал мне, что способен распознать лихо даже в самом безобидном месте, человеке, существе, и в крайний момент, когда придет время и нужда, когда придет острая необходимость, он сможет, без колебаний и сожалений, убить безоружного и предать близкого, лишь бы защитить от гнусности и гнили нашу дорогую Витторию.
Но если нет... если я выиграю этот бой, то уже моя рука не дрогнет.
Он был прав.
Теперь я это уже точно знаю. Я выступлю за власть, кинусь с новой силой и жаждой в пучину сражений, и во имя победы сотру с земли всех, кто станет на моем пути. И первым, кто будет, кто падет – это Авалос, тот, кто глупо полагает, что быть бездумной, безмозглой, запуганной букашкой на дне морском лучше, нежели тлеющим огоньком в пылу-жаре борьбы за существование.
Он будет помехой... и я ее уберу.
Глава 10. Решающий бой
***
(А с к а н и о)
Авалос смотрел мне в глаза и, казалось, совсем ни о чем не догадывался, что его ожидает в конце этого недолгого пути.
И сие вгоняло меня в кукую-то нездоровую, сумасбродную тоску. Ведь, по сути своей, я уже отжил долгую, бурную жизнь, полную сражений и попыток держать твердый плацдарм под своими ногами, твердыню в этом чертовом мире. Многие говорили, женившись, я стал бы счастливее, добрее и терпеливее. Но меня все это никак не манило: тихое, это бренное мирское счастье быть семьянином – всё это не мое. Женской любви и ласки мне всегда хватало с лихвой, и на большее не претендовал, не рвался.
Я знал свои обязанности, знал всё то, чего хотел и что вынужден был делать, – более того, и исполнял все это... фанатично и преданно, как послушник – предписания Библии,-
... и я устал от оного. За три тяжелых десятка лет мне впервые окончательно захотелось перемен. Но только не таких, на которые меня напутствовали. Нет. Мне хотелось покоя. Но пока жив – его не обрести.
А посему и выискиваю нынче в глазах Авалоса надежду на реальность своих домыслов. Надежду, что Фернандо одумался и, как прежде, сможет выполнять роль мужчины, а не потрепанной, безликой половой тряпки. Что он возьмет обратно на себя все те обязательства, на которые пошел, когда женился на Виттории, и уже более разумнее и скрупулезнее начнет исполнять их все свое последующее существование, при этом не вплетая в это пекло ее саму.
Но увы. Спустя несколько часов... мои веки распахнулись.
***
(А с к а н и о)
По плану Авалоса я должен буду направиться в одно из тех мест, где лишь единицы, лишь единицы (!), прощальным эхом, остались в живых, единицы из целого селения. Чума. Я... самолично отыщу Черную смерть... и поцелую ее в ядовитые губы.
Напившись больной крови, впаду в лихорадку, с чем легко обману все то окружение, которое должен показательно покинуть.
По моей просьбе меня, умирающего от страшной болезни, должны будут сжечь в моем же доме, дабы не пустить жуткую за порог.
Все идеально. И никаких вопросов, пересудов и слухов.
Идеально.
Что есть, то есть.
Не спорю.
И я подчинился,
... правда, внеся кое-какие коррективы.
***
(А с к а н и о)
Фернандо любезно согласился сослужить мне последнюю службу по старой памяти и во имя, какой ни какой, дружбы, а посему, прежде чем помчать за своей женой Витторией, он отправился со мной помочь провернуть задуманное...
Матиас дела Ровере же, со всей своей проницательностью, прыткостью и талантам к поиску, охоте и переговорам, уже вышел на тех, кто мне был необходим.
Более того, мне повезло, и его не убили прежде, чем разговор состоялся.
А посему сейчас, когда в мою дверь постучат и попытаются поговорить в последний раз с умирающим герцогом ди Палиано, и пока Фернандо находится на нужном мне расстоянии от замка, в моей обители, в кресле напротив, расселся... будущий союзник, хотя, возможно, и враг, Вителеццо Вителли.
...
– Приятное пополнение, не скрою, Асканио Колони.
(словно смакуя, проговорил мое имя)
Ухмыльнулся я, но не ответил. Прошелся по комнате и замер у камина
(облокотился на мраморную балку).
– И каковы ваши условия, Великий Коннетабль Неаполитанского королевства? ... за вашу лояльность... и верность?
Загадочный, полный коварства и интриги (мой) взгляд исподлобья, улыбнулся:
– Все наши земли оставить за нами.
– Это невозможно, – вдруг резко перебил, сменившись в лице, натянув маску серьезности и скрытой злости. Закинул ногу на ногу.
Проигнорировал я, не выдав своих чувств.
– Земли, и свободу.
Раздраженно сглотнул тот, но больше не перечил:
– Виттория?
– Жизнь и свобода.
– Где она?
Лживо улыбнулся я. Короткая пауза. Оторвался от стены и прошелся в центр залы.
– Там, где ей следует быть.
Вздернул бровью гость от удивления, но промолчал.
– А так же защита и помощь... в нужный момент, – продолжил я.
– Вы не так-то просты, Асканио Колони.
– Как и вы, Вителеццо Вителли. Я многое о вас слышал. Особенно о вашей благоразумности и способности вовремя принимать правильное решение. Верно определять союзников.
Лживо улыбнулся (тот).
– Ваши земли будут принадлежать вашим, – тут же осекся, – вашего рода, потомкам, это – вершина того, что я могу сделать в данной ситуации.
– Искью. Я хочу Арагонский замок. Де-факто. Что же там будет документально – мне наплевать.
– Идет.
– И помощь... она нужна мне уже сейчас.
Выровнялся. Невольно скривился от раздражения.
– Слушаю.
– Авалос.
Вдруг... его лицо просияло. Искренность сожрала притворство.
– И? – словно предчувствовал продолжение.
– Его нужно убрать.
Вдруг захохотал Вителеццо, захлопал в ладони, невольно откинувшись на спинку.
Взгляд в глаза.
– Красота! Я так и знал!
Чертовы дети! Я так и знал!
(затем успокоился и уже более сдержано добавил)
Что же... будет по-вашему.
***
(А с к а н и о)
– Фернандо.
– Вителли? – вздрогнул от удивления и неожиданности.
Но коршун уже кружил над своей жертвой, предвкушая чудный, сытный пир.
(прошелся Вителеццо размеренными шагами вокруг застывшего среди залы в замешательстве Авалоса)
– Почему?
Улыбнулся палач.
– Судьба, маркиз де Пескаро. Судьба.
Уверенное движение – и вышел я из тьмы на свет.
Резко обернулся ко мне Фернандо.
– Ты?
– Я.
"За что?"... "Почему?"... "Прости"...
Пустые звуки, которые так и не вырвались из наших грудей, не покинули подсознания.
Лишь пустые, лживые, гнусные улыбки, дразня смерть.
– А я знал, – вдруг изрек Авалос.
Невольно кивнул я, соглашаясь – догадывался.
– Но не думал, что так скоро.
И вновь киваю, вместо слов. Шаг ближе.
– Береги ее.
– Непременно, – отвечаю я.
...
... все произошло слишком быстро. Без рассуждений и сомнений.
Фернандо не сопротивлялся, но и не молил о пощаде – ушел достойно...
Не было смысла сражаться.
Потому что даже я, дитя без малого в этом деле, кожей чувствовал... как замок в короткие мгновения заполнился этими существами, тварями, подобно крысам на палубе тонущего корабля... Холод ходил по моей спинеё предупреждая об опасности. Но в этот раз – не я добыча.
В мгновение ока разорвали на куски и бросили наземь, словно гадкие, старые лохмотья.
– Его стоит сжечь, – учтиво оповестил меня Вителли.
– Обязательно. Дом все равно предавать огню, так пусть вместо меня и... жарится.
Рассмеялся Вителеццо.
– Что ж, смотри сам.
Есть еще какие пожелания?
Сдержанно, отрицательно качнул головой.
– Нет.
– Отлично. А Матиас?
– Он мне будет нужен.
Ухмыльнулся тот.
– Смотри, следи за своей стаей, иначе мне придется вернуться.
– Без сомнений, – ядовито заулыбался я и кивнул.
Шаг к двери.
– Вителли.
Словно ждал тот, тут же обернулся.
Молчит, выжидая.
– А Борджиа? Есть кто из них среди нас?
Радушно заулыбался "союзник".
– А я уже разуверился, что решишься на этот вопрос. Нет, Чезаре этот бой проиграл, как и остальные.
Разворот – и скрылся из виду.
Что ж. Увидим, кто еще из нас... что проиграл.
***
(А с к а н и о)
Свидетели... Свидетели моей гибели были. Были, и видели, как я умирал на смертном одре, как прощался с приближенными, как давал свое завещание об распределении имущества... и повелевающее слово сжечь здесь все дотла. Были, и некоторые даже пали жертвами всего этого фарса.
Яркие, алчные языки пламени жадно тянулись к небу, ехидно мне улыбаясь на прощание, провожая мой прежний мир в небытие, истово благодаря за пышный пир, который я устроил им напоследок.
И был там тот, кто должен был затем сойти за мое грешное тело. Был.
... да только имя его совсем не Фернандо.
Авалоса я так и не предал огню. Не смог.
Я назвал это для себя очередным эдаким планом возможного отступления, который ведом был лишь мне и только мне, а посему не несет в себе угрозы и беспокойства.
Четвертованное тело по началу закопал недалеко от своего, теперь уже бывшего, замка. А затем, спустя несколько лет, перенес на заброшенное кладбище близь Этфе.
P . S .: Виттории я так никогда и не с о зна л ся, что в какой -то мере муж ее одной ногой все еще оставался в этом чертовом мире . И да, ее сверх способности так и не смогли пробить во мне сущие стены вокруг этой страшной тайны , и выудить громогласное наружу .
В далеком будущем , когда сестра основательно взялась за реконструкцию и оживление давно павшего и, казалось бы, всеми забытого "Вечного п раздника", возрождение «Аетфе» , перенес я маркиза де Пескаро в Рим, на некатолическое кладбище, il Cimitero acattolico di Romа, и время от времени стал его навеща ть, уже без всякой опаски . Фернандо де Авалос невольно превратился в заурядного Фернандо Пикколомини со знаменитой, хоть и без оснований приписанной, фамилией, да еще и ко всем у, периодически его годы жизни перерисовывались согласно царствующей эпохе.
Друг. Он стал моим единственным (пусть, отчасти вынужденным и слегка мертвым)... настоящим другом, о котором долго никто, кроме меня, не знал , и уж точно не догадывался об истинном его обличии .
Попытаться возродить его ... я никогда не намеревался, да и не хотел. Его путь завершен. Я это давно уж понял, и решил, но превратить тело в прах так и не осмеливался . В какой-то степени, я сам себя убедил (извратил свое сознание), будто его останки – это маятник моей душ и на этой проклятой земле, и пока он существует – пока и мое сердце отчаянно бьется. Тело, раздробленное... не без подачи моей руки, тело Авалоса было (казалось) моей собственной плотью, что пала в тот далекий летний вечер , но до сих пор мается, ж елая обрести покой .
Часть Вторая. Перерождение
Глава 11. Сто лет одиночества
Памяти Габриэля Гарсиа Маркеса.
Пусть и не довелось мне еще пока познакомиться с Вашим творчеством, но выказываю свое неподдельное восхищение В ашим трудом и упорством ; спасибо за, в какой-то мере, в плане писательства, единомыслие и невольную поддержку.
***
(А с к а н и о)
Казалось бы, земля рванула – и мир перевернулся с ног на голову.
То, во что я окунулся, и с чем пришлось нам с Матиасом столкнутся, было совсем не то, на что рассчитывал. Да, политика, в которую мы играли, будучи маркизами, герцогами, коннетаблями, кондотьерами – ничто, по сравнению с тем беспределом и абсурдом, с которым приходилось сражаться теперь каждый день.
Виттория была спрятана от посторонних глаз, и каждые десять лет я исправно продлевал ее заточение свежим колом великого дерева кедр. Но мне было мало этого. Мало, и как с Фернандо, мне нужна была уверенность в том, что место ее погребения было известно лишь мне и только мне, а посему, буквально сразу, пришлось попрощаться с Оливеретто, хоть как бы не печально было лишаться такого умелого, верного слуги.
И все – счет пошел на года... года моих отчаянных попыток состроить дом, в который я мог бы привести... свою младшую, ранимую и хрупкую сестру, которой я еще в глубоком детстве дал клятву оберегать, чего бы мне это не стоило , и теперь так фанатично оную исполняю , хоть девушка об этом... давно уже и не помнит .
***
(В и т т о р и я)
Испуганно зажмурила веки и замерла.
Удар. Болезненный, жуткий удар – и оцепенение.
Короткие мгновение – и боль отступила, оставив по себе лишь прозрачный шлейф страха.
– Не бойтесь, Синьора . Все будет хорошо, – словно прочитав мои мысли, прошептал старик. – Думайте о хорошем, думайте о своем муже и о всем том, что ждет вас впереди. Скоро всё закончится, переменится – и вы свободными птицами помчите дальше по своей судьбе.
...
Мир вокруг замер, неряшливо забыв отобрать звуки и ощущения – достаточно для осознания, что еще существуешь.
Чужие разговоры, молитвы, прощания. Шепот знакомых... и болезненные, пламенные речи близких. Бешенный, отчаянный стук разбитых сердец. Хотелось выть, рыдать вместе с ними и молить о прощении за свою жестокость.
Голос Асканио. Я узнала его среди всех – тихий, размеренный, сдержанный... холодный.
Приближающиеся шаги.
Тепло вмиг разлилось по моему мраморному телу – кто-то взял за руку.
– Держись, – едва уловимо... прошептал брат, догадываясь, или все же надеясь, что услышу.
Чиркнула плита – и безжалостно медовый свет (сквозь веки) обратился в тьму.
***
Я цеплялась за время и гнала его прочь, дабы скорее эта беспомощность и сумасбродность растаяли – и я обрела свободу.
Но мысли убегали в небытие, то плавно, размеренно, то сумбурно и дико, сменяя, погоняя одна другую, лукаво отчерчивая в моем сознании свою собственную, жестокую шкалу времени. Ожидание казалось бесконечным, и зверски невыносимым.
