Текст книги "Прыжок рыси"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

5

Побеседовав с уборщицей, которая приводила в порядок комнату Павла Козлова, Евгений прогуливался вдоль ограды городского сквера, стараясь не выпускать из поля зрения отрезок пути от автобусной остановки до дверей общежития журналистов.

«Странно, что «диск-жокей» ведет себя как ни в чем не бывало, – раздумывал он, поглядывая на темное окно Полянских. Решил, что все уже позади и нечего опасаться?.. Но если даже от мести его косвенную причастность, то сам факт зверского убийства за стеной должен был наложить хоть какой-то отпечаток ни его поведение?.. Или у него железные нервы, или напрочь атрофирована совесть».

Исключать вероятность сотрудничества Полянского с opганами, о чем говорил Васин, Евгений тоже не стал, а потом; решил перехватить «диск-жокея» на улице, чтобы не дать перезвонить своим опекунам.

Он успел основательно продрогнуть, пока наконец дождался автобуса, из которого вышло семейство Полянских – сам Виктор Денисович, его супруга и сын, мальчик лет семи. Перейдя через улицу, Евгений направился за ними следом.

– Разница в том, – объяснял Полянский сыну, – что пианино – инструмент маленький, а рояль – горизонтальный большой, похожий на птицу с одним крылом. Это концертный вид фортепиано…

– Добрый вечер, Виктор Денисович, – поравнялся с ним Евгений. – Не иначе, из филармонии?

Поправив на переносице очки, «диск-жокей» всмотрелся его лицо.

– Здравствуйте, – узнал недавнего собеседника. – Виктор… Евгеньевич, если не ошибаюсь?

– Евгений Викторович, – уточнил детектив, неохотно отвечая на рукопожатие.

– Мариша, это приятель Павла Козлова, из Москвы, – последовало сухое представление.

– Очень рада, – знакомство с приятелем убитого соседа явно не доставляло ей удовольствия.

Дальше пошли вчетвером.

– Как дела? – спросил Полянский и тут же уточнил, что именно его интересует: – Когда собираетесь в Белокаменную?

– Скоро. Вы не уделите мне минут десять?

Ответ последовал не сразу. Полянский замедлил шаг, посмотрел на часы, давая понять, что разговор в его планы не входит и что лучше его перенести.

«Брать тепленьким!» – твердо решил Евгений.

– Конечно, – обреченно развел руками тот. – Зайдете?

– Нет, спасибо. Прогуляемся, если не возражаете?

У двери общежития Полянский напутствовал домочадцев:

– Сейчас я, Мариша, ставь чай… Володя, ужинать и спать!..

Оставшись вдвоем, они медленно пошли в направлении мостика через поросший кустарником канал.

– Виктор Денисович, – начал Евгений, не глядя в его сторону, – Алевтина Васильевна рассказывала мне, что была у вас в гостях вместе с сыном после возвращения его из Франции?

– И что из этого? – не сумел Полянский скрыть напряжения.

«Волнуется. Возьму без проблем!»

– У вас есть видеомагнитофон?

– Да. Видеодвойка.

– Давно приобрели?

– Послушайте! – ни с того ни с сего вспылил Полянский, – не говорите загадками. Вам Козлова наверняка рассказала, что я купил телевизор накануне его отъезда. Мне нужна была «двойка», ему – деньги.

– А что вы так нервничаете, Виктор Денисович? – Евгений старался говорить как можно ровнее.

– Не люблю, когда начинают «подъезжать» издалека! Говорите прямо, что вам нужно.

– Прошу прощения, я не учел вашего пристрастия к правде и прямоте.

Полянский резко остановился, уставился на собеседника:

– Вы говорите со мной тоном прокурорского следователя, хотя таковым не представлялись, если мне не изменяет…

– Да не изменяет она вам, не изменяет, успокойтесь, – деланно улыбнулся Евгений. – При чем тут вообще прокуратура? Или вам есть что скрывать?

– Мне нечего скрывать, – нетрудно было заметить, каких усилий стоила «диск-жокею» видимость спокойствия. – С чего вы взяли?

– Мне так показалось, – продолжил путь Евгений.

– Нельзя ли все-таки узнать, кто вы?

– Приятель Павла Козлова. И не делайте вид, что вы меня не узнали. Вы же смотрели кассету о поездке Павла вместе с ним Алевтиной Васильевной.

Полянский словно собрался воскликнуть: «Ба! Знакомые все лица!», но вовремя понял, что это прозвучит неубедительно.

– Да, – обиженно буркнул он в сторону и презрительно усмехнулся: – С Ельциным в обнимку.

Эти слова и тон, которым они были произнесены, должны были означать: «Пьяный в стельку». Павел и Евгений поочередно снялись рядом с куклой, обликом повторявшей Президента, сделанной в масштабе «один к одному».

– Ну вот, видите?

– Вижу, – шумно выдохнул дым Полянский. – Чего вы от меня хотите?

– Посмотреть эту видеокассету – и ничего больше. Потому-то я и спросил, есть ли у вас видеомагнитофон.

– Есть, но он… неисправен. К тому же поздно.

– А вы не могли бы дать мне на время эту кассету? Я найду возможность посмотреть ее в другом месте.

– Нет.

– Почему?

– Потому что у меня ее нет.

– Где же она?

– Это была не моя кассета.

– Я понимаю. Но вещи Павла забрала Алевтина Васильевна. Кассеты среди них нет.

– Послушайте, уж не подозреваете ли вы меня в том, что украл эту чертову кассету?!

– Тише, Виктор Денисович, тише, – оглянулся Евгений. Зачем же так кричать – люди спят… Да, подозреваю. Но вам-то что до моих подозрений? Совесть ваша чиста, да и у меня нет никаких доказательств.

– Ну, знаете! – швырнул Полянский оземь недокуренную сигарету. – Вы… вас… Какие у вас основания?! Если вы кого-то… какие-то органы представляете, то, пожалуйста, вызовет меня повесткой, официально.

– А вы хотите?

– Чего?

– Официального следствия?

– Меня уже приглашали в качестве свидетеля. И мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.

– А в качестве подозреваемого вас еще не приглашали?

Пауза длилась несколько секунд.

– Вы что, думаете, что это я… убил Павла?! – спросил Полянский упавшим голосом.

– Нет, что вы! – успокоил его Евгений. – Я так не думаю. Я на своем веку повидал убийц и должен вам сказать, что ни на одного из них вы не похожи. Вы можете разве что кота бездомного убить.

– В чем же вы меня тогда подозреваете?

– В краже видеокамеры «Сатикон», принадлежавшей Козлову, – Евгений достал из кармана крышку от объектива и поднес к запотевшим очкам Полянского.

– Что… На основании этого вы решили…

– Нет, конечно. Хотя и интересно было бы узнать, как эта крышка появилась в редакции.

– Понятия не имею.

– Куда подевалась камера, вы тоже понятия не имеете?

– Почему же? Павел ее продал. Перед отъездом он занимал деньги.

– У кого?

– Не знаю.

– Следователю вы тоже сказали, что камеру продал Павел?

– Да!

– Вы выпивали вместе с Павлом?

– Нет!

– Откуда же вам известно, что у него в комнате было восемь бутылок из-под французского вина «Рошель»?

– Видел, как их выносила уборщица.

– Когда?

– Не помню.

– Уборщица выносила их вечером девятого числа, когда комендант распорядился убрать комнату – до этого комната была опечатана милицией. А при нашей первой встрече вы сказали, что бутылки вынесли из комнаты третьего марта.

Полянский молчал.

– Бутылки я видел, когда открыл дверь.

– Вы же говорили, что не заходили в комнату после убийства?

– Не заходил. Они стояли в углу в прихожей.

– Кто же поставил их в шкаф? Уборщица говорит, что забрала их из шкафа.

– Не знаю. Утром они стояли в прихожей. Очевидно, Павел собирался их вынести.

– Это кто-нибудь может подтвердить?

– Может быть, следователь, который приезжал на место преступления.

– Вы говорили, что, обнаружив труп Козлова, заперли дверь и стали ожидать приезда милиции?

– Да.

– А Егор Александрович Битник утверждает, что, когда он поднялся на третий этаж, дверь была распахнута настежь и на пороге толпились жильцы.

– Ну и что? Я не счел нужными эти подробности. Тогда вы спрашивали, а не допрашивали.

– Значит, бутылки видели не только вы?

– Там было на что посмотреть помимо бутылок, – цинично заметил Полянский.

– А вы, значит, спокойно стояли и пересчитывали бутылки?

– Нет! – снова вспылил он. – Не «спокойно пересчитывал», а просто… просто отметил… машинально. Да, именно, ма-ши-наль-но!.. Не знаю, почему. Черт меня дернул за язык сказать вам об этих бутылках! Дались они вам!..

– И то, что телефонный шнур был обрезан в двух местах, вы тоже отметили машинально?

– И шнур.

– А где стоял аппарат?

– На тумбочке между кроватью и шкафом.

– Но если посмотреть в комнату из дверного проема, то тумбочки не видно?

Полянский собрался было возразить, но вдруг остановился и покосился на Евгения:

– А вы откуда знаете?

– А вы откуда знаете про шнур и бутылки, если без очков не можете набрать телефонного номера?

Взгляд Полянского был исполнен злобы.

– Я не желаю больше с вами разговаривать, – произнес членораздельно. – И отвечать на дурацкие вопросы!

– Это вы уже говорили, – напомнил Евгений. – Виктор Денисович, послушайтесь моего совета. Не доводите дела до уголовного, вы проиграете.

– Еще раз спрашиваю: чего вы от меня хотите?

– Кассету. Все.

– Я сказал: у меня ее нет! нет! нет! Что еще?

– А где она? – зевнул Евгений, поежившись от холода, и направился к скамье на краю сквера.

Как он и ожидал, Полянский поплелся за ним.

– Это не имеет ко мне никакого отношения.

– Значит, если я правильно понял, в видеокамере ее не было?

– В какой видеокамере?

– В той, которую вы продали владельцу салона видеотехники «Парсуна» Войко днем третьего марта, а перед этим украли у покойного Козлова, господин мародер. Вошли, увидели, что сосед мертв, и решили поживиться?

Евгений сел на скамью. Два пятна на фоне черного неба написали над ним: бледно-зеленая луна и такого же цвета лицо Полянского.

– Да садитесь вы, чего стоять, – свойски предложил Евгений. – Упадете еще невзначай.

Полянский безвольно опустился рядом, запрокинул голову. Теперь по луне отражалось в маленьких линзах его очков в золотой оправе.

– Нет… нет, – шепотом вымолвил он, – так не надо… не надо так говорить, прошу вас…

Опершись локтями о колени, он снял очки, закрыл ладонями лицо и тут же, будто ожегшись, отнял их:

– Я никогда не был мародером, – заверил «аллегро». – Вечером второго марта около десяти часов Павел принес мне видеокассету. Я помогаю ребятам из ансамбля «Синий кит» из Дворца культуры моряков. Мы решили снять видеоклип совместно с музыкальной редакцией телестудии. Я нашел спонсора… И мы хотели использовать все виды Франции, которые наснимал Павел… Не очень профессионально снято, мало, но для клипа сойдет… Я давно просил у него эту кассету, но он все отказывал, говорил, что она ему нужна. А потом принес. Попросил заодно переписать – на телестудии хорошая аппаратура. Я там должен был быть четвертого, в понедельник. Ребята обещали принести чистую видеокассету… В общем, Павел пробыл у меня что-то около двух минут, попросил разбудить его в семь… Сказал, что сейчас уснет как убитый… Гм… Да, именно так и сказал. Накануне всю ночь стучала машинка, он, похоже, не ложился… Потом… потом вы все знаете, я говорил. В семь пятнадцать я сломал дверь и увидел… Бросился к телефону в его комнате… шнур был… шнура вообще не было… очевидно, тот, кто убил Павла, унес его с собой. Я бросился вниз, хотел позвать вахтера, а потом вспомнил, что у него есть видеокамера… уникальные кадры… для следствия хотел… Стал искать видеокамеру… то есть искать ее не нужно было – открыл шкаф, взял… В футляре и мягкой кожи, с «молнией»… Крышечка эта упала, я ее поднял, сунул в карман… Но пленки в камере не оказалось. То ли у него больше не было кассет… Я уже сам не понимал, что я делаю и зачем. Выскочил с камерой в руках в коридор – никого, у нас все встают поздно. Я забежал к себе, схватил эту… «французскую» кассету и стал снимать. Пленка как раз была на конце, там хвостик оставался чистый, ничего стирать не пришлось… Снял немного: крупно – труп… провел панорамку… и все, больше не поместилось. Не знаю, сколько прошло времени. Пожалуй, минут пять-семь. И три на то, чтобы вытереть полотенцем Павла все, к чему прикасался – шкаф, дверь… Побежал на вахту к телефону, но потом подумал, что если придет милиция, то наверняка зафиксирует камеру в протоколах… Я разбил очки… крикнул вахтеру, чтобы вызывали милицию, что Павел мертв, и бросился назад. Я боялся, что камеру… в общем, понимаете, эта камера, сущности, моя.

– То есть как это – ваша? – не понял Евгений.

– Вернее, она не моя, я хотел сказать… Начну по порядку. Сейчас, – он достал из кармана пачку «Мальборо» и долго не мог вынуть сигарету, а когда наконец вынул, Евгений поразился тому, как у него дрожали руки: ему еще никогда не приходилось видеть, чтобы у человека так дрожали руки.

«Странно, – подумал он, – все, что он проделал в то утро, говорит о предельном хладнокровии. Даже отпечатки стереть не забыл…»

– В общем, перед поездкой во Францию Павел предложил мне купить у него видеодвойку, – продолжал Полянский, прерывисто вздохнув, – Это не дефицит, конечно, я могу купить ее в магазине, но он… сделал скидку, сами понимаете – иначе какой мне смысл?

– Да уж понимаю.

– Но этих денег хватало только на дорогу, а Париж – город очень дорогой… самый дорогой в Европе, говорят…

«А я там собаку держу», – подумал Евгений, для которого самым дорогим городом оказался Приморск.

– Он попросил меня найти денег, обещал вернуть после возвращения… Я… у меня, в общем, есть один знакомый… Он одолжил до первого апреля. Когда Павел вернулся, я напомнил ему об этом… он сказал, что продаст видеокамеру и вернет. А когда его убили… Поймите, у меня не было другого выхода! Эти деньги… у меня нет таких денег, понимаете?.. Что мне было делать?..

– Кто этот ваш знакомый? – спросил Евгений.

Полянский попытался уйти от ответа:

– Понимаете, он не то чтобы мой знакомый…

– Короче, вы заняли деньги под проценты у ростовщика, – помог ему Евгений.

– Да. И под очень большие проценты.

– Почему Павел сам не занял?

– Ему бы не дали. Там не дают незнакомым. Сами понимаете – незаконная сделка… В общем, я согласился ему помочь.

– Сколько денег вы взяли у ростовщика?

– Шестьсот долларов.

– А сколько обязались вернуть ему в апреле?

– Семьсот.

– А камеру Войко продали за семьсот пятьдесят?.. Пятьдесят долларов – ваше вознаграждение за помощь Павлу, так?

Полянский достал носовой платок и стал протирать очки с таким усердием, что казалось, он выдавит стекла.

– Нет, нет, что вы!.. Мне не нужно никакого вознаграждения!..

– То-то вы пытались выторговать у Войко девятьсот долларов! – хмыкнул Евгений. – Рванули сразу же после того, как обнаружили труп, да еще пытались сделать бизнес, а?

– Да нет же! Девятьсот – полная стоимость камеры, я хотел отдать остальное матери Павла…

– Бросьте вы, Полянский! – поморщился Евгений.

– Да не мог я держать эту камеру дольше! Ведь никто не знал, что я брал деньги для Павла и должен их вернуть. Я бы не доказал!.. А ростовщик взял расписку, меня поставили бы «на счетчик», понимаете?.. И убили бы в конце концов!.. Через месяц одолженная сумма увеличивается вдвое, еще через месяц – опять… Ну что я должен был делать?! – Полянский готов был заплакать.

– Что было дальше?

– Дальше я дождался, когда вынесут труп, произведут осмотр, снимут показания…

– Снимают пиджак, показания берут. Рассчитались с ростовщиком?

– Да.

– Павел больше не должен?

– Нет.

– Что было потом?

Казалось, Полянский не услышал. Глядя на носки своих ботинок, он беспрестанно кивал, словно у него был нервный тик, и жадно втягивал дым.

– Потом я купил вина. Такого, как пил Павел. И сильно напился.

– Я не об этом. Кассета где? Ее-то вы не продали.

– Нет.

– Так где же она?

– Ее забрали.

– Кто, черт возьми?! – вывел его из прострации Евгений. – Кто?! Что вы резину тянете. Полянский?! Все равно ведь скажете!.. Ну?!.

Последовало минутное молчание.

– Вы можете дать мне гарантию… – начал было Полянский.

– Могу! – перебил его Евгений. – Я дам вам гарантию, что отпущу вас живым и даже не набью морду. Разумеется, если вы будете отвечать на мои вопросы вразумительно и быстро. Кому вы отдали кассету?

– Нелли, – шевельнул губами Полянский.

– Кому?!

– Нелли Грошевской.

– Зачем?

– Она позвонила мне и сказала, что если я не отдам кассету, то она скажет… кому следует, что я похитил камеру. Я сказал, что камеры не похищал, но она, оказывается, видела ее поздно вечером у Павла и знала, что утром милиция ее не нашла.

– Она что же, читала протокол осмотра? – вслух подумал Евгений.

– Я не стал выяснять. В том положении, в каком оказался я, не выбирают.

– Что было на кассете?

Полянский пожал плечами:

– Ничего, на мой взгляд, особенного. Париж, провинция… забыл…

– Аньер?

– Вроде. Виды: улицы, дома, машины, ограды, Эйфелева башня, собор Нотр-Дам, Лувр. Павел, его друг, жена друга – на улицах, за столом. Потом – Москва, вы с «президентом»… Алевтина Васильевна в комнате Павла, у нас… И в конце, наверно, то, что снял я.

– Почему «наверно»?

– Потому что я не видел. Где мне было просматривать? Марина весь день сидела дома.

– Вы что-нибудь слышали в ночь убийства?

– Вы уже спрашивали об этом. Я спал. Ничего не слышал.

– Но накануне же вы слышали, как стучала портативная машинка? – в том, что «диск-жокей» чего-то недоговаривает, Евгений был уверен. – Не вы ли, случайно, провели убийцу в комнату Павла?

– Я?! Убийцу?! Вы что, сумасшедший?!

– Трудно поверить, что он вошел сам. Это в три-то часа ночи? Павел впустил незнакомого человека и не поднял шума?.. Значит, либо это был знакомый, либо Павел оказывал сопротивление, и тогда вы не могли ничего не слышать: звукоизоляция в общежитии плохая.

– Но почему я? У Павла было много других знакомых.

– Например?

– Да все общежитие!

Оставалось либо прибегнуть к шантажу, либо взять его «на пушку»; можно было отвесить пару тумаков, и тогда он рассказал бы обо всем в стихах.

– Что ж, – вздохнул Евгений и встал. – Будем опрашивать все общежитие. И искать ростовщика. Могу вам железно пообещать, Полянский: я его найду. И если окажется, что вы заняли для Павла сумму меньшую, чем выручили за камеру…

– Зачем?! Зачем вам это нужно?! – плаксиво заговорил «диск-жокей». – Что это прибавит к делу?! Вы хотите втоптать меня в грязь?..

– Я хочу найти убийцу.

– Но я не знаю! Ничего больше не знаю! Почему я?.. Почему вам не поговорить с Грошевской?

– Грошевская ушла в час, Павла убили в три. При чем тут она?

– Это неправда, – окончательно капитулировал Полянский.

– Что неправда?

– Что Грошевская ушла в час ночи.

Евгений снова сел, пристально посмотрел на него:

– Что вы хотите этим сказать?

– То есть, может, она и ушла, но… потом вернулась.

– Когда потом?

Полянский глубоко вздохнул и заговорил бесцветным голосом, словно намеревался подчеркнуть, что это – действительно последнее, что ему известно, и что теперь ему уже все безразлично.

– Я видел, как в три часа пятнадцать минут от гостиницы… вот оттуда… отъехала ее машина. Прямо под окнами общежития она развернулась и помчала в сторону центра.

– Точно?

– По крайней мере, белая «таврия». Не думаю, чтобы это было совпадением. К тому же я знал, что Нелли была у Павла. А о том, что ушла она в час, узнал только наутро от вахтера, когда Павел не открыл на стук.

– Значит, той ночью вы не спали?

– Нет, я спал, я лег в начале двенадцатого. Слышал, как бубнили за стенкой – мужской и женский голоса. То есть Павел и Грошевская. Говорили они тихо, но очень эмоционально – похоже, ссорились. Да я не старался ничего расслышать, уснул почти сразу. А ночью проснулся…

– Только не говорите, что «до ветру»!

По тому, как осекся Полянский, Евгений понял, что именно это он и собирался сказать.

– Нет. Проснулся от хлопка двери в комнате Павла, хотя утверждать не берусь. Подумал, что ушла Грошевская. Сходил, как вы выразились, «до ветру» и выглянул в окно. Увидел ее «таврию», лег и уснул.

– Уснули?

– А что вас в этом настораживает? Почему я должен был не спать?

Евгений понял, что вытряхнул из него все и что в будущем их дорожки вряд ли пересекутся. Полянский был ясен, как оконное стекло в прозрачную погоду, и больше в этом деле не нужен.

– Вы рассказали обо всем этом следователю?

– Нет, конечно, вы же понимаете…

Евгений понимал: расскажи он о Грошевской, она даст показания, что видела камеру за несколько часов до убийства. Полянскому придется назвать ростовщика, а расписка скорее всего уничтожена, и обелить себя ему не удастся. Зато те, кто стоит за ростовщиком, найдут его и в лучшем случае оставят калекой. Не возьми он камеру – пришлось бы возвращать свои деньги, а у него их, вполне возможно, нет. Капкан!

– Что мне теперь делать? – упавшим голосом спросил Полянский.

– Сходите в церковь, – посоветовал Евгений и, не удостоив его взглядом, зашагал к гостинице.

* * *

Из всего, что удалось узнать за пять дней пребывания в Приморске, сомнению не подлежали две вещи: 1. В поиске истинной причины и виновника смерти журналиста Козлова местные следственные органы не заинтересованы; 2. Печенье «Привет» – самое вкусное печенье в мире.

Он сидел за столом, тупо глядя в экран телевизора (демонстрировали не то эротический боевик, не то боевую эротику) и медленно пережевывал печенье вместе с информацией, добытой за сегодняшний день.

«Лучше бы информации было столько, сколько печенья, а печенья – столько, сколь информации», – пришел к выводу, догадавшись, что «Привет» для утоления голода не предназначен.

Он достал ручку и стал записывать то, к чему приводили собранные по крупицам свидетельства и улики, выстраивая версию, которую следовало, на его взгляд, отрабатывать, будь на то время и финансовые возможности:

«1. КОМУ-ТО МЕШАЕТ ГРИДИН (усл. «мафии»). Накануне выборов мафия решает его скомпрометировать.

2. К П.К. посылают его подругу Грошевскую, кот. имеет отношение к Гридину (любовница?).

3. Грошевскую подставляют под убийство, но ОБВИНЕНИЯ НЕ ПРЕДЪЯВЛЯЮТ.

СХЕМА ПРЕСТУПЛЕНИЯ (предположительно)

Дождавшись, когда Грошевская вернется домой после визита к П.К., убийца и его напарник садятся в машину Грошевской и приезжают в гостиницу. После того как в окне гаснет свет, убийца входит в гостиницу (поселившись туда заранее и имея «гостевую карту»), поднимается на 3-й этаж, отпирает отмычкой дверь и входит в общежитие. Затем так же отпирает дверь в 301-й, обрезает тлф. шнур и удушает спящую жертву. Сажает бесчувственное тело за письменный стол, включает наст. лампу, бьет ножом в шею, имитируя непрофессион. удар (спящего мог убить любой; бодрствующего – только свой, знакомый, т. е. – Грошевская). После этого убийца достает из кармана найденную в машине газовую косынку – общеизвестн. деталь имиджа Грошевской, – вешает ее на ручку двери и выходит, хлопнув дверью и заперев ее на ключ. Затем идет к лестнице, возвращается ч-з 2-й этаж в гостиницу и поднимается в свой номер. Напарник, кот. остался за рулем «таврии» Грошевской, получив световой сигнал о том, что дело сделано, демонстративно разворачивается перед окнами гостиницы и отгоняет машину на место. Расчет – на чьи-то показания: «Слышали, как Грош. вышла от П.К., как она спускалась по лестнице, видели ее машину». Вахтер видит, как она уходила в час. Значит, вернулась и ушла скрытно – т. е. имела злой умысел. ЕСЛИ БЫ ПОЛЯНСКИЙ НЕ ВЛИП С ВИДЕОКАМЕРОЙ, ИМЕННО ТАКИЕ ПОКАЗАНИЯ ОН ВЫДАЛ! Цель: инсценировка причастности Грош. к убийству в кач. непосредственного исполнителя.

4. Кто-то сообщает Грошевской о наличии у П.К. видеокомпромата. П.К. ей не отдает, говорит, что кассеты у него нет. Вернувшись домой, она сообщает тому, кто ее послал, что разговор прошел безрезультатно. П. К. убивают. Утром Кравцов составляет протокол осмотра. Ни «Сатикон», ни кассета не фигурируют. Полянский лжесвидетельствует, что П.К. камеру продал.

ГРОШЕВСКОЙ СТАНОВИТСЯ ИЗВЕСТНО СОДЕРЖАНИЕ ПРОТОКОЛА ОСМОТРА!

Грош. видела камеру накануне у П.К. и знает, что он камеру не продавал. Вычисляет Полянского. В обмен на молчание требует кассету. Он отдает ей «французскую» кассету, она ее просматривает и видит, что кассета ничего компрометирующего не содержит.

Зная о том, что П.К. ездил к матери после возвращения из Фр., Грош. седьмого марта приезжает в Сутеево и обыскивает комнату П. К., где, как ей было известно, оборудован тайник. Но там ничего нет и не могло быть, т. к. П.К. В СУТЕЕВО НЕ ЕЗДИЛ.

Грош. возвращается в Приморск 8-го вечером.

9-го (по свидет. Таюшкиной) производится повторный обыск, простукивают стены (предполагают, что П.К. и в общежитии оборудовал тайник? Значит, Грош. кому-то сказала о тайнике?).

ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ. Никакой другой кассеты не было. Заклеенная обоями отдушина тайником не являлась. Грошевскую хотели подставить и потому послали к П.К..

Основание: никаких свидетельств о наличии второй кассеты нет».

Эротический боевик завершился поцелуем в диафрагму.

Евгений выключил телевизор, перечитал написанное и, изорвав листки в клочья, выбросил в корзину.

«Большой ты, Стольник, специалист делать из мух слонов, – зевнув, лениво потянулся Внутренний Голос. – При чем тут кассета?.. Нажрались они с Грошевской «Рошели», поругались, пырнула она его ножом и сбежала. В три пятнадцать Полянский видел просто чью-то «таврию», а не ГРОШЕВСКУЮ ЗА РУЛЕМ ЕЕ «ТАВРИИ» – разницу чуешь?.. Кассету «французскую» она взяла себе на память о возлюбленном. А не арестовывают ее потому, что ГРИДИНУ ВЫГОДНО НАКАНУНЕ ВЫБОРОВ РАЗДУТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЕ ДЕЛО ВОКРУГ ЭТОГО УБИЙСТВА, а не убийство на бытовой почве. Сфальсифицировал же он покушение на себя в 1992 году? Вполне его почерк. Кто-то, мол, хочет очернить меня перед выборами – рука Москвы, враги нации прочие… А ты и клюнул!.. Это на тебя статьи Козлова так повлияли. Ну да не расстраивайся, ты не один. Вся Россия, взбудораженная подобными статьями, ищет виновников своего грехопадения. Такие Козловы, знаешь, к чему в свое время приводили? К «шахтинскому делу», к «врачам-отравителям», к «космополитам»… Немало людишек постреляли благодаря таким «правдолюбцам», «борцам с мафией»! А скольких за пределы Родины выслали, вроде как ты своего Шерифа!.. Все это ложь. Потому, что во всех российских бедах на самом деле виноваты жиды и масоны.

Спокойной ночи, дурачок!..»