Текст книги "Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

– Помню, – Танюшка кивнула, нахмурилась и выдала: – И выйдем… м-м… где-то за Ту-линовкой. Если мерить нашими мерками. Но вообще там тоже болота вдоль реки.

– Обойдём, – предложил я и, подумав, смущённо извинился: – Ты прости, Тань, но я твои вещи нести не смогу. У меня руки должны быть свободными.

– Ой, глупости какие, – нахмурилась она. – Я и сама отлично могу нести своё.

– Вот и хорошо, – кивнул я и ещё раз огляделся…

…Когда я читал "Хранителей" Толкиена, то всегда внутренне замирал над строч-ками, где описывались Чёрные Всадники. Их безликость была притягательнее и страш-нее, чем самые жуткие описания – пятна тьмы, вокруг которых замирало всё живое. И сейчас, стоя на верхней площадке башни, я испытал то же чувство.

В каком-то километре от башни (не в той стороне, откуда мы пришли, а перпен-дикулярно нашему движению), где плоский холм поднимался над лесом, на его вершине стояли несколько человеческих фигур, казавшихся чёрными. И каким-то… чутьём я хо-рошо ощутил: они смотрят сюда.

– Вниз, Тань! – зашипел я, но она уже и сама заметила чёрные фигуры. Мы ссыпались вниз, соскочили в траву из двери и бросились в лес – как два испуганных кролика, если че-стно. Снаряжение мешало мне бежать, да и сам я держался позади – сжав в руке рево-львер и оглядываясь.

Вроде бы нас никто не преследовал, но мы отмахали по лесу бегом километра два – наверное, с излишним шумом. И остановились только в каком-то глухом буреломе, около ручейка, где толклись комары.

Я встал на колени и долго пил с руки, отгоняя другой мошкару. Танюшка озиралась, потом тихо спросила:

– А чего мы так испугались? Может, это наоборот… какие хорошие?

Я медленно поднялся на ноги, вытер мокрой рукой лицо и так же медленно покачал головой. Я не знал, как описать охватившее меня ощущение при виде тех чёрных фигур.

Но одно знал точно. Ничего "хорошего" в них не было.

Я вновь достал из кобуры револьвер – большой, с вытертым местами воронением. И подумал – а смогу ли я выстрелить из него в человека? Я не был уверен, что сумею это сделать, защищая себя.

30.

Но был почти уверен – сумею, если придётся защищать Танюшку.

С ней, пока я жив, не должно случиться ничего плохого.

– Нет, Тань, – покачал я головой. – Едва ли они хорошие.

* * *

Со смеху мы влетели в болотистую низину ручья. Было душно, под ногами хлюпало, одежда прилипла к телу. Комары висели над нами и наслаждались.

– Знаешь что, Тань? – решился наконец сказал я. – Это неприятно, но это реальность. Ландшафт-то тут такой же, как у нас. А вот природа… Мы от самого Кирсанова идём по лесу, а где у нас такое видать? Вот это болото – я его не помню.

– Я тоже, – призналась Танька и, достав нож, начала чистить ногти. Это я замечал за ней и раньше. И было это признаком волнения. Кроме того, это демонстрировало – я ус-пел изучить – то, что Танюшка перекладывает всю ответственность на меня.

Мда. Очень вовремя.

– Ладно, – я махнул рукой в ту сторону, где вроде бы имелось повышение. – Пойдём ту-да. А там посмотрим.

– Олег, – Танька убрала нож и посмотрела мне прямо в лицо. – А они – ну, эти! Нас не догонят?

– Не знаю, Тань, – честно ответил я. – Сейчас их нет, а потом – нет, не знаю. Пошли…

…Я оказался прав. Мы выбрались из заболоченного бурелома в обычный лес пример-но через полчаса, и я удовлетворённо-гордо огляделся – так, что Танюшка фыркнула:

– Орёл, орёл.

– Орёл не орёл, – скромно ответил я, – а между нами и ими сейчас это болото.

– Часть которого – у нас в обуви, – довольно ехидно добавила Танька.

– Вредный ты всё-таки человек, Тань, – задумчиво сообщил я, убирая наган. – Честное слово.

Она гордо задрала свой прямой носик – я ей, кажется, польстил. Что вполне есте-ственно. Я мысленно поставил себе плюсик и предложил:

– Пошли?..

…В сосновом редколесье почва была песчаная. Я таких сосен не видел никогда в жи-зни – в обхват, не меньше, с медно-красными стройными стволами и раскидистыми кро-нами где-то высоко в небе. Мне вообще-то сосновые леса не нравятся – в них пусто и гу-лко, словно деревья рассорились друг с другом. Но в этом лесу всё было особенным, а воз-дух казался лёгким и пахучим.

Мы разулись и шли, помахивая обувью и носками – сушили их по возможности. Ши-шки и иголки тут почему-то под ноги почти не попадались – не то, что у нас на Прорве, идти было приятно, и мы просто шагали рядом.

– Такое ощущение, – вдруг сказала Таня, – что близко река… Но до Цны ещё ой сколько… Может, мы выходим к Ляде?

– Не может быть, – уверенно сказал я в ответ. – Мы не могли так ошибиться. Это просто потому что в сосняке всегда так кажется.

– Может быть, – кивнула Танюшка и тяжело вздохнула, но ничего не добавила. А я не стал спрашивать. Ясно было, что ничего оптимистичного в ответ я сейчас не услышу.

А песок был тёплым, сухим и сыпучим. Танрюшка обогнала меня и вышагивала впе-реди – ушагала довольно далеко… и вдруг остановилась и как-то напряглась, а потом я услышал её голос:

– Ну, что я говорила – река…

Но голос у неё был странно неуверенный. И через секунду я понял – почему.

* * *

Сперва мне показалось, что мы стоим на высоком озёрном берегу. Налетавший тё-плый ветер ерошил нам волосы, слева и справа метрах в десяти от наших ног лежала во-дная гладь. Но потом до меня дошло, что это не озеро, а река – непредставимо широкая,

31.

чудовищная река, чей противоположный берег терялся у горизонта… и мы стоим в том месте, где она делает петлю. Прямо перед нами – километрах в двух – лежал похожий на запятую лесистый остров, за ним разворачивался широченный, величественный изгиб плёса, красивого, как на фотках. Слева виднелись ещё несколько островков – поменьше.

– Да это же Волга! – ахнула Танюшка и нагнулась вперёд, отставив мягкое место, об-тянутое джинсами. Я на это даже не обратил внимания. Во-первых, я с опаской смот-рел на этот обрыв, стараясь держаться подальше (не терплю высоту!) – и мне хоте-лось оттащить Танюшку.

А во-вторых – до меня дошло, что мы видим.

– Тань, – я сглотнул. – Это я знаю, что это. Это Ергень-река.

– Какая Ергень-река? – сбивчиво спросила Танюшка, наконец (уф!) выпрямляясь и делая шаг назад.

– Егрень-река, – повторил я. – Она текла на месте Цны… только была намного шире и полноводнее… В палеолите. Нам же говорили на географии.

– Не помню, – замотала головой Танюшка. – Мы что же, в прошлом?!

– Н-н… нет, не думаю, – решительно ответил я. – Просто в этом мире эта река уцеле-ла… Какая она огромная!

– И красивая, – добавила Танюшка с теми же нотками восхищения, что звучали и в мо-ём голосе. – Пойдём вдоль неё?

– Знаешь, Тань… – я помедлил. – Нам лучше переправиться.

И подумал – чем больше препятствий будет между нами и теми – тем лучше. По-лезней для здоровья.

– Переправиться?! – Таня удивлённо оглянулась на меня. – Ты что, заболел?! Тут кило-метра четыре!

– Да побольше, – прикинул я. – Но течение слабенькое. Построим плот…

– Чем? – коротко и язвительно спросила девчонка. Мне осталось только издать неопре-делённый звук. – А плаваешь ты…

– Как топор я плаваю, – поспешно добавил я, чтобы не давать Танюшке возможность пространно изложить мою характеристику, как пловца. – Знаю. Значит, будем думать.

– Ой, смотри, Олег! – Таня отвлеклась от темы переправы. – Смотри, кто… это же мамонты!!!

Я повернулся в сторону, куда она вытянула руку – и тоже лишился на какое-то вре-мя дара речи. Танюшка не ошиблась, хотя это было и невероятно. В каком-то полукило-метре от нас – на "нашем" берегу – к воде подходили неспешно шесть огромных рыже-шёрстных животных. Мы видели раскачивающиеся хоботы и загнутые почти в кольцо бивни. Передний мамонт оглушительно затрубил, откинув голову и подняв хобот. Мы с Танюшкой невольно шарахнулись назад, переглянулись и засмеялись.

– Наши слоны – самые лучшие, покупайте русских слонов! – сквозь смех процитировал я фразу из нового мультика "Следствие ведут Колобки", который мы видели недавно.

– А смотри, – полусерьёзно добавила Танюшка, – выходит, и правда, Россия – родина слонов!

Я хотел сказать, что и не сомневался в этом. Но не успел.

Пока я – какую-то секунду – обдумывал, что вижу, Танюшка (ещё раз подтвердив, что реакция у девчонок быстрее, чем у парней) выкинула руку:

– Смотри! Это же…лодки!!!

До меня дошло, что это действительно лодки. Они вышли из-за острова: одна впе-реди, следом – ещё пять… шесть! Из-за дальности расстояния невозможно было понять, кто в них и сколько там людей. Танюшка схватила меня за плечо, и опять я опоздал пон-ять – те шесть лодок настигли первую, окружили…

День был солнечный. Мы не могли – я уже сказал – увидеть людей, но зато увидели острые вспышки над лодками. Словно разбрызгивала искры электросварка, только беззву-

32.

чно.

– Олег, это же бой, – выдохнула Танюшка. – Они убивают друг друга!

Я не ответил, только ощутил, как меня натянуло – словно трос натягивают на ба-рабане.

Красив был этот речной плёс, и зелёный, словно с картинки, остров, и мамонты, и жёлтый песок пляжа правее нас, и небо над Ергенью, и лес позади нас.

И посреди этой красоты сверкали над лодками клинки. И, если приглядеться, мож-но было видеть, как падают в воду тёмные пятнышки…

Мы с Танюшкой окаменели. Я прижал её ладонь у себя на плече своей рукой и даже не думал, могут нас заметить с воды или нет… и что будет, если заметят.

Кажется, это продолжалось не очень долго. На воде осталось четыре лодки – ка-жется, те, кого преследовали, сумели потопить две вражеские, но и сами пошли на дно. Уцелевшие развернулись и начали уходить обратно за остров.

– Ты всё ещё хочешь переправиться? – хрипловато сказала Танюшка.

– Тань, надо, – ответил я, и Танюшка убрала руку с моего плеча. Вздохнула и неожидан-но сказала:

– Надо… Пошли, спустимся на берег и будем искать плавник.

* * *

Если честно, я боялся спускаться на берег. В основном – из-за мамонтов, а ещё – из-за того, что не знал, не засекут ли нас там. Но, пока мы искали спуск, мамонты куда-то ушли, а лодки выскользнули из-за острова и растворились где-то в речной дали.

Тропинка не находилась, и мы, махнув на всё рукой, съехали по песчаному обрыву – там, где он вроде бы не выглядел особо крутым. Съехали удачно, даже оствшись на но-гах.

На пляже на нас навалилось чувство незащищённости. Горизонт отодвинулся, ре-ка казалась необъятной, а я вдруг с испугом сообразил, что обратно наверх – по крайней мере, здесь – мы вылезти не сможем.

– Вон там плавник, – Танюшка указала на кучу примерно в трёхстах метрах от нас. Там действительно лежала целая полоса обкатанных, выбеленных песком, водой, ветром и солнцем деревяшек – наверное, напротив берега было какое-нибудь течение. Я пошёл пе-рвым, размышляя, как и чем скреплять всё это барахло. Ясно же было, что решать эти вопросы мне.

На этот раз я увидел то, что увидел, раньше Тани. И это, пожалуй, было хорошо.

За первым обглоданным белым стволом лежал человек.

Мокрый песок вокруг него почернел от крови…

…Танюшка повела себя спокойно и выдержанно. Она, правда, поднесла к губам ла-донь, а глаза расширились. Но вопрос, который она задала, был деловитым и быстрым:

– Он жив?

– Не знаю… – замялся я. – Это парень с одной из тех лодок, наверное…

Мальчишка был чуть постарше меня. Он лежал ничком, неловко вывернув левую ру-ку; правая пряталась под туловищем. Хотя лицо и было повёрнуто в нашу сторону, мы его не видели – светло-русые мокрые волосы, очень длинные, скрывали его полностью. Из одежды на мальчишке были явно самодельные, с грубым швом, кожаные штаны – и то ли напульсники, то ли небольшие брассарды на обеих руках, тоже из толстой кожи, с металлическими заклёпками.

– Он ранен, Олег, – Танюшка чуть присела. – Ему надо помочь!

– Да, конечно, – я решительно шагнул вперёд. У меня был охотничий опыт, а крови я во-обще никогда не боялся; в походах нам приходилось иметь дело с травмами и ранами сво-их же товарищей. Танюшка присела рядом со мной, но по другую сторону тела.

– Он дышит, – сказала она. Побледнела – это я заметил. Кажется, и я – тоже; одно де-ло – распоротая стеклом пятка или порез ладони, а другое – ранение, от которого кровь

33.

пропитала песок. – Олег, как же он доплыл?!

– Помоги перевернуть, – вместо ответа сказал я и подсунул руки под грудь и живот ма-льчишки. По мне прошла дрожь – правая рука попала в липкое и горячее.

– А-а-а… – однотонно и почти музыкально простонал мальчишка. Сцепив зубы, я подал тяжёлое тело на Танюшку, а она осторожно уложила его спиной на песок. И, охнув, от-вернулась. А я не успел, да и нельзя было, коль уж взялись помогать.

Мальчишке распороли живот – рана была широкой и кровоточила из-под ладони, которой он наплотно зажимал живот.

– Вот ведь… – я с усилием проглотил кислый комок. Странно – в свои четырнадцать лет я умел потрошить и свежевать добычу…

Но распоротый пацан – это совсем другое дело.

– Тань… – успел сказать я и, отвернувшись, рухнул на четвереньки, после чего не по-хо-зяйски распорядился съеденным утром. Потом стоило немалого труда заставить себя повернуться. – Тань, мы ничего не можем сделать. Он, кажется, в печень ранен… – я от-плюнулся блевотиной.

– Я вижу, – Танюшка взяла обеими руками свободную ладонь мальчишки, потом убрала с его лица волосы. И я увидел, что его глаза – серые с золотистыми точками – открыты. Зрачки мальчишки были расширены, губы побелели. Шевельнулись… зубы ало поблёскива-ли от крови. – Мальчик, – это прозвучало глупо, – ты живой?

– Он может не понимать русского, – не скажу, что мне было жаль незнакомого парниш-ку, но что-то такое давило в груди. Неприятное и непонятное.

– Наши… – белые губы зашевелились снова, – русские… рус… ские… – он, словно слепой, пошарил свободной рукой, наткнулся на коленку Тани и сжал её. – Я… ум… мираю…

Он вытянулся на песке. Вздрогнул длинно. Глаза странно остыли, рука упала с Та-нюшкиной ноги на песок – бесшумно. Вторая рука тоже сползла, открыв рану – но та уже не кровоточила.

Я подумал ещё раз, как он мог плыть с такой дырой.

Танюшка заплакала навзрыд.

Виктор Цой

Белый снег,

Серый лёд,

На растрескавшийся земле…

Покрывалом лоскутным на ней —

Город в дорожной петле…

А над городом плывут облака,

Закрывая солнечный свет.

А над городом жёлтый дым…

Городу две тысячи лет,

прожитых под светом Звезды

по имени Солнце…

И две тысячи лет —

Война!

Война без особых причин.

Война – дело молодых,

Лекарство против морщин.

Красная-красная кровь

Через час – уже просто земля,

Через два – на ней цветы и трава,

Через три она снова жива

и согрета лучами Звезды

по имени Солнце…

И мы знаем,

Что так было всегда,

34.

Что судьбою больше любим,

Кто живёт по законам другим

И кому умирать молодым…

Он не помнит слова "да" и слова "нет",

Он не помнит ни чинов, ни имён,

Он способен дотянуться до звёзд,

Не считая, что это сон,

и упасть, опалённым Звездой

по имени Солнце…

* * *

Мы с Танюшкой похоронили неизвестного русского мальчишку тут же, под бере-гом. Оттащили его туда… Сперва я потащил за ноги, но Танюшка вдруг закричала, про-должая плакать, что я фашист и зверь, что она меня ненавидит и, не переставая всхли-пывать, перехватила тело под мышки и помогла дотащить так, чтобы не моталась го-лова. Я нашёл плоский камень и выцарапал на нём одним из метательных ножей:

Неизвестный мальчик, русский,

примерно 15 лет

Погиб

– Таня, какое сегодня число?! – окликнул я девчонку, что-то искавшую дальше по берегу. Она отмахнулась. Я сосредоточился, припоминая… и вдруг с испугом понял, что не пом-ню этого, сбился!!! Двадцать шестое?! Двадцать седьмое?! Двадцать пятое?!. Кажет-ся, двадцать шестое… Я выцарапал дальше:

26 июня 1988 года

Танюшка принесла охапку какой-то травы. Сказала, глядя в другую сторону – на реку.

– Вот… это чтобы песок не на лицо…

…Я обрушил часть берега и положил сверху камень. Какие-то обрывки мыслей и слов крутились каруселью в мозгу, как осенние листья, вскинутые ветром. Песок был сы-рой, но сох на глазах, становясь неотличимым от общего фона берега.

Вот и всё.

– Олег, извини, – попросила Танюшка, – я гадости тебе кричала…

– Ничего, – коротко отозвался я.

– Обними меня, пожалуйста, – жалобно сказала она, – мне страшно.

Я положил левую руку ей на плечи. Не обнял, а именно положил, без каких-то мыс-лей. Да и Танюшка, похоже, ни о чём не думала, кроме того, чтобы найти хоть какую-то защиту от страха.

– Мы умрём здесь, Олег, – её плечи вздрогнули под моей рукой.

– Нет, – со всей возможностью твёрдостью ответил я. – Нет, Тань. Пошли строить плот. Мы умрём, если будем сидеть, сложив руки.

– Да, конечно, – Танюшка встряхнулась – и физически, и морально, – пошли.

* * *

Ни я, ни Танюшка никогда в жизни не строили плотов, хотя в теории знали, как это делается, да ещё и не одним способом. Дело осложнялось тем, что у нас не было инстру-ментов или хотя бы верёвок, и мы вынуждены были поступать, как поступали, наверное, самые-самые первобытные люди – сплетать ветви отдельных стволов и надеяться, что эти крепления не развалятся посреди реки. Меня это особо беспокоило. Я работал и пре-

35.

дставлял себе, как где-нибудь на полпути к острову всё это сооружение разъезжается – и…

Беспокоило даже не столько то, что я утону, сколько то, что я позорно утону на глазах у Танюшки.

После этого останется только сгореть со стыда. Не вполне, правда, понятное, как это осуществить, если я утону…

Сплетала ветки Танюшка – уже в воде, стоя в ней по колено, – а я таскал подходя-щие деревяшки и поглядывал по сторонам. Плавник отлично держался на воде и, хотя плотно подогнать его ствол к стволу не удавалось, становилось ясно, что, если не слу-чится ничего особенного, мы, пожалуй, переплывём Ергень. Часа за полтора-два.

Напоследок я нашёл две относительно прямых, но разлапистых на концах ветки – а Танька наскоро переплела эту разлапистость, чтобы обеспечить хотя бы минимальный гребной эффект.

– Можно сесть, спустив ноги в воду, – предложила она, но я помотал головой:

– Нет, эта халабуда и так еле пойдёт, а тут ещё мы тормозить будем.

Опять-таки я не признался, что просто боюсь сидеть, спустив ноги в глубокую во-ду – в голову сразу начинала лезть всякая чушь про осьминогов и акул… хотя, казалось бы, откуда им тут взяться – в реке?

Мы разделись до пояса снизу, разулись и умостили одежду, одеяла и оружие на под-нимающихся повыше ветках. Танюшка уселась на носу; я столкнул плот подальше и, заб-равшись на него сам, взял второе весло.

Конструкция "ходила" под нами, что и говорить. Но я успокаивал себя тем, что скандинавские драккары тоже не сколачивались, а "сшивались" сосновыми корнями и ещё как "ходили"… а как ходили?! Только драккары не были так неповоротливы на плаву – нас сносило втрое быстрее, чем мы продвигались вперёд, вынося на плёс, за остров. А мне почему-то не хотелось там оказаться.

…Странный – визшливый и ухающий – звук разнёсся над рекой, разбился об остров, вернулся эхом: "Вип-випа-а-а!!!" Мы обернулись (лодка бы точно перекинулась!), и Таню-шка сдавленно пискнула, молча выбросив руку в сторону покинутого нами берега.

Там, где мы стояли, когда вышли на берег, чернели несколько плохо различимых, но всё-таки явно человеческих фигур. Одна поднесла к лицу длинную трубу…

"Вип-випа-а-а!!!" – взвизгнуло над рекой.

– Это за нами, – сказал я. Странно, но большого страха я не ощущал, скорее – острое волнение, как во время игр в войну два года назад. – Гребём, Тань.

Грести мы оба умели, но "вёсла" досадно и раздражающе проскакивали в воду, поч-ти не увеличивая скорости плота. Точно – нас выносила на плёс… но и берег становился чуть-чуть, а ближе. Я оглянулся снова. На мысу никого не было, но спокойней мне не ста-ло. Теперь я точно знал: неизвестный враг нас выследил.

Возле острова течение резко – почти пугающе – убыстрилось. Мы бросили грести, глядя на обрывистый берег, из которого торчали древесные корни. Деревья нависали над нашими головами, но что там ещё – на острове – понять было невозможно.

– Башня, Олег! – выкрикнула Таня. На нас упала ледяная тень, я в самом деле увидел над берегом приземистую каменную башню… но уже в следующий миг она потерялась из виду.

На плёс нас вышвырнуло с почти ракетной скоростью. Тут оказалось чудовищно мелко – я загрёб и достал дно! Вода оказалась очень прозрачной, и мы буквально обалдели, увидев, сколько под нами ходит рыбы и каких размеров она достигает! Я плохо разбирал-ся в рыбах, Танюшка – немногим лучше меня, но что до величины – даже если учесть, что под водой всё кажется больше, то всё равно: тут ходили чуть ли не метровые рыбины! Потом они все как-то неспешно разошлись в стороны, и Танька сказала:

– Ого.

36.

В самом деле – "ого". Мимо плота проскользила "будка" с телевизор размером, за которой волоклись два кнута усов. Сом имел в длину метрво десять, не меньше! Я окаме-нел на своём месте, даже не в силах потянуться за наганом, и сидел так, пока вода не потемнела вновь, да Таня не окликнула:

– Чего ты не гребёшь?

Я поспешно заработал веслом.

На берегу, к которому мы всё-таки приближались, из кустов вылезло к воде пить какое-то здоровенное животное. У меня было всегда хорошее зрение, и я мог бы покляс-ться, что это был шерстистый носорог! А что – если тут есть мамонты…

– Как думаешь – попаду? – нарушила ход моих размышлений Танюшка. Она положила "весло" себе на колени и держала в одной руке аркебузу, а в другой – пулю. Резинка её пла-вок сползла чуть вниз, и я не без труда сообразил, о чём она говорит. Рядом с плотом – совсем близко – держала курс большая и невозможно надменная щука.

– Целься ниже, – предложил я. Охотиться Танюшка не любила, но рыба – другое дело… а голод – не тётка и не дядька. Она ловко зарядила оружие и прицелилась – как я её учил, когда мы стреляли из моей "мелкашки". Аркебуза упруго и сильно щёлкнула, коротко бух-нула – не булькнула даже! – вода и… всплыла щука. Череп у неё был пробит, рыба делала судорожные движения, но, прежде чем она ушла вглубь, Танюшка с торжествующим во-плем цепко ухватила добычу за хвост и, беспощадно насадив на один из сучков, поверну-лась ко мне с видом удачливого сорокопута-жулана:

– Ты видел?! – ликующе спросила она, и я улыбнулся в ответ:

– Видел, видел…

– Так, ты греби, – деловито достала Танюшка свой нож, – а я её сейчас прямо… чтобы сразу, как пристанем, а консервы сэкономим.

– Ладно, ладно, – согласился я. Танюшка, что-то мелодично напевая, занялась рыбой, вы-кидывая отходы прямо в реку. Судя по всему, она вполне освоилась, а я, если честно, с ка-ждой минутой всё больше мечтал добраться до берега.

– Мы её запечём в глине, – разворачивала грандиозные планы Танюшка. – Жаль, что соли нет, но ничего, воспользуемся золой… и будет вкусно…оп! Нет, всё-таки я очень меткая – с первого выстрела, и наповал, только булькнуло… На животных охотиться противно, что бы ты ни говорил, а тут здорово…

Она ещё что-то говорила. Но я, если честно, отключился. Я напряжённо обдумы-вал вопрос: почему те люди – на обрыве – трубили? Просто так? Да нет, если я что-то вынес из прочитанных книжек – они подавали сигнал…

Наверное, всё-таки есть в мире какие-то злые силы, внимательно следящие за тем, что мы думаем и чего боимся. Иначе никак нельзя объяснить случившееся дальше.

Меня словно подтолкнули – я обернулся и обмер. За нами шла лодка – наверное, выс-кочила из-за того же острова и быстро нас нагоняла, между нами было метров двести, не больше! И лодка шла очень быстро – длинная, узкая, с высоким носом, украшенным ка-ким-то развевающимся бунчуком. Вёсла мелькали слева и справа, как лапки у бегущей по

воде водомерки.

Там – на лодке – увидели, что я оглянулся, и до нас донёсся визг и вой. Такие, что я взмок от холодного пота – казалось, что в лодке сидят не люди, ничего общего с челове-ческими криками гнева или ярости эти голоса не имели. Сидящие в лодке махали оружием – снова блестело солнце на клинках.

Я посмотрел на Таню. Щуку она насадила обратно на ветку и была бледна, как снег. Губы у неё шевелились – наверное, она думала, что говорит ос мной, но я ничего не слы-шал.

– Тань, – услышал я свой голос, – наган, быстро.

И, протянув руку, снова повернулся в сторону лодки.

Теперь я видел, что на носу у них – не бунчук.

37.

Это была человеческая голова – высохшая, с развевающимися длинными волосами.

В лодке было не меньше десятка негров. Тощие, полуголые, они казались выходцами со страниц "Копей царя Соломона" – даже сейчас мне в голову пришло именно книжное сравнение. Негры потрясали круглыми щитами, ятаганами и короткими копьями с масс-сивными наконечниками.

"Откуда тут негры? – рассеянно подумал я, беря револьвер – ребристая рукоятка была тёплой и влажной от девчоночьей ладони. – Ой, как они орут, даже противно…"

Страх куда-то ушёл, словно в сторону шагнул и смотрит, дрожа, на то, как я Дей-ствую.

– Тань, – попросил я, – постарайся, чтобы плот не качало.

– Хорошо, – очень спокойно ответила она. Я с усилием взвёл курок, подумал, что не про-верял револьвер, и будет очень интересно, если патроны испортились…

До лодки оставалось метров сто. Я видел, что лица негров закрыты деревянными раскрашенными масками, украшенными перьями.

"Откуда тут негры?" – снова подумал я и крикнул – глупо, наверное, но…

– Поворачивайте! Я буду стрелять!

В ответ понёсся визг и скрежет.

Словно воочию я вновь увидел рану в боку мальчишки. И понял – отчётливо понял! – что нас убьют. Обоих.

Если я не убью их.

Я положил ствол в развилку одной из веток и устроился максимально удобно. Руки у меня дрожали – но они точно так же дрожали у меня и перед стрельбами на соревно-ваниях.

– Назад! – крикнул я и сам удивился своему голосу – злому и отрывистому. Похожему на короткий лай.

Негр на носу поднялся в рост, прикрываясь щитом и отводя правую руку, в которой блестел длинный нож.

Я задержал дыхание и нажал спуск.

"Трах!" – подпрыгнул револьвер.

Негр вскинулся, взмахнул руками и полетел в воду.

Крики смолкли тут же. Лодка резко развернулась и помчалась обратно – даже не попытавшись подобрать плавающего ничком товарища.

– Убил, – сказала Танюшка. Я дёрнул плечом, открыл шторку барабана и перезарядил к-мору. Горячая гильза увесисто булькнула в воду.

– Олег, ты его убил.

Руки у меня не дрожали.

Тело убитого колыхалось в волнах.

– Тань, надо грести, – я повернулся, сунул револьвер в кобуру и тщательно её застегнул. У Танюшки зелень выступила даже вокруг рта. – Надо грести, – повторил я.

* * *

Я постарался оттолкнуть плот от берега. Танюшка выплясывала на берегу, поспе-шно одеваясь и бросая взгляды на реку. А у меня кружилась голова – позорно кружилась, но мне было так плохо, что я не боялся этого. За все свои четырнадцать лет в обморок мне падать ещё не приходилось, а вот поди ж ты… Не помню, как я оделся – перед глаза-ми снова и снова вставал стоп-кадр: падающий в воду негр, которого я убил. Я твердил себе снова и снова, что негры убили бы нас, не выстрели я, но лучше не становилось. "И чего меня так развезло, – вяло думал я, – сперва-то всё хорошо было?.."

– Олег, тебе плохо? – встревожилась Танюшка. Я кивнул – просто уронил голову. – Из-за этого? Олег, они бы нас убили, ты же нас спас!

– Да знаю я всё это, Тань, – я буквально заставлял себя одеваться. – Всё равно плохо… Да ладно, – я приказал себе встряхнуться, – пошли, я разойдусь

38.

И всё-таки заставил себя бодро зашагать впереди Танюшки вверх по склону – к ле-су.

* * *

Этот берег Ергени зарос почти исключительно дубами – невообразимо охватисты-ми, невысокими, но чудовищно кряжистыми. Только изредка встречались островки высо-ких стройных ясеней, да на полосах луговин – словно кто-то прочесал лес чудовищными граблями – росли высокая сочная трава и кусты орешника. На одной из опушек Танька нашла невесть каким чудом выросшие в конце июня белые – семь штук, крепких и нечер-вивых.

Давно уже надо было остановиться, но мы шли и шли, пока солнце не село за дере-вья окончательно. Тогда мы – не сговариваясь, молча – улеглись под "первый попавшийся" дуб, спина к спине, и как-то сразу уснули, выключились…

…Помню, что мне снилась мама, и я проснулся, захлебнувшись слезами. Лицо у меня было мокрое. Наяву я уже года два не плакал, даже если было больно, обидно, страшно или трудно, да и спал давным-давно спокойно. Но сейчас мне не было стыдно, и я, уже проснувшись, ещё какое-то время тихо всхлипывал, пока сон уплывал всё дальше и дальше.

Солнце почти село, было полутемно. На краю прогалины несколько оленей щипали траву – когда я приподнялся, они разом вздёрнули головы и неспешно удалились в лес.

Танюшка стремительно села, вытаращив глаза. Кажется, она даже хотела закри-чать – то ли ей тоже что-то приснилось, то ли она меня не сразу узнала. Но потом, по-моргав, спросила:

– Ты что, плакал?

– А что, похоже? – я сыграл удивление. – Нет, это со сна глаза красные… Нельзя спать на закате… Тань, ты едой займись, а я пойду дрова поищу.

– Правда, есть хочется, – она потёрла живот. Кажется, поверила… – Ещё знаешь чего хочется? Вымыться… Ладно, я займусь едой…

…Хвороста тут хватало, как в любом неокультуренном лесу. Я приволок здоровен-ную охапку, а под мышкой – сухое деревце.

Консервы опять удалось сохранить. Больше того – на опушке Танька нарыла соль, там оказался солонец. В котелке она сварила рыбу, грибы пожарила на манер шашлыка, и довольно скоро мы ужинали.

– Я тебе готовлю, ты меня защищаешь, – негромко произнесла Танюшка. Я вскинул на неё удивлённые глаза. Девчонка смотрела в огонь – задумчиво и отстранённо. – Может быть, так всё и должно происходить? – она посмотрела на меня. – Завтра я тебе пос-тираю, только ручей найдём подходящий.

– Постираешь? Мне? – мне сделалось смешно. – Вот спасибо…

– Я серьёзно, Олег, – сказала она. – Я же говорю: сейчас, хоть мы в ужасном положении, но, наверное, всё, как должно быть: я стираю и готовлю, ты охотишься и защищаешь… – она улыбнулась и безо всякого перехода тихонько запела…

Вероника Долина

А хочешь, я выучусь шить?

А может, и вышивать?

А хочешь, я выучусь жить,

И будем жить-поживать?

Уедем отсюда прочь,

Оставим здесь свою тень.

И ночь у нас будет ночь,

И день у нас будет день.

Ты будешь ходить в лес

С ловушками и ружьём.

О, как же весело здесь,

Как славно мы заживём!

Я скоро выучусь прясть,

Чесать и сматывать шерсть.

А детей у нас будет пять,

А может быть, даже шесть…

И будет трава расти,

А в доме – топиться печь.

И, господи мне прости,

Я, может быть, брошу петь.

39.

И будем как люди жить,

Добра себе наживать.

Ну хочешь, я выучусь шить?

А может, и вышивать…

* * *

Сорока надоедливо стрекотала, перелетая с ветки на ветку – она нагло держалась левее нас, на постоянном расстоянии в десять метров. Словно оповещала, негодяйка: лю-ди идут!