Текст книги "Прыжок рыси"
Автор книги: Олег Приходько
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)
Евгений остановил «форд» у ворот комплекса «Волна» и посигналил. Из КПП вышел охранник с «уоки-токи» в руке, направился к автобусу. Окинув подозрительным взглядом незнакомого водителя в сером пятнистом комбинезоне, потребовал открыть дверь.
В окошко выглянул Шатров, в бок которого упирался ствол Саниного автомата.
– Нельзя ли без формальностей? – спросил он у охранника с напускной строгостью и… подмигнул, чего Саня видеть не мог.
Охранник не понял.
– Без формальностей нельзя, – сказал на всякий случай. – Я должен осмотреть салон.
– Осматривайте, только побыстрее.
Связанный человек в белье был первым, кого увидел охранник, войдя в автобус. Рядом с ним сидела женщина. На заднем сиденье кто-то в камуфляжной маске дремал, привалившись к стеклу. Сильно воняло бензином.
– Канистру опрокинули, – буркнул Евгений, упреждая вопрос.
Шатров, который должен был представлять «пациента психоневродиспансера», «медсестру» и «санитара», потерял дар речи.
Из белой будки КПП вышел второй охранник, остановился на пороге и, чиркнув спичкой, прикурил.
– Уд…довлетворены? – не выдержал паузы Шатров. «Психов» привозили каждый день, к этому охрана привыкла.
Проверяющий знал Шатрова, перед которым, собственно, и изображал бдительного стража. Он уже собирался уходить, как вдруг заработала рация:
«Волна-1», «Волна-1», в вашем направлении проследовал микроавтобус «форд», угнанный двумя вооруженными преступниками…»
Евгений выскочил из кабины, подошел ко второму охраннику:
– Спичек не отсыпешь, друг? Кончились, а взять негде…
«… в машине трое заложников, среди них – женщина. Сообщаем приметы: один из преступников может быть в маске…»
Охранник выхватил пистолет, рванулся к двери, пальнув наугад, но никого не задел; Саня ответил очередью.
Как только раздался первый выстрел, Евгений ударил охранника в челюсть. Спички рассыпались по бетонному покрытию прилегающей к КПП площадки.
– Забери его, Саня! – крикнул Евгений и метнулся в караулку.
В маленьком помещении со стеклами с четырех сторон больше никого не было. На столе работала рация: ««Волна», «Волна», ответьте!.. Почему не…»
– Я «Волна-1», на связи! – ответил Евгений. – Работаем в нормальном режиме, никаких происшествий.
– Почему молчали?..
– Находился на территории!..
«Коралл», «Коралл», слышите меня?..»
Светились лампочки на пульте приемно-контрольного устройства «Рубин». Евгений выключил тумблер, для верности оборвал провода.
– Быстрее, Саня, быстрее! – крикнул он, вскочив в автобус. Как только Саня рванул с места, схватил за галстук Шатрова: – Показывай, где эта Слободская линия, живо!..
Слободская линия проходила вдоль берега и состояла из шести двухэтажных корпусов. Санаториев здесь уже давно не было. Территорию, обнесенную с трех сторон забором, боевики Атуева оборудовали под свой летний лагерь. Часть корпусов сдавалась под офисы иностранным компаниям; это приносило прибыль и оправдывало многочисленную охрану. Шатров словоохотливо объяснил, как проехать к психоневродиспансеру, бывшему теперь единственным учреждением облздрава на территории «Волны».
– Что-то ты заплетаешься, мужик? – зло сказал Саня, который терпеть не мог слов, содержавших букву «р». В слове «психоневродиспансер» он насчитал их целых две. – Психушка, так и скажи!
Внутренняя охрана, также получившая тревожное сообщение, звонила на КПП, но телефон не отвечал. Кто-то расслышал выстрелы.
«Форду» оставалось двести метров до цели, когда путь перекрыл «ниссан». Четыре человека заняли боевую позицию.
– А ну все на пол! – крикнул Евгений. – Дави педаль, Саня!.. Истошно завопила Федина, оказавшаяся рядом с трупом убитого охранника. В «форд» угодило несколько пуль, на нее посыпались стекла. Объезжая преграду, Саня направил автобус по пологому склону. От корпуса, где, по словам Шатрова, содержали Грошевскую, отъехала «волга»-фургон «скорой помощи» с проблесковым маячком на крыше. С балюстрады на втором этаже открыли пистолетный огонь. Где-то завыла сирена.
– Не стреляйте!! – завопил Шатров, вцепившись в рукав Евгения. – Там же больные!..
Саня затормозил справа от корпуса, у глухой стены.
– Спрячь их где-нибудь! – крикнул ему Евгений и выскочил из автобуса, вытолкнув Шатрова. – Скажи им, чтобы прекратили огонь! Ну!
Стоя за спиной психиатра, он держал «узи» на его плече.
– Не стреляйте!!! – крикнул Шатров.
Но охрана уже получила команду Атуева стрелять без разбора. Евгений понял это сразу, как только пуля угодила Шатрову в лоб.
Одним прыжком преодолев перила балюстрады на первом этаже. Евгений ворвался в освещенную комнату дежурного персонала. Прижав к стене какого-то толстого санитара, достал у него из-за ремня «ППС»:
– Где Грошевская?!
– Я не знаю… нс знаю!.. Я не отвечаю…
В комнату вбежал охранник, но выстрел упредил Саня из коридора.
– Вперед! – толкнул санитара к выходу Евгений. – Открывай все двери! Живо!
– Да как же…
– Открывай!!! – Короткая очередь в пол у его ног убедила санитара повиноваться.
Саня, вооруженный двумя автоматами, прикрывал их, пока они продвигались по лестнице на второй этаж, где находился стационар. Его, в свою очередь, «прикрывали» Федина и плененный в гараже «Таверны» охранник, скованные «браслетами».
– Ну давай, давай!! – кричал Саня, отстреливаясь. – Убейте народную артистку, любимицу публики!.. Сволочи!.. В искусстве ни хрена не понимаете!..
За тяжелой, обитой листовым железом дверью с врезным решетчатым окошком оказалась палата на двенадцать койко-мест. Не обнаружив Грошевской среди небритых, нечесаных, встревоженных выстрелами душевнобольных, Евгений потащил санитара к следующей двери.
– Открывай!
– Да нельзя туда, там «буйные»…
– Открывай, гад! Убью!..
С моря приближался какой-то катер. Нужно было спешить.
Всадив обойму в осветительный щит, Саня вырубил свет во всем корпусе. Кое-где синели лампочки дежурного освещения, подключенного к подстанции. Теперь Евгений перестал быть мишенью, но найти Грошевскую в переполненных палатах стало практически невозможно; приходилось выталкивать всех на балюстраду вдоль фасада «психушки», куда попадал свет далекого прожектора. Сумасшедшие с криками и воплями разбегались по коридорам, лестницам и двору. Дикая толпа принялась душить санитара…
– Что вы делаете?! Зачем?.. Остановитесь же! – прихрамывая, подбежал к Сане пожилой человек в пижаме. – Так нельзя!.. Кого вы ищете? Я знаю тут всех, я старожил! Не стреляйте в меня!
Кричала Федина. Обитатели палаты «буйных» срывали с нее одежду.
– Не собираемся мы ни в кого стрелять, батя! Ищем женщину по фамилии Грошевская.
– Не знаю такой… Но женская палата только одна – крайняя справа!..
В замок женской палаты Евгению пришлось стрелять из «стечкина» – ключи остались у санитара. Женщины – в белье и халатах на голые тела – рванули в коридор, повисли на нем; пришлось отбиваться, стараясь не причинить им вреда. Скатившись вниз по лестнице, он побежал к Сане:
– Нет ее нигде!..
– Тогда смотрите в подвале, – твердо сказал человек в пижаме.
– Там что, тоже держат больных?
– Там держат тех, кому суждено стать «больными». Саня ничего не понял, но разбираться было некогда.
– Пойдем с нами, батя!..
В подвале работало аварийное освещение. Евгений остановился перед приоткрытой дверью, толкнул ее и отскочил в сторону. Никто не стрелял…
На полу в помещении с решеткой на маленьком окне сидел человек, прикованный «браслетами» к толстой фановой трубе. По лицу его стекала кровь, капала на некогда белый халат.
– Кто вы? – присел перед ним Евгений. – Эй!.. Вы слышите меня?
Человек посмотрел на него невидящими глазами и промычал.
– Это врач, – сказал мужчина в пижаме. – Врач «скорой помощи». Его кто-то вызвал для пациентки.
– За…адерж…ите… Он у…увез ее… – едва слышно проговорил врач.
– «Скорая», москвич! – крикнул Саня. – «Волжанка»-фургон с мигалкой!..
Они выбежали во двор, прорвались сквозь толпу сумасшедших к «форду».
С причалившего катера на берег высаживались какие-то люди, но в темноте было не разглядеть, кто они.
Евгений завел двигатель, помчал по Слободской линии в ту сторону, куда уехала «скорая помощь».
– В скалы на Дятлов пошел, больше некуда! – догадался Саня. – Там Хобровская пристань. Сейчас узнают, что Грошевской здесь нет, и пошлют туда катер. Давай за ним по грунтовке, а я попробую морем!.. Притормози!..
Вцепившись глазами в узкую полосу грунтовки, освещенную единственной фарой «форда», уцелевшей в перестрелке, Евгений протаранил ворота и сбросил газ, дав возможность Сане выпрыгнуть на прибрежную гальку.
Забирая круто вверх, дорога серпантином овивала высокую скалу. С того момента, как «скорая» отъехала от корпуса диспансера, прошло минут пятнадцать. За это время Грошевскую успели увезти далеко, но ничего, кроме как продолжать преследование, не оставалось.
Пренебрегая правилами езды по горным дорогам, Евгений держал предельную скорость. Луч уцелевшей правой фары скользил по отвесной стене, к которой он прижимал «форд» почти вплотную; черное пространство слева казалось бездной Тартар. Мотор «форда» рычал натужно, постукивал и пару раз угрожающе чихнул – вероятно, ему еще предстояло находиться в ремонте, – но все же тянул. Восточная сторона скалы оказалась плоской, километра два дорога шла параллельно уровню моря, и этот простой отрезок сэкономил минуту. За крутым поворотом направо начинался спуск – огибая скалу, серпантин вел к морю. Из-за незнакомой дороги и ограниченной видимости пришлось сбросить газ и плотнее прижаться к отвесу.
Метров через триста неожиданный одиночный выстрел разбил ветровое стекло. Евгений резко затормозил. Второй выстрел угодил в фару, и «форд» ослеп. Выскочив через пассажирскую дверь, Евгений оказался в буквальном смысле между небом и землей: сверху на него смотрели звезды, далеко внизу виднелись огоньки поселка. Луна пряталась по ту сторону скалы…
Скрываясь за высоким каменным фундаментом ограды, Саня спустился к пристани. Пятьдесят метров, отделявшие его от катера, освещала луна.
По палубе лениво прохаживался человек. Атуев уже скорее всего дошел до «психушки» и сейчас вернется обратно. Вряд ли он отправится в погоню за «фордом» по суше – дорога одна, морем наперерез получится вдвое быстрее.
Времени на раздумье не осталось. Стараясь не шуметь. Саня опрометью бросился к воде. Чтобы оказаться вне поля зрения охранника, пришлось зайти по пояс, но волны окатывали его с головой. Добравшись до правого борта, он подтянулся на руках. Шум моря позволял передвигаться по палубе относительно свободно.
– Заводи мотор! – ткнув стволом в спину охранника, приказал Саня и снял автомат с его плеча. – Быстро!.. Считаю до трех!..
Боевики были уже на пристани, когда взревел мотор и катер стал отчаливать.
– Эй! Эй, стой! Куда?! – закричали они в один голос.
С палубы стремительно удаляющегося катера ответили длинной автоматной очередью.
Фургон «скорой помощи» занесло на спуске. Задняя часть его зависла над пропастью; на капоте, удерживая равновесие, сидел Евдокимов с пистолетом в руке. Острый выступ скалы приходился на середину днища, уподобив длинную машину весам. Стоило Евдокимову пошевелиться, и она бы рухнула вниз вместе с Грошевской.
– Стреляй, стреляй! Чего ждешь? – смеялся Евдокимов, глядя в черную пустоту.
«Если считать ветровое стекло и фару, да еще два выстрела в меня, то у него осталось четыре патрона, – думал Евгений, глядя на него из-за выступа в скале. – Если он, конечно, стреляет из «Макарова»… А там, как говорил Ваня Кравцов, «черт его маму знает»… И есть ли у него запасная обойма?..»
Он выстрелил вверх. Евдокимов ответил на вспышку вслепую. Евгений перекатился на противоположную сторону тропы. Это приблизило его еще на три метра. Выстрелил еще. Евдокимов послал пулю точно в то место, где он стоял до этого. Евгений вскрикнул.
– Не валяй дурака, Столетник! – снова послышался смех. – А то ведь я сейчас встану.
«Можно затаиться и подождать до рассвета… А что это даст? Встанет он сам или свалится с капота убитым – Грошевской каюк. Чего же он в таком случае ждет? Подмоги?.. А может быть, в салоне и нет никакой Грошевской?.. Почему она не выскочит или хотя бы не подаст голос?..»
Евгений прицелился и выстрелил в боковое стекло.
– Осторожней, ты! Женщину застрелишь!
– Да нет там у тебя никакой женщины!
– А ты подойти посмотри!..
«Пьяный, – догадался Евгений по идиотскому смеху. – Оттого и не справился с управлением… Или укололся… Да, так смеялась Вика… У него осталось два патрона…»
Нужно было приблизиться метров на пять, чтобы успеть удержать «волгу» в равновесии, но с того места, где находился Евдокимов, дорога хорошо просматривалась. По крайней мере, дать ему расстрелять обойму…
Евгений выстрелил в «маячок» на крыше. Отскочил. Выстрел Евдокимова был явно прицельным – пуля чиркнула о камень в полуметре от него и срикошетила, противно жужжа. Это заставило Евгения откатиться еще ближе к краю.
– Веселей! – крикнул Евдокимов. – За мной сейчас приедут. А тебе помощи ждать неоткуда!..
Со стороны Приморска, вид на который перекрывала скала, послышался стрекот вертолета. Евгений дважды выстрелил по передним колесам «волги». Это не намного, но все же перевесило ее. Ответный выстрел оказался последним – вслед за ним послышался сухой щелчок. Евгений встал в полный рост, держа «узи» и «ППС» в вытянутых руках, вышел на дорогу. Евдокимов сдвинулся вперед и поставил одну ногу на камень. Фургон качнулся, заставив Евгения остановиться.
– Послушай, Евдоким, ты хоть понимаешь, что тебе крышка – так или иначе?
– А ты понимаешь, что Грошевской тоже крышка – так или иначе? – спросил Евдокимов уже серьезно. – Вот и выбирай.
– А что мне твоя Грошевская? Я на ней жениться не собираюсь.
Многоцелевой «уэссекс» завис над пропастью; по скале заскользил луч прожектора.
– Ладно, сыщик. У меня в салоне шесть тысяч баксов осталось – выхватить не успел. Ты подгоняешь свою тачку и бросаешь мне трос. Делим поровну – и я ухожу. Даю тебе пять секунд на размышление. Раз!..
«Вот почему он не уходил!» – понял Евгений и засмеялся:
– Ищи дурака, Евдоким!.. «Поровну»!.. Нет уж, я цепляю трос и забираю все. А за это даю тебе уйти. Думай!
– Два!..
– Три! – ускорил счет Евгений.
Прожектор «уэссекса» осветил «форд».
– Договорились, – сдался Евдокимов.
Не опуская стволов, Евгений попятился к «форду». Заводить его не пришлось – дорога шла под уклон. Выжав сцепление, он подкатил к фургону, поставил «форд» на ручник.
«Оставайтесь на месте! – раздался с небес голос громовержца. – Сопротивление бесполезно!»
Очевидно, в вертолете плохо понимали ситуацию.
– Шевелись! – занервничал Евдокимов.
Евгений подцепил трос к буксирному устройству, свободный конец бросил Евдокимову, но тот его не поймал. Он попытался наклониться, но фургон снова угрожающе закачался над пропастью.
Вертолет снижался.
Евгений схватил трос, продел его в разбитое стекло, зацепил за стойку рамы и защелкнул карабин. До тех пор, пока трос оставался ненатянутым, фургон был в опасности.
– Где деньги?
– Сзади.
Лезть в фургон было рискованно. Если это обман – Евдокимов встанет, как только он окажется в салоне. Трос может не выдержать… Рывок потянет «форд»… Но какой смысл был в том, чтобы торчать здесь столько времени – не из-за Грошевской же!.. Нет, без денег он не уйдет.
– Брось стволы! – Пока Евдокимов чувствовал себя хозяином положения.
В этом он был по-своему прав: оружие в руках Евгения не давало гарантии его свободы. Но что помешает ему встать раньше, чем Евгений вылезет из «волги» с деньгами?
– Как только достану деньги, Евдоким.
– Сейчас! – привстал тот.
Фургон качнуло.
Ситуация была практически неразрешимой. Можно было поторговаться: вначале вытаскиваем Грошевскую, – потом деньги, – и на этих условиях выбросить стволы. Но с вертолета сбросили трап, Евдокимов спешил. Счет шел на секунды.
– Черт с тобой!..
Стволы полетели в пропасть.
Евгений рванул дверцу, перегнулся через спинку сиденья, готовый выскочить в любую секунду… Алчность взяла верх – Евдокимов не уходил.
– Быстрее!.. Что ты там возишься?!
Можно было напомнить ему об условиях пари, но, соблюдай он эти условия, он бы побежал, как только Евгений остался безоружным…
Грошевскую нашпиговали снотворным. Она лежала на носилках в заднем отсеке фургона. Отбросив спинку пассажирского сиденья, Евгений, в любую секунду готовый выскочить из салона, потянулся к сумке… но вместо нее схватил Грошевскую за ноги и изо всех сил рванул на себя… Евдокимов понял маневр: вес Евгения – семьдесят пять, да плюс шестьдесят переместившихся вперед килограммов Грошевской прочно поставили «волгу» на передок. Вскочив с капота, он попытался столкнуть машину, но Евгений помешал ему сделать это. Удар ногой отбросил Евдокимова на середину дороги. Рыча и матерясь, он попытался прорваться к «форду». В темноте Евгений не заметил ножа в его руке… Лезвие пропороло мышцы на животе. Не чувствуя в горячке боли, Евгений нанес ему сильный удар в челюсть, и для того, чтобы не свалиться с обрыва, Евдокимову пришлось выбросить нож и ухватиться за ограничительный столбик. На мгновение он оказался за пределами освещенного вертолетным прожектором круга.
«Не двигаться!..» – приказали с неба. По трапу спускались люди,
Под покровом темноты Евдокимов стал уходить вверх по серпантину. Евгений бросился за ним. С каждым шагом боль в животе была все ощутимее. Казалось, вот-вот вывалятся наружу кишки. Зажав ладонью рану, он старался не потерять из вида убегающего Евдокимова. Достать его нужно было как можно скорее: по рации объявили поиск террористов с заложниками. Террорист – это он, Столетник, а Евдокимов – милиционер, который его преследует. И попробуй доказать обратное в «свободной зоне», где, как говорил Ваня Кравцов, законы не писаны…
И все же Евдокимов выдохся первым. Добежав до отвесной площадки в стороне от дороги, он повернулся к преследователю лицом:
– Что… сыщик… истекаешь? – осклабился. – Сколько же тебе платят за твои подвиги?..
– За тебя – шесть тысяч баксов…
Прижимая к ране ладонь, он почувствовал, что силы уходят – сказывались усталость и потеря крови; ноги становятся ватными; горячая кровь стекает по ногам…
Евдокимов достал удавку и стал в стойку готовности. Евгений нападать не спешил. За спиной убийцы Павла Козлова зияла черная бездна…
На фоне черного звездного неба спецназовцы в сферах и бронежилетах были похожи на инопланетян. Из «волги» вытащили Грошевскую.
– Корецкий! – крикнул лейтенант, склонившийся над ней. – Свяжись с «Первым», скажи, «вертушка» сесть не может, пусть высылают «скорую»!..
Пятеро, высвечивая путь фонарями, побежали вверх по склону.
Со стороны Дятлова навстречу им мчался автомобиль. В световую полосу фар попал Евгений. Лежа на спине, он зажимал ладонью рану на животе, другой рукой мертвой хваткой держа удавку. Натянутая, как струна, она уходила в пропасть.
– Держи его, москвич! Держи! – на бегу кричал бегущий впереди остальных Кравцов.
– Я держу, держу, Иван, – улыбнувшись, прошептал Евгений.
Кравцов со Ставровым легли по обе стороны от него, подползли к краю пропасти и, ухватив Евдокимова за плечи, втащили на площадку.
Шея его была в петле. Трудно себе это было представить – как Столетнику удалось накинуть петлю на Евдокима. Другой конец плетеного шелкового шнура врезался в мясо на запястье Евгения. Евдокимов был мертв.
– Тю ты, черт твою маму знает, москвич! – сплюнул Кравцов. – А на хрена ты его держал?
– У него… моя зажигалка… осталась… у меня… на катере ее… забрал… подарок невесты…
Кравцов заглянул в его глаза. Они были широко раскрыты и смотрели в небо.
– Слышишь меня, москвич?.. Ты чего это?.. Ты не помирай, не надо!..
Евгений отнял от живота окровавленную ладонь и показал на звезды:
– Смотри, Иван… Рысь…
И закрыл глаза.
ГОЛОС ГРОШЕВСКОЙ… и она, и я выросли в детдоме. Отец мой Ярмаш Виктор Пантелеевич уехал на целину по комсомольской путевке, мать нас бросила, к другому ушла. Отец пил, пока не погиб под комбайном. Очень похожи были биографии. Да и внешне тоже… Обе нерусские: я – казашка по матери, она – татарка. Подружились в первый же день, когда пришли сдавать документы. У нее деньги были, шестнадцать тысяч на книжке. Она сняла квартиру в центре. Говорила, не уедет, даже если не поступит. Но сдавала хорошо. Характеры у нас были разные. Она тихоня, а я – оторва. Уже через три дня с мальчиками познакомилась, и ее познакомила. Глебов и Матюшин. Глебов оказался сыном генерала КГБ, жил в «дворянском гнезде» в пятикомнатной квартире… Он уже на второй курс перешел, работал в приемной комиссии. Ну, мы и загуляли!.. У меня сперва две пятерки были, потом – тройка, а на последний экзамен я вообще не пошла – проторчала у него на даче. Влюбилась по уши. Так счастлива была, что все побоку!.. А Матюшин – химик, из университетской лаборатории. Машина у него была старенькая, в наследство от отца осталась. Чем-то ему Нелька понравилась, не знаю… Да и он ей вроде… А может, квартира? Она ее на год сняла… Короче, дня за два до зачисления мальчики наши приехали к нам в гости на машине этого Матюшина. С коньяком, шампанским, конфетами. Вилен Глебов мне корзину цветов преподнес, а Матюшин Нельке – плюшевого мишку… Выпили, танцевать стали. За полночь стало тесно в квартире вчетвером. Мосты уже развели, а Матюшин в коммуналке жил, на Суворовском. То есть выбор как-то сам по себе определился – Виле до дома не добраться из-за мостов, а у Сергея машина… И они с Нелькой поехали. Лучше бы… В общем. Виля ушел от меня рано утром. А Нельки все нети нет. Ждала я ее до обеда, выйти никуда не могу – она ключи случайно с собой забрала. А в обед вдруг позвонил Глебов, предупредил, чтобы я никуда не выходила, что он сейчас приедет. Через полчаса примчал на такси и сказал… сказал, что Матюшин и Нелли разбились… «Всмятку», – так он сказал. На набережной врезались в парапет, перевернулись и упали в Неву. Груду металлолома водолазы достали… Я растерялась, совсем не знала, как быть, что делать… Убежать хотела… А Глебов стал вдруг канючить, что-то об отце говорил, какой-то там вопрос решался о его назначении атташе в Данию, что ли… Короче, чтобы он нигде не фигурировал, понимаешь?.. Наверно, это нормально. А зачем ему фигурировать? Да и не виноваты мы ни в чем. Юридически. Хотя, конечно, должны были воспрепятствовать, не отпускать их пьяными… Глебов ушел. Я уже знала от него, что Нелли зачислена на журфак, а я на филологический – нет. Но я на стационар и не хотела – у меня, в отличие от Нельки, сберкнижки не было… А тут вдруг как шлея под хвост попала. Так сложилось все – одно к одному… Я же за этот месяц Нель-кину историю досконально узнала – и кто ее отец, и кто отчим. Знала, что в детдоме у нее были одни враги – что одноклассники, что воспитатели… Тот еще детдом!.. Кто ею интересоваться станет?.. Может, я и не до конца все продумала, но ухватилась за эту свою идею… И сберкнижка свою роль сыграла. На эти деньги я вполне смогла бы учиться на дневном… Так мне тогда казалось. Я тут же пошла в парикмахерскую, покрасилась. Нелька крашеной блондинкой была. Стрижку под нее себе сделала. Косынку красную купила на шею. У нее большое родимое пятно было, некрасивое такое, она его прикрывала. Платье ее, туфли надела. Посмотрела на себя в зеркало – почти-почти!.. Нас близко надо было знать, чтобы отличить. А кто нас близко-то знал?.. Тысяча двести абитуриентов на журфаке, столпотворение. В общежитии мы не жили, ни с кем, кроме Матюшина и Глебова, не сошлись. Матюшина уже не было. А Глебов… Я когда перед ним появилась «Нелькой», у него глаза чуть из орбит не повыскакивали… Я ему о своем плане рассказала. И пообещала, что если он переклеит фотокарточки на экзаменационных листах, то нигде и никогда больше не будет «фигурировать» – ни в протоколах, ни в моей жизни. Он как раз документы на зачисление готовил… Согласился. Уж не знаю, как ему это удалось, с помощью папаши или просто где-то печать раздобыл. Но условия мои принял. Я теперь думаю, что, если бы и не обращалась к нему – все равно бы за Нельку сошла. Кто там на фотографии смотрел – казашка ли, татарка ли!.. Косынки и прически в сочетании с глазами на маленькой фотокарточке вполне было достаточно…
Одним словом, я заявила в милицию о пропаже моей подруги Ярмаш Марии Викторовны. Рассказала о том, что она уехала с Матюшиным на его машине… Паспорт ее якобы не нашла – наверно, забрала с собой, сдала свидетельство о рождении, где нет фотографии. А свой паспорт потом «потеряла», мне выдали новый. Все прошло гладко, никому ничего даже в голову не пришло… Так я стала Нелли Ветлугиной. А потом… потом я протрезвела, что ли… И стала бояться. Боялась, что проболтается Глебов, боялась, что все-таки объявится кто-нибудь из Нелькиных одноклассников, боялась снимать деньги со сберкнижки, хотя подпись ее научилась подделывать досконально… Этот страх жил во мне, постоянно усиливался. Я решила выйти замуж, сменить фамилию, уехать… Подвернулся курсант военно-морского училища, который получил назначение в Севастополь. Невзрачный такой, дубоватый. Мне было все равно. Я стала Грошевской и на второй курс уже пришла в Симферопольский государственный университет имени Фрунзе. Все было спокойно, никто меня не тревожил. Я окончательно свыклась со своей новой фамилией… И однажды осенью девяносто второго года мне сказали, что меня разыскивает какой-то человек. Я почувствовала неладное, но не убегать же?.. Успокоила себя тем, что ничего, в конце концов, мне не будет. Я же Нелли не убивала, в самом деле?.. Ну, воспользовалась по малолетству, чтобы в институт поступить, пусть меня за это осудят. Что от этого изменилось на Земле? Кому от этого стало хуже?.. И встретилась с этим человеком. Это был Хализев. Он говорил со мной очень вежливо. Спрашивал, помню ли я его. Я сказала, что нет, не помню. Поинтересовался, пишет ли отчим. Я сказала – нет, не пишет. Достаточно ли у меня денег, как мне живется замужем… ну и все такое прочее. Получалось, что я его должна знать. Но этого мне Нелли никогда не рассказывала – почему он перечислял ей деньги и вообще кем он ей приходится… Попалась явно. Он говорил, что по мне соскучилась Роза Максимовна, а я не знала, кто это такая. Рассказывал, что подруга «моей мамы»… какая-то артистка… получила звание народной… Что я должна поехать в Казань и в Набережные Челны… И все время улыбался. А потом повернулся ко мне и говорит: «Может, хватит валять дурака, Мария Викторовна?.. Для роли аферистки вы явно не созрели». Я не стала с ним спорить, молча ждала своей участи. До сих пор не знаю, откуда ему обо всем стало известно. За Нелькой он наблюдал или Глебов все-таки проболтался?.. А может, Вилен рассказал отцу, а старый гэбист был как-то связан с Хализевым… Тогда он ничего не сказал, просто молча ушел – и как в воду канул. Через полгода объявился снова. Попросил меня открыть на свое имя валютный счет и дал тысячу долларов. Половину этой суммы я могла взять себе. Мужу я ни о чем рассказывать не стала, мы с ним тогда уже подали на развод.
Счет я открыла. А еще через год он потребовал, чтобы я написала дарственную, согласно которой вклад переходит к моему отцу Гридину. Я отказалась. И тогда он сказал, что упрячет меня за решетку за убийство Нелли Алексеевны Ветлугиной с целью завладения ее сбережениями путем использования фамилии… что-то в этом роде. Все документы и доказательства у него якобы есть. Сказал, что я напрасно беспокоюсь, потому что Гридин, в силу своего положения, не может открыть счет ни на свое имя, ни на имя своей жены, а так я смогу воспользоваться частью вклада. Тут же мне было предложено место на Приморском телевидении, где мне вскорости дадут квартиру и у меня будет все, что нужно. А от меня ничего, кроме молчания и покорности, не потребуется… И я подумала: черт с ним! В конце концов, я молодая, одинокая женщина. Где я заработ….
Сработал автоматический выключатель, кассета в маленьком диктофоне «сони», стоявшем на тумбочке среди банок с медом, вареньем и соками, остановилась.
Следователь прокуратуры Иван Николаевич Кравцов, украдкой поглядывая на дверь палаты, докурил, выбросил окурок в форточку.
Евгений лежал на чистых домашних простынях, которые Алевтина Васильевна меняла через день, и, положив руки под голову, смотрел и потолок.
– Значит, это и есть та самая микрокассета, из-за которой убили Павла Козлова? – спросил он.
– Получается, так.
– Зачем же она рассказала об этом Хализеву?
– А кто тебе сказан, что она об этом рассказывала?
– То есть?..
– Хализев – большой дока в технике скрытого прослушивания. Пунктик у него такой оказался. Он и Гридину авторучку со встроенным передатчиком подарил, как выяснилось. И Грошевской зажигалку подсунул. Одноразовая, обычная пластиковая зажигалка, а в ней – передатчик со скрытой антенной. И все то, о чем эта Ярмаш-Грошевская говорила Павлу, принималось и фиксировалось в машине Джарданова, которого ты грохнул ножкой стола. Эта запись хранилась на яхте в сейфе, он ее уничтожить не успел, когда его пограничники в нейтральных водах брали. Видишь, не до конца тут. У Павла же не было возможности перевернуть кассету при ней. А вот на той, что записывал Хализев, этот разговор до конца имеется. Я тебе не принес, ее «важняк» при Генеральном прокуроре, который приехал в составе комиссии, сейчас изучает. Но я тебе могу рассказать, что там дальше было… Грошевская плакала, умоляла Павла не делать все это достоянием гласности. Ради него, ради себя. Просила отдать ей видеопленку с Ветлугиным и аудиозапись разговора с ним. Павел убеждал ее встретиться с Гридиным и рассказать ему все. Но эта алчная бабенка успела привыкнуть к шикарной жизни… Наверно, когда пьяный в стельку Матюшин увозил Нелли, она подумывала о ее сберкнижке…
– Да зачем все это вообще нужно было, Иван?! Черт его маму знает! – сел на кровати Евгений.
– О-о!.. Ты меня разочаровываешь, москвич. Следственной бригаде работы года на два хватит, я думаю. Но и сейчас уже можно сказать, что все это нужно было, чтобы держать в руках Гридина. Как-никак, сейчас не назначают, а избирают. И не на закрытом партсобрании, а всем миром. Протолкнуть своего не так-то просто. Кого проталкивать? Хализева? Астраханова?.. Да кто они такие?.. А Гридина избрали. А как только он решил построить Город Солнца на бандитские деньги – пошел шантаж… «Коготок увяз – всей птичке пропасть». В ход пошла Ярмаш с учетом его давнего грешка. Если бы не ты – так и выдали бы ее труп за дочь Гридина, никто бы по нему ничего не опознал. Правда, никаких девятисот шестидесяти тысяч на счетах за границей у нее не было, все это оказалось уткой. Но счета открыты были, и положить эту сумму для них ничего не стоило, раз они за один вечер миллион проигрывали… Целый регион держали в руках, заводы и фабрики на них работали… Ладно, это дело долгое, москвич. Пора мне.