Текст книги "Терновый венок надежды (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
Звонкий скрип, шарканье подошв, миг – и отчаянно дернулась, бессовестная, вдогонку.
Вырвалась из расслабленных объятий Аско и попыталась идти за мной.
– Виттория, – жалобно, едва сдерживаясь от воя, позвала она.
Замерла я. Словно тысячи стрел в сердце. Побелела, неживая.
Тягучий момент – и наконец-то силой делаю разворот.
Застыла, глотая ужас.
Глубокий вдох – шаг ближе.
Тихо, но мерно, холодно, чеканя… болезненные слова:
– От кого, кого, а от тебя… не ожидала. И после всего… всего, что тебе рассказывала. Знаешь же, как я его НЕНАВИЖУ. И ты?
– Прости…
– Что прости? ЧТО ПРОСТИ? – отчаянно завопила во мне обида, давая силы на последнее представление.
Но вместо слов, вместо эмоций… по еще щекам ее покатились жгучие слезы. Сорвались безудержной рекой прямиком мне в душу, разъедая еще больше там ран.
Замерла Жо, не дыша.
Еще миг сопротивления – и резко, отчаянно шагнула я ближе. Стиснула в объятиях.
– Жозе. Девочка моя. Не плачь. Не разрывай мне душу до конца, – прижала к сердцу. – Не плачь. Слышишь, не плачь! Я же тебя люблю. Люблю. Как дочь люблю. И все пойму…
Нежный, заботливый поцелуй в макушку.
– Не плачь…
– Простите… все меня, я не хотела, – едва слышно прошептало мое русо-рыжее чудо.
Уткнулась лицом мне в шею. Зарылась в волосы… и дико, звонко зарыдала.
Истерика сорвалась, взорвалась… полной мощью.
… ливнем из безмозглой… тучи.
***
– Пошли, я тебя отвезу.
– Я САМ, – грубо, гневно перебил меня Асканио.
С вызовом уставилась ему в глаза.
– А ты еще ответишь, за все, свои, поступки, – с отвращением прорычала я.
– Не сомневаюсь, – и дерзко, силой выдрал ее из моей хватки.
***
В ту же ночь я улетела обратно к своему Шону. Опять слезы, истерика – и заботливая поддержка мужа. Шон – это был единственный светлый лучик в этом чертовом, вновь взорвавшемся, мире. Мире, где пытались отобрать самое ценное – мою (какую-никакую, но)... дочь.
... и вдруг зазвенел, забрюзжал телефон. Нехотя уставиться на экран – и обомлеть в жутком предположении. Еще миг – и, собравшись с духом, принять вызов:
– Да, Луи?
– Жозе...
– Что с ней?
– Она совсем слетела с катушек.
– ЧТО ЭТОТ СУКИН СЫН СДЕЛАЛ? – дико завопила я. – Я УБЬЮ ЕГО, МЕРЗКИЙ АСКАНИО!
– Это – не он ее довел.
Обомлела я, не зная, что и подумать. Колкий вдох:
– А кто?
– Бельетони.
Сердце мое... остановилось.
***
Приехать на остров, но так и не осмелиться к ней подойти.
Жозефина от всех разъяренно отмахивалась, подпуская к себе лишь одно существо – моего брата.
Впервые я словно прозрела.
Мягкий, заботливый, по истине, радетельный, он таял рядом с ней и больше не пытался силой контролировать весь окружающий мир; не навязывал сою волю и не душил жестокостью: он всем своим теплом заполнял ее, успокаивая, облегчая ее боль – слезы совсем по другому мужчине... Бескорыстность и доброта... да только – тщетно.
Мерзкий, черствый червь по имени Доминико Роберто Джованни уже впился, влез а ее хрупкое сердечко и захватил в плен ее тягу к жизни, сковал душу и бросил к своим ногам, словно бездушную вещь.
***
Судебное заседание. Каждый глушил голову своими мыслями, уже особо не вникая в происходящее. Благо, Маркантонио, Ар и Матиас сами взяли на себя обязанность разрешить, поставленные на повестке дня, вопросы.
Вдруг рыкнула дверь.
Зашумели, заволновались присутствующие.
Невольно вздрогнула я, завидев ужасную картину.
Едва живая, синюшная, моя Жозефина, казалось, вслепую, наощупь, шагала вперед, прямиком к нам. Подскочила я невольно на месте, но замерла в ожидании, не смея даже ступить в ее сторону.
Матуа побелел, заледенел от ужаса.
Еще миг – и добралась до Асканио. Вдох – и тотчас, словно без чувств, пала прямиком ему в объятия. Бережно обнял, притянул к себе. Тяжелые, жестокие секунды всеобщего оцепенения – и дико, отчаянно звонко вдруг закричала, заревела моя звездочка, жадно цепляясь Колони за шею, за плечи, за всего него, словно за спасательный круг.
Поежились, дрожь пробила все тело.
Вздрогнул Асканио, молча встал, … бережно приподнял, подхватил себе на руки девочку, притиснул к груди,… и живо понес ее с глаз долой присутствующих.
Переглянулись мы с Матуа в ужасе, с горечью, но затем, осознавая всю свою обреченность и беспомощность, печально повесили голову на плечах, ныряя в свои глухие, больные мысли.
Теперь не в силах ей помочь.
Увы. Не уберегли...
***
Несмело ожила в кровати, дрогнула. Проснулась моя Жо.
– Привет, – решаюсь я издать звук.
Испуганно обернулась. Взгляд на меня.
– П-привет, – поспешно ответила девчушка. – А где Асканио?
(отчаянно, боязно переспросила)
Печально опустила я взгляд на мгновение.
Никогда бы не могла помыслить, что эти двое станут для нее самым важным в жизни. Один – всепонимающий, заботливый друг, другой – безответная, безрассудная любовь. Никогда не думала, что буду Асканио непомерно благодарно... хотя, хотя... все равно итог – один. Разбитое, раскрошенное сердце нашей девочки.
Чертовы демоны...
Взгляд в глаза своей крохе, чеканя жесткую правду:
– Он уехал.
– КАК? – стрелой ужас ее ужалил мне в сердце. Запнулись обе от боли.
– Жозефина, сегодня ты едешь на Эйзем, – холодно, мерно проговариваю я, озвучивая черствый, но такой необходимый, ей необходимый, вердикт.
– Нет! – Нервно дернулась, отпрянула та назад. Попытка выбраться из постели (запуталась в подушках и скомканном одеяле). – Нет. Никуда я не поеду! У меня еще есть законные полмесяца!
– Жозе.
– Нет! Нет, Виттория, Я НЕ УЕДУ, – лихорадочно замотала головой. Еще движения – и наконец-то ступила на пол. Быстро сорвалась на ноги и принялась обуваться.
Молчу. Молчу, потупив взгляд в пол.
– Я НЕ УЕДУ, – разъяренное ее противостояние.
Тяжело сглотнула я. Глубокий вдох.
– Нет, – невольно хмыкнула я, заливаясь странной иронией, – я бы рада помучить Асканио. Но ТЫ. Разве не видишь, что делаешь ему больно? Не видишь, как разрываешь сердце, ДУШУ? – "не говоря уже о нас," – хотелось добавить, но сдержалась, – Не знала, что когда-то скажу эти слова, – печальный смех, – но он любит, любит тебя. Понимаешь?
– И я люблю…, – торопливо, но неуверенно, выдавила из себя.
Закачала я несмело головой. Еще миг – и решаюсь на выводы:
– Как друга. Как друга… любишь. Но не как мужчину. Тебе нужен Доминик? – езжай. И разберись. Разберись, какой он дерьмо. Пусть твое сердце увидит, что всё, за чем оно скучает, плачет – ИЛЛЮЗИЯ. Игра. Игра воображения.
– Не надо, – коротко, испуганно, сквозь ужас, прошептала моя девочка. Нервно дернулась на месте. Резко прильнула о мне, ухватила за руку и крепко ее сжала в своих ладонях. – ПРОШУ, не надо. Я не выдержу. Прошу, Виттория…
– Прости, но это – не мое решение. Не решение Аско. И даже не твоего Отца. Ты САМА так решила, причем уже давно, просто не можешь себе в этом признаться. Прости.
– Не отдавайте… меня ему.
– Никто и не отдает, – раздраженно, болезненно рассмеялась я сквозь печаль. – Мы пытались. Пытались тебе помочь… забыть. Отвлечь. Но тщетно, – невольно повела плечами. – Теперь только ты можешь… все решить. Решить, КТО, ТЕБЕ, НУЖЕН.
Резко отстранилась (грубо, вынужденно вырвав свою руку из ее). Быстрые, короткие шаги на выход, пока еще сама не завыла от боли.
– Собирайся, я тебя отвезу.
Глава 92. Эйзем
***
Жозе, Жозе... как бы я хотела твои страдания забрать на себя, укрыть от всего этого чертового мира, от твоей безысходности и несчастья. Однако, нынче я бессильна. Все мы – бессильны. Хоть в полы укутай, к сердцу прижми, в чулане замкни – но от беды уже не сбежать, уже не упрятать.
Никто тебе не в силах помочь. Никто... кроме тебя самой. Никто.
Нас не видишь, не слышишь. И не надо. Просто суди трезво, суди строго, разумно. Суди головой, а не слепым сердцем. И сделай правильные шаги из этого омута – шаги на волю.
***
Я видела как с каждым шагом ближе к монастырю, ближе к этому чертовому Бельетони, все меньше разрывалось, рыдало ее сердце, и все сильнее разгоралась надежда и пылкая, безрассудная любовь. Беда набирала обороты, но поделать я ничего не могла. Хотела... но, как и прежде, ничего не могла.
***
– Кларисса Мария Брадау Висконсе. Матушка-настоятельница монастыря. Нынче главенствующая в Ордене. Ее приближенные – Летисия де Маргоне, Жаклин Марсо, Мари Беленская.
– Жозефина Мария Матуа, – любезно представилась Жо и выписала легкий, шутливый реверанс.
– Очень приятно, – добродушно (не без скрытого, подлого удовольствия) улыбнулась Кларисса в ответ.
Отдать свое дитя в руки и на милость сиих тварей, ... ей подобных. Скрепя зубами, захлебываясь кровью из зияющих ран, сделать несмелый разворот – и, обреченно, смиренно повесив голову, пошагать долой, восвояси, тихо, отчаянно вымаливая у Господа снисхождения и мудрости для своей малышки. И для всех нас заодно.
***
И вновь я еду домой, к своему личному психологу, к своему нынешнему советчику и отраде – к своему мужу. Когда-то раны свои зализывать и приходить в себя, остепеняться, я мчалась к Луи, но с появлением Шона – все изменилось. Теперь на его плече я лила свои горькие слезы, а тихие, глубокие разговоры с ним давали силы взглянуть на все творящееся иначе, дабы с высоко поднятой головой и твердой волей, уже в дальнейшем, искать выход из сложившейся ситуации.
– Если хочешь, ты можешь поехать и попытаться с ней поговорить по душам.
– Она меня не услышит.
– А ты пыталась?
Тяжело сглотнула я скопившуюся слюну от переживаний.
– Пыталась.
– Или ты стремилась просто насадить ей свое мнение, не разжевывая, не раскрывая подробностей? Ты даже мне толком не можешь объяснить, почему этот ваш Бельетони настолько гадок для вас, что вы даже шанса не даете им попытаться решить все самим.
– Шон! – вскрикнула я в сердцах. – Это существо никогда никого не ценило! Ни друзей, ни любимых. Всегда сам по себе. И лишь только о свей шкуре, похоти и веселье пекся. Еще недавно он ходил убивал налево и направо всех, лишь только за то, что они были вне конфессий. А теперь вдруг стал... чутким, верным и смиренным? Тем, кому стоит доверить решить судьбу нашей малышки?
– Во-первых, не малышки.
– Ну, ты понял.
– Не перебивай! Всё ты сказала именно так, как хотела, как видишь происходящее. Малышка. Она все еще для вас малышка. Ладно. Горбатого только могила исправит! Но а, во-вторых, не он будет решать ее судьбу, а они оба, сообща. Чувствуешь разницу? И в-третьих, "недавно" – это когда? Год, десять, сто?
Обмерла я, потупив взгляд.
– А ведь и я был совсем недавно такой же: человек, вампир, полукровка – все, кто окажется на пути, тут же хлопал, как букашек. Но я встретил тебя и остепенился.
Метнула на него злобный взгляд.
– Не сравнивай вас!
– Почему? Я тоже убивал. Все мы нашей шайкой, вспомни, сколько народу положили!
– Замолчи! – рычу, гневно сорвалась со стула и заходила из стороны в сторону.
– Неприятно. Верю, неприятно вспоминать. Но все мы – не лыком шиты. Все мы – демоны, но разве можно окончательно выносить вердикт, основываясь на том, что было когда-то? Сейчас же он притих. Не слышал я что-то, чтобы он буйствовал последние десятилетия.
Молчу, не имея желания подтверждать его слова.
Но и без того всё понял.
– Вот видишь. Я же – прав? Так? Значит, это существо еще способно меняться в своих поступках и рвениях. Мы – чертовы вечные глыбы, однако все еще способны к развитию и переменам. Дайте им шанс. Я тоже очень люблю Жозе. Отчасти даже как свою дочь, – метнула на него взгляд. – Да. Я знаю, как ты к ней трепетно относишься. И эта забота, любовь заразительна. Однако вы, родители, слепы в своих чувствах. Нужно быть рядом, чтобы в самый сложный, важный момент ее поддержать, дабы та не упала. А в остальном – она уже взрослая. Она сама должна решать свою судьбу. Как ты, как я когда-то. А не слушать чужие догадки и суждения. Ты сейчас на меня обидишься за то, что я скажу: но не могу иначе. Сама вынуждаешь. То, как поступила со мной Анисия – дай ей голову бы оторвать и спалить к чертям собачим! Разве не так? Но я дал тебе шанс, ровно так, как ты дала нам, мне и мои друзьям, – когда открестила от капитис и не спалила за безрассудство... Людям, полукровкам, вампирам – всем нужно давать шанс, даже если это будет стоить слез. Пока все мы живы – пока способны измениться, если того искренне захочет душа. Смирись, отпусти Жозе. Будь рядом – и если что, мы обязательно ее спасем.
Всем нам когда-то разбивала сердце первая любовь. Но – это не страшно, пока это несмертельно – это нестрашно. Время вылечит. Встретит потом что-то настоящее, и основываясь на прежнем, пережитом горе, опыте, с головой, с новыми чувствами окунется в новую, сладкую пучину, но уже будет осторожна и не наделает непростительных ошибок и глупостей. Только дураки рискуют. Но и только мертвые – не живут. Жозе заслуживает шанса. Дай ей его. Дай, как когда-то дала мне и себе, и вроде, пока... мы оба не пожалели.
Будь по-твоему.
Отстраниться на расстояние вытянутой руки и жадно наблюдать со стороны, ровно до первого выстрела.
***
Тревожный звонок Клариссы.
И вот мы уже, всей своей шайкой, мчим на чертов Эйзем, с замиранием сердца, разгребать завалы после случившегося "взрыва".
– С ней же все хорошо, Матуа? – не унималась я, страшась самого жуткого.
– Да. ДА! В десятый раз повторяю – уверила, что с ней все в порядке! Но что-то важное все-таки произошло. А вот что – узнаем по приезду.
***
Еще миг – и зайти в кабинет аббатисы. Я, Луи и Асканио. Адвокаты прибыли на суд.
Жадный, выслеживающий взгляд – и с замиранием (в облегчении) сердца уставила взгляд на свою Жо. Жива, хотя вид какой-то болезненный. Бледная, напуганная, казалось, вот-вот разрыдается.
– Что случилось? – резко, отчасти пренебрежительно изрекла я, стремительный шаг ближе к своей малышке и с жадностью обняла ее за плечи, взволнованно прижала спиной к себе.
– Рада, что все приехали, да так быстро. Нам она ничего не рассказывает. Читать мысли… не умеем. Потому – все надежды на вас. Добровольно или принудительно, девушка должна сознаться.
Тяжело сглотнула моя Жо, отчего ее страх и переживания разлились по мне – невольно напряглась я.
– Так в чем же, вообще, дело, вы хоть сами скажете? – не выдержал Матуа. Короткие, быстрые шаги в центр комнаты.
– Вы присаживайтесь, не стойте. Разговор наш будет длинным… и тяжелым.
Неожиданно Асканио саркастически рассмеялся (оторвался от стены и прошелся к свободному креслу).
– Нечего так драматизировать, Кларисса. Мы всегда готовы наше чадо забрать на Искью, коль сами не справляетесь.
(от подобного высказывания у меня аж лицо невольно вытянулось, но тут же совладала с собой – жеманное равнодушие взамен)
– Так мне всем вам мозги чистить и перебирать мысли? – злобно прорычала я, не выдерживая этой нелепой интриги и тягучести, – или все же… скажете, что происходит?
– Сегодня вечером у нас случилось чрезвычайное происшествие, – тяжелая пауза монахини, – Жозефина и Морена в теплицах устроили драку.
– Тоже мне… новость, – внезапно рассмеялся Асканио, отчего мы тотчас все в изумлении уставили на него взгляды.
И тут я осознаю страшную вещь: я отнюдь совсем не знаю эту девушку; прошлое ушло, забрав прежнюю Жо, а новую я даже не попыталась познать, нагло требуя от нее не меняться, а быть той, которой она была когда-то: такой, которой мы хотим ее видеть и поведение и мировоззрение угодное нам, нежели то, которое есть на самом деле.
Шон прав, мы не даем ей шанса, давим ее, душим, оставив наедине с самой собой. Не говоря искренне по душам, а глупо приказывая и требуя непоколебимого подчинения.
Что бы тут не произошло, мы – тому вина, а не она. Мы.
Аско молчал, не удосуживаясь прокомментировать свое прежнее высказывание. Лишь загадочно, коварно улыбнулся.
Кларисса, сделала очередной тяжелый вдох и повела свою речь дальше:
– Дело не в убытках. Дело даже не в факте драки, – и вновь колючая пауза. – Если в теплице был кто-то еще, то отчасти будет понятно, что произошло. А… коль нет, как Жозефина и утверждает, да их было только двое, то…
– Вы же говорили, она ничего не рассказывала? – едко подцепил, уличил аббатису в лживости прежних заявлений Матуа.
Замялась. Нервно скривилась женщина. Секунды, дабы подавить внутри себя гнев, подобрать достойные оправдания...
– К сути! – не выдержала я уже этих соплей и гневно рявкнула.
– К сути? – тяжело вздохнула Кларисса, казалось бы, смирившись с чем-то неприемлемым для нее. – А суть такова. Либо там был еще кто-то, кто разгромил всю теплицу (а разбито там вплоть до стеклянной крыши). Либо… наша девочка… сама это сделала. Способностью. Ментальной способностью. А значит, – короткие, ядовитые мгновения, смакуя затишьем перед взрывом, – кто-то из Древних напоил ее своей кровью. И как результат – у нее скопировалась эта способность. Ну? Я вас спрашиваю, кто мог быть настолько глупым, чтобы малолетней полукровке доверить такую силу? Никто ж не знает, какая именно способность запечатлится в ее крови. А она, – затарахтела, как полоумная, – она, невежа с максималистским рассудком, разве справиться? Разве дано ей понять, что за мощь в этих умениях? Цену и опасность их? Это хорошо, что она только кольями «усыпила» Морену. Хорошо, что только теплица разлетелась вдребезги. А если бы убила? А если бы…
Виновато молчим, перебирая жуткие догадки и мысли.
– Вот и спрашиваю вас, – уже более спокойно продолжила та, – кто был настолько безрассудным? Да мало того, еще и не предупредил нас, что это содеяно.
И вновь наше пристыженное безмолвствие...
– Матуа?
Нервно хмыкнул мой друг. Взгляд в глаза монахине.
– Нет, конечно.
– Виттория? – ехидно улыбнулась женщина, с дерзостью намекая на мое безрассудство.
Гордо выпрямилась я, невольный, полный презрения взор ей в глаза.
– Не скрою, на этот счет я давно думала. Но решила подождать, пока Жозе станет мудрее и собранней. Так что… – нет.
Ухмыльнулась старуха, прожевала эмоции. Перевела очи на Колони.
– Асканио?
– Нет, – торопливо ответил тот.
– Ясно,– ядовито облизалась и повернулась к моей дочурке. – Тогда еще проще, значит, там был кто-то, кто тебе помог. И, Жозефина, ты должна назвать нам имя. Такие правила.
На мгновение замялась, сжалась в негодовании, но решилась на слова:
– Я, никого, не видела, – мерно отчеканила в глаза, словно мантру. – Мы были там, только, вдвоем.
– А если, – вдруг вмешалась в разговор матушка Жаклин, отчего мы тотчас перевели на нее свои взгляды, – а если… это Доминик ее напоил?
Выстрел. Прямиком в голову. Мой разум вмиг заледенел.
Живо уставили свои глаза "на подсудимую".
Боль прокатилась по душе Жозе, отзываясь эхом во мне. Тягучие, нервозные рассуждения тихо внутри себя.
– Я не раз замечала неоднозначные взгляды их друг на друга, – вдруг вновь осмелилась на слова монахиня.
– Жозефина? Так как? –отозвалась Кларисса.
Взвесить за и против. И вновь выстрел...
– Нет.
Резкий, пугающий звук – посыпались стекла.
Тотчас сжалась Жозе в испуге, дрогнули и стальные присутствующие от внезапности происходящего. Одна только я замерла в полном, четком понимании. Жгучем, жутком осознании всей целостности картины.
Я УБЬЮ ЕГО.
– ВИТТОРИЯ! – вдруг гневно зарычала Настоятельница.
Разжались мои руки, сплыли с девичьих плеч.
Нервно заходила из стороны в сторону.
– ЧЕРТОВ УБЛЮДОК! СУКИН СЫН! Как? Как он посмел к ней притронуться? Убью! УБЬЮ, МРАЗЬ! – ненависть жидкой лавой вытекала из недр моей души. И всей той больной, безрассудной любовью, которой я любила эту чертову дурёху, я ненавидела его. Ненавидела Бельетони. Уж лучше бы ты меня тогда убил, чем сейчас вот так раздирал, кромсал сердце.
Подонок.
– Виттория Колони! Успокойся, – вдруг гневно, приказным тоном закричал Луи.
Замерла. Замерла я на мгновение. Глаза в глаза. Отрешенное мое сознание удивилось его противостоянию. Но еще миг – и теряю последние нотки трезвости.
– Нет, ты понимаешь? Понимаешь? А теперь еще Жозефина и врет. Защищает его. Добился своего – усыпил бдительность.
– Она просто испугалась, – извращенно спокойным тоном произнес слова Матуа и нахально подошел ближе. – Нечего истерить здесь. Нужно подумать, зачем это ему. И что делать дальше. А то, что врет, защищает, поверила – и так понятно. Она же не знает всей правды. Никто ж из вас, любовных интриганов, не объяснил, почему вся Искья так рьяно ненавидит Бельетони, а Эйзем из Ордена своего основателя изгнал. Ведь так? Так?
Замерла, пристыжено опустила взгляд. Объяснять? он позарился на святое. На мою единственную, какую никакую, но дочь. На мою Жо. Сердце выдеру, сама умру – но не отдам!
– Жозефина, – вдруг отозвалась Кларисса. – Прости, что раньше тебе это не рассказали. Глупо… было надеяться, что сама поймешь истинное безумие и неуравновешенность Доминика. Отвернешься от него, – тяжелый вздох. – Бельетони. Еще задолго до Искьи… был основан Эйзем (мной – Клариссой, матушкой Жаклин, Марией, Марселем и тем же Домиником). Монастырь, как убежище для обездоленных и бедных. Тех, кто мечтает найти покой. Вечный покой, на этой земле. При жизни. Да, вампиры и полукровки существовали уже тогда. Но без конфессий и поклонений… тому или иному божеству. Одиночки, лишь изредка объединенные под чьим-то началом, началом Древних, – вот истинное лицо былого устоя.
Велись войны, постоянные, вечные рати, без разбора… Делились территории, люди (как снедь и прислуга), среди бессмертных – сторонники, как поддержка моральная и физическая. Вой-на.
Эйзем стоял в стороне, пока однажды кто-то, кем-то, было не придумано, измышлено, что этот монастырь – в будущем огромная угроза для единоличной власти бессмертных – рьяные преследователи человеколюбия и смиренности не поддержат деспотические начала Древних.
Разгромлен, уничтожен, стерт с лица земли (лишь немногие остались – из двухсот тысяч – не больше десятка). Доминик тоже выжил… Но это уже был не тот Бельетони, что раньше. Нет. Обиженный, отчаянный, разгневанный, потерявший связь с добром,… он стал убивать.
Не разбирался уже, кто виноват. Не искал ни зачинщиков, ни бунтарей, ни идеологов.
Убивал. Убивал всех вампиров и полукровок без разбора. Не раз жертвами ставали и простые, невинные люди. Убивал – высасывал кровь… (забирая способности); становился сильнее.
Если бы не Искья, кто его знает, что бы за чудовище вышло из Бельетони. Обет Ордена Вампиров, обет строгих правил, полного повиновения, подчинения; приоритет справедливости над чувствами и желаниями – вот цена договора, за которым вурдалаки могли укрыться от безумия Доминико Роберто Джованни. Сила Божества Искьи (или, как некоторые считают, самой Виттории) – внушительная гарантия, что всех, кто ослушается основного Закона, – казнят. Эйзем, от имени полукровок, и в свою очередь тоже дал клятву … этому демону. Ведь уже тогда, хоть еще и состоял в одной упряжке с нами, Доминико, но был давно уже… чужим и неподвластным. Бельетони согласился на такой уклад. Но не долго счастье было. Что-то, где-то,… опять туда-сюда,… – и перешли дорогу Доминику. Да понеслась кровавая… Все, кто был вне Конфессий, – погибали, как личинки на солнце. Эйзем и Бельетони перестали быть совместимыми. Окончательно. Отрекся (правда, кто от кого – не известно). Отдельное звено.
Единоличный сударь со скипетром судьи. Попытка у Фемиды отобрать весы. Прошло полтора века, прежде чем Бельетони снова пришел в себя, и не нашел силы... прощать. Успокоился.
И я простила. Простила, взяв с Доминика обещание – держаться и не убивать хотя бы… без весомой на то причины. А на днях, на днях он снова убил. Нарушив все клятвы.
Удивленно дрогнула я, узнав страшную... еще больше будоражащую кровь, тайну.
– Неужели, он снова решил воевать? – несмело отозвалась более смиренным, нежели доселе, тоном. Глубокие, полные тревоги, рассуждения. – И сколько раз такое безумие на него будет находить – а мы будем прощать?
– Не знаю, – печально вздохнула, скривилась Кларисса, неуверенно пожала плечами. – Он обещал. Обещал,… н-но, видимо, такие… не меняются.
– Да чертов он демон. Напился крови больных рассудков – и давно уже утратил себя. Помутнел разум – да и только, – злобно прорычал Матуа, ежась от страха за свою девочку в свете новых обстоятельств.
– Я ничего другого и не ожидал, – внезапно холодно отозвался Асканио. – Убивший раз – еще не раз преступит черту смерти. Ведь так… проще. Бах – и нет.
– Я понимаю, убить бессмертного. Но человека? Зачем его убил?
– Из-за меня.
Немая пауза; в цепенящем изумлении уставились на Жо.
– Этот… ч-человек, парень, – решается договорить, – когда-то меня… с-сильно обидел. Вот…
– ОБИДЕЛ? – завопила Кларисса. – Девочка моя, ОН ИСТЯЗАЛ хуже чертовой инквизиции… бедного молодого человека семь часов к ряду, прежде чем тот, все же не выдержав адской боли, скончался. ОН ВЫНЯЛ из него душу и вывернул наизнанку. А ты говоришь из-за того, что тебя ОБИДЕЛ?!
Обмерла ужасе моя Жо. Поледенело и у меня все внутри. Но нельзя, нельзя вмешиваться. Пусть знает... что он такое за существо. Сегодня – товарищ, а завтра – дочь будет пытаться свести со света.
– Вопрос сейчас в другом, – решаюсь на слово, окончательно выводя жуткий приговор. – Зачем он напоил ее своею кровью? Чтобы защитить? Не смешите. Доминико не думает о других. Лишь свои амбиции превозносит. Жозефина, – развернулась я к ней, – он пил твою кровь?
Испуганно отвела взгляд девчушка.
– Прошу, ответь. Это – очень важно. И не нужно врать.
Тяжело сглотнула; болезненное за и против, и решилась:
– Да.
– Черт! – нервно дернулся Матуа, словно ему нож загнали в сердце. А ты что думал, друг? Эта сволочь не разменивается по мелочам. – Так и знал. Этот ублюдок точно что-то замыслил!
– Может, ему надоели Ордены? А почему бы и нет? Захотел единоличной власти. По-моему, он давно к этому идет, – холодно, болезненно, пронимая до глубины души жутким осознанием выводов, будто скрежет металла, изрек Аско, – и почему бы… не через Жозефину, та, которая так дорога Искье, не начать эту войну. Кровь в нем – и теперь отыскать малую… будет слишком просто. Везде и всегда.
(болезненная тишина)
– Я ее увезу на остров, – отчаянно отозвалась я. – Туда он, пока я там, никак не заберется. Слишком сильная моя связь с землей. Каждая песчинка, и даже воздух с солнцем там мне подчиняется. Сунется – убью, раз плюнуть.
– Хорошо, – торопливо подтвердила Кларисса. – Увозите. Н-но.
– Знаю, – любезно продолжила я, – вы нам не помощники. Верно, у вас есть шанс… замирить это дело, либо все же убить Доминика, потом, если мы проиграем.
(жуткая пауза)
– Вы знаете, где он сейчас?
– На Аэтфе вчера видели...
– Жозефина, собирай вещи. Через час у часовни ждем.
Глава 93. Игра
***
– Будет утро, тогда и поедем. Чего среди ночи? Вас тут целая плеяда. Ничего не случиться. Перебудем одну ночь. А я спать хочу! Не поеду, – вполне серьезно отчеканила, поставила перед фактом нас маленькая Матуа. Взвесить за и против – и, скрепя сердцем, согласиться, пойти на уступки, ... учитывая что девчушке пришлось пережить.
***
И это оказалось нашей роковой, самой страшной ошибкой.
Прошло несколько часов, прежде чем это странное чувство стало настолько навязчивым и вызывающим, что я обратила на него внимание. Некая странная тревога разрывала мое сердце. И если по началу я все это обобщала с происходящим и жуткими переживаниями по поводу непонятного, пугающего плана Бельетони в отношении моей крошки, то сейчас это стало выразительным и отнюдь иным.
Зал переговоров. Эйзем.
– Ты куда? – метнул на меня недовольный взгляд Асканио и спешно отложил свою книгу на стол. Вздрогнул и Матуа, открыл глаза, лениво перевернулся на бок (на софе). Молчит, выжидая.
– Пойду Жо проверю.
– Оставь ее в покое, – раздраженно рявкнул братец.
– Тем более, что Кларисса просила не бродить по монастырю, – поддержал его и Луи.
– Да мне плевать, что она просила. Но если так это вас нервирует, то схожу мышей – никто и не заметит, – плюхнулась на свободный диван (небольшой, мягкий, что стоял с другого бока от входа, симметрия в интерьере; точно такой же как тот, на котором дремал Матуа).
Еще миг – и уже бреду по коридорам в сторону кельи Жозефины духом.
***
– Как нет? – обмерла в удивлении аббатиса.
– Это я вас спрашиваю, – дико заорала на нее я. – Как это так, что ее там – НЕТ?
– Не повышайте на меня голос, – едко, мерно проговорила та. – Эйзем – не тюрьма.
– Да неужели? – съязвила я.
Проигнорировала, хотя все же прищурилась от злости.
– И ваша девочка – не пленница.
– И где же теперь искать нас нашу девочку? – сдержанно, язвительно передернула ее слова я. (сосредоточиться и самой ее отыскать у меня не получалось из-за истерики. Нужно было время – а его у нас нет)
– На Аетфе, – вдруг отозвался Луи.
Устремили взгляды на него в удивлении.
– Вы же, недоумки, обмолвились при ней, где его, нашего Бельетони, искать. Вот она и помчала туда, за ним. Спасая...
Руки мои сжались от ярости, отчего тотчас пошли звоном хрупкие вещи.
– КОЛОНИ! Немедленно успокойтесь! – заверещала монахиня.
Резкий разворот, и, не удостаивая ту ни взглядом, ни словом, мигом вылетаю за дверь.
Мужчины покорно последовали за мной.
***
– Я сам туда поеду.
– ЧЕГО? – рявкнула я на Матуа.
– Я сам со всем разберусь. Дай мне поговорить с ними, как отец. А ты, Виттория, и твои нападки, истерика – там ни к чему. Как и ... присутствие Асканио.
– Ах, моя истерика?!
– Он прав, – живо хватает меня за локоть Колони и пытается оттащить куда-то в сторону.
– Не тронь меня! – гневно дергаюсь обратно, вырываюсь.
– Прошу, Вит. Слышишь меня? Прошу! Я сам!
– А вдруг не справишься?
– Справлюсь. Просто, доверься мне. А если что – всегда сможешь принять участие в войне. Пока же, я, просто, хочу поговорить.
– А если спугнешь, убежит?
Замер. Прищурился.
– Я же знаю, что ты... пила ее кровь.
Тотчас опустила я виновато, пристыжено взгляд. Замерла.
– Ты ее найдешь, если то будет нужно. Теперь всё? – продолжил Матуа.
– Я ее не кусала, – едва слышно пытаюсь оправдаться.
– И тем не менее, – грубым, но оттаивающим тоном, голосом изрек Луи. – И не осуждаю. Сам не раз хотел, правда, так и не решился...
– Может, уже поедешь? – раздраженно рявкнул Асканио. – Хватит разглагольствовать, время-то идет.
– Ладно, по машинам, – скомандовал мой друг. – Вит, жди на Искье.
Разворот – шаги к авто, и нырнул за руль. Взвизгнули шины.
– Прошу, – любезно открыл передо мной дверцу Колони.
Пренебрежительный взгляд на него, меряющий с ног до головы. Молча прожевать ругательство, развернуться в другую сторону – и пошагать прочь.
Еще немного – села за руль своей железной лошадки. Вцепиться руками за баранку – и сверху обреченно уткнуть, уложить голову.
– Она сейчас с ним. И черт знает, к чему это все приведет. Доминик разобьет ей сердце. Как всегда это делал. Брал, пользовался – и отпускал, словно благородный рыцарь... на свободу. Бросал игрушки, наигравшись. Бедная моя девочка. Почему именно ты? Почему? Неужто так сложно было... просто пройти мимо? Просто... не трогать ее? Неужто, сукин сын, – гневно стала я пинать руль, будто тот в чем-то виноватый, – неужто... больше баб интересных тебе не нашлось? Неужто она столь прекрасна и чиста, что не смог удержаться, дабы не очернить ее честь? МРАЗЬ! Только сделай ей больно – сердце вырву. Вырву, не глядя...
