Текст книги "Прыжок рыси"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

5

Как ни старался Гридин приглушить шумиху вокруг своего полувекового юбилея, торжеств избежать не удалось.

Приветствия зачитывали в просторном зале картинной галереи, построенной два года тому назад по его распоряжению. Он стоял в центре образованного гостями живого квадрата на красной ковровой дорожке, по обе стороны которой возвышались глиняные вазы с цветами, и старательно изображал на лице внимание к происходящему. После того как зачитали телеграмму от Ельцина, долго не смолкали аплодисменты. Похлопал в ладоши и сам Гридин, припомнив, что в свое время Борис Николаевич не очень-то настаивал на его губернаторстве. Слово взяла бойкая начальница управления культуры, принялась пересыпать цитатами из древних о почестях и славе, не забывая расписывать достоинства и заслуги губернатора перед народом.

«Случай, когда история повторяется как фарс», – невесело усмехнулся губернатор про себя.

Ответное слово было мучительным – предстояло лгать, отвечая на ложь.

– «Верно говорят, что приятна похвала, исходящая от людей, которые прожили жизнь достойно», – процитировал он Цицерона.

А там пусть понимают как хотят…

Распахнулась дверь в соседний зал, но никто из присутствующих с места не сдвинулся – Гридину полагалось войти первым. Зал, куда вела ковровая дорожка, оказался совершенно пустым. В надраенном паркете отражалась люстра-каскад. Прямо перед губернатором посреди инкрустированной стены висело большое зеркало, в котором он увидел свое отражение в полный рост. Оглянувшись по сторонам, больше ничего не обнаружил и застыл на мгновение, лихорадочно соображая, чего от него хотят и куда теперь идти – никаких других дверей в помещении не было.

– Подарок Приморска, – послышался чей-то негромкий голос за спиной.

Гридин подарка не видел и все никак не понимал, в чем он заключается – в зеркале ли, в люстре или в самом помещении, которое ему предлагают занять в ознаменование круглой даты? Он сделал робкий шаг в глубину зала, затем – еще. Что-то во всем этом настораживало, гулко и аритмично забилось сердце. Он продвинулся шагов на пять, прежде чем с удивлением и неподотчетным логике страхом обнаружил, что в зеркале отражается лишь он один, причем на фоне стены, в то время как сзади был заполненный гостями проем широкой, словно ангарные ворота, двустворчатой двери. Он остановился и растерянно посмотрел назад. Полсотни улыбающихся, знакомых лиц, анфилада комнат в перспективе… Гридин приблизился к загадочному отражению еще на шаг и тут только обратил внимание, что вопреки всем законам природы оно… остается неподвижным.

«Господи! Да это же двойник! – пронзила мозг догадка. Рубашка прилипла к спине. – Он что, мертв?!»

В полном смятении чувств губернатор подошел вплотную к фигуре. Рост соблюден до миллиметра. Волосы той же густоты и того же цвета – каштановые с проседью и зачесаны точно так же, как он зачесывал их много лет кряду – набок, через пробор. Совсем живые голубые глаза, прожилки на щеках, обручальное кольцо на безымянном пальце, родинка на виске. Точь-в-точь такая же одежда: голубая, под цвет глаз, рубашка, янтарная заколка на бордовом галстуке, темно-серый в полоску костюм, штиблеты – все соответствовало ему теперешнему, сиюминутному. Не иначе кто-то обряжал мумию… чучело… манекен… как его прикажете называть?.. сегодня, дождавшись, в чем губернатор появится на работе.

«Кукла», – подобрал он наконец подходящее слово и вздрогнул от неожиданно раздавшихся за спиной аплодисментов.

Были еще слова и рукопожатия, заискивающие и искренние улыбки, был переезд в здание администрации, вороха подарков, праздничный выпуск «Губернских ведомостей» с наилучшими пожеланиями, публичный просмотр телепередачи, состряпанной из его прошлых встреч и интервью, очень дорогая инкрустированная ручка, подаренная первым заместителем Хализевым, с которым они были неразлучны четверть века, но все это уже не доставляло Гридину удовольствия: проклятая восковая фигура, в которой он усмотрел дурной знак, стояла перед глазами, порождая сонм догадок и размышлений. Кто-то отнесся к «подарку Приморска» слишком изобретательно.

Он подумал, что стал плохо «держать удар» к пятидесяти своим годам. Причин тому было множество, и было над чем поразмыслить, покопаться в прожитом. Кукла эта, которую он поначалу принял за свое отражение, по сути, и была отражением, и весь его путь был медленным и неуклонным превращением в куклу.

Он знал, в чьих руках находится сегодня.

Единственное, на чем удалось настоять губернатору, был категорический отказ от обеда в «Таверне». На загородной даче в Рыбине, все должно было пройти спокойнее: высокий каменный забор скроет от зевак и репортеров, а комната со звуконепроницаемыми стенами на втором этаже позволит хотя бы несколько минут провести в долгожданном уединении.

Пара фужеров шампанского на раутах и рюмка коньяку, выпитая украдкой в кабинете, настроения не подняли.

Постучавшись и не дожидаясь приглашения, вошел начальник охраны.

– Константин Григорьевич, – бывший сотрудник «девятки», как всегда, был вежлив и тверд одновременно, – пройдите, пожалуйста, в бежевую «волгу» во дворе.

– Разве ЗИЛ неисправен?

– Мы решили, что вам лучше поехать «волгой». Она пойдет предпоследней в колонне на дистанции в одну машину от «ЗИЛа».

– Кто это «мы»? – заиграл желваками Гридин, снова невольно отождествляя себя с куклой.

– Охрана, – спокойно ответил полковник.

Можно было не соглашаться, но Гридин спорить не стал.

– Что-то вас сегодня много, нет? – посмотрел он на начальника охраны исподлобья. – От штатских с военной выправкой в глазах рябит. Хоть бы пару человек в форме для блезиру поставили.

Полковник обнажил в простодушной улыбке крепкие белые зубы, развел руками – служба, дескать.

– Какая, впрочем, разница, – проворчал Гридин. – «Волга» так «волга».

Разница была существенной. Явное усиление охраны бросилось в глаза еще утром – и дома, и на телестудии, и в галерее: тут и там мельтешили люди начальника милиции Дворцова, повсюду неотлучно следовал шеф УФСБ Давыдов в окружении своих сотрудников, ни на шаг не отходили от губернатора начальник личной охраны Ставров и все три смены молчаливых телохранителей.

«Может, эта «волга» из Управления безопасности – дань какой-нибудь новой инструкции типа «О передвижении первых лиц в выходные и праздничные дни по загородным маршрутам»?» – подумал Гридин.

Ставров усадил его на заднее сиденье, сам сел впереди. Жена Гридина Дина Ивановна уехала в Рыбино с утра – распоряжаться подготовкой банкета. Это обстоятельство, дававшее мнимую свободу, сегодня его почему-то радовало.

Бежевая «волга» с тонированными стеклами выехала на Кипарисную, пропустила первые пять машин и вклинилась между притормозившим микроавтобусом и следовавшей за «ЗИЛом» черной «вольво» мэра Астраханова. Отрепетированность маневра была налицо.

– Что-то вы обо мне сегодня больше обычного печетесь, – усмехнулся Гридин. – Подорожал в юбилейный день?

Ставров хохотнул из вежливости, но промолчал. Вдоль Лесного бульвара стояли регулировщики. Движение на примыкающих к головной магистрали дорогах перекрыли, то и дело в поле зрения попадали патрульные машины ГАИ.

– Черт знает что! – воскликнул Гридин, заметив зависший над площадью Дружбы «уэссекс». – Не иначе опять бомбу обнаружили?

– Нет, нет, – не отрывая взгляда от лобового стекла, ответил полковник. – Блюдем инструкцию, простая формальность.

Выехали за город. На восьмом километре за указателем «РЫБИНО» предстоял поворот направо, шоссе забирало круто вверх – на эстакаду. Несколько секунд уже свернувший «ЗИЛ» шел параллельно «волге», его салон оказался в контрастном солнечном свете. Пассажир, сидевший на переднем сиденье, показался губернатору знакомым: темно-серый в полоску костюм… голубая рубашка… волосы каштановые с проседью…

«Кукла!.. Опять эта чертова кукла!..»

– Что происходит, Ставров? – строго спросил он у полковника.

– Вы о чем, Константин Григорьевич?

Гридин выдержал многозначительную паузу. Глаза их встретились в зеркале.

– Останови машину.

– Не останавливать! – Ставров резко повернулся к губернатору. – Константин Григорьевич, я отвечаю за вашу безопасность. Выполняю свои обязанности согласно разработанному плану движения колонны с учетом обстановки. Прошу сохранять спокойствие и не вмешиваться в действия охраны.

Гридин откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. «Что это я, в самом деле?»

– Не ранее как вчера мы с тобой в Костомаровский район вдвоем ездили, – заговорил, стараясь придать тону непринужденность, – а сегодня нас рота охраны сопровождает, вертолет в небо подняли да еще куклу вместо меня в «ЗИЛе» катаете. Зачем в «кошки-мышки» играть, Николай Борисович? Я же не слепой.

– Береженого Бог бережет, – уклончиво ответил Ставров и уставился в окно.

Гридин понял, что ничего от полковника не добьется, и замолчал, не желая выдавать внезапно охватившего его волнения.

6

Евгения разбудили звонки. Он долго не открывал глаз – не столько в ожидании, что совесть назойливого абонента проснется раньше его, сколько из страха перед грядущим днем, но звонки продолжались даже после того, как он приподнял трубку и раздраженно бросил ее на рычаги.

«Я же отключил телефон, – вспомнилось вдруг. – Значит, звонят в дверь… Кого еще принесла нелегкая на мою голову?»

Стрелки часов показывали половину восьмого, визиты в такое время ничего хорошего не предвещали. Бездна призывает бездну. Он встал, направился в прихожую.

– Живой? – навис над ним двухметровый Каменев. – В дом пустишь или как? Звоню, понимаешь, звоню…

Отстранив толком не проснувшегося Евгения, Каменев прошел на кухню, демонстративно провел пальцем по табуретке и сел.

– Н-да, – втянул носом воздух, насыщенный перегаром. – Разбогател?

«Воспитывать пришел», – неприязненно подумал Евгений. Остановившись в дверном проеме, он скрестил на груди руки и выжидательно уставился на незваного гостя.

– Здоров, что ли? – миролюбиво заговорил Каменев.

– Привет.

– Ты когда брился в последний раз?

– В последний раз меня в морге побреют. Дальше что?

– А то, что сейчас ты примешь душ, наденешь свой французский костюм от «шинели с диором» и поедешь со мной в «Альтернативу».

Перспектива «топтуна» при коммерческом агентстве Столетника не прельщала. Работать под чьим-то началом он отвык, а потому в ответ на предложение Каменева криво усмехнулся и с места не сдвинулся.

– Давай, давай, поторапливайся, – глянул Каменев на часы. – В девять ждет шеф. Мы с Нежиным его, считай, додавили. Возьми свою лицензию, сертификат, паспорт – все, что есть. И пожуй чего-нибудь, несет от тебя, брат, – спасу нет.

– Никуда я не поеду, – заверил Евгений.

– Вот как? Это почему же?

– По кочану. Отхолуйствовал в свое время, хватит.

– Ага… значит, мы с Нежиным, по-твоему, холуи? А ты у нас гордый и независимый. Даже водку глушишь в одиночку.

– Я спать хочу, – зевнул Евгений. – Если у тебя все…

– Нет, не все! – неожиданно повысил голос Каменев. – Не все! Я хочу, чтобы ты мне объяснил, в чем мы перед тобой провинились. За что ты нас со счетов сбросил? Ну, не оставили тебя в Париже, неудачника хренова, мы-то при чем?

– Заткнись.

– Не затыкай, сопляк! Я тебя багром из помойки тащить не собираюсь. Дело есть.

Насчет дела Каменев явно привирал, если оно и было, то подобрано для того, чтобы отвлечь друга от самоедства. Ничего, кроме унизительной жалости к себе, за таким участием Евгений не видел.

– Не орать, – приказал сквозь зубы. – Я в армии генералов над собой не признавал, ты меня не первый год знаешь.

– Фу ты, ну ты, лапти гнуты!

– Сам в помойку залез, сам из нее и выберусь.

– Или захлебнешься.

– Или захлебнусь. А помощи просить не буду. Ни у Нежина, ни у тебя, ни у вашей сраной «Альтернативы», набитой бывшими ментами и гэбэшниками!

Последнее относилось к майору МВД Каменеву и подполковнику госбезопасности Нежину впрямую, но Старому Оперу к подобным оскорблениям было не привыкать. Обезоруживающая улыбка на его лице не сработала.

– И шефа вашего я в гробу видел и в белых тапочках, понял? – все больше распалялся Евгений. Подойдя к раковине, он сполоснул кружку, выпил воды.

– Сам – один, значит? – согласно покивал гость. – Ну-ну. Это у тебя от выпитого голова кругом пошла? – кивнул на батарею пустых бутылок. – Или ты вирус эгоцентризма подхватил?

– Слушай, Саня, шел бы ты, а?.. Нет у меня сегодня настроения на твои вопросы отвечать. Ты для преступников опер, а здесь… Чего это ты вздумал обо мне заботиться? Катитесь вы все к…

Каменев пошарил в карманах, достал смятую пачку «Примы». Кроша табаком на липкий, в винных потеках линолеум, старательно размял сигарету.

– Все? – спросил.

– Все!

– Кто тебе сказал, француз недоделанный, что я о тебе забочусь?.. Это я работу по профилактике преступлений провожу. То, что ты до сих пор жив и находишься на свободе – странное для меня стечение обстоятельств. А если я и забочусь, то только о тех, кто по твоей вине еще не попал на кладбище.

– Язык без костей, – хмыкнул Евгений. – Это кого ж я на кладбище отправил?

– Многих, – спокойно ответил Каменев. – Генерала Хоботова, например. Эпопею с «красной ртутью» помнишь?

– Чего-о?

– И Петька Швец был бы сейчас жив, не вздумай ты в одиночку «психотронную лабораторию» громить.

– Врешь!

– Не вру, не вру. И ты прекрасно знаешь, что не вру. Кольке, охраннику с твоей автостоянки, двадцать четыре года было. И Киреева не взлетела бы на воздух, если бы ты за «дело о хайпалоне» не взялся.

– Да я… – задохнулся Евгений.

– Я – последняя буква в алфавите. Головка ты от телевизора, понял? Ты их всех угробил, а теперь за себя принялся. Черт с тобой в конце концов, но другие?!

Сдерживаясь из последнего, Евгений метнулся к двери.

– Пошел вон, – сказал он тихо и не услышал собственных слов за биением сердца. – Вон, говорю!

Каменев выбросил так и не прикуренную сигарету в грязную тарелку на столе, встал.

– До сих пор никто и никогда не говорил мне «пошел вон», – взялся он за ручку двери. – Но от тебя услышать эти слова мне не обидно. Знаешь, почему? Потому что ты потенциальный предатель, Столетник. Ты даже пса своего предал.

Евгений схватил его за отвороты куртки, но Каменев огромной лапищей зло отбил захват.

– Предал! И оправдал себя тем, что ему там будет лучше. Ты оправдывал все свои поступки. Прощай, – он повернулся и пошел вниз по лестнице.

Евгений хотел его окликнуть, вернуть, выяснить все спокойно и до конца, но вместо этого с силой захлопнул дверь, присел на корточки и обхватил голову руками.

Он еще не мог осознать всей горечи ухода Каменева из его жизни – слишком больно ранили самолюбие слова друга, слишком крут оказался поворот, за которым представала часть правды, тщательно скрываемая до сих пор от себя.

«Один в чужом, беспредельном, пустом, как вся твоя жизнь, пространстве… Зачем тебе оставаться в нем и влачить существование грешника, которому поздно каяться?..»

7

Отзвучали заздравные тосты, отгремела музыка, отзвенели бокалы, и гости, пьяные от вина и близости к губернатору, разъехались по домам, а на даче в Рыбине все еще было шумно: сворачивали скатерти и пересчитывали вилки официантки из «Таверны», переругивались водители в глубине окаймленного каменным забором двора, смеялись где-то женщины, вспоминая нюансы вчерашнего банкета, и сквозь шум морского прибоя пробивались тревожные крики чаек.

Гридин сидел в домашних тапочках и халате, хмурый от юбилейного похмелья и неприятных известий, которые вынуждены были сообщить ему приглашенные в комнату начальники «силовых» ведомств.

– Чья это игра? – вперил он тяжелый взгляд в начальника УФСБ полковника Давыдова. – Твоя?

Обычно спокойный, уверенный в себе Давыдов встал и покраснел.

– Сядь!

Воцарилась долгая, напряженная пауза.

– Это не игра, – закурил «Мальборо» заместитель губернатора Хализев. – К сожалению, конечно… На обиженных воду возят, полковник, – посмотрел он на Давыдова.

Давыдов сел, отвернулся к окну.

– Расскажи все как есть, пусть знает.

– Портнов – фигура не рядовая, – тяжело вздохнув, начал полковник госбезопасности. – Работал в отделе внешней разведки. Дел на нем много – в Скандинавских странах, Африке, Чехии.

– А к чему мне его биография? – раздраженно спросил Гридин.

– К тому, что это не игра, как вы изволили выразиться. Тем более не моя. Туда, где играют в такие игры, губернские полковники жандармерии не вхожи.

– За двадцать пять тысяч долларов и такого мастера нанять можно, – согласился генерал Дворцов из УВД.

– Кто же этого мастера-фломастера остановил? – спросил Гридин, подойдя к буфету и наливая коньяк в пузатый стакан.

– А вот это уже загадка, – ответил Дворцов. – Есть вроде незначительные зацепки. Со слов официанта вагона-ресторана и проводников мои люди составили «робот», дали в розыск. Похоже, Портнова полоснул рецидивист по кличке Октябренок. Кличку свою он получил из-за татуировки на запястье в виде звездочки, но дело не в этом…

– А в чем?

– В том, что если смерть киллера – всего лишь нелепый случай, то ниточка на том не оборвется.

Сто граммов коньяка восстановили душевное равновесие Гридина.

– Выходит, я теперь у этого Октябренка в должниках, – усмехнулся он невесело. – Что вы по этому поводу думаете?

– А что тут думать, – снова вступил в разговор Хализев. – Ясно одно, как белый день: тот, кто на это пошел, не остановится. В политике тоже незаменимых нет.

– Ты себя или меня хочешь обмануть? – снисходительно улыбнулся Гридин. – При чем тут политика? Вызвали в Москву, подписали договор о разделении полномочий. Зачем киллера-то нанимать, Аркадий?

Хализев спорить не стал.

– Нужно принимать меры, – сказал молчавший до сих пор Ставров. – Дублер есть наверняка. В чеке – аванс, деньги у заказчика, надо понимать, не последние. Тут я с Аркадием Давыдовичем не могу не согласиться.

– Смерть гонится и за бегущим, – многозначительно изрек Гридин.

– Бросьте вы, – махнул рукой Дворцов. – Если киллер действительно объявится, мы его обнаружим в считанные дни…

– И закидаем шапками, – подкузьмил его Давыдов, поморщившись не то от боли в пояснице, не то от льстивых интонаций в голосе милицейского начальника.

– У меня в эти считанные дни десять встреч с избирателями! – порывисто встал Гридин и заходил по комнате. – На сегодня запланировано выступление по телевидению. Должен произойти государственный переворот, чтобы оправдать срыв предвыборной программы, вы это понимаете?

– Так в чем дело? – попытался разрядить обстановку полковник госбезопасности. – Организуем! Нам это – пара пустяков.

Все засмеялись.

– Телевидение пришлет съемочную группу туда, куда мы укажем, – продолжил Давыдов серьезно. – Успех на выборах вам обеспечен так или иначе, а от добра добра не ищут. Поэтому предоставьте нам возможность избавить вас от ненужных хлопот.

– Ничего себе хлопоты! – хмыкнул Гридин и, опустившись в кресло у окна, забарабанил пальцами по подлокотнику. – Что вы намерены предпринять?

– Вам эти подробности знать ни к чему, Константин Григорьевич. «Стихийность» ваших передвижений будет тщательно разрабатываться и управляться с учетом всех надлежащих мер безопасности. – Чувствовалось, что Давыдов уверенно берет инициативу в свои руки.

«Кукла, – снова подумал Гридин. – Кукла и есть».

– И как же вы собираетесь вычислить этого киллера? – поинтересовался Хализев.

– А вот это уж, Аркадий Давыдович, предоставьте нам.

– Ишь ты, – обиделся вице-губернатор. – Вас послушать, так ЦРУ с ФБР – просто детсад какой-то, стольких президентов просрали, не говоря о сенаторах.

– Ладно, – остановил перепалку Гридин, – действуйте. Только учтите: позволять дергать себя за ниточки я не намерен.

Он встал, давая понять, что разговор ему осточертел и что в своем доме он по-прежнему остается хозяином.

Все, за исключением самого Гридина, спустились вниз.

Губернатор задержался, чтобы привести себя в порядок. При виде накрытого женщинами стола наперебой принялись расхваливать сервировку, Хализев успел ввернуть свежий, как ему казалось, анекдотец. Давыдов пытался откланяться, ссылаясь на неотложные заботы, но его дружно уговорили остаться завтракать. За еду не принимались – ждали Гридина.

В какой-то момент наступила короткая пауза, и все явственно вдруг услышали, как на втором этаже в комнате губернатора раздался приглушенный выстрел и вслед за ним – характерный звон разбитого стекла. Несколько находившихся в доме охранников, личный телохранитель Гридина Валентин Саенко, Ставров, Давыдов и иже с ними наперегонки рванули наверх. Саенко, сжимая рукоятку «Макарова», толкнул дверь, оказавшуюся запертой изнутри, ногой выбил замок…

Гридин, раздетый до пояса, стоял посреди комнаты и, виновато улыбаясь, смотрел на подоспевших соратников. Ковер был усыпан матовыми осколками.

– Вот, – поднял глаза на разбитую люстру губернатор, – сорвалось, понимаешь.

В руках у него был тугой пятипружинный эспандер.