Текст книги "Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Мгновения спрессованы в года,

Мгновения спрессованы в столетия,

И я не понимаю иногда,

Где первое мгновенье,

где последнее.

Из крохотных мгновений соткан дождь.

Течёт с небес вода обыкновенная.

И ты, порой,

почти полжизни ждёшь,

Когда оно придёт,

твоё мгновение.

Придёт оно,

большое, как глоток,

Глоток воды

во время зноя летнего…

А в общем —

Надо просто помнить долг,

От первого мгновенья

До последнего…

* * *

И вот мы снова идём… Сквозь рощи на склонах холмов, по козьим тропкам, мимо холодных ручьёв… К этому времени почти у всех были бригантины и фехтовальные перчатки, и я поругался с Саней, когда заставлял дозор идти по жаре в этой амуниции в то время, как остальные шагали, подвязав куртки к вещмешкам, босые, и даже девчонки шли "с голым торсом". Но в этом споре я победил.

Однако, нельзя не признать, что вокруг было тихо и спокойно. Даже живности крупней оленя тут не имелось, а море, блестевшее с высот, настраивало на окончательно умиротворяющий лад.

– Как же здесь здорово, – Танюшка, взобравшись на скальный выступ, огляделась. – Курорт настоящий, правда?

Я встал рядом с ней, обняв её за плечи. Кожа у девчонки была горячая и гладкая, как атлас.

– Красиво, – согласился, бросая взгляд на гору Ида, возвышавшуюся на юге. – А вот там

250.

будет ещё красивее.

– Лучше гор могут быть только горы,

На которых ещё не бывал! – пропел Басс, взмахивая рукой. – Эй, вы что там засели, горные орлы?!

– Догоним! – рявкнул я через плечо. – Вот ведь неуёмные, – заметил Танюшке. Она без слов потёрлась щекой о моё плечо, для чего ей пришлось нагнуться – мы с ней были почти одного роста…

– Это хорошо, что неуёмные, – ответила Танюшка и чихнула: – Солнышко нос щекочет, – объяснила она. Я улыбнулся и чихнул тоже, но специально. – Ну что, пойдём?

– Пошли, – я соскочил вниз и подал ей руку.

* * *

Ширококонечный крест был вырублен из камня в незапамятные времена – прямо в скале, возвышавшейся над ущельем, в которое мы входили. За коротким проходом видна была широкая долина. Её противоположный склон поднимался круто, а дальше уже совсем отчётливо видна была Ида.

Долина тонула в тишине и сонном зное полудня.

– Э-эй! – крикнул сверху Андрюшка Альхимович. – Смотрите, что тут!..

…Вблизи становилось ясно, что крест и в самом деле очень древний. Его полностью украшала резьба – "растительный" орнамент, как на рукоятях славянских мечей. Андрей расчистил у подножья креста плиту – точнее, обозначенный в каменной подушке прямоугольник. В нём были высечены строки церковнославянских букв.

– Ёлки, наши! – выдохнул Сморч. – Советские, то есть русские!

– Не просто русские, – я, присев, поводил по ним пальцем. – Чёрт, я плохо это читаю…

– Я могу, – Серёжка Лукьяненко наклонился над моим плечом. – Это ХV век.

– Йенс говорил, что самые старые могилы, которые он видел, были ХVIII века, – вспомнил я.

– Я видел и ХII, – сообщил Джек. – Ну так что там?

– Просьба к богу позаботиться и простить грехи, – Сергей встал. – И ещё – восемь имён и прозвищ. Мальчишки 13–16 лет. И вот тут дата от сотворения мира – по-нашему 1490-й год… Имена, кстати, не все русские, вроде бы два немецких и польское есть…

– Ну ясно, – кивнул Сергей Земцов, – как обычно – интернационал! – он отсалютовал палашом кресту, и мы повторили его жест.

* * *

Родник бил из скалы под напором, как из прорвавшейся отопительной трубы. Только тут вода была холодной – она прыгала в большое углубление, выбитое в скале напротив, а оттуда стекала вниз, превращаясь в обычный ручей. Пещеру мы отыскали метрах в сорока от источника и повыше – туда вела звериная тропка, и Олег Фирсов с Богушем долго кидали внутрь камни, поощряемые мною, Вадимом и Сергеем (мы трое хорошо помнили встречу с медведем в Карпатах). Внутри никого не оказалось.

И почему – стало ясно, когда мы вошли внутрь.

В пещере жили люди. Не сию секунду, но жили, и жили долго. А ушли, скорее всего, не по своей воле, потому что везде были разбросаны заплесневелые шкуры, какая-то мелочёвка, вдоль стен громоздились обломки лежаков… На какой-то момент мне показалось, что мы – в нашей собственной пещере в Карпатах.

– Смотрите, – Саня, зашедший дальше остальных, появился из темноты. В руке он нёс какую-то палку, и только при ближайшем рассмотрении я понял, что это винтовка. Ржавчина и сырость искалечили её почти непередаваемо, но я всё-таки узнал немецкий маузер.

– Очень интересно, – заметил Вадим.

– Ой, мальчишки! – прорезалась Ленка Власенкова. – Это всё немедленно надо убрать —

251.

раз. Развести костёр побольше – пуст ьвсё просохнет, два…

– Ясно, – вздохнул я. – Командуй, завхоз. Мы поступаем в твоё распоряжение.

Следующие полтора часа мы метались туда-сюда, словно спятившие водомерки, под ободряющие команды Ленки, сводившиеся к фразе: "Я не знаю, что тут нужно сделать ещё, но вы всё делаете не так!"

Пещеру, судя по всему, обыскивали – и не надо даже спрашивать, кто это делал, как не надо было спрашивать и то, где останки бывших хозяев. Поэтому я весьма удивился, когда Вадим молча подал мне рваный, разлохмаченный блокнот с расплывшимися строчками карандаша. Понять в нём ничего, кроме отдельных строк, было нельзя, хотя блокнот был исписан по-русски.

Но слова "Йожо Гарбо" на одном из последних исписанных листов я различил.

– Смотри, – Вадим пристроился чуть сбоку и отчеркнул ногтем абзац. Я вгляделся и медленно прочёл вслух:

– "…погиб наш командир Йожо Гарбо…" Значит, погиб, – я захлопнул блокнот и, подумав, протянул Вадиму: – На, держи. Спрячь в мешок. Если будем в Карпатах – скажем Юлии, что её брат не стал рабом… – и я добавил задумчиво: – А всё-таки их перебили негры…

* * *

Солнечный луч разбудил Танюшку. Не открывая глаз, она тихонько, но с наслаждением потянулась, негромко пискнула от удовольствия и открыла глаза.

Она лежала поближе к выходу – после того, как в пещере чуть ли не полдня горел чудовищный костёр, выжигавший сырость и запахи, там всё ещё было слишком душно. Олег спал рядом на левом боку, вытянувшись под одеялом, спрятав под него руки и пригнув голову к груди. Солнце очертило на загорелых скулах лучшего на свете мальчишки лёгкие ломаные полукружья тени от ресниц. Тени дрожали – Олегу снился сон. Танюшка прислушалась, улавливая тихое, ровное дыхание – дыхание здорового, сильного парнишки.

Она почувствовала, что на глаза навернулись слёзы – сами собой. Неужели его убьют? Вот просто возьмут и убьют, и всё…

Она чуть повернула голову. За кустами перед пещерой сидели, обнявшись, Колька с валюшкой северцевой. "Часовой," – усмехнулась Танюшка и представила себе Олега – нагишом, стоящего перед нею с опущенными руками – как он закусывает губу и тихо, беспомощно как-то выдыхает, когда касаешься его там… как сглатывает… как его тело отзывается на ласки…

Врнувшись взглядом к Олегу, она увидела, что мальчишка смотрит на неё внимательными весёлыми глазами – как будто подсмотрел мысли.

– Ну что? – спросил он негромко. – Встаём?..

… – Хорошее место для зимовки, – отметил Сергей (он так и остался Сергеем, а вот Серёжку Лукьяненко всё чаще и чаще называли просто Серым). Посмотрел на меня искоса: – Ты ведь зимовать здесь решил?

– Решил, – кивнул я. – Только сначала хочу убедиться, что негров нет поблизости… и в отдалении тоже. Пойдёшь на юг в разведку?

– Пойду, – пожал он плечами, – почему нет?

Мы неспешно шагали вдоль ручья, посматривая кругом. В ручье шныряла туда-сюда крупная форель.

– Как у тебя с Ленкой? – поинтересовался я. Сергей выставил большой палец, подмигнул. И вдруг посерьёзнел:

– Знаешь, – тихо сказал он, – мне недавно приснился такой странный сон… Рубленый дом, большой такой зал, горят факелы, огонь ещё горит – в очаге, посреди зала… Я сижу в кресле, Ленка рядом со мной, кругом ещё какие-то люди сидят на лавках вдоль стен… И ты стоишь у огня и что-то говоришь. Я не помню, что, – Сергей запнулся, – но мне во сне было плохо. Словно я предал кого-то…

252.

– Сны, сны, – усмехнулся я. – Сны нам снятся разные… Посмотри лучше, как красиво!

– Красиво, – согласился Сергей. Но тут же вновь озаботился: – Вадим-то ходит, как Каменный Гость… Вот Наташка с-с… – но он всё-таки удержался.

– Наташка, – повторил я. – Ни при чём тут Наташка. И Вадим ни при чём, и даже Франсуа ни при чём… Это просто жизнь такая. Сложная.

– Сложная… – эхом откликнулся Сергей. – А если бы… Танюшка?

Я посмотрел на него внимательно и тяжело. Но Сергей не отвёл глаз:

– Это жизнь такая, – сказал он, и мне почудилась в его голосе насмешка. – Она нравится Джеку, ты знаешь?

– Да, – ответил я. Вот тут Сергей удивился – до выпучивания глаз:

– Да-а-а?!. Ну ты силён, братишка… Или так уверен в своей неотразимости?

– Я уверен в Танюшке, – тихо сказал я. – Понимаешь – в Танюшке… Больше, чем в себе, в тебе и во всём остальном вплоть до того, что Земля круглая.

– А что если она здесь плоская? – задумчиво, но как-то очень серьёзно спросил Сергей. – И солнце вращается вокруг неё?.. Это Серый рассказывал такую историю, вроде сказки. Про Солнечного Котёнка – он говорил, что хотел написать такую книжку… Ты что, не слышал?

– Спал, наверное, – вздохнул я. – А при чём тут котёнок?

– Он стал солнцем для одного мира… Долго рассказывать… А всё-таки точно, тут очень красиво… Смотри, козы!

Большое стадо горных коз цепочкой пробиралось повыше нас через редкие кусты по обрывистой тропинке. Краем глаза я увидел в руке Сергея метательный нож.

– Спорим? – шепнул он. – С одного броска.

– Спорим, – я достал из перевязи один из своих ножей. – С одного броска.

Илья Кормильцев

посмотри как блестят бриллиантовые дороги

послушай как хрустят бриллиантовые дороги

смотри какие следы оставляют на них боги

чтоб идти вслед за ними нужны золотые ноги

чтобы вцепиться в стекло нужны алмазные когти

горят над нами горят

помрачая рассудок

бриллиантовые дороги

в тёмное время суток

посмотри как узки бриллиантовые дороги

нас зажали в тиски бриллиантовые дороги

чтобы видеть их свет мы пили горькие травы

если в пропасть не пасть – всё равно помирать от отравы

на алмазных мостах через чёрные канавы

парят над нами парят

помрачая рассудок

бриллиантовые дороги

в тёмное время суток

* * *

В дневном свете язычки костра, танцующие на сухих до звонкости дровах, были почти невидимы. Жареной козлятиной пахло на весь лагерь.

Мне перебивала аппетит Ленка Власенкова, зудевшая о предстоящей зиме. Спорить с ней было трудно – зима в самом деле предстояла, и готовиться было нужно, поэтому я слушал и кивал.

– Раньше начнём готовиться – сытней зимой пожрём, – подвела итог Ленка и ухватила кусок козлятины. – Здесь таких удобных пещер, как там, в Карпатах, нет. но в дальнем закутке вполне можно кое-что хранить уже сейчас, там прохладно.

– Ладно, хорошо, завтра же начнём запасаться, – согласился я.

253.

– Сегодня, – уточнила Ленка. Я развёл руками:

– Ну когда сегодня?!

– Когда хочешь, – отрезала она, – но сегодня.

– Но деньги вперёд… – пробормотал я и встал. – Ну хорошо, сейчас распоряжусь… Эй, добровольцы на охоту есть?

Добровольцы имелись, как всегда. Буквально за десять минут мне удалось разогнать по делам весь лагерь – я даже сам не ожидал. То ли все тоже озаботились состоянием запасов, то ли просто увидели в этом возможность смыться подальше от начальственного ока.

– Ничего себе, – сказал я в пространство, растерянно озирая очистившийся плацдарм. – Это я так всем надоел? – я поразмыслил и решил: – А ну и ладно.

Я взобрался на скальный выступ, бросил под куст куртку, улёгся на неё и, закрывая глаза перед тем, как уснуть, весело фыркнул…

…Я проснулся от ощущения чьей-то близости и, слегка приоткрыв глаза, увидел над лицом ладонь, защищавшую меня от солнца. Спал я, кажется, долго, тень сдвинулась в сторону – и…

Повернув голову, я увидел Танюшку, удобно сидящую рядом. Она улыбалась и, увидев, что я проснулся, пошевелила пальцами, а потом слегка щёлкнула меня в нос.

– Ты не ушла? – улыбнувшись в ответ, спросил я.

– Я пришла, – ответила она, откидываясь спиной к камню. – Я петрушку нашла, нарвала целый мешко и разложила сушить… Ты уже долго спишь, знаешь?

– Не знаю, – я поднёс к глазам часы, которые уже давным-давно ставил "на глазок" и не был уверен, что они идут правильно. Но время они отмеряли честно, и я увидел, что в самом деле сплю больше трёх часов. – Ого.

– Устал? – тихо спросила Танюшка.

– Немного, – признался я. – Ничего, отдохну немного и приду в себя… – я подумал и признался: – Знаешь, у меня какое-то ощущение… как будто краем глаза видишь движение, поворачиваешься, а там ничего нет… И опять, опять… Мерзкое чувство, Тань, – я потянулся и добавил: – Редкостно мерзкое. Или я что-то упустил… или где-то ошибся… или что-то ещё случится…

– Оле-ег!!! – вопль был такой, что я даже не сразу понял, кому принадлежит голос. И, прежде чем я успел вскочить, на выступ взлетел Олег Фирсов. Глаза у него были бешеные, в руке валлонка. – Скорей! На наших напали!

– Приехали, – буркнул я, вскакивая.

* * *

Схватка шла на мелководье залива, которого, как позже уверяла Танюшка, тут не должно было быть. Точно так же позже выяснилось, что всё началось с лодки, причалившей к берегу – в ней было четверо явных скандинавов, оборванных и злых до последней степени. Не говоря худого слова, все четверо напали на Вальку Северцеву и Наташку Бубнёнкову, собиравших устрица. Неизвестно – точней, известно – чем бы это всё кончилось, но на берегу возникли Саня, Сморч и Щусь, а через несколько секунд – и ещё кое-кто, причём Олег Фирсов, не разобравшись в ситуации, ринулся за мной.

Я подбежал как раз в тот момент, когда нападавших осталось двое, а Сморч сидел на мелководье, и Наташка перевязывала ему рану в живот. На моих глазах рослый блондин отшвырнул кулаком клинок шпаги Олега Крыгина, и, распоров тому плечо, что-то крикнул своему другу, отбивавшемуся от Сани и Щуся.

Я соскочил в воду с покатого камня и одним тяжёлым прыжком оказался клинок в клинок с блондином. У него был меч – короче и шире моего палаша, с простой массивной рукоятью.

Мой противник отступал в воду – ему она доходила уже до бёдер, – отмахиваясь мечом на разных уровнях круговыми движениями. В воде его клинок казался серебряной

254.

рыбой. Я шёл следом, угрожая ему палашом. Левой рукой норвежец сорвал и отбросил плеснувший кожаный шлем. Светлые волосы прилипли ко лбу и щекам.

– Бросай оружие, – сказал я, краем глаза видя, что его товарищ с трудом отбивается от троих наших. – Бросай, мы не тронем тебя.

Меч со скрежетом ударился о мой палаш, я повернул кисть, и норвежец, увлекаемый силой своего удара, упал на колено. Я вувидел его глаза – он ждал удара, и я в самом деле мог бы его заколоть, но вместо этого отступил назад. Норвежец оскалился, тяжело поднимаясь, что-то хрипло сказал.

Его товарищ уже качался в воде ничком, и вокруг расплывались нити и облачка крови.

– Клянусь – тебя не тронут, – повторил я, держа палаш опущенным. Мальчишка дышал широко открытым ртом, потом сплюнул и, оглянувшись, начал пятиться. – Стой, придурок! – крикнул я, обходя его. Вместо ответа норвежец прыгнул вперёд, размахиваясь мечом для отчаянного удара. Убойного. Наверное, он свалил бы меня, но помешала вода, и он снова промахнулся.

Я ударил его ниже уха кулаком в перчатке, и норвежец тяжело упал в воду. Я поймал его за ворот куртки и поволок к берегу, крикнув:

– Помогите, ну?!.

Кто-то подхватил рыбкой нырнувший в воду меч, ещё кто-то взял норвежца за ноги. Санек, расплёскивая воду ладонью, спросил меня:

– Зачем он тебе, князь?

– Попробую уговорить его остаться с нами, – ответил я.

* * *

Норвежец пришёл в себя довольно быстро. Мы как раз спустили его в яму, кинули два одеяла, поставили поесть и воду – и он сперва зашевелился, а потом резко сел. Схватился за висок, быстро посмотрел вокруг, а потом – наверх. Встретился взглядом со мной, странно усмехнулся и что-то сказал.

– Я тебя не понимаю, – вздохнул я и сделал движение, как будто ел и пил. – Давай, я же сказал, что мы тебя не убьём. А потом поговорим… Ингрид, иди сюда, скажи ему!

Но он уже не смотрел на меня, а уставился куда-то в пол между ног. Кажется, ему было холодно, но он даже не пытался закутаться в одеяла.

Я постоял ещё немного, потом вздохнул, пожал плечами и отошёл…

…Норвежец умер ночью. Вернее – под утро, наверное. Это заметила Кристина, которой вздумалось сменить ему воду. Она подняла шум, и меня тоже подняли – с постели.

– Не понимаю, – Санек, уже вытащивший (не сам, конечно!) тело из ямы, сплюнул и ожесточённо развёл руками. – Он не ранен. Олька говорит, что у него просто остановилось сердце!

Олька Жаворонкова кивнула в знак того, что это так. Я присел возле мёртвого – он смотрел в небо спокойными бледными глазами и чуть улыбался.

– Всё ясно, – сказал я. Санек возразил:

– Мне, например – нет.

– Да уж… – кивнул я и встал. – Он просто не захотел жить в плену. И умер… Чёрт побери, я так и не смог ему объяснить, что он нам нужен не как пленный!!! – я перевёл дух и приказал коротко: – Похороните. Как нашего…

…Тем вечером к берегу прибило несколько досок и труп желтоволосого мальчишки лет шестнадцати со страшной раной на груди, которую размыла вода. Труп был ещё свежим.

Ингрид и Джек опознали Эмиля ярла. Мы так никогда и не узнали, что случилось с ним и его отрядом, остаток которого погиб недалеко от нашего лагеря.

255.

Юрий Левитанский

Каждый выбирает для себя

Женщину, религию, дорогу…

Дьяволу служить, или пророку —

Каждый выбирает для себя!

Каждый выбирает по себе

Слово для любви и для молитвы,

Шпагу для дуэли, меч для битвы

Каждый выбирает по себе!

Каждый выбирает для себя

Щит и латы, посох и заплаты,

Меру окончательной расплаты

Каждый выбирает для себя!

Каждый выбирает для себя!

Выбираю тоже – как умею!

Ни к кому претензий не имею —

Каждый выбирает для себя!

* * *

– Ну ты собираешься меня отправлять?

Мы с серёжкой загорали (носами друг к другу, попами вверх, щекой в сложенные руки, пятки над краем обрыва) и вели философскую беседу, на данный момент плавно перешедшую в деловой разговор.

– Собираюсь, – кивнул я. – Завтра пойдёт Север к Идее, он давно просился. Посмотрит, что и как, денька через два вернётся, а там и ты рванёшь… Кого возьмёшь с собой-то?

– Баса возьму, Арийца… Серый с Джеком тоже просятся. Вот впятером и пойдём. За десяток дней обернёмся.

– Угу, – я перевернулся на спину, забросил руки под голову. – Серж, у тебя нет ощущения, что, так сказать, "что-то страшное грядет"?

– Что это ты Брэдбери вспомнил? – мой друг зевнул. – Нет у меня ощущения никакого, кроме ощущения голода, – он рывком сел, помотал лохматой головой: – Брр, а то усну… Интересно, чем нас девчонки будут кормить?

Он вскинул руки над головой и с обрыва махнул в море – только пятки мелькнули. Я, тоже поднявшись, присел на краю, качая ногой и поставив подбородок на другое колено. Сергей внизу бесился, как спятивший дельфин.

Меня грызло беспокойство…

…Оно не замедлило вылиться в реальную форму. Сергей всё ещё плавал, когда я обернулся – подходил Саня.

Он подошёл в полном снаряжении, а если учесть, что ко мне напрямую он последний раз обращался очень давно, то это казалось удивительным. У меня было поганенькое настроение, и я демонстративно закинул юёдра курткой.

– Меня не интересует твоя попка, – хладнокровно сказал Саня.

– Не уверен, – отрезал я.

– Это твои проблемы, а я как раз и пришёл тебя от них избавить, – Саня оперся локтем о выступ скалы. – Дело в том, что мы уходим.

– Кто это "мы"? – через плечо уточнил я.

– Мы – это я, Сашок, Сморч и Наташка, – в тон мне уточнил Саня.

Я встал. И развернулся к нему лицом. Несколько секунд мы мерили друг друга взглядами – и нехорошие же были у него глаза…

– С какой стати ты это решил? – спросил я.

– Нам не нравится то, что ты делаешь, – Саня чуть прищурился. – Всё это плохо кончится, но раз уж ты забил мозги большинству, то я уведу тех, кто верен мне.

– Ты дурак, – "откровенно" сказал я. В кавычках – потому что я так не думал, а ляпнул просто то, что мне пришло в голову. И Саня это понял – он презрительно усмехнулся и отбрил:

– Ты вспомнишь эти слова потом.

256.

– Чёрт с тобой, убирайся, – я вновь сел и свесил обе нроги. Но чувствовал – Саня не ушёл. И ждал, что он скажет ещё – он не мог уйти, больше ничего не сказав.

– Мы были друзьями, Олег, – послышался его голос, и я, повернувшись, увидел его большие глаза, в которых была печаль. – И я предупреждаю тебя: игра в рыцарей не доведёт до добра. В этот мир надо встраиваться, а не пытаться его перестроить.

Я отвернулся. Мне просто стало неинтересно, что ещё может сказать Саня, и он, очевидно, понял это.

Потому что ушёл.

* * *

Вообще-то у нас весьма однообразная жизнь, если подумать непредвзято. Ни книг, ни кино, ни телевизора… Только то, что сами для своего развлечения изобретём, да и тут фантазия ограничивается отсутствием материальных средств. Хотя – никто из нас особо не был избалован игрушками, а руки имелись у всех, так что устроить, например, теннис из самодельных ракеток и кожаного мячика с воткнутыми перьями для нас было делом плёвым. Кроме лироарфогуслей (с понтом просто "гуслей") Баса появились несколько самодельных свирелей, на одной из которых, вспомнив свою учёбу в музыкальнйо школе, самозабвенно насвистывал Вадим. Кто-то (я так и не узнал – кто) склепал почти настоящий футбольный мяч с волосяной набивкой – его же использовали и во всех остальных играх, требовавших мяча. Рикошетировал он весьма неожиданно, был увесистым и инерционным, но это только придавало игре шарм – всегда можно было попытаться ухайдакать игрока противника прямым попаданием… Правда, девчонки восстали на футбол, когда поняли, что игра этой самоделкой непоправимо калечит обувь. Мальчишки стали играть босиком, и слабый пол унялся – очевидно, наши ноги их не очень беспокоили… Арнис вырезал из дерева шахматы, а Олег Крыгин, позавидовав ему, но не имея таланта резчика, сооружил домино и шашки. Колькин – старый – набор шахмат тоже не бездельничал.

Наконец, никто не отменял тренировок, и я с удовольствием замечал, что многие подтягиваются в фехтовании до меня… хотя и мой уровень рос. Я всё больше понимал, что становлюсь способен на весьма впечатляющие вещи – например, в прыжке словать ногой выставленную навстречу жердь и, приземляясь, рассечь другую палашом…

Но, если честно, больше всего мне хотелось просто загорать (купаться я так и не полюбил) – одному или в обществе Танюшки. Жаль, что нечасто получалось… Но иногда мы заплывали на небольшой островок, где на клочках земли между каменных глыб росли оливы с серебристой листвой, выбирались на плоские каменные козырьки и… Впрочем, случалось, что мы просто спали голова к голове, болтали или бродили по островку, наслаждаясь одиночеством, солнечным теплом и тишиной, в которую вплетался шорох прибоя. По характеру мы с Танюшкой идеально подходили друг другу – хотя и говорят, что сходятся противоположности, но мы были похожи: спокойные, но способные на резкие, почти неконтролируемые вспышки гнева и ярости; умеющие говорить и молчать; даже ростом почти одинаковые…

…Мы сидели плечо в плечо на камне над небольшим озерцом дождевой воды, похожим на зеркало в рамке из багрового гранита. У наших ног в ровной, спокойной поверхности отражались мы сами: одинаково обнимающие руками коленки, с почти одинаково длинными волосами, тёмными и уже начинающими завиваться на висках и на концах сзади у меня, русыми и прямыми у Танюшки. Последнее время она заплетала их в тугую косу (мне не очень нравившуюся, но удобную), а я перехватывал кожаной повязкой, но сейчас, после купания, волосы у нас были распущены – сохли.

– Подрезать пора, – она провела нальцем по моей шее. Я невольно дёрнулся, Танька повторила жест и хихикнула. Я недовольно спросил:

– Подрезать что? Шею мне?

– Дурак, – резко сказала она, но тут же погладила меня по плечу: – Извини, я не

257.

подумала. Тебе правда надо постричься, хотя бы подкоротить… – она запустила пальцы в мои волосы, довольно безжалостно подёргала.

– Ну пусти, – пробормотал я, не пытаясь освободиться. Она вместо этого рывком притянула меня к себе…

…Губы Танюшки были солоноватыми от высохшей на них морской воды. Горячими и живыми. Глаза блестели шалой зеленью, и в них отражалось моё лицо с такими же безумными глазами. Мы оба хорошо знали, чем кончится эта игра с поцелуями – и оба не очень торопились.

В таким мгновения казалось, что они – навсегда.

Игорь Шевчук

Шумит река времён,

И ночь идёт к концу,

И дым пустых надежд

Струится по лицу.

Я по цветам иду

На дальний свет звезды,

Где были мы с тобой,

Где только я – и ты!

Ты – моя судьба!

А за стеной обрыв,

И только ветра свист,

И кто сказал, что мы

Сошлись и разошлись?!

И знаю точно я,

Что сбудутся мечты!

Где были мы с тобой,

Где только я – и ты!

Ты – моя судьба!

Я люблю тебя!

Я тебя никому никогда не отдам,

Я тебя пронесу по горящим мостам,

По снегам, небесам, по зелёным лугам!

Я тебя никому не отдам!

Я тебя никому никогда не отдам,

Нас не сможет согнуть никакая беда,

Не разнимут враги, не состарят года!

Я тебя никому не отдам!

– А Саню ты зря отпустил, – сказала Танюшка.

Она сидела у меня сзади на пояснице и делала массаж. Приятно было – жуть. А вот разговор мне не слишком нравился. Я уже почти совсем собрался промолчать, но не удержался:

– Я никого не неволю, Тань, оставаться со мной. Но те, кто остаётся, должны выполнять мои приказы. Саня захотел уйти – это его дело.

– И всё-таки это неправильно, – упрямо сказала она. – Когда Север пойдёт в предварительную разведку?

– Завтра, – буркнул я, уже предвидя её просьбу.

– Олег, скажи ему, чтобы он поискал Саню. И предложи ему вернуться, а?

* * *

Было ещё совсем темно, когда Север меня растолкал. Зевая и тряся головой, я поднялся, прошёл к выходу. Андрюшка Соколов, стоя уже снаружи, перетягивал ремень.

– Возьми ещё кого-нибудь, – предложил я. – Вдвоём – мало ли всё-таки…

– Быстрей обернёмся, – отмахнулся Север, одёргивая свою "вечную" кожанку. Зевнул, прилязгнул сильными челюстями, засмеялся: – Нет тут никого, Олег. Не могли же они из воздуха появиться?

– Ладно… Если встретишь Саню с его олухами – заверни их, договоримся как-нибудь, – вспомнил я. Север, помедлив, хлопнул меня по плечу:

– Это ты правильно… Постараюсь их найти.

– Ну ты всё-таки разведку веди, а не Саню ищи, – спохватился я. Игорь кивнул:

– Ладно, ладно… Скажи Кристинке… – он махнул рукой: – А, ладно. Вернусь – сам всё скажу… Андрей, готов?

– Готов, – буркнул Соколов, тоже зевая и расчёсывая пятернёй волосы.

– Ну и пошли, – Север первым зашагал вниз пружинистым шагом – и растаял в

258.

смешанной с ранним туманом предутренней тьме.

Я ещё какое-то время смотрел ему вслед, зевая и ёжась. Потом окликнул часового – Игорь Мордвинцев отозвался коротким свистком – и пошёл досыпать.

* * *

К вечеру отмахали километров двадцать – вверх, вниз, с вершин холмов внимательно осматривая окрестности. В конце концов Андрей махнул рукой и объявил:

– Всё, хватит на сегодня. Нет тут никого.

– Да, пожалуй, – согласился Игорь, ослабил пояс и перевязь. – Давай вон туда, в лощинку, спустимся. Там костёр не будет видно.

– Трепещешь? – фыркнул Андрей.

– Да так, – улыбнулся Игорь, – на всякий случай.

– Вообще-то правильно, – согласился Андрей и, подфутболив носком мягкого сапога камешек, огорчённо сказал: – Я думал – чего найдём, поэтому и вызвался… Так бы я фик от Ленки ушёл, – он толкнул локтем Севера. – Знаешь, как с ней трахаться здорово?

Север хмыкнул. Он, конечно, спал с Кристиной и мысленно согласился с другом, но, будучи более сдержанным и воспитанным, тему не поддержал. Что, впрочем, не мешало Андрею её развивать:

– …а когда она первый раз мне в зад предложила, я прямо офигел, у меня даже не вставало сперва…

Мальчишки, спустившись на дно ложбины, обогнули росшие там понизу кусты – и…

…Первые негры стояли метрах в пяти от них – стояли и прислушивались, а дальше их были ещё десятки. По всему дну ложбины. Две или три секунды мальчишки смотрели на негров. Те тоже не двигались – очевидно, ожидая, что сейчас из-за кустов появятся ещё белые. Потом Север истошно вскрикнул и, молниеносным движением метнув нож, увязший точно в горле у первого негра, толнул Андрея плечом назад:

– Бежим!

Они рванулись вверх по склону. Но верхним краем лощины уже хрустели, ломаясь, кусты – там мелькали султаны из перьев на масках, наперерез ломилась ещё одна группа!

– Беги один! – крикнул Север. – Туда беги! – он почти швырнул Андрея дальше по склону оврага. – Беги, я их задержу!

– Я тебя не брошу! – крикнул Андрей, хватаясь за меч над плечом. Север зарычал:

– Дурак! Наши же думают – тут никого! Беги же, всех погубишь!

И снова толкнул Андрея. Тот попятился. Потом – повернулся и побежал. Сразу – изо всех сил.

Так, тут – всё. Второй нож полетел в первого из бежавших поверху, и тот покатился вниз, пробил своим телом кусты, застрял там, словно какой-то манекен. Игорь прыжком выскочил на край лощины. Со всех сторон – ближе, ближе – лезли озверелые рожи или страшные маски. За Андреем не бежал никто – вот и хорошо…

Всё? Кажется – всё. Значит, вот как это… А где же страх? Где вся жизнь, промелькнувшая перед глазами?

"Прощай, Кристина," – подумал он, выхватывая шпагу и дагу – они послушно, с радостным гудением, описали в сильных руках зло свистящие "восьмёрки".

Но он, наверное, всё-таки ещё не верил в смерть, отталкивал её всей силой своего недолгого существования, всем своим крепким, живым мальчишеским телом, всей жаждой жизни – когда, не дожидаясь броска негров, сам прыгнул вперёд.

И успел подумать ещё, что Андрей теперь точно успеет, и всё будет хорошо…

…Его убили только через полчаса, брошенными в спину толами – после того, как отчаялись свалить в рукопашной.

259.

Игорь Басаргин

Каждому хочется жить. Но бывает, поверь —

Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.

В безднах души просыпается зверь.

Тёмный убийца. И помыслов нету о жизни.

Гибель стояла в бою у тебя за плечом.

Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.

Что нам до смерти, коль служит порукою честь —

Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!

Что нам до ада и мук, если есть

Ради кого принимать даже адские муки?

Тех, кто сражался, в бою не гадал, что почём —

Боги, бывает, хранят. И своим защищают мечом.

Кончится бой – и тогда только время найдёшь

Каждому голосу жизни, как чуду, дивиться.

Тихо баюкает дерево дождь…

Звонко поёт, окликая подругу, синица…

Вешнее солнце капель пробудило лучом…

Павших друзей помяни – и живи.

И не плачь ни о чём.

Жалобно выли раненые. Их было около десятка, и почти все уже не бойцы. Убитых было девятнадцать – их порубленные и поколотые тела лежали на краю лощины и на склоне, застряв тут и там в кустах. Землю пропитала лениво льющаяся кровь. Валялось изломанное оружие, рассечённые щиты и маски.