355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Приходько » Прыжок рыси » Текст книги (страница 10)
Прыжок рыси
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 05:51

Текст книги "Прыжок рыси"


Автор книги: Олег Приходько


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

3

По словам дежурной, Центральный вещевой рынок находился на территории городского стадиона в Акуловке – в пятнадцати минутах езды автобусом 21-го маршрута, начинал работу в 9 часов утра. Распорядок гостиницы Гостелерадио предусматривал расчет с постояльцами в полдень. С учетом денежного лимитa Евгению предстояло обернуться до этого времени.

Не особо рассчитывая на успех, он все же решил попробовать. В конце концов, деньги можно было сэкономить на билете – поехать в плацкартном, а то и в общем вагоне. Или дать телеграмму. Правда, кому? У сестры Таньки денег не было никогда; просить у Илларионовых (Алексей Иванович ушел из Генпрокуратуры незадолго до того, как оттуда «ушли» Ильюшенко, а Катя по-прежнему не работала) было как-то стыдно; протянуть руку Каменеву – значило признать себя виноватым в том, в чем его обвинял Старый Опер и в чем сам себя Евгений виноватым не считал; звонить Нежиным, у которых только что родилась дочь…

Решив не усложнять и без того неудавшуюся жизнь размышлениями о способах преодоления бюджетного дефицита, Евгений взял в дорогу одну из непрочитанных статей Козлова, положил в карман куртки «Скиф», съел последнее печенье «Привет» и в восемь тридцать покинул гостиницу.

Автобус пришлось ждать минут десять; за это время он успел выкурить сигарету, чего ему делать совершенно не хотелось, но что помогло приглушить некстати подступившее чувство голода (что, впрочем, кстати бывает весьма редко).

Погода не задалась, накрапывал дождик. До самой Театральной площади не работали светофоры, лениво помахивали полосатыми жезлами регулировщики в мокрых плащ-палатках, распределяя не слишком густой воскресный поток машин. У картинной галереи стояли милицейский «ниссан» и военный грузовик с надписью «ЛЮДИ» на брезентовом тенте.

На самочувствии сказывалось недосыпание. Больше всего хотелось двух вещей: спать – и домой, в Измайлово. А еще почему-то страшно хотелось увидеть Шерифа. Даже не столько Валерию, сколько Шерифа, потому что Валерия могла проявить инициативу, а пес самостоятельно приехать из Парижа не мог. Евгению все чаше начинало казаться, что в отношении Шерифа Каменев был не так уж и не прав, и кто знает, заменило ли ему (псу, конечно, а не Старому Оперу) калорийное питание пусть не самого лучшего, но все же заботливого хозяина. Ни Валерия, ни Каменев, бездумно и безответственно растерянные по жизни, не терзали его душу так, как мохнатый эмигрант поневоле. Ну да, рассчитывал остаться с Валерией, ну да, бежал от Валерии, от себя, в тот момент просто забыв о Шерифе. Он гнал от себя мысли о нелепой, не имеющей оправдания разлуке, но только чаще и чаще возвращался к ним и начинал понимать, что эйфория от перемены мест совсем не есть истинное похмелье, которое приходит с пробуждением совести. «Ты потенциальный предатель, Столетник! – все чаще и чаще оживали в памяти слова Каменева. – Ты оправдывал все свои поступки…»

В пору было снова начать пить, но он дал себе слово никогда больше не делать этого, потому что пьянка – путь наименьшего сопротивления, а значит – путь вниз.

«А что ты вообще здесь делаешь, в этом Приморске? – проснулся от внезапного рывка автобуса Внутренний Голос. – Убийцу ищешь? А если ты его найдешь – убьешь, да? И сам станешь убийцей?»

«Не задавай глупых вопросов», – отмахнулся Евгений и полез в сумку за статьей, чтобы отогнать назойливого собеседника.

«Нет, ты не мне, ты себе ответь, – не отставал тот. – Тебя просили его искать? Сказала ведь Алевтина Васильевна: «Павел не был мстительным человеком». Это поможет что-то изменить в твоей жизни?»

Евгений почувствовал, что если он не отгонит бесплодные размышления сейчас, то сойдет на ближайшей остановке, никогда больше не вернется к своей работе, но и никогда себе этого не простит. Работа… Именно работа! Почему ему раньше никогда не приходило в голову, что все это – просто его работа? И под давлением столь простого, сколь и неопровержимого довода «я здесь работаю» Внутренний Голос спрятался и больше не появлялся.

Статья называлась странно и претенциозно: «893» и была опубликована, судя по карандашной записи, сделанной кем-то на полях, 15 октября прошлого года.

«Экономика не может быть экономной сама по себе. Экономной ее должны сделать люди. Но легко сказать, сделать – трудно.

Рухнула страна. Незыблемое, согласно конституции, право на собственность поставлено под сомнение реалиями повседневности. О какой собственности может идти речь, когда главной проблемой дня стала безработица, а те, кто по счастливой случайности не потерял рабочих мест, объявляют забастовки из-за неспособности властей оплачивать их труд? Дети вместо того, чтобы учиться, бегают за джипами и «тойотами» с тряпками в надежде заработать на пропитание. Но что такое труд в стране, где миллион стоит дешевле куска газетной бумаги размером с тот, на котором напечатан этот очерк? Что такое страна, где человеческая жизнь стоит и того меньше? Огромная толкучка, наводненная брошенными на произвол судьбы гражданами, среди которых бесприютные офицеры, постигшие науку убивать и лишенные моральных ориентиров, безвременно увядающие женщины и обреченные на прозябание мужчины в расцвете сил.

Кто же заправляет на этой толкучке? Уголовники, готовые прирезать любого за миску супа и банку консервов, перехватить то, что должно попасть в государственную казну; деловары, чьи патриотические порывы проявляются только там, где составленные в обход процессуальных норм контракты сулят наживу. Валюта, сигареты, водка, женщины, наркотики стали основным товаром народного потребления на этой толкучке, а единственной целью и смыслом жизни подавляющего большинства – физическое выживание.

Животные инстинкты, звериные законы…

Стоит ли спрашивать у современного читателя, кто достигает этой цели и обретает смысл существования в подобных условиях?

Жаловаться некому: стражи законов, записанных в вышеупомянутой конституции, превратились в вооруженных налетчиков, облагающих данью торговцев, водителей такси и грузовиков, сутенеров, нищих – целые городские кварталы.

Просвещенный читатель, конечно, понял, что речь идет о положении дел в послевоенной Японии. Столь подробная экспозиция мне понадобилась лишь для того, чтобы избалованный вниманием и заботой отечественных властей читатель 90-х гг. смог себе представить, в какой трудной ситуации оказались японские власти в 1945-м…»

По мере приближения к вещевому рынку автобус заполнялся пассажирами, и теперь их набилось столько, что читать дальше стало невозможно. Евгений спрятал газету в сумку, хотел пробраться поближе к выходу, но выяснилось, что «Стадион» – конечная остановка маршрута и толкаться нет никакой необходимости. Два последних перегона автобус преодолел без остановок.

Вовсе не склонный поэтизировать барахолки, базары и прочие подобные места, где отношения между людьми строятся т взаимовыгодной основе, а сами люди делятся на два противоположных лагеря – «продавцов» и «покупателей», Евгений все же считал, что места эти – маленькие модели городов, и нет способа лучше понять и почувствовать, чем живет население, как побывать на этой самой толкучке, которую сравнивал со страной журналист Козлов.

Длинные ряды прилавков были завалены импортом. Пронумерованные прилавки разделяло расстояние, едва позволявшее разминуться встречным потокам покупателей. Снующих безо всякой цели зевак было немного. Покупатели приценивались, торговались, примеряли на себе платья, дубленки, куртки, лифчики – все поверх пальто, отсчитывали доллары, рубли и марки, опасливо прижимая сумки, портфели, пакеты и карманы. Зазывали продавцы, предлагая торг, рекламируя товар, обещая гарантии качества и до смешного низкие цены. Стариков городская толкучка не прельщала. В основном сюда приходили семейные пары и с детства ориентированная на выбор пепси джинсовая поросль.

От Лужников в Москве, республиканского стадиона в Киеве и национального – в Сантьяго стадион в Акуловке отличала плохая организация. Судя по запаху краски от прилавков и забора, по недостроенному павильону в лесах, ристалищу становление еще предстояло. Пока же товары не были рассортированы никак – взгляд быстро продвигавшегося сквозь толпу Евгения отмечал адскую смесь ассортимента: один и тот же торговец продавал сервелат и видеомагнитофон, трусы и жевательную резинку, печень трески и подшивку «Звезды» за 1946 год.

Словно в преддверии вооруженного налета, рынок был нафарширован соглядатаями и патрулями.

Проведя в этой сумасшедшей сутолоке полчаса, Евгений подошел к старику, торговавшему подержанными объективами и разнокалиберными фотобачками.

– Я гляжу, народу много, а по части фотографии вы один? – «подъехал» издалека.

– Чем интересуется молодой человек? – устремив в туманную даль поблекший от времени взгляд, безнадежно спросил торговец.

– Аппаратурой вообще. Видео – в частности.

Старик улыбнулся:

– Не местный?

– Из Москвы.

– Ох-хо-хо-хо, – последовал вздох, который мог означать все, что угодно. – Не там ищете.

– А где же?

– Магазин «Агфа» знаете?.. Конечно, не знаете. Зачем москвичу искать аппаратуру в этой фотодыре, если в матери городов русских полно фирменных магазинов?.. Хотя я, кажется, догадываюсь. Рассчитываете найти дешевый импортный товар в портовой клоаке?

Евгений кивнул.

– Поезжайте в «Агфу». Цены там ни на иену не отличаются от московских – разве что не в лучшую для вас сторону, – зато во дворе «Агфы» собираются все, кого в этом городе интересует подобная аппаратура. Товар лицом, да и консультацию получите исчерпывающую. А я по части видео не горазд, прошу пардону.

– Спасибо. Как туда доехать, не подскажете?

– Отчего же? Лесной бульвар, 3. На лес можете не ориентироваться – нет там никакого леса. Выходите сейчас со стороны западных трибун, садитесь в любой трамвайчик и проезжайте четыре остановки. Как раз – начало бульвара, там увидите.

Стрелки «командирских» неумолимо приближались к расчетному часу. Покинув территорию барахолки, Евгений понял, как все же хорошо жить на свете, как на этом свете много воздуха, простора и свободы. Словно в награду за стоически перенесенные неудобства, трамвай оказался на треть пустым. Евгений занял место у окошка и продолжил ознакомление с публицистическим экзерсисом Козлова.

«Необходимо остановить скатывание страны в пропасть. «Рыночная экономика» и «черный рынок» – понятия вовсе не тождественные: первой заправляет государство, второй контролируется преступным элементом. Было бы неверным расценивать предпринятые правительством шаги как «беспрецедентное решение», но из песни слова не выкинешь – признать наметившуюся тенденцию к сращиванию государственной и криминальной структур придется объективности ради.

В одном портовом городе (читатель, разумеется, понимает, что я имею в виду Киото. – П.К.) банда рэкетиров до того распоясалась, что с выкриками «Банзай!» и «Мы вам покажем кузькину мать!» (на чистом японском языке) ворвалась в полицейское управление и пленила весь штат его сотрудников. Что оставалось делать японским властям?.. Не берусь утверждать, звонил ли тамошний губернатор в столицу и получал ли инструкции от правительства, однако решение было принято весьма неординарное: на помощь местным властям была призвана более подготовленная и организованная, но не менее преступная банда, которая, обнажив самурайские мечи, наголову разгромила доморощенных хулиганов.

О том, что происходило дальше, читатель, конечно, догадался: бандочка-выручалочка, спасшая город от засилья «уголовных элементов», стала именоваться коллективом империалистического труда им. Робин Гуда, а власти живо смекнули, на кого следует полагаться в подобных ситуациях, тем более что оказались у своих спасителей в долгу»…

Во дворе магазина «Агфа», расположенного напротив Дворца бракосочетаний, собралось человек двадцать продавцов и столько же покупателей. Фотоаппараты, кино– и видеокамеры, пленки, кассеты, химикаты, детали к видеомагнитофонам были аккуратно разложены на складных столах и накрыты полиэтиленом. Особо сложную и дорогостоящую аппаратуру заменяли техпаспорта или таблички: «ПРОДАЮ…», «КУПЛЮ…», «ИМЕЕТСЯ В ПРОДАЖЕ…», «МЕНЯЮ…» В отличие от толкучки здешнюю публику представляли разные по возрасту и социальному положению. но объединенные общим профессиональным интересом люди.

Евгению понадобилось не более пятнадцати минут, чтобы разобраться что к чему и убедиться, что ни в рекламных листках, ни на импровизированных прилавках интересующей его камеры нет. Но найти ее он и не рассчитывал. Подойдя к наиболее, по его наблюдению, компетентному продавцу, он подождал, пока тот закончит консультировать молодого офицера-подводника с супругой на предмет покупки видеодвойки, и протянул ему найденный в комнате Павла документ:

– Скажите, пожалуйста, вам такая камера нигде не встречалась?

Тот молча взял инструкцию, долго и внимательно изучал ее, но, судя по тому, как качал головой и закатывал глаза, вспомнить ничего не мог. На помощь попавшему в затруднительное положение специалисту пришел его коллега по прилавку.

– Не видал такую, Леха?

– Немецкая, – оценил тот не то фирму, не то текст инструкции.

«Это я и без тебя знаю», – вздохнул Евгений.

– У Касьяныча надо поспрошать, – вынес вердикт специалист и окликнул стоявшего у перевернутого бутылочного ящика небритого мужчину в длинном драповом пальто: – Эй, Касьяныч, подойди-ка!

Касьяныч заснул руки в карманы, что, по его мнению, должно было придать солидности, и не спеша подошел.

– Глянь, PAL-овская игрушка. Двадцать на двадцать почти, а триста линий в центре.

– Больше там, – проворчал Касьяныч. – А на сорок пять «дэбэ» не потянет, брехня.

– Откуда знаешь?

– Сколько просишь? – посмотрел Касьяныч на Евгения.

– Да не продает он.

– А чего ж?..

Подтянулось еще несколько любопытных.

– Так, интересуюсь, – ответил Евгений.

Пауза тянулась до тех пор, пока Касьяныч не прочитал инструкцию.

– Вещь, – сказал кто-то за его спиной. – Десять «элка»! И цвет. Сигнал, наверно, идеальный.

Евгений чувствовал, как от волнения напряглись мышцы.

– Видел я такую, – сказал наконец Касьяныч. И добавил: – В каталоге.

Тоненькая ниточка надежды оборвалась. Вдруг совсем юный, по возрасту годившийся любому из собравшихся в сыновья паренек произнес:

– Я знаю, где такую купить. Если ее не продали, конечно.

– Где?

– В «Парсуне» у Ярика. На Первомайке. Я в прошлое… нет, в позапрошлое, кажись, воскресенье у него такую видал.

– В прошлое или в позапрошлое? – нетерпеливо уточнил Евгений.

– В прош… не, в прошлое я здесь был, значит, в позапрошлое. Да вам какая разница? Поезжайте и спросите, может, еще не продал.

– «Сатикон»-то? – недоверчиво покачал Касьяныч головой. Мужики загалдели, стали расходиться.

– Да он «штуку» стоит, не меньше, – бросил кто-то на ходу.

– Девятьсот баксов, – заверил Касьяныч. – По каталогу.

– Ярик дешевле отдаст.

– Почему ты так решил? – спрятал инструкцию в карман Евгений.

– Потому что без документов… – Паренек осекся и устремил на Евгения пристальный взгляд: – Вы что, из милиции?

– Почему?

– Да так…

– Как мне эту «Парсуну» найти? Это что, магазин?

– Салон. На втором этаже фотоателье, на первом – кассеты и техника. Мало, но всякая такая… диковинная, типа этого «Сатикона». Пересядете возле «Океана» на двенадцатый автобус… Только Ярику не говорите, что я вас навел…

– Да успокойся, – улыбнулся Евгений, – не из милиции я. Что, этот Ярик краденым приторговывает?

– Нет. Прием товаров от населения. Моряки привозят или так кто. Положено оформлять – паспорт, квитанцию. Потом налоговая инспекция продавцов вздувает – невыгодно. Ярик иногда сразу за баксы берет, без оформления. Если деньги срочно нужны. Дешевле, конечно… раза в полтора.

– Ясненько, – Евгений протянул ему руку, – спасибо. У моего приятеля в Париже есть такая камера. Понравилась она мне, да денег не хватило. Давно ищу.

Успокоив паренька, он кивком поблагодарил Касьяныча и пошел со двора. Было без пяти двенадцать, но окрыленный появлением зацепки Евгений решил довести начатое до конца.

Первомайский район находился в западной части города; по словам пассажиров получалось, что дорога до «Парсуны» займет не менее двадцати минут.

«В позапрошлое воскресенье… – размышлял Евгений, трясясь в хвостовом вагоне. – Значит, третьего. Сразу после убийства. Если это та самая камера, то выходит, Пашка действительно сбыл ее Ярику, чтобы расплатиться с кредиторами, – не убийца же побежал ее наутро сдавать…»

У магазина он пересел в автобус двенадцатого маршрута, тщетно попытался открыть окошко – едко пахло выхлопным газом. Миновав переулок, в котором находилась знакомая гостиница «Парус», автобус развернулся и стал удаляться от моря в направлении железнодорожного вокзала. Евгений подумал, что хорошо бы заодно купить билет домой, но все теперь зависело от Ярика, которого он не знал, но в глубине души уже ненавидел.

Несмотря на более чем прозрачные намеки, фельетонную интонацию и неоправданную игривость стиля, очерк «893» начинал Евгению нравиться.

«П. говорит, что намек в «893» Г. понял. Отлично!..» – вспомнилась ему дневниковая запись Козлова.

«Полянский вхож к Гридину?!» – почему-то только сейчас подумал он и погрузился в чтение.

«Славная семья бандитствующих «патриотов» прославилась и в столице. С помощью пулемета она подчинила себе для начала толкучку у вокзала «Симбаси», а затем и толкучку, в которую превратилась страна. Только уже не с помощью пулеметов, а с помощью правительства, в качестве компенсации за помощь закрывшего на некоторые издержки поведения соратников и без того узкие глаза.

Искушенный в вопросах криминальной политики (благодаря демократической прессе, разумеется, которую имеет честь представлять и ваш покорный слуга. – Л.Х.), читатель знает, что в результате любви между бандитами и Властью рождается ребенок по имени мафия. Итак, одна часть мафии – агрессивная и преступная – в Японии называется «якудза»; другая – пассивная, хотя и не менее преступная – Властью (хотел поименовать ее правительством, да побоялся обидеть тех, кто правительством не является: полицию, судебных чиновников, промышленников, элиту и пр.).

Методы «якудзы» были сформированы и апробированы от самого ее основания – еще в XVIII столетии, в условиях безраздельного господства военно-полицейского аппарата в период застоя, выразившегося в принудительной изоляции от внешнего мира (полагаю, читатель достаточно политически грамотен, чтобы не путать японский застой с отечественной стагнацией, знакомой из курса новейшей истории). К методам «якудзы» относятся: беседа, разъяснение, убеждение, сотрудничество на договорной основе с теми партнерами, которые их разделяют. К тем же, кто сотрудничеству противится, «якудза» применяет не менее прогрессивные, хотя и несколько более агрессивные методы воздействия: насилие, шантаж, угрозы, террор…

Что же касается Власти, то ее пассивность по отношению к «якудзе» является не столько методом, сколько способом существования. И условиям их с «якудзой» сосуществования…»

– Молодой человек, вы «Парсуну» спрашивали? – тронула Евгения за плечо женщина. – Вам на следующей выходить.

– Спасибо.

«Намек Г. понял», – снова вспомнил Евгений. – Какие уж тут намеки!.. Эка невидаль – власть сотрудничает с мафией. А где она не сотрудничает с ней, в Москве, что ли? Попробуй не посотрудничай – перестреляют всех в одночасье, и дело с концом. «Якудзой», «Черной кошкой», «Неуловимым Джо» быть никому не возбраняется, лишь бы на преступлении не попался. Раньше в столице банда убийц «Черная кошка» орудовала – все население в страхе держала, а теперь издательство ее именем называется – и ничего. Все читают, и никто не боится… Можно подумать, в Японии за решетку не сажают. А улик, фактов, доказательств у тебя, Паша, и нет. Потому-то тебя и печатали – на потеху. Слова, слова, слова… Ты, конечно, не прокурор, я понимаю. Как журналист, со своей задачей справлялся – тыкал пальчиком в больные места. Только собака ведь лает, а караван идет?

Идет караван, Паша. И ни тебе, ни мне его не остановить. Может, правильной дорогой идет, а?..»

Металлическая полусфера крыши делала «Парсуну» похожей на беременную устрицу.

К разочарованию Евгения, видеосалон на первом этаже не работал. Помимо ателье и видеосалона, «Парсуна» включала киоск по продаже видеоаппаратуры и мастерскую по ее ремонту, прокат кассет, рекламное агентство. На втором этаже обращала на себя внимание стеклянная дверь под красочной вывеской «ЖИВЫЕ ЦВЕТЫ – В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ГОДА!».

– Слушаю вас, – подошел к Евгению человек неопределенного пола и возраста с гладко зачесанными назад рыжими волосами. – Будем фотографироваться?

«Где-то я его видел? – брезгливым взглядом измерил Евгений подошедшего. – Кажется, в крематории. Нуда, церемониймейстер из ритуального зала!»

– Мне нужен Ярик из видеосалона.

Тон администратора тут же перестал быть официальным и потеплел.

– Ах, вы к Ярославу Богдановичу? – жеманно, с придыханием воскликнул он.

«Педрило», – понял посетитель.

– Вы знаете, его, к сожалению, нет. Он, к сожалению, заболел.

– К чьему сожалению? – начал злиться Евгений.

– Как?.. А-а!.. Ко всеобщему, разумеется. Может быть, я чем-нибудь могу…

– Не можешь. Разве что домашний адрес.

– Ярослава Богдановича?

– Не твой же. Где он живет?

Администратор обиженно надул губы.

– Не знаю.

– Ой ли?.. Ну так узнай! И поживее.

Ярко выраженный представитель тех, кого в устаревшей официальной лексике называют «меньшинствами» и кто давно уже, судя по передачам ОРТ, составляет большинство, особенно в богеме демократического «ренессанса», крутнулся на каблуках, сделал несколько шагов к тяжелой бархатной портьере, отделявшей вход в фотоателье, но затем решил «вспомнить» адрес Ярика без предварительной консультации.

– Ах да, да… Я вспомнил. Он живет на улице Пирогова. Дом двенадцатый, это легко – как автобус, который сюда ходит. А квартира… квартира справа на четвертом этаже в первом подъезде.

– Телефон у него есть?

– Телефон?.. Телефон я могу вам дать, но он его отключил Он, знаете ли, болен…

– У него что, СПИД?

Администратор вздрогнул:

– П-почему… СПИД?

– А у вас ещё и зубы болят? – сплюнул Евгений и удалился вниз по лестнице.

«Ярослав Богданович» – это навсегда, – подумал он с не приязнью. – Ха-ар-роший салон!..»

Разузнав у прохожих, как найти улицу Пирогова, он закурил но успокоения это не принесло. И оттого, что стрелки часов коснулись полдня, оттого, что приходилось терять время, а стало быть, и деньги, от неопределенности, голода, безденежья, плохой погоды, не до конца ясной своей миссии, «птичьего» статуса, удаленности от дома и какой-то непреодолимой, роковой обреченности на одиночество – от всего этого вместе ему безумно захотелось бросить все к такой-то матери и уехать поскорее из этой «портовой клоаки» в Москву, Париж, а то и просто куда глаза глядят.

«Ага! – тут же откликнулся предательский голос. – А я тебе что говорил?.. Ты погоди, это еще цветочки. Ягодки, брат, еще впереди!»

«ЖИВЫЕ ЦВЕТЫ – В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ГОДА!» – вспомнилась рекламная вывеска в «Парсуне».

«На-до-е-ли! Написать бы статью о цветах…» – всплыла перед глазами запись в блокноте Павла.

Обратно ехал в том же провонявшем бензином автобусе. Смотрел на прохожих, дома, заборы и постепенно приходил к выводу, что «охота к перемене мест» должна подкрепляться отсутствием конкретных целей, иначе путешествие превращается в скучную командировку, а крики чаек надоедают быстрее, чем наступает долгожданный покой.

«Написать бы статью о цветах»… Что ты, Паша, все вокруг да около?.. Что ты меня за нос-то водишь?.. Боялся, что блокнот твой попадет в чьи-то грязные руки?.. Или… или смерти ждал?..

А ведь не спрячь мама твой дневничок – лежать бы ему сейчас вместе с проявленной пленкой «Кодак» в следовательском столе. Но тебе-то в случае смерти было бы не все ли равно?.. Кого-то не хотел подставлять?.. Грошевскую, которая наводила тебя исподволь на чей-то след?.. Впрочем, заметки твои могли быть чем-то вроде узелков на память, остальное ты держал в голове…»

«Выгодно ли Власти дружить с «якудзой»? Праздный вопрос, читатель, не правда ли? Зачем же подвергать риску жизни агентов, внедряя их в организованные преступные группировки, если можно заглянуть в общедоступный справочник и позвонить любому члену семейства «якудзы» прямо домой? Зачем тратить бешеные деньги на борьбу со шпаной, разрозненными рэкетирами, сутенерами и прочим криминальным сбродом, если «якудза» делает это лучше, тем более добровольно, хотя и не совсем бесплатно?.. Да «якудзу» в пример нужно ставить! Без демонстраций, митингов и забастовок, на основе строгого соблюдения принципов демократического централизма люди кормятся сами и кормят Власть. По улицам в Японии можно ходить спокойно, не в пример Нью-Йорку или Казани: никакой тебе, понимаешь, преступности! И ряды безработных стали редеть: проведя обряд посвящения в мафию невостребованных солдат и офицеров императорской армии, «якудза» сняла головную боль Власти. Зажглись в кварталах красные фонари – перестали увядать японки. Обрадовались скучавшие до сих пор домохозяйки: теперь лекарства им приносят прямо на дом. Можно в таблетках, можно в ампулах. И «якудзе» выгодно, и Власть довольна: самый надежный бизнес, который в отсталых странах называют торговлей «белой смертью» – в надежных руках! Чем бедному японцу защитить себя, не окажись поблизости кого-нибудь из 100-тысячной семьи «якудза»? И это предусмотрели: за умеренную плату можно приобрести оружие подходящего калибра.

Власть, конечно, морщится – ей по статусу так положено. Морщится и… отворачивается: «Глаза бы мои, мол, не смотрели!» Игра, значит, такая (по-японски «жмурки» называется).

Случись японцу оказаться на мели – тоже не беда. Подконтрольные «якудзе» ростовщики к вашим… простите, к его услугам! Берет деньги взаймы, пишет расписку, указывает в ней сумму с учетом 70 % годовых – и может себе ни в чем не отказывать. Ну уж если не вернет – тогда процент удвоится.

Можете вы себе представить это где-нибудь в Воронежской губернии?

Отношения между ростовщиком и клиентом должны строиться на честной и взаимовыгодной основе. Выгодно попавшему в затруднительное положение обывателю, выгодно ростовщику, выгодно «якудзе»: ростовщичество – идеальная возможность «отмыть» денежки, заработанные на нелегальном бизнесе – торговле наркотиками, к примеру.

Может помочь оказавшимся во временном затруднении Власть? Нет. Потому что Власть, как водится, сама в постоянном временном затруднении. А «якудза» может! Тем более что тайна подобных займов охраняется незыблемыми мафиозными законами. Это, понимаете, не банк «Менатеп», где любой следователь может получить информацию о вкладах…»

В подъезде, где проживал гомосексуалист, спекулянт и Ярослав Богданович в одном лице, пахло мочой и вареными курами. Оказавшись перед обитой в прошлом столетии дверью, Евгений нажал на кнопку звонка. Никто не откликнулся. Дверь отворилась со зловещим скрежетом сама по себе, стукнулась о похожий на гроб комод, не иначе, приготовленный к выносу.

«Еще один Кравцов», – решил Евгений, вспомнив о приеме в Корабельном переулке.

С кухни доносилось шипение чего-то вонючего на сковородке. Он вошел в квартиру, оказавшуюся коммуналкой, каких по его представлениям уже не должно было быть вовсе, – немыслимо большой и оттого неухоженной, как Россия. У плиты стояла женщина лет шестидесяти с прямыми седыми волосами, скрепленными старомодным перламутровым гребнем на затылке. Орудуя большой деревянной ложкой, она переносила из миски на сковородку водянистую массу, источавшую тот самый запах, который Евгений почувствовал, едва войдя в подъезд.

– Здрасте! – постучал он о косяк.

Женщина обернулась и всмотрелась в его лицо так пристально, что ему захотелось немедленно умыться.

– Ярик дома?

– Нет! – крикнула она вдруг. – Нету!

– Он болен?

Она приблизилась на полшага, не сводя сверлящего взгляда с его лица.

– Что?.. Он?.. Ага!.. По бабам!.. Принесут, жди!.. Водку хлещет небось!.. Мало ему понаддали!.. Раз-гиль-дяй!.. И ты небось… Пошел!..

Она говорила отрывисто, выкрикивая слова, как на несанкционированном митинге, точно в любой момент ее могли снять с трибуны и посадить на тюремную диету.

– Где он водку-то пьет? – совсем сник Евгений, опустив глаза на рассохшийся, никогда не мытый пол.

«Человечину жарит… небось», – подумал он, подавляя приступ тошноты.

– А?.. Инка!.. Инка!..

– Мама, успокойтесь, – послышался сзади не то приказ, не то мольба.

Женщина лет тридцати пяти в глухом синем платье ниже колен смотрела на Евгения огромными глазами. Если бы не вдавленная мелкая челюсть, делавшая выражение ее лица таким, словно она не переставала удивляться миру от самого своего рождения, ее можно было бы назвать пусть не красивой, но уж, во всяком случае, нормальной.

– Мама глухая, – взяла она Евгения за локоть, выводя из кухни в коридор. – И нервная. Не обращайтесь на нее.

Слово «не обращайтесь», по-видимому, означало «не обращайте внимания» и «не обижайтесь» одновременно.

– Мне Ярик нужен, – нетерпеливо сказал непрошеный гость.

– А я вам скажу, – пообещала она. – Меня Аленой звать. Или Аллой. Я его сестра.

От нее отдавало интеллектом хохлушки и похотью самки скунса.

Она так и держала его за рукав и смотрела куда-то в одну точку немигающими глазами-блюдцами.

«Чего от нее хотеть, если у нее брат Ярослав Богданович», – подумал Евгений.

– Ярик где? – спросил он раздраженно. – Быстро, я товар привез, меня тачка ждет!

Она неожиданно и громко захохотала, всплеснув руками и притопнув:

– А-аа!.. Иии!.. – тряхнула головой. – Давай топор, давай, ну?!.

– Где Ярик?! – Евгений чувствовал, что еще несколько секунд – и он начнет выколачивать из нее сведения о брате кулаками.

– Свадьбу снимает. В Доме счастья на Лесном.

– Как это… снимает?

– На видео. Иностранца женят.

Он вышел, не сказав ни слова, и до самой парадной двери слышал вслед ее сумасшедший хохот.

Нужно было обладать либо недюжинной силой воли, либо гипертрофированным чувством юмора, чтобы не броситься под трамвай или не захохотать наподобие этой Инки-Алены-Аллы, сестры делового педераста из «Парсуны». Он шел по улице с бешеной скоростью и собирался идти так до тех пор, пока встречный ветер не приведет его в чувство и он не перестанет быть опасным для общества. Мысль о том, что стоило перейти через дорогу от «Агфы» – и ему не пришлось бы сталкиваться с окружением этого проклятого Ярика, приводила Евгения в замешательство. Сказать, что ему не повезло, означало бы ничего не сказать. В довершение ко всему трамвай, в который он вскочил в последнюю секунду, оказался не тем и привез его в какие-то трущобы – пришлось возвращаться обратно, успокаивая себя счетом по-корейски.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю