Текст книги "Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Верещагин Олег Николаевич
Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Мы будем помнить

Путь в архипелаге…

В. П. Крапивин

АВТОРСКОЕ ПРИЗНАНИЕ

Эту рукопись читало уже немало людей. Удивительна была их реакция на неё – столь же разнообразная, как и сами читавшие.

"Опять ты расизм пропагандируешь…" – кривились одни.

"Ну ты молодец, это прямо сага!" – трясли мне руку другие.

"Ну и зачем ты это написал?" – удивлялись третьи.

"Что, нравится описывать, как малолетки трахаются?" – подмигивали четвё-ртые.

"Учебник по фехтованию и выживанию," – пожимали плечами пятые.

"Неплохой сборник бардовской песни," – сухо замечали шестые.

"Спасибо, это о нашем детстве," – довольно сентиментально благодарили седь-мые.

"Сплошной плагиат," – даже определили некоторые.

В ответ на все эти реплики я только морщился. Иногда открыто, чаще – "про себя". Не было ничего удивительного в том, что каждый читавший книгу нашёл в ней что-то своё. Просто я – Я, автор – не писал роман ни об одной из этих вещей.

А собственно, о чём я его писал?

Ближе всех к истине были "седьмые". Я просто писал о друзьях своего детства, о наших играх, надеждах, снах, фантазиях, ссорах и мечтах, о нашей дружбе и о том, как больно рвалась она временами…

И всё-таки книга выходила не только об этом.

Это был, конечно, Барри с его "островом Никогда-Никогда" и Потерянными Ма-льчиками. И, конечно, Толкиен – "отдых в пути миновал, пройден последний привал… путь бесконечен и прост – вдаль, на сияние звёзд!" И несомненно Лукьяненко со всеми Сорока Островами. И разом все авторы "географических романов", которые я так любил в детстве. И Крапивин – тут я ничего и объяснять не стану. И ещё сотни про-читанных мной книг – вплоть до михалковского "Праздника непослушания" – да-да! Так что это наверняка плагиат. Или пастиш.

Или?..

Я не собирался – и не собираюсь – получать за эту рукопись какие-то дивиденды. Её не напечатают по множеству причин. Но я всё-таки прошу прощения у авторов тех многочисленных стихов, которые я навставлял в текст, не указывая, кто их сло-жил, а то и впрямую приписывая другим людям – реально существующим или выду-манным.

Может быть, кто-то в книге узнает себя. Свои мысли и желания. Свои надеж-ды и свою веру. Я же только могу сказать, что, когда мне плохо или мне хочется от-ступить перед чем-то – в душу мне каждый раз заглядывают глаза того мальчишки, которым я был. Он выступает из какой-то мглы, похлопывая по штанине длинным прутиком и смотрит, а следом выходят другие. Молча. Они не осуждают меня. Они просто смотрят. И я нахожу в себе силы жить дальше…

…Если вы дочитаете книгу до конца, то поймёте, что я писал её ради последней сцены.

И это правда. Или, по крайней мере, её основная часть.

Счастливого пути. Hoott vejkki. Счастливого пути.

Отдых в пути миновал.

Пройден последний привал.

Кончены долгие споры.

Путь бесконечен и прост:

Вдаль – на сияние звёзд!

Вдаль – через реки и горы!

Вы же, кого я любил,

Знайте: я вас не забыл,

Вашими жив именами!

Пусть не оставлю следа —

Истинна наша звезда —

Та, что сияет над нами!

Дж. Р. Р. Толкиен

Я посвящаю эту книгу моим друзьям —

тем, кто своей жизнью опроверг слова

«Игра важнее тех, кто в неё играет»,

доказав, что все игры на свете делаются

ЛЮДЬМИ

Только эхо в горах

Как прежде, поёт

Голосами друзей-мальчишек…

Голоса их всё тише…

Время не ждёт.

ЧайФ

РАССКАЗ 1

ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ

Это было, это было

в той стране,

О которой не загрезишь

и во сне…

Н.Гумилёв

1.

* * *

… – Продавец и спрашивает: "Мужик, а кто там у тебя сидит-то?!" "Не знаю я. Но сыр любит – офигеть!"

Танька рассмеялась, но тут же ойкнула и запрыгала на одной ноге:

– Ой, я, кажется, на что-то наступила…

– Не на бутылку? – забеспокоился я. – Погоди, сейчас… вот сюда давай.

Я подставил ей руку и помог допрыгать до пенька, бросив в траву свои туфли и её кроссовки. Танюшка прыгала и жалобным повизгиваньем обозначала свои невыносимые страдания, но я всерьёз беспокоился – мало ли, что валяется тут в траве? С тех пор, как нашу речку почистили, на её берегу повадились устраивать пикники – в меру своего пони-мания, то есть: бухали, закусывали и били бутылки о деревья, а иногда – друг другу о го-ловы.

Если Танюшка распорола себе ногу, то в следующий раз колоть головы об их бутыл-ки буду я. Можно и наоборот. Бутылки о головы.

Я усадил её на пенёк и взял в руки левую ступню девчонки – холодную и мокрую от росы. Танюшка сопела мне куда-то в район правого виска, это было щекотно и невероят-но здорово. Я задержал ногу девчонки, хотя уже отчётливо видел, что на нежной коже ничего нет – скорее всего, просто наступила на сучок. Сердце у меня постукивало где-то в горле, и я уже почти решился её поцеловать (не ногу, а саму Таньку). А то что же это такое, мы знакомы уже год и ещё…

– А ты, Олег, фетишист, – сообщила Танька мне в ухо. – Ногу-то отпусти, раз там ни-чего нет.

– Да ну тебя, – сердито отстранился я. – Я думал, ты правда порезалась или ногу проко-лола.

– Я тоже думала… Кроссовки дай. И носки.

Я нашарил в чёрной траве нашу обувку, передал Таньке кроссовки и присел рядом на пенёк. Но обуваться мы не стали – просто сидели и смотрели на редкие огни за булькую-щей и шипящей на плотине рекой. На этой плотине хорошо стоять, кидая в белёсую от пены воду камешки. Многим кажется, что вода там пахнет затхлостью, а мне нравится этот запах…

– Сколько времени? – спохватилась Танька. Я посветил зажигалкой на свою "Ракету". – Двенадцатый час?! Ой ёлочки зелёненькие! Я же должна на сахарный к папке ехать. Пос-ледний автобус через пятнадцать минут!

Она лихорадочно обувалась. Это был серьёзный облом, у меня, словно молоко, оста-вленное в тепле, скисло настроение.

– Я с тобой поеду, – вызвался я.

– А обратно пешком? – поинтересовалась она. – Автобус-то последний… Нет уж, ты пойдёшь домой и ляжешь спать – приятных сновидений.

– Ну хоть до ручья провожу, – буркнул я, обуваясь. Танюшка независимо хмыкнула, но провожать не стала. – Завтра увидимся?

– Завтра будет завтра, знаешь такой мультик? – вопросом ответила она. – Ладно, по-шли.

По хорошо знакомой тропинке мы углубились в тихую рощу. Справа, за ручьём, Ур-чали тритоны-"бычки", печально покрикивала какая-то птица. Было абсолютно темно, лишь в проёмах высоких крон временами серебристо подмигивали нам звёзды, да впереди нет-нет проглядывал жёлтый фонарь – как раз над остановкой. Собственно, до неё было не так уж далеко.

Я первым перешёл по брёвнышку через сонно шепчущий в зарослях ручей, подал руку – Танюшка оперлась, легко скакнула.

– Тут я сама, – махнула она рукой по тропинке, ведущей на подъём через кусты.

– Давай я автобуса с тобой подожду, – предложил я. У меня на языке вертелось: "Тебя

2.

там что, ждёт кто-то?!" – но я помалкивал. Потому что в ответ вполне можно было получить: "Ждут," – и зрелище молча удаляющейся спины. А так прощаться совсем не хотелось.

– Да нет, не надо, – Танька сделала два шага, потом остановилась. На фоне кустов я её почти не различал – говорил с голосом из темноты, так странно… – Олег, знаешь что… – я вопросительно поднял голову, и она, похоже, угадала это движение, как я безошибочно угадывал, что она сейчас улыбается. – У нас ведь сегодня последний день практики был.

– У нас тоже, – кивнул я и ощутил стремительное удовольствие от того, что теперь я на два месяца с лишним совершенно свободен; от того, сколько всего будет за эти два с лишним месяца…

– Я папку уговорила, – как-то излишне медленно сказала Танька, – и он из нашей школы документы забрал. И отдал в третью. Пока!

Она двинулась к кустам, а я остался стоять, приоткрыв рот. И закрыл его только когда из-за кустов послышался вновь её голос:

– У кинотеатра, в десять!

– Ага, – пробормотал я и. спохватившись, гаркнул: – Приду!!!

В ответ раздался весёлый смех…

…В роще было одно место, где царила полная темнота – кусты и деревья тут не позволяли видеть огни ни с шоссе, где остановка, ни с улицы Пурсовской. Я шагал, не осо-бо торопясь (но всё равно получалось быстро, я по-другому просто не умею ходить) и ду-мал, что завтра всё-таки встану пораньше, чтобы успеть до встречи с Танюшкой заско-чить в ДЮСШ и оправдаться за две пропущенные тренировки по фехтованию. А где-ни-будь после обеда в штабе наверняка соберутся все наши – должны собраться, первый по-настоящему свободный день лета непременно нужно посвятить Большому Хуралу и об-суждению планов на это самое лето… Но больше всего, конечно, думал я о Танюшке.

Хотя… приходилось думать и о том, что мне сегодня будет. И что мне сегодня бу-дет. Времени-то уже ого… Я ещё прибавил шагу.

Огни в домах погасли. Вообще, ни огонька. Не обратив на это толком внимания, я проскочил по берегу, рискуя свалиться – и едва не сыграл в воду.

Моста не было.

Это оказалось до такой степени неожиданно, что я обалдело взглянул вниз, наде-ясь увидеть там рухнувшие бетонные плиты. Но там текла вода. И подальше… да и во-обще – Пурсовка вроде бы оказалась в три, а то и в четыре раза шире, чем я привык её видеть.

Чушь какая-то… Я посмотрел влево.

Там тоже не было огней. Ни светящихся в любое время ночи окон почтамта, ни красных огоньков телевышки в небе, ни проносящихся по мосту бегучих лучей фар.

Справа – на улицах Бугра – тоже не было огней. Там был… я потряс головой и втянул воздух сквозь зубы, словно обжёгся.

Там был лес, или я ничего не понимаю. Тёмная хорошо знакомая масса.

Как, кстати, и за рекой. Теперь я чётко различал тёмные силуэты высоких деревьев на фоне более светлого неба. Но больше всего меня ужаснуло не это, а отсутствие зву-ков.

Вы не замечали, что человека в первую очередь выдают звуки? Машина проехала. Залаяла собака. Хлопнула дверь. Прозвучали обрывки разговора, смех.

Я стоял посреди леса. Это знание пришло вместе с небольшим, но всё же опытом турпоходов, имевшимся у меня. Только в лесу может быть так. На берегу лесной речки, где на многие километры вокруг нет человеческого жилья.

Я почувствовал, что меня охватывает паника, которой почти невозможно не под-даться, паника, рождающаяся из страха перед необъяснимым…

… – Олег! Оле-ег!

3.

Танюшка кричала совсем недалеко, за деревьями, и я опрометью бросился на её го-лос, даже сам не соображая, куда и зачем бегу. Я бежал не на её голос, а на человечес-кий голос во внезапно и страшно изменившемся мире.

Мы врезались друг в друга, как два пушечных ядра, вцепились. Поняли, что это по-настоящему – и застыли, немного отойдя от всплеснувшего тяжёлой волной ужаса. Ли-чно я совершенно не думал, что сбылась моя мечта – я обнимаю эту девчонку. Похоже, Танюшка – тоже. Её колотило, хотя за прошедший год я убедился, что она смелая и ре-шительная.

Нет, такой она и осталась. Я понял это быстро. Девять из десяти других девчонок впали бы в неконтролируемую и дикую истерику. Танька, продолжая дрожать, отстра-нилась и вполне твёрдым голосом изложила:

– Олег, шоссе нет. И остановки, и домов – вообще ничего, только лес. Я туда чуть-чуть прошла, а потом… – она смутилась, но с усилием закончила: – Потом я испугалась и побе-жала.

– А я испугался так, что и побежать не мог, – признался я. – Стоял и головой крутил.

Она отстранилась и шмыгнула рукой по глазам – я понял: всё-таки плакала. Но го-лос у Таньки по-прежнему был деловитым и собранным:

– Я так и не поняла, что случилось. А, Олег?

Я немного приободрился. Танька любила Грина, но не особенно жаловала классиче-скую НФ, до которой я был большим охотником – разные там "проколы", "переходы" и "гиперы" зароились у меня в сознании… пока до меня не дошло, что это – по-настояще-му… и это случилось с нами.

Тут уже мне захотелось позорно зареветь. Но я собрал в кулак всю волю, которая у меня нашлась, и мужественно сказал:

– По-моему, Тань, мы попали… ну, вроде как в параллельный мир. Смотри – речка, холл-мы, всё, как у нас, а людей нет…

На меня опять сошёл романтический стих, но Танька вернула меня на землю, тихо сказав:

– А как же… наши? Папка… он же меня ждёт, и твои…

На миг я представил себе, что мама, должно быть, уже ищет меня, и дед с бабу-лей, наверное, тоже… и снова удержал себя от слёз. Смутно я чувствовал – мне сейчас надо быть сильным, потому что Танька – девчонка. Но она решительно сказала:

– Я не знаю, правильно ты говоришь, или нет, но мы должны попробовать выбраться.

– Согласен, – кивнул я. – Только Тань, надо ждать утра. Тогда мы хоть осмотреться сможем.

Мне повезло с девчонкой. Опять-таки девять из десяти упёрлись бы рогами и нача-ли требовать немедленных поисков выхода. Танюшка кивнула мне в ответ:

– Да, наверное… Олег, – голос её дрогнул, – мы обязательно должны выбраться. Папка не сможет без меня, он… – наверное, она заметила, как у меня дрогнуло лицо, потому что поспешно сказала: – Прости, я больше не буду про это.

– Да ладно, – вздохнул я. – Знаешь, надо, наверное, найти дерево, не ночевать на земле. Если это лес, да ещё рядом с рекой, то на водопой разное может придти.

– Давай искать, – согласилась Танька, – только не расходиться…

…В роще росли тополя и вязы, но там, где в нашем мире начинался подъём на Бугор, плотно стояли дубы – невысокие, с грубо-трещиноватой корой, раскидистые. Одеты мы были подходяще: я – в хороший гэдээровский спортивные костюм, синий с красным и бел-ым, с подсученными рукавами, лёгкие белые туфли с мягкой подошвой и белую спортив-ную майку. Танюшка – в кроссовки, джинсы и ковбойку. Справа на речке – на том берегу, правда – началось какое-то движение, послышались неясные звуки, и мы не стали мед-лить с выбором: я подсадил Таньку на нижнюю ветку, потом вскарабкался сам.

Нам повезло – метрах в пяти от земли ветви расходились широким веером, образо-

4.

вывая круглую площадку метров двух в диаметре, усыпанную пружинящим слоем трухи. Мы сели на этот упругий матрас… и Танюшка наконец заплакала. Я привалил её к себе, с трудом удерживая слёзы и с отчаяньем думая, что надолго меня может и не хватить.

Кажется, мы так немало просидели. Ещё несколько часов назад я мечтал об эт-ом… Потом Танюшка, похоже, уснула, и я уложил её – осторожно, прикрыв сверху своей курткой. Стало холодно, но одновременно потянуло в сон, и я прилёг ближе к "стенке", не опасаясь свалиться – сучья были мощные и частые. Сунул руки под мышки и сонно вы-ругал себя, что не догадался наломать каких-нибудь веток или хоть травы нарвать.

Кажется, я отрубился именно на этой мысли. И проснулся в темноте от того, что Танька меня трясла за плечо – сильно, но тихо.

– Тань… ты почему?.. – забормотал я, не сразу проснувшись, но отметив по звёздам, что уже часа два.

– Олег, – голос Таньки оставался спокойным, но это было спокойствие ужаса, – внизу кто-то есть.

Я перевернулся на другой бок и, затаив дыхание, высунулся между двух сучьев.

Бесформенная тёмная масса тихо шевелилась внизу, почти не издавая звуков – лишь временами слышалось лёгкое похрипыванье, словно у этого существа были неполадки с дыханием.

Двигая только правой рукой, я полез в карман и, достав складной нож, открыл лез-вие. Машинально, не потому что надеялся на него, как на оружие. Просто слишком стра-шно было не иметь в руках вообще ничего, когда за спиной – Танюшка.

Существо не уходило. В голове было кипящее крошево из обрывков мыслей. Если по-лезет – надо бить по лапам или глазам… если у него есть лапы или глаза… если это во-обще не что-то из "Хранителей"… вот бы мне мой охотничий нож…

Танюшка молчала, но я не был уверен, что её надолго хватит. И я резко ослабел (так, что зашумело в ушах), весь вспотев, когда эта бесформенная тень плавно скользну-ла в темноту и бесшумно в ней растворилась.

Руки у меня позорно дрожали, я даже не смог сразу закрыть нож – а потом так и положил рядом раскрытым. Танька снова прижалась ко мне, и на этот раз мы легли уже спина к спине, укрывшись моей курткой. Я лежал с открытыми глазами, ощущая, как бьё-тся у девчонки сердце и вслушиваясь – страх не отпускал, бродил рядом, карабкался по де-реву и усаживался на ветвях, покачивавшихся под его тяжестью.

Так страшно мне не было даже в недавнюю мою одинокую ночёвку в лесу. Может быть, потому что сейчас я боялся не только за себя.

Как часто бывает, когда боишься спать, я не заметил, как уснул, и навалившийся кошмар показался продолжением реальности – мне снилось, что я лежу, как лежал, а че-роез край нашей площадки перебирается какая-то жуть и вот-вот навалится на нас…

Я проснулся, вздрогнув и широко открыв глаза. Было утро, солнце уже поднялось, вовсю гомонили птицы. Танюшка стояла спиной ко мне в развилке веток – в распор рука-ми и ногами. Она куда-то смотрела и была совершенно неподвижна.

Надо сказать, мне очень хотелось: а) в туалет; б.) есть. Или наоборот, не знаю. Но я поднялся, отыскал и убрал выпавший из руки нож и подошёл к ней, сказав:

– Доброе утро.

– Смотри, – вместо ответа тихо сказала Танюшка. – Я уже насмотрелась…

Она говорила не только тихо, но и спокойно. Я встал в другую развилку.

Лес был со всех сторон – на склонах холмов, по берегу реки. Только в той стороне, где должна была располагаться почта, открывался более широкий вид. За болотами и цепочкой озёр, над которыми кружили стаи птиц, вновь тянулся лес – без конца и края, укутанный туманом. В него слева острым углом врезался клинышек степи. Над рекой то-же шапкой ворочались туманные остатки.

– Чёрт, – вырвалось у меня.

5.

– Нам некуда идти, да? – Танюшка посмотрела на меня. У неё на лице было полно гряз-ных разводов. – Мы тут одни?

– Не может быть, чтобы тут не было людей, – на этот раз я и вправду был уверен в том, что говорил. – Нам надо искать людей, Тань. Одни мы пропадём. Помнишь ночного гостя?..

* * *

Я справился со своими "делами" раньше, чем Танюшка и успел осмотреть дерево. Ночной гость с лёгкостью тёрся об него на высоте трёх метров – но следы меня успоко-или. Обычный медведь, облегчённо подумал я, о чём и сообщил Танюшке – она вернулась повеселевшая, вытирая лицо подолом ковбойки.

– Сходи к реке, умойся! – предложила она.

– Не надо было тебе туда ходить одной, – строго сказал я, стараясь не смотреть на её загорелый плоский живот. Столько раз видел на пляже, а тут что-то застеснялся… – Вообще лучше далеко не отходить друг от друга.

– Между прочим, тут нет лопухов, – задумчиво заметила она, завязывая подол узлом. – Ты не улыбайся, Олег. Если нет лопухов – значит, нет и человека… Куда пойдём-то?

– Сначала – к речке, – решил я.

До речки было метров десять. Да, это была наша Пурсовка – но другой её берег ви-днелся там, где в нашем мире начиналась уже Пурсовская улица. В невероятно прозрач-ной воде "ходили" рыбы – много и солидные.

– Игорька бы сюда Мордвинцева, – сказал я. Танька вздохнула:

– Ребята, наверное, уже знают, что мы… – она осеклась. – Давай попробуем их как-ни-будь поймать, я есть хочу.

Я умылся и, как мог, прополоскал рот. Странно – я терпеть не мог чистить зубы, а теперь вдруг ощутил в этом настоятельную потребность.

Танюшка стояла на берегу, уперев руки в бока, и осматривалась. А я вдруг испугался – это был испуг быстрый, неожиданный и похожий на удар в солнечное.

Я ведь не смогу её защитить, если что! (То, что я и себя не смогу защитить, меня в этот момент почему-то не беспокоило.) Как – голыми руками?!

А если я не смогу её защитить, то мне и самому лучше не оставаться в живых. Это я подумал как-то легко и без страха. А вслух сказал, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно непринуждённее:

– Тань, ты далеко не уходи… А лучше, – я перебросил ей зажигалку, – разожги костёр. Вон там сушняк… А я попробую что-нибудь поймать.

Это было смело заявление. Я в жизни был на рыбалке один раз – с нулевым, естест-венно, результатом. Но – тогда речь не шла о подступающем голоде. А сейчас просто хотелось есть – и уже довольно сильно… Но Танька поверила, похоже – отправилась, взяв зажигалку, за хворостом. А я обратился к рыбам:

– Ну что? Будем сотрудничать, или пойдём на конфликт?

Рыбы хладнокровно плавали то в одном, то в другом направлении, никак не реагируя на мои призывы. Я и представления не имел, как взяться за дело. Но и ждать чего-то не имело смысла.

Я разложил нож и отправился за палкой…

…Завтрак получился довольно противный – жареная рыба без соли может показа-ться вкусной только когда ты действительно проголодался, а из нас, как неожиданно грубо выразилась Танька, ещё не вылетели домашние пирожки. Но зато я был горд собой – четыре крупные рыбы были подбиты самодельным копьём за полчаса. Танюшка сказала, что это крупные окуни.

– Куда мы пойдём, Олег? – спросила она, когда мы, побросав кости в угли, засыпали зем-лёй костёр. – Может, останемся здесь? Вдруг…

Она не договорила, но я понял, что девчонка имела в виду: вдруг мы попадём обрат-

6.

но домой так же, как попали сюда? Мне хотелось на это надеяться, если честно. Но это значило сесть и ждать у моря погоды. Сколько? До зимы?

Я тряхнул головой:

– Тань, надо идти. Ну понимаешь – людей надо искать. Не может быть, чтобы их тут не было! Вдруг они что-то подскажут?

– Я согласна, – вздохнула Таня. – А куда пойдём? Тут кругом лес, только там, – она мах-нула рукой, – кусочек степи, ты же видел…

– Вот в степь как раз нам не надо, – покачал я головой. – Слишком много открытого ме-ста, а кто там живёт – вообще неизвестно. Лучше искать людей в лесу. Историческая традиция говорит, что обитатели леса…

– Оле-ег, – с лёгкой улыбкой протянула Таня, и я, смутившись, умолк, а потом продол-жал:

– В общем, надо идти в лес… Знаешь, Тань, – признался я честно, – я могу знать только то, чему меня учили… или что я читал… про ту, нашу Землю. может, тут всё не так. А если предположить, что так, то нам надо идти на запад, – я указал рукой, – в ту сторо-ну, где аэродром… был аэродром. Там поселения были расположены гуще всего. Но это, Тань, если судить по Земле.

– Ну а как иначе-то мы можем судить? – вздохнула она. – Ладно, – в её голосе прозву-чала хорошо знакомая решимость, – пойдём, Олег, чего сидеть? Нам ещё через речку пе-ребираться, брод искать…

…Через Пурсовку мы перебрались неожиданно легко – недалеко от дуба, где мы но-чевали, нашлось мелкое место, и мы перебрели через реку без проблем. Было около десяти.

– Надо держать точно на запад, – сказал я, когда мы обувались на берегу. – Всё время.

– Пойдём вдоль реки Калаис, – медленно, вспоминая карту (топографическая память у неё была отличная), сказала Танюшка. – Она течёт почти точно на запад… Ну, пошли.

Но мы всё-таки помедлили немного, прежде чем войти в лес. Он стоял стеной – ду-бы, вязы, тополя теснились один к другому, в подлеске растопыривал до пояса зелёные пальцы мощный папоротник. Но тёмным лес не казался – его пронизывали солнечный свет и пение птиц где-то в вершинах. Чуть-чуть тянуло сыростью.

Потом мы переглянулись и вошли в чащу.

* * *

Такого леса я не видел никогда в жизни. Казалось, он и не знает, что на свете суще-ствуют люди, а на нас обращает внимания не больше, чем на любых своих обитателей – которыми лес просто кишел и которые нас тоже совершенно не боялись. За каких-то полчаса ходьбы мы видели таких роскошных оленей, что Танька обмерла от восторга; семейку барсуков, дружно перемещавшуюся по своим делам среди папоротника; здоровен-ного волка, спокойно наблюдавшего за нами через кусты без какого-либо интереса; каба-на, с хрюканьем рывшегося в ложбинке в поисках чего-то съестного… Мелкой живности на деревьях и земле было море. Я мельком подумал, что тут и медведи могут оказаться…

Странным было узнавать местность, очищенную от следов деятельности челове-ка. Рельеф легко читался – мы шли мимо городского сада, только не было ни ограды, ни кладбища, ни водонапорной башни…

– Это же наш мир, – сказала Танька. – Ну честное же слово! Олег!

– Надо было читать фантастику, – ворчливо заметил я, понимая вообще-то её удивле-ние. Я и сам, честно говоря, удивлялся, да ещё как. Неужели этот мир – копия нашего? Волга, Рейн… Карпаты. Вулкан Везувий и острова Шпицберген…

Блин.

– Ага, ты сам удивился! – возликовала Танюшка.

– С чего ты взяла? – спохватился я.

– По лицу видно… Смотри, Олег!

Впереди – спокойно, плавно и бесшумно – пронёс своё короткое угловатое тело на

7.

длинных ногах бурый лось. Мы переждали, пока он уйдёт, хотя лось не вызывал страха – только уважение.

– Фу, – перевёл я дух. – Пойдём, Танюшк.

Хорошо, что ходить по лесу было для нас привычным делом. Мы умели это делать и любили это делать.

– А тут кончается город, – сказала девчонка через какое-то время. В самом деле – мы уже с минуту шли вдоль оврага, за которым в нашем мире лежал аэродром. – Может, напрямую переберёмся?

– Там могут быть гадюки, – сказал я, но первым спустился вниз, держась рукой за кус-ты, а другую подавая Таньке, хотя она и сама неплохо справлялась. Мы вылезли на откос, отряхнулись…

…и выяснилось, что на месте аэродрома – довольно широкая луговина. Из высокой серо-желтой травы с пышными метёлками тут и там поднимались искрящиеся крапи-нами слюды гранитные останцы. Лес окружал луговину широкой дугой, но до него было километра три, не меньше. Сонно звенел тихий нагретый воздух. И плавали высоко-вы-соко чёрные кресты птиц.

Мне почему-то было страшно выходить на это открытое место. По-моему, Таню-шка испытывала сама то же ощущение. Во всяком случае в её глазах появилась задумчи-вость, а белые мелкие зубки прикусили уголок губы.

– Боишься? – спросил я.

– Я?! – фыркнула она.

– Ты.

– Ага, сейчас.

– Боишься.

– Испугалась!

– Я – боюсь.

Она посмотрела на меня расширившимися глазами. Очевидно, не ожидала такого признания. Потом вздохнула и передёрнула плечами:

– Пошли…

…Трава доходила до колен. Сразу стало жарко-жарко, я стащил куртку и обвязал её вокруг пояса. Стало хотеться пить, но мы ещё в походах научились правилу – о воде не говорят просто так. Но думать было можно, и я с неудовольствием решил, что без ём-костей нам будет плохо – каждый раз искать воду, когда она нужна, дело сложное. Го-раздо сложнее, чем многим кажется в наших местах.

Мы добрались до первого из гранитных камней. Он отбрасывал холодную тень, ос-трую и чёткую, почти не колебавшуюся на траве. Я уже прошёл мимо, но Танюшка заде-ржалась.

– Смотри, Олег, – и она указала на плоскую грань камня, чуть скошенную внутрь.

Я подошёл и чуть наклонился. На этой грани, влажной, холодной и скользкой, были глубоко и неровно выбиты белёсые буквы. Их края давно сгладились, словно строчки оп-лыли от огня, но читались хорошо.

Friends!

We don't know, who are you.

Spring near the last stown.

Go on the west.

40 miles from her.

Good luck!

Я понял только несколько слов: "Друзья… мы… вы… камень… идти на… 40 миль…" Но Танюшка уверенно перевела:

8.

– "Друзья! Мы не знаем, кто вы. Родник около следующего камня. Идите на запад. Сорок миль отсюда. Удачи!" Олег, – она выпрямилась, – тут есть люди.

– Или были, – хмуро заметил я. – Надпись-то старая. И почему английская?

– Не знаю, – вздохнула Танюшка. – Но всё-таки… Сорок миль – это сколько?

– Километров семьдесят, семьдесят пять, – перевёл я. – Два… нет, три дня. Вообще-то нам по дороге, можно идти туда. Пойдём?

Теперь уже Танюшка начала осторожничать.

– А что там, в сорока милях? – подозрительно спросила она. Я просто пожал плечами, немного раздражаясь – было жарко и хотелось пить:

– Не знаю, но мы всё равно идём туда. Или нет?

– Идём, – вроде бы решилась она. И неожиданно предложила: – А может, я покричу? Э-э-э-эй!!! – завопила она, подпрыгнув.

Я фыркнул и засмеялся. Танюшка обиженно свела брови, но потом толкнула меня в плечо и тоже хихикнула:

– Ладно тебе… Пошли попьём.

Куда веселей мы зашагали к "следующему" камню. Танька вообще никогда не была болтливой, но сейчас её понесло, и она бесконечно говорила, выдвигая версии о том, что нас ждёт в указанной точке. Доминировало убеждение, что там – путь домой.

Я, если честно, надеялся на то же. Но предпочитал не говорить об этом вслух.

Борис Гребенщиков

Десять стрел на десяти ветрах,

Лук, сплетённый из ветвей и трав, -

Он придёт издалека,

Меч дождя в его руках.

Белый волк ведёт его сквозь лес,

Белый гриф следит за ним с небес,

С ним придёт единорог,

Он чудесней всех чудес.

Десять стрел на десяти ветрах,

Лук, сплетённый из ветвей и трав, -

Он придёт издалека,

Он чудесней всех чудес,

Он войдёт на твой порог,

Меч дождя в его руках.

* * *

Мы добрались до леса вновь минут через сорок. Воду – а родник выбивался из-под ка-мня упругой струёй в песчаный кратер у основания глыбы – набрать было не во что, а жаль. Она оказалась ледяной и очень вкусной.

Снова захотелось есть, и с каждой минутой голод нарастал.

– Олег, – сказала Танюшка, когда мы уселись передохнуть под деревьями на опушке и ра-зулись, чтобы дать отдохнуть ногам и хоть немного просушить носки, – без еды мы не дойдём.

Сказано это было серьёзно и без малейшей паники. Я ещё раз подумал, что она со-вершенно необычная девчонка. Но счёл нужным одёрнуть спутницу:

– Дойдём. Туда – дойдём даже без еды, хотя будет трудно. Но лучше, конечно, поискать еду по дороге, какую-никакую.

Мы замолчали, и я понял, что засыпаем. Вроде и прошли не очень много… Наверное, за прошедшее время растренировались.

– Олег, – сонно сказала Таня, – давай поспим немного.

– Давай, – охотно согласился я, сползая в лежачее положение и устраиваясь удобнее. Помедлил и предложил нерешительно: – Тань, если хочешь – можешь… ну, меня использо-вать вместо подушки.

– Ага, Олег, спасибо, – она перекатилась ближе и как-то очень естественно устроилась

9.

на моём плече. Я помедлил и приобнял её рукой, на которую она улеглась.

Приятно было – непередаваемо. Руки Танюшка спрятала под мышки, а носом – на-верное, уже сама не понимая, что делает – уткнулась мне в шею. И тепло задышала.

Короче, мне тут же расхотелось спать. Я обмер с открытыми глазами. Нет, ни о чём таком я не думал. Я просто переживал почти физическое счастье.

Ради этого стоило оказаться в лесах другого пространства. Честное слово. Хотя конечно – я понимал, что Танюшка уже спала, когда прислонилась ко мне.

И всё-таки это было счастье…

…Проснулся я от того, что перестал чувствовать руку – она превратилась в рези-новый жгут. Танюшка во сне сползла ко мне под бок и лежала на животе, затруднённо дыша – она упёрлась лицом в мою куртку.

Проснулся я и ото сна, если так можно выразиться. Сон был ещё тот – из тех, что не пересказывают. Я бросил быстрый взгляд вниз и подумал – хорошо, что Танюшка спит, потому что даже сквозь плавки и брюки всё было отчётливо видно. В смысле – у меня.

Я переложил онемевшую руку другой и сел. Слегка воровато посмотрел на Таню. Мы проспали больше двух часов. И мне срочно надо было отойти.

Вообще-то я не занимался этим с тех пор, как подружился с Танюшкой. Или убеж-дал себя, что подружился, а на самом деле это было больше, чем дружба? Сейчас об эт-ом думать не хотелось, а хотелось отойти за кустики.