Текст книги "Драйвер (СИ)"
Автор книги: Олег Север
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)
Сечень 1188 года
Домослав из племени ратарей
Сидя в протопленном доме, Домослав привычными движениями мастерил прялку. По секретной технологии, как до этого делали его отец и дед, а до этого их отцы и деды. Секрет был в том, что делалась она из дерева и его корня. Это позволяло делать прялку, представляющую собой цельную конструкцию, которую невозможно было ни сломать, ни расшатать. Из корня делалось донце (на нем сидела пряха), а ствол становился столбом для поддержания ткани, иногда и рогаткой для плетения сетей.
По этой же технологии можно было сделать крепкие лавки, выбирая для них подходящую часть ствола. После его распила сучки укорачивали до одной длины. Такие лавки делались без единого гвоздя, при этом они отличались невероятной устойчивостью и надежностью, но сегодня Домослав сосредоточился на прялке.
Рядом сидел старший сын Мунк и помогал отцу перенимая науку. Теплый свет от печи перемешивался с резким светом из окон, окутывая место, где они мастерили, погружая его в уют и создавая спокойную атмосферу для работы. Легкий запах соснового дерева напоминал ему о родительском доме, о детских воспоминаниях, когда рядом с ним сидел отец, и точно так же, как он сейчас, расписывал детали своего ремесла. Каждый удар резца вызывал в его душе мелодию, сквозь которую пробивалась ностальгия. Благодаря простым движениям, бесформенный кусок дерева постепенно принимал форму прялки, а с ней возрождались и воспоминания. Он смотрел на сына, прижимавшего будущую прялку к столу, и указывал на мелкие огрехи, стремясь довести свое детище до совершенства, ведь как бы ни была работа идеальной, всегда оставался маленький недостаток, который следовало исправить, словно те недочеты в жизни, которые порой оставались незамеченными, но всегда давали о себе знать в самый неподходящий момент.
– Не спеши, сын, – Домослав направлял сына, помогавшего ему, слыша в своём голосе отголоски голоса своего отца, который давно так же передавал семейный секреты ему. – Каждый шаг важен, когда создаешь что-то, иначе ты просто наполняешь воздух шумом, а не созиданием.
Обернувшись, он заметил, как солнечный свет пробивается сквозь окошко, создавая теплые блики, что убаюкивали и отстраняли прочь все заботы. Сразу же нахлынули воспоминания о том, как с семей они покинули старые земли у Эльбы и по зову русского князя Юрия, пересекли моря, чтобы обрести новый дом.
Князь не обманул: их ждали, и ждали не просто так, а с тщательной подготовкой. Пять огромных, круглобоких кораблей приняли на борт около ста семей ратарей из Велетского союза, их скарб и домашний скот. В основном это были женщины, старики и дети. Мужчин разместили на трёх боевых галерах, сопровождавших парусники. Время в пути прошло с пользой, мужчины освоили азы матросского ремесла. Да и воинские навыки подтянули, заодно освоили русский, который хоть и был похож на их родной язык, но иногда говорившего было сложно понять.
Через три месяца пути, в начале руйня (сентября), они вошли в бухту Лестригонов. На её берегу стоял порт, а неподалёку – небольшая крепость квадратной формы, сложенная из красного кирпича. Сторона крепости достигала четырёхсот шагов, а толщина стен – семи. По углам возвышались четыре пятигранные башни-бастионы, увенчанные скорпионами. Снаружи крепость окружал ров глубиной в четыре человеческих роста и вал. В отличие от других крепостей, за валом не было посада – лишь огромное открытое поле. Сам посад раскинулся на западной стороне бухты, стремительно разрастаясь. Главные ворота крепости смотрели на северо-восток, к морскому порту, а на юго-западе стояли Константинопольские ворота.
Местный воевода лично встретил переселенцев на пристани, окружённый свитой из воинов и советников. Его речь была краткой, но тёплой: он обещал защиту, землю и свободу от прежних тягот. Ратари, уставшие от долгого пути, слушали его с надеждой, хотя в глазах многих читалась тревога. Женщины, держа за руки детей, оглядывали новые земли, а старики, опираясь на посохи, шептали молитвы.
Однако в крепость их не повезли. В порту весь скарб перегрузили на подводы, направившиеся в посад, именуемый местными, как и крепость, Жерло. Там их поселили в длинных кирпичных четырехэтажных домах, которые звались общежитиями.
Пока жены и дети приходили в себя после долгого пути и проходили банные процедуры, мужчин собрали в просторном зале. Им предложили выбор: служить в княжеском войске, вести собственное хозяйство или работать в княжеских угодьях. Последним обещали не только подённую плату, но и годовые выплаты по итогам труда. Домослав, не прельщённый воинской славой и не доверявший княжеской милости, выбрал привычное дело – растить хлеб и овощи. Таких, как он, оказалось большинство. Те, кто избрал ратный труд или работу в княжеских хозяйствах, покинули общежития в тот же день: первые получили дома в посаде, вторые отправились на новые места. Остальным же рассказывали о местных землях, сроках посадки, уходе за урожаем и капризах погоды.
Наконец, их караван двинулся к новому месту жительства – не в старые поселения, а в отстроенные с нуля деревни, обнесённые высоким тыном, в дне пути от крепости.
По дороге Доброслав размышлял о будущем, им объяснили, что кроме налогов, которые с них будут взимать осенью или деньгами, или продуктами, в течении двадцати лет надо будет еще выплатить суду за дом и семена, предоставляемые князем. Назвали это мудрёным словом кредит. Правда, приехавшие до них соплеменники уверяли, что с такой землёй сделать это возможно года за три. Но все равно в месте, куда они ехали, жизнь могла быть непредсказуемой. Соседние земли могли оказаться не так хороши, как ожидалось, а погода – жестокой.
Дорога пролегала через поля, вдоль неё тянулись луга и рощи, которые вызывали повышенное внимание у сопровождавшего их разъезда. Природа выглядела богато и давала надежду на богатые урожаи.
За такими размышлениями по широкой дороге они без сложностей добрались до своего нового дома. Дорога привела к месту, называемому местными усадьба, которая состояла из острога, где базировалась сотня солдат, а вокруг острога вольготно раскинулись слобода ремесленников. От усадьбы в четыре разные стороны расходились дороги, ведущие к новым деревням, получившим ностальгические названия: Ретра, Редигаста, Доши и Гавела.
Здесь караван разделился на четыре потока, которые продолжили свой путь. Ещё час пути и перед ними отрылся вид на аккуратную деревню, построенную на взгорке и обнесённую пусть не очень высоким, но капитальным частоколом. Дома занимали согласно проведённой ранее лотереи. Но диковины дома и прилегающего участка Домослава сейчас не так интересовали, как то, какую землю им выделили.
Существовало подспудное чувство страха, что дали им бросовые земли, поэтому вместе с остальными мужиками, взяв старшего сына, которому стукнула уже двенадцатая весна, они отправились в выделенным полям. Земля, которую им выделили, превзошла его ожидания, и это вселяло надежду. Поля были уже распаханы и стояли под паром. Растерев руками жирную землю, понюхав и даже попробовав на язык, он остался доволен.
Домослав уже представлял, как сажает озимые, как всходит первый зеленый росток – это было святое для него. Он вспомнил обычаи предков, о той умиротворённой простой жизни, когда каждый знал своё место, и труд приносил радость. Сопровождающий их воин что-то говорил, но Домослав, занятый осмотром выделенных земель, едва ли слушал. Время посадки озимых приближалось, и ему нужно было ещё очень многое сделать.
Жена домом тоже осталась довольна, тут было предусмотрено если не все, то многое: и теплый хлев для скотины, и птичник, и огород с сараем, и сад. Да и сам дом, построенный из кирпича, больше походил на дом зажиточного купца, а не на простой крестьянский пятистенок, отопление в доме проводилось за счет камина и системы воздушного отопления. Придумано хитро и удобно, да и климат здесь, по уверениям местных, намного мягче, чем на берегах Эльбы.
Смешанные чувства наполнили его сердце: страх перед неизвестностью, но также и надежда на новое начало. Впереди была работа, забота о семье и мир, который нужно было строить заново.
Сечень 1188 года
Херсонес
Ингвард Суровый
Ветеран варяжской стражи Ингвард, знавший и трудные бои, и радость побед, сидел в зимнем саду княжеского замка, оставшись наедине со своими горькими размышлениями. Его жизнь, когда-то наполненная захватывающими приключениями и непередаваемыми ощущениями от битв, сейчас сжалась до серых будней. Тоска грызла его душу, подобно ворону, клюющему падаль.
После того как князь Юрий принял шесть ветеранов из варяжской дружины, о которых он не мог отказаться, он, постепенно изменил структуру охраны. Молодые воины из местных лично преданные князю и огромные половецкие овчарки заняли место тех, кто когда-то сражался плечом к плечу. Для Ингварда, привыкшего к славе и уважению, это было тяжелым ударом. Он и его единомышленники, словно забытые тени, медленно растворились в будничной обыденности.
Тем временем сослуживцы Ингварда находили свое счастье в новых жизнях. Витимир и Роберт, женившись на половчанках, стали оплотом семьи и защищали княгинь с преданностью, которой стоило бы позавидовать. Ульф и Асмунд, узрев воды обучения, посвятили себя новому поколению бойцов, радея о том, чтобы передать навыки владения двуручной секирой. Ингвард, пытался присоединиться к ним, однако быстро осознал, что заниматься обучением этих желторотых юнцов – значит запираться в клетку, куда он не желал возвращаться. Слав подался в пограничную стражу и теперь занимает там немалый пост. Он тоже звал Ингварда к себе, но тот решил, что жесткая дисциплина, которую молодой князь вбивал в своих войсках, ему надоела.
В дымном полумраке своего одиночества он размышлял о времени, когда его имя произносили с уважением и трепетом. Однако впереди маячила неопределенность, и лишь осталась мечта о боевых походах, где собирались настоящие варяги, где каждый из них был частью великого братства. В его душе все еще горел огонь, но он оставался невидимым для окружающего мира, как звезда, затемнённая дневным светом. Ингвард ощущал, как сокращается величие его жизни, и каждый день казался все более обыденным.
Неожиданно его безделье было прервано появлением князя Юрия, который передвигался по поместью без охраны и свиты, что для Ингварда, проведшего более двадцати лет при дворе басилевса, была крайне непривычно.
Князь Юрий остановился напротив Ингварда, его взгляд был незадолго до этого полон решимости, но теперь сочился сомнением.
– Ингвард, – начал он тихо, словно опасаясь взбудоражить тишину зимнего сада, – Я знаю, что ты чувствуешь. Прошлое, как двояко острый меч, оно не только дает нам опору в этой жизни, но порой держит хлеще самых крепких оков.
Ингвард молчал, его сердце сжалось от слов князя, и он не знал, как ответить.
– Я хотел бы вернуть тебе часть того уважения, которое ты заслуживаешь, – продолжал Юрий. – Есть дело, которое требует храбрости и ума, и я нуждаюсь в твоей помощи.
Внутри Ингварда зашевелилось чувство, долгое время спящее. Мысли о возвращении к жизни, полное риска и славы, заполнили его сознание.
Наконец, он поднял взгляд на князя.
– Что за дело? Если существует возможность вернуться к истинной жизни, я готов, – произнес он с уважением и решимостью, которая вновь оживила его душу.
Глава 23
Миркани 1188 года
Барда
Царица Тамар
Тамар, облачённая в златотканые одежды, въезжала в город под ликующие крики толпы. Её конь, белый, как первый снег на вершинах Кавказа, подаренный одним из арабских эмиров, ступал гордо, словно осознавая величие своей хозяйки. Вокруг неё, сверкая доспехами, двигались её верные соратники, знамёна с золотым львом развевались на ветру. Город, некогда столица Албанского царства, склонился перед её мудростью и силой. Улицы, ещё недавно залитые кровью и носившие следы грабежа и упорных сражений, теперь пестрели цветами, брошенными под копыта её коня.
Тамар, с лицом, озарённым спокойной уверенностью, окинула взглядом высокие минареты и крепостные стены. Она верила в свою высокую миссию и всегда помнила, что когда-то давно старая монахиня сказала ей, двенадцатилетней девочке, что её правление принесёт не только порядок, но и процветание стране, если она не упустит свою удачу. Задумавшись над предсказанием, над расшифровкой которого она провела немало часов, Тамар автоматически подняла руку в знак приветствия, толпа ответила ей громогласным "Да здравствует царица!" – эти слова эхом разнеслись по всему городу, предвещая новую веху в его истории.
Поселившись в небольшом особняке, который каким-то чудом избежал разграбления, сначала солдатами отступающей армии, а затем и её воинами, она как-то успокоилась и сразу вошла в роль той мудрой правительницы, образ которой верные люди внушали жителям страны. Она давно не та молоденькая девушка, которая стала со правительницей своего отца, у неё были хорошие учителя, благодаря которым для неё перестали быть в тягость занятия государственными делами, а политические интриги вызывали не зевоту, а азарт. Каждый день приносил новые вызовы, за которые она бралась с холодным расчётом, словно садилась за шахматную партию. Её ум, некогда погружённый в мечты и поэзию, теперь работал с точностью часового механизма. Она научилась читать между строк, видеть то, что другие предпочитали скрывать, и использовать это в своих интересах. А главными её инструментами стали мужчины, которые думали, что смогут управлять ею, вот только всё выходило наоборот, и мало кто об этом догадывался. Она больше не была той, кем была раньше. Теперь она была игроком, и теперь она ясно поняла, что игра эта была не на власть, а на жизнь. И поэтому она намеревалась сделать всё, чтобы в ней выиграть.
Через день после её приезда к Тамарам явились почтенные горожане, как изначально оставшиеся в городе, так и те, кто вернулись, осознав, что бежать то собственно некуда. Они, как и ожидалось, просили отменить джизью – налог на веру, введённый ею по примеру мусульманских стран. Говорили о тяготах народа, о том, как этот налог подрывает доверие к её правлению. Тамар слушала молча, её взгляд был спокоен, но в глубине его таилась непоколебимая твёрдость. Она понимала: их просьба – продиктована не заботой о народе, это испытание её решимости, прощупываний позиций. Стоить её хоть раз уступить и уже неона будет повелевать ими, а они крутить ней.
Когда речи смолкли, она поднялась с трона, обвела взглядом собравшихся и произнесла: «Закон есть закон, как говорят ваши муфассиры, он установлен не для угнетения, но для порядка. Я лишь последовала их мудрости. Потому предлагаю три пути: первый – примите православие, второй – покиньте эти земли. Если ни то, ни другое вам не подходит, то платите звонкой монетой. Да будет так!»
После её слов в зале воцарилась тишина, тяжёлая и напряжённая. Горожане переглядывались, но никто не осмеливался возразить. Тамар, не опуская взгляда, медленно вернулась на трон, её осанка говорила о непреклонности. Она знала: уступка сейчас будет воспринята как слабость, а это пошатнёт её авторитет.
Через несколько дней слухи о её решении разнеслись среди её воинов и жителей города. Одни восхищались её твёрдостью, другие роптали, но все понимали: царица не из тех, кто отступает перед давлением. Вскоре начались первые выплаты джизьи. Те, кто не мог или не хотел платить, покидали город, унося с собой недовольство, но и страх перед её волей.
Тамар же, наблюдая за происходящим, лишь укрепилась в своём решении. Она знала: порядок и единство – основа её власти. А те, кто не готов принять её правила, не достойны оставаться под её защитой.
Вскоре последовали и другие указы, направленные на укрепление центральной власти. Тамар учредила суды, где дела рассматривались не по местным обычаям, а на основе единого свода законов Грузинского царства, разработанного ещё при её отце и значительно дополненного при её правлении. Она пополнила свою армию местными жителями, отвергнув предложение Совета отдать набор войск на откуп назначенному эриставу. За это место разгорелась жестокая схватка среди знатных фамилий, но по совету тётушки Тамар не собиралась усиливать ни один из знатных родов, планируя поставить на эту должность одного из лично преданных ей людей. Но пока никак не могла сделать окончательный выбор.
Город постепенно оживал. Торговцы, увидев стабильность и безопасность, начали возвращаться, привозя с собой товары из дальних стран. Ремесленники вновь открывали свои мастерские, создавая прекрасные изделия, слава о которых разносилась по всему Кавказу. Жизнь налаживалась, словно река, прорвавшая плотину, вновь вернулась в своё русло.
Однако не все были довольны происходящим. Недовольные новым порядком плели заговоры, надеясь свергнуть царицу и вернуть независимость. Но Тамар была бдительна. Её шпионы были повсюду, выявляя и пресекая любые попытки мятежа. Заговорщиков ждала суровая кара, а их имущество значительно пополнило царскую казну, и вскоре охотников до переворотов становилось всё меньше и меньше. Провинция приходила к покорности и спокойствию.
Тамар понимала, что удержать власть в этом неспокойном регионе можно лишь силой и мудростью. Она должна была быть и грозным воином, и справедливым правителем. И она была готова играть свою роль до конца.
Отдохнувшее войско рвалось в бой, но пока было слишком рано. Дипломатическая игра, затеянная царицей, была в самом разгаре. Полководцы строили планы и проводили военные игры, пытаясь угадать решение правительницы, а она и сама пока толком не понимала, куда двигаться дальше. Одно было ясно абсолютно точно, хрупкое перемирие между сторонами конфликта в ближайшее время должно закончиться.
Вальдемар Молодой (Гольштенский)
Одиночный месяц 1188 года
Викинги задолго до завершения набега начинают подготовку к возвращению домой. Они внимательно проверяют свои драккары, чтобы убедиться в их готовности к длительному путешествию. Мачты и паруса осматривают на наличие повреждений, а вёсла ремонтируют или заменяют. Награбленное добро аккуратно упаковывают в крепкие сундуки и мешки, чтобы ценности не пострадали во время штормов. Поход оказался успешным, и теперь нужно было решить, как перевезти всю добычу, не перегрузив корабли, чтобы они сохранили маневренность и могли плыть как в спокойную погоду, так и в бурю. Следовало учитывать, что осадка драккаров увеличится при входе в речные воды. Вальдемар, к своему стыду, забыл об этом, хотя учителя не раз упоминали эту особенность. К счастью, опытные товарищи не позволили ему совершить эту ошибку.
Особое внимание уделялось еде: она должна быть питательной, долго храниться и не портиться от высокой влажности. Основные усилия были сосредоточены на заготовке и сушке мяса. Мужчина без мяса – это как драккар без вёсел: поплывёт, но недалеко и не долго. Поэтому мясо заготавливали в больших количествах – говядину, свинину, баранину, козлятину – всё это сушили над дымом, получая долго хранящийся продукт. Не обходили они стороной и рыбу. Всё это делалось своими руками, так как ещё юным дренгам вбивали в голову мысль, что еда, приготовленная чужими руками может наделать бед, больше чем вражеская дружина. Не брезговали они и хлебом, отдавая предпочтение ячменным лепёшкам, так как в условиях похода они дольше хранились. Орехи, семечки, ягоды и сушеные фрукты тоже шли в закрома. Особым почтением пользовался мёд, но здесь, на юге, по мнению юного хедвига, он отличался в худшую сторону от своего северного аналога. Перед отплытием озаботились и сохранностью свежей воды. Бочки и кожаные мешки тщательно проверялись на прочность, чтобы избежать утечек в долгом пути. Вода была на вес золота, особенно в открытом море, где штормы могли забросить корабли далеко от берега. Каждый член команды знал, что даже малейшая небрежность может стоить жизни всей дружине. Так как вода довольно быстро портится, запаслись большим количеством молодого вина, которое и храниться дольше и пьётся приятней.
Традиционно особое внимание уделялось оружию и доспехам. Мечи, топоры и копья затачивались до блеска, щиты проверялись на прочность, а кольчуги чистились от ржавчины. Ведь каждый викинг верил, что оружие – это часть его души, и потому относился к нему с особым почтением и пиитом.
Когда всё было готово к отплытию, Вальдемар вместе со жрецом Одина провел обряд благословения кораблей, принеся в жертву богам с десяток местных диких коз, именуемых – джейранами, а также одно несуразное животное с огромными горбами на спине, прося удачи и попутного ветра. Пока дым от жертвенного костра окутывал драккары, дружина, стоя на коленях, шептала молитвы. Каждый понимал, что возвращение домой – это не просто путь, но испытание, которое нужно пройти с честью.
В путь собрались на рассвете, когда ветер был наиболее благоприятным. Подняли паруса, и драккары, словно ожившие драконы, устремились в открытое море. Ветер наполнил паруса, и корабли начали набирать скорость, рассекая волны своими острыми носами. Вальдемар стоял на капитанском мостике, вглядываясь в горизонт. Он чувствовал себя уверенно и спокойно, зная, что его команда готова к любым испытаниям. Юный хедвиг знал, что путь домой может быть долгим, но его сердце было полно надежды на будущее которое во многом основывалось на собранной в походе добыче. Оставалось дело за малым – довезти её в сохранности до дома.
Сухий, 1188 года
Крепость Аспарунт. Аджария.
Константин Коломан
Пятидесятилетний мужчина лениво осмотрелся, очередная крепость его не впечатлила, сколько их он видел за свою бурную жизнь? А римские крепости не отличаются разнообразием, видел одну – видел все. Да надежно, на функционально, но нет в них индивидуальности, души – если можно, так сказать. Эта хоть и была построена римлянами, но за последние лет сто пришла в значительный упадок. Стены и те давно требовали ремонта. Впрочем, чего он хотел от грузин, у которых даже письменность и ту армяне придумали.
Зато внутри веяния новой власти уже чувствовались. Вдоль стен были снесены жавшиеся раньше к стене убогие лачуги, а башни начали приводиться в нормальный вид. На некоторых уже были очищены от растительности и приведены в божий вид платформы для скорпионов и баллист, а на паре башен они уже были установлены, направив свои жала в сторону единственного сухопутного пути в Западную Грузию, из Трапезунда, проходящего практически у подножья крепости.
Даже находясь в плену, Константин оставался в курсе самых последних политических событий. После смерти Млеха его перевезли на территорию Малой Армении, где обходились с ним не так строго, не как с пленником, а как с ценным активом. И, похоже, его удалось выгодно сбыть. Учитывая место, куда его привезли покупателей могло быть двое или молодой император, или его дальний родственник, князь Тмутараканский и Суздальский Юрий.
Бабка Константина, по отцовской линии, Евфимия, дочь Владимира Мономаха, была выдана замуж за венгерского короля Кальмана (Коломана) Книжника. Однако тот, будучи старше новой жены более чем на 25 лет и тяжело больной, уличил её в супружеской измене и выслал обратно в Киев. У неё родился сын Борис, которого Кальман не признал. Большую часть своей жизни Борис пытался заполучить венгерский престол, но это ему не удалось, и он осел в Византии, став полководцем, и погиб в одной из стычек с печенегами. У него было двое сыновей: Константин и Стефан. Их мать Анна Дукаина после смерти мужа ушла в монастырь. В двадцать пять лет император Мануил Комнин назначил Константина правителем Киликии, провинции, чьи крепости были только что заняты армянским князем Торосом II. Собрав сильное войско во многом благодаря поддержке родичей матери и занятым деньгам у ростовщиков Константин, не сразу двинулся в Киликию, а сначала стал большим лагерем на границе захваченной области, где в течении трех месяцев проводил тренировки с новобранцами, которые составляли чуть ли не половину его войска. Когда он посчитал что его войско готово к битве то двинулся в Киликию. После пары нанесённых Торосу поражений, тому пришлось отступать в горы, а позже соглашаться на мирный договор. Десять лет Константин управлял провинцией, стараясь делать это, по совести. Но беда пришла откуда он совсем не ждал, в 1170 году в Киликию вторгся армянский князь Млех, который при поддержке Нур ад-Дина захватил Мопсуестию, Адану и Тарс. Несмотря на отказ басилевса в поддержке войсками, Константину с помощью иерусалимского короля Амори и Боэмунда Антиохийского удалось вернуть себе эти территории. Однако через три года, благодаря вероломству и предательству, он был захвачен в плен во время переговоров. Тем временем в Византии сменился император, который отказался выкупать Константина. Он практически смирился с судьбой, но внезапный поворот вновь изменил его жизнь, оставив в недоумении: к добру ли это?
В детинец они не поехали, длинное путешествие закончилось, около одного ничем не примечательного особняка, опоясанного высоким забором. Молчаливая прислуга не произвела на него сильного впечатления, в Византии такое мало кого могло удивить. После скромного, но сытного обеда Константина провели в мыльню, где была подготовлена огромная купель с горячей водой достаточно непривычной формы, а также набор различных скребков, масел и мочал. Слуг ему не выделили, но это не огорчило, а наоборот обрадовало бывшего севастократора. За годы, проведённые в плену, он привык к самостоятельности. Да и просто подумать, не пытаясь держать лицо перед чужими людьми, было приятно и непривычно. После того как он привёл себя в порядок его отвели в личные покои где накормили сытной и вкусной, несмотря на непривычность, едой. Дальше его оставили одного, предупредив что утром его ждет важная встреча. Несмотря на нервозность Константин смог неплохо выспаться, а заодно привести свои мысли в порядок. Утром его разбудил молчаливый слуга, после чего последовал обильный завтрак, посещение мыльни, а дальше его проводили в обширный кабинет на первом этаже где его уже ждали.
Сухий 1188 года
Крепость Аспарунт. Аджария.
Князь крымский Юрий и Константин Коломан
Несмотря на проведённые годы в плену, его троюродный брат не производил впечатления сдавшегося человека. И это было хорошо, Юрию нужны были сильные соратники. Жестом пригласив гостя за столик, на котором дымились две чашки кофе, Юрий расположился напротив своего дальнего родственника. Первые пару минут прошли в молчании, отдавая дань напитку, оба молча изучали своего визави. Наконец Юрий решил, что пора переходить к делу и произнес:
– Как вы уже догадались, я князь крымский Юрий Андреевич, из рода Мономаха и прихожусь вам дальним родичем. Так как новому императору вы не нужны в силу ряда политических обстоятельств, то я имел смелость попросить своего шурина, императора Мануила, доставить вас ко мне. Я думаю, вы давно догадались, что у меня есть для вас деловое предложение.
Константин ничем не выражал интереса, который вызвали у него слова собеседника. Держать безразличное лицо он научился еще, будучи подростком, без этого искусства при дворе басилевса было не то что сложно сделать карьеру, было сложно выжить. Поэтому вся его поза выражала заинтересованность, а вот лицо оставалось безразличным, как того требовал дворцовый этикет. Хотя, как ему казалось, стоящему перед ним человеку по большому счету было наплевать на него, но пока он рисковать не спешил, отдавая инициативу своему визави. Но так как промолчать было бы грубостью, он решил пошутить и заодно прощупать своего дальнего родича.
– От которого я не смогу отказаться? – несколько более резко чем планировалось уточнил он.
Почему же? Отказаться можно, только думается мне что жизнь простого помещика вам точно придется не по вкусу. Не буду ходить вокруг да около, сразу перейду к делу. У меня для вас есть деловое предложение. Или даже целых два. Первое, я предлагаю вам принести мне вассальную клятву и с моей помощью, опираясь на данную крепость, привести под свою руку апсаров, тем самым перекрыв выход к морю для Грузии. Я считаю, что данное предприятие имеет хорошие шансы на успех, так как севернее и южнее расположены союзные нам государства, а именно Имерети и Византийская империя. Сами апсары разделены на множество родов, у которых имеются друг к другу давние счёты, в том числе кровная месть и взаимные обиды. Учитывая, что у вас до сих пор остались сторонники как в Византийской империи, так и в Венгрии, при моей поддержке у вас получится подмять под себя эту территорию. В зависимости от размеров моей помощи это будет или, скажем, марка в составе крымского княжества с правом наследования, или воеводство без права наследования. Как вы понимаете я обозначил две крайние точки. По итогам кампании я думаю мы договоримся и примем устраивающее обе стороны решение.
Второй вариант в чем-то похож на предыдущий. Я знаю, что ваш отец и брат претендовали на венгерский престол. Поэтому предлагаю обосноваться в Аджарии собрать сторонников и при благоприятной политической обстановке мои корабли доставят вас и ваших сторонников в любое место, которое вы укажете. Учитывая политическую обстановку в Венгрии, сейчас власть Белы III сильна, но его сыновья не очень ладят, да и сын предыдущего короля Стефана III – Геза, воспитанный при дворе своего отчима, герцога Каринтии Германа II Шпонхеймского, думаю, тоже не отказался от венгерского престола, так как герцогство перейдёт его сводному брату Ульриху.
Я могу подумать? – после небольшой паузы произнес Константин. Конечно, но не затягивайте. Фортуна, как и все женщины, крайне переменчивая особа.
Константин откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Предложения князя были заманчивы, но таили в себе множество подводных камней. Апсары – народ дикий и свободолюбивый, подчинить их силой будет непросто, да и союзники князя, Имерети и Византия, могут преследовать собственные интересы в регионе, что неминуемо приведёт к конфликтам. Венгерский престол, напротив, казался более привлекательной целью, но и более рискованной. Бела III был сильным правителем, и его свержение потребует огромных усилий и ресурсов.
Открыв глаза, Константин взглянул на Юрия. В его взгляде не было нетерпения, он выглядел как уверенный в себе человек. Константину даже показалось, что, если он откажешься, у Юрия есть про запас как минимум пара других кандидатур или даже других планов. Князь был явно заинтересован в его услугах и готов предоставить ему поддержку. Но для него что он получит взамен? И насколько можно доверять человеку, который ради достижения своих целей готов ввязаться в столь рискованные предприятия?
