Текст книги "Терновый венок надежды (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

И теперь на суд приставят троих: Шона, Грэма и Кайла.

К Нему прийти я так и не решилась, хоть и понимала, что его сейчас содержат в темнице Арагонезе. Да и что я ему скажу? Зачем? Если даже я не могу себе простить сей бездушный поступок.

Единственным, кто сейчас заставлял меня дышать, а не пытаться уничтожить себя, кто еще давал силы держаться до суда – это был Матуа.

– Ты знаешь, – глубокий вдох, криво улыбнулась я Луи. Стерла слезы (которые, уже казалось, давно закончились – но нет, вновь поток с оживающими воспоминаниями разбудил соленый, адский вулкан). – По-моему, в том нашем глупом пари... нет среди нас с тобой ни победителя, ни проигравшего. Я не справилась с задачей, хотя и полностью окунулась в этот, безумный мир. Приняла его – и он меня чуть не поглотил. Ты даже не представляешь, как мне хотелось вмиг забыть свое прошлое – и остаться там... с... – осеклась; смолчала. – Ничья. Это – грубая ничья.-

Встала со стула и прошлась по комнате. – И я больше не хочу ничего о нем слышать и вновь туда открывать дверь. Я сделала выбор: вернулась – и буду отбывать и далее свой срок здесь. Среди вас. Больше никогда не проси меня туда шагать. Никогда. Иначе...

... хотя, – оборвалась на слове, осознав до конца свою обреченность, – и не зачем более.

Тяжело сглотнула, протолкнув ножи правды, живо дернула на себя дверь – и скрылась в проходе, оставив в растерянности своего старого друга.

***

(Ш о н)

По щекам медленно стекали слезы.

В груди уже не пекло. Нечему. Всё выжжено.

Перед глазами ее лицо, наш поцелуй. Ее предательство.

Как? Как можно рискнуть открыть свое сердце, душу женщине (одной единственной из всего того множества, что были в моей проклятой жизни), и выбрать при этом именно ту, от которой как раз таки надо было бежать, не глядя, со всех ног, и сил. Враг. Самого настоящего врага пригрел на груди – и пустил в дом родной. И теперь почти все мои друзья сейчас рядом со мной в кандалах в ожидании своей собственной смерти.

Красавчик. Просто нет слов! ИДИОТА КУСОК!

А ведь оставался последний шаг – и все бы мы уже были далеко в снегах Аляски, улетая навстречу своей надежде.

Огромный дом. Веселые улыбки. Теплый камин. Радушные, непринужденные беседы.

Всего лишь шаг...

А теперь что?

ЧТО?

СУКА, КАК ЖЕ Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! Но еще больше себя: ...за свою глупость, идиотизм. Слабость.

За свои чувства, что даже сейчас, сквозь ненависть, червят сердце и дырявят разум, ломая мысли.

Эти глаза, губы, грудь. Это редкое, сбитое дыхание. Шутки, раздраженные взгляды, смущение. Улыбка...

ЧЕРТОВА БАБА!

Сука.

И, главное, чего так долго играла? Чего сразу не натравила своих?

Жаждала зрелищ?

Нравилось струной натягивать чужие жизни и пробовать их на звук?

Мразь!

Стереть эмоции с лица, позорные слезы – и завалиться набок, невольно звеня цепями.

Сука... Сука, ты, Анисия. Или, как там тебя. Сука.

Жуткая, ты, тварь... Лучше бы никогда не появлялась в моей жизни. И, вообще, на этом белом свете... чертовщина, а не женщина, а не мечта...

***

(В и т т о р и я)

Умереть – но учинить.

Любой ценой я заступлюсь за них, даруя им второй шанс.

Я не жду от него того же. Не жду прощения и второго шанса от Шона. Зато ему... им я его дам.

Не просто вновь сбежав от него и, закрыв глаза, надеяться, что остальные поступят также. Нет.

Жизнь вот такая... вечно в бегах, рождая в попытках спастись, словно в замкнутом круге, еще больше смертей и разгрома, – тоже не жизнь.

Я добьюсь для него, для них, смягчения приговора. Честно пусть примут наказание и отбудут его. А дальше – вольному воля. Свобода. Живите, где и как того пожелаете. Правда, вместе с тем, я надеюсь, сможете побороть себя и обуздать эту дикую тягу к разрухе, и за вами по пятам больше не будет волочиться сей зловонный шлейф хаоса, гибели и упадка.

Глава 61. Суд ТХПМ

Приду домой. Закрою дверь.

Оставлю обувь у дверей.

Залезу в ванну. Кран открою.

И просто смою этот день.

Владимир Высоцкий.

***

И вот наступил этот жуткий день. Я дожила до него. Дожила...

Забраться в горячую, наполненную безжалостным кипятком, ванну и попытаться в очередной раз физической болью заглушить душевную.

Открутила пробку – и из горла полилось ко мне в рот горькое, зловонное спиртное. Глоток за глотком, да только легче не ставало, слезы не стихали, и раны не затягивались.

Нужно собраться, собраться с мыслями, силами, склеить остатки былой важности и, местами, даже лукавости. Пора одеваться – и идти на сцену.

Спектакль. Меня ждал самый важный, как оказалось, спектакль в моей чертовой жизни, сводя былые беды и нужды к нулю.

Подвести глаза черной тушью, накрасить ярко-алой помадой губы, чуть пудры на щеки; расправить волосы, давая тем свободно виться по плечам. Надеть яркое, цвета крови, платье, умело подчеркивающее мою фигуру, в особенности, грудь. Сегодня я снова львица. Хищница. Сегодня – смерть во плоти, да только... кому достанусь?

Гордый, грозный, презренный взгляд на весь этот бесовский мир – и пуститься по коридору.

Ныне излишне людно. Громкий процесс. Каждый норовил увидеть тех отчаянных глупцов, что мир взорвали своей бесшабашностью...

Увидеть и насладиться их казнью: как в древние времена, упиваясь катарсисом, местью за смелость, их (зрителей) собственную зависть; и вкусить блаженство пошлой, развратной, кровавой расправы...

Я ненавидела каждое существо на этом острове, включая и себя. Особенно... себя.

И будь моя истинная воля – сгорело бы всё здесь дотла, без малейшего исключения...

Алкоголь совсем разгорячил кровь – и я уже не мыслила, где прежнее мое приличье, а где – наглое презрение и грубая дерзость.

А вот и золотые врата в ад. Шаги по красной ковровой дорожке, не удостаивая никого взглядом. Склонились все вмиг перед своей Королевой.

НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ ВАС!

Резвый разворот – и присела на свой черный трон. Вальяжная поза, раскинувшись на софе. Беглый мой взгляд – волной прокатилось движение. Сначала расселся Совет по своим царским местам, затем – Поверенные; Приближенные у ног, а после – осмелился и прочий люд коснуться своими бесстыжими задами отведенных им мест на лавах. Стража замерла на постах, пристально следя за порядком. Пафос сквозил в каждом миллиметре сего пространства. Пафос, дерзость и притворство. Даже чертовы "братья" мои сегодня больше походили на изнеможенных мудрецов, нежели на алчных, подлых, жизнелюбивых, тварей.

Глубокий вдох для смелости – и в центр вышел Герра.

Злобно чиркнула я зубами, но осеклась на своих ожесточенных мыслях, едва не изничтожив того только за то, что он существует.

Откинулась на спинку и прикрыла веки.

Терпеть.

Слезы застыли где-то внутри вместе с истинными эмоциями. Еще никогда я не помнила себя такой жестокой, черствой и злой. Казалось, любой, кто сейчас просто оступится – тут же рухнет пеплом на мрамор.

Глубокий вздох – и вновь замереть в алкогольном дурмане.

– Мы собрались здесь, rispettato Consiglio, Поверенные, Приближенные, гости, для того, чтобы наконец-то поставить финальную punto[14] [14] в столь дерзкой, неприемлемой для цивилизованного общества, истории разгульной жизни четверки ТХПМ. И пусть сегодня присутствуют лишь только трое из них – это не свидетельствует о нашей слабости. Отнюдь нет. Это – доказательство нашего могущества и милосердия одновременно. Разорвав между собой цепи, они больше не будут столь сильными и безрассудными, как прежде. Изничтожив практически всех, мы дадим possibilita, шанс четвертому, последнему, – добровольно сдаться, и тогда, возможно, будет милосердна Искья и простит его, смягчив наказание смертной казни на другое, но не менее действенное. Все в руках... перипетий Nature.

Прошу ввести подсудимых, дабы им дать последнее слово – и привести должное к исполнению.

Дрогнули от команды двери. Зазвенели цепи. Зашумел народ.

Гневные крики, ненависть и отвращение так и выплескивалось из этих бездушных сосудов.

Тяжелые шаги – и вдруг замерли все.

Взволновано я открыла глаза и невольно уставилась на, застывшего, с поднесенной рукой вверх, Франческо, взывающего к тишине.

Еще миг – и мой взор скатился вниз... к стоящей на коленях громогласной (неполной) четверке ТХПМ. Еще движение глаз – и наконец-то взгляд прикипел к дорогому сердцу существу.

Отвернулась. Уставилась в потолок (дабы больше не лицезреть то, отчего тут же хочется дико выть; броситься прочь, сломя голову, лишь бы не вглядываться осуждению в глаза) – и ждать, отчаянно ловить каждый звук, надеясь, поймать что-то важное: то, что даст всем нам надежду на спасение. Малейшую зацепку, ниточку, от которой, уж поверьте, я распутаю весь клубок.

Еще мгновения пустого сосредоточения – и среди тысячи барабанов сердец я невольно отыскала, услышала тихий, быстрый, сбитый с ритма, родной звук. Шон. Я кожей чувствовала как ненависть раздирала его сердце, отчего тут же захотелось скрутиться, спрятаться, умчать куда подальше, лишь бы не хлыстал своей злостью и болью по моей душе.

Ты даже не представляешь, Крег, как бы я хотела, что бы ты сейчас встал и убил меня. Или еще лучше – Искья отбросила меня назад в машину, и ты не успел бы спасти. Взрыв, тот жуткий врыв бы унес меня, не заставляя нынче наблюдать весь этот безрассудный ужас. И никогда бы мне не пришлось тебя... предавать.

Миг – и сорвалась я духом за пределы комнаты. Никто и не заметил.

Бреду Цвингером. Пусто. Нынче везде здесь пусто: каждая тварь сейчас сидит там, в зале, и наблюдает за происходящим. Более того, гости, далекие, с разных концов света, сейчас там среди вас, ублюдков. Все вы жаждите их смерти. Его смерти. Моей – смерти...

Вы хуже Бельетони. Вы хуже всего того жуткого, что я встречала в этой чертовой жизни. Вас забавляет чужая боль, и, если бы вы знали мое истинное горе, то получили бы удовольствие в гораздо, колоссально, больше раз, нежели сейчас.

Рухнула, пала я на землю и дико, отчаянно завизжала немым голосом. Слезы текли по выдуманным щекам, а вот в душе рождались уже настоящие зияющие раны. Очередные раны...

Когтями вцепиться в землю и бешено начать ее грести, роя себе могилу.

Прошу! Прошу! Искья! Nature! Господь! Кто-нибудь там, на Небесах! Услышьте меня! Дайте мне силы и повод спасти его! Не дайте ему погибнуть! Любой моей ценой – молю! МОЛЮ! Укажите мне путь, которым стоит податься, лишь бы найти свет в этой чертовой, черной, глухой яме!

СПАСИТЕ ЕГО! И меня вместе с ним...

Рухнула я на спину, разведя устало руки в стороны. Замерла. Пристальный взгляд на солнце.

Пульсировало, родное, ...пульсировало, в такт моей обреченности.

Не улыбалось, не ухмылялось. Не осуждало.

Просто всматривалось в глаза – и понимающе дрожало, трепетало от чувств.

Прикрыть веки – и замереть, словно камень.

Сон.

А что если бы сейчас уснуть, и проснуться вновь в земле? Что, если этой чертовой судьбы больше не станет? Эта безысходность вмиг исчезнет глупой выдумкой?!

... но тогда и его не станет. И моего Шона не станет; если и, вправду, вся эта реальность – бред, мой вымышленный бред, то и его не станет...

Чиркнул камень. В туннеле внезапно послышались шаги.

Неуверенно перевести в нужную сторону взгляд, секунды размышлений, а затем – резко, отчаянно подняться на ноги и рвануть навстречу.

Короткий миг – и замерла я, вглядываясь в две безрассудные, незнакомые мне, фигуры.

Глава 62. Гостья

***

– Теперь легче? – послышался мужской голос.

– Да, – спешно ответила совсем молоденькая девушка.

– Теперь мы на Искье, так что больше такого не повторится. Здесь всё… по-другому.

– Нас встретят?

– Возможно…

– Уже встретили, – молнией оказываюсь за ее спиной.

Испуганно обернулись. Пристальный, изучающий взгляд на меня.

Разливаю яд в ухмылке…

– Виттория Колони, – любезно произнесла я и лживо улыбнулась. – С кем имею честь встретиться? – бессознательно вздернув кверху носом, гордо выпрямилась.

Ни сил, ни желания копаться в их мыслях не было. Еще одни зрители на бесовское представление? Или просто, заблудшие, сломанные жизни?

Миг сомнений, и эта, хрупкая на первый взгляд, девчушка решается первой заговорить:

– Майя Девю, – едва слышно прошептала и тяжело сглотнула ком переживаний.

– Мэт Смит, – торопливо ответил ее друг.

Глаза мои округлились от ужаса прозрения, а в горле враз пересохло.

Не шевелюсь.

Тяжелые рассуждения, а потом понимаю, как истинность бытия: разве могло быть иначе? Они все, как Шон, друг за друга горой, до последнего вдоха – одно целое. ДРУЗЬЯ.

– О, сам Мэт Смит? Недостающая частичка нынче судимых «ТХПМ»?

– Да, – немного помедлив, все же ответил молодой человек.

– А это – ваша спутница?

– Это – жена Дейнли, – спешно уточнил Мэт.

От таких слов мои брови удивленно выгнулись.

– Жена? Тогда почему обращенная только пару дней назад? Да и судя по моим данным, не самим Кайлом это сделано.

– Я ее обратил.

Заскребло осознание внутри меня.

– Возлюбленная, значит, – тяжело вздохнула я и пристально уставилась ей в глаза. – Жена, говоришь… Эх, все меньше и меньше незараженных остается... – печально скривилась.

Сколько еще душ, влюбленных и разодранных бродит по земле?

Но... и если бы не эти теплые чувства, то отнюдь не было сил перебираться через острые скалы невзгод...

– Но, зато это – весело. Не так ли? – решаюсь на продолжение я.

Невольно поежилась девчушка от страха.

Смолчали.

– Ладно, прошу следовать за мной. Думаю, к казни успеете, – ядовито захихикала, казалось бы, наслаждаясь уже собственным горем. Вместо слез – смех. Вместо отчаянного крика – улыбка.

Мы вместе идем хоронить наших любимых. Как и ты, Майя, эти шаги – словно по эшафоту. Под гильотину – вот только боль будет вечной. И даже для тебя – теперь она тоже станет нескончаемой...

 Рванув  вперед, я пронеслась по темному туннелю, словно обезумевшая. Исчезла, подобно тени в полдень.

Вдруг из мрака за моей спиной отделилось четыре фигуры, четыре высоких плечистых вампира и тут же окружили их. Коршуны. Мерзкие коршуны поймали птенцов.

И теперь им уж никуда не деться...

Повиновались.

Неспешные, полные сомнений и опасения, шаги – и наконец-то выбрались на террасу.

Вдруг замерла Майя, сама того, наверно, не осознавая, завороженно уставилась на солнце. Мое, его, ее, их, наше солнце...

Оно одно единственное – такое дорогое и теплое, такое живое, и такое же... вечное... – одно на всех.

– Еще успеешь нарадоваться прелестям упырского нутра. Недолго тебе страдать новообращенной. Как только вся твоя кровь уйдет, заменившись жертвенной, то домом для тебя станет вся земля, а не только Искья, – увлеченно прошептала я и тут же приблизилась к ней. Смотрю на нее, словно на себя. На ту, которая должна я была быть, едва меня обратили: невинная, напуганная, с жадностью познавала бы мир сначала... Но нет, у каждого своя судьба. И я почти век пробыла, не зная, жив ли мой возлюбленный. Ей же – едва обретя общее нетленное будущее, следует отпустить. Так же отпустить, как и мне, дабы потом вечность страдать, ненавидя, кляня свой дар как самое страшное проклятие. – Эх, как давно эти были мучения девственницы. Как давно это было со мной… А теперь я – чудовище, дикое, безумное чудовище, – печальный вдох, отчаянный взгляд…

Чудовище, собственноручно убивающее того, кого смогла так искренне полюбить. Полностью и безвозвратно. Полюбить... То сделать, что уже, казалось, за полтысячелетия бытия, просто невозможным.

Душа моя к Шону рвется, так же отчаянно, как когда-то к Ферни. И что теперь? Что мне остается?

Сбегать из зала суда, дабы не видеть самое страшное? Дабы, будучи самым позорным трусом, удирать прочь, лишь бы не смотреть в глаза жуткой правде, на которую сама подписала приказ?

Невольно, горько рассмеялась над своими жуткими мыслями, но затем вмиг, захлебываясь отчаянием, замерла. Взгляд на Майю...

Она меня страшилась. Страшилась. Ту, которая столько лет была матерью этим молодым, новообращенным вампирам, а нынче выглядевшую, как умалишенная мерзкая тварь, способная лишь причинять боль.

Попятилась та.

– Ты боишься меня? Боишься? – печально переспрашиваю я, хотя и так знаю ответ.

Тяжело сглотнула девчушка. За и против.

Не солгала:

– Боюсь.

– Вот и я боюсь, – пооткровенничала я и неспешно прошлась вперед. – Но это – хорошо, хорошо… Очень хорошо, – продолжила, а затем вновь горько расхохоталась.

Ведь и я себя боюсь. И я...

...заберёте Шона – и больше ничего у меня не просите. Не ждите. Хватит с меня. Пустоту на пустоту. С ним уйду и я...

Разворот на месте, закружилась, запорхала, умиленно всматриваясь в небо.

"Уйду и я...", – вторилось во мне, словно приговор к освобождению...

Резко сорвалась на бег, скрываясь уже в другом узком проходе.

Майя и Мэт спешно последовали за мной.

Короткие секунды сверхчеловеческого «шага» – и все мы вышли к нему. К моей обители, укрытию и темнице...

Арагонезе.

Замерла я, поджидая новоприбывших у огромных дверей.

– Вот и все, мои дорогие гости, – отрешенный взгляд в их лица. – Здесь я вынуждена вас покинуть. Да будет с вашим разумом солидарна Natura .

"...и Бог," – добавила я про себя и тут же исчезла. Растворилась...

Тягучие секунды - и скрипнула дверь. Моя надежда ворвалась в зал, обвивая ветром перемен каждое мерзкое лицо сиих карающих.

Я лежала на софе, не шевелясь. И хоть душа моя слилась с телом, все еще не было сил проявлять в себе жизнь. Веки закрыты – и устало внимала происходящему.

– Так вот, – продолжил Герра свою (с ужасным акцентом) речь. – Дейнли, ты был пойман и приговорен. Ты был предан воле Сedrus   и погребен. Ты думал, попытка сбежать – твой самый лучший трюк за все свое существование? Прости, но глуп, кто допускал такую мысль. Ты – глуп! Переступить Закон Nature, переступить Закон Вампиров – подписать себе смертный приговор. Н-н-но даже на этом ты не остановился! Буквально месяц – и уже пятнадцать смертей. Да еще как! Снова резонанс на все Штаты. Я не вижу другого выхода, как предать POENA CAPITIS!

Последние слова прогремели, как гром, заставляя вздрогнуть меня.

– Идея нарушить Закон – моя. Мои усилия. Я готов полностью нести ответственность за содеянное. Прошу снисхождения для тех, кого я втянул во все это.

– Ты согласен на смерть ради спасения остальных? – резво вмешалась я, уже сгорая от ненависти к этому их заступничеству друг за друга.  Руки мои невольно сжались, в душе заскребли кошки обиды.

Все присутствующие с жадностью уставились на меня. Что, твари, зрелища дождались?

Ехидная ухмылка заплясала на моем лице.

Гробовая тишина. Я слышала, как глубоко вздохнул Кайл. Ответил:

– Да.

Вмиг сорвалась я с софы и, пролетев расстояние, разделявшее нас, села на пол рядом с этим смелым безумцем, пристально всматриваясь в глаза.

– И ты даже не попытаешься вымолить для себя снисхождения?

Риторический вопрос, я знаю; гнев меня раздирал за то, что эти глупцы готовы жертвовать собой ради друг друга, вот так нагло, бездушно бросая влюбленных в вас дурочек на вечные муки оплакивания и верного одиночества.

– Нет.

– И даже ради твоей жены?!

Кайл вздрогнул. Тяжело сглотнул.

Отчаянный взгляд уткнулся в пол.

Тягучая тишина – и наконец-то изрек:

– Я это делаю и ради нее.

– Интересно, интересно, – ядовито зашипела я, казалось, готова уже заживо выдрать им сердца, точно так же, как они выдирают их из нас.

Взгляд на Него. Впервые я позволяю откровенно, смело взглянуть на того единственного, кто заставляет меня еще существовать...

Опершись руками в пол, поползла на четвереньках к крайнему из «подсудимых».

Алкоголь, отчаяние, злость, обида, боль, страх, адское желание мести, желание это все прекратить... одним взрывов, погребя всех нас под этим куполом, – все затуманило разум, давая силы на самый главный спектакль.

СУКИ, ВЫ ХОТЕЛИ ЗРЕЛИЩА? ПОЛУЧИТЕ!

Получите дюжую дозу наркотического притворства, а мою искренность – я подарю лишь смерти...

Знаю, что он меня ненавидит. Знаю, какой он меня видит. Знаю, что я – для него не Анисия. Я – Виттория. Враг. Предатель. Старая сука, которая обманула, сыграла на чувствах молоденького юноши – и завела в западню.

Что ж, будь по-твоему. Будь по-вашему... НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!

– Милый мальчик, и ты готов принять такую жертву своего друга? – в глазах мои застыли слезы за стеклом черных углей. «Готов, не смотря ни на что, и дальше слепо верить и следовать за чувствами искренности и верности? Несмотря на мой нож в спину? Или же, наконец-то, будешь разумен – и спасешь нас двоих, оставшись тем скользким, хитрым засранцем, который сбив меня, поехал дальше, не оборачиваясь?»

– Нет, – резко, твердо, жестко отрезал Шон и вызывающе ухмыльнулся. – Я с радостью готов принять ту же участь.

Замерла я в ужасе. Дрожь пробила все мое тело, словно кто-то перерубил канат гильотины над моей шеей.

Конечно, конечно, ты всегда будешь таким. Даже если сердце вырвут и бросят голодным псам. Последний вздох – будет верным и добрым, каким ты являешься в своей сути....

Я смотрела ему в глаза – и единственное, чего мне хотелось, так это броситься в ноги и дико, отчаянно молить сдаться, пойти на эту страшную, но возможную жертву. Хотела просить спасти меня, но... разве это возможно? После всего?

Как же мне теперь броситься за тобой в горящий автомобиль и спасти тебя, если ты даже не рядом со мной. Не на одной планете со мной. Разумы, наши разумы слишком далеки друг от друга, и вряд ли мои мысли достучатся до твоих.

Моргнул. Отвел взгляд в сторону, скривился...

Невольно закивала я головой, принимая его чувства.

Принимая, но не соглашаясь на итог.

Если мне суждено сегодня умереть рядом с тобой, то пусть сбудется мое последнее желание. Услышь меня, мир! За все, что я подарила тебе, за все те силы и слезы, дни и ночи, за века – прошу подари мне его последний поцелуй. Пусть неискренний, украденный, полный горечи и ненависти, но... поцелуй.

Словно прозрение. Безумие мое завертелось, рождая страшные и отчаянные мысли, рисуя еще больший, будоражащий похотливую кровь зрителей, спектакль. Расселась я на полу, вытянула вбок ногу и, развратно, бесстыже скользя по ней пальцами, приподняла полы платья до самого «постыдного». Это для тебя, любимый... Следил, следил за мной, дыхание участилось, хотя на лице все еще была одна лишь злость. Буквально еще несколько дюймов – и показались кружева чулка. Если бы только знал, что за все пятьсот лет эта ночь с тобой была самая счастливая. И даже любовь, в которую мы играли в машине и на парковке, была самой трепетной близостью, которая была у меня. Еще чуть-чуть – и нащупала кедровый нож, заткнутый за черной атласной лентой. Резкий рывок – и схватив его в ладонь, тут же прильнула к Шону, медленно выгнулась, извиваясь, подобно змее, чувственно скользя по его полуобнаженному торсу своей грудью, и вдруг резко отпрянула назад, отчаянный взмах – и со всех сил ударила, вонзила ему нож в сердце.

Упал замертво, жадно выпучив глаза.

ОДУМАЙСЯ!!!

Я чувствовала, как внутри меня тоже хлынула из зияющей раны кровь.

Вместе с ним, задыхалась и я.

Победно улыбнулась. Забравшись сверху на, казалось, мертвое тело своего белобрысого чертенка, умостилась на колени. Короткий взгляд в стеклянные глаза – и тут же прильнула своими губами к его устам.

Ну же, мир! Забирай наши души!

ЗАБИРАЙ!

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!

Но ничего...

Секунды сбегали в никуда, а жизнь вокруг перезвоном билась в ходе сердец... безжалостных тварей.

Жадно облизала его губы, а затем неспешно выровнялась, сидя...

Каждый сейчас в этой комнате скупо ловил любое мое движение. Каждую мою эмоцию. Каждый властный взмах моих ресниц.

Непристойно выгнулась на своей «жертве», а затем, схватившись за рукоятку ножа, резко рванула его вверх.

Глубокий, ненасытный, звонкий вдох Шона – и чертенок моментально привстал, оторвавшись спиной от пола, но все еще удерживал меня у себя на руках.

Не сбросил. Не убил.

Не плюнул в лицо...

Пристальный взгляд в глаза.

Страх вскарабкался по моей спине, заживо сдирая кожу. Еще никогда не было мне так жутко, как сейчас: вплотную к очагу собственной боли.

... но вместо кровавых слез роняю робкую, искусственную улыбку...

Рука моя дрогнула, и я, приподняв вверх окровавленный нож, преподнесла его к своим губам и откровенно скользнула кончиком своего языка по лезвию, слизывая жгучую кровь.

Убей меня, Шон. Убей... спаси мою душу. Убей.

Дрогнул Асканио, отчего тотчас его негодование волной эмоций ударило мне спину. Сжалась я, дрожа от ненависти. От ненависти ко всему, что он в себе воплощал.

Но затем вновь осознанный взгляд на своего Крега.

Он жив, а значит...

– Думай, о чем говоришь, мальчик, – наконец-то изрекла я и язвительно (с силой неподъемного груза) разлила на лице едкую ухмылку.

Короткий вдох – и вдруг, резко выстрелив взглядом Майе навстречу, произнесла:

– А ты? Ты готова принять?

Мгновение ока – и я уже стояла у нее за спиной, освобождаясь от проклятия и дара безумно манящей близости с Шоном...

Прижалась к девчушке, как к своей последней... и единственной надежде.

Шепнула на ухо:

– А, Майя?

Как по команде, все присутствующие обернулись к нам. Уставились своими холодными, голодными, гадкими взглядами.

Кайл… Первой его реакцией было удивление, а затем вдруг дикий ужас сковал его душу.

– НЕ ТРОГАЙ ЕЕ! – но буквально еще мгновение, и что-то уловив в ней, испуганно замер. Застыл, не дыша.

– Отчего же? – наигранно наивным голосом прошептала я и, обойдя "гостью" сбоку, тут же уставилась ей в глаза. Рука, удерживающая нож, несмело дрогнула. Растяжное движение – и коснулась лезвием ее щеки, дразня эту проклятую четверку. Дразня... молчаливого Шона.

– Она здесь не причем, – горько прошептал Дейнли и скривился от боли.

– Позволь нам решать, – ехидно улыбнулась я и подошла к ней еще ближе. – Так что, Майя. Какое твое слово?

Глубокий вдох.

Решение принято.

– Нет, конечно, – со вторым дыханием открылась ее храбрость. – Тем более, что это я виновата в том, что ваш Закон был нарушен. Это я отрыла ребят. Это я сломала ваши печати, пресекая наказание.

Словно топором прорубили дыру в моей груди. Замерла, я сражаясь с проломленной брешью. Мгновения, дабы не подать вид... И набираюсь притворности. Всё, как когда-то учил Ивуар...

– Спасти мужа – благие рвения. Не так ли, ребята? – лживо заулыбалась я, смеясь над ее, как и своими, надеждами. Обернулась по сторонам, упиваясь негодованием голодной толпы. Молчали, твари.

Только четверка взволнованно переглянулась.

– Она не знала, что творила, – грубо рявкнул Кайл. – Она была далека от наших законов.

– Нет, это не так, – дерзко перебила его Майя, выкрикнула, намеренно пытаясь заглушить своим визгом его слова. Один из Стражников предусмотрительно (как обычно это делают для всех, кого ставят перед судом; опуская в негодование и неуважение) ударил ее сзади по ногам, отчего та тотчас грохнулась на колени. Смолчала. Сдержалась. Глубокий вдох – и продолжила. – Не так. Я знала, что творю. Я нарочно ломала все, переступая через ваши законы. Виновата во всем я – и только. И я готова понести наказание. Готова умереть за это. Лишь только отпустите… их.

Сука! Еще одна...

(саркастически улыбаюсь)

Казалось, мое сердце сейчас треснет напополам от злости.

Да что же вы за существа такие-то?!

(глубокий вдох, усмиряя эмоции)

... хотя это была не ненависть. Отнюдь. И не зависть.

Я сгорала от собственной никчемности и, как некогда мне казалось, правильности. Сгорала от злости самой к себе: за то, что я выбрала – всемирную справедливость, а не как они – верность тому, кого так отчаянно любишь.

Пожалела ли я своем поступке? Часть меня изначально пыталась испепелить в наказание себя, а часть – хмурилась в обиде, ведь поступила, вроде как правильно. Не моя бы эта, безрассудная любовь, и не было бы всего этого. Этих сомнений, поисков оправданий не оправдываемому... Приняли бы решение – и все. Просто и понятно.

Но нет. Нынче все иначе.

Нынче – и я на суде среди них.

Кайл. Майя. Грэм. Мэт. Шон... и я, Анисия.

И меня в пору ставить на колени – и читать приговор.

– НЕТ!– взбешенно завопил Кайл, и, было, уже дернулся на месте, желая девчушку остановить, убрать, спрятать, как вдруг из толпы тут же выскочило два Стражника в черных мантиях и в мгновение ока, жадно прильнув к мятежнику, вогнали в тело два деревянных кола.

Дейнли обреченно пал.

Я поежилась.

Взгляд на Шона. И очередной делаю вдох для слов:

– Так что, Франко, как тебе такая замена? Готов ты довольствоваться одной смертью? – ехидно улыбнулась я и неспешно прошествовала от Гостьи к своей софе. Устало присела на край. Милая улыбка – и вдруг разлеглась на ней, смирившись уже с тем, что нас ждет. Будь что будет...

Будь, что будет.

Франческо немного помедлил с ответом, но все же наконец-то изрек:

– Думаю, что да.

Вдруг, как по команде к Майе подскочило двое и, подхватив за руки, вытащили в центр залы.

Видимо, Мэт машинально дернулся, пытаясь ее защитить, потому что вдруг замертво упал на пол с колом в груди, не издав даже малейшего звука.

Стою я в тени, далеко за лавами, духом... да так, что никто больше меня не замечает. Устало слежу за родным лицом Крега, наслаждаясь убегающим настоящим, лишь иногда метая взгляды на происходящее.

– Не трогай ее, – грубо рявкнул Грэм, – она здесь не причем. И Виттория это знает.

– Спроси ее, – спешно поддержал мой белобрысый чертенок.

Его голос ножом тут же полосонул мое, все еще бьющееся, сердце.

На теле (что на софе) расплылась невольная улыбка, утопая в нежном прошлом, а я, казалось, стала задыхаться от слез.

Лишь на мгновение Франко застыл, лишь на мгновение бросил косой взгляд на мое тело, но не получив подтверждения, как и ровным счетом и опровержения, тут же слегка кивнул головой в сторону своих «стражников».

В мгновение ока к ребятам подскочили вампиры и обездвижили, заткнули их приговоренным ударом кола в грудь.

Обвисли.

Упали… замертво.

Мы с Майей поежились.

Прощальный взгляд девчушки на своего любимого, а затем перевела глаза на своего судью.

Франко подошел ближе.

Вдруг присел рядом на корточки и вкрадчиво, с ухмылкой на лице, прошептал:

– Твоя смерть не будет даром, милая. Пусть выжжет она огромную дыру внутри Дейнли, а уж потом, лет так через пятнадцать, я его окончательно прикончу. Этого не изменить, глупая девочка. Этого. не. изменить, –  и на последнем слове резко поднял руку вверх и клацнул пальцами. – ЧЕТВЕРТОВАТЬ!

Глава 63. Надежда

***

Похолодело все внутри меня. Началось.

Мой взгляд пристально прикипел к Гостье, желая во что бы то не стало, спасти ее. Спасти всех их – и, просто, больше нет вариантов. Нет.

Анисия. Она среди вас. И пока у нас с ней хватит сил противостоять, всех вас ждет иная участь, нежели предначертано.

Поежилась Майя, вздрогнула и приговорено замерла. В мгновение ока к ней подлетело трое вампиров в красных атласных мантиях.