Текст книги "Прыжок рыси"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Глава двенадцатая1

«Таверну» построили в конце сороковых годов пленные немцы. Метровые, плотно подогнанные каменные глыбы, заложенные в фундамент, маленькие полуовальные окна, кирпичные башни по углам делали ресторан похожим на крепость. Со стороны моря первого этажа не было – гладкая стена омывалась волнами и могла выдержать залп бортовых орудий.

Евгений разглядел эту стену со старого нерабочего пирса. Фасад «Таверны» овивала виноградная лоза. Перед ним разместилась автостоянка. Справа начиналась насыпь; она тянулась далеко в сторону города и была декорирована цветочными клумбами. Под нею был обустроен подземный гараж; изредка из вмонтированных в торец ангарных ворот выезжали автомобили, но никто в ворота не входил, из чего Евгений сделал вывод, что гараж связан с «Таверной» подземным туннелем. Побродив вокруг ресторана, он без труда «вычислил» охрану. Главный пост предусматривался у входа – снаружи прохаживались двое бритоголовых в теплых куртках, внутри дежурил дюжий охранник в стилизованной форме с эполетами. Второй пост обеспечивал охрану автостоянки – здесь также неотлучно находились двое. Третий находился в гараже. Четвертый перекрывал доступ посторонним через служебную дверь. В шестнадцать тридцать к этой двери подъехал грузовичок, крытый синим тентом; двое охранников лениво разгружали ящики. Окон со стороны служебного хода не было, зато к узкой металлической створке под крышей вела красная пожарная лестница. Мощные прожектора, установленные на газонах в ста метрах от «Таверны», исключали возможность проникновения в ресторан окольными путями.

У входа Евгения любезно встретил швейцар.

– Хотите поужинать?

– Если не очень дорого.

Любезность сменилась цинизмом, как только речь зашла цене:

– Сто долларов, господин хороший.

– О, сущий пустяк! – небрежно протянул Евгений купюру, зажатую между указательным и средним пальцами.

– Ваша карточка, – взял швейцар из стопки красный четырехугольник с золотым тиснением «Таверна». – Обслуживание до двадцати одного часа. Захотите остаться до закрытия – доплатите пятьдесят долларов, вам заменят карточку на синюю.

– Благодарю, – улыбнулся Евгений, – я в курсе.

– Раньше я вас здесь не видел.

«Значит, всех остальных он знает? Все остальные – члены клуба и платят разовый взнос? Сколько же, интересно? Тысячи три в месяц?.. Подгоняй тюремный вагон с решетками и сажай всех без разбора – не ошибешься!»

Он сдал в гардероб сумку и куртку. Ресторан был оформлен без особого вкуса, но с шиком: ковры на полах и стенах, дорогая мебель темного дерева, строгие черные костюмы на подтянутых, бесшумно и быстро передвигающихся официантах.

Дверь слева вела в бар. Посетители предпочитали начинать оттуда.

– Вы член клуба? – осведомился похожий на Гитлера бармен, когда Евгений занял место за стойкой.

– Временный, – показал карточку Евгений.

– Что пьем?

– То же, что постоянные.

Бармен понятливо кивнул, снял с плиты турку, подал ему кофе в керамической чашке и занялся коктейлем.

С места, которое выбрал Евгений, виден был весь бар и часть вестибюля вместе со входной дверью. Некоторые посетители направлялись сразу на второй этаж. У подножия лестницы стояли два охранника. Длинноногие девушки в модных платьях прохаживались по бару, изредка подсаживаясь к приглянувшимся посетителям.

Расправившись в течение часа со всем, что полагалось по «карточной системе», Евгений поднялся по устланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж.

За карточным столом сидели крупье и несколько игроков. Более азартные обступили рулетку. Евгений искушать судьбу не стал, тем более что искушать ее было не на что. Покрутившись полчаса у автоматов и понаблюдав за игроками, спустился в ресторан.

Он и сам себе казался белой вороной, а уж со стороны наверняка выглядел таковой. Метрдотель усадил его за пустой стол, сервированный на двоих, но есть совершенно расхотелось. Евгений смотрел на лица, ни одно из которых даже отдаленно не напоминало те, что были на фотографиях Павла – Кравцова, и думал, что на сто долларов можно было пять суток жить в «Парусе» и питаться яичницей.

– О чем грустит молодой человек? – неожиданно выросла перед ним декольтированная фигура с сигаретой в длинном мундштуке. – Вы позволите?

Не дожидаясь разрешения, девица села за стол. Евгений поднял на нее глаза: лет двадцать восемь – тридцать, немигающий взгляд кобры, вульгарно накрашенные губы.

«Тебя мне только не хватало!» – с трудом удержался он, чтобы не произнести этого вслух. Настроение испортилось окончательно, подмывало встать и уйти.

– Мы с вами виделись где-то раньше? – начались знакомые «приколы».

– Мы вместе отдыхали на Канарских островах, – напомнил Евгений.

Она вдруг захохотала громко и развязно; в небольшом зале наступила мгновенная тишина, и все посмотрели в их сторону.

– Приветик! – сделала девица ручкой какому-то толстяку, сидевшему за столиком с дамой. Он отвернулся и покраснел.

Официант принес Евгению ужин.

– Шампанского, гарсон! – с прононсом потребовала соседка по столу и, поманив официанта пальцем, звучно прошептала: – Мы будем пить за Канарские острова!

– По-моему, тебе хватит, – строго посмотрел на нее официант.

– Дерьмо! – сказала она ему вслед.

Он услышал. Остановившись, пристально посмотрел на нее и направился к двери, где сидели охранники.

– Еще одна такая выходка, и вас отсюда вышвырнут, – предположил Евгений. Кусок не лез в горло под ее бесцветным взглядом.

– Меня-а?.. Пусть только попробуют! Вы здесь впервые и видите только то, что видите.

– Откуда вам известно, что я здесь впервые? – спросил Евгений и тут же пожалел об этом: приступ пьяного хохота повторился.

– Я здесь знаю всех, молодой человек, – широким жестом провела она по залу. – Именно поэтому мне ни-че-го не угрожает. И вам, пока вы со мной.

– И все же, не стоит портить людям вечер.

– Они-то – люди? Они бляди. Люди поднимаются наверх, не заходя сюда.

– В переносном смысле?

– В прямом. На третьем этаже собираются те, кто меня знает. И кто не даст ко мне прикоснуться пальцем ни-ко-му.

Евгений начал догадываться, что за столиком девица оказалась не случайно. Компанию ее стоило потерпеть. Особенно за неимением другой.

– Откуда вы, искатель приключений на свою жопу? – вынув из мундштука сигарету с золоченым фильтром, погасила ее в пепельнице любительница кокаина с шампанским.

– С Канарских островов.

– Тогда поезжайте обратно.

Евгений остановил проходившего мимо официанта:

– Кажется, дама просила шампанского?

Тот одарил его презрительным взглядом и, не ответив, удалился.

– Вы очень любезны. Как вас зовут?

– Евгением.

– Можете называть меня Викой.

– Хотите есть, Вика? – Он придвинул к ней тарелку с рыбой.

– Спасибо, – неожиданно потускнела она и замолчала.

Официант наполнил их бокалы.

– Что-нибудь еще?

– Позже.

Мест за столами почти не осталось. Ресторан заполнился смехом, говором и табачным дымом. Шел девятый час.

– За знакомство! – подняла она бокал.

Заиграла музыка. Какая-то певичка запела хорошим голосом на плохом английском. Ста долларов, конечно, все это не стоило.

Скрытный и хитрый следователь, он же – открытый и простодушный в общении человек Петр Швец наставлял когда-то Евгения: «Не раскрывайся. Не жалуйся на здоровье, когда тебя о нем спрашивают. Не говори о том, что дела твои плохи. Не признавайся в неплатежеспособности. Не говори о своей любви к женщине… Эти пять «не» рано или поздно спасут тебе жизнь: соблюдая их, ты не обозначишь свои слабые места. Жизнь – борьба, а в борьбе за жизнь средств не выбирают, бьют по уязвимым точкам».

– К сожалению, знакомство наше будет недолгим, – отставил пустой бокал Евгений. – В девять часов я должен покинуть это уютное заведение.

Она опять визгливо засмеялась, но подвыпившие посетители уже не обращали на это внимания.

– Это я знаю.

– Что вы знаете?

– То, что вам нужны деньги.

Евгений отставил недоеденный салат и посмотрел на нее.

– Откуда же? – спросил он, насторожившись.

– Человек на последнюю сотню приходит в «Таверну». В баре не напивается, в казино не играет, сидит один, ест то, что приносят. Перед этим топчется вокруг кабака, будто собирается брать его приступом или проникнуть незамеченным. Вместо «Пошла вон!» предлагает старой шлюхе закусить шампанское красной рыбой… Ваше поведение может не привлечь внимание только этих подонков, которые ходят сюда пожрать, попить, снять бабу и этим живут. Они не видят, что творится за пределами их тарелок.

– Зачем же вы так… о себе? Во-первых, вы не старая. Во-вторых, шлюхи, подобно этим подонкам, не видят, что творится за пределами их кошельков. И хотя не очень разборчивы в клиентах, к таким, как я, «лохам», которых видно за версту, не подсаживаются.

Она поковыряла вилкой рыбу, отправила в рот маслину, а затем и лимонную дольку с края тарелки.

– Вы уже взяли билет до Москвы? – Взгляд ее на несколько секунд изменился, стал осмысленным и серьезным.

– Вам и это известно?

– Сюда с сумками не ходят. А слово «лох» употребляют только в столице по отношению к тем, кто не имеет московской прописки.

Он покачал головой, похлопал в ладоши:

– Браво! И в каком же вы, осмелюсь спросить, звании?

– В звании старой шлюхи. Но если бы вы знали, сколько секретов с моей помощью узнали в КГБ, то Мата Хари и Рихард Зорге показались бы вам наивными детьми. Так что не стоит удивляться моей наблюдательности – опыт.

– Надеюсь, я не похож на шпиона? – через силу улыбнулся Евгений.

– Вы похожи на самоубийцу, который решил покутить перед тем, как наложить на себя руки, но от страха лишился аппетита, – снова заржала она. – Но этого делать не стоит. Деньги – дело наживное… Ба! Смотрите, кто пришел!..

Она встала, покачивая бедрами, направилась по проходу между столами. Евгений оглянулся. В зал вошли трое: одетый с иголочки кавказец и его бритоголовые «шестерки». «Атуев», – узнал Евгений кавказца по фотографии. Вика поцеловала его и стерла помаду. Он улыбнулся, потрепал ее по щеке и тут же потерял к ней интерес. Устремленный поверх голов взгляд на секунду задержался на Евгении.

– Представительный у вас знакомый, – заметил Евгений, когда Вика вернулась за стол.

– Старые связи нужно поддерживать. Между прочим, олимпийский чемпион по борьбе.

– Да что вы?.. Зачем же ему тогда два телохранителя?

Отсмеявшись положенное дурной привычкой, Вика сама налила шампанское в бокалы.

– Если бы только два!.. Выпьем за любовь?

– За нее уже столько пили, что она испугалась и спряталась. Теперь ее ищут, но далеко не все могут найти.

Они выпили.

Времени оставалось все меньше.

– Уж не за любовью ли вы пожаловали в Приморск? – взялась она все-таки за рыбу.

– Совсем даже наоборот. Я бежал от любви. Причем панически – сел в первый попавшийся поезд.

– Кто вы?

– Перекати-поле. Был спортсменом, да весь вышел – возраст.

– Бегали?

– Дрался. Служил вышибалой в кабаке – выгнали. Пил, потом бросил – не на что стало.

– На алкоголика вы непохожи.

– Вы тоже непохожи на старую шлюху, – польстил ей Евгений.

Музыканты заиграли блюз. Посетители стали танцевать в проходах. Ни бар, ни ресторан, ни казино ничем не отличались от подобных заведений в Париже и Москве, и было ясно, что настоящая «Таверна» существует не для всех и находится двумя этажами выше.

Евгений вытер губы салфеткой.

– Что ж, Вика, спасибо за компанию. Кажется, пора сдавать карточку?

– Карточку сдавать не нужно, – объяснила она. – Это вам на память. Хотите остаться?

– Зачем? Я насытился. Людей посмотрел, себя показал. Что еще-то?

– Стоило тратить на это сто долларов?

– Стоило же их на что-то потратить.

– Деньги должны работать, Евгений.

– Хотите предложить мне акции местного химзавода?

Она закурила, вставив «данхил» в мундштук. Взяла из вазочки салфетку.

– Ручка у вас есть?

Ручка у Евгения была. Вика записала на салфетке номер телефона и протянула ему:

– Позвоните завтра. Скажите, что от меня.

– Что это?

– Ключ от квартиры, где деньги лежат.

– Я не грабитель.

– А я не предлагаю вам грабить. Если вами заинтересуются, то предоставят хорошую работу. Вполне возможно, она позволит вам подняться двумя этажами выше.

Евгений спрятал салфетку в карман пиджака.

– Тогда я с вами не прощаюсь, – он галантно поцеловал руку той, что предпочла называться старой шлюхой, и направился к выходу.

2

«Она сказала: «Позвоните завтра»… Завтра… Почему – завтра, а не сегодня?.. Думай, Стольник, думай…»

Выйдя из ресторана, Евгений постоял у входа, нарочито медленно пошел через стоянку к автобусу. Ни впереди, ни сзади, ни по сторонам – никого. Следили аккуратно, но что следили – факт: знакомый пятнистый «москвич» мигнул фарами, проносясь по улице мимо. Кравцову распознать «хвост» было проще.

«Телефон в кармане, полпути пройдено, – размышлял Евгений, стоя на остановке. – Номерок надежный – подсунули сами, чтобы не потерялся… Но почему завтра?.. Хотят проследить, с кем я связан?.. Куда уходит информация?.. Не иначе. Интересно, что сейчас творится на их частоте в эфире?.. «Пятьдесят седьмой, я – шестьдесят девятый, объект ступил правой ногой на проезжую часть!..» «Тигр», я – «Пантера», объект выбросил окурок. Поднять?..» Что ж, сыграем, ребята. Я вам нужен, вы нужны мне. Деньги должны работать… Ну, старая шлюха! Ну, артистка!.. Искусство на службе безопасности…»

Подошел автобус. Евгений спокойно шагнул в освещенный салон, прокомпостировал билетик. Даже место нашлось. Только в окна – ни зги: черные окна, ночные… Можно прикрыть глаза и даже зевнуть – пусть успокоятся.

«Сколько их здесь, интересно? Двое? Трое?.. Сегодня мы покажем вам нос, ребята. Потому что, если вы раньше времени поймете, что я работаю «на идею» – сразу потеряете ко мне интерес. Чего доброго, решите за меня, что я потерял интерес к жизни. В принципе раньше я никогда не работал на идею, решил попробовать на старости лет. Хочется посмотреть, как вы станете душить меня плетеной удавкой. Когда еще подобный случай представится?.. Спящим я вам не попадусь, пьяным тоже… Вторая остановка: «Торговый центр». Третья: «Дворец культуры строителей». Если их дворец соответствует их культуре, то прошу меня извинить!.. Выходить на пятой… Интересно, вы взяли автобус «в клещи», как «мессеры» самолет Мересьева?.. Или висите только на «хвосте»?.. Все же первую партию мы сыграли вничью: вы мне подсунули телефончик, а я вам не подсунул Саню Субботина. Хотя ста долларов, конечно, жалко, он мог бы свести нас бесплатно. Но тогда бы вы его непременно вычислили, правда?.. Четвертая: «Троллейбусное депо». Вы мою сумочку обыскать не забыли? Проверим… Так… Томик общевоинских уставов Вооруженных Сил СССР… Детектив Вэ Батшева «Мертвые не потеют»… Буду жив – выучу наизусть… Пара белья, кожаные перчатки Кравцова… Хорошо, что Иван сообразил вынуть отмычки и фонарик… Никакого компромата вы не нашли, да?.. Пятая остановка моя: «Гостиница «Чайка»… В окнах отражается все, что происходит за моей спиной… На лица не смотреть!..»

Заштатную гостиницу расцветили неоном. От автобусной остановки к центральному входу вела дорожка из тротуарных плит. Машины на гостиничную стоянку попадали, объезжая квартал по асфальтированной «петле». Не спеша, наслаждаясь чистым вечерним воздухом, Евгений прошел по дорожке, лишний раз удостоверившись, что убивать его никто не собирается. По крайней мере, сегодня.

Третья по счету за время его пребывания в Приморске гостиница ничем не отличалась от двух предыдущих.

– Добрый вечер. На мою фамилию должны были забронировать номер.

– А как ваша фамилия? – нашла нужный журнал администратор.

– Вы разве не знаете?! Странно, Я думал, меня все знают. Столетник Евгений Викторович.

Она улыбнулась, нашла его фамилию в графе.

– Паспорт ваш, пожалуйста.

– Пора бы обзавестись компьютером.

– Начальству нашему посоветуйте. Заполняйте…

«ЦЕЛЬ ВИЗИТА: командировка».

Огромные окна делали его похожим на рыбку в аквариуме. Преследователи могли спокойно наблюдать за ним с улицы или даже не выходя из автомобиля.

«Хоть бы шторы повесили. С дохлой чайкой, как на мхатовском занавесе».

– Триста тридцать второй. На третий этаж и направо.

– По межгороду из номера можно позвонить?

– Автоматической связи нет, нужно заказывать.

– Очень хорошо, спешить некуда…

«Кажется, фортуна начинает поворачиваться к тебе лицом, Столетник!»

Он поднялся по ступенькам, предъявил визитку этажной и взял ключ…

Номер был тесным, зато с телевизором и душем.

«Интересно, будет ли в новостях Грошевская?.. Я бы на их месте пустил старую видеозапись, чтобы сбить меня с толку».

Заперев дверь изнутри, он выглянул в окно. Оно выходило на стройку; метрах в пятидесяти петляла грунтовка; до нее – пустырь.

Задернув занавески, Евгений включил свет в крошечной прихожей и закрыл дверь, отделявшую ее от комнаты. Затем быстро снял куртку и свитер и принялся разматывать опоясывавший его капроновый шнур, который они с Кравцовым предусмотрели на случай, если предоставят номер выше второго этажа. Привязав конец шнура к батарее парового отопления, он оделся и включил свет. После этого позвонил на «междугородку», назвал свой московский телефон.

«Ожидайте».

Мощная водяная струя извлекала из эмалированного корыта подозрительно монотонный гул. Вода из сетки душа «звучала» правдоподобнее. Оставив кран включенным, он решил усилить эффект своего присутствия работающим телевизором. Передавали концерт трио бандуристов, гастролировавшего в Приморске. Евгений от души пожалел, что вот уже в который раз не имеет возможности дослушать его до конца.

Погасив свет, он запер дверь и выглянул в окно. Если внизу кто-то и стоял, то у самой стены, что едва ли имело смысл. Минут через пять раздался телефонный звонок:

– Москву заказывали?

– Да!

– Номер не отвечает. Будете ждать?

– Обязательно буду. Пожалуйста, мне по очень важному делу!..

На дороге показалась машина. Замедлив ход, проехала мимо стройки, свернула направо и скрылась из вида. Евгений натянул перчатки, отщелкнул шпингалеты внутренней рамы, рванул на себя створы окна. С треском порвалась бумага: официально зима еще не кончилась, окон до него никто не открывал.

«Только бы наружную не заколотили!» – мелькнула мысль.

Машина появилась на дороге слева от гостиницы, дважды переключила свет на «дальний». Теперь на все – про все отводилась минута. Евгений толкнул наружную раму и выбросил шнур.

Спуск занял не больше пяти секунд. Несмотря на перчатки, больно обожгло ладони…

Кравцов рванул ему наперерез. На ходу вскочив в салон, Евгений перевел дух, хлопнул его по спине:

– Погоняй в табор, братец!

– Ох, и отыграются же они на тебе! – весело пообещал Кравцов, утопив в пол акселератор. – Рассказывай.

– Подослали какую-то шлюху. Она мне телефончик нарисовала, по которому можно связаться с их продюсером.

– Сама дала или ты попросил?

– Похоже, ее кто-то другой об этом попросил. Атуев наведывался.

– Зачем?

– Тонко подводили меня. Намекнула, что он чемпион по борьбе. Я, естественно, похвастал своим кулачным опытом. А им только того и надо – за «лоха» приняли.

– Они тебе подыграли.

– Они мне, я – им. Квиты. Здорово пасли?

– Прилично. Две машины и семерых я насчитал. Трое в автобус с тобой сели. Как только ты в номер пошел, явились с «проверкой паспортного режима».

Петляя по переулкам, срезая углы по дворам и подворотням, «москвич» приближался к морю. В самом конце, на неосвещенном участке набережной, Кравцов притормозил.

– Пирс видишь?

– Ну.

– Дуй туда, быстро. А я их повожу за носы на всякий случай.

– Не стоит, Иван.

– Не переживай за меня. Утром свидимся.

Простившись с ним, Евгений перепрыгнул через парапет и побежал краем моря к пирсу, где его поджидал мотобот.

Через час дядя Ивана по отцовской линии, молчаливый рыбак Василий Андреевич Кравцов, доставил его в поселок Хобров, где базировалась их артель.

В Казань Игорь прилетел в пять вечера.

Здесь еще было холодно, по приморским меркам – зима. Брошенный матерью в сумку свитер в последний момент перед отлетом оказался как нельзя кстати. Переодевшись в туалете, Игорь навел справки и немедленно отправился в театр оперы и балета; из всех данных, которыми он располагал, профессия Сони Маликовой была единственной зацепкой.

Сотруднику отдела писем областной газеты уже доставало опыта, как отыскать след человека в загсах, архивах, справочных бюро и прочих подобных заведениях, на то и призванных, чтобы разыскивать людей. Но для походов по учреждениям время было позднее, да и предоставить там могли разве что цифры и факты документальной биографии, за которыми едва ли можно было разглядеть историю, интересовавшую его.

Свидетели, живые свидетели, способные воспроизвести отношения Маликовой и Гридина более чем двадцатилетней давности – вот кто нужен был сейчас журналисту Васину. Мысленно он, конечно, чертыхался по поводу цейтнота – уплатить такие деньжищи и пронестись по историческому городу галопом, не побывав даже в Казанском кремле!.. Не говоря уж о том, что стоило воспользоваться случаем и отыскать людей, знавших губернатора Гридина – глядишь, отыщется в его биографии штришок для «жареного» материала.

Судьбе было угодно подбросить ему сенсацию. Чувствуя на себе взгляды прохожих, а затем – пассажиров автобуса (причиной которых, конечно, была не персона супержурналиста из Приморска, а его одежда не по сезону), Игорь развлекал себя фантазией, что фамилия его может вскорости стать знаменем демократической прессы: снятие с должности Гридина будто бы непременно повлечет перемены в Кремле, а они, в свою очередь, отразятся на международной жизни; великое противостояние ядерных держав приведет к тому, что Васина назначат на должность главного редактора «Губернских ведомостей», а там и до «Нью-Йорк таймс» недалеко. Шпагина он возьмет на работу в качестве уборщицы, а Полянский будет торговать карандашами в канцелярском киоске. Фантазии имели «политическую» подоплеку: от них становилось теплее…

Разыскать кого-нибудь из работавших в театре в 1973 году оказалось непросто. Дирекции не было; артисты, блиставшие в то время на подмостках, частью вымерли, частью поуходили, молодым жё фамилия Маликовой ни о чем не говорила.

Кто-то подсказал, что интересующую его информацию может предоставить Ариадна Иннокентьевна Неродимова, мимо которой якобы никто из артистов балета не проходил – она работала репетитором и сейчас натаскивала молодняк в танцклассе на втором этаже. Полчаса, оставшиеся до окончания вечерней репетиции, пришлось простоять под дверью, слушая фортепианную музыку, то и дело прерывавшуюся хлопками и непонятными тирадами. Он вышагивал по коридору, сожалея, что не взял билет обратно и теперь придется разыскивать агентство Аэрофлота в городе или ехать прямо в аэропорт, рискуя потерять сутки.

«Если что-нибудь со мной случится», – предупредил Евгений. – Что он имел в виду? – Слова, которым Игорь не придал поначалу значения, вдруг начали обретать какой-то роковой смысл. – «Ничего не записывай… ничего не фотографируй… как можно скорее… не теряй ни минуты…»

Репетиция кончилась, но артисты расходились, как назло, долго, донимая репетитора вопросами и творческими предложениями, и Игорь, улучив момент, подошел к ней, не дожидаясь, пока на него обратят внимание.

– Добрый вечер, Ариадна Иннокентьевна.

– Добрый…

– Я Васин Игорь Николаевич, корреспондент газеты «Губернские ведомости» из Приморска… вот мое удостоверение…

– Не нужно, ну что вы, – улыбнулась женщина лет пятидесяти пяти с гладко зачесанными и собранными в пучок на затылке волосами, – я вам и так верю.

– Ариадна Иннокентьевна, вы, случайно, не помните Соню Маликову, которая работала в театре в начале семидесятых годов?

– Вы ее разыскиваете?

– Нет, ее разыскивать уже не нужно, она погибла в 1979 году в железнодорожной катастрофе.

– Помню, – сказала Неродимова.

Она опустилась на низенькую скамейку у зеркала, жестом пригласила занять место рядом.

– Соня работала в кордебалете, – начала она рассказывать негромко. – Очень недолго, года полтора. Мечтала стать солисткой, работала самоотверженно, обладала неплохими данными. Окончила Пермское хореографическое училище. Потом в ее личной жизни что-то произошло. Какая-то трагедия, неразделенная любовь… Так случается нередко, увы. Влюбилась, забеременела. Естественно, ушла из театра и куда-то уехала… Ходили слухи, будто бы собиралась даже покончить с собой…

– И все?

– Что все?

– Больше вы о ней ничего не можете сказать?

– Нет. А разве этого мало?.. Что вас, собственно, конкретно интересует?

– Подробности.

– К сожалению… Прошло четверть века. Да я и тогда не очень интересовалась личной жизнью танцовщиц кордебалета.

– А кто-то может помнить о ней? Были же у нее подруги?.. Не так уж все-таки много времени прошло, – словно уговаривал ее Васин, сраженный неадекватностью информации проделанному пути. – Правда, меня тогда еще не было на свете…

Она засмеялась.

– Попробуйте поговорить с Камиллой Булатовой. По-моему, она должна помнить Соню лучше других, они начинали вместе.

– Как мне ее разыскать?

– Она уже не работает, но я могу вам дать ее домашний телефон.

Неродимова порылась в сумке, нашла потрепанную записную книжку и продиктовала телефон Булатовой.

– Спасибо большое.

– Не за что. А почему, если не секрет, ею интересуется приморская газета?

– Да газету, собственно, интересует не она, – разоткровенничался было Игорь, – а ее дочь…

Потом спохватился и, упреждая расспросы о дочери, поспешил откланяться.

Через час он сидел в гостиной народной артистки Татарстана Камиллы Зеноновны Булатовой. Она жила в центре города вместе с мужем, сыном, снохой и двумя трехлетними внуками-близнецами, которые то и дело пробегали с криком и визгом по проходной комнате невероятных размеров, и Игорю стоило больших усилий не отвлекаться от разговора.

– Тише, Зияд! – одергивала внуков располневшая сорокашестилетняя балерина. – Отдай Мише машинку!.. Извините… На чем я остановилась?

– На корреспонденте из Приморска.

– Ах да, я рассказала ему все, что знала о Соне.

Игорь вернул ей визитную карточку Павла.

– Камилла Зеноновна, дело в том, что Павел Сергеевич умер, – понял он, что от этой информации уйти не удастся. – Вы не обратили внимания, в программе «Время» и в газетах сообщали о его смерти. Насильственной смерти.

Она театрально закрыла рот ладонью и округлила глаза.

– Боже мой!.. Он же совсем молодым был!..

– Мы проводим журналистское расследование. Из его записей мы узнали, что в последнее время его интересовала Соня Маликова. Но больше никаких подробностей.

– Какой ужас! – страдальчески покачала она головой. – Миша, прекрати!.. Отдай крокодила Зияду, слышишь?.. Извините. Мы газет не выписываем, а телевизор смотрим редко. Только про Хрюшу и Степашу.

– Я понимаю, – улыбнулся Игорь. – Вы не помните, чем мотивировал свой интерес к Соне Маликовой Козлов?

Муж Камиллы Зеноновны Шамиль Зиннурович – рослый татарин в расшитом золотом халате – поставил на журнальный столик поднос с пиалами и пастилой в хрустальной вазочке.

– Пара щаю папить, – показал он золотые коронки на обеих челюстях. – Шай, примешай, куда шайки летят, да?

Все стены в гостиной – от потолка до самого пола – были увешаны театральными портретами артистической четы Булатовых; на полках стояли статуэтки и призы, за стеклами в рамках из золоченых багетов висели дипломы и грамоты. Все это множилось в зеркалах и черных стеклах дорогого серванта и вместе с саблями в инкрустированных ножнах на текинском ковре, люстрой «каскад», лепниной на потолке, французскими занавесками на высоких окнах создавало впечатление музейной роскоши и благополучия.

– Спасибо.

– Не буду мешать, – улыбнулся хозяин и бесшумно исчез.

«Не иначе, решил, что корреспондент прилетел из Приморска, чтобы взять интервью у его отставной балерины», – догадался Игорь.

– Чем мотивировал? – наморщила Булатова лоб. – Он разыскивал ее дочь Неллочку. Но я, к сожалению, ничего не знаю о ней. Вскоре после того, как они уехали из Казани, связь наша прервалась.

– Простите, куда уехали?

– К Сониной маме в Набережные Челны. Мама ее болела, а в Казани не захотела жить… Это сложная длинная история. У Сони была драма в личной жизни, из которой она сделала трагедию.

Перечисление театральных жанров Игорю ни о чем не говорило.

– Сделала?

– Ну, может, это только я так считаю. Во всяком случае, я бы отнеслась к этому по-другому. Каждый кузнец свой судьбы.

Булатова откусила маленький кусочек пастилы, отпила чаю и, вытерев пальцы расшитой вензелями салфеткой, направилась в соседнюю комнату.

– Одну минуту…

«Какие разные жизни, – думал Игорь, оставшись в одиночестве. – Вместе учились, вместе начинали танцевать. Неродимова сказала, у Сони были способности. Она тоже могла бы стать народной артисткой, нянчить внуков, живя в достатке и почете. А вместо этого спилась, попала под поезд, кости ее давно сгнили в земле и о ней никто не вспоминает…»

Булатова вернулась с большим альбомом в сафьяновом переплете.

– Вот, посмотрите… Это – я… Узнаете?.. А это – Соня Маликова… Мы с ней – в танцклассе училища… Это уже в театре в Перми, миманс… Вот Соня – у кулисы сзади… А это они с Неллочкой выходят из роддома, мы с Шамилем забрали их оттуда.

– Вы? А муж?

– Чей муж?

– Обычно из роддома забирают мужья.

Булатова вздохнула, поправила шаль на плечах.

– Мужа у нее не было. Она родила дочь от студента… по-моему, Московского строительного института. Она его любила, он ее тоже. До поры до времени, как говорится. Пока не разлюбил. Променял на другую, когда Соня была уже на третьем месяце беременности.

– Как его звали, не помните?

– Костя Гридин. Отчества не помню, да и не хочу вспоминать. У меня была фотография, на которой они с Соней запечатлели себя во время прогулки по Москве. Потом Соня забрала ее у меня, порвала…

– Она ездила к нему в Москву?

– Да… А он сюда приезжал на каждые каникулы. Он родом отсюда, жил здесь неподалеку, на Пионерской. Обаятельный такой, представительный, сильный. Цветами ее задаривал. Я бывала у него вместе с Соней. Устраивали вечеринки, пили, пели, веселились. Никто не сомневался в том, что они поженятся… И вот однажды мне позвонила Сонина соседка по театральному общежитию на Качалова и сказала, что Соня… отравилась. Выпила стакан уксуса, что ли… Ее положили в больницу. Долго держали – целый месяц. Очень тяжело выкарабкивалась – положение осложняла беременность.

– А он знал о том, что она беременна?

– Думаю, знал. Зачем бы она стала от него это скрывать? Но он больше никогда не появился. Прислал ей письмо, в котором писал, что встретил другую и полюбил, прощения просил. Письмо привез какой-то партийный товарищ, очень долго утешал Соню, извинялся за Костю, предлагал устроить ей операцию в Москве в клинике, если она пожелает избавиться от ребенка.